Страница:
не сдержал слез и ссутулился, как крестьянин в горе, как странствующий
шпильман, потерявший самое дорогое в пути.
Баху теперь нестерпимо стало оставаться в городе, где его постигло
горе. Но не перевяжет же он ремнями пожитки и не отправится куда глаза
глядят. Надо привести в порядок дом. Подрастают дети, им нужно дать
образование. Не допустит же он, отец, чтобы Фридеман, а за ним и Эммануель
хлебнули невзгод, какие испытал сам он. Да и найдется ли у них столько
трудолюбия, упрямства, стойкости, сколько бог отпустил ему? Или как его
дорогой воспитатель брат или - не хватало бы еще! - как арнштадтский Хертум,
станут каждодневно гудеть трубами, повторяя одни и те же благочестивые, но
такие бесцветные и скучные хоральные мелодии? Им нужно университетское
образование. Новые времена идут.
Князь Леопольд выказал внимание своему придворному музыканту и не часто
в эти месяцы вызывал его во дворец для аккомпанирования. Но исполнением
камерной музыки капеллы, конечно, занимался Себастьян и теперь.
В это нелегкое время проявились новые грани характера художника.
Композитор-вдовец, преодолевая скорбь, отдался вдохновенному сочинению
музыки, которая по поверке столетий оказалась причисленной к шедеврам его
инструментального искусства.
Будто угадывая тревожное состояние Баха, еще в сентябре 1720 года его
гамбургские доброжелатели прислали ему весть: в тамошней церкви св. Иакова
освободилось место органиста. Может быть, и Ноймейстер, уже давно
переехавший в Гамбург, либреттист Баха веймарских лет, способствовал делу.
Иоганн Себастьян без промедления заявил о готовности занять эту должность в
городе, который всегда казался ему примером уважения к музыкальному
искусству.
Князь Леопольд дал согласие на путешествие в музыкальную столицу
тогдашней Германии, хотя и не собирался отпускать со службы своего
слугу-друга.
Иоганн Себастьян пробыл в Гамбурге с конца ноября по первую половину
декабря 1720 года. Он играл не только в церкви Иакова, но и на превосходном
органе церкви Катарины, где в должности главного органиста продолжал
оставаться доживавший свой век старейший музыкант и композитор Германии
Иоганн Адам Рейнкен. Его самозабвенно слушал Себастьян во времена ранней
юности.
Теперь Рейнкену было около ста лет. Он всегда слыл завистливым, в
старости же был особенно ревнив и пристрастен к молодым. Мастер старого
стиля, Рейнкен предпочитал основательное, по-немецки солидное исполнение с
импровизацией, но без всяких новых причуд и мелких украшений. Сам он
гордился верностью старой гамбургской школе, уже давно ставшей школой его,
Рейнкена.
С почтительностью сына и ученика Иоганн Себастьян пришел к старцу в
церковь св. Катарины. Старик, держась за выступы, сам провел гостя по
лабиринту органа, внутрь сооружения. Себастьян изумлен. Много раз он
вспоминал и рассказывал потом при случае, как восхитило его прекрасное
состояние, в каком держал свой испытанный временем инструмент столетний
органист.
Эта знаменательная встреча описана в разных биографиях. Передадим слово
Яношу Хаммершлагу; в его книге приведен довольно полный вариант рассказа об
игре Себастьяна. Итак, Бах в присутствии всего муниципалитета и многих
других высокопоставленных персон города в обстановке всеобщего изумления в
течение двух часов играл на прекрасном органе церкви св. Катарины. С особым
наслаждением слушал игру Баха старый органист. Он прослушал хорал,
начинавшийся словами "На реках Вавилонских", который Бах играл очень долго,
почти в течение получаса, импровизируя и пользуясь различными методами, как
это делали в старые времена знаменитые гамбургские органисты на субботних
вечернях.
Рейнкен сидел в известном ему одному месте церкви, откуда он лучше
всего слышал орган.
Себастьян кончил игру в сумерках ноябрьского дня. Он спустился по
лестнице к Рейнкену и подивился: на лице старика расправились глубокие
морщины. Присутствующие тоже поразились этой перемене.
Рейнкен поднялся со скамьи, сделал два-три шага навстречу Баху и сказал
фразу, которой суждено уже больше двух столетий жить в истории музыки:
- Я думал, что это искусство уже давно умерло, но теперь я вижу, что
оно живет еще в вас.
И, как эпически гласит документ времени, "после этого Рейнкен пригласил
его к себе и был с ним очень любезен".
В нотографическом справочнике значится еще сочиненная Бахом в этом году
_Фуга для клавира_ (954) на тему одной из сонат Рейнкена. Очевидно, это был
подарок старому музыканту. Допустимо, что ее он сочинил в дни пребывания в
Гамбурге и сыграл в доме Рейнкена.
Бах приехал не с пустыми руками в Гамбург и как композитор-соискатель.
Он привез сюда и исполнил _Прелюдию и фугу соль минор для органа_ (542), ее
тоже прослушал Рейнкен.
Предстояла игра "на пробу" в церкви св. Иакова. Кроме фуги, у Баха была
приготовлена для исполнения кантата "Кто был последним, тот будет первым"
(47). Всего, включая Баха, насчитывалось восемь претендентов на должность
органиста. Совет храма даже сомневался: не слишком ли много? Органист из
Кетена восхитил своим превосходным исполнением. Предстоял, выражаясь
по-современному, еще один тур. Но из Кетена пришел приказ князя -
придворному музыканту быть к 28 ноября во дворце. Намечалось очередное
дворцовое развлекательное празднество - что и говорить, событие
государственной важности!
Иоганна Себастьяна заверили в Гамбурге, что его выступления будут
сочтены соискательскими. И хотя конкурентов много, доброжелатели, и в их
числе, конечно, влиятельный Ноймейстер, состоявший в совете церкви Иакова,
не сомневались в победе Баха.
Судя по протоколам, совет заседал не раз. И вдруг в протоколе от 19
декабря объявлено, что вопреки мнению некоторых членов совета место
органиста предоставлено не Баху, а другому претенденту. Доподлинно известно,
как пылко и убежденно отстаивалась кандидатура кетенского органиста.
Победила, однако, другая сила: 6 января 1721 года в церковную кассу была
внесена сумма в 4000 марок. Кем? Купеческим сыном, одним из соискателей, в
конце концов назначенным на должность органиста. Сумма была внесена в
благодарность за предоставленное прибыльное место!
