хозяйки и сам сбежит, но у Исламова с Кларой Васильевной отношения сложились
сразу, да и работа шла, грех было жаловаться. Полгода, пока шел ремонт,
Исламов ждал, когда же сам директор объявится, глянет на свою будущую
роскошную квартиру, может, кроме ванн из черного кафеля, у него есть и
другие пожелания? Но тот так и не заглянул ни разу на свой девятый этаж, где
уже для пробы зажигали камин и с высотного дома к небу непривычно потянулась
такая "деревенская" струйка дыма.
"Занят, наверное",- решил Исламов. Когда этой мыслью он поделился с
Тархановым, Федот Карпович долго смеялся и, по-свойски похлопывая Гияза
Нуриевича по плечу, сказал:
- Так ты ничему и не научился у нас. Зачем же ему ходить, глаза людям
мозолить? А что он в курсе дел, не сомневайся, иначе откуда такой дефицит?
Клара Васильевна? Да она только бегает по его звонкам. Не видел, не слышал,
не знаю, не ведаю, моей ноги там не было - лучший ответ, если какая
неприятность выйдет. На жену, на руководство РСУ свалит, в подхалимаже их
обвинит, в худшем случае выговором отделается, а скорее всего - пожурят и
простят. А приди он, начни давать задания - тут уж, брат, конец
непредсказуем, можно и партбилета лишиться. Выговор, дорогой Гияз Нуриевич,
он снимается, а ремонт - это на всю жизнь.
Тарханова он понял - так, наверное, оно и есть, но про себя подумал:
"Что-то я здесь все не тому учусь и не к тому привыкаю".
По окончании работ, как и договорились полгода назад, Исламов принес
главному инженеру смету на ремонт.
- Восемнадцать тысяч шестьсот рублей! - воскликнул главный инженер,
глянув сразу на итоговую цифру.- Да ты с ума сошел! Кто же такую сумму
оплатит, ты что ж, начальства не знаешь? На, возьми, и сделай по-божески -
рублей шестьсот-семьсот.
Вот тут-то они и сцепились в первый раз! Исламов наотрез отказался
что-либо переделывать, сказал: если вам это нужно, вы и переделывайте, и
ушел, оставив смету на столе.
Позже эту смету переделали до шестисот семидесяти рублей, но и эту
ничтожную сумму директор оплачивал в кассу по частям, трижды, да еще на
полном серьезе упрекал: что же вы, решили меня по миру пустить, шестьсот
семьдесят рублей! И руководство на чем свет стоит кляло Исламова, хотя он-то
был при чем? Слава богу, директор хоть на ремонт не жаловался.
И вновь начались перебои с материалами для его участка, с транспортом.
Как-то после обеда Гияз выбрался в контору, решив наконец объясниться с
главным инженером. Того на месте не оказалось, секретарь сказала, что скоро
будет. Исламов остался ждать - он настроился на крупный разговор.
Неожиданно по управлению суматошно забегали: звонили из райкома,
просили кого-нибудь из руководства срочно прибыть к первому секретарю. Как
назло, ни начальника, ни главного инженера, ни секретаря парторганизации, ни
одного начальника отдела на месте не оказалось. Секретарь так и сообщила,
сказав, что все на объектах, а в конторе есть только начальник участка
Исламов. Через десять минут, видимо, что-то с кем-то согласовав, позвонили
вновь, сказали: можно прислать и начальника участка.
Жизнь складывается у людей по-разному: одни не вылезают из кабинетов
высокого начальства, другие в них никогда не бывали. Вот и Исламов выше, чем
в кабинете начальника СМУ, он никогда не был, да и не к чему было. А тут
вдруг вызвали в райком партии. Кабинет с роскошным ковром, импортной
мебелью, холодильником "ЗИЛ", стоявшим на виду, цветным телевизором, дорогой
стереосистемой, фикусом в кадке, расписными чайниками на столе удивил Гияза.
Он представлял себе место работы секретаря райкома несколько иначе. Такая
домашность, обычно несвойственный кабинетам уют как-то покоробили Исламова.
И сам хозяин был под стать кабинету - весь так и светился добротой и
радушием. Он и чаем тут же угостил Исламова. Задав несколько традиционных
вопросов о житье-бытье на восточный манер и особенно не вслушиваясь в ответ,
вдруг спросил:
- А мост через реку Салар вы видели?
Гияз ответил, что живет в Ташкенте не так уж долго, может, видел, а
может, нет, а в чем собственно дело? Хозяин кабинета на миг задумался.
- А впрочем, не имеет значения: видели, не видели. А мост перед вашим
объединением вы, надеюсь, видели?
- Конечно, я под ним каждый день хожу на работу.
- И вас он устраивает?
- Не понимаю. Вполне устраивает. Мост как мост, думаю, построен
надежно. Насколько я знаю, железнодорожные мостостроители - лучшие строители
в стране, на наши мосты поступают заказы со всего света, это общеизвестный
факт. Традиция мостостроения в России сильна еще с прошлого века,- как на
экзамене отвечал Гияз.
- Я не о том,- нетерпеливо перебил хозяин кабинета.- Мост через Салар,
о котором я говорю, чистенький, аккуратный, весь в мраморе, и решетки
ограждения там такие красивые. Я хотел бы, чтобы у меня в районе мост был не
хуже, даже лучше. Надеюсь, с вашей помощью мы перещеголяем соседний район,
товарищ Исламов,- и он весь расплылся в улыбке, видимо, несказанно довольный
принятым решением.
Ситуация для Гияза была настолько нелепая, что он едва сдерживался,
чтобы не расхохотаться: мосты-то были совершенно несравнимые. Тот,
саларский, - для автотранспорта и пешеходов, а этот - железнодорожный, с
двухпутной колеей, с интенсивным движением. Но ответил он серьезно:
- Видите ли, у моста, как у всякого искусственного сооружения, есть
хозяин, в данном случае министерство путей сообщения, и наверняка мост
выполнен в соответствии с проектом, где эстетика тоже учтена. Без ведома
хозяина отделывать громадный мост мрамором, гранитом, крепить к фермам,
порталам, быкам, просверливая или каким другим путем, плиты нельзя, ибо
нарушается главное - несущая способность моста, гарантия его безопасности. К
тому же, даже получи я такое разрешение от МПС, что совершенно невероятно,
наша маломощная организация, РСУ, не располагает фондами на мрамор или какой
другой ценный материал, строго фондируемый камень. Да и любая работа, не
говоря уже о такой, делается по проекту. Эта задача по плечу лишь
специализированной организации. А кто будет финансировать столь
дорогостоящую затею, этот вопрос тоже надо решить. Так что вынужден вас
огорчить: в ближайшее время нам перещеголять соседей никак не удастся.
