Страница:
за клавесин и цьеса за пьесой стал играть собственные сочинения перед
Иоганном Себастьяном и его сыновьями, старшие из которых были тогда, в 1730
году, уже искусными исполнителями. Учтивый хозяин терпеливо и серьезно
прослушал все, что соизволил показать Хурлебуш. Тот же, привыкший к
похвалам, вытащил из папки отпечатанные в типографии собственные сонаты и
назидательно посоветовал молодым Бахам изучать их прилежно, если они
намерены стать искусными музыкантами. Хозяин приветливо проводил гостя, а
сыновья дали волю смеху: уж слишком простой и ученической показалась им
музыка брауншвейгского гостя.
Иоганн Себастьян часто виделся с Матиасом Геснером. Филолог любил
латынь, кантор тоже, и, быть может, они нередко переходили в беседах на
древний язык.
Шумный и пылкий, несмотря на свой пожилой возраст, бывал в доме Баха
знаменитый во всей Саксонии "городской трубач" Иоганн Готфрид Рейхе,
артистически владевший духовыми инструментами. Анна Магдалена угощала своего
земляка вином, присланным из Вейсенфельса.
Может быть, чаще всех заходил в дом либреттист Генрицы-Пикандер. Сколь
легковесную славу ни оставил после себя этот поэт, но отдадим и ему должное:
практика жизни вынуждала Баха именно на нем останавливать свой выбор, когда
в короткий срок требовался текст к духовной или светской кантате. Близко
живущий, быстро работающий стихотворец был послушен воле Баха и точен в
сроках.
Когда вынуждали эбстоятельства, Себастьян и сам прикладывал руку к
тексту поэта. И выходил таким образом из трудного положения. Анна Магдалена
никого не допускала к мужу, когда тот уединялся с либреттистом.
Уже вскоре после свадьбы, увлеченный своей новой девятнадцатилетней
спутницей жизни, ее музыкальными способностями, Себастьян завел, наподобие
книжек для Фридемана, клавирную книжку жены: "Klavier-Buchlein vor Anna
Magdalena Bachin, Anno 1722".
Туда вписаны были рукой Магдалены пять его клавирных сюит, названные
впоследствии французскими. Далее страницы заполнены записью органной
фантазии, хоральных обработок, фрагментами арий, снова циклами клавирных
пьес.
Пройдет три года, Себастьян подарит своей Магдаленхен новую нотную
книжку. Нарядную и яркую, в зеленом кожаном переплете. Лейпцигский мастер по
заказу кантора сделал тиснение на переплете - инициалы AMВ и год - 1725.
Себастьян обещает Анне Магдалене писать ей новую музыку.
В осенние и зимние вечера, когда в своих кроватках и колыбелях уже
засыпали младшие дети, а старшие, может быть, еще где-нибудь засиживались у
друзей или были дома и занимались в своей комнате, Себастьян и Магдалена
вдвоем дописывали ноты очередной кантаты в компониренштубе. Может быть, уже
в спальне Себастьян брал в руки новую книжечку и вносил туда скорописью
томящие его память темы прелюдии или сюиты, менуэта, хорала или песни.
Временами его записи перемежаются с почерком жены, писавшей, быть может, под
тихую диктовку Себастьяна.
Многие песни и арии рукописных сборников рассчитаны на голос жены. Сюда
вошла любовная песня в итальянском стиле "Подари мне твое сердце", вписана
она трижды, всякий раз в новом мелодическом ключе. Перелистывается страница
за страницей, и высвечивается образ самой владелицы книжки. Муж воспел руки
своей Лены, Магдаленхен, своей Анны Магдалены. Руки нежной жены, доброй,
заботливой, терпеливой мачехи и матери, руки одаренной участницы трудов его.
Мудрой верой в жизнь звучат элегические по сути своей строки песни:
Если ты рядом,
я с радостью встречу
смерть и вечный покой.
Ах, был бы сладостен
мой конец,
когда б твои прекрасные руки
закрыли мои верные глаза.
Автор духовных кантат и "Страстей", драматических и трагических
органных произведений знал, как часто страдание и смерть оказываются рядом с
любовью - великой силой бытия человеческого. Мотивы любви и смерти
переплетаются, на равных проходят в десятках произведений художника. Конечно
же, это находило свое отражение и на страницах нотных книжек Анны Магдалены:
Всегда, когда я раскуриваю мою трубку,
набитую хорошим табаком,
для удовольствия и препровождения времени,
она вызывает во мне грустные представления
и указывает мне,
что я, в сущности, схож со своей трубкой!
Она сделана из той глины и земли,
из которой происхожу я сам
и в которую я когда-либо опять превращусь.
Трубка упадет и разобьется,
в руке моей останется только разбитый черепок;
такова и моя судьба.
Иоганн Себастьян - носитель мудрости народа. Улыбка не покидает его
даже в минуты размышления о неминуемой смерти. Кто-кто, а уж Анна Магдалена
знает своего Себастьяна и неуемную его любовь к шутке... Он, с детства
слышавший о муках ада и сам десятки раз перекладывавший на музыку образы
мучений грешников, не может отказать себе в простецкой ухмылке, заключая эту
грустную песнь:
Сколь часто при курении,
разминая пальцем горящий табак в моей трубке
и обжигаясь, я думаю:
о, если уголь причиняет такую боль,
то как же жарко будет в аду!
Такова знаменитая песня о трубке, о табачной трубке, звучащая в
концертах баховской камерной музыки во множестве стран мира.
Транспонированная для разных голосов - и мужских и женских, она создана,
вероятнее всего, для голоса Анны Магдалены. Так же как и кантата, называемая
"О довольстве" (204). Даже в это "домашнее" сочинение о бюргерском
довольстве, усладе искусства, о покое и тишине Иоганн Себастьян вводит
голосом сопрано тему, возвышающую человеческую душу над суетой
повседневности.
Совсем неправильно, однако, было бы представлять Баха и его жену
лейпцигскими домоседами, весь досуг которых посвящен семейным заботам,
переписке нот да изредка семейному музицированию. Несмотря на строгость
обязательств, данных при вступлении в должность кантора, Иоганн Себастьян
часто покидал город.
