Страница:
Военный полигон «Гарант».
Забайкалье.
Июнь 1988 г.
Генерал Калягин приник к стереотрубе. Мощная оптика придвинула, вырвала из однообразного пейзажа аккуратные брустверы далёких окопов. В полуденном мареве плывущего в линзах воздуха Калягину почудился блеск примкнутых штыков надёжно укрывшейся в земле пехоты.
Генерал оглянулся на притихших офицеров штаба. Решительно рубанул рукой, скомандовал:
— Начали!
Все ожило. Понеслись по проводам отрывистые команды. Эфир заполнили транслируемые на КП параметры готовности.
Неподалёку от блиндажа генерала чудовищная сила подняла и сдвинула массивную бронеплиту, прикрытую грунтом и пожухлой травой. Медленно выдавилось гидравликой из таинственной черноты образовавшегося провала фантастическое сооружение, устремлённое ажурными сверкающими решётками в сторону далёких окопов.
Генерал глянул на связиста, приникшего к мощной радиостанции. Недовольно приказал:
— Вывести связь на громкую.
Солдат щёлкнул тумблером, и блиндаж наполнился командными голосами офицеров.
«Пульт управления один: фиксация системы завершена…
Энергетический блок: напряжение восемьдесят процентов от номинала…
Блок частотной модуляции: полная готовность».
Генерал Калягин удовлетворённо вслушивался в чёткие доклады начальников служб пока, наконец, не услышал завершающее:
«Готовность всех систем — сто процентов!»
И сразу же вслед за этим:
«Второй — первому: прошу команду на установку мощности».
Связист тут же передал генералу микрофон. Калягин, не задумываясь, приказал:
— Тридцать процентов. Градиент полмегаватта в час. Расчётное время сорок минут.
Мгновенно рокочущий голос «второго» продублировал:
«Тридцать процентов мощности на излучатели! Полмегаватта в час. Вывод на номинал — сорок минут.»
И почти без перерыва:
«Спецконтингенту покинуть окопы. Имитировать атаку цепями. Дистанция шесть метров. Каждому третьему использовать защитное изделие ДАД-1. Каждому шестому остаться в окопах. Бригадам медиков выдвинуться на рубеж излучателя. Выполнять!»
Генерал Калягин, внимательно вслушиваясь в команды своего заместителя, не отрывал глаз от установки, от её сверкающих ажурных конструкций.
В который раз подумал:
«Почему конструкторы назвали установку: изделие „Аист“? Может из-за единственной трубчатой опоры, поддерживающей излучатели?»
Спустя минуту по многочисленным зеркальным поверхностям «Аиста» заметались блики оранжевого огня. Пляска огненных всполохов ускорялась и…
Из недр фантастического устройства вырвался иглоподобный слепящий оранжевый луч, устремлённый к невидимым ещё атакующим цепям!
Генерал вновь приник к раструбу стереотрубы. Оптика придвинула к нему цепи солдат. Дистанция соблюдалась безукоризненно. Бойцы, двигаясь с оружием наперевес, чётко имитировали атаку. Шли размеренным шагом. Голову каждого третьего венчал необычный сверкающий шлем, украшенный ярким оранжевым забралом, прикрывающим глаза.
Генерал бросил взгляд на излучатель. Тонкий оранжевый луч потерял игловидную стройность, расфокусировался. Диковинные конструкции укрылись за непроницаемым слепящим туманом оранжевого пламени. Луч, ставший мягким и ласковым, методично обласкивал видимую уже невооружённым глазом пехоту. Он метался от края до края полигона, с каждой минутой обретая силу и яркость.
Калягин, зачарованный фантастическим зрелищем, не мог оторвать взгляда от оранжевого огня, сверкающим туманом охватившего установку. До него отчётливо доносилось деловитое повизгивание электроприводов, осуществлявших движение укрытого чарующим огнём Аиста. И тут…
Нестерпимая боль, зародившись где-то в районе ключиц, начала винтовым прессом скручивать позвоночник, проникла в голову, почти мгновенно освоилась там и овладела мозгом, стала нечеловеческой.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а… — по-звериному закричал генерал, теряя сознание.
Ординарец, подхватив его бесчувственное тело, тут же опустился на землю сам, уронив командира. Почти одновременно с ними рухнули, стиснув ладонями головы, остальные офицеры штаба. Лишь связист, на миг оторвавшийся от своего радио, увидев жутковатую картину, успел крикнуть в микрофон:
— Врача на КП-1! Срочно! Срочно! Первому нужна помощь!
И сразу упал, и покатился по бетону блиндажа, издавая страшные, нечеловеческие звуки.
Но медики беспомощно приникли к земле, им самим нужна была помощь.
Впрочем, там помощь уже никому не была нужна.
Поредели и цепи пехоты, прошедшей лишь малое расстояние от своих окопов до зловещего излучателя.
А «Аист» продолжал упорно метать смертоносное оранжевое пламя в сторону обезумевших от боли солдат. Многие из них падали, чтобы не подняться уже никогда.
В кабинете начальника Генерального штаба зазвенел аппарат спецсвязи. Голос солдата телефониста сообщил:
— Товарищ маршал, вас «по уколу» полигон «Гарант».
— Слушаю, — откликнулся маршал.
Голос в аппарате сбивчиво доложил:
— Товарищ маршал, докладывает начальник особого отдела полигона «Гарант» полковник Стрелецкий. Установка «Аист» вошла в нештатную ситуацию. Среди личного состава имеются жертвы. Генерал Калягин погиб. Установка самоуничтожилась.
Помрачневший маршал не задал ни одного вопроса. С минуту помолчав, он приказал:
— Полигон надёжно оцепить. Систему энергопитания ввести в дежурный режим. Создать комиссию из числа офицеров полигона. Я пришлю своих представителей. Все.
Маршал опустил трубку на аппарат и нервно закурил.
Забайкалье.
Июнь 1988 г.
Генерал Калягин приник к стереотрубе. Мощная оптика придвинула, вырвала из однообразного пейзажа аккуратные брустверы далёких окопов. В полуденном мареве плывущего в линзах воздуха Калягину почудился блеск примкнутых штыков надёжно укрывшейся в земле пехоты.
Генерал оглянулся на притихших офицеров штаба. Решительно рубанул рукой, скомандовал:
— Начали!
Все ожило. Понеслись по проводам отрывистые команды. Эфир заполнили транслируемые на КП параметры готовности.
Неподалёку от блиндажа генерала чудовищная сила подняла и сдвинула массивную бронеплиту, прикрытую грунтом и пожухлой травой. Медленно выдавилось гидравликой из таинственной черноты образовавшегося провала фантастическое сооружение, устремлённое ажурными сверкающими решётками в сторону далёких окопов.
Генерал глянул на связиста, приникшего к мощной радиостанции. Недовольно приказал:
— Вывести связь на громкую.
Солдат щёлкнул тумблером, и блиндаж наполнился командными голосами офицеров.
