Страница:
получено предписание о выплате кантору, но не двадцати, как полагалось, а
двенадцати талеров. Решение половинчатое: руководство музыкой
университетской церкви осталось поделенным между Гернером и Бахом. Однако
достоинство упрямого кантора было восстановлено. Мелкая тяжба длилась 2 года
4 месяца!
С магистратом у кантора сложились поначалу отношения вполне
добропорядочные. Надо сказать ради истины, что Себастьян не прочь был
воспользоваться противоречиями между магистратом и консисторией. Молодость
многому уже его научила. Но нарастало недовольство учительской деятельностью
Баха в стенах самой школы св. Фомы.
Тут проявилась непоследовательность в поступках - эта черта нередко
сказывалась у него в обстоятельствах повседневности. При поступлении на
службу он сначала счел лестным для себя преподавание латинского языка. Но
вскоре эти уроки стали тяготить композитора. Тогда он передал преподавание
латыни другому коллеге с удержанием соответствующей суммы из своего
жалованья в пользу заместителя. Это было дозволено. Но заместителя стали
упрекать в небрежности обучения школьников языку древних. Обвинения же
приписали Баху. Опять попреки.
Магистрат требовал от кантора прежде всего педантичного соблюдения
учительских обязанностей. До творчества знатного музыканта и композитора
чиновникам магистрата было мало дела. А великий художник и педагог был как
раз не лучшим "классным наставником".
Первое открытое столкновение с магистратом произошло весной 1729 года,
на шестом году жизни Баха в Лейпциге, спустя лишь месяцев восемь после того,
как стихла очередная распря с консисторией...
То была прекрасная и плодоносная весна в жизни великого Себастьяна. В
феврале он на родине Анны Магдалены в день рождения герцога
Саксен-Вейсенфельского исполняет, очевидно, в несколько измененной редакции,
свою Охотничью кантату, сочиненную еще в веймарские времена. И получает
титул капельмейстера сего двора, что пригодится в жизни служивому музыканту,
укрепит его престиж в Лейпциге.
В начале этого же года Иоганн Себастьян сочиняет, репетирует, а 15
апреля уже исполняет в церкви св. Фомы ныне всемирно знаменитые "Страсти по
Матфею". Этой же весной в новой, переработанной редакции прозвучали в
Лейпциге "Страсти по Иоанну" - одних этих двух произведений было бы довольно
для вечной славы немецкого композитора!
Но что до совершенства сочинений Томаскантора "их великолепиям", членам
городского совета! Этот непокладистый, своенравный сочинитель, вопреки
совету синдиков исполняющий в церкви что-то близкое опере, есть
перво-наперво нерадивый и своевольный учитель. После очередного выпуска
девяти окончивших школу учеников (в их числе был и старший сын учителя
Вильгельм Фридеман) господин кантор самолично отобрал для приема в интернат
девять мальчиков. И уверяет, что они весьма способны. Не произвол ли это?
Синдики магистрата утверждают пятерых, а четырем отказывают, предлагая на
эти места подростков, рекомендованных городским советом. Бах признал их
лишенными способностей, чем, по суждению синдиков, он превышает власть.
Придирки к кантору учащаются, мелкие и оскорбительные.
В октябре 1729 года скончался престарелый ректор Томасшуле Иоганн
Генрих Эрнести.
Затянувшееся безвластие лишь усилило раздоры. Даже при обсуждении
вопроса о замещении должности упокоившегося ректора "высокоблагородные и
высокомудрые" советники из магистрата не преминули досадить Баху. В
протоколе записано: "...будем надеяться, что выбор ректора окажется более
удачным, нежели избрание кантора". Подобные выпады против "третьего коллеги"
школы, конечно же, сразу становились известными городскому чиновничеству,
церковным деятелям и семье самого кантора.
На заседании 2 августа 1730 года господа заседатели совета -
непогрешимые Nos - силой грубой власти обрушились на Ille, кантора и
учителя. Протокол этого заседания неоднократно публиковался. Написанный
сбивчиво, с малой последовательностью в мыслях, он содержал, однако, все
нужное для унижения достоинства Баха.
"О школе св. Фомы надлежит много порассудить. Имеются налицо раздоры и
нападки", - объясняется в протоколе. Может быть, были и дебаты, но
протоколист заносит только упреки кантору. Господа члены совета считают Баха
непригодным для средних классов; там "нужно поставить дельного человека".
Что же с кантором? "Пусть занимается с одним из младших классов". "Он (Бах)
не так ведет себя, как надлежало бы, это надобно ему и поставить на вид, и
его следует увещевать". Неубедительно? Для обоснования решения, очевидно,
рукой писаря на полях протокола объяснено: "Без предварительного уведомления
господина бургомистра послал хор учеников в провинцию. Уехал сам, не
испросив отпуска".
От имени руководителей выступает господин советник Ланге: "Правда все
то, что было сказано против кантора: его следует увещевать и заменить М.
Кригелем".
Говорит господин Штегер, тот самый, который в апреле 1723 года делал
предупреждение Баху: "Пусть оный сочиняет композиции, которые не были бы
театральными". Может быть, эта сторона деятельности кантора и возмущает
Штегера, но ему не по плечу судить всеизвестного сочинителя кантат,
"Страстей", придворного капельмейстера кетенского и вейсенфелъского.
Композитор Бах вне власти советников. Но учитель Бах подсуден. "Кантор не
только ничего не делает, но даже не желает на сей раз давать объяснений; он
не проводит уроков пения; поступили на него и другие жалобы". Советники
присоединяются к высказанным мнениям.
Принимают решение о снижении кантору жалованья. Кантор теряет теперь
порядочную часть своей доли доходов школы.
Очередное судилище закончено. Власть победила.
Именно в пору споров с магистратом Иоганн Себастьян объявляет себя в
Лейпциге светским капельмейстером. Он берет руководство музыкальным
студенческим обществом, основанным Телеманом в начале века. Collegium
musicum была пристанищем светского музыкального искусства и независимой от
руководства университета.
Участие в руководстве "телемановским кружком" сблизило Себастьяна с
молодежью; он чаще стал сочинять светскую музыку. Именно в 1730 году, когда
трения с магистратом дошли до крайнего предела, Бах написал окончательную
редакцию гениальной клавирной "Хроматической фантазии и фуги".
