Страница:
– Не-е-е-е-т! – раздался пронзительный, исполненный ужаса вопль Сефии.
Поскольку пробить мой щит она не могла, я уделял ей не больше внимания, чем ожогам на своей руке, – главное моей заботой оставался Антонин. Щит нельзя было ослаблять до тех пор, пока я не обрету уверенности в том, что с Белым чародеем покончено.
Низкий раскат грома прозвучал так, будто исходил из того места, где я стоял, заставив меня вздрогнуть. Безоблачное небо вспорол клинок молнии.
Гром продолжал рокотать под небесами, уносясь прочь от замка куда-то за пределы Закатных Отрогов.
Наконец этот звук – явно не простое сотрясение воздуха! – удалился за пределы моего слуха. Я глубоко вздохнул, опустил щит и повернулся к Сефии.
Выпущенное ею пламя обтекло меня. Я шагнул к ней. Снова зашипел огонь. Я увернулся и сделал один шаг. Опять шипение. И новый шаг, давшийся с таким трудом, словно мне пришлось идти сквозь глину.
Сефия попятилась и выхватила нож.
– Коснешься меня – лишишься ее.
Я остановился. Сефия направила острие ножа к своему горлу.
Собрав всю еще не растраченную энергию, я направил ее в бронзовый клинок, силясь отвратить его от хаоса.
Сефия напряглась, на руках ее проступили жилы, но нанести себе удар ей удалось. Шатаясь, я снова шагнул к ней, но тут ее ноги подкосились. Она схватилась было за спинку стула, однако не удержалась и рухнула на пол.
Едва переставляя ноги по мраморным плитам, я поплелся к безжизненно распростертой фигуре, опустился на одно колено и осмотрел глубокую рану, обезобразившую ее прекрасную шею. Рану с опаленными краями, словно она была нанесена не отточенной бронзой, а огненным клинком.
Чтобы заживить эту рану с помощью гармонии, мне требовалось сначала восстановить собственные силы. Стараясь оценить обстановку, я бросил беглый взгляд на останки Антонина – и увидел лишь кучку тончайшего белого пепла, на моих глазах истаявшую туманом и смешавшуюся с наполнявшей замок белесой дымкой. На полу валялись только пустая одежда и сапоги. Я снова обернулся к лежавшей замертво Сефии и изумлением увидел, что ее волосы приобрели рыжеватый оттенок.
Напрягая остаток сил, я попытался разорвать магические узы, которыми Антонин приковал пришелицу с Отшельничьего к своей подручной, дабы даровать последней вечную юность.
Мне стало теперь ясно, какая участь постигла Тамру. Однако что именно происходит с душами, угодившими в ловушку Антонина, оставалось неизвестным. В каком-то смысле попавшими в западню являлись они обе – и Сефия, и Тамра. Однако Сефия пошла на это добровольно, зная, что со временем сможет полностью подавить ввергнутую в белое узилище личность Тамры. Что же до Тамры, то, обещая ей власть над недоступными силами, Белый маг не солгал и ей. Он лишь не пояснил, что при этом ее собственное тело окажется во власти Сефии.
Я набрал воздуху...
ЛЕРРИС, НЕТ! ТЫ НЕ ДОЛЖЕН...
Оставив это – донесшееся откуда-то издалека – предостережение без внимания, я всмотрелся в невидящие глаза стройной рыжеволосой девушки. По щекам моим струились слезы. Если бы я в свое время прислушался... Но что толку сокрушаться о случившемся? Каждый из нас выбирает собственный ад, населенный собственными демонами.
Следующий глубокий вздох унес меня в бездонную тьму, прочь от круговерти моих суетных мыслей, прочь от валявшейся на полу кучки одежды – это было все, что осталось от могущественного Белого чародея.
Из белого мрака подсознания мне надлежало призвать истинный хаос, предшествующий хаосу, проявляющемуся в материальном мире. И хотя хаос, как его ни назови, остается самим собой – то есть сущностью, лишенной внутренней упорядоченности, – мне надлежало вычленить в его недрах намек на существовавшие прежде структуры, утонувшие, но еще не до конца растворившиеся в едкой ядовитой белизне. Не пытаясь выяснить их прежнюю суть, но лишь легкими, ненавязчивыми касаниями способствуя их самовосстановлению. Обретению прежней упорядоченности, восстановлению былого храма Тамры из развалин рухнувшего блудилища Сефии. Впрочем, даже эта мысль пробуждала мои затаенные страхи и сомнения – кто дал мне право решать, кому жить, а кому умереть?
Но в любом случае мне следовало делать свое дело.
Мне трудно сказать, сколько потребовалось на это времени. Возможно, столько же, сколько ушло у моего отца на разрушение Фэрхэвена. Ибо наверняка это содеяли мой отец и Джастин. Братья, один из которых взвалил на себя бремя поддержания гармонии и ограждения острова от хаоса, тогда как другой добровольно остался в аду, дабы проповедовать и помогать проклятым и их потомкам. Может быть, столько же, сколько было нужно, чтобы пересечь мертвые земли. Или чтобы понять, почему вечное покаяние стало ловушкой для моего отца и для Джастина. Может быть, единственного истинного Серого мага во всем мире.
Касаясь одной нити памяти за другой, я не наблюдал за происходящими переменами, но ощущал непрерывное горе и непрерывно нараставшее отчаяние. Как будто настоящая река слез, стекая с Закатных Отрогов, устремлялась к Великому Северному заливу.
С восстановлением каждой изначальной нити ложная отрывалась и уплывала, унося с собой еще одну частицу личности Сефии. Частицу, судорожно пытавшуюся остаться. Мне непрестанно приходилось отделять страх и горе Белой волшебницы от страха и горя ее рыжеволосой пленницы. Девушки, которую я толком не знал.
И с каждой новой оборванной нитью обрывались связи с Отшельничьим, ибо ради спасения одной души я губил другую.
Последние нити пришлось заменять на ощупь, так как слезы затуманили даже мысленный взор.
Потом все кончилось. Сделав то, что было в моих силах, я отступил и успел увидеть янтарный свет проклятого белого дворца за миг до того, как мои колени подкосились и меня погребла тьма беспамятства.
Сознание возвращалось ко мне вместе с какими-то резкими звуками и пыльной сухостью во рту. Обожженное предплечье, ушибленное колено и раскалывающаяся голова как будто обменивались импульсами боли.
Навязчивый резкий звук оказался доносившимся из-за открытого окна криком угнездившегося на крыше стервятника.
С огромным трудом мне удалось сесть и оглядеться. На беломраморном полу по-прежнему валялась кучка одежды и сапоги Антонина, а рядом с уже начавшим проседать столом свернулась в клубок рыжеволосая женщина.
Еще не смеркалось, но из окна уже тянуло предвечерней прохладой. Я провалялся на мраморе слишком долго.
Послышался такой звук, словно замок стал проседать, отчего я мигом бросил размышлять и начал двигаться. Правда, медленно – быстро, увы, не получалось.
Сам уж не знаю как, но мне удалось встать.
Подойдя к Тамре, я протянул руку и осторожно коснулся обнаженной кожи ее запястья. И ничего не ощутил. Решительно ничего, кроме эха хаоса и глубоко укоренившейся боли.