Куда делись доброта и радушие с лица секретаря?
Два завотделами, присутствовавшие при этом разговоре, разделяя гнев
хозяина, готовы были испепелить Исламова взглядами.
- Вы еще молоды, товарищ Исламов, чтобы понимать, кто чему хозяин.
Можете быть свободны! И скажите своему начальнику, чтобы завтра явился ровно
в девять!
На том и распрощались.
В контору РСУ после райкома Исламов не пошел, не стал предупреждать и
начальника. Решил, что хозяин роскошного кабинета сказал это просто так,
сгоряча, чтобы последнее слово осталось за ним. Ведь с мостом ситуация яснее
ясного, чистая маниловщина. Но все оказалось хуже некуда. К обеду его вызвал
с объекта начальник управления.
- Ну, будет вам, Гияз Нуриевич. Руководство с утра громы-молнии мечет,-
предупредила секретарь.
- Садитесь,- сказал начальник, когда он вошел в кабинет и плотно закрыл
за собой двойные двери,- разносы шеф устраивал шумно.
Потом начальник долго и устало молчал, обхватив голову руками.
- Вот если бы вы пришли часа два назад, я не знаю, что бы я с вами,
Гияз Нуриевич, сделал, а сейчас улеглось, успокоился. Конечно, я понимаю,
вам непривычно слышать подобный бред: облицевать мрамором чужой мост, да еще
с нашими возможностями, но поверьте, я в этом кресле и не такие приказы
получал. Одного не пойму, откуда вы такой взялись? Отчитать секретаря
райкома как мальчишку, в голове не укладывается! Вы же давно работаете в
строительстве и языком нашим профессиональным прекрасно владеете. Разве вы
не знаете классическую фразу: "Ладно, исполним" или сродни ей - тоже
классическое: "Будет сделано!"?
Попили бы чаю, выслушали бы человека с почтением, ответили "Будет
сделано!" и, поблагодарив за приглашение, ушли. Если выполнять все, что им
на ум взбредет, своими делами заниматься некогда будет. Слышали вы,
наверное, узбеки в таких случаях говорят: "К тому времени или ишак сдохнет,
или арба развалится". Так и с нашим мостом: год твердили бы, что МПС
разрешения не дает, год, что проектный институт ищем, чтобы заказ
разместить, а потом финансирование попросили бы у райкома, так сама собой и
заглохла бы идея - и никаких проблем.
А то, гляди,- самого секретаря повысят или снимут. Этого скорее всего
снимут, ходят такие слухи. Но пока-то он хозяин положения и мне вполне
убедительно может это продемонстрировать.
Потом эта смета на восемнадцать тысяч рублей,- начальник скривился,
словно его заставили проглотить лимон. - Вы что, с луны свалились? Мы уже не
рады, что шестьсот-то начислили за ремонт. Казалось бы, в его же интересах,
на всякий случай, так нет, директор до сих пор недобрым словом нас
поминает...
Наверное, Гияз Нуриевич, вам у нас нелегко - не та у вас школа. Но и
нам с вами трудно, на разных языках говорим. Учитесь жить по-нашему, или
давайте мирно разойдемся, не будем доводить друг друга до инфаркта. И
последнее: не учитывай мы ваши способности, опыт, как инженера, и, скажем
прямо, влияние в коллективе, особенно среди рабочих, разговор был бы иным,
гораздо более коротким. Так что, пожалуйста, подумайте...
...Но уже до этого разговора, еще когда он возвращался из райкома, Гияз
решил для себя, что он действительно не туда попал. Собирать дань с бригады
Тарханова и Коляши, как и с любой другой,- об этом не могло быть и речи. Но
даже в том случае, если бы его избавили от этой повинности, ремонтировать
чужие квартиры, дачи, строить тайно финские сауны, а процентовать это как
ремонт комнат отдыха рабочих, стоять навытяжку перед женой какого-нибудь
высокого начальника - нет, это было не для него. Как и выполнять нелепые
приказы. Мост в этом случае оказался последней каплей, переполнившей чашу
терпения. И нынешний разговор у начальника, как понял Гияз, был последним
предупреждением. Нет, переучиваться он не собирался.
Утром он отнес заявление об увольнении. Жалко было расставаться с
рабочими, на ремонте квартиры Клары Васильевны он крепко сдружился с ними.
Федот Карпович на прощание сказал:
- Коли будет хорошая работа, зовите, пойдем, не подведем...
* * *
Уволившись с работы, Гияз растерялся. Он принадлежал к тому типу людей,
что хорошо знают свое основное дело, в котором могут проявить ум, характер,
волю - все, что отпущено им природой, но вот за пределами дела пасуют перед
бытовыми неурядицами, сменой обстановки. У таких людей в трудовых книжках,
как правило, одна, от силы две записи, не считая записей о наградах и
поощрениях. Он и думал раньше, что всю жизнь проработает в Заркенте, хотя
жизнь у строителей в общем-то кочевая. Но он попал в такой город, который в
промышленном плане рос и расширялся бы еще десятки лет,- Гияз был знаком с
перспективным развитием этого региона. Черная и цветная металлургия вместе с
химией рождали десятки ответвлений, начиная от производства лаков и другой
бытовой химии и кончая широким ассортиментом минеральных удобрений для
сельского хозяйства. Под каждое такое производство нужно было строить и
строить, Исламову хватило бы работы до пенсии.
Он ткнулся в одно управление, в другое - свободных мест не было.
Предлагали мастером, но в его годы и с его опытом начинать вновь на
побегушках и на мизерном окладе Гиязу казалось унизительным. Обжегшись в
одном РСУ, он уже избегал этих контор, а ходил по строительным управлениям,
в тресты не заглядывал, потому что не знал канцелярской работы, да и
чиновничья жизнь его не прельщала, он был строитель, прораб. И если другого
пугали масштабы, размеры промышленных комплексов, миллионные объемы, то
Исламов, наоборот, столкнувшись с гражданским строительством, растерялся от
мелкоты, однообразия работ. В иных управлениях - лучших, как он полагал,-
скептически посматривали на его последнюю запись в трудовой книжке и
отказывали сразу. Видимо, прорабы из РСУ доброй репутацией не пользовались.
Конечно, Гияз знал о многих крупных стройках в стране, и не однажды
приходила ему в эти дни мысль податься туда, где он почувствовал бы себя на
месте, где был бы занят достойным мужским делом. Но опять же страх перед
бытовыми неурядицами, переездом, общежитиями останавливал его, хотя душа и
рвалась к делу, и он скучал по своей прежней беспокойной работе.
