Страница:
Дэйи задержался чуть дольше, тут ему, видно, повезло. Он вышел на порог и махнул Леки рукой.
– Здесь можно остановиться на несколько дней. Скоро коронация – мест нигде не найти. Хозяин это знает и дерет по четыре бара за ночь вместо обычных двух. Комната на самом верху. Неудобная и узкая. Но выбора нет.
Леки на всякий случай кивнул, хоть не похоже, чтобы южанин с ним советовался. Вслед за Дэйи он обогнул дом с левой стороны и наткнулся на крепкие деревянные ворота в стене. Южанин постучал, и какой-то невысокий человек открыл им. За воротами обнаружился небольшой дворик и тесная конюшенка. Две телеги, загромоздившие и без того маленькую площадку, затрудняли любые маневры в этом узеньком пространстве. Леки, поминутно натыкаясь на своего спутника, снял поклажу со Ста, расседлал и с облегчением передал его слуге (или кто он там), сунув ему две мелкие медные монетки из своих запасов.
Они проникли в дом через заднюю дверь и оказались прямо в трапезном зале, который внезапно обрушился на них своим многоголосием, тяжелым запахом жратвы, перемешанным с едким дымом курева, и множеством любопытных глаз, устремившихся сразу на пришельцев. Дэйи уверенно направился к стойке, Леки потянулся за ним, стараясь казаться таким же спокойным, он не привык к пристальному вниманию, к тому же такого разношерстного… сброда, иначе не скажешь. Много треев… а среди них и совсем угрюмые типы есть. Леки как раз нарвался на один такой взгляд, налитый кровью и хмельным пелом, и поспешно отвел глаза, от беды подальше. Ни торговцев тебе, ни крестьян… Видать, не их место. Хотя, может, и есть, только Леки распознать их тут тяжело. Впрочем, новоприбывшие уже никого не интересовали. В таком огромном улье, как Эгрос, только что-нибудь из ряда вон выходящее могло удержать внимание этой публики надолго.
Они подошли к стойке, за которой управлялся, видно, сам хозяин, и тут Леки чуть было не расхохотался снова. Им елейно улыбался пресмешной маленький толстячок. Его розовая мордочка лоснилась, маленькие глазки навыкате заплыли жиром, нос, приплюснутый у переносья, но вздернутый на конце, уж больно напоминал пятачок, а уши, оттопыренные и заостренные, довершали сходство. «Уж не это ли сам „поросенок“? Ему бы в рот спелый плод айсинского акал ита, и хоть сейчас запекай на вертеле», – пришла в голову глупая мысль. А толстячок тем временем проворно выкатился из-за стойки, схватил пухлой лапкой светильник, стремительно прокатился через зал и стал взбираться по лестнице. Оба спутника поспешили за ним.
Сказать, что комнатка была маленькой, значило ничего не сказать. «Комнатой» гордо именовалась небольшая конурка под самой крышей, где едва помещались две узкие короткие лежанки и небольшой деревянный ларь, который предполагалось, наверное, использовать не только для вещей, но и как столешницу. Выпрямиться во весь рост тут можно было только поодиночке, потому что покатая крыша срезала половину пространства комнаты над одной из «кроватей». На этом скате и располагалось единственное оконце, дававшее Днем каморке свет. Никакого подобия очага или другого источника тепла видно не было, и в комнате царил холод. Но все-таки теплее, чем на улице. Хозяин же, видя вытянувшееся лицо Леки и боясь потерять свои четыре бара, клятвенно пообещал, что сынок его, тот самый парень, что сейчас занимается их лошадьми, как только все сделает, так сразу и принесет им одеяла. Даже по два одеяла. У него есть очень теплые одеяла как раз для такой погоды. А если путники голодны, то у него как раз подоспело отличное жаркое, и если они спустятся вниз, то не пожалеют, потому что кухня у него просто превосходная. И сразу ретировался, боясь, как бы эти двое не передумали, оставил им лишь светильник.
– Ну и дыра! – в сердцах воскликнул Леки, когда хозяин выкатился. – И за это он хочет четыре бара! Жадная свинья!
– Поросенок, – поправил южанин, и его черты в первый раз за несколько дней тронула легкая улыбка. Это выбило Леки из колеи, его запал внезапно исчез. – И нам следует на самом деле спуститься вниз. Если у себя в тарелке мы хотим видеть жаркое, а не уверения хозяина в том, что оно было отличным, – сказал он, опуская свое снаряжение прямо на пол.
Они развесили влажные плащи на колках, торчащих из стены, заперли каморку и спустились в зал, где их опять охватил тяжелый спертый воздух и хор нестройных голосов. Поэтому Леки был рад, что южанин все-таки выбрал лавку около открытого окна – прямо перед ними ее покинула компания подвыпивших молодчиков, – хотя здесь было очень светло благодаря двум светильникам, закрепленным на столбе, подпиравшем этажные перекрытия. За эти дни Леки уже успел приметить, что спутник его не любит ярко освещенных мест. Даже трапезничая каждый вечер с благородным тэбом, он ухитрялся сесть так, чтобы лицо его очутилось в тени. Сегодня почему-то случилось иначе.
Жаркое, как ни странно, и на самом деле оказалось недурным, и мяса в нем было не много и не мало, а в самый раз. Но долго наслаждаться горячей едой не пришлось, спутник явно спешил, и его поспешность передалась и Леки. Не хотелось оставаться одному в этом зале, полном разношерстого люда из большого, просто огромного, по его меркам, – города. Кроме того, его беспокоило, что южанин покашливал во время еды. Может, захворал в дороге. Когда они начали подниматься по лестнице, Леки показалось, что Дэйи оправился от этой напасти, но уже наверху, в каморке под крышей, он разразился тяжелым и надсадным кашлем, одной рукой схватившись за грудь, а другой распахнув оконце.
Влажный и липкий не по-весеннему воздух ворвался в каморку, и Леки поежился. Однако для его спутника глоток свежего воздуха, видать, оказался лучшим лекарством, потому что кашель почти сразу утих. Он еще несколько раз вздохнул полной грудью и наконец захлопнул тяжелую раму.
– Ты болен, – сказал Леки.
– Нет, – ответил южанин, – я просто не выношу ар ахш.
– Но арахш – это ж обычное курево! Только крепкое.
Леки удивился. Раньше ему казалось, что Дэйи просто неуязвим! Или почти неуязвим. А тут арахш!
– Не обычное, – покачал тот головой в ответ, – и мое тело не выносит его. В Эгросе эту южную гадость почти не курят. Когда мы вошли в залу в первый раз, там не было арахша. Кто-то пришел, пока мы устраивались наверху.
