Минич Людмила. Кровь ниори

   – А зачем ловить мага? – таки не удержался Леки.
   – Его никто не ловил, – спокойно ответил страж. – Маги, Леки, никогда не покидают Идэлиниори, если для них нет особого дела за ее пределами. Если они там нужны. Но решают не они. Это и закон, и обычай. Так было всегда с тех пор, как мы пришли с востока. Он же ушел сам. Скрылся, покинул нашу землю, учителя, который долго не переставал жалеть об этом. Но Бритт – другой, многие наши обычаи для него – пустой звук. До него почти все маги были истинными ниори или с малой примесью человеческой крови. А он исчез, никому ничего не сказав, но полностью не растворился в Большом мире. Самое худшее, что он оставлял следы. Их находили часто, то тут, то там. Похоже, он странствовал и, самое страшное, без колебаний пускал в ход свою силу, когда только ему заблагорассудится. Его появления в селах и городках обрастали легендами. Ему, видно, нравилось, как люди восхищались его искусством. Это было ужасающим нарушением порядка, которого мы придерживаемся со времен Ухода в леса Эйянта. Поэтому целый год его пытались преследовать, чтобы образумить. Однако время прошло, но люди не заподозрили в нем никого иного, всего лишь человека, колдуна. Через год Совет постановил прекратить поиски и предоставить Бритта самому себе. Он пришел с Большой земли и ушел туда же. Наверное, так и должно было случиться.
   – Ему запретили возвращаться?
   – Почему? – удивился Дэйи. – Как можно запретить вернуться в свою землю? Его больше не ждали, но Эсээли надеялся, что он возвратится. Как только мага перестали искать, он вскоре обнаружился. Это последнее, что я слышал о Бритте, отбывая на запад. Почти забыл об этой истории. Прошло немало лет, прежде чем я вернулся, пять или шесть, я не считал. Случайно мне встретился один из учеников Эсээли. За год до нашей встречи он тоже закончил обучение. Полный горести, он поведал, что Эсээли умер. Он был очень стар, нельзя этого отрицать. Но М ириэ винил в его смерти любимого ученика. В то время Бритт как раз объявился в Эгросе под крылом у самого Короля. Поговаривали, что стал его придворным колдуном, настолько желание славы затмило рассудок. Он отдавал тайное знание людям, а они не способны воспользоваться им лишь во благо. Магия – страшное оружие, и не против врагов – против себя. Мы, ниори, знаем это слишком хорошо. Эсээли сам отправился в столицу Кромая, чтобы встретиться с ним, вразумить. Он умер по возвращении. Я думаю, что утомительное путешествие лишило старика последних сил, но Мириэ утверждал с уверенностью, что его сердце не вынесло того, что сделалось с его любимым учеником. Так мы лишились их обоих, и Бритта, и Эсээли. Слухи расползлись. Он мог бы вернуться в любой момент, никто не стал бы чинить ему препятствий, но никто уже его не ждал. Бритт ушел к людям, перестал быть одним из нас, не нуждался больше в нашей опеке и защите на Большой земле – и ниори забыли его. Он остался один…
   Дэйи умолк, делая передышку, а может, собираясь с мыслями. Надоедливый зверек все еще возился в кустах, Леки уже раздражаться начал, шелестит и шелестит себе, места ему другого не нашлось. История мага не находила отклика в сердце. Все это так далеко! Когда же про людей начнется да про Истарму?
   – А говоришь, что я тороплюсь судить кого попало, – ввернул он, пока Дэйи помалкивал. – Да разве вы сами не так рассудили? Хоть и правильно, – добавил он с непонятным для себя удовольствием, – он же всех вас и предал! Ты же сам мне говорил, вы не нарушаете ни законов, ни обычаев, ни обещаний. Делаете то, что говорите? Он, стало быть, всех обманул! Все, что можно, продал. Даже знанья тайные!