Удерживала его и квартира: все-таки уже не мальчик, пятый десяток
разменял, а жилье и строителям не сразу дают. Истекал месяц после увольнения
из РСУ. Гияз продолжал безуспешные поиски, и уже в отделах кадров ему
напоминали, что нужно скорее устраиваться, иначе, мол, прервется стаж. Будь
Гияз более искушен в житейских делах, он не обратил бы внимания на эти
напоминания - подумаешь, прервется стаж, велика трагедия, до пенсии о-хо-хо
сколько, поди наработает еще. Но эти напоминания сбивали его с толку,
заставляли суетиться. Он даже чуть не устроился начальником участка в одном
управлении, уже написал было заявление, но в самый последний момент попросил
денек - посмотреть объекты, поговорить с рабочими... Управление пристраивало
новые учебные корпуса в одном из вузов Ташкента, объект был из числа тех,
что называют в народе "долгостроем". Ознакомившись со сметами, осмотрев сами
корпуса, Гияз понял сразу, что тут выбрали деньги наперед года на два-три,
да в таких объемах, что хищения в РСУ показались бы детской забавой. Совать
голову в петлю за кого-то было бы просто глупо, к тому же и то, что
построили, уже нуждалось в капитальном ремонте.
В тот день, забрав свое заявление, расстроенный Гияз возвращался домой
на такси. Путь оказался неблизким - слово за слово и разговорился Исламов с
таксистом. Гияз обратил внимание на вузовский значок шофера и удивился: судя
по нему, тот скорее должен был летать, чем ездить. Шофер на это ответил, что
он действительно закончил авиационный институт, но факультет не летный, а
самолетостроения, и работал на авиационном заводе начальником смены в
крупном цеху. И в двух словах поведал свою историю: ни суббот, ни
воскресений, ни зарплаты приличной, как у хорошего рабочего, и с работы
раньше десяти никогда не возвращался домой. А дома двое детей, которых,
считай, и не видел. Уходил на работу, когда они еще спали, приходил, когда
они уже заснули. В общем, скандалы в семье все восемь лет, что работал на
заводе, дошло дело до развода - или семья, или такая суматошная работа.
Хотел там же на заводе слесарем или токарем устроиться, не разрешили,-
пришлось уволиться.
- Не жалеешь? - спросил Исламов заинтересованно.
- А что жалеть,- ответил таксист,- нас таких в таксопарке треть, так и
называют - дипломированная колонна.- Получаю гораздо больше. Дома по часам,
жена про базар и тяжелые авоськи забыла, все попутно завожу сам. Вижу город,
общаюсь с людьми, сплю без люминала. Переработал - получил. Сдал смену - ни
о чем не думай, не тревожься. Хожу чище и лучше одетый, чем на заводе. О чем
жалеть? О восьми годах, что коту под хвост, за которые вслед никто доброго
слова не сказал?
Рассказал и Гияз о своих проблемах и главное - о цейтноте, через два
дня истекал месячный срок трудоустройства.
- Если горит, давай к нам, а дальше видно будет, все-таки на колесах
подыскать дело по душе легче. А может, глянется тебе наша работа, не ты один
с дипломом, немало таких в нашем парке, а твоих коллег, наверное, больше
всего,- сказал словоохотливый таксист, выслушав Исламова.
Так Гияз оказался в одном из таксопарков Ташкента.
Человек с высшим образованием за станком, за рулем, за буфетной стойкой
- ныне явление не новое, к сожалению, даже привычное. Вот уже, радуясь и
умиляясь, пишут в газетах о бригадах строителей, состоящих из кандидатов и
докторов наук, подрядившихся в свои отпуска построить коровник или там
телятник. В любом случае не от хорошей жизни это происходит,- коровник
все-таки должны строить настоящие строители, а не дилетанты, и за
три-четыре-пять недель отпуска коровника не построишь, опять же, если не
числиться где-то в кандидатах, а на самом деле его строить. Поэтому
сложившиеся рабочие коллективы из людей с высшим образованием - явление
новое. Пожалуй, мало кто предполагает, что они существуют, но они есть.
Сергей Александрович - так звали инженера-самолетостроителя - как и
пообещал Гиязу, ввел его в колонну. Традиция помогать новичкам утвердилась
здесь давно, основу ее заложили еще первые дипломированные специалисты,
ставшие профессиональными шоферами. Да и колонной руководил юрист, сам в
свое время отработавший на такси почти пять лет. Специально, гласно никто не
укомплектовывал колонну дипломированными специалистами, но так сложилось -
годами сюда стекались именно люди с образованием и молодежь, учившаяся на
заочном или вечернем отделениях. Колонна эта была в таксопарке передовой:
план выполняла всегда, чрезвычайных происшествий не имела, все переходящие
призы и знамена обычно завоевывала, оттого, наверное, и смотрело руководство
таксопарка сквозь пальцы на то, как она формировалась. Образовательный ценз
в данном случае был не помехой для работы. Гиязу повезло сразу: в первый же
его рабочий день колонна проводила на пенсию бывшего горного инженера,
имевшего подземный стаж и в пятьдесят пять уходившего на отдых из
таксопарка. Он и передал Гиязу ключи от своей машины, Так началась у
Исламова новая жизнь.
Машину он водил с детства и разбирался в ней неплохо, всегда помогал
Нури-абы, а теперь вот отцовские уроки пригодились. Смущала его работа с
пассажирами, но новые друзья уверяли: ничего, привыкнешь, главное в работе
таксиста - терпение, сдержанность.
Смена за сменой, день за днем - казалось, даже время побежало быстрее,
стремительнее - теперь в его жизни на всем лежал отпечаток скорости. И как в
калейдоскопе замелькали пейзажи, новостройки, окраины - жизнь таксиста полна
впечатлений, успевай только запоминать. Гияз работал и приглядывался к
своему новому коллективу, где, как он чувствовал, его приняли радушно.
Большинство таксистов в колонне были примерно одного с ним возраста, пожилых
или слишком молодых не было, - видимо, каждый из них успел хлебнуть и
другой, нешоферской жизни. Может, оттого в колонне и старались бережнее
относиться друг к другу и обращались тут даже к тем, кто помоложе, по
имени-отчеству. Некоторые из шоферов не потеряли связи с прежней работой.
Гияз слышал, как кое-кто из руководства парка обращался к таким с просьбой
помочь выбрать свои фонды на бензин, запчасти, резину, а то и помочь со
стройматериалами на ремонт автобазы к зиме. Отличались от остальных и
ремонтные мастерские колонны. Тот же Сергей Александрович,
самолетостроитель, не зря восемь лет и конструктором, и технологом, и
начальником смены на заводе отработал,- такие приспособления-полуавтоматы
придумал, приборы диагностики сконструировал - в считанные минуты все
неисправности как на ладони у ремонтников! А уж о взаимовыручке и говорить
не приходилось, оттого, наверное, и рвались в эту колонну шоферы, да не
всякого брали.