В 1727 году его пригласили в Гамбург - у всех в памяти жило выступление
Баха перед стариком Рейнкеном.
Года не прошло, как Бах побывал в Веймаре. После смерти высокомерного
герцога наследником его стал Эрнст Август, еще с детства с симпатией
относившийся к скрипачу "Красного замка" и виртуозу органисту.
Иногда сопутствовала своему мужу и Анна Магдалена. В феврале 1729 года
в Вейсенфельс, потом в Кетен, когда там исполнялась траурная музыка памяти
скончавшегося князя Леопольда. С отцом и матерью ездил в Кетен и Фридеман.
Семья торопилась возвратиться домой, ведь той весной в Лейпциге были
исполнены "Страсти по Матфею", а Фридеман заканчивал школу св. Фомы.
В сентябре 1732 года чета Бахов посетила Кассель. Там Себастьяну
предстояло опробовать орган. Надо сказать, что слава его как испытателя
органов превышала известность как композитора и приближалась к славе
виртуоза исполнителя.
Это был очень напряженный год. Только что семья переехала в
перестроенное здание школы; в июне родился Иоганн Христоф Фридрих, спустя
два месяца родители потеряли полуторагодовалую дочку Доротею. Можно
допустить, что муж не хотел оставлять в удрученном состоянии жену, и,
поручив новорожденного кормилице и служанке, они отправились в Кассель.
Немецкий исследователь Шерер в 90-х годах прошлого века отыскал
интересный документ. В нем удостоверялось, что прибывший в Кассель
лейпцигский капельмейстер испытал находившийся два года в ремонте орган и
получил "в подарок" 50 талеров, кроме 26 талеров, выданных ему на путевые
расходы. Разъясняется при этом, что, помимо указанных выше вздержек,
городской совет Касселя заплатил столько-то талеров на питание господина
капельмейстера и его супруги хозяину гостиницы, еще столько-то носильщикам и
один талер приставленному гостям на неделю служителю.
Дружескими были многолетние связи семьи Бахов и с Дрезденом. Новейшие
исследователи отыскали немало дополнительных данных о том. История
"поединка" с французом Маршаном каждый раз вспоминалась в Дрездене, когда
Иоганн Себастьян приезжал туда. Шестидесятилетний версальский виртуоз уже
потерял былую беглость рук в игре. Отказывало ему в здоровье, а ранней
весной 1732 года дойдет до Саксония весть о смерти в Париже Луи Маршана.
Сколько уже потерь музыкантов - своих старших современников пережил Иоганн
Себастьян!
В столице процветала светская музыка. Это было заметно даже по внешнему
виду артистов. Шелк, бархат, кружева; длинные платья с пышными украшениями у
певиц; нарядные шелковые камзолы у артистов - пышность костюмов должна была
перед знатью, и особливо перед иноземными гостями, свидетельствовать о
богатстве и процветании Саксонии.
В Дрездене Бах имел немало доброжелательно к нему относящихся одаренных
музыкантов. Он был своим в их среде. Капельмейстер и виртуоз Иоганн Дисмас
Зеленка, пожалуй, пользовался прижизненной известностью большей, чем Бах, а
как церковный композитор - безусловно. Но Бах, лишенный тщеславия, находился
с Зеленкой в приятельских отношениях. Навещал он и семью Алиуса - в доме,
что стоял в переулке Вильсдруффер, обычно останавливался лейпцигский гость.
В свободные часы, может быть, здесь или у кого-либо из артистов собирался
кружок музыкантов.
Под опекой двора, как и прежде, находилась музыка итальянская и
французская. Иоганн Себастьян не чуждался ее, но подражание иноземному
искусству ради развлечения придворной публики он ставил невысоко, хотя
артистизм музыкантов и певцов вызывал его искренние похвалы.
Дружеские отношения Бах поддерживал также с дрезденским музыкальным
светилом, автором опер Иоганном Адольфом Гассе. В своей книге Форкель так
описывает путешествия Баха в саксонскую столицу: "Бах часто приезжал в
Дрезден специально ради оперных спектаклей. В эти поездки он брал с собой
обыкновенно своего старшего сына. За несколько дней до отъезда он обращался
к нему с шутливым вопросом: "Ну что, Фридеман, не хочешь ли проехаться со
мной в Дрезден, послушать там их милые песенки?"
Не лишенная наивности фраза о "песенках" упоминается всеми биографами
Баха. Студент юридического факультета, уже мастер-органист, Фридеман вряд ли
без улыбки принимал эту шутливо-ироническую реплику отца.
"Песенками" Бах шутливо называл оперу. Возможно, что так оно и было.
Однако самого Гассе он не считал легковесным музыкантом. Будучи моложе
Себастьяна на четырнадцать лет, Адольф Гассе, родившийся под Гамбургом, уже
в юности стал известен в Италии своими операми на текст самого Пьетро
Метастазио, тоже молодого тогда поэта и литератора. Позже на текст
Метастазио будут писать музыку Глюк, Гайдн, Моцарт и русский композитор
Максим Березовский. Ученик Ал. Скарлатти, представитель неаполитанской
школы, Гассе быстро стал известен и в лондонском кругу Генделя, и в среде
гамбургских музыкантов, и в Вене. Курфюрст Саксонский не ошибся в выборе и
сделал Дрезден городом отличной итальянской оперы, которую Гассе возглавлял
тут больше тридцати лет.
Свободно и независимо державшийся, светски-обходительный артист, Гассе
мало сохранил в себе немецкого даже во внешности. Несколько вздернутый нос
под выпуклым лбом, живая по-южному мимика, чувственные губы, полный
подбородок. Обладавший недюжинным дарованием, обширными знаниями музыкальной
литературы, он, конечно, был рад, вдруг обнаружив в немецком органисте,
капельмейстере и композиторе из провинциального все-таки Лейпцига
собеседника, который отлично знает творчество итальянских и французских
сочинителей музыки.