Бережно и осторожно я распрямил ее тело и, взяв за руки, поднял девушку на ноги. Она не противилась, и глаза ее были открыты, но оставались пустыми, как у фарфоровой куклы. Сил у меня было всего ничего, но мне требовалось поскорее вывести ее из готового обрушиться замка. Балки прогибались, камень ступеней лестницы крошился под моими сапогами, но я успел выйти с ней за ворота и даже перейти через мост, ходивший ходуном. Я задыхался, горло забило пылью, однако ущелье осталось позади.
Теперь я полностью сосредоточился на том, чтобы переставлять ноги, переводя дух после каждого второго шага.
Тамре шаги давались легче, но двигалась она машинально, просто повторяя мои движения.
Тень больше не накрывала то место, где я оставил Гэрлока. Мой пони дожидался меня там. И при моем приближении он приветствовал меня ржанием.
Я попил из родника, уселся на валун, достал из сумки основательно зачерствевший хлеб и желтый сыр и протянул кусок Тамре. Та ответила мне недоумевающим взглядом.
– Еда. Ты можешь это съесть. Давай.
Она так и сделала. Но по-прежнему механически, с пустыми, как у фарфоровой куклы, глазами.
Нам предстояла неблизкая и нелегкая дорога до Кифрина, но прежде следовало хоть немного восстановить силы. Еда и питье подкрепили меня и прояснили сознание настолько, что я смог прикоснуться к шраму на шее Тамры и начать процесс исцеления. Ее стоило избавить хотя бы от шрамов на теле: достаточно и того, что изранена ее душа.
Усадить Тамру на Гэрлока мне удалось без возражений. А вот пони негодующе заржал и даже попытался вырваться.
Назвать дорогу до Кифрина «нелегкой» – значило не сказать о ней ничего. До следующего источника мы добрались чуть ли не к закату. Я и Тамра ехали на Гэрлоке по очереди, хотя пони, стоило мне чуток поотстать, начинал артачиться. Хорошо еще, что сама девушка покорно и бездумно двигалась вперед, что пешком, что верхом.
На привале мы перекусили хлебом и сыром, к которым на сей раз добавились вымытые в ручье кислые груши. Тамра жевала еду с полнейшим равнодушием, почти не размыкая губ.
На ночь, использовав почти все оставшиеся силы, я установил двойные охранные чары. Против Тамры и против любого внешнего посягательства .
Ни того ни другого не понадобилось. Когда я проснулся, Тамра, уставясь в никуда, сидела на моем спальном мешке. Сам я устал настолько, что уснул под одним лишь тонким плащом,
– С тобой все в порядке? – вопрос прозвучал нелепо, но нужно же мне было что-то сказать. Девушка не ответила. Ее фарфоровые голубые глаза не обнаруживали и намека на осмысление происходящего.
Она делала лишь то, что ей было сказано – это относилось и к естественным телесным потребностям. Понятно, что последнее обстоятельство отнюдь не облегчало моей задачи.
Второй день прошел лучше, но только в физическом плане. Тамра легче справлялась с элементарными действиями, но по-прежнему молчала и выказывала полнейшее равнодушие к происходящему. Зондирование не указывало на наличие в ней или вокруг нее активного хаоса, а где-то глубоко внутри сохранилась туго скрученная гармоническая спираль, к которой я не решался даже прикоснуться. Оставалось надеяться, что Джастин, не только Серый маг, но и целитель, сможет ей помочь. В некоторых случаях опыт гораздо предпочтительнее нахрапа.
Проехав то самое ущелье, где мне довелось встретиться с Белым Рыцарем, я приметил только одиноко валявшееся у обочины копье с позеленевшим бронзовым наконечником. От самого рыцаря не осталось даже праха, а вот скелеты и обрывки одежды загубленных призраками людей сохранились.
Вторая ночь – мы провели ее в холмах за Отрогами – не принесла происшествий, но я много раз просыпался, а Тамра, похоже, не спала вовсе – просто лежала на спине, уставясь в темные тучи.
В середине утра третьего дня, когда мы уже добрались до старой дороги на Кифрин, впереди показался двигавшийся нам навстречу отряд всадников. Двое из которых – женщина на боевом скакуне и мужчина на лохматом пони – были мне знакомы. Солдаты вели с собой двух оседланных лошадей без седоков. Видимо, на всякий случай.
– Елена... Джастин... – хрипло поздоровался я, не слишком обрадовавшись встрече с Серым магом. Как будто его появление свидетельствовало о допущенном мною промахе.
– Мои поздравления, Мастер из Мастеров гармонии, – проговорил Джастин, склоняя голову. И вроде бы говорил искренне.
Елена не встретилась со мной взглядом, губы ее были поджаты, рука покоилась на рукояти гармонизированного стального клинка, а все внимание обращено к Тамре.
– Кто... кто она? – проговорила наконец унтер-офицер. – Пленница... или как?
Я посмотрел на Джастина и, скорее для него, чем для Елены, сказал:
– Белое Узилище. Я сделал все возможное, но ее душа скручена в тугой клубок... Там, внутри.
– Ты услышал мой голос? – спокойно спросил он.
– Да. Но все равно не мог поступить иначе.
– И чего добился? Она не сможет жить с этими воспоминаниями.
– Да знаю! Но с чего ты взял, что я вернул ей воспоминания? Возможно, сейчас она вообще ничего не помнит!
– Как ты это сделал? – с расстановкой проговаривая каждое слово, спросил Джастин.
– Взял да и сделал. Принцип тот же, как когда сплетаешь свет или другие виды энергии, только это больнее и работа тоньше. Особенно когда приходится отделять боль от воспоминаний.
– Мастер гармонии... – вмешалась Елена.
– Ты права, – промолвил я, поняв, что она хочет сказать. – Поговорить мы можем и по дороге.
Мы двинулись дальше. Джастин, даже не взглянув в мою сторону, подъехал к Тамре и всю дорогу держался рядом с ней, что-то тихонько приговаривая. В середине дня устроили привал, но Серый маг так со мной больше и не заговорил. Да и все остальные отводили от меня глаза.
Когда отряд снова оказался в седлах, всадники продолжали держаться от меня в отдалении, сторонясь как зачумленного. И это при том, что с Джастином, Серым магом, они спокойно вступали в разговоры.
Впрочем, и сам Джастин, похоже, рядом со мной чувствовал себя неуютно, так что мне оставалось лишь ехать, погрузившись в себя, и размышлять.
Так ли уж сильно отличался я от Антонина? Чем обернется для меня обращение к силам, о существовании которых я лишь смутно догадывался? Суждено ли мне стать еще одним Серым магом, или же меня ждет куда более худшая участь?
LXVI
Поскольку пробить мой щит она не могла, я уделял ей не больше внимания, чем ожогам на своей руке, – главное моей заботой оставался Антонин. Щит нельзя было ослаблять до тех пор, пока я не обрету уверенности в том, что с Белым чародеем покончено.
Низкий раскат грома прозвучал так, будто исходил из того места, где я стоял, заставив меня вздрогнуть. Безоблачное небо вспорол клинок молнии.
Гром продолжал рокотать под небесами, уносясь прочь от замка куда-то за пределы Закатных Отрогов.