«Пульт управления один: фиксация системы завершена…
Энергетический блок: напряжение восемьдесят процентов от номинала…
Блок частотной модуляции: полная готовность».
Генерал Калягин удовлетворённо вслушивался в чёткие доклады начальников служб пока, наконец, не услышал завершающее:
«Готовность всех систем — сто процентов!»
И сразу же вслед за этим:
«Второй — первому: прошу команду на установку мощности».
Связист тут же передал генералу микрофон. Калягин, не задумываясь, приказал:
— Тридцать процентов. Градиент полмегаватта в час. Расчётное время сорок минут.
Мгновенно рокочущий голос «второго» продублировал:
«Тридцать процентов мощности на излучатели! Полмегаватта в час. Вывод на номинал — сорок минут.»
И почти без перерыва:
«Спецконтингенту покинуть окопы. Имитировать атаку цепями. Дистанция шесть метров. Каждому третьему использовать защитное изделие ДАД-1. Каждому шестому остаться в окопах. Бригадам медиков выдвинуться на рубеж излучателя. Выполнять!»
Генерал Калягин, внимательно вслушиваясь в команды своего заместителя, не отрывал глаз от установки, от её сверкающих ажурных конструкций.
В который раз подумал:
«Почему конструкторы назвали установку: изделие „Аист“? Может из-за единственной трубчатой опоры, поддерживающей излучатели?»
Спустя минуту по многочисленным зеркальным поверхностям «Аиста» заметались блики оранжевого огня. Пляска огненных всполохов ускорялась и…
Из недр фантастического устройства вырвался иглоподобный слепящий оранжевый луч, устремлённый к невидимым ещё атакующим цепям!
Генерал вновь приник к раструбу стереотрубы. Оптика придвинула к нему цепи солдат. Дистанция соблюдалась безукоризненно. Бойцы, двигаясь с оружием наперевес, чётко имитировали атаку. Шли размеренным шагом. Голову каждого третьего венчал необычный сверкающий шлем, украшенный ярким оранжевым забралом, прикрывающим глаза.
Генерал бросил взгляд на излучатель. Тонкий оранжевый луч потерял игловидную стройность, расфокусировался. Диковинные конструкции укрылись за непроницаемым слепящим туманом оранжевого пламени. Луч, ставший мягким и ласковым, методично обласкивал видимую уже невооружённым глазом пехоту. Он метался от края до края полигона, с каждой минутой обретая силу и яркость.
Калягин, зачарованный фантастическим зрелищем, не мог оторвать взгляда от оранжевого огня, сверкающим туманом охватившего установку. До него отчётливо доносилось деловитое повизгивание электроприводов, осуществлявших движение укрытого чарующим огнём Аиста. И тут…
Нестерпимая боль, зародившись где-то в районе ключиц, начала винтовым прессом скручивать позвоночник, проникла в голову, почти мгновенно освоилась там и овладела мозгом, стала нечеловеческой.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а… — по-звериному закричал генерал, теряя сознание.
Ординарец, подхватив его бесчувственное тело, тут же опустился на землю сам, уронив командира. Почти одновременно с ними рухнули, стиснув ладонями головы, остальные офицеры штаба. Лишь связист, на миг оторвавшийся от своего радио, увидев жутковатую картину, успел крикнуть в микрофон:
— Врача на КП-1! Срочно! Срочно! Первому нужна помощь!
И сразу упал, и покатился по бетону блиндажа, издавая страшные, нечеловеческие звуки.
Но медики беспомощно приникли к земле, им самим нужна была помощь.
Впрочем, там помощь уже никому не была нужна.
Поредели и цепи пехоты, прошедшей лишь малое расстояние от своих окопов до зловещего излучателя.
А «Аист» продолжал упорно метать смертоносное оранжевое пламя в сторону обезумевших от боли солдат. Многие из них падали, чтобы не подняться уже никогда.
* * *
В кабинете начальника Генерального штаба зазвенел аппарат спецсвязи. Голос солдата телефониста сообщил:
— Товарищ маршал, вас «по уколу» полигон «Гарант».
— Слушаю, — откликнулся маршал.
Голос в аппарате сбивчиво доложил:
— Товарищ маршал, докладывает начальник особого отдела полигона «Гарант» полковник Стрелецкий. Установка «Аист» вошла в нештатную ситуацию. Среди личного состава имеются жертвы. Генерал Калягин погиб. Установка самоуничтожилась.
Помрачневший маршал не задал ни одного вопроса. С минуту помолчав, он приказал:
— Полигон надёжно оцепить. Систему энергопитания ввести в дежурный режим. Создать комиссию из числа офицеров полигона. Я пришлю своих представителей. Все.
Маршал опустил трубку на аппарат и нервно закурил.
Глава 6
Свадьба Маруси, как все и предвещало, произвела на меня гнетущее впечатление. Радовало только одно: Женька с Юлькой не выглядели голубками. Как Юлька ни старалась, как ни вешалась на него, он вёл себя благородно и сохранял к ней щадящие меня холодность и отстраненность.
Юлька скрипела зубами, но и мне было нелегко — душа кровью обливалась, а перед глазами стоял изувеченный «Мерседес». Да и с часами ничего не вышло, — не дарить же черепки. Да и вид у меня был неважный. Да и бриллиантов моих не заметил никто. В общем, все, что я задумала, не состоялось.
Непонятно зачем я вообще попёрлась на дурацкую свадьбу эту?
Впрочем, альтернативы не было. На эту свадьбу даже Тамарка пришла, которая не разговаривала с Марусей лет эдак двадцать, не меньше.
Да-а, почти двадцать лет Маруся и Тамарка ненавидят друг друга лютой ненавистью, но при этом Тамарка кто угодно, но только не клятвоотступница. Потому она на свадьбу и пришла, что ещё на детсадовском горшке Марусе нашей страшной клятвой поклялась придти на её первую свадьбу. Чтобы ни случилось, но придти. Мы все в этом поклялись, потому такая огромная свадьба и получилась.
Огромная и бестолковая. Настоящий бедлам. И посередине этого бедлама смущённый Ваня и счастливая Маруся.
Я сидела как дура, вроде тоже «горько» кричала, а в голове всего две мысли: бедный «Мерседес» и сволочь Женька!
Остальное вариации на все ту же тему. Не мозги, а дикий рой.
Кошмар!
В такой обстановке подходяще было бы напиться, как сделали это Тося, Роза, Люба, Лариса, Маруся, Юлька и Тамарка. Да и все остальные.
Но и напиться я не могла, потому что решила держать хвост пистолетом и не давать друзьям повода обсуждать тяготы моего одиночества. Горе-то действительно огромное и запить тут есть от чего. Все от меня этого и ждут, особенно Юлька.