Решением магистрата Бах был взволнован. Если б и захотел, нелегко
теперь ему было сняться с места и покинуть Лейпциг: большая семья, Фридеман
поступил в университет, подрастают младшие.
Сохранились автографы писем Иоганна Себастьяна. Датированные августом и
сентябрем 1729 года, эти два документа раскрывают правду переживаний Баха.
Первый документ - обширное послание совету города Лейпцига: Бах борется
за "урегулированную музыку". Он сохраняет выдержку и достоинство педагога,
капельмейстера, преданного искусству духовной музыки художника. Вот
заглавие: "Краткий, но в высшей степени необходимый проект хорошего
обслуживания церковной музыки вместе с беспристрастными рассуждениями об
упадке сей последней".
В письме говорится о нехватке исполнителей инструментальной музыки:
скрипачей, альтистов, виолончелистов, исполнителей на контрабасе и флейтах.
Бах упоминает городских музыкантов, добавляя, однако, что "скромность
запрещает мне высказаться сколько-нибудь правдиво об их достоинствах и
музыкальных знаниях". Он не смешивает музыкантов воедино и говорит, "что сии
персоны частию почитаются заслуженными, частию же не владеют, как бы это
следовало, своим делом".
Кантор убежден в неизбежности быстрого развития искусства. Он близко
познакомился с молодежью в "Музыкальной коллегии" - со способными,
пытливыми, хорошего вкуса, образованными молодыми людьми. Он настаивает на
привлечении их в лейпцигские хоры и оркестры. Но тут же оговаривается: ни
стипендий, ни гонорара им не платят; даже "малые бенефиции" он не вправе им
выплачивать. "Кто же будет даром работать или нести службу?" - деловым
образом, уже наступательным тоном спрашивает автор записки.
Сдержанно, но убедительно он доказывает, что из-за приема в школу
"многих недостойных и к музыке вовсе непригодных мальчиков сия последняя
должна была ухудшаться и уменьшаться" и "хор музыки" должен идти к упадку".
Из пятидесяти четырех воспитанников кантор выделяет "семнадцать годных",
двадцать считает неподготовленными, семнадцать же остальных "негодными".
Он призывает к "зрелому обсуждению того, может ли далее в подобных
условиях существовать музыка"...
Обеспеченных музыкантов в других городах Германии он не называет в
письме иноземными, но именно их имеет в виду, ссылаясь на саксонскую
столицу: "Надлежит съездить в Дрезден и посмотреть, какое жалованье получают
там музыканты от его королевского величества". Автор записки с огорчением
говорит о судьбе музыкантов-соотечественников: немецкие музыканты "в заботах
о пропитании и думать не могут о своем совершенствовании или о том, чтобы
выдвинуться".
"И без того удивления достойно, - пишет Бах страницей выше, - как от...
немецких музыкантов требуется, чтобы они в состоянии были немедленно ex
tempore (с импровизационной быстротой. - С. М.) исполнять разнообразнейшие
виды музыки, происходит она из Италии, Франции, Англии или Польши..."
"Краткий проект" кантора прочтут малосведущие в музыке лейпцигские
деятели.
_"Положение музыки сегодня находится совсем в иных условиях, нежели
ранее; искусство поднялось весьма сильно, вкус удивления достойно изменился,
поскольку и музыка в своем прежнем виде для нашего уха более не звучит и тем
самым нуждается в значительной помощи, дабы возможно подобрать и назначить
таких исполнителей (субъектов), которые удовлетворяли бы теперешнему
музыкальному вкусу и справлялись бы с новыми видами музыки, тем
удовлетворяли бы и композитора и его произведение"_ {Подчеркнуто нами. С.
М.}.
Редчайшее высказывание Баха о поступательном движении музыкального
искусства! Знаток прошлого европейской музыки, он устремляет творческие
помыслы в ее будущее. Бах написал страницы, в которых с деловой точностью и
лаконизмом выражена безвыходность гения в условиях педантично-мещанской,
фарисейской ограниченности тогдашнего германского общества.
Рукопись датирована 23 августа 1730 года. Накануне в кабинете своей
квартиры, за окнами которой сияли осенними красками Апельские сады, Иоганн
Себастьян начисто переписал свое послание. Девять с половиной страниц
убористой готической вязи, в голубой обложке.
Темнота скрыла сады. В доме тишина. Спят дети. Спит Анна Магдалена
после полного забот дня.
Утром школьный служитель отнесет письмо по назначению.
Протокол заседания магистрата от 25 августа сух, по-чиновничьи
бездушен: "Доктор Борн, вице-канцлер и бургомистр: он говорил с кантором
Бахом, но оный выказывает малое желание в работе". Заключение подтверждает
ранее принятое решение магистрата.
Мрачная осень в жизни Иоганна Себастьяна.
Стойкий к невзгодам, он, однако, заколебался. К октябрю относится
второе его сохранившееся письмо. Бах сообщает о событиях личной, семейной
жизни, обрисовывает незавидную судьбу музыканта и с нескрываемой горечью
делится безнадежностью своего положения в Лейпциге. Он обращался за помощью
не к какому-либо из властителей немецких земель или городов, а к товарищу
детства и юности, к Георгу Эрдману, однокашнику по ордруфской школе и
Люнебурскому лицею.
Эрдман давно оставил музыку и, уже будучи юристом, как мы знаем,
посещал Баха в Веймаре. Его желание сбылось: он поступил на русскую службу.
Многие образованные молодые люди шли на службу Российской империи. Эрдман в
качестве офицера-юриста находился одно время в дивизии князя Репнина,
дислоцированной в Литве. Во время путешествия Петра I по европейским странам
он в 1718 году был выдвинут на дипломатическую службу. После смерти Петра
оставался на этой же службе при Екатерине I и Петре II, а в 1730 году стал
представителем российского правительства в Данциге.
О существовании письма Баха к Эрдману было известно еще 140 лет назад.
Опубликовал же его впервые Филипп Шпитта; по его словам, письмо было
"воскрешено забвенью вопреки". Сохранили документ русские архивариусы.