За несколько месяцев работы Исламов ни разу не видел, чтобы начальники
колонны или парка повысили на кого-то голос, не слышал перебранок или
скандалов, характерных для любого производственного коллектива. Однажды он
спросил об этом у Сергея Александровича. Тот ответил, но ответил, как понял
Гияз, давно сложившимися фразами:
- Мы досыта этого нахлебались до того, как сюда попали. Здесь хотим
работать спокойно. Если в колонне заведется какой-нибудь горлопан, на первый
раз предупреждают или переводят в другую колонну. Законы коллектива суровы,
но справедливы: соблюдаются интересы большинства, и никакая администрация не
заступится за такого. Насчет руководства... Колонной руководят вчерашние
таксисты, чего же им горло драть? Да и мы народ понятливый, дело свое знаем.
А уж если начнет кто зазнаваться, портить сложившуюся обстановку, то ему
долго не удержаться на месте,- людей, достойных заменить такого, в колонне
предостаточно. Это тот самый случай, когда коллектив имеет реальную силу. -
И, улыбаясь, закончил: - Гляди, лет через десять, может, и ты будешь
начальником колонны.
Все было бы хорошо, если бы Гияз не задумывался о том, что попал сюда
случайно и на время. Он знал, что некоторые, проработав год-два,
возвращались на прежние места, но таких было мало, большинство застревало на
годы, десятилетия, до пенсии. "А какой из меня через десять лет строитель? -
думал Гияз.- Разве что строить коровники, как те кандидаты наук?"
Однажды он потратил целый месяц, пытаясь составить для себя список, кто
из нынешних коллег какое имел образование. Список оказался обширным и
пестрым, и что удивительно, там не фигурировало ни одного врача, ни одного
фармацевта. Люди этой профессии неожиданно выросли в глазах Исламова: уж
они-то не могли похвалиться ни большой зарплатой, ни легкой учебой, не
говоря уже о работе. "Вот,- думал Гияз,- чем следовало бы заняться
статистическим управлениям: определить, из каких конкретно вузов больше
всего специалистов не работает по профессии, и сразу стало бы ясно, какие
специальности не следует плодить, какой вуз не дорабатывает, а какой и вовсе
прикрыть следует".
Пытаясь понять, оценить свое нынешнее положение, Исламов внимательнее
приглядывался к своим коллегам, особенно к людям с техническим
образованием,- они казались ему понятнее, да и работу их прежнюю он ясно
себе представлял. И удивительно, за исключением трех-четырех. человек,
показавшихся ему средними, безынициативными, причем таковыми они виделись на
любой работе, в любой среде, обстановке, остальные виделись ему людьми
незаурядными. И вновь он поделился своими мыслями со сменщиком, Сергеем
Александровичем, с которым теперь работал в паре.
- Ничего удивительного,- объяснил бывший конструктор, с первых дней
взявшийся опекать Гияза, хотя и был моложе его. - Средний, он никуда и
ниоткуда не побежит, тем более к нам, у нас пахать надо, сам видишь. У
среднего не возникает ни проблем, ни выбора, потому что у него нет знаний, а
нет знаний - нет принципов, нет инженера. Подаются с мест сильные,
уверенные, что не пропадут, что свой кусок хлеба заработают всегда и везде.
Так что, дорогой Гияз, ты не ошибся, больше здесь людей сложных,
инициативных, толковых, за иными приходят с прежней работы - зовут,
упрашивают,- бывает, что некоторые и возвращаются...
Однажды поутру он проезжал по Чиланзару - пассажиров не было. Как
вдруг, увидев его машину, навстречу кинулась девушка.
- Пожалуйста, к ресторану "Хорезм", я опаздываю. Важная иностранная
делегация у нас завтракает. Если можно, поскорее, я хорошо заплачу,- сказала
она, торопливо усаживаясь рядом.
Когда машина рванулась с места, пассажирка успокоилась и, достав из
сумочки зеркальце, внимательно оглядела себя. Поймав на себе взгляд Гияза,
она кокетливо спросила:
- Ну как?
Гияз, подлаживаясь под ее настроение, ответил:
- Полный порядок! - и для пущей убедительности показал большой палец.
- Спасибо! - ответила девушка и, рассмеявшись, уже внимательнее
оглядела Гияза.
Когда подъехали к ресторану, она протянула ему пять рублей и быстро
вышла.
- Одну минуточку, я дам вам сдачу,- засуетился Гияз.
- В другой раз. Вы меня здорово выручили, спасибо. А если уж очень
захотите вернуть мне сдачу... Я работаю здесь метрдотелем, зовут меня Дашей.
И лучше, если такая мысль придет вам к концу моей смены, заодно и домой
отвезете.
Чувствуя, что водитель любуется ею, она улыбнулась Гиязу, помахала ему
рукой, как старому знакомому, и пошла, небрежно размахивая сумкой. "Хорезм"
находился в центре города, в оживленном месте, и Гияз, за день несколько раз
проезжая мимо, вспоминал Дашу. Было в ней что-то такое, что ему сразу
понравилось.
Однажды вечером, недели через две, когда дневной план был уже выполнен,
он заехал домой, побрился, надел свежую сорочку и незадолго до закрытия
ресторана подъехал к "Хорезму".
Ресторан был популярен в городе. Гияз знал об этом,- попасть туда
оказалось непросто. Но Исламов не растерялся, шепнул швейцару: "Я за Дашей"
- и двери для него широко и приветливо распахнулись. Даша увидела его первой
и, выйдя к нему из-за колонны, сказала:
- Здравствуйте, молодой человек, что же вы так долго не заглядывали? Я
уж собиралась в таксопарк звонить, чтобы вернули сдачу вместе с таксистом.
Да жаль, запамятовала, из какого вы парка, а в Ташкенте, мне сказали, их
одиннадцать. К тому же боялась: вдруг другого пришлют, а мне другого не
надо,- и, улыбаясь, взяла его под руку. - Надеюсь, поужинаете у нас?
- С удовольствием.
Даша провела его к небольшому сервированному столику, недалеко от
оркестра. Оставив минут на пять, вернулась вместе с официанткой. Та
поставила поднос с едой на служебный столик, а уж Даша подала все на стол
сама.
- С радостью составила бы вам компанию, но, сами понимаете, служба,- и,
пожелав Гиязу приятного аппетита, оставила его одного.
В первый раз, когда он пригласил Дашу к себе в гости, она поразилась
количеству книг в его доме, но более всего удивилась пластинкам - сплошная
классика.