Раньше Леки решил бы, что настал удобный случай для расспросов. Но он не первый день уже в дороге с Дэйи. Тот ничего не скажет, если не захочет, а сейчас он явно не расположен продолжать разговор.
– А что завтра?
– Завтра у меня дела. Возможно, меня не будет целый день. Ты можешь провести его, как хочешь. Если день окажется удачным, послезавтра наши пути разойдутся, – произнес он, как всегда, равнодушно, словно не было ему до Леки никакого дела.
– Но ты же меня с собой взять хотел! – воскликнул Леки, опешивший от неожиданности.
– Решил? – И Леки будто на стену наткнулся. – Ты можешь думать до моего отъезда из Эгроса, – сказал Дэйи, в который раз словно прочитав его мысли, и начал располагаться на ночлег.
Леки последовал его примеру. Но спать теперь не хотелось, несмотря на усталость. Что дальше-то делать? Эта мысль не давала покоя, мучила и терзала. Но было и еще кое-что, что не давало заснуть. С того дня, когда они повстречали тварей в лесу и спасли тэба Тандоорта, с того самого дня, а точнее, с той ночи, Леки начали донимать сны, странные, тревожные и такие же настоящие, как сама жизнь.
Он видел Дэйи в его черном плаще, распластавшегося на траве за кустами среди буйного подлеска, видел людей, продвигавшихся осторожно в его сторону, но не видевших южанина, людей с маленькими луками в руках, облаченных в одинаковую одежду, не иначе как солдатскую, но не кромайскую. Он видел, как эти люди упали почти одновременно, словно подрезанные серпом колосья пеллита, когда южанин взвился в воздух из своей засады. А потом он вытягивал из их тел длинные тяжелые ножи, как две капли дождя похожие на те, что он недавно доставал из тел «пиявок».
Видел он как-то раз и себя в колыбели, будто со стороны, и свою мать рядом с Ортом. Он видел ее лицо близко-близко, никогда не помнил его так отчетливо, как в этом сне. Орт что-то яростно ей говорил, а она лишь смотрела на него, оставаясь холодной и бесстрастной, как будто совсем не ей предназначалась вся эта брань. А потом Орт внезапно ударил ее по лицу наотмашь, и она упала. А потом Леки проснулся и долго лежал, ему не хотелось двигаться. Видел он и тэба Тандоорта, причем даже дважды – в пылу какого-то сражения и в окружении совсем незнакомых Леки, богато разодетых людей. Были еще и другие сны, отрывочные и неясные, они не тревожили Леки так сильно.
Этой ночью ему снова снилась мать, но, когда Леки проснулся, он не помнил, что именно ему привиделось. Он открыл глаза и увидал, что спутник его не спит. Он сидел на своей лежанке прямо напротив оконца на скате крыши. Луна стояла в нем, большая и круглая. Очевидно, облака наконец разошлись, и день предстоял по-настоящему весенний. Южанин не шевелился, уставив глаза в оконце и дальше, в ночное небо. Леки уже раз доводилось заставать Дэйи в таком оцепенении, так же очнувшись ночью после странного сна, только ночного светила тогда не видно было в небе. Той ночью Леки тоже долго лежал, наблюдая за южанином, но, как и сегодня, заснул, не дождавшись ни единого признака жизни от своего странного спутника.
Проснулся он рано, но Дэйи уже исчез из каморки под крышей. Он куда-то подался, даже слова не сказав. Зная, что загадочный спутник, быть может, не появится до самого вечера, и он сегодня предоставлен самому себе, Леки начал лениво перебирать, чем бы заняться. Тащиться никуда не хотелось… но ведь это же Эгрос! Столица королевства! А доведется ли когда еще тут побывать?
Он чувствовал себя утомленным, обессиленным их стремительным броском от Кобы до Эгроса. Все-таки он не очень-то привык к таким переходам. Сначала мысли в голове копошились медленно и лениво, показалось даже, что он снова засыпает… Усилием воли сбросив дремоту, Леки встал и, поспешно одевшись, пока не передумал, скатился по лестнице и выбежал на площадь перед «Поросенком».
Теперь уже стоял белый день, и можно было все хорошенько разглядеть. Его окружали дома, очень высокие по меркам Леки. В Тигрите таких немного, а тут, на самой окраине столицы, рос настоящий каменный лес. По площади взад-вперед сновало множество людей. Казалось, все они смотрят на него: кто исподлобья, кто мельком глазами стрельнет, а кто и вытаращится прямо в лицо. Торчать тут было неприятно, и он поспешил скрыться куда-нибудь с открытого места.
Его понесло в улочку, ту самую, что огибала «Поросенок», и Леки долго следовал ее изгибам, не сворачивая ни в какую другую, чтобы легче потом найти обратную дорогу. Он опять попал на небольшую площадь, пересек ее и углубился в другую улицу с противоположной стороны. И так его долго несло, пока он совсем не потерял представление о том, где находится и как вернуться к «Поросенку». Однако, как только Леки понял, что окончательно заблудился, и перестал следить за дорогой, красоты Эгроса наконец-то завладели его вниманием. Теперь он продвигался медленно, крутя во все стороны головой и едва успевая отскакивать с дороги под окрики всадников.
Улицы становились все шире, а дома все роскошнее – наверное, он худо-бедно, но все же продвигался к центру столицы. Таких построек, как здесь, таких чудес в Айсине не Увидишь: со множеством башенок и выступов, балконов и балкончиков, они казались Леки необычайно воздушными, словно танцующими над просторными, вымощенными тяжелым желтовато-серым булыжником улицами. А некоторые, наоборот, нависали и всей своей громадой давили на него. Возле них не хотелось задерживаться. Но больше всего восхищали лепные фасады домов. Рассматривая все эти загогулины, листики, цветы и фигурки людей, он понял, что это уж никак не глина, а что-то другое, более прочное и долговечное. Но, вылепив не один кувшин в мастерской Дару, Леки мог только подивиться мастерам, создавшим все это великолепие.
Видать, сегодня Большой базарный день. Почти на всех площадях торговали приезжие крестьяне. Продавали свой товар и с повозок, и прямо с земли, точнее, с серо-желтого камня, которым тут вымощено все, не то что в Тигрите. Постоялые дворы, питейные, да и просто торговые лавки попадались на каждом шагу и кишели народом. В этот день Леки довелось повидать столько тэбов, благородных и не очень, сколько он не встречал за всю свою жизнь. Некоторые из них просто потрясали роскошью своего наряда, конской сбруи или же носилок, сзади и спереди их сопровождала свита, разгоняя криками нерадивых прохожих. Иногда попадались стражники, несколько раз Леки с восторгом замечал в толпе малиновые плащи солдат Гвардии Короны.