Украшала оперу жена Гассе - певица-венецианка Фаустина, урожденная
Бордони. Ей было тридцать с небольшим. Отличное вокальное образование,
незаурядные артистические способности, яркие внешние данные и изящество,
воспитанное на сцене, быстро выдвинули ее в оперном искусстве. В свое время
ей довелось участвовать в триумфе генделевской оперной музыки, теперь она
познакомилась с Бахом. Единственная артистка, близко знавшая двух величайших
творцов немецкой музыки.
Достоверно известно, что 13 сентября 1731 года Бах, очевидно с
Фридеманом, слушал в зале Дрезденской королевской оперы премьеру - оперу
Гассе "Клеофида". Фридеман, надо полагать, с большей любознательностью
воспринял "дрезденские песенки". Но и Бах-отец по достоинству оценил модную
итальянскую музыку, особенно фаустина в главной роли была хороша. Что ж, они
знают дело, эти Гассе. И хорошая школа. И оркестр хорош. Браво!
На следующий день, не мешкая, друзья устроили выступление гостя. Бах
дал концерт на знаменитом органе Готфрида Зильбермана в церкви св. Софии.
Это был день большого успеха. Поэт Киттель-Микрандер, слушатель
концерта Баха, посвятил стихи лейпцигскому органисту, они были напечатаны в
дрезденской газете. В духе галантной поэзии стихотворец назвал искусство
маэстро более прекрасным, нежели журчанье очаровательного ручья среди
девственных кустов и скал. Поэт вспоминает Орфея: когда Орфей трогал струны
своей лютни, дикие звери из леса сбегались на ее звуки, но искусство Баха он
вправе признать более высоким, ибо весь мир готов дивиться ему...
Встречаясь в Дрездене с супругами Гассе, Бах с Анной Магдаленой
оказывал им гостеприимство в Лейпциге. В воскресный или праздничный день
столичные гости не могли не послушать очередную кантату Баха в одной из
главных церквей. Они, возможно, бывали и в концертах Музыкальной коллегии и
слышали там светские сочинения, исполняемые Бахом со студентами.
И в гостиной квартиры кантора в дни приезда дрезденских артистов
звучала музыка. Фаустина Гассе в знатные дома приезжала богато одетой, с
открытыми плечами, с модной высокой прической, несколько отяжелявшей ее
красивое лицо. В квартире кантора она появлялась одетой скромнее - сердцем
она чувствовала трудность судьбы Анны Магдалены, прервавшей артистическую
карьеру ради долга жены, матери.
В квартире кантора профессиональная артистка, примадонна оперы,
возможно, исполняла сопрановые арии из баховских кантат или "Страстей".
Звучала в эти часы итальянская и французская клавесинная музыка. Когда же
приходил Рейхе, звучали и баховские пьесы с сольными партиями для духовых.
Служанка подает ужин. Все садятся за стол - и именитые гости, и
лейпцигские друзья, и домочадцы, и ученики хозяина, если они были вызваны
сегодня для музицирования.
С утренним дилижансом артистическая чета отбудет в Дрезден...
Вспомним тот день из юности Себастьяна, когда он принес в
мюльхаузенское жилище первую напечатанную в типографии тетрадь нот, свою
"выборную кантату" в честь городского совета. Она оказалась единственной, из
сотен кантат, изданной при его жизни.
Только в 1726 году, в начале пятого десятка жизни, Себастьян снова
увидел свеженапечатанную тетрадь своих нот. Это была клавирная партита
(825), посвященная новорожденному сыну князя Леопольда. Автор сопроводил
ноты стихотворением собственного сочинения.
В течение следующих нескольких лет вышли в свет еще четыре партиты. А в
1731 году, когда Иоганн Себастьян посетил премьеру "Клеофиды" в Дрездене и
дал там свой концерт, вышел из печати том гравированных на меди шести его
клавирных партит. На нотах значилось в соответствии со вкусами того времени:
"Упражнения для клавира, состоящие из прелюдий, аллеманд, курант, сарабанд,
жиг, менуэтов и других галантных пьес для увеселения души... Опус 1. Издание
автора. 1731".
"Упражнения для клавира" - скромное название: можно подумать, что это
едва ли не учебные пьесы. Между тем сюиты Баха исполняются в наше время пер-
воклассными солистами.
Итак, сорокашестилетний композитор держал в руках свой Opus l. В этом
же 1731 году семья кантора пополнилась еще одним композитором:
семнадцатилетний студент Карл Филипп Эммануель принес в дом оттиски своего
первого изданного произведения. Под присмотром отца он собственноручно
выгравировал на медных досках это сочинение и издал: "Менуэт для клавесина".
И тоже - "Opus 1". Так отец и сын оказались дебютантами - издателями нот
"галантной" музыки!
В общем-то равнодушный к издательским успехам, Иоганн Себастьян с
художническим пристрастием относился лишь к выпуску своих клавирных
произведений. Пройдет пять лет, весной 1735 года выйдет вторая часть его
Упражнений. В скромно названный сборник Бах включит свой знаменитый
Итальянский концерт (971). Спустя еще четыре года будет выпущена третья
часть "Klavier-Ubung". Иоганн Себастьян доведет до конца свой замысел, и
позже будет издана четвертая часть клавирных упражнений.
Клавесинисты, органисты, любители музицирования, конечно же, исполняли
произведения лейпцигского сочинителя. Где-то хвалили их, где-то критиковали.
Или откладывали в сторону и забывали о них. Пусть в ином кружке и нескладно
звучали партиты, увертюры, концерты. Но звучали. И все же издания нот Баха
залеживались. Видимо, отдавалось предпочтение более легким, ходким и модным
пьесам.
О Бахе как композиторе редко высказывались знатоки музыки - его
современники. Историки упрекали даже Вальтера, веймарского приятеля
Себастьяна. Якобы и он в своем солидном "Музыкальном лексиконе", изданном в
1732 году, умалил искусство Иоганна Себастьяна Баха. Упрек неоправданный.