   Дэйи ничего на это не ответил, заговорил дальше ровно, как будто не слышал последних слов Леки.
   – Это то, что слышал о Бритте почти каждый в Идэлиниори. О нем много говорили, но постепенно позабыли, со времени его исчезновения прошло более цикла. А потом наступил этот день. Я возвращался в Идэлиниори, не видел родины много лет, поэтому спешил. Никогда не знаешь, сколько дней удастся там провести, – мягко произнес он. – Уже недалеко от Эгроса ко мне прилетел необычный эффии. Мне показали человека, которого должны были казнить в столице Королей на рассвете следующего дня. Это мог быть только ниори, люди не посылают эффии с просьбой о спасении. Я отправился в Эгрос немедленно и уже вечером оказался там. Еще до Городских Ворот я понял, что в немилость угодил не кто-нибудь, а маг. «Колдун», – так говорили люди, спешащие на казнь. Я давно не был в Кромае, но слыхал, что маг-ниори, обосновавшийся в Королевском дворце, вскоре исчез. Наверное, Бритту наскучила игра. Поэтому я не знал, что за маг скрыт в каменной клетке Королевского подземелья. Я страж и сделал свое дело. Маг был ранен…
   – Подожди, – снова вклинился Леки в величайшем Удивлении, – ты просто пошел и достал мага из какой-то там темницы? Ее что, охраняло всего полканда стражников или она в чистом поле раскинулась? Как это можно?
   – Это мои заботы, – ответил Дэйи, не изменяя голоса, – стражи не вламываются с криком в ряды врагов и не берут приступом городских ворот. Они хороши тем, что незаметны, особенно ночью. Я спас узника, приславшего эффии, переправил бесчувственного в Тэйсин, в тот самый старый город. Дорогу в Идэлиниори он бы не выдержал, Лисс тогда еще не обитал в домике рядом с Балокой, даже домика не было. Укрываться в окрестностях столицы – дело небезопасное, мага будут искать. Я надеялся, что маг выживет, ведь их осталось немного, так же, как и ниори эмиквийе. Такой дар все реже и реже дается ниори. – Он остановился, рядом истошно закричал капол ин, ночной брат лайва. Дэйи переждал птичьи вопли. – Приговоренный узник был очень плох много дней пролежал, как мертвый, но однажды очнулся и заговорил. И тогда я узнал, кого спас:
   – Того самого Бритта? – подхватил Леки.
   Страж кивнул. Поднялся, снова начал расхаживать около Леки, не удаляясь больше чем на несколько шагов, чтобы не повышать голоса.
   – Судьба мага была решена, дар покинул его. Жить он не хотел. Для мага дар, как для тебя ноги, руки, глаза и уши – все вместе. Маг умирает, когда его сила на исходе и дар уходит, забирая носителя с собой. Они нераздельны. Я спас его вопреки Слову Дэленийи – так называют закон Идэлиниори, чтобы всегда помнить о том, что потеряли, – вопреки его судьбе, вопреки Великой Матери, лишившей его дара и жизни, вопреки его желанию. Я вмешался в его судьбу, сам не зная того, веря, что всего лишь иду за эффии.
   – Но он ведь не умер без своего дара, – протянул Леки, силясь разобраться.
   – Не умер, потому что я помешал… И теперь между нами связь, что сильнее смерти.
   – Как это? – прошептал Леки.
   – Раньше я думал, что связь оборвет смерть одного из нас. Теперь… Нас не будет, а связь, наверное, останется. Уж очень она крепка. Осторожно, Леки. Ты идешь по той же дороге, что и я. Тогда все началось с виденья. И теперь тоже… с видения.
   Леки помалкивал, переваривая услышанное. Ему совсем не хотелось привязываться какой-то непонятной связью к темноглазому. Он вообще не понимал, как это может случиться. Мир на глазах становился все сложнее и сложнее.
