Модезитт Лиланд Экстон. Магия Отшельничьего острова

   Потом я достал из торбы котелок, растопил снега и, отпив сам лишь несколько капель, напоил пони. Наскоро перекусив, я заполз обратно в спальный мешок.
   К следующему моему пробуждению костер снова прогорел, небо затягивали бесформенные серые облака. Порывами налетал ветер, а головная боль так и не прошла.
   Чтобы развести костер на сей раз, мне пришлось ковылять по снегу вдоль живой изгороди, собирая щепки и хворостины, но в конце концов огонь разгорелся. Я погрелся, поел, попил, и мне чуток полегчало. Спешить в дорогу не имело смысла, тем паче что и дорогу почти полностью занесло. Кое-где намело сугробы по пояс.
   Никакого определенного времени мне назначено не было, однако я еще не добрался даже до Рассветных Отрогов. А возможность перевалить их сейчас представлялась мне весьма сомнительной.
   Я заставил себя съесть еще несколько лепешек. Все тело оцепенело. Когда я попытался встать, меня затошнило, и к глазам моим подступили слезы.
   До чего же все-таки это несправедливо... Впрочем, кому нужна справедливость?
   Я стал потихоньку собираться в путь.
   С трудом навьючивая на Гэрлока парусиновый мешок с Джастиновыми припасами, я с тоской подумал, когда же, наконец, я научусь заботиться о будущем? За те считанные минуты, которые ушли у меня на сборы перед бегством из Джеллико, Джастин успел снабдить меня дорожной снедью куда более основательно, чем я запасался когда бы то ни было.
   Вспомнив о Джастине, я не мог не загрустить – мне уже недоставало Серого мага. Однако, так или иначе, рассчитывать теперь приходилось только на себя, а я по-прежнему слишком мало знал о реальном мире. Кроме того, в определенном отношении Джастин не слишком отличался от моего отца, Тэлрина, Тамры и полудюжины прочих, знавших куда больше меня, но не желавших этими знаниями делиться.
   Наконец примерно около полудня мы с Гэрлоком продолжили наше путешествие. Выбирать дорогу я предоставил пони, ловко избегавшему труднопроходимых мест.
   Ему, похоже, путешествие доставляло удовольствие. А вот мне – нет. Голова моя по-прежнему ныла, глаза жгло, горло саднило, руки дрожали.
   Время от времени я вытаскивал из-за пазухи флягу и отпивал уже полузамерзшей воды. Меня бил озноб, то и дело бросало в пот.
   Ближе к вечеру, когда небо уже темнело, нижние склоны Рассветных Отрогов заметно приблизились. Толщина снежного покрова уменьшилась – здесь снегу выпало примерно по щиколотку. И – что еще важнее – под снегом почти не было ледяной корки.
   Головная боль сменилась легким головокружением и ощущением слабости.
   Я начал подыскивать место для привала, но начинались предгорья, и холмы по сторонам становились все выше и круче. Однако смеркалось, и мне поневоле приходилось высматривать любое укрытие, пригодное хотя бы для защиты от ветра. Вроде давешней живой изгороди.
   Впрочем, ночь на холмы еще не спустилась, и мы вполне могли бы проехать еще некоторое расстояние. Но тут впереди недалеко от дороги замаячило темное пятно, вскоре обретшее очертания заброшенного строения. При попытке проверить его на упорядоченность, ко мне вернулась уже почти позабытая головная боль. Однако хижина была свободна от хаоса. И хотя вместо ставен и дверей там оставались одни зияющие проемы, а половина черепиц с крыши давно обвалилась, она вполне годилась для ночлега. Найдя внутри обломки сорванных дверей и окон, я развел огонь, после чего мы поели и заснули.
   Утро выдалось холодным, но терпимым. Тучи понемногу редели, пропуская лучики света. Ветер налетал легкими порывами.
   Больше всего радовало отсутствие головной боли, хотя спина и все мускулы еще ныли. В сравнительно теплой темноте хижины Рассветные Отроги казались совсем близкими, словно я мог дотянуться до склонов, поросших хвойным лесом.
   Это, конечно, не вполне соответствовало действительности, однако к середине утра мы добрались до столба с указателем дороги на Фенард.