Вальтер перечислял в заметках о композиторах только изданные их
произведения. О Генделе в словаре сказано не полнее, а известность его в
Европе значительно превышала известность Баха. К тому же Вальтер дал
сведения о нескольких Бахах-композиторах, чем достойно поддержал репутацию
музыкантского рода. Вальтер искренне почитал искусство Иоганна Себастьяна и
даже восхвалил его в дружеской оде, которая начиналась так: "Бог нам тебя
дал, о дорогой Бах! Мы благодарим Его за тебя".
Влиятельный гамбургский критик и композитор Маттесон еще в 1717 году
приветствовал веймарского органиста как восходящую звезду. Позже Маттесон
скажет, что в игре на органе едва ли кто превзойдет Генделя, "разве только
лейпцигский Бах".
И все же Гендель, Телеман, дрезденский Зеленка считались композиторами
более знаменитыми. Таковы факты. Спустя десятилетия современник Моцарта,
весьма уважаемый знаток музыки Рохлитц напишет о Зеленке: "Он немногим
уступает в силе и величии Генделю и владеет такой же ученостью, как
Себастьян Бах, но в отличие от последнего, всюду орудующего только одною
ученостью, имеет вместе с тем вкус, блеск и нежное чувство; кроме того, его
пьесы легче исполнимы, чем баховские".
Время выправило суждения критиков. Филипп Шпитта собрал высказывания об
учености, достоинствах или "пороках", отмечавшихся современниками в
баховской музыке. Но мнения о Бахе, как мастере органного искусства, он
обобщил коротко и весомо: "Друзья и враги склонялись перед непреодолимой
мощью его виртуозной игры".
Сам Бах недолюбливал хвалебные излияния в свой адрес. Ему приписываются
слова, сказанные кому-то в ответ на лестный отзыв о его виртуозной игре: "В
этом нет ничего удивительного, нужно только своевременно попадать на
соответствующие клавиши, тогда инструмент играет сам по себе".
В 1729 году, как известно, Иоганн Себастьян взял на себя руководство
телемановским студенческим музыкальным кружком.
Лейпциг времен Баха не был еще центром изысканной культуры. Старожилы
помнили, что в годы, когда Телеман учился в университете, профессорам в иной
аудитории трудно было провести урочные часы без помощи флакончика с
освежающим нюхательным веществом... Университет только приобретал тот
научный лоск, которым гордились следующие поколения студентов.
Усиление буржуазии вело в области юриспруденции к борьбе за новое
правовое сознание, не мирившееся с порядками феодальной поры. В искусстве же
шло коренное обновление взглядов в области музыки (еще не литературы!).
Подобно другим крупным городам Германии, и Лейпциг выводил музыку на арену
общественной жизни. Местом музыкальных выступлений стала в городе
Циммермановская кофейня на Катариненштрассе, где концерты устраивались
зимой. Летом же - за городом, в прекрасном саду перед Гриммскими воротами.
Лейпцигские сады! Их воспоют поэты. Лет через сорок молодой Иоганн
Вольфганг Гете назовет Лейпциг "малым Парижем"; будучи студентом, он опишет
сестре летний вид садовых, перспектив, включая Апельские сады, назовет их
"поистине царственными", поделится восторгом: "Я убежден, что впервые так
чувствовал бы себя на Елисейских полях".
В описываемые нами годы знаменитые сады только набирали силу. И не
Иоганн Вольфганг, а скромный провинциальный юноша Гаспар Гете, отец великого
поэта, студент Лейпцигского университета, бродил по садам и в зимние вечера
мог слышать музыку капельмейстера Баха в Циммермановской кофейне, а летом у
Гриммских ворот. Спустя три года мог стать слушателем баховской музыки
длиннолицый, робкий и трудолюбивый юноша Христиан Геллерт - ему доведется
войти в историю литературы популярнейшим писателем Германии и странным
образом соединить в своих сочинениях два, казалось бы, таких противоположных
течения, как рационализм и сентиментализм.
Зимние и летние Циммермановские концерты привлекали много слушателей, и
не только знатоков или любителей музыки.
Собирались здесь и чиновники, и купцы с расфранченными женами; было
много студентов. Посещала концерты и публика из академических кругов. За
пивом, кофе и табаком проводили музыкальные часы, слушали и солистов, и
оркестр.
Бах любил в ансамбле исполнять партию альта и управлял притом
оркестром. Он мог, дирижируя, вести и партию клавесина.
По свидетельству современника, Иоганн Себастьян "дирижировал в очень
живом темпе и с большой точностью". Представим себе облик дирижирующего
Баха. Он в нарядном платье и артистическом парике. Стоит около
контрабасиста. Во внешности его, кажется, нет ничего выдающегося. Но он
преображается во время исполнения, со свитками нот в руках, коренастая
фигура делается ловкой, подвижной, глаза, губы вместе с руками - весь
"дирижерский аппарат" участвует в передаче воли оркестру. Он не всегда
сдержан на репетициях, но в час концерта артистически деликатен, точен в
движениях, сказывается музыкант-виртуоз. Публика любуется. Но не столько
тем, что звучит, сколько тем, как звучит музыка у господина капельмейстера.
Сколько баховских премьер прошло в летнем павильоне кофейни и в зале на
Катериненштрассе! Скрипичные и клавирные концерты, партиты и сюиты, сонаты
для скрипки и флейты, для гамбы.
К этим годам относится создание Бахом клавесинных концертов; большей
частью это переложенные скрипичные концерты, написанные раньше.
Он сочинил концерты для одного, двух и трех солирующих клавесинов.
Такие концерты могли пополнять репертуар публичных выступлений. Но не
только. Они предназначались для домашнего музицирования Иоганна Себастьяна
со старшими сыновьями. Среди клавесинных вещей, созданных им в 30-х годах,
есть и концерт для четырех клавесинов (1065), переработанный из концерта
Антонио Вивальди для четырех скрипок. Редкий по красоте звучаний концерт для
клавира, флейты в скрипки, знаменитый ля-минорный тройной концерт (1044) -
не транскрипция, а полностью оригинальное сочинение.
Скажем несколько слов хотя бы об одном из клавесинных концертов с
оркестром Баха (1052), о трехчастном Первом ре-минорном (переработанном
скрипичном).