- Странный таксист,- сказала она тогда шутя и, беспечная, как бывает в
сразу, да и работа шла, грех было жаловаться. Полгода, пока шел ремонт,
Исламов ждал, когда же сам директор объявится, глянет на свою будущую
роскошную квартиру, может, кроме ванн из черного кафеля, у него есть и
другие пожелания? Но тот так и не заглянул ни разу на свой девятый этаж, где
уже для пробы зажигали камин и с высотного дома к небу непривычно потянулась
такая "деревенская" струйка дыма.
"Занят, наверное",- решил Исламов. Когда этой мыслью он поделился с
Тархановым, Федот Карпович долго смеялся и, по-свойски похлопывая Гияза
Нуриевича по плечу, сказал:
- Так ты ничему и не научился у нас. Зачем же ему ходить, глаза людям
мозолить? А что он в курсе дел, не сомневайся, иначе откуда такой дефицит?
Клара Васильевна? Да она только бегает по его звонкам. Не видел, не слышал,
не знаю, не ведаю, моей ноги там не было - лучший ответ, если какая
неприятность выйдет. На жену, на руководство РСУ свалит, в подхалимаже их
обвинит, в худшем случае выговором отделается, а скорее всего - пожурят и
простят. А приди он, начни давать задания - тут уж, брат, конец
непредсказуем, можно и партбилета лишиться. Выговор, дорогой Гияз Нуриевич,
он снимается, а ремонт - это на всю жизнь.
Тарханова он понял - так, наверное, оно и есть, но про себя подумал:
"Что-то я здесь все не тому учусь и не к тому привыкаю".
По окончании работ, как и договорились полгода назад, Исламов принес
главному инженеру смету на ремонт.
- Восемнадцать тысяч шестьсот рублей! - воскликнул главный инженер,
глянув сразу на итоговую цифру.- Да ты с ума сошел! Кто же такую сумму
оплатит, ты что ж, начальства не знаешь? На, возьми, и сделай по-божески -
рублей шестьсот-семьсот.
Вот тут-то они и сцепились в первый раз! Исламов наотрез отказался
что-либо переделывать, сказал: если вам это нужно, вы и переделывайте, и
ушел, оставив смету на столе.
Позже эту смету переделали до шестисот семидесяти рублей, но и эту
ничтожную сумму директор оплачивал в кассу по частям, трижды, да еще на
полном серьезе упрекал: что же вы, решили меня по миру пустить, шестьсот
семьдесят рублей! И руководство на чем свет стоит кляло Исламова, хотя он-то
был при чем? Слава богу, директор хоть на ремонт не жаловался.
И вновь начались перебои с материалами для его участка, с транспортом.
Как-то после обеда Гияз выбрался в контору, решив наконец объясниться с
главным инженером. Того на месте не оказалось, секретарь сказала, что скоро
будет. Исламов остался ждать - он настроился на крупный разговор.
Неожиданно по управлению суматошно забегали: звонили из райкома,
просили кого-нибудь из руководства срочно прибыть к первому секретарю. Как
назло, ни начальника, ни главного инженера, ни секретаря парторганизации, ни
одного начальника отдела на месте не оказалось. Секретарь так и сообщила,
сказав, что все на объектах, а в конторе есть только начальник участка
Исламов. Через десять минут, видимо, что-то с кем-то согласовав, позвонили
вновь, сказали: можно прислать и начальника участка.
Жизнь складывается у людей по-разному: одни не вылезают из кабинетов
высокого начальства, другие в них никогда не бывали. Вот и Исламов выше, чем
в кабинете начальника СМУ, он никогда не был, да и не к чему было. А тут
вдруг вызвали в райком партии. Кабинет с роскошным ковром, импортной
мебелью, холодильником "ЗИЛ", стоявшим на виду, цветным телевизором, дорогой
стереосистемой, фикусом в кадке, расписными чайниками на столе удивил Гияза.
Он представлял себе место работы секретаря райкома несколько иначе. Такая
домашность, обычно несвойственный кабинетам уют как-то покоробили Исламова.
И сам хозяин был под стать кабинету - весь так и светился добротой и
радушием. Он и чаем тут же угостил Исламова. Задав несколько традиционных
вопросов о житье-бытье на восточный манер и особенно не вслушиваясь в ответ,
вдруг спросил:
- А мост через реку Салар вы видели?
Гияз ответил, что живет в Ташкенте не так уж долго, может, видел, а
может, нет, а в чем собственно дело? Хозяин кабинета на миг задумался.
- А впрочем, не имеет значения: видели, не видели. А мост перед вашим
объединением вы, надеюсь, видели?
- Конечно, я под ним каждый день хожу на работу.
- И вас он устраивает?
- Не понимаю. Вполне устраивает. Мост как мост, думаю, построен
надежно. Насколько я знаю, железнодорожные мостостроители - лучшие строители
в стране, на наши мосты поступают заказы со всего света, это общеизвестный
факт. Традиция мостостроения в России сильна еще с прошлого века,- как на
экзамене отвечал Гияз.
- Я не о том,- нетерпеливо перебил хозяин кабинета.- Мост через Салар,
о котором я говорю, чистенький, аккуратный, весь в мраморе, и решетки
ограждения там такие красивые. Я хотел бы, чтобы у меня в районе мост был не
хуже, даже лучше. Надеюсь, с вашей помощью мы перещеголяем соседний район,
товарищ Исламов,- и он весь расплылся в улыбке, видимо, несказанно довольный
принятым решением.
Ситуация для Гияза была настолько нелепая, что он едва сдерживался,
чтобы не расхохотаться: мосты-то были совершенно несравнимые. Тот,
саларский, - для автотранспорта и пешеходов, а этот - железнодорожный, с
двухпутной колеей, с интенсивным движением. Но ответил он серьезно:
- Видите ли, у моста, как у всякого искусственного сооружения, есть
хозяин, в данном случае министерство путей сообщения, и наверняка мост
выполнен в соответствии с проектом, где эстетика тоже учтена. Без ведома
хозяина отделывать громадный мост мрамором, гранитом, крепить к фермам,
порталам, быкам, просверливая или каким другим путем, плиты нельзя, ибо
нарушается главное - несущая способность моста, гарантия его безопасности. К
тому же, даже получи я такое разрешение от МПС, что совершенно невероятно,
наша маломощная организация, РСУ, не располагает фондами на мрамор или какой
другой ценный материал, строго фондируемый камень. Да и любая работа, не
говоря уже о такой, делается по проекту. Эта задача по плечу лишь
специализированной организации. А кто будет финансировать столь
дорогостоящую затею, этот вопрос тоже надо решить. Так что вынужден вас
огорчить: в ближайшее время нам перещеголять соседей никак не удастся.