Наконец этот звук – явно не простое сотрясение воздуха! – удалился за пределы моего слуха. Я глубоко вздохнул, опустил щит и повернулся к Сефии.
Выпущенное ею пламя обтекло меня. Я шагнул к ней. Снова зашипел огонь. Я увернулся и сделал один шаг. Опять шипение. И новый шаг, давшийся с таким трудом, словно мне пришлось идти сквозь глину.
Сефия попятилась и выхватила нож.
– Коснешься меня – лишишься ее.
Я остановился. Сефия направила острие ножа к своему горлу.
Собрав всю еще не растраченную энергию, я направил ее в бронзовый клинок, силясь отвратить его от хаоса.
Сефия напряглась, на руках ее проступили жилы, но нанести себе удар ей удалось. Шатаясь, я снова шагнул к ней, но тут ее ноги подкосились. Она схватилась было за спинку стула, однако не удержалась и рухнула на пол.
Едва переставляя ноги по мраморным плитам, я поплелся к безжизненно распростертой фигуре, опустился на одно колено и осмотрел глубокую рану, обезобразившую ее прекрасную шею. Рану с опаленными краями, словно она была нанесена не отточенной бронзой, а огненным клинком.
Чтобы заживить эту рану с помощью гармонии, мне требовалось сначала восстановить собственные силы. Стараясь оценить обстановку, я бросил беглый взгляд на останки Антонина – и увидел лишь кучку тончайшего белого пепла, на моих глазах истаявшую туманом и смешавшуюся с наполнявшей замок белесой дымкой. На полу валялись только пустая одежда и сапоги. Я снова обернулся к лежавшей замертво Сефии и изумлением увидел, что ее волосы приобрели рыжеватый оттенок.
Напрягая остаток сил, я попытался разорвать магические узы, которыми Антонин приковал пришелицу с Отшельничьего к своей подручной, дабы даровать последней вечную юность.
Мне стало теперь ясно, какая участь постигла Тамру. Однако что именно происходит с душами, угодившими в ловушку Антонина, оставалось неизвестным. В каком-то смысле попавшими в западню являлись они обе – и Сефия, и Тамра. Однако Сефия пошла на это добровольно, зная, что со временем сможет полностью подавить ввергнутую в белое узилище личность Тамры. Что же до Тамры, то, обещая ей власть над недоступными силами, Белый маг не солгал и ей. Он лишь не пояснил, что при этом ее собственное тело окажется во власти Сефии.
Я набрал воздуху...
ЛЕРРИС, НЕТ! ТЫ НЕ ДОЛЖЕН...
Оставив это – донесшееся откуда-то издалека – предостережение без внимания, я всмотрелся в невидящие глаза стройной рыжеволосой девушки. По щекам моим струились слезы. Если бы я в свое время прислушался... Но что толку сокрушаться о случившемся? Каждый из нас выбирает собственный ад, населенный собственными демонами.
Следующий глубокий вздох унес меня в бездонную тьму, прочь от круговерти моих суетных мыслей, прочь от валявшейся на полу кучки одежды – это было все, что осталось от могущественного Белого чародея.
Из белого мрака подсознания мне надлежало призвать истинный хаос, предшествующий хаосу, проявляющемуся в материальном мире. И хотя хаос, как его ни назови, остается самим собой – то есть сущностью, лишенной внутренней упорядоченности, – мне надлежало вычленить в его недрах намек на существовавшие прежде структуры, утонувшие, но еще не до конца растворившиеся в едкой ядовитой белизне. Не пытаясь выяснить их прежнюю суть, но лишь легкими, ненавязчивыми касаниями способствуя их самовосстановлению. Обретению прежней упорядоченности, восстановлению былого храма Тамры из развалин рухнувшего блудилища Сефии. Впрочем, даже эта мысль пробуждала мои затаенные страхи и сомнения – кто дал мне право решать, кому жить, а кому умереть?
Но в любом случае мне следовало делать свое дело.
Мне трудно сказать, сколько потребовалось на это времени. Возможно, столько же, сколько ушло у моего отца на разрушение Фэрхэвена. Ибо наверняка это содеяли мой отец и Джастин. Братья, один из которых взвалил на себя бремя поддержания гармонии и ограждения острова от хаоса, тогда как другой добровольно остался в аду, дабы проповедовать и помогать проклятым и их потомкам. Может быть, столько же, сколько было нужно, чтобы пересечь мертвые земли. Или чтобы понять, почему вечное покаяние стало ловушкой для моего отца и для Джастина. Может быть, единственного истинного Серого мага во всем мире.
Касаясь одной нити памяти за другой, я не наблюдал за происходящими переменами, но ощущал непрерывное горе и непрерывно нараставшее отчаяние. Как будто настоящая река слез, стекая с Закатных Отрогов, устремлялась к Великому Северному заливу.
С восстановлением каждой изначальной нити ложная отрывалась и уплывала, унося с собой еще одну частицу личности Сефии. Частицу, судорожно пытавшуюся остаться. Мне непрестанно приходилось отделять страх и горе Белой волшебницы от страха и горя ее рыжеволосой пленницы. Девушки, которую я толком не знал.
И с каждой новой оборванной нитью обрывались связи с Отшельничьим, ибо ради спасения одной души я губил другую.
Последние нити пришлось заменять на ощупь, так как слезы затуманили даже мысленный взор.
Потом все кончилось. Сделав то, что было в моих силах, я отступил и успел увидеть янтарный свет проклятого белого дворца за миг до того, как мои колени подкосились и меня погребла тьма беспамятства.
Сознание возвращалось ко мне вместе с какими-то резкими звуками и пыльной сухостью во рту. Обожженное предплечье, ушибленное колено и раскалывающаяся голова как будто обменивались импульсами боли.
Навязчивый резкий звук оказался доносившимся из-за открытого окна криком угнездившегося на крыше стервятника.
С огромным трудом мне удалось сесть и оглядеться. На беломраморном полу по-прежнему валялась кучка одежды и сапоги Антонина, а рядом с уже начавшим проседать столом свернулась в клубок рыжеволосая женщина.
Еще не смеркалось, но из окна уже тянуло предвечерней прохладой. Я провалялся на мраморе слишком долго.
Послышался такой звук, словно замок стал проседать, отчего я мигом бросил размышлять и начал двигаться. Правда, медленно – быстро, увы, не получалось.
Сам уж не знаю как, но мне удалось встать.
Подойдя к Тамре, я протянул руку и осторожно коснулся обнаженной кожи ее запястья. И ничего не ощутил. Решительно ничего, кроме эха хаоса и глубоко укоренившейся боли.
Бережно и осторожно я распрямил ее тело и, взяв за руки, поднял девушку на ноги. Она не противилась, и глаза ее были открыты, но оставались пустыми, как у фарфоровой куклы. Сил у меня было всего ничего, но мне требовалось поскорее вывести ее из готового обрушиться замка. Балки прогибались, камень ступеней лестницы крошился под моими сапогами, но я успел выйти с ней за ворота и даже перейти через мост, ходивший ходуном. Я задыхался, горло забило пылью, однако ущелье осталось позади.
Теперь я полностью сосредоточился на том, чтобы переставлять ноги, переводя дух после каждого второго шага.