Вот поэтому и приехала я на «Мерседесе», чтобы случайно не забыться и лишний бокальчик шампанского не пропустить. Стоит выпить хоть чуть-чуть, остальное добавит молва. А тут уже и разговоры: ах, Мархалева тоскует, ах, Мархалева спивается, похожа стала на крокодила…
Кстати, этого-то я и боюсь больше всего. Уж не знаю почему, может это патология, но внешность моя всегда чрезвычайно занимала меня. Как только к зеркалу подхожу, так сразу на себя смотрю, но речь не о том. Нет уж, решила я, собираясь на свадьбу, пить буду только лимонад.
И пила, потому и заснуть никак не могла из-за страшной головной боли, чего не случилось бы, пей я шампанское без ограничений. После шампанского заснула бы прямо на ходу, если бы, конечно, идти смогла б.
В общем, долго мучалась я, вернувшись со свадьбы домой, вздыхала, ворочалась… Перед глазами стояли то разбитый «Мерседес», то мужественное Женькино лицо, почему-то совсем родное, несмотря на обиды, несмотря на стерву-Юльку. Так в мучениях незаметно и заснула.
Заснуть-то заснула, но недолго проспала. В пять утра раздался телефонный звонок. Сняла трубку и услышала невероятный рёв:
— Старушка-ааа! Срочно приезжа-аай! Он меня броси-ииил! Прямо всю взял и броси-иил!
— Как? Уже? — поразилась я.
Вы сразу поняли, это была Маруся.
— Почему — уже? — удивилась она.
— Почему? — переспросила я. — Потому! Не думала, что это произойдёт так скоро.
Маруся ответила мне нечеловеческим рёвом.
— О-оочень скоро, о-оочень скоро, практически мгновенно-оо, — сквозь этот рёв приговаривала она. — Срочно, срочно приезжай.
Я с изумлением заметила, что речь её как-то шепелява и невнятна.
— Маруся, что с тобой? — испугалась я. — Надеюсь он зубы тебе не выбил?
— Не-еет, зубы на месте, я ими колбасу жую-юю!
Это невероятно! Умирает от горя, ревёт белугой и одновременно жуёт колбасу. Вот это аппетит! Вот это Маруся! Порой мне кажется, она и в гробу будет жевать, если только когда-нибудь вообще (не дай бог) умрёт. Уж я-то этого не увижу, так сильно сокращает мне жизнь она.
— Хорошо, — сказала я, — Маруся, у тебя горе, это нормально, но почему ты мне звонишь? И почему именно я должна нестись к тебе среди ночи? Что, не нашла никого другого? Вспомни, у тебя же полный город друзей. Позвони хотя бы Розе, а ещё лучше — Тамарке, раз уж вы с ней на брудершафт весь вечер пили. Да, позвони Тамарке, освежи вашу дружбу, а то она проспится и забудет, что с тобой помирилась.
— Не-её, Тамарке звонить нельзя, и Розе нельзя, им всем нельзя, — просветила меня Маруся.
— Эт-то ещё почему? — возмутилась я.
— Потому, что они счастливые, и все остальные счастливые, только мы с тобой брошенки.
Я очень гордый человек — мне сразу захотелось её убить.
— Еду! — воскликнула я.
Видимо слишком воинственно воскликнула, потому что Маруся поспешила оправдаться:
— И потому, что ты единственная пила лимонад. Остальные пьяны влежку.
— Я надеялась, что и ты пьяна.
— Так и было, — всхлипнула Маруся, — но после того, что я ляпнула Ване, сразу протрезвела.
И тут же она зарыдала пуще прежнего:
— Старушка-аа! Приезжа-аай! Прямо вся приезжай! Поскорей! Поскорей!
Я поехала, а куда деваться?
— У меня сердце болит! У меня голова болит! У меня все болит и только потому, что ты внезапно меня разбудила! — закричала я Марусе с порога.
Она, стоя в шлёпанцах и в свадебном платье, ответила мне рёвом, причём старалась заглушить, но заглушить меня не просто. Я продолжила с ещё большим энтузиазмом.
— Что, ты, болезнетворная, такое страшное сказанула бедному нашему Ване в первую брачную ночь, что он убёг, несчастный, утра не дождамшись? — грозно вопросила я.
— Сказала только, что он иждивенец и ничтожество-ооо! — скорбно проревела Маруся.
Я задохнулась от возмущения. И это первая брачная ночь? Не пойму, о чем всю жизнь мечтала Маруся? Господи, завидую тому, кто не видел её подвенечного платья!
— Глупая! — завопила я. — Ты что, не могла эту информацию сообщить в другое, более подходящее время? Тебе что, так нетерпелось сразу ему глаза открыть? Как ты представляла дальнейшее? Кто после такого сообщения сможет исполнить супружеский долг? Супружеский долг!!! А не какой-то там тривиальный секс! Не к этому ли ты всю жизнь стремилась, так зачем испортила все?
Только не подумайте, что я ограничилась таким ничтожным количеством вопросов. Конечно же я их бездну Марусе задала, на что она тут же осушила глаза и гневно мне ответила:
— Е-пэ-рэ-сэ-тэ! Старушка! Ты предлагаешь мне прямо всей молчать? Молчать, когда этот дармоед, паразит, этот упырь, вампир, вурдалак пьёт мою кровь? Не-еет! Я прямо вся молчать не могу! Столько готовилась! Так потратилась! Так потратилась! Знаешь во что обошлась мне свадьба?
— Думаю влетела в копеечку, — предположила я, вспоминая свадебный стол и сожалея, что сижу на диете. — Но Ваня этого не хотел, насколько помню, он был против таких затрат.
Мой невинный ответ просто взбесил Марусю. Она поставила свои громадные кулаки на свои крутые бока и грозно пошла на меня. Молнии и стрелы метали её глаза. Признаться, я даже струхнула и подумала: «Зачем приехала, дура? Лежала бы себе в постели. Не доведёт меня до добра любопытство.»
— Да-аа! — взревела Маруся. — Ваня был против! Он прямо весь был против! Потому что вместо свадьбы хотел обновить свою колымагу! Новую машину ему подавай! Ха! Паразит! В моей квартире за мой счёт живёт, с работы на работу скачет да ещё хочет тайком жениться, расписаться как хорёк, втихорцах да чтоб никто не заметил. Зачем нам свадьба, Марусенька! — передразнила она Архангельского и смачно сплюнула. — Тьфу! Терпеть ненавижу! Ничтожество и паразит!
Я с ужасом смотрела на Марусю и думала: «И ведь это все, слово в слово, она повторяет мне из монолога, от которого удрал Архангельский. Вот же глупая! Зачем тогда свадьбу играла? Чтобы разоблачить жениха в первую же брачную ночь? Эх-хе-хе, плакали её денежки, уж лучше бы купила мужу новую машину.»
— Маруся, — спросила я, — какая муха тебя укусила? Ты что, лишь этой ночью узнала, что он ничтожество и паразит? Считай три года кормишь его и радуешься, что он за твои же деньги шубы тебе покупает. Вспомни, как все мы против были. Чуть ли не с улицы его взяла, сразу в свою квартиру поселила, доверила ключи…
— А-ааа! — закричала Маруся. — Ключи! Я же уволокла ключи от буфета!