Куда делись доброта и радушие с лица секретаря?
Два завотделами, присутствовавшие при этом разговоре, разделяя гнев
хозяина, готовы были испепелить Исламова взглядами.
- Вы еще молоды, товарищ Исламов, чтобы понимать, кто чему хозяин.
Можете быть свободны! И скажите своему начальнику, чтобы завтра явился ровно
в девять!
На том и распрощались.
В контору РСУ после райкома Исламов не пошел, не стал предупреждать и
начальника. Решил, что хозяин роскошного кабинета сказал это просто так,
сгоряча, чтобы последнее слово осталось за ним. Ведь с мостом ситуация яснее
ясного, чистая маниловщина. Но все оказалось хуже некуда. К обеду его вызвал
с объекта начальник управления.
- Ну, будет вам, Гияз Нуриевич. Руководство с утра громы-молнии мечет,-
предупредила секретарь.
- Садитесь,- сказал начальник, когда он вошел в кабинет и плотно закрыл
за собой двойные двери,- разносы шеф устраивал шумно.
Потом начальник долго и устало молчал, обхватив голову руками.
- Вот если бы вы пришли часа два назад, я не знаю, что бы я с вами,
Гияз Нуриевич, сделал, а сейчас улеглось, успокоился. Конечно, я понимаю,
вам непривычно слышать подобный бред: облицевать мрамором чужой мост, да еще
с нашими возможностями, но поверьте, я в этом кресле и не такие приказы
получал. Одного не пойму, откуда вы такой взялись? Отчитать секретаря
райкома как мальчишку, в голове не укладывается! Вы же давно работаете в
строительстве и языком нашим профессиональным прекрасно владеете. Разве вы
не знаете классическую фразу: "Ладно, исполним" или сродни ей - тоже
классическое: "Будет сделано!"?
Попили бы чаю, выслушали бы человека с почтением, ответили "Будет
сделано!" и, поблагодарив за приглашение, ушли. Если выполнять все, что им
на ум взбредет, своими делами заниматься некогда будет. Слышали вы,
наверное, узбеки в таких случаях говорят: "К тому времени или ишак сдохнет,
или арба развалится". Так и с нашим мостом: год твердили бы, что МПС
разрешения не дает, год, что проектный институт ищем, чтобы заказ
разместить, а потом финансирование попросили бы у райкома, так сама собой и
заглохла бы идея - и никаких проблем.
А то, гляди,- самого секретаря повысят или снимут. Этого скорее всего
снимут, ходят такие слухи. Но пока-то он хозяин положения и мне вполне
убедительно может это продемонстрировать.
Потом эта смета на восемнадцать тысяч рублей,- начальник скривился,
словно его заставили проглотить лимон. - Вы что, с луны свалились? Мы уже не
рады, что шестьсот-то начислили за ремонт. Казалось бы, в его же интересах,
на всякий случай, так нет, директор до сих пор недобрым словом нас
поминает...
Наверное, Гияз Нуриевич, вам у нас нелегко - не та у вас школа. Но и
нам с вами трудно, на разных языках говорим. Учитесь жить по-нашему, или
давайте мирно разойдемся, не будем доводить друг друга до инфаркта. И
последнее: не учитывай мы ваши способности, опыт, как инженера, и, скажем
прямо, влияние в коллективе, особенно среди рабочих, разговор был бы иным,
гораздо более коротким. Так что, пожалуйста, подумайте...
...Но уже до этого разговора, еще когда он возвращался из райкома, Гияз
решил для себя, что он действительно не туда попал. Собирать дань с бригады
Тарханова и Коляши, как и с любой другой,- об этом не могло быть и речи. Но
даже в том случае, если бы его избавили от этой повинности, ремонтировать
чужие квартиры, дачи, строить тайно финские сауны, а процентовать это как
ремонт комнат отдыха рабочих, стоять навытяжку перед женой какого-нибудь
высокого начальника - нет, это было не для него. Как и выполнять нелепые
приказы. Мост в этом случае оказался последней каплей, переполнившей чашу
терпения. И нынешний разговор у начальника, как понял Гияз, был последним
предупреждением. Нет, переучиваться он не собирался.
Утром он отнес заявление об увольнении. Жалко было расставаться с
рабочими, на ремонте квартиры Клары Васильевны он крепко сдружился с ними.
Федот Карпович на прощание сказал:
- Коли будет хорошая работа, зовите, пойдем, не подведем...
* * *
Уволившись с работы, Гияз растерялся. Он принадлежал к тому типу людей,
что хорошо знают свое основное дело, в котором могут проявить ум, характер,
волю - все, что отпущено им природой, но вот за пределами дела пасуют перед
бытовыми неурядицами, сменой обстановки. У таких людей в трудовых книжках,
как правило, одна, от силы две записи, не считая записей о наградах и
поощрениях. Он и думал раньше, что всю жизнь проработает в Заркенте, хотя
жизнь у строителей в общем-то кочевая. Но он попал в такой город, который в
промышленном плане рос и расширялся бы еще десятки лет,- Гияз был знаком с
перспективным развитием этого региона. Черная и цветная металлургия вместе с
химией рождали десятки ответвлений, начиная от производства лаков и другой
бытовой химии и кончая широким ассортиментом минеральных удобрений для
сельского хозяйства. Под каждое такое производство нужно было строить и
строить, Исламову хватило бы работы до пенсии.
Он ткнулся в одно управление, в другое - свободных мест не было.
Предлагали мастером, но в его годы и с его опытом начинать вновь на
побегушках и на мизерном окладе Гиязу казалось унизительным. Обжегшись в
одном РСУ, он уже избегал этих контор, а ходил по строительным управлениям,
в тресты не заглядывал, потому что не знал канцелярской работы, да и
чиновничья жизнь его не прельщала, он был строитель, прораб. И если другого
пугали масштабы, размеры промышленных комплексов, миллионные объемы, то
Исламов, наоборот, столкнувшись с гражданским строительством, растерялся от
мелкоты, однообразия работ. В иных управлениях - лучших, как он полагал,-
скептически посматривали на его последнюю запись в трудовой книжке и
отказывали сразу. Видимо, прорабы из РСУ доброй репутацией не пользовались.
Конечно, Гияз знал о многих крупных стройках в стране, и не однажды
приходила ему в эти дни мысль податься туда, где он почувствовал бы себя на
месте, где был бы занят достойным мужским делом. Но опять же страх перед
бытовыми неурядицами, переездом, общежитиями останавливал его, хотя душа и
рвалась к делу, и он скучал по своей прежней беспокойной работе.