Но чем Эгрос особенно поразил Леки, так это тем, что из-под чепчиков и шапочек здешних кокетливых горожанок его то и дело обжигали вовсе не стыдливые взгляды. В Тигрите совсем иные нравы. Или чванство, или показная скромность – вот чем щеголяют тамошние женщины перед заезжими крестьянами, которые, подобно Леки, отовсюду собираются в город по базарным дням. Невесть какие важные птицы! Уж если бы там какая-нибудь на Леки так взглянула… как эта вот, ну прямо обожгла… право слово, подумал бы, что или гулящая она, или ну очень уж Леки ей приглянулся. А здесь обитательницы Эгроса словно целью такой задались: ни шагу без того, чтобы мужика наповал не сразить. Но им было отчего соперничать и на кого стремиться походить. Знатные дамы Эгроса привели Леки в такое восхищение, что он порой забывал о всяком приличии, неотрывно глазея на какую-нибудь из них.
Как роскошны, как прекрасны жены и дочери тэбов! Особенно благородные дамы, их издалека видно, за ними тянется целая свита служанок и охранников. Несколько таких процессий посчастливилось увидать ему в самом центре. Жаль, что дама в роскошных носилках, украшенных впереди резными птицами, отдавая какой-то наказ своей свите, явила миру лишь свою прекрасную холеную ручку в драгоценных камнях и пене кружев, и всего лишь до локтя. Но какая рука! Разве найдешь такую прелесть у тех, кого Леки знал до сих пор? Голубые жилки под тонкой, прозрачной белой кожей… Он вздохнул и продолжил путь, озираясь в поисках столь же прекрасного зрелища.
Вскоре он был вознагражден. К счастью, дамы, как и тэбы, передвигались по улицам Эгроса не только в носилках, а и верхом. И пешие тоже встречались, но те, в сопровождении одной или двух служанок, не потрясали так своим достоинством или великолепием. Видать, не такие уж знатные. А вот всадницы… Что может быть чудеснее прекрасной женщины в расшитом тонким кружевом, отливающем блеском убранстве, лишь наполовину скрытой широким плащом, верхом на чистокровном жеребце в сверкающей сбруе? Он так зазевался перед прелестной юной дамой, что не отскочил с дороги вовремя и чуть не поплатился, получив удар кнута от одного из ее охранников. Она резко натянула поводья, сдержав коня прямо перед носом Леки – руки в светлых перчатках из тонкой кожи сжимали поводья привычно твердо, – но даже не удостоила взглядом, словно его здесь и не было. Да он и не один, оказывается, зазевался! Удар кнутом принял на себя и другой бедолага, и Леки поспешно удалился. Больше он старался не заглядываться до неприличия на благородных дам. Не ровен час, беда случится. Уж лучше горожаночкам подмигивать.
Полдня глазел Леки на Эгрос, и казалось, что он уже немного привык к столице, но тут он внезапно попал на новую площадь и снова застыл, разинув рот от изумления. Такой огромной площади видеть еще не доводилось, Леки даже не представлял, что такие бывают. Никак не меньше десяти циклов шагов в длину, а то и все двенадцать – целый двойной цикл. Да половину двойного цикла в ширину, уж не меньше. Главная площадь, сообразил Леки. Тут кипела торговля, тут был и главный городской рынок по базарным дням.
Леки пробирался между чьих-то спин и голов, рассматривая товар. «Торгуют так же, как у нас, и тем же», – решил он. Сразу же вспомнил дом, ферму, сбор пеллита, Дару, но не испытал острой тоски и быстро отбросил эти воспоминания, тем более что впереди собралась толпа и, судя по звукам, доносившимся с той стороны, там явно шло представление.
Он осторожно просочился сквозь плотное кольцо людей и долго любовался четырьмя артистами, выделывавшими умопомрачительные трюки. Поодаль две девушки, не очень-то соблазнительные на вид, сопровождали их выступление пением и игрой на незнакомых Леки инструментах с двумя рядами струн. Но и играли, и пели они так плохо, что лучше бы им хоть чуток помолчать. Леки устал от их вытья и поспешил выбраться из круга зрителей. Каково же было его удивление, когда, вынырнув с внешней стороны, он краем глаза ухватил знакомую фигуру. Он вгляделся и понял, что ошибки нет, это точно оказался Дэйи, закутанный в свой длинный тяжелый плащ.
Первым порывом Леки было подойти к нему, и он даже сделал несколько шагов, но что-то, словно толчок в грудь, удержало его. Он попятился и скрылся за одной из фермерских повозок, стоявших поблизости. Некоторое время южанин стоял на месте, медленно поворачиваясь во все стороны, оглядывая толпу, будто ища кого-то знакомого. Затем повернулся спиною к Леки и медленно двинулся вперед. Леки, кляня себя за недостойное любопытство, решительно двинулся за ним, готовый, однако, в любой момент куда-нибудь скрыться.
Так ему пришлось прятаться очень долго. Они уже раз обошли всю площадь и начали новый обход, Леки все это порядком надоело, да и напряжение давало себя знать, и вдруг южанин так резко ускорил шаг и стал забирать к краю, что Леки чуть не потерял его в толпе. Рванувшись за ним, он едва не сбил с ног какого-то крестьянина с большой корзиной, но не стал задерживаться, чтобы выслушать все, что тот хотел бы ему сказать, стараясь не упустить южанина. Впопыхах он чуть не выскочил вслед за ним за последнее кольцо торговцев у края площади, но вовремя остановился.
Дэйи теперь прохаживался недалеко от входа в какое-то огромное здание. Толпы людей втекали в его широкие двери и вытекали, но южанин облюбовал себе более или менее спокойное местечко неподалеку от угла дома, слева от кованых ворот, где было немного спокойнее. И тут к нему подошел невысокий человек.
Он ничем не отличался от большинства обитателей Эгроса, носил такой же плащ до коленей с широкими рукавными прорезями, сапоги с короткими голенищами. Но именно его ждал южанин. Лицо незнакомца невозможно было разглядеть в тени широкого капюшона, что покрывал его голову в холодный весенний день. Этим он тоже не отличался от обитателей Эгроса. Но именно его искал Дэйи. Леки видел, как на какое-то время они застыли рядом, а потом вдруг пришелец одним движением откинул капюшон.
Нет, он не так уж и похож на жителей Эгроса. Его волосы гораздо светлее, как у обитателей Северного Кромая, и острижены слишком коротко, вызывающе коротко, они даже ушей не прикрывали. Леки видел, как незнакомец сказал что-то, слегка наклонив голову, и Дэйи, очевидно, произнес что-то в ответ, но примеру его не последовал. Они перекинулись еще несколькими словами, подошедший помедлил немного и снова накинул свой капюшон, но так, чтобы тот позволял хорошо видеть его лицо.