— Что? — опешила я.
Она глянула на часы и схватилась за голову:
— Е-пэ-рэ-сэ-тэ! Уже шесть! Как же Клавка без ключей торговать будет? Прямо вся меня убьёт!
Маруся метнулась к шкафу, с минуту лихорадочно рылась в сумке, нашла ключи и тут же прямо в свадебном платье и шлёпанцах попыталась выскочить из квартиры. Лишь чудом её удержала:
— Куда ты, оглашённая? Переоденься.
Маруся глянула на себя, буркнула «спасибо, старушка,» и понеслась переодеваться.
«Хоть какая-то польза от моего приезда, — удовлетворённо подумала я. — Клавка получит ключи и наторгуется вволю в буфете.»
— Старушка, только смотри никуда не уезжай, — крикнула из спальни Маруся. — Я скоро вернусь и все тебе расскажу. Прямо вся хочу посоветоваться как мне дальше жить. Слышишь, старушка?
— Да слышу-слышу, — откликнулась я.
— Клянусь, я быстро: одна нога здесь, другая там. Обещай, что прямо вся дождёшься, слышь, старушка? Мне очень надо поговорить. Обещаешь?
— Да обещаю.
— Вот и молоток, — обрадовалась Маруся. — А ты пока видик посмотри.
— С ума сошла? — возмутилась я. — Сон посмотрю лучше. И двух часов не поспала, как ты меня с постели стащила.
— Правильно, прямо вся и поспи, — одобрила Маруся.
Так я сразу же и поступила, едва за ней захлопнулась дверь. Отправилась в спальню и прилегла на ложе новобрачных, кстати, даже не разобранное и украшенное дорогущим покрывалом. Всю ночь покрывало на кровати пролежало, а лежать бы там Ване и Марусе. Вот как некоторые люди проводят первую брачную ночь.
«Добрачные ночи у них веселей были,» — подумала я да с этой мыслью и заснула.
Крепко заснула на удобной Марусиной кровати и увидела прекрасный сон. Мой Женька легко, как ребёнка, нёс меня на руках по бескрайнему зеленому лугу и так мне было хорошо. Столько нежности и тепла исходило от моего мужа…
Во сне он был только моим, ни о какой Юльке и помину не было.
Евгений нёс меня по лугу и целовал, целовал, целовал…
Ах, как это было приятно, как счастлива я была, как покойна…
— Женя, ты любишь меня?
Он ласково заглянул мне в глаза и собрался ответить, ответил даже, но вдруг загремевший гром заглушил его голос.
И все!
И сплошная тьма!
Удушливая!
Невыносимая!
Я вскочила с кровати — пот градом, сердце бешено колотится… Вскочила, но ноги подкосились, и я снова упала на кровать, подумала: «Чего, глупая, испугалась? Это всего лишь хлопнула дверь, Маруся вернулась.»
Сразу легче стало, сразу успокоилась, хотела окликнуть Марусю, но в этот миг раздался голос…
Вы не поверите — раздался голос Евгения.
— А если Маруся придёт? — у кого-то спросил он.
Сердце моё вновь бешено заколотилось.
Юлька скрипела зубами, но и мне было нелегко — душа кровью обливалась, а перед глазами стоял изувеченный «Мерседес». Да и с часами ничего не вышло, — не дарить же черепки. Да и вид у меня был неважный. Да и бриллиантов моих не заметил никто. В общем, все, что я задумала, не состоялось.
Непонятно зачем я вообще попёрлась на дурацкую свадьбу эту?
Впрочем, альтернативы не было. На эту свадьбу даже Тамарка пришла, которая не разговаривала с Марусей лет эдак двадцать, не меньше.
Да-а, почти двадцать лет Маруся и Тамарка ненавидят друг друга лютой ненавистью, но при этом Тамарка кто угодно, но только не клятвоотступница. Потому она на свадьбу и пришла, что ещё на детсадовском горшке Марусе нашей страшной клятвой поклялась придти на её первую свадьбу. Чтобы ни случилось, но придти. Мы все в этом поклялись, потому такая огромная свадьба и получилась.
Огромная и бестолковая. Настоящий бедлам. И посередине этого бедлама смущённый Ваня и счастливая Маруся.
Я сидела как дура, вроде тоже «горько» кричала, а в голове всего две мысли: бедный «Мерседес» и сволочь Женька!
Остальное вариации на все ту же тему. Не мозги, а дикий рой.
Кошмар!
В такой обстановке подходяще было бы напиться, как сделали это Тося, Роза, Люба, Лариса, Маруся, Юлька и Тамарка. Да и все остальные.
Но и напиться я не могла, потому что решила держать хвост пистолетом и не давать друзьям повода обсуждать тяготы моего одиночества. Горе-то действительно огромное и запить тут есть от чего. Все от меня этого и ждут, особенно Юлька.
Вот поэтому и приехала я на «Мерседесе», чтобы случайно не забыться и лишний бокальчик шампанского не пропустить. Стоит выпить хоть чуть-чуть, остальное добавит молва. А тут уже и разговоры: ах, Мархалева тоскует, ах, Мархалева спивается, похожа стала на крокодила…
Кстати, этого-то я и боюсь больше всего. Уж не знаю почему, может это патология, но внешность моя всегда чрезвычайно занимала меня. Как только к зеркалу подхожу, так сразу на себя смотрю, но речь не о том. Нет уж, решила я, собираясь на свадьбу, пить буду только лимонад.
И пила, потому и заснуть никак не могла из-за страшной головной боли, чего не случилось бы, пей я шампанское без ограничений. После шампанского заснула бы прямо на ходу, если бы, конечно, идти смогла б.
В общем, долго мучалась я, вернувшись со свадьбы домой, вздыхала, ворочалась… Перед глазами стояли то разбитый «Мерседес», то мужественное Женькино лицо, почему-то совсем родное, несмотря на обиды, несмотря на стерву-Юльку. Так в мучениях незаметно и заснула.
Заснуть-то заснула, но недолго проспала. В пять утра раздался телефонный звонок. Сняла трубку и услышала невероятный рёв:
— Старушка-ааа! Срочно приезжа-аай! Он меня броси-ииил! Прямо всю взял и броси-иил!
— Как? Уже? — поразилась я.
Вы сразу поняли, это была Маруся.
— Почему — уже? — удивилась она.
— Почему? — переспросила я. — Потому! Не думала, что это произойдёт так скоро.
Маруся ответила мне нечеловеческим рёвом.
— О-оочень скоро, о-оочень скоро, практически мгновенно-оо, — сквозь этот рёв приговаривала она. — Срочно, срочно приезжай.
Я с изумлением заметила, что речь её как-то шепелява и невнятна.
— Маруся, что с тобой? — испугалась я. — Надеюсь он зубы тебе не выбил?
— Не-еет, зубы на месте, я ими колбасу жую-юю!