В Дрездене царедворцы утаили от Баха вознаграждение за гастроли. В
Гамбурге проявили себя корыстные церковные власти. При столкновении высокого
искусства Баха с миром выгоды, алчности, карьеристских интересов дворцовые и
церковные круги оказывались в родстве, как слепки одной
общественно-бюрократической модели.
Впрочем, сноровистым руководителям церкви св. Иакова не удалось
замолчать эту скандальную историю. Возможно, и другие соискатели и их
патроны были недовольны оборотом дела.
Еще до внесения денег в кассу подоплека решения церковного совета стала
известна близким делу людям. И вызвала возмущение у части гамбургского
общества. Не сдержал негодования Эрдман Ноймейстер. Он дождался праздника
рождества. И во время своей проповеди привел место из Евангелия,
повествующее о пении ангелов при рождении Христа, и закончил свою речь
выражением глубокой уверенности, "что, если бы один из бесплотных духов,
божественно играя, пожелал бы сделаться нашим органистом, ему пришлось бы
возвратиться на небо, если бы его карманы не были наполнены золотом".
Спустя шесть лет об этом случае поведал в книге "Музыкальный патриот"
известный уже читателю Маттесон. В общем-то скупой на похвалы
Баху-композитору, но всегда восхищавшийся Бахом-исполнителем, Маттесон
писал:
"Припоминаю, как, вероятно, и прочие, что великий виртуоз... прибыв в
великий город (так называли в те годы Гамбург. - С. Ж.), чтобы сделаться
органистом, встретил себе конкурента в лице сына богатого негоцианта,
умевшего лучше обращаться с талерами, чем с музыкальным инструментом, но
которому было отдано предпочтение".
Кто же стал избранником совета гамбургской церкви? С едва сдерживаемым
гневом сто восемьдесят с лишним лет спустя молодой Альберт Швейцер написал
об удачливом купеческом сыне: "Он, должно быть, и не подозревал, что этими
деньгами заплатил и за свое место в любой биографии Баха, то есть приобрел
бессмертие..."
Назовем и в нашем повествовании это имя и поставим его в списке "глухой
славы" рядом с именем арнштадтского гимназиста Гейерсбаха и герцога
Вильгельма Эрнста Веймарского: Иоганн Иоахим Хейтман.
Баху, конечно, доставило боль гамбургское происшествие. Рушились
надежды на переезд в большой город, где можно было бы устроить старших
сыновей в хорошую школу.
Органная игра в Гамбурге возбудила сильное желание возвратиться к этому
инструменту. Верный лютеранин не мог примириться с отсутствием в
кальвинистском Кетене церковной музыки. Он зачастил теперь с Фридеманом в
зал, где стоял маленький орган капеллы, бедный тембрами. Брал он сюда и
младшего Эммануеля, тот сидел и слушал, по-детски надув пухлые щеки,
напоминавшие округлостью лицо матери.
Бах писал в эту пору много, часами не выпускал из рук гусиного пера.
Теперь, вероятно, дочь Катарина вместо матери затачивала ему впрок перья.
Перед музыкой отступала тягость горя. Непрерывное созидание облегчало
чувство одиночества. Именно к 1720 году исследователи относят наибольшую
часть сочинений Баха кетенской поры. К самому тяжелому, горестному году. Но
остается тайной, нашли ли страдания Иоганна Себастьяна прямое либо косвенное
отражение в его произведениях.
Бах создавал музыку, свободную от личностных переживаний, сколь бы ни
владели они им в трудные, тяжкие дни жизни. Но было бы непростительным вовсе
отказаться от поисков связи этой музыки с обстоятельствами жизни
композитора. В 1720 году Иоганн Себастьян написал несколько пьес для
клавира, сонаты и сюиты (партиты) для скрипки соло, сюиты для виолончели
соло, сонаты для скрипки и клавира, для виолончели и клавира, для флейты и
клавира, скрипичные концерты... Музыка вела к высокому духовному
просветлению удрученного скорбью композитора.
Допустимо, что дружба с гамбистом кетенской капеллы Абелем объясняет
возникновение замысла виолончельных пьес. Еще в январе 1720 года, до
последней поездки с князем Леопольдом, Себастьян стал крестным отцом дочери
друга. И в дни горестного одиночества Себастьяна Абель навещает его. Они
музицируют вместе, и, может быть, в доме Баха впервые прозвучали три сонаты
для виолончели и клавира (1027-1029), часто исполняемые в концертах и в наше
время.
Садились рядком дети, они были первыми слушателями виртуозов. Под
пальцами Себастьяна клавесин передавал в звуках и его душевное состояние. И
в руках Абеля гамба, подчиняясь воле музыканта, как живое тело, излучала
тепло, пела человеческим голосом, рыдала, праздновала светлую радость,
поддерживаемая или ведомая партией клавесиниста. Впрочем, сдержанные в
чувствах, музыканты могли любоваться только прекрасной "игрой формы",
искусным ведением и сочетанием голосов. Чистейшие законы, сродни
математическим, материализованные в звуках друзьями-музыкантами, давали
великое утешение Иоганну Себастьяну.
Едва ли не чаще других оркестровых произведений Баха исполняются в наше
время так называемые Бранденбургские концерты.
Еще до смерти жены, пребывая с князем Леопольдом либо в Карлсбаде, либо
в Мейнингене, Бах играл перед маркграфом Бранденбургским Христианом
Людвигом. Конечно, в центре внимания была скрипка князя Леопольда, но
маркграф - ему было уже за сорок - не поскупился на похвалы и княжескому
композитору. Похвалив прослушанные компоаиции, маркграф предложил
музик-директору сочинить для него что-либо похожее на итальянский концерт,
только в немецкой манере. Не избалованный подобным вниманием, Себастьян дал
согласие.
Он принялся за сочинение оркестровой музыки по приезде из Гамбурга, в
начале 1721 года. Замысел разросся в цикл больших концертов. Среди баховских
оригиналов партитур нет ни одной, написанной им собственноручно с таким
каллиграфическим изяществом, как пьесы для маркграфа. Они были сопровождены
учтивейше составленным на французском языке посланием. Это посвящение
написано, впрочем, чьей-то другой рукой. Стоит дата: "24 марта 1721 года".