Леки было слишком неудобно наблюдать за ними издалека, с того места, которое он так неудачно выбрал, и он рискнул подобраться поближе. Он пристроился к игрокам в бай-гор, кидавшим неподалеку свои камешки, и смешался с зеваками. Отсюда он видел только спину Дэйи, зато ему представилась возможность хорошенько разглядеть незнакомца, в то время как тот и не подозревал, что за ним наблюдают. Обычный человек. Не молод и не стар. И ничего в нем вроде бы такого не было… Но было. Странный какой-то получался у них разговор, подумалось Леки. Он перемежался паузами, как будто каждое сказанное слово стоило собеседникам либо глубоких раздумий, либо большого труда.
Проклиная себя вновь за любопытство, Леки подобрался ближе, окончательно презрев безопасность. Теперь он встал уже совсем рядом, в цикле шагов. Ему даже хотелось, чтобы его наконец заметили: надоела эта унизительная слежка. Но незнакомец был слишком поглощен разговором, хотя смотрел почти прямо на Леки. Теперь он оказался совсем близко, и Леки понял, что его так поразило в незнакомце. Глаза, глаза у него были темные… странные такие глаза. Они необычно выделялись на светлой коже лица. Но не только это. Что бы ни говорил незнакомец, они оставались… неподвижными, что ли, но не безжизненными, нет. Легкая дрожь почему-то пробрала Леки, а потом сковало странное оцепенение и охватила глубокая грусть.
Так, в столбняке, он и простоял до самого конца их недолгой встречи. Его не толкали и даже не задевали, как будто тут, на площади, и не было тьмы народу. А между тем людей вокруг роилось великое множество, и гул стоял просто невообразимый. Жаль! Ему не удалось услышать ни слова. Но даже если бы вокруг царила тишина, ему вряд ли б посчастливилось хоть что-то разобрать. Эти двое роняли слова очень тихо.
А тем временем все напряженнее и напряженнее становилось там, между ними. Все быстрее и быстрее срывались слова с губ незнакомца. И вдруг все закончилось. Темноглазый резко вскинул обе руки в непонятном жесте, ладонями вперед, надвинул низко свой капюшон, повернулся и решительно двинулся прочь. Дэйи все стоял на том же месте. И пока незнакомец не скрылся в толпе, он продолжал смотреть вслед… стоял, стоял, а потом вдруг повернулся и стремительно прошагал мимо Леки, очень близко, так и не заметив его. Лица южанина Леки не разглядел, но беспокойство его ощутил. Точно так же, как чуял страх леса возле Просеки.
И вот он потерял из виду обоих. Не хотелось больше ходить по Эгросу, многоголосая яркая толпа вдруг надоела до тошноты, хотелось добраться до своей лежанки в «Поросенке» и хорошенько выспаться. Достаточно с него на сегодня. И словно уже во сне Леки тронулся в обратный путь. Не он шел, а казалось, ноги сами несут его. Еще по пути сюда он заблудился и не знал обратной дороги, но шел и шел, не спрашивая ни у кого, и узенькие улочки сами вывели его на площадь перед «Поросенком». Он утомленно вскарабкался по лестнице в свою каморку и, поспешно стянув одежду, с облегчением устроился в постели. Однако отдохнуть так и не удалось. Казалось, только-только он закрыл глаза, как возвратился Дэйи.
Леки бросил на него осторожный взгляд: интересно, заметил ли тот слежку. Потом сдался. Пора бы уже привыкнуть, что лицо у южанина сродни камню – никогда не разберешь, что он думает. А между тем Дэйи, словно не замечая Леки, не снимая ни плаща, ни своей тяжелой перевязи с метательными ножами, которая, как Леки подозревал, была на своем обычном месте под плащом, уселся на лежанку и глубоко задумался. Он очень долго сидел, рыская невидящим взглядом по углам крошечной комнатушки, пробегая глазами по Леки и не замечая его. Не по себе стало от этих взглядов, хоть южанин, казалось, совсем забыл о его существовании. И настолько не по себе сделалось, что Леки наконец не выдержал и осторожно прервал молчание.
– Ты вчера говорил, что если день удачным будет, то завтра уедешь?
– Если хочешь спросить, то спрашивай прямо, – сразу откликнулся тот, несмотря на свою задумчивость.
У Леки снова стало муторно внутри. Звучало так, словно южанин заметил Леки сегодня на площади и предлагал ему честно признаться. И все же… Леки зашел издалека:
– Так что, день твой был удачным? То есть ты завтра Эгрос покинешь?
Южанин медлил с ответом, он встал и неспешно стянул плащ, отстегнул перевязь. Ему явно не хотелось давать ответ, и Леки уже было подумал, что не дождется ни слова, но тут Дэйи опять присел и медленно проговорил:
– Завтра… не знаю еще, должен подумать. А день этот… – Он еще помедлил и неожиданно сказал: – Наверное, самый неудачный из всех за многие годы. Но знаю уже точно, что не смогу выполнить свое обещание… не смогу отвести тебя, куда обещал.
– Но…
– В одиночку ты не сможешь, – перебил он и снова замолчал.
Вот это поворот! До чего ж обидно! Южанин бросает его… и что ему теперь делать в огромном Эгросе, не зная никого и ничего? Робкая мысль шевельнулась в голове у Леки. Уж если он добрался сюда вместе с Дэйи, то почему бы ему не двигаться вместе с ним и дальше? Ведь он же не был обузой в пути! Наоборот, во время схватки с тварями с Просеки даже показал себя хорошим стрелком. По крайней мере, хотелось в это верить. Этот незнакомец-южанин оказался наполнен тайной до краев, и не было сил расстаться с ним, не разгадав ее.
Но как напроситься, не услышав в ответ отказа? Подумав немного, Леки решил все-таки и тяжесть с сердца снять, и дать понять своему загадочному спутнику, что кое-что о нем он уже знает. Послал пробную стрелу:
– Я сегодня бродил по Эгросу, – начал он, – туда-сюда. На огромной площади побывал. Похоже, на главной. Я там тебя видал, – бросился он сразу в воду, но лицо южанина осталось, как всегда, бесстрастным. Казалось, ему все равно. И Леки, уже совсем не зная, на что ему надеяться, выложил последнее: – Тебя и… как ты разговаривал с человеком там, на площади, – сказал он и увидел, как голова Дэйи резко дернулась в его сторону, глаза сразу же впились в Леки.
– Человеком? Каким?
Тут уже пришла пора удивляться Леки. Он ждал чего угодно: гнева, смущения, растерянности, но больше всего он боялся, что южанин просто посмотрит сквозь него, как обычно. Нет, Леки никак не ожидал такого вопроса.