Школьный товарищ Баха умер относительно молодым, в 1736 году; вместе со
всеми бумагами резидента письмо доставили в Россию. И некий Риземан из
Ревеля, знакомый Шпитты, по поручению исследователя обнаружил в Главном
государственном архиве подлинник баховского письма. Шпитта в первом томе
своего труда успел лишь упомянуть о находке, позже - привел полный текст
письма. Это была сенсация для молодого тогда баховедения. Оригинал письма
хранится ныне в Центральном государственном архиве древних актов в Москве.
Серая, даже грязноватого тона бумага, неровно обрезанная по правому
краю, точно такая же, что и в написанном ранее "Проекте" по улучшению
музыки. Письмо с большими отступами сверху, на треть листа, и с широкими
полями. На четырех страницах, без красных строк и без единой помарки.
Витиевато выведены отдельные буквы. На последнем листе едва уместились
заключительные строки. Крупно - еще раз - почтительное обращение, и мелко,
мельче всех строк письма, - подпись.
Приведем полностью письмо:
"Ваше высокородие.
Простите меня, вашего старого верного слугу-друга, что я позволил себе
вас беспокоить. Уже четыре года прошло с того времени, как вы осчастливили
меня ответом на мое письмо. Поскольку я вспоминаю, вы просили сообщить вам о
некоторых Fatalitaten (судьбах). Моя судьба с юных лет, включая Mutation
(перемену), перенесшую меня в качестве капельмейстера в Кетен, вам известна.
Там я имел милостивого и любящего музыку князя, у которого на службе я
полагал всю жизнь пробыть. Но должно было случиться так, что упомянутый
Serenissimus (светлейший) женился на Беренбургской принцессе и тогда стало
казаться, что склонность упомянутого князя к музыке начала блекнуть, тем
более что новая принцесса оказалась amusa (немузыкальной); таким образом,
Богу угодно было, чтобы я оказался здесь музик-директором и кантором в школе
св. Фомы, хотя первое время мне казалось очень странным, что я из
капельмейстера был призван в канторы; посему я оттягивал свое решение в
течение четверти года, но сия служба была мне описана настолько
благоприятно, что я наконец, тем более мои сыновья должны были приступить к
учению, решился во имя всевышнего отправиться в Лейпциг, подвергся
испытанию, после чего предпринял эту перемену. Здесь я по воле божией и
нахожусь поныне. Но так как 1) я нахожу, что служба сия далеко не так ценна,
как мне ее описали, 2) я лишен многих служебных доходов, с сей должностью
связанных, 3) очень дорогая местность, 4) странное и мало преданное музыке
начальство, - почему я принужден жить в постоянных огорчениях, среди зависти
и преследований, то посему я буду принужден с помощью всевышнего искать
своей фортуны в другом месте. Если бы вы, Ваше высокородие, узнали
что-нибудь о подходящей должности для вашего старого верного слуги, то я
покорнейше просил бы дать мне благосклонную рекомендацию. С мой стороны могу
обещать постараться не обмануть вашего участия и рекомендации.
Моя теперешняя служба дает около 700 талеров, и если бывает похорон
больше чем обыкновенно, то акциденции пропорциально увеличиваются; но при
здоровом воздухе таковые отпадают, так, например, я потерял в прошлом году
на ординарных похоронах акциденций более 100 талеров. В Тюрингии я могу
обойтись 400 талерами легче, чем здесь двойной суммой ввиду чрезвычайно
дорогой жизни.
Хочу еще упомянуть о моих семейных делах. Моя жена умерла в Кетене, и я
женился второй раз. От первого брака у меня остались в живых три сына и
дочь, каковых вы, если изволите вспомнить, видали в Веймаре. От второго
брака у меня имеются один сын и две дочери. Мой старший сын теперь Studiosus
Juris (студент юридического факультета), два других посещают - один первый,
а второй второй класс), а старшая дочь еще не замужем. Дети от второго брака
еще малы, старшему мальчику шесть лет. Но все они прирожденные музыканты, и
я смею уверить вас, что могу в своем семействе сформировать вокальный и
инструментальный концерт, тем более что моя теперешняя жена поет чистым
сопрано, а старшая дочь ей неплохо помогает.
Я почти превышаю допустимую меру вежливости, беспокоя вас так много,
почему и спешу закончить, пребывая в неизменном уважении на всю жизнь.
Вашего высокородия послушно преданный слуга
Йог. Себаст. Бах
Лейпциг, 28 окт. 1730".
Нет никаких, даже косвенных свидетельств тому, что Георг Эрдман
отозвался на письмо своего школьного друга.
Впрочем, фортуны в ином месте Баху искать не пришлось. Изменения
произошли в самой школе св. Фомы. На место скончавшегося Эрнести ректором
был избран человек другого склада. Новый ректор принадлежал к тем немногим
современникам Баха, которые, услышав его игру, познав его дар импровизатора,
на всю жизнь оставались верными ценителями композиторского дара музыканта.
Это был давний приятель и почитатель музыки Баха Иоганн Матиас Геснер,
в веймарские годы служивший помощником ректора тамошней гимназии, филолог,
широко образованный педагог. Деятельный организатор, он решительно взялся за
наведение порядка в Томасшуле, смягчил своим посредничеством взаимоотношения
кантора с коллегами, консисторией и магистратом. Были отменены ограничения в
правах кантора, хотя и не сразу. Через год с небольшим Бах получил и свою
долю доходов, отнятых было городским советом.
Сочинение кантат и исполнение их в воскресные и праздничные дни
поочередно в двух главных церквах Лейпцига - св. Фомы и св. Николая - Бах
почитал основной своей обязанностью. Всю жизнь, даже в кальвинистском
Кетене, он относился к созданию кантат как к первейшему делу музыканта.
Бахом, возможно, сочинено пять ежегодников духовных кантат, то есть 295
произведений этого жанра. Из них больше 260 - в Лейпциге. Сохранилось же,
дошло до нас около двухсот. И это необозримая область его творчества.
Верный последователь заветов Мартина Лютера, Бах, как ни удивительно,
именно за новизну, вносимую им в духовную музыку, начиная с Арнштадта и
Мюльхаузена, слышал попреки от церковных деятелей. Бах не проводил резкого
различия между сочинениями кантат духовных и светских; одними и теми же
приемами он создавал музыку разного эмоционального склада. Ему приходилось
пользоваться нередко посредственными текстами либреттистов. Чувства языка не
было тогда в немецкой поэзии, того чувства, какое пришло позже, во времена
Лессинга. Водянистые, напыщенные тексты кантат Бах настолько подчинял
музыке, что именно благодаря музыкальным, а не литературным достоинствам
кантаты и оратории Иоганна Себастьяна сохранили свое великое значение в
истории.