   – А зачем он тогда эффии сделал, если жить не хотел? Да и кто жить-то не хочет? Обманул он тебя, дело ясное, – сердито бросил Леки.
   – Он не мог послать эффии, – сказал страж, вроде устало. Неужто показалось? – Он полукровка, и даже более, чем ты. Он маг, но не видит эффии, как и луини, как и многого другого, только чувствует. Он не мог послать его.
   – Как же он, это… основу всего видит, а этих не видит? – подозрительно спросил Леки.
   – Они слишком сложны. У Великой Матери есть множество такого, в чем никакой маг не сможет увидеть начала, словно нет его и не было никогда.
   Леки только мигнул в темноте. Это уже дебри пошли, хуже Тэйсинских. Он и магию не очень-то понял, а уж это…
   – Нет, он правду говорил, – тем временем продолжал страж. – И без дара не хотел… Просил убить его.
   Леки на этот раз промолчал. Глупо было даже спрашивать, что же Дэйи сделал с магом. В Балоку он приперся живехонький. Они долго молчали, прислушиваясь к новым всплескам каполина, который все не унимался где-то поблизости. Хорошо хоть, что шуршащий в кустах зверек наконец-то затих.
   – Отпустил? Или в Идэлиниори свез? – все-таки пришлось подать голос Леки, уставшему от томительного ожидания.
   – Ни то ни другое. Его пришлось взять с собой.
   – Почему? – И снова удивлению не было предела.
   – А что от него осталось? Он больше не маг. Беды от его силы ждать уже не приходилось. Все, что смог, он сделал до того.
   – Да уж! – вставил Леки.
   – Возвращаться в Идэлиниори ему бессмысленно. Мне возвращать его – тоже. Бросить его так – не мог. Оставить где-нибудь – не оставил. Конечно же, его недолюбливали, но всегда приняли бы у любого лекаря или ниэдэри. И в Идэлиниори тоже. Это так. Но для всех было бы лучше, если бы Бритт погиб, а я сломал колесо его судьбы. Моя ошибка. Так пусть же он исчезнет хотя бы из памяти, решил я, растворится в Большой земле. Он долго еще не мог встать на ноги. Какое-то время я возил его за собой. Перевез в Игалор, потом к бетакорам. Подыскивал место.
   Опять замолчал.
   – И что? – нажал Леки.
   – Так продолжалось семь лет, – ответил Дэйи. И только.
   – Ты взял его с собой?!
   Возмущению Леки не было предела. Стражи путешествуют одни. Так говорят все, так говорил Триго, так говорил сам Дэйи. Они временные попутчики, и Леки уже вроде к тому привык. А тут такое! Проклятого мага за собою потащил!
   – Так случилось, – ответил Дэйи безразличнее некуда, – и это не то, о чем я собирался говорить.
   – Но… почему? И ты даже не спросил, что приключилось, почему он попал к палачу?
   – Нет, – покачал страж головой, и Леки, уже привыкший к темноте, явственно увидал это.
   Казалось, со дня на день он видит во тьме все лучше и лучше.
   – Но теперь-то ты знаешь?
   – Теперь знаю.
   – И что? И что скажешь? – продолжал допытываться Леки.
   – Дело прошлое, – уронил страж.
   – Как же, прошлое! – Леки сам не разумел, чего он так взъелся. – Да какое бы ни было! У него ж сердце убийцы!
   – У меня, ты говорил, и вовсе нет, – уронил страж. – Мы – хорошие спутники.
   Леки показалось, что он улыбнулся во тьме, дико и непонятно.
   – Я знал о Бритте очень мало до того времени, как отправился в путь, захватив его с собой, – между тем продолжил Дэйи серьезнее. – Кое-что с его слов. Но я хорошо знал его таким, каким он был все эти семь лет. Все эти годы он был мне другом. И остается им сейчас.
   Леки как бревном ударило, и он так и не смог справиться с собой.
   – Даже после того, что я увидал? – выкрикнул.
