И в этот момент раздался голос Карла.
— Мужики, — негромко сказал он. — Жека собой гранату накрыл, отойдите, если взорвётся, посечет осколками.
Никто не тронулся с места. Один Мишель отбежал на безопасное расстояние. Остальные стояли и растерянно смотрели.
— Бабахнуть может в любой момент, — рявкнул Карл. — Во-он!
Снова никто не тронулся — Робинович отошёл ещё дальше.
Карл зло сплюнул и подошёл к Евгению, тихо спросил:
— Жека, где?
— Под животом, — глухо ответил Евгений. — Вдвоём достанем, я зажал скобу.
— Попробуем, — сказал Карл и обошёл Евгения.
Тишина повисла над поляной, угрожающая тишина. И вдруг я поняла, что на меня смотрит Евгений, на меня. Когда он понял, что я это поняла, то улыбнулся и подмигнул, не меняя позы.
«Он же меня спасал от гранаты! — наконец прозрела я. — Меня!!! Своим телом накрыл гранату!»
Дальнейшее произошло мгновенно, я даже не успела осознать, сообразить…
— Давай так, — предложил Карл, — ты резко набок, а я выбиваю гранату.
— Давай, — согласился Женька.
Я не узнала его голос.
— На счёт три, — скомандовал Карл. И начал считать
— …Три, — наконец выкрикнул он, и Женька пружиной отпрянул набок.
Карл молнией метнулся вперёд, ударил ботинком по гранате — она, описав дугу, шлёпнулась в озеро.
Взрыв… Крики… Женькино лицо надо мной… Я закрыла глаза.
— Соня! Милая! Любимая! Ты жива? Жива? Соня! Ты живи! Живи! Не умирай! Я люблю! Люблю тебя! Тебя одну!
Он стоял передо мной на коленях, его руки быстро-быстро сновали по моему телу, распутывая верёвки, верёвки, верёвки, где их только Мишель так много взял? Я сердито замычала, мол кляп!, кляп поскорей убирай, бестолковый!
Он сообразил, освободил мне рот, радостно и испуганно приговаривая:
— Сонька, Сонька, любимая…
Наконец я смогла говорить.
— Женька, — сказала я, — ты тут в любви мне признаешься, а там Юлька руки на себя накладывает. Скорей ей звони.
Он удивился:
— Что?
И в этот момент над поляной прогремел голос Робиновича:
— Стоя-ять! Всем стоя-ять! Руки на голову! Всем! Всем! Стреляю без предупреждения!
В глазах Женьки мелькнула растерянность, медленно, не поднимаясь с колен, он посмотрел на Робиновича и спросил:
— Ты что, Мишаня?
И Робинович вдохновенно заговорил:
— Жека, послушай меня, ты должен знать, от чего отказываешься. Это жизнь, понимаешь, настоящая жизнь с катерами, тачками, виллами, ресторанами и красивыми девочками. Это жизнь, сама жизнь, а не то, что происходит здесь у тебя. Жека! Жека! Это же прозябание! А годы идут! А ты уже не мальчик! Знаешь как утро там начинается?
Женька спокойно снял с моих рук последнюю верёвку, заботливо помог мне подняться на ноги. Я видела, что он страшно зол, желваки так и гуляли на скулах. Порой я бываю безрассудной, но никогда не решилась бы возражать ему такому. И все же он был спокоен.
— И как оно начинается, твоё утро? — спросил он у Робиновича, вставая во весь рост и слегка раскачиваясь с носков на пятки и с пяток на носки.
Робинович ещё больше оживился:
— Жека, это непередаваемо! Здесь такое невозможно, в этой стране…
— А в какой стране ты?
— В Америке, Жека, в США. Плюнь и забудь, фиг с ней с Россией. Россия дикий край. Пускай эти динозавры здесь живут, — Робинович презрительно кивнул на наших многоуважаемых мужей. — Здесь никогда не будет настоящей цивилизации, здесь всегда будет нищета, а быть богатым среди нищих — тяжёлый крест. Нахрена тебе эти заморочки, Жека? Ты здесь никому не нужен, а там…
— В Америке, — уточнил Евгений.
Робинович ещё больше оживился:
— Да, там, Жека, там настоящая жизнь, бабки, удовольствия, богатая страна…
Евгений грозно его прервал:
— Сборище эгоистов, подонков, сбежавших от трудностей из своих стран за сладким куском, за лёгким хлебом — вот что такое твоя Америка! Сборище эгоистов, у которых рождаются ещё худшие эгоисты! Удивительный вывели вид! Я задохнусь среди такого дерьма! Нет уж, увольте меня от вашей гнидной сладкой жизни. Со своим народом жил, с ним горевал, с ним буду и умирать. Ты что собрался делать? Убивать нас? Убивай!