   Не более чем в кай за указателем я углядел ручеек, над которым поднимался теплый – во всяком случае, чуть теплее окружающего воздуха – туман. Отпустив Гэрлока попить, я наполнил флягу и с удовольствием вымыл лицо и руки. Мой пони, между тем, сумел отыскать несколько пучков почти зеленой травы
   Впервые после бегства из Джеллико у меня появилась возможность заглянуть в подаренный мне Джастином мешок при дневном свете. Но даже сейчас я едва не просмотрел сложенный пополам белый листок с надписью «Леррису».
   Поскольку голова моя еще немного кружилась, я не стал разворачивать записку, а первым делом набросился на галеты и приправленные специями сушеные яблоки.
   Подняв глаза и придя к неутешительному выводу, что небо темнеет и дело, похоже, опять идет к непогоде, я торопливо закончил трапезу и вновь взобрался в седло.
   Дальнейший наш путь пролегал по узкой дороге, шедшей на подъем, изгибаясь среди все более высоких холмов. За каждым поворотом я одним глазом всматривался в окрестности – нет ли где путника или хижины? – а другим косился на небо.

XXXVII

   Как ни странно, но примерно через десять кай, когда даже неутомимый Гэрлок чуток сдал, дорога опять пошла под уклон.
   Я не переставал удивляться противоречию между пустынным характером местности и содержавшимися в идеальном порядке дорожными ограждениями и арочными каменными мостами. Дорожных указателей, правда, не было и в помине, но не замечалось и ни малейших признаков хаоса.
   Наконец дорога привела в маленькую долину к трем приземистым каменным строениям. Над двумя из них поднимались струйки дыма.
   На каменном столбе на краю долины красовалась надпись «Карсонн». Никаких пояснений, только надпись. Саму долину окутывал едва заметный дымок, с запахом, определить который мне не удалось. Но не огня и не серы. Трава здесь оставалась чуть ли не зеленой, да и снег у дороги не был особенно глубоким. Покачав головой, я сплел ограждение вокруг большого мешка со снедью и тронул поводья.
   У центрального строения, под облупившейся вывеской с изображением то ли ковша, то ли чашки, меня встретил худущий – кожа да кости – мужчина.
   – Добро пожаловать в «Золотую Чашу», путник, – промолвил он безразличным тоном.
   Целиком каменное, под остроконечной черепичной крышей, с узкими дверями и окошками строение предназначалось для того, чтобы противостоять непогоде. В узеньком окошке за спиной трактирщика я приметил нацеленный на меня арбалет.
   – Не лучший способ проявить гостеприимство, – кивнул я в сторону бойницы.
   – Не все прибывающие из Кертиса настроены по-дружески. И не все уверяющие, будто они из Кертиса, и вправду оттуда.
   Я предпочел не развивать эту тему.
   – Комната и горячий ужин?
   – Три золотых с тебя и серебреник за лошадку.
   – СКОЛЬКО?!
   – Нам приходится возить провизию либо из Джеллико, либо из Пассеры, – отозвался трактирщик, пожимая плечами. – Не устраивает, можешь ехать дальше. Или – за серебреник – остановиться на лугу.
   Ни то ни другое меня не вдохновляло.
   – Ладно. Но за три золотых я рассчитываю на горячую ванну и приличное угощение. И чтобы пони задали не только сена.
   – Ну, горячая вода у нас сыщется, – отозвался трактирщик с едва заметной усмешкой. – И даже настоящий суп.
   Конюшня с каменными стенами оказалась почти пустой, но с чистыми стойлами. В одном конце стояли черная кобыла и два мула. Рослый гнедой вскинулся, когда я проводил Гэрлока мимо него.
   Даже валясь с ног от усталости, я начищал шкуру Гэрлока щеткой, покуда она не заблестела. Трактирщик принес деревянную бадью с овсом. Любопытно, но при всем своем гоноре этот малый предпочитал держаться от горного пони подальше.
   Седло я положил на полку, а мешок со снедью и посох спрятал в углу.
   – Припасов-то у тебя немного, – заметил подошедший трактирщик. – Но на четыре дня пути до Пассеры должно хватить. Да и пони твой, надо думать, не шибко прожорлив. Это для тебя к лучшему, а то фуража у нас не густо.
   – Пожалуй, я прикупил бы зерновых лепешек
   – Полсеребреника за пару.
   Я молча покачал головой. Чтобы не назвать это вымогательством и неприкрытым грабежом.
   – Сперва ужин. Потом ванну и постель.
   – Как пожелаешь, только деньги мы берем вперед.
   Обычно трактирщики хотя бы притворяются любезными, но этот и не думал.