Будто издавна знакома тема жизнеутверждающего Allegro. Обаятельные соло
клавесина. Волевой ритм. Никаких зрительных образов не предлагает нам Бах.
Только слушать, только любоваться музыкой. Начинается характернейшее Adagio.
Баховское Adagio! Снова ощущаешь соприкосновение с красотой в ее высшем
проявлении, когда эстетическое роднится с идеалом этическим. Красота
сплавлена с добром. Зерно темы, брошенное в "звуковую почву" Adagio, в эти
минуты магически вырастает в зрелое древо жизни, вобрав всю мудрость ее.
Именно это баховское Adagio захочется услышать когда-нибудь в час высшего
счастья, а может быть, и в последний чае твой, чтобы примирить личную скорбь
о торжествующим бессмертием жизни в мире...
Высказавший себя клавесин в финальном Allegro как бы передает
господство сопровождающим инструментам, лишь иногда выходя на первый план.
Быстрая, артистически виртуозная обширная финальная часть насыщена
полифоническим содержанием; она завершает концерт как идеальную конструкцию.
В Музыкальной коллегии Иоганн Себастьян не чувствовал повседневного
гнета со стороны начальствующих Nos. Деятельность коллегии была одним из
ранних проявлений некоторой самодеятельности занятий искусством в
студенческой корпорации. В этом смысле интересно сообщение в хронике
"Музыкальной библиотеки", издании, которое выпускалось Лоренцем Мицпером,
видным деятелем музыки; двадцатипятилетний в ту пору издатель в. ранней
юности учился у Баха игре на клавире и композиции.
Заметка опубликована в октябре 1736 года.
"...Музыкальные концерты, или собрания, происходящие еженедельно,
находятся в полном расцвете. Одним из видов собраний управляет королевский
вейсенфельский капельмейстер и музик-директор церквей св. Фомы и св. Николая
Иоганном Себастьяном и его сыновьями, старшие из которых были тогда, в 1730
году, уже искусными исполнителями. Учтивый хозяин терпеливо и серьезно
прослушал все, что соизволил показать Хурлебуш. Тот же, привыкший к
похвалам, вытащил из папки отпечатанные в типографии собственные сонаты и
назидательно посоветовал молодым Бахам изучать их прилежно, если они
намерены стать искусными музыкантами. Хозяин приветливо проводил гостя, а
сыновья дали волю смеху: уж слишком простой и ученической показалась им
музыка брауншвейгского гостя.
Иоганн Себастьян часто виделся с Матиасом Геснером. Филолог любил
латынь, кантор тоже, и, быть может, они нередко переходили в беседах на
древний язык.
Шумный и пылкий, несмотря на свой пожилой возраст, бывал в доме Баха
знаменитый во всей Саксонии "городской трубач" Иоганн Готфрид Рейхе,
артистически владевший духовыми инструментами. Анна Магдалена угощала своего
земляка вином, присланным из Вейсенфельса.
Может быть, чаще всех заходил в дом либреттист Генрицы-Пикандер. Сколь
легковесную славу ни оставил после себя этот поэт, но отдадим и ему должное:
практика жизни вынуждала Баха именно на нем останавливать свой выбор, когда
в короткий срок требовался текст к духовной или светской кантате. Близко
живущий, быстро работающий стихотворец был послушен воле Баха и точен в
сроках.
Когда вынуждали эбстоятельства, Себастьян и сам прикладывал руку к
тексту поэта. И выходил таким образом из трудного положения. Анна Магдалена
никого не допускала к мужу, когда тот уединялся с либреттистом.
Уже вскоре после свадьбы, увлеченный своей новой девятнадцатилетней
спутницей жизни, ее музыкальными способностями, Себастьян завел, наподобие
книжек для Фридемана, клавирную книжку жены: "Klavier-Buchlein vor Anna
Magdalena Bachin, Anno 1722".
Туда вписаны были рукой Магдалены пять его клавирных сюит, названные
впоследствии французскими. Далее страницы заполнены записью органной
фантазии, хоральных обработок, фрагментами арий, снова циклами клавирных
пьес.
Пройдет три года, Себастьян подарит своей Магдаленхен новую нотную
книжку. Нарядную и яркую, в зеленом кожаном переплете. Лейпцигский мастер по
заказу кантора сделал тиснение на переплете - инициалы AMВ и год - 1725.
Себастьян обещает Анне Магдалене писать ей новую музыку.
В осенние и зимние вечера, когда в своих кроватках и колыбелях уже
засыпали младшие дети, а старшие, может быть, еще где-нибудь засиживались у
друзей или были дома и занимались в своей комнате, Себастьян и Магдалена
вдвоем дописывали ноты очередной кантаты в компониренштубе. Может быть, уже
в спальне Себастьян брал в руки новую книжечку и вносил туда скорописью
томящие его память темы прелюдии или сюиты, менуэта, хорала или песни.
Временами его записи перемежаются с почерком жены, писавшей, быть может, под
тихую диктовку Себастьяна.
Многие песни и арии рукописных сборников рассчитаны на голос жены. Сюда
вошла любовная песня в итальянском стиле "Подари мне твое сердце", вписана
она трижды, всякий раз в новом мелодическом ключе. Перелистывается страница
за страницей, и высвечивается образ самой владелицы книжки. Муж воспел руки
своей Лены, Магдаленхен, своей Анны Магдалены. Руки нежной жены, доброй,
заботливой, терпеливой мачехи и матери, руки одаренной участницы трудов его.
Мудрой верой в жизнь звучат элегические по сути своей строки песни:
Если ты рядом,
я с радостью встречу
смерть и вечный покой.
Ах, был бы сладостен
мой конец,
когда б твои прекрасные руки
закрыли мои верные глаза.
Автор духовных кантат и "Страстей", драматических и трагических
органных произведений знал, как часто страдание и смерть оказываются рядом с
любовью - великой силой бытия человеческого. Мотивы любви и смерти
переплетаются, на равных проходят в десятках произведений художника. Конечно
же, это находило свое отражение и на страницах нотных книжек Анны Магдалены:
Всегда, когда я раскуриваю мою трубку,
набитую хорошим табаком,
для удовольствия и препровождения времени,
она вызывает во мне грустные представления
и указывает мне,
что я, в сущности, схож со своей трубкой!