Исполнение духовных кантат и ораторий непосредственно связывало
кантора-композитора со слушателями. Это очень важное обстоятельство
биографии Баха. Не гости феодала, не светская концертная публика, а
прихожане - люди разных сословий были свидетелями "премьер" Баха в
лейпцигских церквах: чиновники, купцы, ремесленный люд; в Томаскирхе было
1500 мест.
Кантаты сочинялись с расчетом на большой, разносословный состав
слушателей и раскрывали содержание посредством системы музыкальных символов.
Исследователи изучили своеобразный "код" символов, какими передавал Бах
картины или явления природы, состояние души, "аффекты" чувств, действия и
движения человека и людских масс. Волны, туман, облака, ветер, восход и
закат солнца, смех, конвульсии, блаженство, тревога, бег, ходьба, моменты
возвышения и унижения, проявление скорби и радости - десятки жизненных
мотивов вводились в музыку кантат. Композитор сообразовался со способностями
восприятия и понимания картин-символов слушателями.
Этот "музыкальный язык" в чем-то сопоставим с изобразительным языком
древней живописи восточнохристианской церкви, в частности Древней Руси.
"Знаковая система" иконописи была понятна и простолюдинам. Выбор, сочетание,
компоновка изображений древней живописи создавали наглядные образы,
доступные для понимания. Таков был язык привычных символов.
В лютеранской церкви, которая не знала икон, наделенную информацией
систему знаков содержали вокально-инструментальные произведения.
Изобразительная сторона духовной музыки Баха чрезвычайно сильна. Но нынешний
слушатель, знакомый с искуснейше разработанными приемами изобразительности в
музыке композиторов XIX и XX веков, эту сторону духовных кантат Баха не
может уже воспринять с той непосредственностью, с какой воспринимались
"звуковые картины" прихожанами веймарских или лейпцигских церквей первой
половины XVIII века. Произошли неизбежные утери. Вокально-инструментальные
произведения Баха волнуют нас, тревожат ум и сердце красотой полифонии.
Не будем забывать, что содержание кантат и ораторий Иоганна Себастьяна
завершало целую эпоху религиозного искусства. В евангельских повествованиях,
в строфах хоралов и псалмов Бах видел глубинную реальность бытия. Немецкий
композитор может быть сравним с английским поэтом Джоном Мильтоном, автором
"Потерянного рая". Мир Нового завета служил Баху самой реальностью, как
Мильтону служили реальностью мифы Ветхого завета. Космические картины
фантастичной борьбы воинств бога и полчищ отпавшего ангела, дни в раю Адама
и Евы, их грехопадение - все это изображено Мильтоном как исторические,
свершившиеся некогда события. Современник Кромвеля, Мильтон идеи буржуазного
революционного движения облачал в религиозные одежды.
Карл Маркс заметил в работе "Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта":
"...Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной
революции языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета".
Великий современник Баха Фридрих Гендель, живя в Англии, тоже по традиции
создавал оратории на сюжеты из Ветхого завета, хотя, например, его образ
Самсона наделен чертами передовых борцов буржуазного общества XVIII века.
Себастьян Бах, как и многие другие композиторы, живописцы и поэты
Европы, заимствовал сюжеты и символы нравственно-этического содержания
преимущественно из евангельских текстов.
В середине двадцатых годов нашего столетия возникла дискуссия о
значении для культуры социализма искусства прошлого. "Можно ли показывать
картину Иванова "Явление Христа народу"? - спрашивал в одной из своих статей
1926 года Луначарский. - Ведь в ней заложена огромная религиозная энергия,
которая, можно сказать, излучается со всей ее поверхности на зрителя. Не
следует ли объявить под запретом всю католическую и протестантскую музыку,
которая представляет собою одно из величайших достижений человеческого
гения?.." {А. В. Луначарский. В мире музыки. Статьи и речи. Изд. 2. М.,
"Советский композитор", 1971, с. 312, 314.}
Этот несколько риторический вопрос задан был А. В. Луначарским уже
после того, как двумя страницами раньше автор статьи положительно решил его.
Имея в виду современных зрителей и слушателей, Луначарский писал:
"...эти освободившиеся от религии люди, люди, стоящие над ней,
смотрящие на нее сверху, могут найти в творчестве, обусловленном религиями,
много красоты... Они могут упиваться "Страстями" Бака или религиозной
живописью Фра Анжелико и Микельанджело".
За последние десятилетия советское искусствоведение ввело в обиход
культуры народа великое наследие древнерусской живописи. Сделано много
открытий на этом пути. Повышение интереса к исполнению духовных кантат и
ораторий Баха в концертных залах Советского Союза совпало по времени с
усилением работ по реставрации, расшифровке "крюковой" записи произведений
русских и украинских композиторов давних времен, с появлением в концертных
программах старинной музыки народов нашей страны.
Среди кантат Баха есть монументальные, двухчастные; кантаты для двух
хоров, двух и более солистов, солирующих и концертирующих инструментов,
сопровождающего ансамбля, с участием клавишных - органа и чембало. Есть
кантаты для одного солирующего голоса и нескольких инструментов, даже без
хора. Как правило, кантаты содержали хоровые вступления, арии, речитативы.
Господствует в кантатах полифония, лишь отдельные номера писались в форме
гомофонной. Современники Баха свободно улавливали и признаки фуги в
кантатах. На слуху были мелодии, заимствуемые из старинных - для того
времени! - хоралов и народных песен.
...Духовные кантаты Баха - область его драматической и лирической
поэзии. Некоторые исследователи вели интересные поиски соответствия образов
кантат Баха с его переживаниями, связанными с жизненными ситуациями. Так,
"следы" удрученного состояния Иоганна Себастьяна в годы препирательств его с
лейпцигским начальством обнаружил в кантатах Э. Розенов. Эту мысль развил
затем Г. Хубов, приведя в книге "Себастьян Бах" анализ текстового содержания
кантат. По его мнению, сами названия кантат - по начальным словам первого
двенадцати талеров. Решение половинчатое: руководство музыкой
университетской церкви осталось поделенным между Гернером и Бахом. Однако
достоинство упрямого кантора было восстановлено. Мелкая тяжба длилась 2 года
4 месяца!