Это невероятно! Умирает от горя, ревёт белугой и одновременно жуёт колбасу. Вот это аппетит! Вот это Маруся! Порой мне кажется, она и в гробу будет жевать, если только когда-нибудь вообще (не дай бог) умрёт. Уж я-то этого не увижу, так сильно сокращает мне жизнь она.
— Хорошо, — сказала я, — Маруся, у тебя горе, это нормально, но почему ты мне звонишь? И почему именно я должна нестись к тебе среди ночи? Что, не нашла никого другого? Вспомни, у тебя же полный город друзей. Позвони хотя бы Розе, а ещё лучше — Тамарке, раз уж вы с ней на брудершафт весь вечер пили. Да, позвони Тамарке, освежи вашу дружбу, а то она проспится и забудет, что с тобой помирилась.
— Не-её, Тамарке звонить нельзя, и Розе нельзя, им всем нельзя, — просветила меня Маруся.
— Эт-то ещё почему? — возмутилась я.
— Потому, что они счастливые, и все остальные счастливые, только мы с тобой брошенки.
Я очень гордый человек — мне сразу захотелось её убить.
— Еду! — воскликнула я.
Видимо слишком воинственно воскликнула, потому что Маруся поспешила оправдаться:
— И потому, что ты единственная пила лимонад. Остальные пьяны влежку.
— Я надеялась, что и ты пьяна.
— Так и было, — всхлипнула Маруся, — но после того, что я ляпнула Ване, сразу протрезвела.
И тут же она зарыдала пуще прежнего:
— Старушка-аа! Приезжа-аай! Прямо вся приезжай! Поскорей! Поскорей!
Я поехала, а куда деваться?
* * *
— У меня сердце болит! У меня голова болит! У меня все болит и только потому, что ты внезапно меня разбудила! — закричала я Марусе с порога.
Она, стоя в шлёпанцах и в свадебном платье, ответила мне рёвом, причём старалась заглушить, но заглушить меня не просто. Я продолжила с ещё большим энтузиазмом.
— Что, ты, болезнетворная, такое страшное сказанула бедному нашему Ване в первую брачную ночь, что он убёг, несчастный, утра не дождамшись? — грозно вопросила я.
— Сказала только, что он иждивенец и ничтожество-ооо! — скорбно проревела Маруся.
Я задохнулась от возмущения. И это первая брачная ночь? Не пойму, о чем всю жизнь мечтала Маруся? Господи, завидую тому, кто не видел её подвенечного платья!
— Глупая! — завопила я. — Ты что, не могла эту информацию сообщить в другое, более подходящее время? Тебе что, так нетерпелось сразу ему глаза открыть? Как ты представляла дальнейшее? Кто после такого сообщения сможет исполнить супружеский долг? Супружеский долг!!! А не какой-то там тривиальный секс! Не к этому ли ты всю жизнь стремилась, так зачем испортила все?
Только не подумайте, что я ограничилась таким ничтожным количеством вопросов. Конечно же я их бездну Марусе задала, на что она тут же осушила глаза и гневно мне ответила:
— Е-пэ-рэ-сэ-тэ! Старушка! Ты предлагаешь мне прямо всей молчать? Молчать, когда этот дармоед, паразит, этот упырь, вампир, вурдалак пьёт мою кровь? Не-еет! Я прямо вся молчать не могу! Столько готовилась! Так потратилась! Так потратилась! Знаешь во что обошлась мне свадьба?
— Думаю влетела в копеечку, — предположила я, вспоминая свадебный стол и сожалея, что сижу на диете. — Но Ваня этого не хотел, насколько помню, он был против таких затрат.
Мой невинный ответ просто взбесил Марусю. Она поставила свои громадные кулаки на свои крутые бока и грозно пошла на меня. Молнии и стрелы метали её глаза. Признаться, я даже струхнула и подумала: «Зачем приехала, дура? Лежала бы себе в постели. Не доведёт меня до добра любопытство.»
— Да-аа! — взревела Маруся. — Ваня был против! Он прямо весь был против! Потому что вместо свадьбы хотел обновить свою колымагу! Новую машину ему подавай! Ха! Паразит! В моей квартире за мой счёт живёт, с работы на работу скачет да ещё хочет тайком жениться, расписаться как хорёк, втихорцах да чтоб никто не заметил. Зачем нам свадьба, Марусенька! — передразнила она Архангельского и смачно сплюнула. — Тьфу! Терпеть ненавижу! Ничтожество и паразит!
Я с ужасом смотрела на Марусю и думала: «И ведь это все, слово в слово, она повторяет мне из монолога, от которого удрал Архангельский. Вот же глупая! Зачем тогда свадьбу играла? Чтобы разоблачить жениха в первую же брачную ночь? Эх-хе-хе, плакали её денежки, уж лучше бы купила мужу новую машину.»
— Маруся, — спросила я, — какая муха тебя укусила? Ты что, лишь этой ночью узнала, что он ничтожество и паразит? Считай три года кормишь его и радуешься, что он за твои же деньги шубы тебе покупает. Вспомни, как все мы против были. Чуть ли не с улицы его взяла, сразу в свою квартиру поселила, доверила ключи…
— А-ааа! — закричала Маруся. — Ключи! Я же уволокла ключи от буфета!
— Что? — опешила я.
Она глянула на часы и схватилась за голову:
— Е-пэ-рэ-сэ-тэ! Уже шесть! Как же Клавка без ключей торговать будет? Прямо вся меня убьёт!
Маруся метнулась к шкафу, с минуту лихорадочно рылась в сумке, нашла ключи и тут же прямо в свадебном платье и шлёпанцах попыталась выскочить из квартиры. Лишь чудом её удержала:
— Куда ты, оглашённая? Переоденься.
Маруся глянула на себя, буркнула «спасибо, старушка,» и понеслась переодеваться.
«Хоть какая-то польза от моего приезда, — удовлетворённо подумала я. — Клавка получит ключи и наторгуется вволю в буфете.»
— Старушка, только смотри никуда не уезжай, — крикнула из спальни Маруся. — Я скоро вернусь и все тебе расскажу. Прямо вся хочу посоветоваться как мне дальше жить. Слышишь, старушка?
— Да слышу-слышу, — откликнулась я.
— Клянусь, я быстро: одна нога здесь, другая там. Обещай, что прямо вся дождёшься, слышь, старушка? Мне очень надо поговорить. Обещаешь?
— Да обещаю.
— Вот и молоток, — обрадовалась Маруся. — А ты пока видик посмотри.
— С ума сошла? — возмутилась я. — Сон посмотрю лучше. И двух часов не поспала, как ты меня с постели стащила.
— Правильно, прямо вся и поспи, — одобрила Маруся.
Так я сразу же и поступила, едва за ней захлопнулась дверь. Отправилась в спальню и прилегла на ложе новобрачных, кстати, даже не разобранное и украшенное дорогущим покрывалом. Всю ночь покрывало на кровати пролежало, а лежать бы там Ване и Марусе. Вот как некоторые люди проводят первую брачную ночь.