Она сделана из той глины и земли,
из которой происхожу я сам
и в которую я когда-либо опять превращусь.
Трубка упадет и разобьется,
в руке моей останется только разбитый черепок;
такова и моя судьба.
Иоганн Себастьян - носитель мудрости народа. Улыбка не покидает его
даже в минуты размышления о неминуемой смерти. Кто-кто, а уж Анна Магдалена
знает своего Себастьяна и неуемную его любовь к шутке... Он, с детства
слышавший о муках ада и сам десятки раз перекладывавший на музыку образы
мучений грешников, не может отказать себе в простецкой ухмылке, заключая эту
грустную песнь:
Сколь часто при курении,
разминая пальцем горящий табак в моей трубке
и обжигаясь, я думаю:
о, если уголь причиняет такую боль,
то как же жарко будет в аду!
Такова знаменитая песня о трубке, о табачной трубке, звучащая в
концертах баховской камерной музыки во множестве стран мира.
Транспонированная для разных голосов - и мужских и женских, она создана,
вероятнее всего, для голоса Анны Магдалены. Так же как и кантата, называемая
"О довольстве" (204). Даже в это "домашнее" сочинение о бюргерском
довольстве, усладе искусства, о покое и тишине Иоганн Себастьян вводит
голосом сопрано тему, возвышающую человеческую душу над суетой
повседневности.
Совсем неправильно, однако, было бы представлять Баха и его жену
лейпцигскими домоседами, весь досуг которых посвящен семейным заботам,
переписке нот да изредка семейному музицированию. Несмотря на строгость
обязательств, данных при вступлении в должность кантора, Иоганн Себастьян
часто покидал город.
В 1727 году его пригласили в Гамбург - у всех в памяти жило выступление
Баха перед стариком Рейнкеном.
Года не прошло, как Бах побывал в Веймаре. После смерти высокомерного
герцога наследником его стал Эрнст Август, еще с детства с симпатией
относившийся к скрипачу "Красного замка" и виртуозу органисту.
Иногда сопутствовала своему мужу и Анна Магдалена. В феврале 1729 года
в Вейсенфельс, потом в Кетен, когда там исполнялась траурная музыка памяти
скончавшегося князя Леопольда. С отцом и матерью ездил в Кетен и Фридеман.
Семья торопилась возвратиться домой, ведь той весной в Лейпциге были
исполнены "Страсти по Матфею", а Фридеман заканчивал школу св. Фомы.
В сентябре 1732 года чета Бахов посетила Кассель. Там Себастьяну
предстояло опробовать орган. Надо сказать, что слава его как испытателя
органов превышала известность как композитора и приближалась к славе
виртуоза исполнителя.
Это был очень напряженный год. Только что семья переехала в
перестроенное здание школы; в июне родился Иоганн Христоф Фридрих, спустя
два месяца родители потеряли полуторагодовалую дочку Доротею. Можно
допустить, что муж не хотел оставлять в удрученном состоянии жену, и,
поручив новорожденного кормилице и служанке, они отправились в Кассель.
Немецкий исследователь Шерер в 90-х годах прошлого века отыскал
интересный документ. В нем удостоверялось, что прибывший в Кассель
лейпцигский капельмейстер испытал находившийся два года в ремонте орган и
получил "в подарок" 50 талеров, кроме 26 талеров, выданных ему на путевые
расходы. Разъясняется при этом, что, помимо указанных выше вздержек,
городской совет Касселя заплатил столько-то талеров на питание господина
капельмейстера и его супруги хозяину гостиницы, еще столько-то носильщикам и
один талер приставленному гостям на неделю служителю.
Дружескими были многолетние связи семьи Бахов и с Дрезденом. Новейшие
исследователи отыскали немало дополнительных данных о том. История
"поединка" с французом Маршаном каждый раз вспоминалась в Дрездене, когда
Иоганн Себастьян приезжал туда. Шестидесятилетний версальский виртуоз уже
потерял былую беглость рук в игре. Отказывало ему в здоровье, а ранней
весной 1732 года дойдет до Саксония весть о смерти в Париже Луи Маршана.
Сколько уже потерь музыкантов - своих старших современников пережил Иоганн
Себастьян!
В столице процветала светская музыка. Это было заметно даже по внешнему
виду артистов. Шелк, бархат, кружева; длинные платья с пышными украшениями у
певиц; нарядные шелковые камзолы у артистов - пышность костюмов должна была
перед знатью, и особливо перед иноземными гостями, свидетельствовать о
богатстве и процветании Саксонии.
В Дрездене Бах имел немало доброжелательно к нему относящихся одаренных
музыкантов. Он был своим в их среде. Капельмейстер и виртуоз Иоганн Дисмас
Зеленка, пожалуй, пользовался прижизненной известностью большей, чем Бах, а
как церковный композитор - безусловно. Но Бах, лишенный тщеславия, находился
с Зеленкой в приятельских отношениях. Навещал он и семью Алиуса - в доме,
что стоял в переулке Вильсдруффер, обычно останавливался лейпцигский гость.
В свободные часы, может быть, здесь или у кого-либо из артистов собирался
кружок музыкантов.
Под опекой двора, как и прежде, находилась музыка итальянская и
французская. Иоганн Себастьян не чуждался ее, но подражание иноземному
искусству ради развлечения придворной публики он ставил невысоко, хотя
артистизм музыкантов и певцов вызывал его искренние похвалы.
Дружеские отношения Бах поддерживал также с дрезденским музыкальным
светилом, автором опер Иоганном Адольфом Гассе. В своей книге Форкель так
описывает путешествия Баха в саксонскую столицу: "Бах часто приезжал в
Дрезден специально ради оперных спектаклей. В эти поездки он брал с собой
обыкновенно своего старшего сына. За несколько дней до отъезда он обращался
к нему с шутливым вопросом: "Ну что, Фридеман, не хочешь ли проехаться со
мной в Дрезден, послушать там их милые песенки?"