Концерты этого цикла приближались к разработанной итальянцами,
предшественниками и современниками Баха, форме кончерто гроссо (concerto
grosso), "больших концертов", где оркестру-ансамблю противопоставляются, как
бы для состязания к ним, "концертирующие" инструменты. Но если даже у
Антонио Вивальди, блистательного Вивальди, господствовала виртуозная сторона
музыки, то у Баха концерты наполнены драматизмом контрастного сопоставления,
динамикой развития музыкальных тем.
Первый и Третий концерты не содержат выделенных партий ведущих,
концертирующих инструментов. Во Втором концертируют четыре инструмента в
необычном сочетании: труба, флейта, гобой, скрипка; в Четвертом - скрипка и
две флейты, в Пятом - флейта, скрипка и клавесин; в Шестом концерте вовсе не
участвуют скрипки, хотя он сочинен для струнного оркестра, звучат старинные
инструменты, близкие альтам и виолончелям, а также клавесин; в этом концерте
чувствуется больше "согласия" в партиях инструментов, нежели состязания.
Едва ли не каждая часть во всех Бранденбургских концертах содержит
развитие темы-идеи в форме полифонии. Вместе с тем все три части концертов
(только один из шести двухчастный) - быстрые крайние и медленные средние -
своим сопоставлением создают драматургическое напряжение.
Какой энергией, жизненной силой пленяют крайние, быстрые части
концертов (Аллегро и Престо)! Состязание концертирующих инструментов с
ансамблем столь "осязаемо" в пространстве и времени, передано с такими
жизненными интонациями отдельных голосов! Согласимся с исследователем: "Тут
Бах не столько колорист, сколько мастер реалистического воплощения
удивительно конкретных людских образов - скорее всего "групповых портретов".
В этом искусстве он не уступает ни Франсу Гальсу, ни Альбрехту Дюреру". Как
видим, в помощь пониманию музыкальных образов снова пришло сравнение из
области изобразительного искусства.
Средние части концертов - Adagio, Andante, Affettuoso - медленны, полны
лирических раздумий, нежности, а то и веселости; иногда в этих частях
проступает скорбь, недоводимая, однако, до отчаяния; просветленная печаль
возвышенна.
Поразительна "музыкальная светопись" Шестого концерта с его знаменитым
певучим Adagio...
Affettuoso Пятого концерта - неторопливо ведомая беседа концертирующих
инструментов: скрипки, флейты и клавесина. Глубочайшее откровение трех
голосов, доверительнейшая передача чувств. Слушатель не удержится от
сопоставления баховской музыки трио с подобными исповедальными беседами в
камерной музыке XIX века...
В Бранденбургских концертах можно уловить что-то знакомое, близкое
симфониям Моцарта и Гайдна. Великий мастер, не ведая того, лепил "звуковые
модели", предвещавшие симфоническое искусство композиторов, которых
объединят впоследствии под эгидой венской школы.
Печальна оказалась судьба концертов: еще одна ошибка доверчивого Баха!
Не найдено даже косвенного известия о том, что они были исполнены при
Бранденбургском дворе. Много лет эти партитуры пролежали в библиотеке
маркграфа молчащей музыкой, и после его смерти в 1734 году, упакованные в
пачки с нотами малоизвестных композиторов, эти концерты - по шесть грошей
каждый! - были проданы с лотка. Имя Баха даже не выделили в списке нот,
приготовленных к продаже.
Достойно удивления, однако, и то, что сам Бах будто забыл о своих
оркестровых сочинениях. И не вспомнил о них даже после смерти маркграфа.
Лишь впоследствии исследователи отыскали в двух-трех кантатах Баха фрагменты
музыки концертов, а один из этих концертов (Четвертый), как установлено, был
переработан автором в Концерт для клавира с оркестром (фа мажор).
Что же приключилось с оригиналами рукописей? Непростыми путями, уже
после кончины Баха, они попали в руки одного из его учеников, Кроненберга, и
тот сохранил их для потомков. Биограф Баха Филипп Шпитта назовет их
Бранденбургскими, под этим именем шесть концертов и станут известны
музыкальному миру.
...Как ведь совпало: отец Баха после смерти жены тоже остался с
четырьмя сиротами, тоже с тремя сыновьями и дочерью. Следуя семейным
обычаям, Себастьян не помышлял долго оставаться вдовцом. Родственники по
старинке подыскивали ему подругу жизни.
Но надежда объявилась не со стороны родни. В Кетен стала наезжать
молоденькая певица (мало-помалу и в германских княжествах входила мода на
женские голоса в придворных капеллах). Певица была та самая девочка, которую
несколько лет назад после представления "Охотничьей кантаты" показал
Себастьяну в своем доме вейсенфельский трубач Вильке. То была его дочь,
ставшая теперь артисткой на службе у князя Ангальт-Цербтского. Хорошо
обработанное красивое сопрано Анны Магдалены зазвучало в гостиной князя
Леопольда Кетенского, она бегло играла и на клавикорде.
Девушка привязалась к детям овдовевшего капельмейстера.
Прошли месяцы раздумий. Четверо детей у вдовца. Старшая, Катарина, лишь
на восемь лет младше Анны Магдалены. Один из современных немецких биографов
Баха, Вернер Нойман, деликатно пишет о певице Ангальт-Цербтского двора:
"...Интересы искусства сближали; Анна Магдалена с гордостью и дружбой
приняла предложение знаменитого гофкапельмейстера стать матерью его
нескольких детей".
Венчание произошло спустя полтора года после кончины Марии Барбары.
Строки книги дворцовой церкви гласят:
"3 декабря 1721 года вдовец господин Иоганн Себастьян Бах, княжеский
капельмейстер, и девица Анна Магдалена, младшая дочь Иоганна Каспара
Вюльскена (Вильке. - С. М.), придворного и войскового трубача его высочества
князя Саксонского и Вейсенфельского, по княжескому приказу обвенчались в
нашей церкви".
Новая жена Баха была на шестнадцать лет моложе его. Анна Магдалена
рисуется и в молодости своей тихой, домовитой, отличающейся душевным
благородством, мягким и ровным характером; она натура в то же время
артистическая; одаренная певица, способная ученица мужа, сразу же начавшего
преподавать ей игру на клавесине и "генерал-бас", как называлось в те
времена искусство сопровождения мелодии, с признаками импровизации.
Приведем слова биографа об Анне Магдалене и ее муже; она образно
названа "тем пламенем, которое согревало его гений".
Иоганну Себастьяну тридцать шесть. Он любит и любим. Внешность у него
видная, широкоплеч, хотя его и нельзя назвать высоким... Живые, часто
меняющие выражение глаза под густыми бровями. Несколько крупный нос.