«Добрачные ночи у них веселей были,» — подумала я да с этой мыслью и заснула.
Крепко заснула на удобной Марусиной кровати и увидела прекрасный сон. Мой Женька легко, как ребёнка, нёс меня на руках по бескрайнему зеленому лугу и так мне было хорошо. Столько нежности и тепла исходило от моего мужа…
Во сне он был только моим, ни о какой Юльке и помину не было.
Евгений нёс меня по лугу и целовал, целовал, целовал…
Ах, как это было приятно, как счастлива я была, как покойна…
— Женя, ты любишь меня?
Он ласково заглянул мне в глаза и собрался ответить, ответил даже, но вдруг загремевший гром заглушил его голос.
И все!
И сплошная тьма!
Удушливая!
Невыносимая!
Я вскочила с кровати — пот градом, сердце бешено колотится… Вскочила, но ноги подкосились, и я снова упала на кровать, подумала: «Чего, глупая, испугалась? Это всего лишь хлопнула дверь, Маруся вернулась.»
Сразу легче стало, сразу успокоилась, хотела окликнуть Марусю, но в этот миг раздался голос…
Вы не поверите — раздался голос Евгения.
— А если Маруся придёт? — у кого-то спросил он.
Сердце моё вновь бешено заколотилось.
Глава 7
— Да, а если придёт Маруся? — фальшивым тенорком поддержал Евгения Тасик.
«Он-то припёрся сюда зачем?» — удивилась я и глянула на часы.
Ужас! Полдень, а Маруси все нет. Вот и верь такой подруженьке, я уж и выспалась, уже и гостей у неё принимаю. Но Тасик как сюда попал? Не замечала раньше особой дружбы между ним и Ваней. И куда смотрит Тося? Шляется её муженёк в выходной черт-те где.
— Маруся дома не сидит, — успокоил гостей Архангельский. — А уж теперь, когда мы поцапались, помчалась, думаю, к подружкам кости мне перемывать.
Я вскипела. Вот он как, оказывается, за глаза о моей Марусе!
Уже было собралась выйти из спальни и посмотреть, что там происходит, да призвать всех к порядку, но тут раздался голос Пупса. Не Пупса, конечно, а Виктора. Пупсом его из нежности Роза называет, и мы все следом за ней, но лишь между собой, а в прямом общении зовём, конечно же, как родители назвали — Виктором или Витей.
— Могу я тапочки эти надеть? — вежливо поинтересовался Пупс. — Роза очень ругается, если я носки новые пачкаю.
— Надевай, — отмахнулся Архангельский и продолжил ругать Марусю.
Правда, сдержанно ругал, скорей высказывал обиды. Я же дивилась: мой Женька, Тасик, Пупс…
Что их всех вместе собрало?
Выйти или подслушать?
И тут на самой обидной ноте Архангельского раздался плаксивый голос Тамаркиного Дани.
— Моя тоже куском хлеба каждый день попрекает, — сообщил он, после чего у меня последние сомнения отпали.
Я решила не выходить, а затаиться и подслушать, что собрало вместе всех этих подкаблучных мужей.
Минут пять они лениво жаловались друг другу в прихожей, а потом Архангельский спохватился.
— Что это мы время теряем? За дело! За дело, господа! — жизнеутверждающе воскликнул он.
Остальные хором согласились:
— Да, пора за дело!
Архангельский тут же взял инициативу в свои руки и начал командовать.
— Так, Витька с Тасиком пчёлкой за шашлыком, — деловито забубнил он. — Мы с Даней тут пока на стол соображаем, а потом все быстро садимся, перекусываем и считаем «капусту»! Да, что-то я забыл. А-а, вот! Витька с Тасиком за шашлыком, а Жека, за пивом, в пиве он лучше всех разбирается.
«Да уж, — ядовито отметила я, сидя под дверью в спальне, — этого у него не отнять. Хоть в чем-то мой бывшенький преуспел.»
В прихожей, тем временем, затеялся спор кто лучше разбирается в пиве. Даня, дармоед, был категорически с Архангельским не согласен и настаивал на том, что в пиве разбирается только он. Страсти кипели очень органично, но время от времени в них вносил диссонанс Пупс, назойливо интересующийся «куда будет правильней поставить тапочки», которые он непонятно зачем надевал. Видимо не рассчитывал идти за шашлыком. Привык, что ему Роза все на блюде подносит. С Архангельским не проходят такие номера, он тоже много к чему уже привык за горбом Маруси.
Наконец спор затих, и Женька, Пупс и Тасик отправились за покупками, а Ваня и Даня проследовали на кухню.
Мне жутко хотелось проследовать за ними и подслушать в каком русле потечёт разговор, но я не рискнула. Евгений, Пупс и Тасик могли вернуться в любой момент. Если они застукают меня под дверью кухни, то как я узнаю какую Ваня собрался считать «капусту»? Мне до зарезу это хотелось знать.
Пришлось тосковать в спальне, недолго, правда. Очень быстро Пупс с Тасиком вернулись с шашлыком, тут же за ними прибежал и Евгений. Мне только оставалось дивиться какие ловкие и быстрые становятся мужики, лишь только вырвутся из-под жёниных юбок. Ишь как восторженно галдят, положительно шашлыки оценивают, пивом восторгаются. Того и гляди «телок» сейчас сорганизуют на радости такой. Интересно только, с чего у них праздник образовался?
Узнать это очень уж мне не терпелось. С большим трудом дождалась, когда они угомонились да уселись за стол, но уж как только сделали это, я сразу выгодный пост заняла, такой, откуда и слушать было удобно и сматываться (в случае чего) возможно. Настроила уши на нужную волну и услышала такое!
Впрочем, ничего особенного я не услышала: каждый говорил о своём, о наболевшем. Больше всех, почему-то, усердствовал Даня, а ведь думала я, что он лучше всех устроился.
Боже ты мой! Чего только нет у него! Живёт Даня, как у Христа за пазухой! Пока несчастная его жена с утра до вечера своим бизнесом занимается, Даня с утра до вечера спит со своим разжиревшим котом и жрёт с ним одни деликатесы! И вот она благодарность!
Бедная моя Тамарка! Если бы слышала она, думаю, разрыв сердца точно получила б. Жаль, что не слышит.
Впрочем, и наш интеллигентный Пупс от Дани не отставал, а может и похлеще бедную Розу обгаживал, но на свой, на интеллигентный лад. Если не разберёшься, то даже покажется, что и хвалит, а как вникнешь, так боже ты мой!
Бедная моя Роза! Этот Пупс ни под бок ни под голову, куда ни сунется, от него одни долги, а Роза ведь не лёгким трудом зарабатывает, одно название «гинеколог» любому о многом говорит. И после этого ещё Пупс недоволен, что Роза его ругает. Он же хуже проститутки! Проститутку хоть собственный орган кормит, а Пупса чужие.