   Ужин в маленькую, прекрасно обогретую столовую подала пухлая женщина в заляпанном белом переднике. Пряные яблоки, жиденький, но хорошо проперченный картофельный суп, толстые ломти жесткой баранины с еще более жестким хлебом – все это исчезло в несколько мгновений.
   – Для такого худенького юноши аппетит у тебя отменный, – заметила женщина, которую я счел женой содержателя гостиницы. Сам он куда-то запропал.
   – Дорога была долгой и ненастной, – ответил я, пожав плечами.
   – Так ведь нынче теплее, чем бывает обычно в это время.
   – Это в горах, а над холмами Кертиса прошла настоящая буря.
   По лицу женщины промелькнуло недоуменное выражение, но разговор о погоде она продолжать не стала.
   – Угодно что-то еще?
   – Покажи мою комнату и ванную.
   – Пойдем, отведу тебя в комнату. А ванная там, – она указала в направлении конюшни.
   Бегло осмотрев комнатушку – судя по расстоянию между дверями в коридоре, самую маленькую из полудюжины – оставил там плащ и седельные сумы, а деньги, спрятанные в кошеле, взял с собой. Женщина повела меня к ванной по коридорам с голыми каменными стенами.
   Горячая вода у них действительно имелась: она поступала из горячего источника, к которому и была пристроена каменная умывальная комната. Вода имела особый металлический привкус и запах – тот самый, который и витал над долиной. Странным дымком мне наверняка показался пар, поднимавшийся над другими подобными источниками, которых в этой долине было немало.
   И чем бы ни пахла это вода, купание в каменном бассейне доставило мне невероятное удовольствие. Я вытерся толстым коричневым полотенцем, лишь сделавшись красным как рак.
   А после позволил себе без спросу выстирать свое нижнее белье. В конце концов, три золотых давали мне право на некоторые поблажки. Во всяком случае, завидев меня возвращавшимся к себе в комнату в одних штанах, с выстиранной одеждой, ни трактирщик, ни его жена не сказали ни слова.
   В комнате, единственное узкое окошко которой выходило на луг, находились кровать, узкий платяной шкаф и свеча.
   Во вращающуюся раму закрытого окна было вставлено настоящее стекло шириной в добрых две пяди, а на кровати имелись простыни и старое шерстяное покрывало. Глаза мои слипались, но, уже собравшись было задуть свечу, я заметил торчавший из поясного кошеля краешек так и не прочитанной Джастиновой записки.
   Я сел на кровать и развернул записку. В некоторых местах буквы налезали одна на другую – совершенно очевидно, что писал Джастин в спешке, на первом подвернувшемся клочке плотной бумаги.

   «Леррис!
   Путешествуя, даже маг может быть уловлен в западню во сне. Прежде чем лечь спать в незнакомом прибежище, ПРОЧТИ раздел о предохранительных мерах!
   И ради собственного же блага попытайся одолеть ВСЮ книгу, ЦЕЛИКОМ, пока ты еще не успел совершить слишком много ошибок. Постарайся выкроить время на чтение и размышление, что невозможно, если ты все время в пути.

Дж.»

   Поскольку Серый маг уже неоднократно оказывался прав, я свесился с кровати, вытащил из торбы «Начала Гармонии» и пролистал все разделы, пока не дошел до «Охранных мер». Подавляя зевки, я прочел раздел до конца и, хотя мало что уразумел по части теории, понял, что эти фокусы будут, пожалуй, попроще того, что я проделал с потаскушкой из Джеллико, или даже экранов, предохранявших от непогоды. Что мне в этих чарах нравилось, так возможность навести их раз и оставить – они могли действовать без постоянного сознательного контроля. А не нравилось то, что по сути они не охраняли, а лишь предупреждали. Правда, мне подумалось, что за этим может стоять и нечто большее, но, будучи не в том состоянии, чтобы проявлять избыточную догадливость, я запер дверь на засов, положил под голову нож и задул свечу. Реки мои сомкнулись раньше, чем погас свет.
   Сон – мне снились бесконечные горные тропы – оборвался так же резко, как и начался. В комнате царила кромешная тьма, но по обводу двери светились мои охранные чары. Они-то и пробудили меня.
   Дверь тихонько скрипела.
   Стряхивая остатки сна, я потянулся за ножом, но тут же, чуть ли не со смехом, выкрикнул:
   – Эй, вы там! Чего надо?
   Никто не отозвался, хотя я и чувствовал присутствие двух тел за дверью. Они ждали. Ждал и я.
   Потом дверь заскрипела, словно на нее надавили.