Уверенные жесты, выработанная годами походка артиста. Степенность и свобода
в движениях. Он благоволит к людям, но настораживается при встречах с
сильными мира сего.
На свадьбу понаехала родня. И гамбист Абель, наверное, был приглашен на
семейное торжество. Увы, не было среди гостей братьев Себастьяна: старший,
ордруфский органист, строгий наставник его детства, Иоганн Христоф незадолго
до того скончался. Вторая потеря родного человека за год. Средний, Якоб,
отставной гобоист шведского короля, в Стокгольме и, слышно, болен; пройдет
год, и его не станет...
Свадьба прошла весело. Себастьян занес в свою нотную книгу сочиненный
им кводлибет, исполненный на семейном торжестве. Музыканты сами слагали
стихи для семейного и приятельского круга. Бах не изменил обычаю. Вот они,
строки кводлибета:
Ваш слуга, девушка-невеста,
Желаю счастья в радостный день!
Кто видит вас в венце,
И в прекрасном подвенечном платье,
У того сердце смеется от радости.
Воспевание добродетелей невесты сменялось грубоватым юмором:
Дом хорош только тогда, когда в нем
Есть камень и известняк,
А дыра хороша тогда, когда ее сверлят;
И если строят всего лишь курятник,
Все же нужны дерево и гвоздь.
Крестьянин молотит пшеницу
Большими и малыми цепами {*}.
{* Перевод Ксении Стебневой.}
И это сочинил Бах?! Творец божественной музыки? Да, он и сочинил -
наследник плебейского музыкантского рода, чьи представители - далекие
предки-шпильманы - не краснели от соленой простонародной шутки, если она
звучала на семейных сборищах. Вышутился на своей свадьбе и Себастьян, снова
познавший отраду любви.
Слова, послужившие названием этой главы, взяты из известного
высказывания Людвига ван Бетховена. Обыграв слово Bach, означающее "ручей",
он воскликнул однажды: "Nicht Bach - Meer sollte er heissen".
"Не ручей, а море должно быть имя ему".
В кетенские годы жизни Иоганн Себастьян написал большую часть своих
пьес для клавира и других инструментов. Труднообозримо сотворенное Бахом в
Кетене в сфере инструментальной камерной музыки, как труднообозримы его
органные сочинения веймарской поры. Он не писал программной инструментальной
музыки, то есть музыки, создаваемой на определенную тему или сюжет,
обозначенные в названии.
Мы уже касались цикла виолончельных сонат Иоганна Себастьяна. Сочинял
ли он эти сонаты для гамбиста Абеля, брал ли в руки виолу да гамба в часы
музицирования князь Леопольд, а гофмузыкант Бах вел партию чембало, - этого
нельзя подтвердить свидетельствами очевидцев. Но виола да гамба звучала не
так, как нынешняя виолончель. Это безусловно. И стиль музицирования
кетенской поры жизни Баха потерян. Зато приобретено нечто новое, и
талантливые артисты нашего времени отыскивают в сонатах содержание,
отвечающее запросам нынешней музыкальной мысли.
Это же чувство первооткрытия охватывает, когда звучат сонаты для
скрипки и клавира (1014-1019).
Праздник для посетителей концертов старинной музыки - исполнение цикла
баховских, сочиненных в Кетене, шести сонат для флейты и клавира
(1030-1035). Редчайшее очарование.
Здесь же Иоганн Себастьян создал несколько скрипичных концертов в
сопровождении оркестра. Впоследствии он переложит их в клавесинные с тем же
составом сопровождающих инструментов.
О шедеврах оркестровой музыки Баха кетенских лет - о Бранденбургских
концертах - мы уже говорили. Славу их разделяют и произведения в жанре сюиты
или партиты. Бах писал сюиты для оркестра и сольных инструментов - клавира,
скрипки, виолы да гамба (виолончели). Оркестровые сюиты в оригинале у Баха
названы увертюрами, наподобие оперных вступлений во французской музыке, хотя
собственно увертюрой в таких сюитах, как бы введением, служили первые части.
Слово "сюита" заимствовано с французского, оно обозначает
последовательность. Это форма произведения, состоящая из последовательно
исполняемых танцев. На итальянский лад такие произведения назывались
партитами.
Сочинения в жанре сюиты возникли в Европе еще в начале XVI века, в
каждой стране этот вид музыки получил свои отличительные черты. Но были и
общие признаки. Как правило, за медленным ("господским") танцем шел быстрый
("простонародный"). Впрочем, сюиты со временем перестали быть собственно
танцевальными пьесами и приобрели характер концертный. Музыка каждой страны
вносила свои мелодии в этот жанр. Бурное развитие сюита получила в Германии.
Первым непременным звеном сюиты стал немецкий танец.
Во времена Баха сюита уже считалась старинным жанром музыки. Бах
одухотворил его и настолько углубил содержание танцевальной первоосновы, что
циклы сюит Баха отразили со всей полнотой его музыкальное миросознание,
оставаясь произведениями, близкими жанровой народной музыке. Почитались
обязательными звеньями сюиты, кроме степенно-серьезной эллеманды,
происходящая от французско-итальянского танца очень живая по темпу куранта;
пришедшая из испанского обряда музыка сарабанды, грустная, дающая повод для
лирических раздумий; быстрая, стремительная жига, ведущая свое происхождение
от итало-французского танца. Композиторы разнообразили состав танцев сюиты.
Традиционные составные части сюиты Бах дополнял разработкой тем гавота,
менуэта, полонеза, старинных французских танцев паспье и бурре,
славяно-итальянского танца форлана. В его сюитах встречается часть,
называемая шуткой. Вовсе не танцевального характера такие части баховских
сюит, как прелюдия, рондо, ария, каприччио, "веселая сценка".
Из четырех известнейших оркестровых сюит Баха первые две (1066-1067)
написаны в Кетене; вместе с Бранденбургскими концертами они могут быть
отнесены к самым популярным оркестровым сочинениям композитора. Эти сюиты
прозрачнее по своей фактуре Третьей и Четвертой (1068-1069), написанных
позже, имеющих большую насыщенность элементами народно-бытового характера.
Первая сюита более камерная, из духовых инструментов к струнным
прибавлены только два гобоя и фагот. Вторая же сюита уникальна: в ней чарует
голос флейты, единственного духового инструмента в ансамбле!
Во второй сюите прекрасна внушительно-торжественная увертюра. По
монументальности образов она близка органным прелюдиям и фугам.