   – Я ведь предполагал нечто подобное. Но тогда так и не узнал, что было на самом деле. Несколько раз он пытался вспомнить, говорил об Истарме, о своих частых поездках в его замок, но как только доходило до солдат, обрывалось почти все. Только лица, только смерть. Я так и не узнал, что произошло.
   – Лица… – Леки передернуло. – Да уж… Да неужто нельзя было по-человечески как-то?.. Если он такой могучий, то превратил бы… ну, хоть бы воздух в огонь! Да всех разом и спалил! Все быстрее. А это… жуть берет, как вспомню. Его ухмылку поганую! – Снова скрипнул зубами.
   – По-человечески, говоришь? Разве людей не пьянит их могущество? А кому из них дана такаявласть над чужой жизнью и смертью? Да еще и над законами Великой Матери! Ты говоришь, он рад был, даже счастлив? Наверное. Но не тому, что ты видел, а своей всесильности. И издевался над Истармой, обращая в прах его слуг, одного за другим, и каждый раз торжествовал, попирая законы. Хотя ему ничего не стоило расправиться с ними иначе, в этом ты прав. Но я не мог судить тогда и сейчас не буду – я ведь страж.
   – Вот-вот, – проворчал Леки непримиримо. – Стражи защищать должны… от таких, как он. Он же всех предал…
   – Никто не имеет права на ошибку, ни на большую, ни на малую. Но все их совершают.
   – Ничего себе, малую! – кипятился Леки. – Учителя обманул, всех ниори заодно, знания продал, с Истармой якшался, ты сам сейчас говорил… Да еще народу столько поубивал! Ты же сам его ни разу ниори не назвал! Вы же от него отказались! Тебе незачем было с ним связываться!
   – Не кричи, – снова отрезал Дэйи, и Леки притих. – Да, его тяготили границы могущества, законы, установленные давно и навсегда. Он был слишком молод, моложе тебя, когда обрел силу и знание. Эсээли не заметил тревожных знаков, выросших со временем в большее, много большее… а ведь он был его учителем. Бритт знал, что маги-люди не связывают себя никакими законами, свобода манила его, давили границы Идэлиниори. Он окунулся в Большой мир и сразу пустил в ход магию. Людское восхищение его маленькими фокусами, не способными удивить ни одного ниори, пьянило хуже здешнего пела и хуже арахша, этой южной дряни. Он бродил по миру, потому что хотел человеческой магии, от колдуна к знахарю, от знахаря к ведуну. Но она оказалась ненастоящей. У людей нет виденья, только сила, и то малая. Вся их магия – это заклинания. Маг не может делать то, что хочет, а только то, что умеет. Ни шага в сторону от этого. Тогда ему стало скучно. В Эгросе, на одном из постоялых дворов близ площади, Бритт встретил Истарму, тогда еще эйга из мелкой провинции. Сразу понял, что встреча неслучайна. Истарма подбирался к магу, о котором по городу ползли небывалые слухи, а Бритт уже видел возвышение, настоящую славу. Так он стал придворным магом, но не продержался и года. Привыкший к Идэлиниори, при дворце он не прижился, снова захотелось свободы. И тогда он пошел на сделку с Истармой, тот сам ее предложил. Бритт объявил, что передаст ему свои знания, а взамен получил гостеприимное пристанище в родовом замке Истармы близ Тан ака. Провинция мелкая, земледельческая, одни села. Танак – единственный городок там, и то одно название. Тамошние эйги при дворе влияния не имели. Скрыться там показалось заманчивым, и маг исчез, словно его и не было, в полной тайне занимаясь теперь своими исследованиями. Он часто и много путешествовал, не переставая удивлять и пугать своими простенькими чудесами селян и горожан. Но возвращался постоянно в замок Истармы. И ведь он прекрасно знал, что Истарма не просто добряк. Он всем сердцем хотел перенять «тайные знания». Но маг-ниори не смог бы передать ни крупицы, даже