С магистратом у кантора сложились поначалу отношения вполне
добропорядочные. Надо сказать ради истины, что Себастьян не прочь был
воспользоваться противоречиями между магистратом и консисторией. Молодость
многому уже его научила. Но нарастало недовольство учительской деятельностью
Баха в стенах самой школы св. Фомы.
Тут проявилась непоследовательность в поступках - эта черта нередко
сказывалась у него в обстоятельствах повседневности. При поступлении на
службу он сначала счел лестным для себя преподавание латинского языка. Но
вскоре эти уроки стали тяготить композитора. Тогда он передал преподавание
латыни другому коллеге с удержанием соответствующей суммы из своего
жалованья в пользу заместителя. Это было дозволено. Но заместителя стали
упрекать в небрежности обучения школьников языку древних. Обвинения же
приписали Баху. Опять попреки.
Магистрат требовал от кантора прежде всего педантичного соблюдения
учительских обязанностей. До творчества знатного музыканта и композитора
чиновникам магистрата было мало дела. А великий художник и педагог был как
раз не лучшим "классным наставником".
Первое открытое столкновение с магистратом произошло весной 1729 года,
на шестом году жизни Баха в Лейпциге, спустя лишь месяцев восемь после того,
как стихла очередная распря с консисторией...
То была прекрасная и плодоносная весна в жизни великого Себастьяна. В
феврале он на родине Анны Магдалены в день рождения герцога
Саксен-Вейсенфельского исполняет, очевидно, в несколько измененной редакции,
свою Охотничью кантату, сочиненную еще в веймарские времена. И получает
титул капельмейстера сего двора, что пригодится в жизни служивому музыканту,
укрепит его престиж в Лейпциге.
В начале этого же года Иоганн Себастьян сочиняет, репетирует, а 15
апреля уже исполняет в церкви св. Фомы ныне всемирно знаменитые "Страсти по
Матфею". Этой же весной в новой, переработанной редакции прозвучали в
Лейпциге "Страсти по Иоанну" - одних этих двух произведений было бы довольно
для вечной славы немецкого композитора!
Но что до совершенства сочинений Томаскантора "их великолепиям", членам
городского совета! Этот непокладистый, своенравный сочинитель, вопреки
совету синдиков исполняющий в церкви что-то близкое опере, есть
перво-наперво нерадивый и своевольный учитель. После очередного выпуска
девяти окончивших школу учеников (в их числе был и старший сын учителя
Вильгельм Фридеман) господин кантор самолично отобрал для приема в интернат
девять мальчиков. И уверяет, что они весьма способны. Не произвол ли это?
Синдики магистрата утверждают пятерых, а четырем отказывают, предлагая на
эти места подростков, рекомендованных городским советом. Бах признал их
лишенными способностей, чем, по суждению синдиков, он превышает власть.
Придирки к кантору учащаются, мелкие и оскорбительные.
В октябре 1729 года скончался престарелый ректор Томасшуле Иоганн
Генрих Эрнести.
Затянувшееся безвластие лишь усилило раздоры. Даже при обсуждении
вопроса о замещении должности упокоившегося ректора "высокоблагородные и
высокомудрые" советники из магистрата не преминули досадить Баху. В
протоколе записано: "...будем надеяться, что выбор ректора окажется более
удачным, нежели избрание кантора". Подобные выпады против "третьего коллеги"
школы, конечно же, сразу становились известными городскому чиновничеству,
церковным деятелям и семье самого кантора.
На заседании 2 августа 1730 года господа заседатели совета -
непогрешимые Nos - силой грубой власти обрушились на Ille, кантора и
учителя. Протокол этого заседания неоднократно публиковался. Написанный
сбивчиво, с малой последовательностью в мыслях, он содержал, однако, все
нужное для унижения достоинства Баха.
"О школе св. Фомы надлежит много порассудить. Имеются налицо раздоры и
нападки", - объясняется в протоколе. Может быть, были и дебаты, но
протоколист заносит только упреки кантору. Господа члены совета считают Баха
непригодным для средних классов; там "нужно поставить дельного человека".
Что же с кантором? "Пусть занимается с одним из младших классов". "Он (Бах)
не так ведет себя, как надлежало бы, это надобно ему и поставить на вид, и
его следует увещевать". Неубедительно? Для обоснования решения, очевидно,
рукой писаря на полях протокола объяснено: "Без предварительного уведомления
господина бургомистра послал хор учеников в провинцию. Уехал сам, не
испросив отпуска".
От имени руководителей выступает господин советник Ланге: "Правда все
то, что было сказано против кантора: его следует увещевать и заменить М.
Кригелем".
Говорит господин Штегер, тот самый, который в апреле 1723 года делал
предупреждение Баху: "Пусть оный сочиняет композиции, которые не были бы
театральными". Может быть, эта сторона деятельности кантора и возмущает
Штегера, но ему не по плечу судить всеизвестного сочинителя кантат,
"Страстей", придворного капельмейстера кетенского и вейсенфелъского.
Композитор Бах вне власти советников. Но учитель Бах подсуден. "Кантор не
только ничего не делает, но даже не желает на сей раз давать объяснений; он
не проводит уроков пения; поступили на него и другие жалобы". Советники
присоединяются к высказанным мнениям.
Принимают решение о снижении кантору жалованья. Кантор теряет теперь
порядочную часть своей доли доходов школы.
Очередное судилище закончено. Власть победила.
Именно в пору споров с магистратом Иоганн Себастьян объявляет себя в
Лейпциге светским капельмейстером. Он берет руководство музыкальным
студенческим обществом, основанным Телеманом в начале века. Collegium
musicum была пристанищем светского музыкального искусства и независимой от
руководства университета.
Участие в руководстве "телемановским кружком" сблизило Себастьяна с
молодежью; он чаще стал сочинять светскую музыку. Именно в 1730 году, когда
трения с магистратом дошли до крайнего предела, Бах написал окончательную
редакцию гениальной клавирной "Хроматической фантазии и фуги".