   – На вашем месте я бы этого не делал, – слова мои прозвучали почти небрежно, хотя в действительности я гадал, что же предпринять, если пытавшиеся заглянуть в комнату не остановятся и перед попыткой взломать дверь.
   Шум за дверью стих. Больше всего мне хотелось спать, однако я предпочел пораскинуть мозгами.
   Дверной засов едва ли выдержит несколько сильных ударов. Если трактирщик решил ограбить меня, то, скорее всего, попробует вломиться. Но почему он не сделал этого сразу?
   Ступая босиком по каменному полу, я подошел к двери, обследовал ее своими чувствами и хлопнул себя по лбу.
   Этот негодяй трактирщик, видимо, не любил сталкиваться со своими жертвами напрямую, он просто захватывал их в плен. И сейчас он и его жена не пытались заглянуть ко мне, а просто закрыли дверь с другой стороны, задвинув наружный засов. После чего ушли, убежденные в том, что узкие окна и толстые стены исключают возможность бегства.
   За свои три золотых я превратился в пленника.
   Что вовсе не входило в мои планы.
   Подойдя к окошку, я начал тщательно прощупывать чувствами крепление рамы. Если удастся выдвинуть штыри...
   Над окном я трудился совершенно бесшумно – сказывались уроки дядюшки Сардита. В конце концов штыри вышли, а поскольку перепады температуры повлияли на состояние добротного, но старого клея, мне удалось вынуть окно и осторожно втянуть его в комнату.
   Мой плащ, торба и седельные сумы полетели на мерзлую траву. Окажись я на фунт тяжелее, мне не протиснуться бы в оконный проем, но, к счастью, путешествие не сделало меня толще.
   Вернув окно на прежнее место, я закрепил его с помощью магии гармонии и, крадучись, направился к конюшне. Гэрлок стоял на месте и жевал травку. Установив новый охранный круг, я свернулся на соломе и заснул прямо в стойле.
   Разбудили меня не охранные чары, а первый намек на утренний свет. Трактирщик не появлялся, что позволило мне спокойно оседлать Гэрлока да еще и забрать из фуражного ящика шесть лепешек из прессованного зерна. По правде сказать, имея припасы Джастина, я мог обойтись и без этого, но Гэрлок определенно заслуживал дополнительного поощрения. А коварный трактирщик – наказания. Впрочем, поразмыслив, я все же оставил в ящике четыре медяка. Возможно, многовато, но оставить меньше мне не позволило мое распрекрасное, прирожденное и постоянно возрастающее чувство гармонии. В конце концов, при всем более чем сомнительном гостеприимстве трактирщика, фураж едва ли достался ему даром. Так или иначе, положив в ящик монеты, я почувствовал себя лучше.
   Открыв дверь конюшни, я окутал нас с Гэрлоком плащом невидимости, и мы вышли наружу, в тишину зимнего рассвета.
   Копыта зацокали по твердой земле.
   Проехав по лугу примерно кай, мы добрались до ручья. Остановившись, я убрал щит и оглянулся, высматривая признаки погони, но над постоялым двором еще даже не поднимался дымок. После этого я снова оградил нас щитом и сделался видимым, лишь когда мы добрались до дорожного столба со стрелкой и надписью «Пассера». По обочинам дороги намело сугробы, однако саму дорожную полосу вымело ветром почти начисто, как будто ее очистили специально.
   Не зная, кому и чему здесь можно доверять, я решил не останавливаться в следующем трактире, а свернул на ночлег в ближайшую к дороге расщелину. Правда, чтобы забраться туда да еще скрыть наши следы, мне потребовалось больше трудов, чем для установки охранных чар на дверь какого-нибудь трактира, но спалось мне здесь все равно спокойнее. И хотя я проснулся с замерзшим кончиком носа, мне не пришлось выкладывать за это три золотых.
   Подъем к перевалу оказался не столь мучительным, как путешествие под снежным бураном, но столь же долгим. Я взобрался на гребень через два дня после бегства из Карсонна. За это время мне повстречались три группы путников, направлявшихся в Кертис, причем каждая состояла по меньшей мере из четырех хорошо вооруженных всадников. Один из таких отрядов облегчил мне путь, проторив дорогу сквозь небольшой снежный завал.
   Само собой, нас с Гэрлоком никто из них не видел. Стоило мне заслышать голоса или стук копыт, мы отступали в сторону и становились невидимыми.