– Здесь можно остановиться на несколько дней. Скоро коронация – мест нигде не найти. Хозяин это знает и дерет по четыре бара за ночь вместо обычных двух. Комната на самом верху. Неудобная и узкая. Но выбора нет.
Леки на всякий случай кивнул, хоть не похоже, чтобы южанин с ним советовался. Вслед за Дэйи он обогнул дом с левой стороны и наткнулся на крепкие деревянные ворота в стене. Южанин постучал, и какой-то невысокий человек открыл им. За воротами обнаружился небольшой дворик и тесная конюшенка. Две телеги, загромоздившие и без того маленькую площадку, затрудняли любые маневры в этом узеньком пространстве. Леки, поминутно натыкаясь на своего спутника, снял поклажу со Ста, расседлал и с облегчением передал его слуге (или кто он там), сунув ему две мелкие медные монетки из своих запасов.
Они проникли в дом через заднюю дверь и оказались прямо в трапезном зале, который внезапно обрушился на них своим многоголосием, тяжелым запахом жратвы, перемешанным с едким дымом курева, и множеством любопытных глаз, устремившихся сразу на пришельцев. Дэйи уверенно направился к стойке, Леки потянулся за ним, стараясь казаться таким же спокойным, он не привык к пристальному вниманию, к тому же такого разношерстного… сброда, иначе не скажешь. Много треев… а среди них и совсем угрюмые типы есть. Леки как раз нарвался на один такой взгляд, налитый кровью и хмельным пелом, и поспешно отвел глаза, от беды подальше. Ни торговцев тебе, ни крестьян… Видать, не их место. Хотя, может, и есть, только Леки распознать их тут тяжело. Впрочем, новоприбывшие уже никого не интересовали. В таком огромном улье, как Эгрос, только что-нибудь из ряда вон выходящее могло удержать внимание этой публики надолго.
Они подошли к стойке, за которой управлялся, видно, сам хозяин, и тут Леки чуть было не расхохотался снова. Им елейно улыбался пресмешной маленький толстячок. Его розовая мордочка лоснилась, маленькие глазки навыкате заплыли жиром, нос, приплюснутый у переносья, но вздернутый на конце, уж больно напоминал пятачок, а уши, оттопыренные и заостренные, довершали сходство. «Уж не это ли сам „поросенок“? Ему бы в рот спелый плод айсинского акал ита, и хоть сейчас запекай на вертеле», – пришла в голову глупая мысль. А толстячок тем временем проворно выкатился из-за стойки, схватил пухлой лапкой светильник, стремительно прокатился через зал и стал взбираться по лестнице. Оба спутника поспешили за ним.
Сказать, что комнатка была маленькой, значило ничего не сказать. «Комнатой» гордо именовалась небольшая конурка под самой крышей, где едва помещались две узкие короткие лежанки и небольшой деревянный ларь, который предполагалось, наверное, использовать не только для вещей, но и как столешницу. Выпрямиться во весь рост тут можно было только поодиночке, потому что покатая крыша срезала половину пространства комнаты над одной из «кроватей». На этом скате и располагалось единственное оконце, дававшее Днем каморке свет. Никакого подобия очага или другого источника тепла видно не было, и в комнате царил холод. Но все-таки теплее, чем на улице. Хозяин же, видя вытянувшееся лицо Леки и боясь потерять свои четыре бара, клятвенно пообещал, что сынок его, тот самый парень, что сейчас занимается их лошадьми, как только все сделает, так сразу и принесет им одеяла. Даже по два одеяла. У него есть очень теплые одеяла как раз для такой погоды. А если путники голодны, то у него как раз подоспело отличное жаркое, и если они спустятся вниз, то не пожалеют, потому что кухня у него просто превосходная. И сразу ретировался, боясь, как бы эти двое не передумали, оставил им лишь светильник.
– Ну и дыра! – в сердцах воскликнул Леки, когда хозяин выкатился. – И за это он хочет четыре бара! Жадная свинья!
– Поросенок, – поправил южанин, и его черты в первый раз за несколько дней тронула легкая улыбка. Это выбило Леки из колеи, его запал внезапно исчез. – И нам следует на самом деле спуститься вниз. Если у себя в тарелке мы хотим видеть жаркое, а не уверения хозяина в том, что оно было отличным, – сказал он, опуская свое снаряжение прямо на пол.
Они развесили влажные плащи на колках, торчащих из стены, заперли каморку и спустились в зал, где их опять охватил тяжелый спертый воздух и хор нестройных голосов. Поэтому Леки был рад, что южанин все-таки выбрал лавку около открытого окна – прямо перед ними ее покинула компания подвыпивших молодчиков, – хотя здесь было очень светло благодаря двум светильникам, закрепленным на столбе, подпиравшем этажные перекрытия. За эти дни Леки уже успел приметить, что спутник его не любит ярко освещенных мест. Даже трапезничая каждый вечер с благородным тэбом, он ухитрялся сесть так, чтобы лицо его очутилось в тени. Сегодня почему-то случилось иначе.
Жаркое, как ни странно, и на самом деле оказалось недурным, и мяса в нем было не много и не мало, а в самый раз. Но долго наслаждаться горячей едой не пришлось, спутник явно спешил, и его поспешность передалась и Леки. Не хотелось оставаться одному в этом зале, полном разношерстого люда из большого, просто огромного, по его меркам, – города. Кроме того, его беспокоило, что южанин покашливал во время еды. Может, захворал в дороге. Когда они начали подниматься по лестнице, Леки показалось, что Дэйи оправился от этой напасти, но уже наверху, в каморке под крышей, он разразился тяжелым и надсадным кашлем, одной рукой схватившись за грудь, а другой распахнув оконце.
Влажный и липкий не по-весеннему воздух ворвался в каморку, и Леки поежился. Однако для его спутника глоток свежего воздуха, видать, оказался лучшим лекарством, потому что кашель почти сразу утих. Он еще несколько раз вздохнул полной грудью и наконец захлопнул тяжелую раму.
– Ты болен, – сказал Леки.
– Нет, – ответил южанин, – я просто не выношу ар ахш.
– Но арахш – это ж обычное курево! Только крепкое.
Леки удивился. Раньше ему казалось, что Дэйи просто неуязвим! Или почти неуязвим. А тут арахш!
– Не обычное, – покачал тот головой в ответ, – и мое тело не выносит его. В Эгросе эту южную гадость почти не курят. Когда мы вошли в залу в первый раз, там не было арахша. Кто-то пришел, пока мы устраивались наверху.
Раньше Леки решил бы, что настал удобный случай для расспросов. Но он не первый день уже в дороге с Дэйи. Тот ничего не скажет, если не захочет, а сейчас он явно не расположен продолжать разговор.