Решением магистрата Бах был взволнован. Если б и захотел, нелегко
теперь ему было сняться с места и покинуть Лейпциг: большая семья, Фридеман
поступил в университет, подрастают младшие.
Сохранились автографы писем Иоганна Себастьяна. Датированные августом и
сентябрем 1729 года, эти два документа раскрывают правду переживаний Баха.
Первый документ - обширное послание совету города Лейпцига: Бах борется
за "урегулированную музыку". Он сохраняет выдержку и достоинство педагога,
капельмейстера, преданного искусству духовной музыки художника. Вот
заглавие: "Краткий, но в высшей степени необходимый проект хорошего
обслуживания церковной музыки вместе с беспристрастными рассуждениями об
упадке сей последней".
В письме говорится о нехватке исполнителей инструментальной музыки:
скрипачей, альтистов, виолончелистов, исполнителей на контрабасе и флейтах.
Бах упоминает городских музыкантов, добавляя, однако, что "скромность
запрещает мне высказаться сколько-нибудь правдиво об их достоинствах и
музыкальных знаниях". Он не смешивает музыкантов воедино и говорит, "что сии
персоны частию почитаются заслуженными, частию же не владеют, как бы это
следовало, своим делом".
Кантор убежден в неизбежности быстрого развития искусства. Он близко
познакомился с молодежью в "Музыкальной коллегии" - со способными,
пытливыми, хорошего вкуса, образованными молодыми людьми. Он настаивает на
привлечении их в лейпцигские хоры и оркестры. Но тут же оговаривается: ни
стипендий, ни гонорара им не платят; даже "малые бенефиции" он не вправе им
выплачивать. "Кто же будет даром работать или нести службу?" - деловым
образом, уже наступательным тоном спрашивает автор записки.
Сдержанно, но убедительно он доказывает, что из-за приема в школу
"многих недостойных и к музыке вовсе непригодных мальчиков сия последняя
должна была ухудшаться и уменьшаться" и "хор музыки" должен идти к упадку".
Из пятидесяти четырех воспитанников кантор выделяет "семнадцать годных",
двадцать считает неподготовленными, семнадцать же остальных "негодными".
Он призывает к "зрелому обсуждению того, может ли далее в подобных
условиях существовать музыка"...
Обеспеченных музыкантов в других городах Германии он не называет в
письме иноземными, но именно их имеет в виду, ссылаясь на саксонскую
столицу: "Надлежит съездить в Дрезден и посмотреть, какое жалованье получают
там музыканты от его королевского величества". Автор записки с огорчением
говорит о судьбе музыкантов-соотечественников: немецкие музыканты "в заботах
о пропитании и думать не могут о своем совершенствовании или о том, чтобы
выдвинуться".
"И без того удивления достойно, - пишет Бах страницей выше, - как от...
немецких музыкантов требуется, чтобы они в состоянии были немедленно ex
tempore (с импровизационной быстротой. - С. М.) исполнять разнообразнейшие
виды музыки, происходит она из Италии, Франции, Англии или Польши..."
"Краткий проект" кантора прочтут малосведущие в музыке лейпцигские
деятели.
_"Положение музыки сегодня находится совсем в иных условиях, нежели
ранее; искусство поднялось весьма сильно, вкус удивления достойно изменился,
поскольку и музыка в своем прежнем виде для нашего уха более не звучит и тем
самым нуждается в значительной помощи, дабы возможно подобрать и назначить
таких исполнителей (субъектов), которые удовлетворяли бы теперешнему
музыкальному вкусу и справлялись бы с новыми видами музыки, тем
удовлетворяли бы и композитора и его произведение"_ {Подчеркнуто нами. С.
М.}.
Редчайшее высказывание Баха о поступательном движении музыкального
искусства! Знаток прошлого европейской музыки, он устремляет творческие
помыслы в ее будущее. Бах написал страницы, в которых с деловой точностью и
лаконизмом выражена безвыходность гения в условиях педантично-мещанской,
фарисейской ограниченности тогдашнего германского общества.
Рукопись датирована 23 августа 1730 года. Накануне в кабинете своей
квартиры, за окнами которой сияли осенними красками Апельские сады, Иоганн
Себастьян начисто переписал свое послание. Девять с половиной страниц
убористой готической вязи, в голубой обложке.
Темнота скрыла сады. В доме тишина. Спят дети. Спит Анна Магдалена
после полного забот дня.
Утром школьный служитель отнесет письмо по назначению.
Протокол заседания магистрата от 25 августа сух, по-чиновничьи
бездушен: "Доктор Борн, вице-канцлер и бургомистр: он говорил с кантором
Бахом, но оный выказывает малое желание в работе". Заключение подтверждает
ранее принятое решение магистрата.
Мрачная осень в жизни Иоганна Себастьяна.
Стойкий к невзгодам, он, однако, заколебался. К октябрю относится
второе его сохранившееся письмо. Бах сообщает о событиях личной, семейной
жизни, обрисовывает незавидную судьбу музыканта и с нескрываемой горечью
делится безнадежностью своего положения в Лейпциге. Он обращался за помощью
не к какому-либо из властителей немецких земель или городов, а к товарищу
детства и юности, к Георгу Эрдману, однокашнику по ордруфской школе и
Люнебурскому лицею.
Эрдман давно оставил музыку и, уже будучи юристом, как мы знаем,
посещал Баха в Веймаре. Его желание сбылось: он поступил на русскую службу.
Многие образованные молодые люди шли на службу Российской империи. Эрдман в
качестве офицера-юриста находился одно время в дивизии князя Репнина,
дислоцированной в Литве. Во время путешествия Петра I по европейским странам
он в 1718 году был выдвинут на дипломатическую службу. После смерти Петра
оставался на этой же службе при Екатерине I и Петре II, а в 1730 году стал
представителем российского правительства в Данциге.
О существовании письма Баха к Эрдману было известно еще 140 лет назад.
Опубликовал же его впервые Филипп Шпитта; по его словам, письмо было
"воскрешено забвенью вопреки". Сохранили документ русские архивариусы.