Не лишенная наивности фраза о "песенках" упоминается всеми биографами
Баха. Студент юридического факультета, уже мастер-органист, Фридеман вряд ли
без улыбки принимал эту шутливо-ироническую реплику отца.
"Песенками" Бах шутливо называл оперу. Возможно, что так оно и было.
Однако самого Гассе он не считал легковесным музыкантом. Будучи моложе
Себастьяна на четырнадцать лет, Адольф Гассе, родившийся под Гамбургом, уже
в юности стал известен в Италии своими операми на текст самого Пьетро
Метастазио, тоже молодого тогда поэта и литератора. Позже на текст
Метастазио будут писать музыку Глюк, Гайдн, Моцарт и русский композитор
Максим Березовский. Ученик Ал. Скарлатти, представитель неаполитанской
школы, Гассе быстро стал известен и в лондонском кругу Генделя, и в среде
гамбургских музыкантов, и в Вене. Курфюрст Саксонский не ошибся в выборе и
сделал Дрезден городом отличной итальянской оперы, которую Гассе возглавлял
тут больше тридцати лет.
Свободно и независимо державшийся, светски-обходительный артист, Гассе
мало сохранил в себе немецкого даже во внешности. Несколько вздернутый нос
под выпуклым лбом, живая по-южному мимика, чувственные губы, полный
подбородок. Обладавший недюжинным дарованием, обширными знаниями музыкальной
литературы, он, конечно, был рад, вдруг обнаружив в немецком органисте,
капельмейстере и композиторе из провинциального все-таки Лейпцига
собеседника, который отлично знает творчество итальянских и французских
сочинителей музыки.
Украшала оперу жена Гассе - певица-венецианка Фаустина, урожденная
Бордони. Ей было тридцать с небольшим. Отличное вокальное образование,
незаурядные артистические способности, яркие внешние данные и изящество,
воспитанное на сцене, быстро выдвинули ее в оперном искусстве. В свое время
ей довелось участвовать в триумфе генделевской оперной музыки, теперь она
познакомилась с Бахом. Единственная артистка, близко знавшая двух величайших
творцов немецкой музыки.
Достоверно известно, что 13 сентября 1731 года Бах, очевидно с
Фридеманом, слушал в зале Дрезденской королевской оперы премьеру - оперу
Гассе "Клеофида". Фридеман, надо полагать, с большей любознательностью
воспринял "дрезденские песенки". Но и Бах-отец по достоинству оценил модную
итальянскую музыку, особенно фаустина в главной роли была хороша. Что ж, они
знают дело, эти Гассе. И хорошая школа. И оркестр хорош. Браво!
На следующий день, не мешкая, друзья устроили выступление гостя. Бах
дал концерт на знаменитом органе Готфрида Зильбермана в церкви св. Софии.
Это был день большого успеха. Поэт Киттель-Микрандер, слушатель
концерта Баха, посвятил стихи лейпцигскому органисту, они были напечатаны в
дрезденской газете. В духе галантной поэзии стихотворец назвал искусство
маэстро более прекрасным, нежели журчанье очаровательного ручья среди
девственных кустов и скал. Поэт вспоминает Орфея: когда Орфей трогал струны
своей лютни, дикие звери из леса сбегались на ее звуки, но искусство Баха он
вправе признать более высоким, ибо весь мир готов дивиться ему...
Встречаясь в Дрездене с супругами Гассе, Бах с Анной Магдаленой
оказывал им гостеприимство в Лейпциге. В воскресный или праздничный день
столичные гости не могли не послушать очередную кантату Баха в одной из
главных церквей. Они, возможно, бывали и в концертах Музыкальной коллегии и
слышали там светские сочинения, исполняемые Бахом со студентами.
И в гостиной квартиры кантора в дни приезда дрезденских артистов
звучала музыка. Фаустина Гассе в знатные дома приезжала богато одетой, с
открытыми плечами, с модной высокой прической, несколько отяжелявшей ее
красивое лицо. В квартире кантора она появлялась одетой скромнее - сердцем
она чувствовала трудность судьбы Анны Магдалены, прервавшей артистическую
карьеру ради долга жены, матери.
В квартире кантора профессиональная артистка, примадонна оперы,
возможно, исполняла сопрановые арии из баховских кантат или "Страстей".
Звучала в эти часы итальянская и французская клавесинная музыка. Когда же
приходил Рейхе, звучали и баховские пьесы с сольными партиями для духовых.
Служанка подает ужин. Все садятся за стол - и именитые гости, и
лейпцигские друзья, и домочадцы, и ученики хозяина, если они были вызваны
сегодня для музицирования.
С утренним дилижансом артистическая чета отбудет в Дрезден...
Вспомним тот день из юности Себастьяна, когда он принес в
мюльхаузенское жилище первую напечатанную в типографии тетрадь нот, свою
"выборную кантату" в честь городского совета. Она оказалась единственной, из
сотен кантат, изданной при его жизни.
Только в 1726 году, в начале пятого десятка жизни, Себастьян снова
увидел свеженапечатанную тетрадь своих нот. Это была клавирная партита
(825), посвященная новорожденному сыну князя Леопольда. Автор сопроводил
ноты стихотворением собственного сочинения.
В течение следующих нескольких лет вышли в свет еще четыре партиты. А в
1731 году, когда Иоганн Себастьян посетил премьеру "Клеофиды" в Дрездене и
дал там свой концерт, вышел из печати том гравированных на меди шести его
клавирных партит. На нотах значилось в соответствии со вкусами того времени:
"Упражнения для клавира, состоящие из прелюдий, аллеманд, курант, сарабанд,
жиг, менуэтов и других галантных пьес для увеселения души... Опус 1. Издание
автора. 1731".
"Упражнения для клавира" - скромное название: можно подумать, что это
едва ли не учебные пьесы. Между тем сюиты Баха исполняются в наше время пер-
воклассными солистами.