если бы хотел, потому что магия ниори замешана на в иденьи. Бритт же не только не мог, но и не хотел, и он уверил себя совершенно, что сможет водить Истарму бесконечно за колокольчиком, как слепца. Маг был очень нужен эйгу Истарме. Благодаря простым превращениям, что время от времени он творил по просьбе Истармы, и небольшому набору зелий, которыми благородный эйг увлекался еще с юности, новый придворный маг возвышался все более и более. Его прочили в тиганы. Настал момент, когда его терпение истощилось. Он, наверное, плел такую интригу. Превращения, о которых он просил, становились все более странными, назначение их было непонятно, но Бритт, увлеченный своими мыслями и исследованиями, оставался слепым. Потом, когда он вспоминал, то говорил, что мог бы заметить, мог понять. Но сгорел от собственного легкомыслия. А потом Истарма попросил снег среди лета, во всей провинции. Это означало новое противоборство со стихиями Великой Матери, нарушение равновесия. Но Бритт увлекся, хоть дело было нелегким. На это он потратил почти всю силу, и тут Истарма настиг его. Он, видно, давно сообразил, что маг не всесилен и что силы его нуждаются в восстановлении. За несколько дней до того в Кромае умер наследник, единственный сын старого Короля, не успевший оставить своих детей. Бритт этого не знал. По указке Истармы к его же замку послали большие отряды стражников. Он, наверное, похвалялся, что заманил колдуна в ловушку. Остальное ты видел во сне.
   Леки молчал. История поворачивалась совсем другим боком.
   – Вот и все. – Или показалось, или в голосе Дэйи снова тенью мелькнула усталость. – Не было предательства народа ниори и наших тайных знаний. Не было вреда Короне Кромая, не было убийства наследника, мора среди скота и прочих злодейств. Были слухи… и глупое тщеславие, стоившее всего. Это то, что я знаю из сведений, собранных в Эгросе, и с его собственных слов. Последующие семь лет Бритт был рядом со мной. Он очень медленно привык к тому, что можно жить без дара, – всю жизнь носил его в себе. Сначала все время молчал… – Голос Дэйи подернулся дымкой, он вспоминал, и это бередило что-то внутри, кем бы он ни был. – Потом ожил. Потом стал постоянным спутником. Как-то раз даже спас мне жизнь. Когда он ушел, мне было жаль терять его, я привык.
   – Но ведь ушел же, – с непонятным облегчением вздохнул Леки.
   – Дар начал возвращаться, – огорошил его Дэйи.
   А он уже и забыл, что маг снова колдует, через двери ходит!
   – И он решил Истарме отомстить? – сразу догадался Леки.
   – Я отпустил его зря, только поздно это понял. Конечно же, ты не ошибся, его потянуло к Истарме. Через год мы встретились в Эгросе. Неслучайно, он назначил этот день. Я не думал, что приеду, но оказался там по прошествии одной зимы. Это было два года назад.
   – Разговор на площади, – догадался Леки.
   – Да. – Страж наконец сел, перестав метаться.
   У Леки уже в глазах рябило: то шагнет, то остановится, то обратно то же самое. А у него самого ноги, как соломенные, ни встать, ни двинуться.
   – Тогда и началась теперешняя история. Он подстерег Истарму и почувствовал неладное.
   – Так это от него ты узнал? – Несмотря на слабость в ногах, Леки дернулся, как будто намеревался вскочить.
   – Да. – Страж кивнул. – Он, как и ты, предлагал убить Истарму, пока возможно. Он говорил о его крайней опасности для ниори.
   – А ты? – торопил Леки.
   – Я отказался. Думал, что с возвращением дара вернулось то, что было прежде, думал, что Бритт хочет отомстить врагу моими руками. Кстати, Истарма после «поимки» колдуна стал личным тиганом. А через несколько лет – уже и Главным тиганом.
   – Так ведь колдун-то исчез?