Тамре шаги давались легче, но двигалась она машинально, просто повторяя мои движения.
Тень больше не накрывала то место, где я оставил Гэрлока. Мой пони дожидался меня там. И при моем приближении он приветствовал меня ржанием.
Я попил из родника, уселся на валун, достал из сумки основательно зачерствевший хлеб и желтый сыр и протянул кусок Тамре. Та ответила мне недоумевающим взглядом.
– Еда. Ты можешь это съесть. Давай.
Она так и сделала. Но по-прежнему механически, с пустыми, как у фарфоровой куклы, глазами.
Нам предстояла неблизкая и нелегкая дорога до Кифрина, но прежде следовало хоть немного восстановить силы. Еда и питье подкрепили меня и прояснили сознание настолько, что я смог прикоснуться к шраму на шее Тамры и начать процесс исцеления. Ее стоило избавить хотя бы от шрамов на теле: достаточно и того, что изранена ее душа.
Усадить Тамру на Гэрлока мне удалось без возражений. А вот пони негодующе заржал и даже попытался вырваться.
Назвать дорогу до Кифрина «нелегкой» – значило не сказать о ней ничего. До следующего источника мы добрались чуть ли не к закату. Я и Тамра ехали на Гэрлоке по очереди, хотя пони, стоило мне чуток поотстать, начинал артачиться. Хорошо еще, что сама девушка покорно и бездумно двигалась вперед, что пешком, что верхом.
На привале мы перекусили хлебом и сыром, к которым на сей раз добавились вымытые в ручье кислые груши. Тамра жевала еду с полнейшим равнодушием, почти не размыкая губ.
На ночь, использовав почти все оставшиеся силы, я установил двойные охранные чары. Против Тамры и против любого внешнего посягательства .
Ни того ни другого не понадобилось. Когда я проснулся, Тамра, уставясь в никуда, сидела на моем спальном мешке. Сам я устал настолько, что уснул под одним лишь тонким плащом,
– С тобой все в порядке? – вопрос прозвучал нелепо, но нужно же мне было что-то сказать. Девушка не ответила. Ее фарфоровые голубые глаза не обнаруживали и намека на осмысление происходящего.
Она делала лишь то, что ей было сказано – это относилось и к естественным телесным потребностям. Понятно, что последнее обстоятельство отнюдь не облегчало моей задачи.
Второй день прошел лучше, но только в физическом плане. Тамра легче справлялась с элементарными действиями, но по-прежнему молчала и выказывала полнейшее равнодушие к происходящему. Зондирование не указывало на наличие в ней или вокруг нее активного хаоса, а где-то глубоко внутри сохранилась туго скрученная гармоническая спираль, к которой я не решался даже прикоснуться. Оставалось надеяться, что Джастин, не только Серый маг, но и целитель, сможет ей помочь. В некоторых случаях опыт гораздо предпочтительнее нахрапа.
Проехав то самое ущелье, где мне довелось встретиться с Белым Рыцарем, я приметил только одиноко валявшееся у обочины копье с позеленевшим бронзовым наконечником. От самого рыцаря не осталось даже праха, а вот скелеты и обрывки одежды загубленных призраками людей сохранились.
Вторая ночь – мы провели ее в холмах за Отрогами – не принесла происшествий, но я много раз просыпался, а Тамра, похоже, не спала вовсе – просто лежала на спине, уставясь в темные тучи.
В середине утра третьего дня, когда мы уже добрались до старой дороги на Кифрин, впереди показался двигавшийся нам навстречу отряд всадников. Двое из которых – женщина на боевом скакуне и мужчина на лохматом пони – были мне знакомы. Солдаты вели с собой двух оседланных лошадей без седоков. Видимо, на всякий случай.
– Елена... Джастин... – хрипло поздоровался я, не слишком обрадовавшись встрече с Серым магом. Как будто его появление свидетельствовало о допущенном мною промахе.
– Мои поздравления, Мастер из Мастеров гармонии, – проговорил Джастин, склоняя голову. И вроде бы говорил искренне.
Елена не встретилась со мной взглядом, губы ее были поджаты, рука покоилась на рукояти гармонизированного стального клинка, а все внимание обращено к Тамре.
– Кто... кто она? – проговорила наконец унтер-офицер. – Пленница... или как?
Я посмотрел на Джастина и, скорее для него, чем для Елены, сказал:
– Белое Узилище. Я сделал все возможное, но ее душа скручена в тугой клубок... Там, внутри.
– Ты услышал мой голос? – спокойно спросил он.
– Да. Но все равно не мог поступить иначе.
– И чего добился? Она не сможет жить с этими воспоминаниями.
– Да знаю! Но с чего ты взял, что я вернул ей воспоминания? Возможно, сейчас она вообще ничего не помнит!
– Как ты это сделал? – с расстановкой проговаривая каждое слово, спросил Джастин.
– Взял да и сделал. Принцип тот же, как когда сплетаешь свет или другие виды энергии, только это больнее и работа тоньше. Особенно когда приходится отделять боль от воспоминаний.
– Мастер гармонии... – вмешалась Елена.
– Ты права, – промолвил я, поняв, что она хочет сказать. – Поговорить мы можем и по дороге.
Мы двинулись дальше. Джастин, даже не взглянув в мою сторону, подъехал к Тамре и всю дорогу держался рядом с ней, что-то тихонько приговаривая. В середине дня устроили привал, но Серый маг так со мной больше и не заговорил. Да и все остальные отводили от меня глаза.
Когда отряд снова оказался в седлах, всадники продолжали держаться от меня в отдалении, сторонясь как зачумленного. И это при том, что с Джастином, Серым магом, они спокойно вступали в разговоры.
Впрочем, и сам Джастин, похоже, рядом со мной чувствовал себя неуютно, так что мне оставалось лишь ехать, погрузившись в себя, и размышлять.
Так ли уж сильно отличался я от Антонина? Чем обернется для меня обращение к силам, о существовании которых я лишь смутно догадывался? Суждено ли мне стать еще одним Серым магом, или же меня ждет куда более худшая участь?
LXVI
Ранним утром, стоя в одиночестве на балконе Кифринской цитадели, я снова смотрел на восходящее солнце. На сей раз рассвет был прохладным. Налетавший со стороны города холодный бодрящий ветер приносил запахи – главным образом свежевыпеченного хлеба и коз. Козий запах трудно назвать приятным, однако за восьмидневку мне вполне удалось к нему притерпеться, тем паче что повар самодержца потчевал меня, главным образом, козлятиной – жареной, тушеной или печеной.
Хорошо хоть булочки, прихваченные мною из трапезной на завтрак, козлятины не содержали. А унести завтрак к себе мне пришлось потому, что при моем появлении в трапезной воцарялось молчание.
Мой балкон вплотную примыкал к балкону Кристал, и, хотя разделявшая их железная решетчатая дверь не имела запора, я ее до сих пор не открывал. Встреча с Кристал мне еще предстояла.
Когда мы вернулись, субкомандующий в Кифрине отсутствовала. Воспользовавшись тем, что я разрушил источник хаотической одержимости, она очищала порубежные земли от остатков вторгшихся отрядов префекта. Без подпитки хаосом галлосские новобранцы не могли тягаться не только с Наилучшими, но и с боеспособной частью местного ополчения.