Школьный товарищ Баха умер относительно молодым, в 1736 году; вместе со
всеми бумагами резидента письмо доставили в Россию. И некий Риземан из
Ревеля, знакомый Шпитты, по поручению исследователя обнаружил в Главном
государственном архиве подлинник баховского письма. Шпитта в первом томе
своего труда успел лишь упомянуть о находке, позже - привел полный текст
письма. Это была сенсация для молодого тогда баховедения. Оригинал письма
хранится ныне в Центральном государственном архиве древних актов в Москве.
Серая, даже грязноватого тона бумага, неровно обрезанная по правому
краю, точно такая же, что и в написанном ранее "Проекте" по улучшению
музыки. Письмо с большими отступами сверху, на треть листа, и с широкими
полями. На четырех страницах, без красных строк и без единой помарки.
Витиевато выведены отдельные буквы. На последнем листе едва уместились
заключительные строки. Крупно - еще раз - почтительное обращение, и мелко,
мельче всех строк письма, - подпись.
Приведем полностью письмо:
"Ваше высокородие.
Простите меня, вашего старого верного слугу-друга, что я позволил себе
вас беспокоить. Уже четыре года прошло с того времени, как вы осчастливили
меня ответом на мое письмо. Поскольку я вспоминаю, вы просили сообщить вам о
некоторых Fatalitaten (судьбах). Моя судьба с юных лет, включая Mutation
(перемену), перенесшую меня в качестве капельмейстера в Кетен, вам известна.
Там я имел милостивого и любящего музыку князя, у которого на службе я
полагал всю жизнь пробыть. Но должно было случиться так, что упомянутый
Serenissimus (светлейший) женился на Беренбургской принцессе и тогда стало
казаться, что склонность упомянутого князя к музыке начала блекнуть, тем
более что новая принцесса оказалась amusa (немузыкальной); таким образом,
Богу угодно было, чтобы я оказался здесь музик-директором и кантором в школе
св. Фомы, хотя первое время мне казалось очень странным, что я из
капельмейстера был призван в канторы; посему я оттягивал свое решение в
течение четверти года, но сия служба была мне описана настолько
благоприятно, что я наконец, тем более мои сыновья должны были приступить к
учению, решился во имя всевышнего отправиться в Лейпциг, подвергся
испытанию, после чего предпринял эту перемену. Здесь я по воле божией и
нахожусь поныне. Но так как 1) я нахожу, что служба сия далеко не так ценна,
как мне ее описали, 2) я лишен многих служебных доходов, с сей должностью
связанных, 3) очень дорогая местность, 4) странное и мало преданное музыке
начальство, - почему я принужден жить в постоянных огорчениях, среди зависти
и преследований, то посему я буду принужден с помощью всевышнего искать
своей фортуны в другом месте. Если бы вы, Ваше высокородие, узнали
что-нибудь о подходящей должности для вашего старого верного слуги, то я
покорнейше просил бы дать мне благосклонную рекомендацию. С мой стороны могу
обещать постараться не обмануть вашего участия и рекомендации.
Моя теперешняя служба дает около 700 талеров, и если бывает похорон
больше чем обыкновенно, то акциденции пропорциально увеличиваются; но при
здоровом воздухе таковые отпадают, так, например, я потерял в прошлом году
на ординарных похоронах акциденций более 100 талеров. В Тюрингии я могу
обойтись 400 талерами легче, чем здесь двойной суммой ввиду чрезвычайно
дорогой жизни.
Хочу еще упомянуть о моих семейных делах. Моя жена умерла в Кетене, и я
женился второй раз. От первого брака у меня остались в живых три сына и
дочь, каковых вы, если изволите вспомнить, видали в Веймаре. От второго
брака у меня имеются один сын и две дочери. Мой старший сын теперь Studiosus
Juris (студент юридического факультета), два других посещают - один первый,
а второй второй класс), а старшая дочь еще не замужем. Дети от второго брака
еще малы, старшему мальчику шесть лет. Но все они прирожденные музыканты, и
я смею уверить вас, что могу в своем семействе сформировать вокальный и
инструментальный концерт, тем более что моя теперешняя жена поет чистым
сопрано, а старшая дочь ей неплохо помогает.
Я почти превышаю допустимую меру вежливости, беспокоя вас так много,
почему и спешу закончить, пребывая в неизменном уважении на всю жизнь.
Вашего высокородия послушно преданный слуга
Йог. Себаст. Бах
Лейпциг, 28 окт. 1730".
Нет никаких, даже косвенных свидетельств тому, что Георг Эрдман
отозвался на письмо своего школьного друга.
Впрочем, фортуны в ином месте Баху искать не пришлось. Изменения
произошли в самой школе св. Фомы. На место скончавшегося Эрнести ректором
был избран человек другого склада. Новый ректор принадлежал к тем немногим
современникам Баха, которые, услышав его игру, познав его дар импровизатора,
на всю жизнь оставались верными ценителями композиторского дара музыканта.
Это был давний приятель и почитатель музыки Баха Иоганн Матиас Геснер,
в веймарские годы служивший помощником ректора тамошней гимназии, филолог,
широко образованный педагог. Деятельный организатор, он решительно взялся за
наведение порядка в Томасшуле, смягчил своим посредничеством взаимоотношения
кантора с коллегами, консисторией и магистратом. Были отменены ограничения в
правах кантора, хотя и не сразу. Через год с небольшим Бах получил и свою
долю доходов, отнятых было городским советом.
Сочинение кантат и исполнение их в воскресные и праздничные дни
поочередно в двух главных церквах Лейпцига - св. Фомы и св. Николая - Бах
почитал основной своей обязанностью. Всю жизнь, даже в кальвинистском
Кетене, он относился к созданию кантат как к первейшему делу музыканта.
Бахом, возможно, сочинено пять ежегодников духовных кантат, то есть 295
произведений этого жанра. Из них больше 260 - в Лейпциге. Сохранилось же,
дошло до нас около двухсот. И это необозримая область его творчества.
Верный последователь заветов Мартина Лютера, Бах, как ни удивительно,
именно за новизну, вносимую им в духовную музыку, начиная с Арнштадта и
Мюльхаузена, слышал попреки от церковных деятелей. Бах не проводил резкого
различия между сочинениями кантат духовных и светских; одними и теми же
приемами он создавал музыку разного эмоционального склада. Ему приходилось
пользоваться нередко посредственными текстами либреттистов. Чувства языка не
было тогда в немецкой поэзии, того чувства, какое пришло позже, во времена
Лессинга. Водянистые, напыщенные тексты кантат Бах настолько подчинял
музыке, что именно благодаря музыкальным, а не литературным достоинствам
кантаты и оратории Иоганна Себастьяна сохранили свое великое значение в
истории.