– А что завтра?
– Завтра у меня дела. Возможно, меня не будет целый день. Ты можешь провести его, как хочешь. Если день окажется удачным, послезавтра наши пути разойдутся, – произнес он, как всегда, равнодушно, словно не было ему до Леки никакого дела.
– Но ты же меня с собой взять хотел! – воскликнул Леки, опешивший от неожиданности.
– Решил? – И Леки будто на стену наткнулся. – Ты можешь думать до моего отъезда из Эгроса, – сказал Дэйи, в который раз словно прочитав его мысли, и начал располагаться на ночлег.
Леки последовал его примеру. Но спать теперь не хотелось, несмотря на усталость. Что дальше-то делать? Эта мысль не давала покоя, мучила и терзала. Но было и еще кое-что, что не давало заснуть. С того дня, когда они повстречали тварей в лесу и спасли тэба Тандоорта, с того самого дня, а точнее, с той ночи, Леки начали донимать сны, странные, тревожные и такие же настоящие, как сама жизнь.
Он видел Дэйи в его черном плаще, распластавшегося на траве за кустами среди буйного подлеска, видел людей, продвигавшихся осторожно в его сторону, но не видевших южанина, людей с маленькими луками в руках, облаченных в одинаковую одежду, не иначе как солдатскую, но не кромайскую. Он видел, как эти люди упали почти одновременно, словно подрезанные серпом колосья пеллита, когда южанин взвился в воздух из своей засады. А потом он вытягивал из их тел длинные тяжелые ножи, как две капли дождя похожие на те, что он недавно доставал из тел «пиявок».
Видел он как-то раз и себя в колыбели, будто со стороны, и свою мать рядом с Ортом. Он видел ее лицо близко-близко, никогда не помнил его так отчетливо, как в этом сне. Орт что-то яростно ей говорил, а она лишь смотрела на него, оставаясь холодной и бесстрастной, как будто совсем не ей предназначалась вся эта брань. А потом Орт внезапно ударил ее по лицу наотмашь, и она упала. А потом Леки проснулся и долго лежал, ему не хотелось двигаться. Видел он и тэба Тандоорта, причем даже дважды – в пылу какого-то сражения и в окружении совсем незнакомых Леки, богато разодетых людей. Были еще и другие сны, отрывочные и неясные, они не тревожили Леки так сильно.
Этой ночью ему снова снилась мать, но, когда Леки проснулся, он не помнил, что именно ему привиделось. Он открыл глаза и увидал, что спутник его не спит. Он сидел на своей лежанке прямо напротив оконца на скате крыши. Луна стояла в нем, большая и круглая. Очевидно, облака наконец разошлись, и день предстоял по-настоящему весенний. Южанин не шевелился, уставив глаза в оконце и дальше, в ночное небо. Леки уже раз доводилось заставать Дэйи в таком оцепенении, так же очнувшись ночью после странного сна, только ночного светила тогда не видно было в небе. Той ночью Леки тоже долго лежал, наблюдая за южанином, но, как и сегодня, заснул, не дождавшись ни единого признака жизни от своего странного спутника.
Проснулся он рано, но Дэйи уже исчез из каморки под крышей. Он куда-то подался, даже слова не сказав. Зная, что загадочный спутник, быть может, не появится до самого вечера, и он сегодня предоставлен самому себе, Леки начал лениво перебирать, чем бы заняться. Тащиться никуда не хотелось… но ведь это же Эгрос! Столица королевства! А доведется ли когда еще тут побывать?
Он чувствовал себя утомленным, обессиленным их стремительным броском от Кобы до Эгроса. Все-таки он не очень-то привык к таким переходам. Сначала мысли в голове копошились медленно и лениво, показалось даже, что он снова засыпает… Усилием воли сбросив дремоту, Леки встал и, поспешно одевшись, пока не передумал, скатился по лестнице и выбежал на площадь перед «Поросенком».
Теперь уже стоял белый день, и можно было все хорошенько разглядеть. Его окружали дома, очень высокие по меркам Леки. В Тигрите таких немного, а тут, на самой окраине столицы, рос настоящий каменный лес. По площади взад-вперед сновало множество людей. Казалось, все они смотрят на него: кто исподлобья, кто мельком глазами стрельнет, а кто и вытаращится прямо в лицо. Торчать тут было неприятно, и он поспешил скрыться куда-нибудь с открытого места.
Его понесло в улочку, ту самую, что огибала «Поросенок», и Леки долго следовал ее изгибам, не сворачивая ни в какую другую, чтобы легче потом найти обратную дорогу. Он опять попал на небольшую площадь, пересек ее и углубился в другую улицу с противоположной стороны. И так его долго несло, пока он совсем не потерял представление о том, где находится и как вернуться к «Поросенку». Однако, как только Леки понял, что окончательно заблудился, и перестал следить за дорогой, красоты Эгроса наконец-то завладели его вниманием. Теперь он продвигался медленно, крутя во все стороны головой и едва успевая отскакивать с дороги под окрики всадников.
Улицы становились все шире, а дома все роскошнее – наверное, он худо-бедно, но все же продвигался к центру столицы. Таких построек, как здесь, таких чудес в Айсине не Увидишь: со множеством башенок и выступов, балконов и балкончиков, они казались Леки необычайно воздушными, словно танцующими над просторными, вымощенными тяжелым желтовато-серым булыжником улицами. А некоторые, наоборот, нависали и всей своей громадой давили на него. Возле них не хотелось задерживаться. Но больше всего восхищали лепные фасады домов. Рассматривая все эти загогулины, листики, цветы и фигурки людей, он понял, что это уж никак не глина, а что-то другое, более прочное и долговечное. Но, вылепив не один кувшин в мастерской Дару, Леки мог только подивиться мастерам, создавшим все это великолепие.
Видать, сегодня Большой базарный день. Почти на всех площадях торговали приезжие крестьяне. Продавали свой товар и с повозок, и прямо с земли, точнее, с серо-желтого камня, которым тут вымощено все, не то что в Тигрите. Постоялые дворы, питейные, да и просто торговые лавки попадались на каждом шагу и кишели народом. В этот день Леки довелось повидать столько тэбов, благородных и не очень, сколько он не встречал за всю свою жизнь. Некоторые из них просто потрясали роскошью своего наряда, конской сбруи или же носилок, сзади и спереди их сопровождала свита, разгоняя криками нерадивых прохожих. Иногда попадались стражники, несколько раз Леки с восторгом замечал в толпе малиновые плащи солдат Гвардии Короны.