шпильман, потерявший самое дорогое в пути.
Баху теперь нестерпимо стало оставаться в городе, где его постигло
горе. Но не перевяжет же он ремнями пожитки и не отправится куда глаза
глядят. Надо привести в порядок дом. Подрастают дети, им нужно дать
образование. Не допустит же он, отец, чтобы Фридеман, а за ним и Эммануель
хлебнули невзгод, какие испытал сам он. Да и найдется ли у них столько
трудолюбия, упрямства, стойкости, сколько бог отпустил ему? Или как его
дорогой воспитатель брат или - не хватало бы еще! - как арнштадтский Хертум,
станут каждодневно гудеть трубами, повторяя одни и те же благочестивые, но
такие бесцветные и скучные хоральные мелодии? Им нужно университетское
образование. Новые времена идут.
Князь Леопольд выказал внимание своему придворному музыканту и не часто
в эти месяцы вызывал его во дворец для аккомпанирования. Но исполнением
камерной музыки капеллы, конечно, занимался Себастьян и теперь.
В это нелегкое время проявились новые грани характера художника.
Композитор-вдовец, преодолевая скорбь, отдался вдохновенному сочинению
музыки, которая по поверке столетий оказалась причисленной к шедеврам его
инструментального искусства.
Будто угадывая тревожное состояние Баха, еще в сентябре 1720 года его
гамбургские доброжелатели прислали ему весть: в тамошней церкви св. Иакова
освободилось место органиста. Может быть, и Ноймейстер, уже давно
переехавший в Гамбург, либреттист Баха веймарских лет, способствовал делу.
Иоганн Себастьян без промедления заявил о готовности занять эту должность в
городе, который всегда казался ему примером уважения к музыкальному
искусству.
Князь Леопольд дал согласие на путешествие в музыкальную столицу
тогдашней Германии, хотя и не собирался отпускать со службы своего
слугу-друга.
Иоганн Себастьян пробыл в Гамбурге с конца ноября по первую половину
декабря 1720 года. Он играл не только в церкви Иакова, но и на превосходном
органе церкви Катарины, где в должности главного органиста продолжал
оставаться доживавший свой век старейший музыкант и композитор Германии
Иоганн Адам Рейнкен. Его самозабвенно слушал Себастьян во времена ранней
юности.
Теперь Рейнкену было около ста лет. Он всегда слыл завистливым, в
старости же был особенно ревнив и пристрастен к молодым. Мастер старого
стиля, Рейнкен предпочитал основательное, по-немецки солидное исполнение с
импровизацией, но без всяких новых причуд и мелких украшений. Сам он
гордился верностью старой гамбургской школе, уже давно ставшей школой его,
Рейнкена.
С почтительностью сына и ученика Иоганн Себастьян пришел к старцу в
церковь св. Катарины. Старик, держась за выступы, сам провел гостя по
лабиринту органа, внутрь сооружения. Себастьян изумлен. Много раз он
вспоминал и рассказывал потом при случае, как восхитило его прекрасное
состояние, в каком держал свой испытанный временем инструмент столетний
органист.
Эта знаменательная встреча описана в разных биографиях. Передадим слово
Яношу Хаммершлагу; в его книге приведен довольно полный вариант рассказа об
игре Себастьяна. Итак, Бах в присутствии всего муниципалитета и многих
других высокопоставленных персон города в обстановке всеобщего изумления в
течение двух часов играл на прекрасном органе церкви св. Катарины. С особым
наслаждением слушал игру Баха старый органист. Он прослушал хорал,
начинавшийся словами "На реках Вавилонских", который Бах играл очень долго,
почти в течение получаса, импровизируя и пользуясь различными методами, как
это делали в старые времена знаменитые гамбургские органисты на субботних
вечернях.
Рейнкен сидел в известном ему одному месте церкви, откуда он лучше
всего слышал орган.
Себастьян кончил игру в сумерках ноябрьского дня. Он спустился по
лестнице к Рейнкену и подивился: на лице старика расправились глубокие
морщины. Присутствующие тоже поразились этой перемене.
Рейнкен поднялся со скамьи, сделал два-три шага навстречу Баху и сказал
фразу, которой суждено уже больше двух столетий жить в истории музыки:
- Я думал, что это искусство уже давно умерло, но теперь я вижу, что
оно живет еще в вас.
И, как эпически гласит документ времени, "после этого Рейнкен пригласил
его к себе и был с ним очень любезен".
В нотографическом справочнике значится еще сочиненная Бахом в этом году
_Фуга для клавира_ (954) на тему одной из сонат Рейнкена. Очевидно, это был
подарок старому музыканту. Допустимо, что ее он сочинил в дни пребывания в
Гамбурге и сыграл в доме Рейнкена.
Бах приехал не с пустыми руками в Гамбург и как композитор-соискатель.
Он привез сюда и исполнил _Прелюдию и фугу соль минор для органа_ (542), ее
тоже прослушал Рейнкен.
Предстояла игра "на пробу" в церкви св. Иакова. Кроме фуги, у Баха была
приготовлена для исполнения кантата "Кто был последним, тот будет первым"
(47). Всего, включая Баха, насчитывалось восемь претендентов на должность
органиста. Совет храма даже сомневался: не слишком ли много? Органист из
Кетена восхитил своим превосходным исполнением. Предстоял, выражаясь
по-современному, еще один тур. Но из Кетена пришел приказ князя -
придворному музыканту быть к 28 ноября во дворце. Намечалось очередное
дворцовое развлекательное празднество - что и говорить, событие
государственной важности!
Иоганна Себастьяна заверили в Гамбурге, что его выступления будут
сочтены соискательскими. И хотя конкурентов много, доброжелатели, и в их
числе, конечно, влиятельный Ноймейстер, состоявший в совете церкви Иакова,
не сомневались в победе Баха.
Судя по протоколам, совет заседал не раз. И вдруг в протоколе от 19
декабря объявлено, что вопреки мнению некоторых членов совета место
органиста предоставлено не Баху, а другому претенденту. Доподлинно известно,
как пылко и убежденно отстаивалась кандидатура кетенского органиста.
Победила, однако, другая сила: 6 января 1721 года в церковную кассу была
внесена сумма в 4000 марок. Кем? Купеческим сыном, одним из соискателей, в
конце концов назначенным на должность органиста. Сумма была внесена в
благодарность за предоставленное прибыльное место!