Удерживала его и квартира: все-таки уже не мальчик, пятый десяток
разменял, а жилье и строителям не сразу дают. Истекал месяц после увольнения
из РСУ. Гияз продолжал безуспешные поиски, и уже в отделах кадров ему
напоминали, что нужно скорее устраиваться, иначе, мол, прервется стаж. Будь
Гияз более искушен в житейских делах, он не обратил бы внимания на эти
напоминания - подумаешь, прервется стаж, велика трагедия, до пенсии о-хо-хо
сколько, поди наработает еще. Но эти напоминания сбивали его с толку,
заставляли суетиться. Он даже чуть не устроился начальником участка в одном
управлении, уже написал было заявление, но в самый последний момент попросил
денек - посмотреть объекты, поговорить с рабочими... Управление пристраивало
новые учебные корпуса в одном из вузов Ташкента, объект был из числа тех,
что называют в народе "долгостроем". Ознакомившись со сметами, осмотрев сами
корпуса, Гияз понял сразу, что тут выбрали деньги наперед года на два-три,
да в таких объемах, что хищения в РСУ показались бы детской забавой. Совать
голову в петлю за кого-то было бы просто глупо, к тому же и то, что
построили, уже нуждалось в капитальном ремонте.
В тот день, забрав свое заявление, расстроенный Гияз возвращался домой
на такси. Путь оказался неблизким - слово за слово и разговорился Исламов с
таксистом. Гияз обратил внимание на вузовский значок шофера и удивился: судя
по нему, тот скорее должен был летать, чем ездить. Шофер на это ответил, что
он действительно закончил авиационный институт, но факультет не летный, а
самолетостроения, и работал на авиационном заводе начальником смены в
крупном цеху. И в двух словах поведал свою историю: ни суббот, ни
воскресений, ни зарплаты приличной, как у хорошего рабочего, и с работы
раньше десяти никогда не возвращался домой. А дома двое детей, которых,
считай, и не видел. Уходил на работу, когда они еще спали, приходил, когда
они уже заснули. В общем, скандалы в семье все восемь лет, что работал на
заводе, дошло дело до развода - или семья, или такая суматошная работа.
Хотел там же на заводе слесарем или токарем устроиться, не разрешили,-
пришлось уволиться.
- Не жалеешь? - спросил Исламов заинтересованно.
- А что жалеть,- ответил таксист,- нас таких в таксопарке треть, так и
называют - дипломированная колонна.- Получаю гораздо больше. Дома по часам,
жена про базар и тяжелые авоськи забыла, все попутно завожу сам. Вижу город,
общаюсь с людьми, сплю без люминала. Переработал - получил. Сдал смену - ни
о чем не думай, не тревожься. Хожу чище и лучше одетый, чем на заводе. О чем
жалеть? О восьми годах, что коту под хвост, за которые вслед никто доброго
слова не сказал?
Рассказал и Гияз о своих проблемах и главное - о цейтноте, через два
дня истекал месячный срок трудоустройства.
- Если горит, давай к нам, а дальше видно будет, все-таки на колесах
подыскать дело по душе легче. А может, глянется тебе наша работа, не ты один
с дипломом, немало таких в нашем парке, а твоих коллег, наверное, больше
всего,- сказал словоохотливый таксист, выслушав Исламова.
Так Гияз оказался в одном из таксопарков Ташкента.
Человек с высшим образованием за станком, за рулем, за буфетной стойкой
- ныне явление не новое, к сожалению, даже привычное. Вот уже, радуясь и
умиляясь, пишут в газетах о бригадах строителей, состоящих из кандидатов и
докторов наук, подрядившихся в свои отпуска построить коровник или там
телятник. В любом случае не от хорошей жизни это происходит,- коровник
все-таки должны строить настоящие строители, а не дилетанты, и за
три-четыре-пять недель отпуска коровника не построишь, опять же, если не
числиться где-то в кандидатах, а на самом деле его строить. Поэтому
сложившиеся рабочие коллективы из людей с высшим образованием - явление
новое. Пожалуй, мало кто предполагает, что они существуют, но они есть.
Сергей Александрович - так звали инженера-самолетостроителя - как и
пообещал Гиязу, ввел его в колонну. Традиция помогать новичкам утвердилась
здесь давно, основу ее заложили еще первые дипломированные специалисты,
ставшие профессиональными шоферами. Да и колонной руководил юрист, сам в
свое время отработавший на такси почти пять лет. Специально, гласно никто не
укомплектовывал колонну дипломированными специалистами, но так сложилось -
годами сюда стекались именно люди с образованием и молодежь, учившаяся на
заочном или вечернем отделениях. Колонна эта была в таксопарке передовой:
план выполняла всегда, чрезвычайных происшествий не имела, все переходящие
призы и знамена обычно завоевывала, оттого, наверное, и смотрело руководство
таксопарка сквозь пальцы на то, как она формировалась. Образовательный ценз
в данном случае был не помехой для работы. Гиязу повезло сразу: в первый же
его рабочий день колонна проводила на пенсию бывшего горного инженера,
имевшего подземный стаж и в пятьдесят пять уходившего на отдых из
таксопарка. Он и передал Гиязу ключи от своей машины, Так началась у
Исламова новая жизнь.
Машину он водил с детства и разбирался в ней неплохо, всегда помогал
Нури-абы, а теперь вот отцовские уроки пригодились. Смущала его работа с
пассажирами, но новые друзья уверяли: ничего, привыкнешь, главное в работе
таксиста - терпение, сдержанность.
Смена за сменой, день за днем - казалось, даже время побежало быстрее,
стремительнее - теперь в его жизни на всем лежал отпечаток скорости. И как в
калейдоскопе замелькали пейзажи, новостройки, окраины - жизнь таксиста полна
впечатлений, успевай только запоминать. Гияз работал и приглядывался к
своему новому коллективу, где, как он чувствовал, его приняли радушно.
Большинство таксистов в колонне были примерно одного с ним возраста, пожилых
или слишком молодых не было, - видимо, каждый из них успел хлебнуть и
другой, нешоферской жизни. Может, оттого в колонне и старались бережнее
относиться друг к другу и обращались тут даже к тем, кто помоложе, по
имени-отчеству. Некоторые из шоферов не потеряли связи с прежней работой.
Гияз слышал, как кое-кто из руководства парка обращался к таким с просьбой
помочь выбрать свои фонды на бензин, запчасти, резину, а то и помочь со
стройматериалами на ремонт автобазы к зиме. Отличались от остальных и
ремонтные мастерские колонны. Тот же Сергей Александрович,
самолетостроитель, не зря восемь лет и конструктором, и технологом, и
начальником смены на заводе отработал,- такие приспособления-полуавтоматы
придумал, приборы диагностики сконструировал - в считанные минуты все
неисправности как на ладони у ремонтников! А уж о взаимовыручке и говорить
не приходилось, оттого, наверное, и рвались в эту колонну шоферы, да не
всякого брали.