Другой вопрос, чувствовал ли я себя готовым к куда более важному разговору, разговору с Кристал? Как и я, она уже не была такой, какой покинула Отшельничий. Как и я, она прошла через пламя, закалившее сталь ее души. У меня не было сомнений в том, что с ее клинком не совладает даже Черный посох. Что ни говори, а по этой части соперников у Кристал не было, не считая разве что Феррел.
Что же до Тамры, то Джастин взял ее под свое крыло, и все это время я видел их издалека. Мне хотелось верить, что он сумеет вернуть ее к нормальной жизни. Но в любом случае Серый маг заполучил себе ученицу, что, возможно, пойдет на пользу им обоим.
Послышался стук в дверь. Не будучи настроен общаться, я хотел было оставить этот стук без внимания, но потом передумал и поднял засов. Джастин.
– Можно войти?
– Будь моим гостем, – промолвил я, отступая в сторону. От меня не укрылась настороженность Серого мага. По правде сказать, за прошедшую с моего возвращения восьмидневку вся эта почтительность успела мне сильно опостылеть.
Указав жестом в сторону балкона, я впустил Джастина в комнату, плотно закрыл за ним дверь и поспешил выйти с ним на свежий воздух. Мне очень не нравилось находиться в закрытых помещениях, особенно в окружении гранитных стен.
– Скажи, дядюшка Джастин, почему меня сторонятся.
– А что, это так бросается в глаза?
– Ага. Во всяком случае стало заметно с тех пор, как мне приспичило отправиться на поиски Антонина. Должен тебе признаться, я до сих пор страшно сердит на Тэлрина и на весь Отшельничий. А особенно – на отца.
Последнее было еще мягко сказано – одна мысль о том, что моя высылка стала для него чем-то вроде покаяния, меня просто бесила, Правда, теперь мне стало понятно, почему никто из Мастеров не мог ответить на мои вопросы. У Отшельничьего просто не было оправданий.
– Тэлрин, наверное, рвет на себе волосы, – промолвил Джастин.
– Это вряд ли. Он, небось, до смерти рад, что от меня избавился.
Странное дело, при всей моей обиде на Отшельничий, все имевшее к нему отношение волновало меня меньше, чем дела Кифриена или Галлоса.
– Можно мне поинтересоваться, как ты... – почтительным тоном начал Джастин.
– Нахрап и бездумное везение – обычные составляющие так называемого героизма.
– Леррис...
Я пожал плечами.
– Ничего особенного. Все дело в равновесии хаоса и гармонии.
На лице Джастина отразилось недоумение.
– Хаос в известном смысле можно назвать концентрированной анархией. Концентрированной, тогда как гармония по самой своей природе тяготеет к рассеиванию. Они должны пребывать в равновесии, и усиление где-то одного начала влечет за собой неизбежное усиление другого. Если не там же, то в ином месте. Отшельничий добился небывалого укрепления гармонии. Естественным уравновешивающим фактором стало возрастание могущества Антонина. Чем более гармонизировалась жизнь на Отшельничьем, тем глубже в пучину хаоса погружался Кандар. Да что тут разлагольствовать, ты и сам это прекрасно знаешь. Сам же мне на это и указал.
Джастин недоверчиво покачал головой.
– Если не указал прямо, то во всяком случае дал мне понять. Ну а когда Отшельничий, действуя таким образом, превратил Антонина в жуткое чудовище хаоса, мне не оставалось ничего другого, кроме как начать действовать.
Серый маг выглядел ужаснувшимся.
Я продолжил объяснять то, что по существу было ему известно.
– Все мои усилия по упорядочению жизни в Галлосе работали так же, как и потуги Мастеров Отшельничьего, – помогали Антонину укреплять свою мощь... – я осекся, поскольку меня посетила неожиданная мысль. – Не исключено, что его усиление, в свою очередь, способствовало укреплению гаромонии в каком-то другом месте, однако мне это точно не известно. А то, что было известно – особого выбора не оставляло. Пришлось действовать, причем вышло так, что я оказался виновным в разрушении не в меньшей степени, чем Антонин... Ну, может, и не виновным, но способствовавшим разрушению – это уж точно.
Джастин с сомнением покачал головой, однако я проигнорировал этот жест, желая донести до него свою мысль.
– Короче говоря, единственное, что мне пришлось сделать с Антонином – это окружить нас обоих отражающим щитом, не пропускавшим энергию. Он мог преобразовывать гармоническую энергию в хаотическую, но без внешней энергетической подпитки существовать не мог. Далее мне оставалось лишь удерживать щит и не давать Антонину возможности тянуть из меня энергию порядка. В результате он умер.
Джастин кивнул.
– Скажи, Леррис, а многим ли под силу установить и поддерживать такой барьер?
– Ну... наверное, любому Мастеру гармонии... Честно говоря, мне как-то не случалось задуматься...
Он снова кивнул:
– Ладно. А многим ли обладателям Черных посохов пришло бы в голову уничтожить свое единственное оружие перед лицом Белого чародея?
– Ну... не знаю... Поступок конечно был необдуманный, может быть, даже глупый. У меня ведь не могло быть уверенности, что это сработает. Однако цепляться за посох не имело смысла, он не помог бы мне продержаться долго, да и просто уже начинал мешать. К тому же об этом говорилось в книге.
– Ты прав. Только вот с падения Фэрхэвена никому другому не удавалось одержать победу в открытом противостоянии с величайшим из Мастеров хаоса. Ты удивляешься, почему там, – Серый маг показал в сторону города, – все кланяются тебе до земли, но отводят глаза? Именно поэтому. Ты недоумеваешь, с чего бы Тэлрину рвать на себе волосы? Как раз с того. В Западном Полушарии нет ни одного Мастера хаоса или Мастера гармонии, не слышавшего о падении Антонина.
– Все это очень здорово, но я не из древних магов и предпочитаю нормальную жизнь. Готов даже к колкостям Тамры и был бы не против снова заняться столярным ремеслом.
– Кто сказал, что это невозможно? – улыбнулся Джастен.
– Ха... Беда в том, что у шибко мудрого мастера Лерриса не хватило сообразительности прихватить из Антониновой конуры самую малость не слишком честно нажитого золотишка. В моем кошельке осталось не больше трех золотых, чего не хватит даже на покупку инструментов.
– Тут-то и пригодится награда, которую собирается вручить тебе самодержец.
У меня вырвался стон:
– Опять церемония? Неужто мало того, что при нашем возвращении полгорода столпилось у ворот, размахивая флагами? Елена – и та поглядывала в мою сторону с ухмылкой.
– Это твое бремя, тебе его и нести. Ничего не поделаешь, такова цена героизма.
Поскольку толковать о героизме у меня не было ни малейшего желания, пришлось сменить тему.
– Как дела у Тамры?
– Спроси сам, – с улыбкой ответил Джастин. – Я предложил ей зайти к тебе, и она сказала, что так и сделает. Сразу после меня. Ну а мне пора.
Задерживать Джастина я не стал. Он по-прежнему отвечал на вопросы, которые мне и в голову не приходило задавать, тогда как настоящих ответов от него ждать не приходилось. В этом смысле ничто не изменилось.