Но чем Эгрос особенно поразил Леки, так это тем, что из-под чепчиков и шапочек здешних кокетливых горожанок его то и дело обжигали вовсе не стыдливые взгляды. В Тигрите совсем иные нравы. Или чванство, или показная скромность – вот чем щеголяют тамошние женщины перед заезжими крестьянами, которые, подобно Леки, отовсюду собираются в город по базарным дням. Невесть какие важные птицы! Уж если бы там какая-нибудь на Леки так взглянула… как эта вот, ну прямо обожгла… право слово, подумал бы, что или гулящая она, или ну очень уж Леки ей приглянулся. А здесь обитательницы Эгроса словно целью такой задались: ни шагу без того, чтобы мужика наповал не сразить. Но им было отчего соперничать и на кого стремиться походить. Знатные дамы Эгроса привели Леки в такое восхищение, что он порой забывал о всяком приличии, неотрывно глазея на какую-нибудь из них.
Как роскошны, как прекрасны жены и дочери тэбов! Особенно благородные дамы, их издалека видно, за ними тянется целая свита служанок и охранников. Несколько таких процессий посчастливилось увидать ему в самом центре. Жаль, что дама в роскошных носилках, украшенных впереди резными птицами, отдавая какой-то наказ своей свите, явила миру лишь свою прекрасную холеную ручку в драгоценных камнях и пене кружев, и всего лишь до локтя. Но какая рука! Разве найдешь такую прелесть у тех, кого Леки знал до сих пор? Голубые жилки под тонкой, прозрачной белой кожей… Он вздохнул и продолжил путь, озираясь в поисках столь же прекрасного зрелища.
Вскоре он был вознагражден. К счастью, дамы, как и тэбы, передвигались по улицам Эгроса не только в носилках, а и верхом. И пешие тоже встречались, но те, в сопровождении одной или двух служанок, не потрясали так своим достоинством или великолепием. Видать, не такие уж знатные. А вот всадницы… Что может быть чудеснее прекрасной женщины в расшитом тонким кружевом, отливающем блеском убранстве, лишь наполовину скрытой широким плащом, верхом на чистокровном жеребце в сверкающей сбруе? Он так зазевался перед прелестной юной дамой, что не отскочил с дороги вовремя и чуть не поплатился, получив удар кнута от одного из ее охранников. Она резко натянула поводья, сдержав коня прямо перед носом Леки – руки в светлых перчатках из тонкой кожи сжимали поводья привычно твердо, – но даже не удостоила взглядом, словно его здесь и не было. Да он и не один, оказывается, зазевался! Удар кнутом принял на себя и другой бедолага, и Леки поспешно удалился. Больше он старался не заглядываться до неприличия на благородных дам. Не ровен час, беда случится. Уж лучше горожаночкам подмигивать.
Полдня глазел Леки на Эгрос, и казалось, что он уже немного привык к столице, но тут он внезапно попал на новую площадь и снова застыл, разинув рот от изумления. Такой огромной площади видеть еще не доводилось, Леки даже не представлял, что такие бывают. Никак не меньше десяти циклов шагов в длину, а то и все двенадцать – целый двойной цикл. Да половину двойного цикла в ширину, уж не меньше. Главная площадь, сообразил Леки. Тут кипела торговля, тут был и главный городской рынок по базарным дням.
Леки пробирался между чьих-то спин и голов, рассматривая товар. «Торгуют так же, как у нас, и тем же», – решил он. Сразу же вспомнил дом, ферму, сбор пеллита, Дару, но не испытал острой тоски и быстро отбросил эти воспоминания, тем более что впереди собралась толпа и, судя по звукам, доносившимся с той стороны, там явно шло представление.
Он осторожно просочился сквозь плотное кольцо людей и долго любовался четырьмя артистами, выделывавшими умопомрачительные трюки. Поодаль две девушки, не очень-то соблазнительные на вид, сопровождали их выступление пением и игрой на незнакомых Леки инструментах с двумя рядами струн. Но и играли, и пели они так плохо, что лучше бы им хоть чуток помолчать. Леки устал от их вытья и поспешил выбраться из круга зрителей. Каково же было его удивление, когда, вынырнув с внешней стороны, он краем глаза ухватил знакомую фигуру. Он вгляделся и понял, что ошибки нет, это точно оказался Дэйи, закутанный в свой длинный тяжелый плащ.
Первым порывом Леки было подойти к нему, и он даже сделал несколько шагов, но что-то, словно толчок в грудь, удержало его. Он попятился и скрылся за одной из фермерских повозок, стоявших поблизости. Некоторое время южанин стоял на месте, медленно поворачиваясь во все стороны, оглядывая толпу, будто ища кого-то знакомого. Затем повернулся спиною к Леки и медленно двинулся вперед. Леки, кляня себя за недостойное любопытство, решительно двинулся за ним, готовый, однако, в любой момент куда-нибудь скрыться.
Так ему пришлось прятаться очень долго. Они уже раз обошли всю площадь и начали новый обход, Леки все это порядком надоело, да и напряжение давало себя знать, и вдруг южанин так резко ускорил шаг и стал забирать к краю, что Леки чуть не потерял его в толпе. Рванувшись за ним, он едва не сбил с ног какого-то крестьянина с большой корзиной, но не стал задерживаться, чтобы выслушать все, что тот хотел бы ему сказать, стараясь не упустить южанина. Впопыхах он чуть не выскочил вслед за ним за последнее кольцо торговцев у края площади, но вовремя остановился.
Дэйи теперь прохаживался недалеко от входа в какое-то огромное здание. Толпы людей втекали в его широкие двери и вытекали, но южанин облюбовал себе более или менее спокойное местечко неподалеку от угла дома, слева от кованых ворот, где было немного спокойнее. И тут к нему подошел невысокий человек.
Он ничем не отличался от большинства обитателей Эгроса, носил такой же плащ до коленей с широкими рукавными прорезями, сапоги с короткими голенищами. Но именно его ждал южанин. Лицо незнакомца невозможно было разглядеть в тени широкого капюшона, что покрывал его голову в холодный весенний день. Этим он тоже не отличался от обитателей Эгроса. Но именно его искал Дэйи. Леки видел, как на какое-то время они застыли рядом, а потом вдруг пришелец одним движением откинул капюшон.
Нет, он не так уж и похож на жителей Эгроса. Его волосы гораздо светлее, как у обитателей Северного Кромая, и острижены слишком коротко, вызывающе коротко, они даже ушей не прикрывали. Леки видел, как незнакомец сказал что-то, слегка наклонив голову, и Дэйи, очевидно, произнес что-то в ответ, но примеру его не последовал. Они перекинулись еще несколькими словами, подошедший помедлил немного и снова накинул свой капюшон, но так, чтобы тот позволял хорошо видеть его лицо.