Я вжала голову в плечи, прикидывая в кого первого этот подлый Робинович начнёт стрелять и вот тут-то произошло ещё одно чудо. Поляна наполнилась шумом автомобильных двигателей. Горящие фары! Фары! Казалось, им нет числа! Поляна наполнилась людьми в камуфляже.
— Всем не двигаться! — прогремело со всех сторон.
Я уже ничего не понимала. Столько приключений — это уже слишком для меня. Я не могла не двигаться, сознание снова меня покидало, я чувствовала как складывается моё тело, опускаясь к земле. Последнее, что я увидела, лицо Капитолины.
— Ка-па, — прошептала я.
— Соня! Соня!
Все обошлось. Как обычно я всех спасла, и только благодаря мне ФСБ всех шпионов поймала, но не могу сказать, что у этой истории счастливый конец: Женька так ко мне и не вернулся. Поехал Юльку утешать (сама, дура, послала!) да с ней и остался.
Да-а, совсем несчастливо закончилась эта история. Миллионы, опять же, оказались фальшивыми, да и с «Аистом» этим дело тёмное. Одна только радость: поняли мои подруги какие важные птицы их мужья. Тамарка сразу всем сказала: «Мой Даня создан для грандиозных дел, а где им взяться среди нашей разрухи? Пускай лучше на диване лежит, бережёт себя для будущего!» Остальные с ней согласились. Впрочем, мужья на диваны не полегли, а бизнес все же организовали. И почему бы не организовать, когда в стране стало меньше Вованов. Наладилось у наших мужей, а у меня, вот, разладилось. «Аист» лишил меня покоя — какая дивная штука!
Я сидела на кухне у Капитолины и пытала её мужа, генерала ФСБ, нашего Колю.
— Коль, так что там с «Аистом» этим? — очень хотела знать я. — Выходит, потому наши мужья такие подкаблучные, что теми лучами обработанные?
Капа не дала мужу и слова сказать, встряла.
— Жалко, Коля, что не облучили тебя, — горестно изрекла она.
Николай покачал головой:
— Да не-ет, — сказал он, — прокол вышел с той установкой, взорвалась раньше времени. Полагаю, что никого обработать так и не удалось.
— Оно и видно, никакого с нашими мужьями нет сладу, — вздыхая, призналась я. — А жалко, какой хороший был «Аист». Как бы он пригодился в семейной жизни русским бабам.
— Мужики, — негромко сказал он. — Жека собой гранату накрыл, отойдите, если взорвётся, посечет осколками.
Никто не тронулся с места. Один Мишель отбежал на безопасное расстояние. Остальные стояли и растерянно смотрели.
— Бабахнуть может в любой момент, — рявкнул Карл. — Во-он!
Снова никто не тронулся — Робинович отошёл ещё дальше.
Карл зло сплюнул и подошёл к Евгению, тихо спросил:
— Жека, где?
— Под животом, — глухо ответил Евгений. — Вдвоём достанем, я зажал скобу.
— Попробуем, — сказал Карл и обошёл Евгения.
Тишина повисла над поляной, угрожающая тишина. И вдруг я поняла, что на меня смотрит Евгений, на меня. Когда он понял, что я это поняла, то улыбнулся и подмигнул, не меняя позы.
«Он же меня спасал от гранаты! — наконец прозрела я. — Меня!!! Своим телом накрыл гранату!»
Дальнейшее произошло мгновенно, я даже не успела осознать, сообразить…
— Давай так, — предложил Карл, — ты резко набок, а я выбиваю гранату.
— Давай, — согласился Женька.
Я не узнала его голос.
— На счёт три, — скомандовал Карл. И начал считать
— …Три, — наконец выкрикнул он, и Женька пружиной отпрянул набок.
Карл молнией метнулся вперёд, ударил ботинком по гранате — она, описав дугу, шлёпнулась в озеро.
Взрыв… Крики… Женькино лицо надо мной… Я закрыла глаза.
— Соня! Милая! Любимая! Ты жива? Жива? Соня! Ты живи! Живи! Не умирай! Я люблю! Люблю тебя! Тебя одну!
Он стоял передо мной на коленях, его руки быстро-быстро сновали по моему телу, распутывая верёвки, верёвки, верёвки, где их только Мишель так много взял? Я сердито замычала, мол кляп!, кляп поскорей убирай, бестолковый!
Он сообразил, освободил мне рот, радостно и испуганно приговаривая:
— Сонька, Сонька, любимая…
Наконец я смогла говорить.
— Женька, — сказала я, — ты тут в любви мне признаешься, а там Юлька руки на себя накладывает. Скорей ей звони.
Он удивился:
— Что?
И в этот момент над поляной прогремел голос Робиновича:
— Стоя-ять! Всем стоя-ять! Руки на голову! Всем! Всем! Стреляю без предупреждения!