В ожидании Тамры я не стал запирать дверь на засов. Правда, ожидание затянулось, но этому удивляться не приходилось – Тамра никогда не отличалась пунктуальностью. Не удивило меня и то, что дверь распахнулась без стука. Стучаться она тоже не любила.
Одетая во все темно-серое, с ярким голубым шарфом на шее, она без приглашения проследовала через комнату на освещенный солнцем балкон. Смерила меня холодным взглядом и тут же отвела свои фарфорово-голубые глаза. Солнечные блики играли на ее рыжих, заколотых черными гребнями волосах.
– Доброе утро, Леррис, – сказала Тамра, подойдя к балконному ограждению.
– Доброе утро, Тамра.
Я молча смотрел с балкона на город. Молчание затягивалось, однако мне думалось, что сейчас не мой черед говорить.
Пушистое белое облако подобралось к солнцу и набросило тень на узкий огражденный балкон, являвшийся сейчас в известном смысле уголком Отшельничьего. Отшельничьего, которому стоило бы расшириться за пределы владений Братства, черных стен Найлана и сводов Высокого Храма.
– Я должна поблагодарить тебя, – произнесла она наконец, как всегда невозмутимым тоном.
– Не за что. Благодарности заслуживает Джастин.
– Если бы Джастин с помощью множества намеков не заставил меня отвечать на мои собственные вопросы, меня бы здесь не было, – заявила Тамра, по-прежнему глядя в сторону. – Надеюсь, ты уже не прежний наивный простак и понимаешь хотя бы это.
Мне стало не по себе.
– Однако, – заметил я, – наивный простак Леррис все же имеет некоторое отношение к твоему спасению.
– Ты и вправду ждешь, что я паду к твоим ногам и в вечной благодарности стану служить отражением твоего сияющего великолепия?
Мне оставалось лишь ухмыльнуться: Тамра определенно исцелилась и стала прежней.
– Ну... мысль насчет вечной благодарности и всего такого... по-моему, довольно удачна.
– Ты по-прежнему несносен!
– Это иногда. Все остальное время я ищу совершенства.
– Надеюсь, тебе понятно, что никакого поклонения ты от меня не дождешься? – промолвила она после продолжительного молчания.
– Ты предпочла бы опять схватиться со мной на посохах и как следует меня отделать?
– Ничего не выйдет, ты ведь сломал свой посох. К тому же, – добавила она неожиданно упавшим голосом, – мы и без того дрались слишком много. Беда в том, что без этого мы не могли бы находиться рядом, не возненавидев друг друга.
Тамра сказала правду, однако это являлось одним из тех ответов, до которых мне удалось докопаться самостоятельно.
– Ты права. Я мог бы додуматься до этого еще после нашего разговора на корабле, но тогда у меня ума не хватило. А теперь, надо думать, слишком поздно.
– Что ты собираешься делать? – спросила она.
– Есть у меня кое-какие соображения. Не знаю только, может ли субкомандующий армией Кифриена заинтересоваться заурядным краснодеревщиком, иногда балующимся магией гармонии.
Тамра удивленно уставилась на меня. Вид у нее был довольно глупый.
– Хотя, кто знает, вдруг она все-таки позволит этому малому выстроить домишко где-нибудь на холме, неподалеку от ее резиденции?
У Тамры отвисла челюсть.
– И уж наверное она не станет возражать, коли одна рыжая девица, которую он считает своей сестрой, станет этого столяришку изредка навещать.
Тамра лишилась дара речи. Но ненадолго.
– Ты... все так же несносен! Ты и вправду думаешь?..
– Конечно, нет. Но надеяться не запрещено.
В следующий миг я отвернулся от Тамры, ибо увидел на соседнем балконе облаченную в зеленое фигуру. Черные волосы, черные глаза.
Субкомандующий открыла решетчатую дверь, пропуская меня к себе.
– Я слышала, тебе сопутствовал успех, – музыка ее голоса полнилась новообретенной гармонией.
– Насколько я понял, и тебе тоже.
– Как дела у Тамры? – спросила она, бросив взгляд через мое плечо.
– Спасибо Джастину. Язык у нее опять как бритва.
– Эй, Кристал! Задай этому парню перцу! – с этими словами Тамра покинула мой балкон.
– Да, она и впрямь выздоровела, – усмехнулась Кристал.
– Вполне, – подтвердил я, сердясь на себя за то, что толкую о чем угодно, кроме одного единственно имеющего значение. Но поскольку сказать, что следовало, у меня так и не хватило духу, я просто шагнул вперед и взял Кристал за руки.
Только вот та повела себя так, как того ожидала Тамра. Высвободилась, отступила к балконному ограждению и, глядя не на меня, а на город, сказала:
– Вижу, ты возомнил себя способным самостоятельно найти ответы на все вопросы. Спросить меня тебе даже не пришло в голову.
Сердце мое сжалось. Ну до каких пор мне суждено оставаться дуралеем, считающим, будто ему прекрасно известно, что нужно женщине, которая ему нравится?
– Прошу прощения за то, что посмел вообразить, будто моя привязанность может представлять интерес для столь высокопоставленной особы.
Я уставился себе под ноги, гадая о том, скоро ли смогу убраться из этого, пропади он пропадом, Кифрина. При том, что денег у меня в обрез и без обещанной самодержцем награды мне далеко не уехать.
– Ты совсем не изменился, – промолвила Кристал, печально качая головой.
– В каком смысле?
– В том, что никого ни о чем не просишь. Ты можешь добиваться ответов, но никогда не станешь просить помощи. А это не одно и то же.
Не зная, что тут можно сказать, я бросил взгляд на ее седеющие короткие волосы – моих познаний хватило бы, чтобы не давать ей стариться, как отец не давал стариться моей матушке. И на ее плечи, на которых лежала добрая половина бремени управления Кифросом – возможно, мне удалось бы немного облегчить эту ношу. Но теперь мне оставалось лишь вздохнуть и покачать головой.
На что Кристал неожиданно отреагировала лукавой улыбкой.
– Погоди минуточку. Я уже пять дней таскаю, не снимая, этот проклятый меч.
– Почему проклятый? Он гармонизирован, и никакого проклятия на нем нет.
– Кончай изрекать истины.
Она положила пояс с мечом на стол и подошла ко мне.
– В каком смысле?
– В том, что не стоит мне ничего навязывать. Нет смысла. Я и так готова. Причем давно.
– К чему? – прозвучал мой очередной идиотский вопрос, но это уже не имело значения. Потому что мы снова взялись за руки, но на этом не остановились. Слов больше не требовалось, и порывистый зимний ветер ни чуточки нас не беспокоил. Впрочем, балкон мы скоро покинули, а вход в свои покои Кристал заранее заперла.
Конечно, со временем в дверь все равно постучали. Но, к счастью, не скоро. Совсем не скоро.
Хорошо хоть булочки, прихваченные мною из трапезной на завтрак, козлятины не содержали. А унести завтрак к себе мне пришлось потому, что при моем появлении в трапезной воцарялось молчание.
Мой балкон вплотную примыкал к балкону Кристал, и, хотя разделявшая их железная решетчатая дверь не имела запора, я ее до сих пор не открывал. Встреча с Кристал мне еще предстояла.