В Дрездене царедворцы утаили от Баха вознаграждение за гастроли. В
Гамбурге проявили себя корыстные церковные власти. При столкновении высокого
искусства Баха с миром выгоды, алчности, карьеристских интересов дворцовые и
церковные круги оказывались в родстве, как слепки одной
общественно-бюрократической модели.
Впрочем, сноровистым руководителям церкви св. Иакова не удалось
замолчать эту скандальную историю. Возможно, и другие соискатели и их
патроны были недовольны оборотом дела.
Еще до внесения денег в кассу подоплека решения церковного совета стала
известна близким делу людям. И вызвала возмущение у части гамбургского
общества. Не сдержал негодования Эрдман Ноймейстер. Он дождался праздника
рождества. И во время своей проповеди привел место из Евангелия,
повествующее о пении ангелов при рождении Христа, и закончил свою речь
выражением глубокой уверенности, "что, если бы один из бесплотных духов,
божественно играя, пожелал бы сделаться нашим органистом, ему пришлось бы
возвратиться на небо, если бы его карманы не были наполнены золотом".
Спустя шесть лет об этом случае поведал в книге "Музыкальный патриот"
известный уже читателю Маттесон. В общем-то скупой на похвалы
Баху-композитору, но всегда восхищавшийся Бахом-исполнителем, Маттесон
писал:
"Припоминаю, как, вероятно, и прочие, что великий виртуоз... прибыв в
великий город (так называли в те годы Гамбург. - С. Ж.), чтобы сделаться
органистом, встретил себе конкурента в лице сына богатого негоцианта,
умевшего лучше обращаться с талерами, чем с музыкальным инструментом, но
которому было отдано предпочтение".
Кто же стал избранником совета гамбургской церкви? С едва сдерживаемым
гневом сто восемьдесят с лишним лет спустя молодой Альберт Швейцер написал
об удачливом купеческом сыне: "Он, должно быть, и не подозревал, что этими
деньгами заплатил и за свое место в любой биографии Баха, то есть приобрел
бессмертие..."
Назовем и в нашем повествовании это имя и поставим его в списке "глухой
славы" рядом с именем арнштадтского гимназиста Гейерсбаха и герцога
Вильгельма Эрнста Веймарского: Иоганн Иоахим Хейтман.
Баху, конечно, доставило боль гамбургское происшествие. Рушились
надежды на переезд в большой город, где можно было бы устроить старших
сыновей в хорошую школу.
Органная игра в Гамбурге возбудила сильное желание возвратиться к этому
инструменту. Верный лютеранин не мог примириться с отсутствием в
кальвинистском Кетене церковной музыки. Он зачастил теперь с Фридеманом в
зал, где стоял маленький орган капеллы, бедный тембрами. Брал он сюда и
младшего Эммануеля, тот сидел и слушал, по-детски надув пухлые щеки,
напоминавшие округлостью лицо матери.
Бах писал в эту пору много, часами не выпускал из рук гусиного пера.
Теперь, вероятно, дочь Катарина вместо матери затачивала ему впрок перья.
Перед музыкой отступала тягость горя. Непрерывное созидание облегчало
чувство одиночества. Именно к 1720 году исследователи относят наибольшую
часть сочинений Баха кетенской поры. К самому тяжелому, горестному году. Но
остается тайной, нашли ли страдания Иоганна Себастьяна прямое либо косвенное
отражение в его произведениях.
Бах создавал музыку, свободную от личностных переживаний, сколь бы ни
владели они им в трудные, тяжкие дни жизни. Но было бы непростительным вовсе
отказаться от поисков связи этой музыки с обстоятельствами жизни
композитора. В 1720 году Иоганн Себастьян написал несколько пьес для
клавира, сонаты и сюиты (партиты) для скрипки соло, сюиты для виолончели
соло, сонаты для скрипки и клавира, для виолончели и клавира, для флейты и
клавира, скрипичные концерты... Музыка вела к высокому духовному
просветлению удрученного скорбью композитора.
Допустимо, что дружба с гамбистом кетенской капеллы Абелем объясняет
возникновение замысла виолончельных пьес. Еще в январе 1720 года, до
последней поездки с князем Леопольдом, Себастьян стал крестным отцом дочери
друга. И в дни горестного одиночества Себастьяна Абель навещает его. Они
музицируют вместе, и, может быть, в доме Баха впервые прозвучали три сонаты
для виолончели и клавира (1027-1029), часто исполняемые в концертах и в наше
время.
Садились рядком дети, они были первыми слушателями виртуозов. Под
пальцами Себастьяна клавесин передавал в звуках и его душевное состояние. И
в руках Абеля гамба, подчиняясь воле музыканта, как живое тело, излучала
тепло, пела человеческим голосом, рыдала, праздновала светлую радость,
поддерживаемая или ведомая партией клавесиниста. Впрочем, сдержанные в
чувствах, музыканты могли любоваться только прекрасной "игрой формы",
искусным ведением и сочетанием голосов. Чистейшие законы, сродни
математическим, материализованные в звуках друзьями-музыкантами, давали
великое утешение Иоганну Себастьяну.
Едва ли не чаще других оркестровых произведений Баха исполняются в наше
время так называемые Бранденбургские концерты.
Еще до смерти жены, пребывая с князем Леопольдом либо в Карлсбаде, либо
в Мейнингене, Бах играл перед маркграфом Бранденбургским Христианом
Людвигом. Конечно, в центре внимания была скрипка князя Леопольда, но
маркграф - ему было уже за сорок - не поскупился на похвалы и княжескому
композитору. Похвалив прослушанные компоаиции, маркграф предложил
музик-директору сочинить для него что-либо похожее на итальянский концерт,
только в немецкой манере. Не избалованный подобным вниманием, Себастьян дал
согласие.
Он принялся за сочинение оркестровой музыки по приезде из Гамбурга, в
начале 1721 года. Замысел разросся в цикл больших концертов. Среди баховских
оригиналов партитур нет ни одной, написанной им собственноручно с таким
каллиграфическим изяществом, как пьесы для маркграфа. Они были сопровождены
учтивейше составленным на французском языке посланием. Это посвящение
написано, впрочем, чьей-то другой рукой. Стоит дата: "24 марта 1721 года".
Концерты этого цикла приближались к разработанной итальянцами,
предшественниками и современниками Баха, форме кончерто гроссо (concerto
grosso), "больших концертов", где оркестру-ансамблю противопоставляются, как
бы для состязания к ним, "концертирующие" инструменты. Но если даже у
Антонио Вивальди, блистательного Вивальди, господствовала виртуозная сторона
музыки, то у Баха концерты наполнены драматизмом контрастного сопоставления,
динамикой развития музыкальных тем.