За несколько месяцев работы Исламов ни разу не видел, чтобы начальники
колонны или парка повысили на кого-то голос, не слышал перебранок или
скандалов, характерных для любого производственного коллектива. Однажды он
спросил об этом у Сергея Александровича. Тот ответил, но ответил, как понял
Гияз, давно сложившимися фразами:
- Мы досыта этого нахлебались до того, как сюда попали. Здесь хотим
работать спокойно. Если в колонне заведется какой-нибудь горлопан, на первый
раз предупреждают или переводят в другую колонну. Законы коллектива суровы,
но справедливы: соблюдаются интересы большинства, и никакая администрация не
заступится за такого. Насчет руководства... Колонной руководят вчерашние
таксисты, чего же им горло драть? Да и мы народ понятливый, дело свое знаем.
А уж если начнет кто зазнаваться, портить сложившуюся обстановку, то ему
долго не удержаться на месте,- людей, достойных заменить такого, в колонне
предостаточно. Это тот самый случай, когда коллектив имеет реальную силу. -
И, улыбаясь, закончил: - Гляди, лет через десять, может, и ты будешь
начальником колонны.
Все было бы хорошо, если бы Гияз не задумывался о том, что попал сюда
случайно и на время. Он знал, что некоторые, проработав год-два,
возвращались на прежние места, но таких было мало, большинство застревало на
годы, десятилетия, до пенсии. "А какой из меня через десять лет строитель? -
думал Гияз.- Разве что строить коровники, как те кандидаты наук?"
Однажды он потратил целый месяц, пытаясь составить для себя список, кто
из нынешних коллег какое имел образование. Список оказался обширным и
пестрым, и что удивительно, там не фигурировало ни одного врача, ни одного
фармацевта. Люди этой профессии неожиданно выросли в глазах Исламова: уж
они-то не могли похвалиться ни большой зарплатой, ни легкой учебой, не
говоря уже о работе. "Вот,- думал Гияз,- чем следовало бы заняться
статистическим управлениям: определить, из каких конкретно вузов больше
всего специалистов не работает по профессии, и сразу стало бы ясно, какие
специальности не следует плодить, какой вуз не дорабатывает, а какой и вовсе
прикрыть следует".
Пытаясь понять, оценить свое нынешнее положение, Исламов внимательнее
приглядывался к своим коллегам, особенно к людям с техническим
образованием,- они казались ему понятнее, да и работу их прежнюю он ясно
себе представлял. И удивительно, за исключением трех-четырех. человек,
показавшихся ему средними, безынициативными, причем таковыми они виделись на
любой работе, в любой среде, обстановке, остальные виделись ему людьми
незаурядными. И вновь он поделился своими мыслями со сменщиком, Сергеем
Александровичем, с которым теперь работал в паре.
- Ничего удивительного,- объяснил бывший конструктор, с первых дней
взявшийся опекать Гияза, хотя и был моложе его. - Средний, он никуда и
ниоткуда не побежит, тем более к нам, у нас пахать надо, сам видишь. У
среднего не возникает ни проблем, ни выбора, потому что у него нет знаний, а
нет знаний - нет принципов, нет инженера. Подаются с мест сильные,
уверенные, что не пропадут, что свой кусок хлеба заработают всегда и везде.
Так что, дорогой Гияз, ты не ошибся, больше здесь людей сложных,
инициативных, толковых, за иными приходят с прежней работы - зовут,
упрашивают,- бывает, что некоторые и возвращаются...
Однажды поутру он проезжал по Чиланзару - пассажиров не было. Как
вдруг, увидев его машину, навстречу кинулась девушка.
- Пожалуйста, к ресторану "Хорезм", я опаздываю. Важная иностранная
делегация у нас завтракает. Если можно, поскорее, я хорошо заплачу,- сказала
она, торопливо усаживаясь рядом.
Когда машина рванулась с места, пассажирка успокоилась и, достав из
сумочки зеркальце, внимательно оглядела себя. Поймав на себе взгляд Гияза,
она кокетливо спросила:
- Ну как?
Гияз, подлаживаясь под ее настроение, ответил:
- Полный порядок! - и для пущей убедительности показал большой палец.
- Спасибо! - ответила девушка и, рассмеявшись, уже внимательнее
оглядела Гияза.
Когда подъехали к ресторану, она протянула ему пять рублей и быстро
вышла.
- Одну минуточку, я дам вам сдачу,- засуетился Гияз.
- В другой раз. Вы меня здорово выручили, спасибо. А если уж очень
захотите вернуть мне сдачу... Я работаю здесь метрдотелем, зовут меня Дашей.
И лучше, если такая мысль придет вам к концу моей смены, заодно и домой
отвезете.
Чувствуя, что водитель любуется ею, она улыбнулась Гиязу, помахала ему
рукой, как старому знакомому, и пошла, небрежно размахивая сумкой. "Хорезм"
находился в центре города, в оживленном месте, и Гияз, за день несколько раз
проезжая мимо, вспоминал Дашу. Было в ней что-то такое, что ему сразу
понравилось.
Однажды вечером, недели через две, когда дневной план был уже выполнен,
он заехал домой, побрился, надел свежую сорочку и незадолго до закрытия
ресторана подъехал к "Хорезму".
Ресторан был популярен в городе. Гияз знал об этом,- попасть туда
оказалось непросто. Но Исламов не растерялся, шепнул швейцару: "Я за Дашей"
- и двери для него широко и приветливо распахнулись. Даша увидела его первой
и, выйдя к нему из-за колонны, сказала:
- Здравствуйте, молодой человек, что же вы так долго не заглядывали? Я
уж собиралась в таксопарк звонить, чтобы вернули сдачу вместе с таксистом.
Да жаль, запамятовала, из какого вы парка, а в Ташкенте, мне сказали, их
одиннадцать. К тому же боялась: вдруг другого пришлют, а мне другого не
надо,- и, улыбаясь, взяла его под руку. - Надеюсь, поужинаете у нас?
- С удовольствием.
Даша провела его к небольшому сервированному столику, недалеко от
оркестра. Оставив минут на пять, вернулась вместе с официанткой. Та
поставила поднос с едой на служебный столик, а уж Даша подала все на стол
сама.
- С радостью составила бы вам компанию, но, сами понимаете, служба,- и,
пожелав Гиязу приятного аппетита, оставила его одного.
В первый раз, когда он пригласил Дашу к себе в гости, она поразилась
количеству книг в его доме, но более всего удивилась пластинкам - сплошная
классика.
- Странный таксист,- сказала она тогда шутя и, беспечная, как бывает в