«Эх, выйти бы сейчас, — подумала я, — да объяснить ему, что он настоящий сутенёр, раз мою добрую Розу костерит. Розу, которая столько лет его, непутёвого, кормит.»
От мысли этой я тут же и отказалась, потому что весьма интересно заговорил и Тасик. Он жаловался на свою Тосю. Оказывается уже и она куском хлеба его попрекает. Кто бы мог подумать?
Эта Тося всю жизнь от работы увиливала, потому что всю жизнь ждала, что её Тася вот-вот начнёт на неё работать, а он все не начинал и не начинал. Так они и жили, перебивались с хлеба на воду, пока не случилась Перестройка. Тут Тасик ожил и научился из закромов Родины в кооператив таскать, который он наспех сколотил благодаря связям в горисполкоме. Некоторое время неплохо шли его дела, и Тося процветала, все радовалась, что сбылась её мечта, но…
Тасик прогорел, да ещё и остался должен. Тося подкатила к Тамарке, та ей немного подмогла…
Здесь не могу не похвалить нашу Тосю — талантлива она оказалась и в короткий срок её бизнес так в гору попёр, что Тамарка уже задумалась не слишком ли она перестаралась. Ещё немного и Тося той конкуренткой станет, которую Тамарка своими руками себе и выпестовала. Но речь здесь не о Тамарке, а о Тасике. Теперь оказывается, что ему тоже живётся нелегко, причём выясняется это с душещипательными подробностями.
Ну, про Архангельского не буду и поминать, ему, после ссоры с Марусей, жаловаться сам Бог велел.
В общем, разошлись мужики, один Женька мой в тряпочку помалкивал, что злило меня невероятно. Не скрою, хотелось мне, чтобы и он Юльку свою поругал. Уверена, уже есть за что, но Женька лишь вздыхал и помалкивал.
Наконец Архангельскому надоело Марусю ругать и он сказал:
— Так вот, мужики, теперь мы свой бизнес наладим и нашим бабам носы утрём.
— Утрём, утрём, — загудели мужики, — покажем им на что мы способны. Мы им не коврики, чтобы ноги об нас вытирать.
Я думала, что они начнут говорить о «капусте», уж очень нетерпелось о ней мне узнать, однако о делах рассуждать они не спешили — вместо этого предались мечтам.
— Э-эх, — воскликнул Архангельский, — «бабки» пойдут, Маруське норковую шубу куплю, такую, чтобы до пят. Ей очень хочется!
«Боже мой!» — ужаснулась я, вспоминая габариты Маруси.
Сердце моё зашлось от жалости к тем стадам норок, которые должны погибнуть в связи с мечтами Архангельского и Маруси.
— А я сразу же покупаю своей Тосеньке пылесос, — сообщил рациональный и прижимистый Тасик.
— А я даже не знаю, что своей Томе и купить, — закручинился Даня. — Уж всего у неё полно и не в одном экземпляре.
— Купи хорошие духи, — посоветовал Архангельский. — Духам бабы всегда рады.
— А я сразу же повезу свою Розу на море, — размечтался Пупс. — Замоталась она, бедняжка, отдыха ей не хватает, потому и злая такая.
Тут и Женька мой в обмен мечтами вступил.
— Я тоже Юльку отдыхать повезу, — сказал он, а я сразу подумала:
«Что, уже есть повод? Тоже замоталась и потому тоже злая?»
Жаль, нельзя это было вслух сказать, однако Женька продолжил:
— Юлька о кругосветном путешествии мечтает, вот туда путёвки и возьму.
Пупс отнёсся к такой мечте скептически.
— Крутовато, — сказал он, — с первого раза может и не хватить.
— Значит повезу со второго раза, — ответил Евгений и добавил: — Все равно мне деваться некуда.
Фраза эта лишила меня равновесия и покоя. Передать не могу, как я разволновалась.
«Почему это ему деваться некуда? — распереживалась я. — На что это он намекает? Не на то ли, что Юлька беременна? Господи, если она ему родит, тогда конец! Мне их не развести!»
Горе испытала, сидя под дверью кухни, невероятное. Уж не знаю, как и пережила бы, когда бы Архангельский не свернул этот пошлый разговор и не перешёл к делу.
«Он-то припёрся сюда зачем?» — удивилась я и глянула на часы.
Ужас! Полдень, а Маруси все нет. Вот и верь такой подруженьке, я уж и выспалась, уже и гостей у неё принимаю. Но Тасик как сюда попал? Не замечала раньше особой дружбы между ним и Ваней. И куда смотрит Тося? Шляется её муженёк в выходной черт-те где.
— Маруся дома не сидит, — успокоил гостей Архангельский. — А уж теперь, когда мы поцапались, помчалась, думаю, к подружкам кости мне перемывать.
Я вскипела. Вот он как, оказывается, за глаза о моей Марусе!
Уже было собралась выйти из спальни и посмотреть, что там происходит, да призвать всех к порядку, но тут раздался голос Пупса. Не Пупса, конечно, а Виктора. Пупсом его из нежности Роза называет, и мы все следом за ней, но лишь между собой, а в прямом общении зовём, конечно же, как родители назвали — Виктором или Витей.
— Могу я тапочки эти надеть? — вежливо поинтересовался Пупс. — Роза очень ругается, если я носки новые пачкаю.
— Надевай, — отмахнулся Архангельский и продолжил ругать Марусю.
Правда, сдержанно ругал, скорей высказывал обиды. Я же дивилась: мой Женька, Тасик, Пупс…
Что их всех вместе собрало?
Выйти или подслушать?
И тут на самой обидной ноте Архангельского раздался плаксивый голос Тамаркиного Дани.
— Моя тоже куском хлеба каждый день попрекает, — сообщил он, после чего у меня последние сомнения отпали.
Я решила не выходить, а затаиться и подслушать, что собрало вместе всех этих подкаблучных мужей.
Минут пять они лениво жаловались друг другу в прихожей, а потом Архангельский спохватился.
— Что это мы время теряем? За дело! За дело, господа! — жизнеутверждающе воскликнул он.
Остальные хором согласились:
— Да, пора за дело!
Архангельский тут же взял инициативу в свои руки и начал командовать.
— Так, Витька с Тасиком пчёлкой за шашлыком, — деловито забубнил он. — Мы с Даней тут пока на стол соображаем, а потом все быстро садимся, перекусываем и считаем «капусту»! Да, что-то я забыл. А-а, вот! Витька с Тасиком за шашлыком, а Жека, за пивом, в пиве он лучше всех разбирается.
«Да уж, — ядовито отметила я, сидя под дверью в спальне, — этого у него не отнять. Хоть в чем-то мой бывшенький преуспел.»