   Погода все это время оставалась холодной, облачной, с порывами ветра, бросавшими в лицо сухие снежные хлопья. С самого перевала не открывалось никакого обзора. Просто до какого-то момента тропа между скальными стенами шла вверх, а потом вниз. И лишь после дня пути под уклон и ночи, которую я провел, дрожа даже в спальном мешке, мне открылся вид на равнины Галлоса. Дальше, на протяжении почти трех кай, тропа лепилась к горному склону. Примерно на полпути вниз я укрыл Гэрлока в придорожной пещере, а сам, выбравшись на подходящую площадку, обвел взглядом расстилавшиеся внизу земли. Обзор облегчало то, что день, впервые после отъезда, выдался по-настоящему солнечным.
   Передо мной расстилался Галлос. Грязновато-бурую равнину расчерчивали тонкие, неровные серые линии, наверняка представлявшие собой каменные ограды, и гораздо реже – более широкие и кривые ленты дорог.
   Внизу справа, где дорога отделялась от скал и уходила в лесистые холмы, над лощиной поднимались дымки. Надо полагать, там и находилась Пассера.
   Опершись спиной о нагретый солнцем черный гранит, я внимательно перечитал записку Джастина. До сих пор мне так и не удалось прочесть книгу полностью, а горный склон представлялся для этого не самым подходящим местом. Однако Джастин уже не единожды оказывался прав... Из этого следовало, что, прежде чем продолжить спуск к Пассере, мне стоит хорошенько пораскинуть мозгами насчет будущего.
   Помимо элементарного выживания, передо мной стояли две проблемы. Обе разрешимые, но обе требовавшие решения. Во-первых, моя мошна, и с самого начала не столь уж тугая, начинала истощаться.
   Во-вторых, я по-прежнему не имел ни малейшего представления о цели и задачах моего путешествия. А это отнюдь не вдохновляло.
   Если я буду прежним манером заезжать в города и нарываться на неприятности, то рано или поздно нарвусь либо на арбалетную стрелу, либо на ружейную пулю.
   Стоило поразмыслить еще вот над чем. Буря, настигшая меня в холмах Кертиса, определенно имела неестественное происхождение. Нет, совсем не естественное. Кто-то явно пытался, но так и не смог обнаружить мое местоположение даже с помощью магии.
   Кроме того, существовал еще вопрос с Гэрлоком. Почему, например, он не подчинялся конюхам, но совершенно не артачился со мной? Случайно ли вообще мы с ним оказались во Фритауне одновременно?
   Я перевел взгляд на золотисто-коричневую шкуру моего верного спутника, размышляя о том, что менее выносливое животное не смогло бы вынести всего того, что выпало на нашу с ним долю.
   Вздонув, я потянулся к нему чувствами... и опешил.
   Гэрлок был горным пони, но не совсем обычным. Подобно тому, как я усиливал гармоническое начало в монтгренских овцах, кто-то усилил его в Гэрлоке, да так, что пони просто не мог выносить присутствия хаоса. Это могло объяснить, почему он лягал того конюха. Но в объяснении нуждалось нечто гораздо большее.
   Неужто все это было подстроено и предусмотрено заранее – кем-то, кто был куда дальновиднее меня?
   Мне определенно следовало не просто прочесть книгу, но уразуметь, как можно использовать содержащиеся в ней сведения. А для этого требовались время и место, где я мог отсидетъся, не привлекая к себе внимания. Особенно с учетом того, что о моем исчезновении из запертой комнаты мог прослышать Антонин или какой-то другой Белый маг, который за мной охотился.
   Правда, оставалось совершенно неясным, зачем я этому магу понадобился. Ведь тот же Джастин представлял для него куда большую угрозу. Да, пожалуй, даже и Тамра... Тут я покачал головой. Куда же она все-таки могла подеваться?
   Если я не хотел привлечь к себе внимания, мне не стоило объявляться в Пассере. Похоже, в путь через Отроги здесь пускались только отрядами, а одинокого путника сочтут либо чародеем, либо просто вором. А при мне, даже с учетом последних трат, имелось достаточно монет, чтобы свидетельствовать в пользу последнего предположения.
   По всему выходило, что я должен постараться незаметно добраться до Фенарда. В достаточно большом городе можно попробовать найти место подмастерья у столяра. Если мастеру нужен помощник, он не станет задавать лишних вопросов.
   Я вздохнул. Почему-то чем больше размышляешь, тем больше обнаруживаешь сложностей.
   Копыта Гэрлока зацокали по камням. Длинный склон вел нас к Пассере, а в конечном счете – к Фенарду.