В глазах Женьки мелькнула растерянность, медленно, не поднимаясь с колен, он посмотрел на Робиновича и спросил:
— Ты что, Мишаня?
И Робинович вдохновенно заговорил:
— Жека, послушай меня, ты должен знать, от чего отказываешься. Это жизнь, понимаешь, настоящая жизнь с катерами, тачками, виллами, ресторанами и красивыми девочками. Это жизнь, сама жизнь, а не то, что происходит здесь у тебя. Жека! Жека! Это же прозябание! А годы идут! А ты уже не мальчик! Знаешь как утро там начинается?
Женька спокойно снял с моих рук последнюю верёвку, заботливо помог мне подняться на ноги. Я видела, что он страшно зол, желваки так и гуляли на скулах. Порой я бываю безрассудной, но никогда не решилась бы возражать ему такому. И все же он был спокоен.
— И как оно начинается, твоё утро? — спросил он у Робиновича, вставая во весь рост и слегка раскачиваясь с носков на пятки и с пяток на носки.
Робинович ещё больше оживился:
— Жека, это непередаваемо! Здесь такое невозможно, в этой стране…
— А в какой стране ты?
— В Америке, Жека, в США. Плюнь и забудь, фиг с ней с Россией. Россия дикий край. Пускай эти динозавры здесь живут, — Робинович презрительно кивнул на наших многоуважаемых мужей. — Здесь никогда не будет настоящей цивилизации, здесь всегда будет нищета, а быть богатым среди нищих — тяжёлый крест. Нахрена тебе эти заморочки, Жека? Ты здесь никому не нужен, а там…
— В Америке, — уточнил Евгений.
Робинович ещё больше оживился:
— Да, там, Жека, там настоящая жизнь, бабки, удовольствия, богатая страна…
Евгений грозно его прервал:
— Сборище эгоистов, подонков, сбежавших от трудностей из своих стран за сладким куском, за лёгким хлебом — вот что такое твоя Америка! Сборище эгоистов, у которых рождаются ещё худшие эгоисты! Удивительный вывели вид! Я задохнусь среди такого дерьма! Нет уж, увольте меня от вашей гнидной сладкой жизни. Со своим народом жил, с ним горевал, с ним буду и умирать. Ты что собрался делать? Убивать нас? Убивай!
Я вжала голову в плечи, прикидывая в кого первого этот подлый Робинович начнёт стрелять и вот тут-то произошло ещё одно чудо. Поляна наполнилась шумом автомобильных двигателей. Горящие фары! Фары! Казалось, им нет числа! Поляна наполнилась людьми в камуфляже.
— Всем не двигаться! — прогремело со всех сторон.
Я уже ничего не понимала. Столько приключений — это уже слишком для меня. Я не могла не двигаться, сознание снова меня покидало, я чувствовала как складывается моё тело, опускаясь к земле. Последнее, что я увидела, лицо Капитолины.
— Ка-па, — прошептала я.
— Соня! Соня!
* * *
Все обошлось. Как обычно я всех спасла, и только благодаря мне ФСБ всех шпионов поймала, но не могу сказать, что у этой истории счастливый конец: Женька так ко мне и не вернулся. Поехал Юльку утешать (сама, дура, послала!) да с ней и остался.
Да-а, совсем несчастливо закончилась эта история. Миллионы, опять же, оказались фальшивыми, да и с «Аистом» этим дело тёмное. Одна только радость: поняли мои подруги какие важные птицы их мужья. Тамарка сразу всем сказала: «Мой Даня создан для грандиозных дел, а где им взяться среди нашей разрухи? Пускай лучше на диване лежит, бережёт себя для будущего!» Остальные с ней согласились. Впрочем, мужья на диваны не полегли, а бизнес все же организовали. И почему бы не организовать, когда в стране стало меньше Вованов. Наладилось у наших мужей, а у меня, вот, разладилось. «Аист» лишил меня покоя — какая дивная штука!
Я сидела на кухне у Капитолины и пытала её мужа, генерала ФСБ, нашего Колю.
— Коль, так что там с «Аистом» этим? — очень хотела знать я. — Выходит, потому наши мужья такие подкаблучные, что теми лучами обработанные?
Капа не дала мужу и слова сказать, встряла.
— Жалко, Коля, что не облучили тебя, — горестно изрекла она.
Николай покачал головой:
— Да не-ет, — сказал он, — прокол вышел с той установкой, взорвалась раньше времени. Полагаю, что никого обработать так и не удалось.
— Оно и видно, никакого с нашими мужьями нет сладу, — вздыхая, призналась я. — А жалко, какой хороший был «Аист». Как бы он пригодился в семейной жизни русским бабам.