В прихожей, тем временем, затеялся спор кто лучше разбирается в пиве. Даня, дармоед, был категорически с Архангельским не согласен и настаивал на том, что в пиве разбирается только он. Страсти кипели очень органично, но время от времени в них вносил диссонанс Пупс, назойливо интересующийся «куда будет правильней поставить тапочки», которые он непонятно зачем надевал. Видимо не рассчитывал идти за шашлыком. Привык, что ему Роза все на блюде подносит. С Архангельским не проходят такие номера, он тоже много к чему уже привык за горбом Маруси.
Наконец спор затих, и Женька, Пупс и Тасик отправились за покупками, а Ваня и Даня проследовали на кухню.
Мне жутко хотелось проследовать за ними и подслушать в каком русле потечёт разговор, но я не рискнула. Евгений, Пупс и Тасик могли вернуться в любой момент. Если они застукают меня под дверью кухни, то как я узнаю какую Ваня собрался считать «капусту»? Мне до зарезу это хотелось знать.
Пришлось тосковать в спальне, недолго, правда. Очень быстро Пупс с Тасиком вернулись с шашлыком, тут же за ними прибежал и Евгений. Мне только оставалось дивиться какие ловкие и быстрые становятся мужики, лишь только вырвутся из-под жёниных юбок. Ишь как восторженно галдят, положительно шашлыки оценивают, пивом восторгаются. Того и гляди «телок» сейчас сорганизуют на радости такой. Интересно только, с чего у них праздник образовался?
Узнать это очень уж мне не терпелось. С большим трудом дождалась, когда они угомонились да уселись за стол, но уж как только сделали это, я сразу выгодный пост заняла, такой, откуда и слушать было удобно и сматываться (в случае чего) возможно. Настроила уши на нужную волну и услышала такое!
Впрочем, ничего особенного я не услышала: каждый говорил о своём, о наболевшем. Больше всех, почему-то, усердствовал Даня, а ведь думала я, что он лучше всех устроился.
Боже ты мой! Чего только нет у него! Живёт Даня, как у Христа за пазухой! Пока несчастная его жена с утра до вечера своим бизнесом занимается, Даня с утра до вечера спит со своим разжиревшим котом и жрёт с ним одни деликатесы! И вот она благодарность!
Бедная моя Тамарка! Если бы слышала она, думаю, разрыв сердца точно получила б. Жаль, что не слышит.
Впрочем, и наш интеллигентный Пупс от Дани не отставал, а может и похлеще бедную Розу обгаживал, но на свой, на интеллигентный лад. Если не разберёшься, то даже покажется, что и хвалит, а как вникнешь, так боже ты мой!
Бедная моя Роза! Этот Пупс ни под бок ни под голову, куда ни сунется, от него одни долги, а Роза ведь не лёгким трудом зарабатывает, одно название «гинеколог» любому о многом говорит. И после этого ещё Пупс недоволен, что Роза его ругает. Он же хуже проститутки! Проститутку хоть собственный орган кормит, а Пупса чужие.
«Эх, выйти бы сейчас, — подумала я, — да объяснить ему, что он настоящий сутенёр, раз мою добрую Розу костерит. Розу, которая столько лет его, непутёвого, кормит.»
От мысли этой я тут же и отказалась, потому что весьма интересно заговорил и Тасик. Он жаловался на свою Тосю. Оказывается уже и она куском хлеба его попрекает. Кто бы мог подумать?
Эта Тося всю жизнь от работы увиливала, потому что всю жизнь ждала, что её Тася вот-вот начнёт на неё работать, а он все не начинал и не начинал. Так они и жили, перебивались с хлеба на воду, пока не случилась Перестройка. Тут Тасик ожил и научился из закромов Родины в кооператив таскать, который он наспех сколотил благодаря связям в горисполкоме. Некоторое время неплохо шли его дела, и Тося процветала, все радовалась, что сбылась её мечта, но…
Тасик прогорел, да ещё и остался должен. Тося подкатила к Тамарке, та ей немного подмогла…
Здесь не могу не похвалить нашу Тосю — талантлива она оказалась и в короткий срок её бизнес так в гору попёр, что Тамарка уже задумалась не слишком ли она перестаралась. Ещё немного и Тося той конкуренткой станет, которую Тамарка своими руками себе и выпестовала. Но речь здесь не о Тамарке, а о Тасике. Теперь оказывается, что ему тоже живётся нелегко, причём выясняется это с душещипательными подробностями.
Ну, про Архангельского не буду и поминать, ему, после ссоры с Марусей, жаловаться сам Бог велел.
В общем, разошлись мужики, один Женька мой в тряпочку помалкивал, что злило меня невероятно. Не скрою, хотелось мне, чтобы и он Юльку свою поругал. Уверена, уже есть за что, но Женька лишь вздыхал и помалкивал.
Наконец Архангельскому надоело Марусю ругать и он сказал:
— Так вот, мужики, теперь мы свой бизнес наладим и нашим бабам носы утрём.
— Утрём, утрём, — загудели мужики, — покажем им на что мы способны. Мы им не коврики, чтобы ноги об нас вытирать.
Я думала, что они начнут говорить о «капусте», уж очень нетерпелось о ней мне узнать, однако о делах рассуждать они не спешили — вместо этого предались мечтам.
— Э-эх, — воскликнул Архангельский, — «бабки» пойдут, Маруське норковую шубу куплю, такую, чтобы до пят. Ей очень хочется!
«Боже мой!» — ужаснулась я, вспоминая габариты Маруси.
Сердце моё зашлось от жалости к тем стадам норок, которые должны погибнуть в связи с мечтами Архангельского и Маруси.
— А я сразу же покупаю своей Тосеньке пылесос, — сообщил рациональный и прижимистый Тасик.
— А я даже не знаю, что своей Томе и купить, — закручинился Даня. — Уж всего у неё полно и не в одном экземпляре.
— Купи хорошие духи, — посоветовал Архангельский. — Духам бабы всегда рады.
— А я сразу же повезу свою Розу на море, — размечтался Пупс. — Замоталась она, бедняжка, отдыха ей не хватает, потому и злая такая.
Тут и Женька мой в обмен мечтами вступил.
— Я тоже Юльку отдыхать повезу, — сказал он, а я сразу подумала:
«Что, уже есть повод? Тоже замоталась и потому тоже злая?»
Жаль, нельзя это было вслух сказать, однако Женька продолжил:
— Юлька о кругосветном путешествии мечтает, вот туда путёвки и возьму.
Пупс отнёсся к такой мечте скептически.
— Крутовато, — сказал он, — с первого раза может и не хватить.
— Значит повезу со второго раза, — ответил Евгений и добавил: — Все равно мне деваться некуда.
Фраза эта лишила меня равновесия и покоя. Передать не могу, как я разволновалась.
«Почему это ему деваться некуда? — распереживалась я. — На что это он намекает? Не на то ли, что Юлька беременна? Господи, если она ему родит, тогда конец! Мне их не развести!»
Горе испытала, сидя под дверью кухни, невероятное. Уж не знаю, как и пережила бы, когда бы Архангельский не свернул этот пошлый разговор и не перешёл к делу.