Первый и Третий концерты не содержат выделенных партий ведущих,
концертирующих инструментов. Во Втором концертируют четыре инструмента в
необычном сочетании: труба, флейта, гобой, скрипка; в Четвертом - скрипка и
две флейты, в Пятом - флейта, скрипка и клавесин; в Шестом концерте вовсе не
участвуют скрипки, хотя он сочинен для струнного оркестра, звучат старинные
инструменты, близкие альтам и виолончелям, а также клавесин; в этом концерте
чувствуется больше "согласия" в партиях инструментов, нежели состязания.
Едва ли не каждая часть во всех Бранденбургских концертах содержит
развитие темы-идеи в форме полифонии. Вместе с тем все три части концертов
(только один из шести двухчастный) - быстрые крайние и медленные средние -
своим сопоставлением создают драматургическое напряжение.
Какой энергией, жизненной силой пленяют крайние, быстрые части
концертов (Аллегро и Престо)! Состязание концертирующих инструментов с
ансамблем столь "осязаемо" в пространстве и времени, передано с такими
жизненными интонациями отдельных голосов! Согласимся с исследователем: "Тут
Бах не столько колорист, сколько мастер реалистического воплощения
удивительно конкретных людских образов - скорее всего "групповых портретов".
В этом искусстве он не уступает ни Франсу Гальсу, ни Альбрехту Дюреру". Как
видим, в помощь пониманию музыкальных образов снова пришло сравнение из
области изобразительного искусства.
Средние части концертов - Adagio, Andante, Affettuoso - медленны, полны
лирических раздумий, нежности, а то и веселости; иногда в этих частях
проступает скорбь, недоводимая, однако, до отчаяния; просветленная печаль
возвышенна.
Поразительна "музыкальная светопись" Шестого концерта с его знаменитым
певучим Adagio...
Affettuoso Пятого концерта - неторопливо ведомая беседа концертирующих
инструментов: скрипки, флейты и клавесина. Глубочайшее откровение трех
голосов, доверительнейшая передача чувств. Слушатель не удержится от
сопоставления баховской музыки трио с подобными исповедальными беседами в
камерной музыке XIX века...
В Бранденбургских концертах можно уловить что-то знакомое, близкое
симфониям Моцарта и Гайдна. Великий мастер, не ведая того, лепил "звуковые
модели", предвещавшие симфоническое искусство композиторов, которых
объединят впоследствии под эгидой венской школы.
Печальна оказалась судьба концертов: еще одна ошибка доверчивого Баха!
Не найдено даже косвенного известия о том, что они были исполнены при
Бранденбургском дворе. Много лет эти партитуры пролежали в библиотеке
маркграфа молчащей музыкой, и после его смерти в 1734 году, упакованные в
пачки с нотами малоизвестных композиторов, эти концерты - по шесть грошей
каждый! - были проданы с лотка. Имя Баха даже не выделили в списке нот,
приготовленных к продаже.
Достойно удивления, однако, и то, что сам Бах будто забыл о своих
оркестровых сочинениях. И не вспомнил о них даже после смерти маркграфа.
Лишь впоследствии исследователи отыскали в двух-трех кантатах Баха фрагменты
музыки концертов, а один из этих концертов (Четвертый), как установлено, был
переработан автором в Концерт для клавира с оркестром (фа мажор).
Что же приключилось с оригиналами рукописей? Непростыми путями, уже
после кончины Баха, они попали в руки одного из его учеников, Кроненберга, и
тот сохранил их для потомков. Биограф Баха Филипп Шпитта назовет их
Бранденбургскими, под этим именем шесть концертов и станут известны
музыкальному миру.
...Как ведь совпало: отец Баха после смерти жены тоже остался с
четырьмя сиротами, тоже с тремя сыновьями и дочерью. Следуя семейным
обычаям, Себастьян не помышлял долго оставаться вдовцом. Родственники по
старинке подыскивали ему подругу жизни.
Но надежда объявилась не со стороны родни. В Кетен стала наезжать
молоденькая певица (мало-помалу и в германских княжествах входила мода на
женские голоса в придворных капеллах). Певица была та самая девочка, которую
несколько лет назад после представления "Охотничьей кантаты" показал
Себастьяну в своем доме вейсенфельский трубач Вильке. То была его дочь,
ставшая теперь артисткой на службе у князя Ангальт-Цербтского. Хорошо
обработанное красивое сопрано Анны Магдалены зазвучало в гостиной князя
Леопольда Кетенского, она бегло играла и на клавикорде.
Девушка привязалась к детям овдовевшего капельмейстера.
Прошли месяцы раздумий. Четверо детей у вдовца. Старшая, Катарина, лишь
на восемь лет младше Анны Магдалены. Один из современных немецких биографов
Баха, Вернер Нойман, деликатно пишет о певице Ангальт-Цербтского двора:
"...Интересы искусства сближали; Анна Магдалена с гордостью и дружбой
приняла предложение знаменитого гофкапельмейстера стать матерью его
нескольких детей".
Венчание произошло спустя полтора года после кончины Марии Барбары.
Строки книги дворцовой церкви гласят:
"3 декабря 1721 года вдовец господин Иоганн Себастьян Бах, княжеский
капельмейстер, и девица Анна Магдалена, младшая дочь Иоганна Каспара
Вюльскена (Вильке. - С. М.), придворного и войскового трубача его высочества
князя Саксонского и Вейсенфельского, по княжескому приказу обвенчались в
нашей церкви".
Новая жена Баха была на шестнадцать лет моложе его. Анна Магдалена
рисуется и в молодости своей тихой, домовитой, отличающейся душевным
благородством, мягким и ровным характером; она натура в то же время
артистическая; одаренная певица, способная ученица мужа, сразу же начавшего
преподавать ей игру на клавесине и "генерал-бас", как называлось в те
времена искусство сопровождения мелодии, с признаками импровизации.
Приведем слова биографа об Анне Магдалене и ее муже; она образно
названа "тем пламенем, которое согревало его гений".
Иоганну Себастьяну тридцать шесть. Он любит и любим. Внешность у него
видная, широкоплеч, хотя его и нельзя назвать высоким... Живые, часто
меняющие выражение глаза под густыми бровями. Несколько крупный нос.