Леки было слишком неудобно наблюдать за ними издалека, с того места, которое он так неудачно выбрал, и он рискнул подобраться поближе. Он пристроился к игрокам в бай-гор, кидавшим неподалеку свои камешки, и смешался с зеваками. Отсюда он видел только спину Дэйи, зато ему представилась возможность хорошенько разглядеть незнакомца, в то время как тот и не подозревал, что за ним наблюдают. Обычный человек. Не молод и не стар. И ничего в нем вроде бы такого не было… Но было. Странный какой-то получался у них разговор, подумалось Леки. Он перемежался паузами, как будто каждое сказанное слово стоило собеседникам либо глубоких раздумий, либо большого труда.
Проклиная себя вновь за любопытство, Леки подобрался ближе, окончательно презрев безопасность. Теперь он встал уже совсем рядом, в цикле шагов. Ему даже хотелось, чтобы его наконец заметили: надоела эта унизительная слежка. Но незнакомец был слишком поглощен разговором, хотя смотрел почти прямо на Леки. Теперь он оказался совсем близко, и Леки понял, что его так поразило в незнакомце. Глаза, глаза у него были темные… странные такие глаза. Они необычно выделялись на светлой коже лица. Но не только это. Что бы ни говорил незнакомец, они оставались… неподвижными, что ли, но не безжизненными, нет. Легкая дрожь почему-то пробрала Леки, а потом сковало странное оцепенение и охватила глубокая грусть.
Так, в столбняке, он и простоял до самого конца их недолгой встречи. Его не толкали и даже не задевали, как будто тут, на площади, и не было тьмы народу. А между тем людей вокруг роилось великое множество, и гул стоял просто невообразимый. Жаль! Ему не удалось услышать ни слова. Но даже если бы вокруг царила тишина, ему вряд ли б посчастливилось хоть что-то разобрать. Эти двое роняли слова очень тихо.
А тем временем все напряженнее и напряженнее становилось там, между ними. Все быстрее и быстрее срывались слова с губ незнакомца. И вдруг все закончилось. Темноглазый резко вскинул обе руки в непонятном жесте, ладонями вперед, надвинул низко свой капюшон, повернулся и решительно двинулся прочь. Дэйи все стоял на том же месте. И пока незнакомец не скрылся в толпе, он продолжал смотреть вслед… стоял, стоял, а потом вдруг повернулся и стремительно прошагал мимо Леки, очень близко, так и не заметив его. Лица южанина Леки не разглядел, но беспокойство его ощутил. Точно так же, как чуял страх леса возле Просеки.
И вот он потерял из виду обоих. Не хотелось больше ходить по Эгросу, многоголосая яркая толпа вдруг надоела до тошноты, хотелось добраться до своей лежанки в «Поросенке» и хорошенько выспаться. Достаточно с него на сегодня. И словно уже во сне Леки тронулся в обратный путь. Не он шел, а казалось, ноги сами несут его. Еще по пути сюда он заблудился и не знал обратной дороги, но шел и шел, не спрашивая ни у кого, и узенькие улочки сами вывели его на площадь перед «Поросенком». Он утомленно вскарабкался по лестнице в свою каморку и, поспешно стянув одежду, с облегчением устроился в постели. Однако отдохнуть так и не удалось. Казалось, только-только он закрыл глаза, как возвратился Дэйи.
Леки бросил на него осторожный взгляд: интересно, заметил ли тот слежку. Потом сдался. Пора бы уже привыкнуть, что лицо у южанина сродни камню – никогда не разберешь, что он думает. А между тем Дэйи, словно не замечая Леки, не снимая ни плаща, ни своей тяжелой перевязи с метательными ножами, которая, как Леки подозревал, была на своем обычном месте под плащом, уселся на лежанку и глубоко задумался. Он очень долго сидел, рыская невидящим взглядом по углам крошечной комнатушки, пробегая глазами по Леки и не замечая его. Не по себе стало от этих взглядов, хоть южанин, казалось, совсем забыл о его существовании. И настолько не по себе сделалось, что Леки наконец не выдержал и осторожно прервал молчание.
– Ты вчера говорил, что если день удачным будет, то завтра уедешь?
– Если хочешь спросить, то спрашивай прямо, – сразу откликнулся тот, несмотря на свою задумчивость.
У Леки снова стало муторно внутри. Звучало так, словно южанин заметил Леки сегодня на площади и предлагал ему честно признаться. И все же… Леки зашел издалека:
– Так что, день твой был удачным? То есть ты завтра Эгрос покинешь?
Южанин медлил с ответом, он встал и неспешно стянул плащ, отстегнул перевязь. Ему явно не хотелось давать ответ, и Леки уже было подумал, что не дождется ни слова, но тут Дэйи опять присел и медленно проговорил:
– Завтра… не знаю еще, должен подумать. А день этот… – Он еще помедлил и неожиданно сказал: – Наверное, самый неудачный из всех за многие годы. Но знаю уже точно, что не смогу выполнить свое обещание… не смогу отвести тебя, куда обещал.
– Но…
– В одиночку ты не сможешь, – перебил он и снова замолчал.
Вот это поворот! До чего ж обидно! Южанин бросает его… и что ему теперь делать в огромном Эгросе, не зная никого и ничего? Робкая мысль шевельнулась в голове у Леки. Уж если он добрался сюда вместе с Дэйи, то почему бы ему не двигаться вместе с ним и дальше? Ведь он же не был обузой в пути! Наоборот, во время схватки с тварями с Просеки даже показал себя хорошим стрелком. По крайней мере, хотелось в это верить. Этот незнакомец-южанин оказался наполнен тайной до краев, и не было сил расстаться с ним, не разгадав ее.
Но как напроситься, не услышав в ответ отказа? Подумав немного, Леки решил все-таки и тяжесть с сердца снять, и дать понять своему загадочному спутнику, что кое-что о нем он уже знает. Послал пробную стрелу:
– Я сегодня бродил по Эгросу, – начал он, – туда-сюда. На огромной площади побывал. Похоже, на главной. Я там тебя видал, – бросился он сразу в воду, но лицо южанина осталось, как всегда, бесстрастным. Казалось, ему все равно. И Леки, уже совсем не зная, на что ему надеяться, выложил последнее: – Тебя и… как ты разговаривал с человеком там, на площади, – сказал он и увидел, как голова Дэйи резко дернулась в его сторону, глаза сразу же впились в Леки.
– Человеком? Каким?
Тут уже пришла пора удивляться Леки. Он ждал чего угодно: гнева, смущения, растерянности, но больше всего он боялся, что южанин просто посмотрит сквозь него, как обычно. Нет, Леки никак не ожидал такого вопроса.