   – Никто об этом не узнал. – Дэйи, казалось, вновь усмехнулся. – Колдуна торжественно казнили на площади при всем народе. Истарма не стал сообщать об исчезновении. Узника заменили похожим, опоили чем-то и казнили.
   – Так вот о чем он тогда просил на площади… – Леки задумался, вспоминая встречу, точно намертво запечатавшуюся внутри.
   – Я говорил, чтобы ты опасался Бритта, и сейчас повторю. Маги, да еще отчаявшиеся, опасны вдвойне.
   – Да я его и так побаиваюсь. И не верю. И если это он тебе такое про Истарму поведал, про тварь эту злобную, про погоню за магами, то уж не знаю, как на слова твои и посмотреть…
   – Вот и Совет посмотрел бы точно так же. Мне и так не поверили. Мне.Если скажу, что все это от Бритта узнал, потерянного мага, обещавшего передать людям тайные знания и чинившего козни против них же…
   Он не закончил, да и не надо, все и так ясно.
   – А ты веришь ему, целиком? – Откуда же этот яд в голосе, ну совсем не так хотел он спросить, значительно, с выражением, приличным случаю.
   – Теперь – как себе, – мгновенно бросил страж.
   «А ведь раньше сомневался, – подумал Леки, припомнив его запоздавшее „да“ в лесном домике в ответ на такой же вопрос Инхио. – И чего же он ему там наговорил?» Нет, Леки этому магу не доверял, никак не доверял, просто не мог. Откуда на Дэйи затмение такое нашло? Неужто у Леки и вправду назначенье – за магом следить, стеречь его? Ясно, почему маг про ловушку упредил. Ему доверие нужно было от Дэйи. А может, сам ее и подстроил?
   – А как… – замялся Леки, – он про ловушку узнал, про эту? Ну, когда люди Истармы дом стерегли? Что-то он очень вовремя появился…
   – Помнишь, я говорил о соглядатае, из-за которого облава оказалась тщетной? И в Айсине, и в Эгросе, и в окрестностях, и в Северном Кромае? Это он и есть. Добровольный соглядатай. Поэтому его лицо и меняется от раза к разу. Он укрыт магической личиной постоянно. Перед Истармой один, перед нами другой, у него еще много лиц. Для каждого найдется.
   – Так он снова с Истармой якшается? – не выдержал Леки.
   – Да, – ответил страж. – Но это не должно тебя тревожить.
   – Тревожит, однако.
   – Хорошо, пусть тревожит, – покладисто согласился Дэйи.
   – А когда ты сказал, что можно лучшие свидетельства для Совета отыскать, ты часом не решил мага с собой прихватить?
   – Еще не решил, но было бы хорошо. Живой маг для Совета гораздо убедительнее, чем его слова. Только не знаю, удастся ли уговорить его сейчас вернуться в Идэлиниори. Хоть это его вторая мечта.
   «А можно заставить мага? – Леки не представлял. – Может быть, это и есть главная ловушка?» Ну не верил он этому темноглазому, ни за что не верил. Хоть ты тресни. Он видел его тогда, среди солдат, пусть и с другими глазами и лицом, но все равно… Ни за что ему не забыть его ухмылку.
   – …Меняются и люди, и ниори, – пробился сквозь его Мысли голос стража. Он снова «слышал», что думает Леки. Леки опять начал злиться.
   – Конечно, меняются, – проворчал в ответ. – Как тут на месте устоять! Вон я, недавно только из Кобы сбежал, а уже другой, да и мир вокруг другой. В Большом мире да в дороге, каждый день за год. И дар этот! Все больше и больше становится! Я ведь чувствую, что совсем уже не тот парень, что с тобой в дорогу пустился.
   – Ты стал другим не потому, что обрел, – необычайно мягко сказал Дэйи, совсем непривычно для него, – а потому что потерял.
   – Что это потерял? – растерялся Леки.