Исполнение духовных кантат и ораторий непосредственно связывало
кантора-композитора со слушателями. Это очень важное обстоятельство
биографии Баха. Не гости феодала, не светская концертная публика, а
прихожане - люди разных сословий были свидетелями "премьер" Баха в
лейпцигских церквах: чиновники, купцы, ремесленный люд; в Томаскирхе было
1500 мест.
Кантаты сочинялись с расчетом на большой, разносословный состав
слушателей и раскрывали содержание посредством системы музыкальных символов.
Исследователи изучили своеобразный "код" символов, какими передавал Бах
картины или явления природы, состояние души, "аффекты" чувств, действия и
движения человека и людских масс. Волны, туман, облака, ветер, восход и
закат солнца, смех, конвульсии, блаженство, тревога, бег, ходьба, моменты
возвышения и унижения, проявление скорби и радости - десятки жизненных
мотивов вводились в музыку кантат. Композитор сообразовался со способностями
восприятия и понимания картин-символов слушателями.
Этот "музыкальный язык" в чем-то сопоставим с изобразительным языком
древней живописи восточнохристианской церкви, в частности Древней Руси.
"Знаковая система" иконописи была понятна и простолюдинам. Выбор, сочетание,
компоновка изображений древней живописи создавали наглядные образы,
доступные для понимания. Таков был язык привычных символов.
В лютеранской церкви, которая не знала икон, наделенную информацией
систему знаков содержали вокально-инструментальные произведения.
Изобразительная сторона духовной музыки Баха чрезвычайно сильна. Но нынешний
слушатель, знакомый с искуснейше разработанными приемами изобразительности в
музыке композиторов XIX и XX веков, эту сторону духовных кантат Баха не
может уже воспринять с той непосредственностью, с какой воспринимались
"звуковые картины" прихожанами веймарских или лейпцигских церквей первой
половины XVIII века. Произошли неизбежные утери. Вокально-инструментальные
произведения Баха волнуют нас, тревожат ум и сердце красотой полифонии.
Не будем забывать, что содержание кантат и ораторий Иоганна Себастьяна
завершало целую эпоху религиозного искусства. В евангельских повествованиях,
в строфах хоралов и псалмов Бах видел глубинную реальность бытия. Немецкий
композитор может быть сравним с английским поэтом Джоном Мильтоном, автором
"Потерянного рая". Мир Нового завета служил Баху самой реальностью, как
Мильтону служили реальностью мифы Ветхого завета. Космические картины
фантастичной борьбы воинств бога и полчищ отпавшего ангела, дни в раю Адама
и Евы, их грехопадение - все это изображено Мильтоном как исторические,
свершившиеся некогда события. Современник Кромвеля, Мильтон идеи буржуазного
революционного движения облачал в религиозные одежды.
Карл Маркс заметил в работе "Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта":
"...Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной
революции языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета".
Великий современник Баха Фридрих Гендель, живя в Англии, тоже по традиции
создавал оратории на сюжеты из Ветхого завета, хотя, например, его образ
Самсона наделен чертами передовых борцов буржуазного общества XVIII века.
Себастьян Бах, как и многие другие композиторы, живописцы и поэты
Европы, заимствовал сюжеты и символы нравственно-этического содержания
преимущественно из евангельских текстов.
В середине двадцатых годов нашего столетия возникла дискуссия о
значении для культуры социализма искусства прошлого. "Можно ли показывать
картину Иванова "Явление Христа народу"? - спрашивал в одной из своих статей
1926 года Луначарский. - Ведь в ней заложена огромная религиозная энергия,
которая, можно сказать, излучается со всей ее поверхности на зрителя. Не
следует ли объявить под запретом всю католическую и протестантскую музыку,
которая представляет собою одно из величайших достижений человеческого
гения?.." {А. В. Луначарский. В мире музыки. Статьи и речи. Изд. 2. М.,
"Советский композитор", 1971, с. 312, 314.}
Этот несколько риторический вопрос задан был А. В. Луначарским уже
после того, как двумя страницами раньше автор статьи положительно решил его.
Имея в виду современных зрителей и слушателей, Луначарский писал:
"...эти освободившиеся от религии люди, люди, стоящие над ней,
смотрящие на нее сверху, могут найти в творчестве, обусловленном религиями,
много красоты... Они могут упиваться "Страстями" Бака или религиозной
живописью Фра Анжелико и Микельанджело".
За последние десятилетия советское искусствоведение ввело в обиход
культуры народа великое наследие древнерусской живописи. Сделано много
открытий на этом пути. Повышение интереса к исполнению духовных кантат и
ораторий Баха в концертных залах Советского Союза совпало по времени с
усилением работ по реставрации, расшифровке "крюковой" записи произведений
русских и украинских композиторов давних времен, с появлением в концертных
программах старинной музыки народов нашей страны.
Среди кантат Баха есть монументальные, двухчастные; кантаты для двух
хоров, двух и более солистов, солирующих и концертирующих инструментов,
сопровождающего ансамбля, с участием клавишных - органа и чембало. Есть
кантаты для одного солирующего голоса и нескольких инструментов, даже без
хора. Как правило, кантаты содержали хоровые вступления, арии, речитативы.
Господствует в кантатах полифония, лишь отдельные номера писались в форме
гомофонной. Современники Баха свободно улавливали и признаки фуги в
кантатах. На слуху были мелодии, заимствуемые из старинных - для того
времени! - хоралов и народных песен.
...Духовные кантаты Баха - область его драматической и лирической
поэзии. Некоторые исследователи вели интересные поиски соответствия образов
кантат Баха с его переживаниями, связанными с жизненными ситуациями. Так,
"следы" удрученного состояния Иоганна Себастьяна в годы препирательств его с
лейпцигским начальством обнаружил в кантатах Э. Розенов. Эту мысль развил
затем Г. Хубов, приведя в книге "Себастьян Бах" анализ текстового содержания
кантат. По его мнению, сами названия кантат - по начальным словам первого