Уверенные жесты, выработанная годами походка артиста. Степенность и свобода
в движениях. Он благоволит к людям, но настораживается при встречах с
сильными мира сего.
На свадьбу понаехала родня. И гамбист Абель, наверное, был приглашен на
семейное торжество. Увы, не было среди гостей братьев Себастьяна: старший,
ордруфский органист, строгий наставник его детства, Иоганн Христоф незадолго
до того скончался. Вторая потеря родного человека за год. Средний, Якоб,
отставной гобоист шведского короля, в Стокгольме и, слышно, болен; пройдет
год, и его не станет...
Свадьба прошла весело. Себастьян занес в свою нотную книгу сочиненный
им кводлибет, исполненный на семейном торжестве. Музыканты сами слагали
стихи для семейного и приятельского круга. Бах не изменил обычаю. Вот они,
строки кводлибета:
Ваш слуга, девушка-невеста,
Желаю счастья в радостный день!
Кто видит вас в венце,
И в прекрасном подвенечном платье,
У того сердце смеется от радости.
Воспевание добродетелей невесты сменялось грубоватым юмором:
Дом хорош только тогда, когда в нем
Есть камень и известняк,
А дыра хороша тогда, когда ее сверлят;
И если строят всего лишь курятник,
Все же нужны дерево и гвоздь.
Крестьянин молотит пшеницу
Большими и малыми цепами {*}.
{* Перевод Ксении Стебневой.}
И это сочинил Бах?! Творец божественной музыки? Да, он и сочинил -
наследник плебейского музыкантского рода, чьи представители - далекие
предки-шпильманы - не краснели от соленой простонародной шутки, если она
звучала на семейных сборищах. Вышутился на своей свадьбе и Себастьян, снова
познавший отраду любви.
Слова, послужившие названием этой главы, взяты из известного
высказывания Людвига ван Бетховена. Обыграв слово Bach, означающее "ручей",
он воскликнул однажды: "Nicht Bach - Meer sollte er heissen".
"Не ручей, а море должно быть имя ему".
В кетенские годы жизни Иоганн Себастьян написал большую часть своих
пьес для клавира и других инструментов. Труднообозримо сотворенное Бахом в
Кетене в сфере инструментальной камерной музыки, как труднообозримы его
органные сочинения веймарской поры. Он не писал программной инструментальной
музыки, то есть музыки, создаваемой на определенную тему или сюжет,
обозначенные в названии.
Мы уже касались цикла виолончельных сонат Иоганна Себастьяна. Сочинял
ли он эти сонаты для гамбиста Абеля, брал ли в руки виолу да гамба в часы
музицирования князь Леопольд, а гофмузыкант Бах вел партию чембало, - этого
нельзя подтвердить свидетельствами очевидцев. Но виола да гамба звучала не
так, как нынешняя виолончель. Это безусловно. И стиль музицирования
кетенской поры жизни Баха потерян. Зато приобретено нечто новое, и
талантливые артисты нашего времени отыскивают в сонатах содержание,
отвечающее запросам нынешней музыкальной мысли.
Это же чувство первооткрытия охватывает, когда звучат сонаты для
скрипки и клавира (1014-1019).
Праздник для посетителей концертов старинной музыки - исполнение цикла
баховских, сочиненных в Кетене, шести сонат для флейты и клавира
(1030-1035). Редчайшее очарование.
Здесь же Иоганн Себастьян создал несколько скрипичных концертов в
сопровождении оркестра. Впоследствии он переложит их в клавесинные с тем же
составом сопровождающих инструментов.
О шедеврах оркестровой музыки Баха кетенских лет - о Бранденбургских
концертах - мы уже говорили. Славу их разделяют и произведения в жанре сюиты
или партиты. Бах писал сюиты для оркестра и сольных инструментов - клавира,
скрипки, виолы да гамба (виолончели). Оркестровые сюиты в оригинале у Баха
названы увертюрами, наподобие оперных вступлений во французской музыке, хотя
собственно увертюрой в таких сюитах, как бы введением, служили первые части.
Слово "сюита" заимствовано с французского, оно обозначает
последовательность. Это форма произведения, состоящая из последовательно
исполняемых танцев. На итальянский лад такие произведения назывались
партитами.
Сочинения в жанре сюиты возникли в Европе еще в начале XVI века, в
каждой стране этот вид музыки получил свои отличительные черты. Но были и
общие признаки. Как правило, за медленным ("господским") танцем шел быстрый
("простонародный"). Впрочем, сюиты со временем перестали быть собственно
танцевальными пьесами и приобрели характер концертный. Музыка каждой страны
вносила свои мелодии в этот жанр. Бурное развитие сюита получила в Германии.
Первым непременным звеном сюиты стал немецкий танец.
Во времена Баха сюита уже считалась старинным жанром музыки. Бах
одухотворил его и настолько углубил содержание танцевальной первоосновы, что
циклы сюит Баха отразили со всей полнотой его музыкальное миросознание,
оставаясь произведениями, близкими жанровой народной музыке. Почитались
обязательными звеньями сюиты, кроме степенно-серьезной эллеманды,
происходящая от французско-итальянского танца очень живая по темпу куранта;
пришедшая из испанского обряда музыка сарабанды, грустная, дающая повод для
лирических раздумий; быстрая, стремительная жига, ведущая свое происхождение
от итало-французского танца. Композиторы разнообразили состав танцев сюиты.
Традиционные составные части сюиты Бах дополнял разработкой тем гавота,
менуэта, полонеза, старинных французских танцев паспье и бурре,
славяно-итальянского танца форлана. В его сюитах встречается часть,
называемая шуткой. Вовсе не танцевального характера такие части баховских
сюит, как прелюдия, рондо, ария, каприччио, "веселая сценка".
Из четырех известнейших оркестровых сюит Баха первые две (1066-1067)
написаны в Кетене; вместе с Бранденбургскими концертами они могут быть
отнесены к самым популярным оркестровым сочинениям композитора. Эти сюиты
прозрачнее по своей фактуре Третьей и Четвертой (1068-1069), написанных
позже, имеющих большую насыщенность элементами народно-бытового характера.
Первая сюита более камерная, из духовых инструментов к струнным
прибавлены только два гобоя и фагот. Вторая же сюита уникальна: в ней чарует
голос флейты, единственного духового инструмента в ансамбле!
Во второй сюите прекрасна внушительно-торжественная увертюра. По
монументальности образов она близка органным прелюдиям и фугам.