   – Что-то хорошее, – ответил Дэйи. Вздохнул или показалось? – Иди, рассвет скоро, и помни: я никому и никогда не уронил ни единого слова о Бритте. После его спасения я ни разу не возвращался в Идэлиниори, потому что обман у нас не в ходу. Его чувствуют и слышат. Я не могу вернуться, пока скрываю тайну его спасения. Эта тайна – не заклятье Идэлиниори, и никакие обещанья не удержат тебя от того, чтобы сболтнуть кому-нибудь слово-другое. Я доверился тебе, потому что опасался за твою жизнь и рассудок. У меня не было права молчать. Тебе решать. Я уже сделал две ошибки, и если ты скажешь хоть слово, это будет третья, самая большая. Я не знаю, каковы будут последствия. И… держись от него подальше, еще раз повторю, не пожалею слов.
   – Я буду молчать, – сказал Леки торжественно. – Даю тебе слово. Я тебя не подведу. Только… ты все время поминаешь законы Великой Матери, но… разве… – Он смешался. – Ну, я-то их не знаю, но сдается мне, что не очень-то по ее законам такую тайну скрывать, особенно если опасность из Кромая движется. Ведь для всех ниори плохо выйти может… Ведь ты страж, ты же их перво-наперво хранить должен, а не мага этого… Разве не против…
   – Против, – твердо сказал страж. – Потому и не возвращаюсь. Мне пора на стражу, Инхио сменить. А тебе спать. Переход будет нетяжелый, дойдем, наверное, только до кромки леса, а там Тинхэ ждать придется.
   Леки уныло поплелся на подгибающихся ногах обратно к приветливому костерку, укрылся, устроился, но заснуть никак не мог, ворочался, вскидывался то и дело. Маг не шел у него из головы. Не шел, и все. В муках он пытался плотно сжать веки, считать, вспоминать незначительные случаи из своей прошлой жизни, но сон не шел.
   Очнулся он от того, что кто-то крепко сжимал его кисти в своих. Кажется, он дергался… и что-то орал. Неужто в сон провалился? Или в виденье? Нет, если бы в виденье, то помнил бы. Это сон неспокойный. Триго держал его, а Има наклонилась над ним, поглаживая несколькими пальчиками лоб и волосы. Он даже не чувствовал ее прикосновений.
   – А что я кричал? – простонал он и не узнал свой голос.
   – Ничего. – Има продолжала заниматься его лбом, и не без успеха, тупая боль над глазами отпускала потихоньку.
   – Но я же кричал! – срывающимся голосом просил Леки. – Что?
   – Ты стонал, как будто звал, – раздался голос Лисса. – Повторял одно лишь слово на языке ниори. В кро такого нет, а другого ничего ты не знаешь.
   – И что? – настаивал Леки.
   – Всплеск… или звук падающих капель, что-то подобное.
   Има наклонила голову в знак согласия. Она, видно, тоже так разобрала. Леки успокоился. «Ерунда какая-то», – мелькнула мысль и погасла. Силы, что заставляли его думать каждый миг о маге, исчезли.
   – Ничего, – пробормотал он. – Не было ничего. Просто сон дурной. Я еще раз попробую…
   – Я посижу, пока не заснешь, – прошептала Има.
   – Нет. – Леки пожалел ее. Из-за него и так весь лагерь то и дело не спит. – Ложись, я правда уже опомнился.
   Переполох, в очередной раз поднятый Леки, снова улегся. Он и сам быстро погрузился в сон без видений. Лишь Инхио вновь заступил на стражу. Они обменялись с Дэйи плащами и лошадьми. Взвалив на себя упряжь, Дэйи отвел подальше коня Инхио, оставив ему своего Виз взамен, проворно оседлал, вернулся к костру, чтобы обменяться несколькими словами со вторым стражем, и растворился в лесной темноте. Уже понемногу наливавшейся прозрачностью – вестницей предутреннего сумрака.