XXXVIII

   Поигрывая ножом, едущая верхом светловолосая женщина смотрит сначала вперед, а потом на пузатого торговца, шагающего рядом со вьючным мулом.
   – Пока все спокойно.
   Торговец таращится на едущую впереди вторую женщину. Черноволосая, постарше первой, она выглядит изящной даже в мешковатой, выцветшей голубой тунике. Под ее седлом покрытый шрамами боевой пони.
   Та оборачивается, ловит взгляд торговца и с едва заметной усмешкой касается рукояти клинка. Этот жест и улыбка заставляют купца поежиться.
   – Видишь что-нибудь? – с запинкой спрашивает он.
   – Пожалуй... В нашу сторону движется облачко пыли. Но это всего один всадник, так что все спокойно.
   – Вы собираетесь поступить на военную службу? – скороговоркой выпаливает торговец.
   – С чего ты взял? – спрашивает белокурая.
   – Прошел слух, что Кифриен нанимает бойцов, причем мужчин или женщин – самодержцу без разницы. Были бы умелы.
   – Ну, не знаю... – неопределенно отвечает светловолосая.
   – Мы подумаем об этом, когда доставим тебя на место и получим причитающуюся плату, – со смехом добавляет женщина постарше.
   От ее смешка торговец снова ежится.
   Они едут дальше, но рука черноволосой так и остается на рукояти меча.

XXXIX

   Миновать Пассеру было не так уж трудно, если не считать моста через реку, при въезде на который стояла охраняемая башня. Башенка, пожалуй, задержала бы небольшую шайку разбойников, но вряд ли могла стать серьезным препятствием для нескольких десятков хорошо обученных и вооруженных воинов. Но я собирался не брать мост штурмом, а незаметно проскользнуть в ворота. А вот ждать, пока они откроются, пришлось долго. Моя способность к невизуальному восприятию развилась достаточно для того, чтобы я мог двигаться за щитом невидимости без особых затруднений, а цокот копыт заглушал шум журчащего под мостом потока. Но все равно было как-то неуютно сознавать, что от мечей стражи меня, в сущности, отделяет лишь тончайшая световая завеса.
   Пока мы пересекали мост, я не решался даже вздохнуть.
   Дальше дело пошло легче. Я быстро оставил Пассеру позади. Едва я добрался до лесистых холмов, как снял защиту.
   С этого момента мне предстояло стать странствующим краснодеревщиком, вынужденным из-за смуты покинуть Фритаун с одной лишь лошаденкой и несколькими медяками в кармане.
   По мере продвижения в глубь равнины Галлоса холмы понижались, деревья редели, а воздух становился теплее. Каменные ограды у дороги уступили место дощатым, а там и штакетным заборчикам, казавшимся слишком хлипкими, чтобы удержать крупный скот или устоять на сильном ветру.
   Сеть мелких, а порой и вовсе высохших каналов расчерчивала широкие сжатые поля.
   На первом постоялом дворе после Пассеры я провел ночь в конюшне, по правде сказать, более чистой, чем задрипанная гостиница. Комнаты я не просил, но и за стойло с меня содрали пять медяков. Еще в медяк обошелся мне скудный завтрак.
   Спустя еще день пути я оказался на равнине, совершенно плоской и почти начисто лишенной деревьев. Эту широкую и безлесную равнину примерно посередине пересекала широкая река Галлос. Через реку были перекинуты два параллельных каменных моста – каждый для движения в одном направлении – достаточно широких, чтобы по любому из них могла проехать крестьянская подвода. К концу третьего дня я снова оказался в холмистой местности и увидел радующие взгляд деревья. Правда, помимо деревьев обнаружилась и дорожная застава.
   – Куда едешь, парень?
   – В Фенард.
   – Решил наняться в солдаты?
   Я окинул взглядом двоих мускулистых воинов и покачал головой:
   – Боюсь, боец из меня неважный. Мое дело – работа по дереву.
   – А где твои инструменты? – полюбопытствовал узколицый стражник.
   – В том то и беда, господин. Сам-то я из Фритауна, а там – такие дела... – я пожал плечами.
   Стражники понимающе переглянулись.
   – А оружие есть?
   – Да вот, нож на поясе. Достаточно, чтобы я мог постоять за себя.
   Вояки, надо отдать им должное, сделали все, чтобы спрятать ухмылки. Ну что ж, я бы на их месте тоже ухмыльнулся.