Когда мы вернулись, субкомандующий в Кифрине отсутствовала. Воспользовавшись тем, что я разрушил источник хаотической одержимости, она очищала порубежные земли от остатков вторгшихся отрядов префекта. Без подпитки хаосом галлосские новобранцы не могли тягаться не только с Наилучшими, но и с боеспособной частью местного ополчения.
Другой вопрос, чувствовал ли я себя готовым к куда более важному разговору, разговору с Кристал? Как и я, она уже не была такой, какой покинула Отшельничий. Как и я, она прошла через пламя, закалившее сталь ее души. У меня не было сомнений в том, что с ее клинком не совладает даже Черный посох. Что ни говори, а по этой части соперников у Кристал не было, не считая разве что Феррел.
Что же до Тамры, то Джастин взял ее под свое крыло, и все это время я видел их издалека. Мне хотелось верить, что он сумеет вернуть ее к нормальной жизни. Но в любом случае Серый маг заполучил себе ученицу, что, возможно, пойдет на пользу им обоим.
Послышался стук в дверь. Не будучи настроен общаться, я хотел было оставить этот стук без внимания, но потом передумал и поднял засов. Джастин.
– Можно войти?
– Будь моим гостем, – промолвил я, отступая в сторону. От меня не укрылась настороженность Серого мага. По правде сказать, за прошедшую с моего возвращения восьмидневку вся эта почтительность успела мне сильно опостылеть.
Указав жестом в сторону балкона, я впустил Джастина в комнату, плотно закрыл за ним дверь и поспешил выйти с ним на свежий воздух. Мне очень не нравилось находиться в закрытых помещениях, особенно в окружении гранитных стен.
– Скажи, дядюшка Джастин, почему меня сторонятся.
– А что, это так бросается в глаза?
– Ага. Во всяком случае стало заметно с тех пор, как мне приспичило отправиться на поиски Антонина. Должен тебе признаться, я до сих пор страшно сердит на Тэлрина и на весь Отшельничий. А особенно – на отца.
Последнее было еще мягко сказано – одна мысль о том, что моя высылка стала для него чем-то вроде покаяния, меня просто бесила, Правда, теперь мне стало понятно, почему никто из Мастеров не мог ответить на мои вопросы. У Отшельничьего просто не было оправданий.
– Тэлрин, наверное, рвет на себе волосы, – промолвил Джастин.
– Это вряд ли. Он, небось, до смерти рад, что от меня избавился.
Странное дело, при всей моей обиде на Отшельничий, все имевшее к нему отношение волновало меня меньше, чем дела Кифриена или Галлоса.
– Можно мне поинтересоваться, как ты... – почтительным тоном начал Джастин.
– Нахрап и бездумное везение – обычные составляющие так называемого героизма.
– Леррис...
Я пожал плечами.
– Ничего особенного. Все дело в равновесии хаоса и гармонии.
На лице Джастина отразилось недоумение.
– Хаос в известном смысле можно назвать концентрированной анархией. Концентрированной, тогда как гармония по самой своей природе тяготеет к рассеиванию. Они должны пребывать в равновесии, и усиление где-то одного начала влечет за собой неизбежное усиление другого. Если не там же, то в ином месте. Отшельничий добился небывалого укрепления гармонии. Естественным уравновешивающим фактором стало возрастание могущества Антонина. Чем более гармонизировалась жизнь на Отшельничьем, тем глубже в пучину хаоса погружался Кандар. Да что тут разлагольствовать, ты и сам это прекрасно знаешь. Сам же мне на это и указал.
Джастин недоверчиво покачал головой.
– Если не указал прямо, то во всяком случае дал мне понять. Ну а когда Отшельничий, действуя таким образом, превратил Антонина в жуткое чудовище хаоса, мне не оставалось ничего другого, кроме как начать действовать.
Серый маг выглядел ужаснувшимся.
Я продолжил объяснять то, что по существу было ему известно.
– Все мои усилия по упорядочению жизни в Галлосе работали так же, как и потуги Мастеров Отшельничьего, – помогали Антонину укреплять свою мощь... – я осекся, поскольку меня посетила неожиданная мысль. – Не исключено, что его усиление, в свою очередь, способствовало укреплению гаромонии в каком-то другом месте, однако мне это точно не известно. А то, что было известно – особого выбора не оставляло. Пришлось действовать, причем вышло так, что я оказался виновным в разрушении не в меньшей степени, чем Антонин... Ну, может, и не виновным, но способствовавшим разрушению – это уж точно.
Джастин с сомнением покачал головой, однако я проигнорировал этот жест, желая донести до него свою мысль.
– Короче говоря, единственное, что мне пришлось сделать с Антонином – это окружить нас обоих отражающим щитом, не пропускавшим энергию. Он мог преобразовывать гармоническую энергию в хаотическую, но без внешней энергетической подпитки существовать не мог. Далее мне оставалось лишь удерживать щит и не давать Антонину возможности тянуть из меня энергию порядка. В результате он умер.
Джастин кивнул.
– Скажи, Леррис, а многим ли под силу установить и поддерживать такой барьер?
– Ну... наверное, любому Мастеру гармонии... Честно говоря, мне как-то не случалось задуматься...
Он снова кивнул:
– Ладно. А многим ли обладателям Черных посохов пришло бы в голову уничтожить свое единственное оружие перед лицом Белого чародея?
– Ну... не знаю... Поступок конечно был необдуманный, может быть, даже глупый. У меня ведь не могло быть уверенности, что это сработает. Однако цепляться за посох не имело смысла, он не помог бы мне продержаться долго, да и просто уже начинал мешать. К тому же об этом говорилось в книге.
– Ты прав. Только вот с падения Фэрхэвена никому другому не удавалось одержать победу в открытом противостоянии с величайшим из Мастеров хаоса. Ты удивляешься, почему там, – Серый маг показал в сторону города, – все кланяются тебе до земли, но отводят глаза? Именно поэтому. Ты недоумеваешь, с чего бы Тэлрину рвать на себе волосы? Как раз с того. В Западном Полушарии нет ни одного Мастера хаоса или Мастера гармонии, не слышавшего о падении Антонина.
– Все это очень здорово, но я не из древних магов и предпочитаю нормальную жизнь. Готов даже к колкостям Тамры и был бы не против снова заняться столярным ремеслом.
– Кто сказал, что это невозможно? – улыбнулся Джастен.
– Ха... Беда в том, что у шибко мудрого мастера Лерриса не хватило сообразительности прихватить из Антониновой конуры самую малость не слишком честно нажитого золотишка. В моем кошельке осталось не больше трех золотых, чего не хватит даже на покупку инструментов.
– Тут-то и пригодится награда, которую собирается вручить тебе самодержец.
У меня вырвался стон:
– Опять церемония? Неужто мало того, что при нашем возвращении полгорода столпилось у ворот, размахивая флагами? Елена – и та поглядывала в мою сторону с ухмылкой.
– Это твое бремя, тебе его и нести. Ничего не поделаешь, такова цена героизма.
Поскольку толковать о героизме у меня не было ни малейшего желания, пришлось сменить тему.
– Как дела у Тамры?
– Спроси сам, – с улыбкой ответил Джастин. – Я предложил ей зайти к тебе, и она сказала, что так и сделает. Сразу после меня. Ну а мне пора.
Задерживать Джастина я не стал. Он по-прежнему отвечал на вопросы, которые мне и в голову не приходило задавать, тогда как настоящих ответов от него ждать не приходилось. В этом смысле ничто не изменилось.
В ожидании Тамры я не стал запирать дверь на засов. Правда, ожидание затянулось, но этому удивляться не приходилось – Тамра никогда не отличалась пунктуальностью. Не удивило меня и то, что дверь распахнулась без стука. Стучаться она тоже не любила.
Одетая во все темно-серое, с ярким голубым шарфом на шее, она без приглашения проследовала через комнату на освещенный солнцем балкон. Смерила меня холодным взглядом и тут же отвела свои фарфорово-голубые глаза. Солнечные блики играли на ее рыжих, заколотых черными гребнями волосах.
– Доброе утро, Леррис, – сказала Тамра, подойдя к балконному ограждению.
– Доброе утро, Тамра.
Я молча смотрел с балкона на город. Молчание затягивалось, однако мне думалось, что сейчас не мой черед говорить.
Пушистое белое облако подобралось к солнцу и набросило тень на узкий огражденный балкон, являвшийся сейчас в известном смысле уголком Отшельничьего. Отшельничьего, которому стоило бы расшириться за пределы владений Братства, черных стен Найлана и сводов Высокого Храма.
– Я должна поблагодарить тебя, – произнесла она наконец, как всегда невозмутимым тоном.
– Не за что. Благодарности заслуживает Джастин.
– Если бы Джастин с помощью множества намеков не заставил меня отвечать на мои собственные вопросы, меня бы здесь не было, – заявила Тамра, по-прежнему глядя в сторону. – Надеюсь, ты уже не прежний наивный простак и понимаешь хотя бы это.
Мне стало не по себе.
– Однако, – заметил я, – наивный простак Леррис все же имеет некоторое отношение к твоему спасению.
– Ты и вправду ждешь, что я паду к твоим ногам и в вечной благодарности стану служить отражением твоего сияющего великолепия?
Мне оставалось лишь ухмыльнуться: Тамра определенно исцелилась и стала прежней.
– Ну... мысль насчет вечной благодарности и всего такого... по-моему, довольно удачна.
– Ты по-прежнему несносен!
– Это иногда. Все остальное время я ищу совершенства.
– Надеюсь, тебе понятно, что никакого поклонения ты от меня не дождешься? – промолвила она после продолжительного молчания.
– Ты предпочла бы опять схватиться со мной на посохах и как следует меня отделать?
– Ничего не выйдет, ты ведь сломал свой посох. К тому же, – добавила она неожиданно упавшим голосом, – мы и без того дрались слишком много. Беда в том, что без этого мы не могли бы находиться рядом, не возненавидев друг друга.
Тамра сказала правду, однако это являлось одним из тех ответов, до которых мне удалось докопаться самостоятельно.
– Ты права. Я мог бы додуматься до этого еще после нашего разговора на корабле, но тогда у меня ума не хватило. А теперь, надо думать, слишком поздно.
– Что ты собираешься делать? – спросила она.
– Есть у меня кое-какие соображения. Не знаю только, может ли субкомандующий армией Кифриена заинтересоваться заурядным краснодеревщиком, иногда балующимся магией гармонии.
Тамра удивленно уставилась на меня. Вид у нее был довольно глупый.
– Хотя, кто знает, вдруг она все-таки позволит этому малому выстроить домишко где-нибудь на холме, неподалеку от ее резиденции?
У Тамры отвисла челюсть.
– И уж наверное она не станет возражать, коли одна рыжая девица, которую он считает своей сестрой, станет этого столяришку изредка навещать.
Тамра лишилась дара речи. Но ненадолго.
– Ты... все так же несносен! Ты и вправду думаешь?..
– Конечно, нет. Но надеяться не запрещено.
В следующий миг я отвернулся от Тамры, ибо увидел на соседнем балконе облаченную в зеленое фигуру. Черные волосы, черные глаза.
Субкомандующий открыла решетчатую дверь, пропуская меня к себе.
– Я слышала, тебе сопутствовал успех, – музыка ее голоса полнилась новообретенной гармонией.
– Насколько я понял, и тебе тоже.
– Как дела у Тамры? – спросила она, бросив взгляд через мое плечо.
– Спасибо Джастину. Язык у нее опять как бритва.
– Эй, Кристал! Задай этому парню перцу! – с этими словами Тамра покинула мой балкон.
– Да, она и впрямь выздоровела, – усмехнулась Кристал.
– Вполне, – подтвердил я, сердясь на себя за то, что толкую о чем угодно, кроме одного единственно имеющего значение. Но поскольку сказать, что следовало, у меня так и не хватило духу, я просто шагнул вперед и взял Кристал за руки.
Только вот та повела себя так, как того ожидала Тамра. Высвободилась, отступила к балконному ограждению и, глядя не на меня, а на город, сказала:
– Вижу, ты возомнил себя способным самостоятельно найти ответы на все вопросы. Спросить меня тебе даже не пришло в голову.
Сердце мое сжалось. Ну до каких пор мне суждено оставаться дуралеем, считающим, будто ему прекрасно известно, что нужно женщине, которая ему нравится?
– Прошу прощения за то, что посмел вообразить, будто моя привязанность может представлять интерес для столь высокопоставленной особы.
Я уставился себе под ноги, гадая о том, скоро ли смогу убраться из этого, пропади он пропадом, Кифрина. При том, что денег у меня в обрез и без обещанной самодержцем награды мне далеко не уехать.
– Ты совсем не изменился, – промолвила Кристал, печально качая головой.
– В каком смысле?
– В том, что никого ни о чем не просишь. Ты можешь добиваться ответов, но никогда не станешь просить помощи. А это не одно и то же.
Не зная, что тут можно сказать, я бросил взгляд на ее седеющие короткие волосы – моих познаний хватило бы, чтобы не давать ей стариться, как отец не давал стариться моей матушке. И на ее плечи, на которых лежала добрая половина бремени управления Кифросом – возможно, мне удалось бы немного облегчить эту ношу. Но теперь мне оставалось лишь вздохнуть и покачать головой.
На что Кристал неожиданно отреагировала лукавой улыбкой.
– Погоди минуточку. Я уже пять дней таскаю, не снимая, этот проклятый меч.
– Почему проклятый? Он гармонизирован, и никакого проклятия на нем нет.
– Кончай изрекать истины.
Она положила пояс с мечом на стол и подошла ко мне.
– В каком смысле?
– В том, что не стоит мне ничего навязывать. Нет смысла. Я и так готова. Причем давно.
– К чему? – прозвучал мой очередной идиотский вопрос, но это уже не имело значения. Потому что мы снова взялись за руки, но на этом не остановились. Слов больше не требовалось, и порывистый зимний ветер ни чуточки нас не беспокоил. Впрочем, балкон мы скоро покинули, а вход в свои покои Кристал заранее заперла.
Конечно, со временем в дверь все равно постучали. Но, к счастью, не скоро. Совсем не скоро.