Итак, сорокашестилетний композитор держал в руках свой Opus l. В этом
же 1731 году семья кантора пополнилась еще одним композитором:
семнадцатилетний студент Карл Филипп Эммануель принес в дом оттиски своего
первого изданного произведения. Под присмотром отца он собственноручно
выгравировал на медных досках это сочинение и издал: "Менуэт для клавесина".
И тоже - "Opus 1". Так отец и сын оказались дебютантами - издателями нот
"галантной" музыки!
В общем-то равнодушный к издательским успехам, Иоганн Себастьян с
художническим пристрастием относился лишь к выпуску своих клавирных
произведений. Пройдет пять лет, весной 1735 года выйдет вторая часть его
Упражнений. В скромно названный сборник Бах включит свой знаменитый
Итальянский концерт (971). Спустя еще четыре года будет выпущена третья
часть "Klavier-Ubung". Иоганн Себастьян доведет до конца свой замысел, и
позже будет издана четвертая часть клавирных упражнений.
Клавесинисты, органисты, любители музицирования, конечно же, исполняли
произведения лейпцигского сочинителя. Где-то хвалили их, где-то критиковали.
Или откладывали в сторону и забывали о них. Пусть в ином кружке и нескладно
звучали партиты, увертюры, концерты. Но звучали. И все же издания нот Баха
залеживались. Видимо, отдавалось предпочтение более легким, ходким и модным
пьесам.
О Бахе как композиторе редко высказывались знатоки музыки - его
современники. Историки упрекали даже Вальтера, веймарского приятеля
Себастьяна. Якобы и он в своем солидном "Музыкальном лексиконе", изданном в
1732 году, умалил искусство Иоганна Себастьяна Баха. Упрек неоправданный.
Вальтер перечислял в заметках о композиторах только изданные их
произведения. О Генделе в словаре сказано не полнее, а известность его в
Европе значительно превышала известность Баха. К тому же Вальтер дал
сведения о нескольких Бахах-композиторах, чем достойно поддержал репутацию
музыкантского рода. Вальтер искренне почитал искусство Иоганна Себастьяна и
даже восхвалил его в дружеской оде, которая начиналась так: "Бог нам тебя
дал, о дорогой Бах! Мы благодарим Его за тебя".
Влиятельный гамбургский критик и композитор Маттесон еще в 1717 году
приветствовал веймарского органиста как восходящую звезду. Позже Маттесон
скажет, что в игре на органе едва ли кто превзойдет Генделя, "разве только
лейпцигский Бах".
И все же Гендель, Телеман, дрезденский Зеленка считались композиторами
более знаменитыми. Таковы факты. Спустя десятилетия современник Моцарта,
весьма уважаемый знаток музыки Рохлитц напишет о Зеленке: "Он немногим
уступает в силе и величии Генделю и владеет такой же ученостью, как
Себастьян Бах, но в отличие от последнего, всюду орудующего только одною
ученостью, имеет вместе с тем вкус, блеск и нежное чувство; кроме того, его
пьесы легче исполнимы, чем баховские".
Время выправило суждения критиков. Филипп Шпитта собрал высказывания об
учености, достоинствах или "пороках", отмечавшихся современниками в
баховской музыке. Но мнения о Бахе, как мастере органного искусства, он
обобщил коротко и весомо: "Друзья и враги склонялись перед непреодолимой
мощью его виртуозной игры".
Сам Бах недолюбливал хвалебные излияния в свой адрес. Ему приписываются
слова, сказанные кому-то в ответ на лестный отзыв о его виртуозной игре: "В
этом нет ничего удивительного, нужно только своевременно попадать на
соответствующие клавиши, тогда инструмент играет сам по себе".
В 1729 году, как известно, Иоганн Себастьян взял на себя руководство
телемановским студенческим музыкальным кружком.
Лейпциг времен Баха не был еще центром изысканной культуры. Старожилы
помнили, что в годы, когда Телеман учился в университете, профессорам в иной
аудитории трудно было провести урочные часы без помощи флакончика с
освежающим нюхательным веществом... Университет только приобретал тот
научный лоск, которым гордились следующие поколения студентов.
Усиление буржуазии вело в области юриспруденции к борьбе за новое
правовое сознание, не мирившееся с порядками феодальной поры. В искусстве же
шло коренное обновление взглядов в области музыки (еще не литературы!).
Подобно другим крупным городам Германии, и Лейпциг выводил музыку на арену
общественной жизни. Местом музыкальных выступлений стала в городе
Циммермановская кофейня на Катариненштрассе, где концерты устраивались
зимой. Летом же - за городом, в прекрасном саду перед Гриммскими воротами.
Лейпцигские сады! Их воспоют поэты. Лет через сорок молодой Иоганн
Вольфганг Гете назовет Лейпциг "малым Парижем"; будучи студентом, он опишет
сестре летний вид садовых, перспектив, включая Апельские сады, назовет их
"поистине царственными", поделится восторгом: "Я убежден, что впервые так
чувствовал бы себя на Елисейских полях".
В описываемые нами годы знаменитые сады только набирали силу. И не
Иоганн Вольфганг, а скромный провинциальный юноша Гаспар Гете, отец великого
поэта, студент Лейпцигского университета, бродил по садам и в зимние вечера
мог слышать музыку капельмейстера Баха в Циммермановской кофейне, а летом у
Гриммских ворот. Спустя три года мог стать слушателем баховской музыки
длиннолицый, робкий и трудолюбивый юноша Христиан Геллерт - ему доведется
войти в историю литературы популярнейшим писателем Германии и странным
образом соединить в своих сочинениях два, казалось бы, таких противоположных
течения, как рационализм и сентиментализм.
Зимние и летние Циммермановские концерты привлекали много слушателей, и
не только знатоков или любителей музыки.
Собирались здесь и чиновники, и купцы с расфранченными женами; было
много студентов. Посещала концерты и публика из академических кругов. За
пивом, кофе и табаком проводили музыкальные часы, слушали и солистов, и
оркестр.
Бах любил в ансамбле исполнять партию альта и управлял притом
оркестром. Он мог, дирижируя, вести и партию клавесина.
По свидетельству современника, Иоганн Себастьян "дирижировал в очень
живом темпе и с большой точностью". Представим себе облик дирижирующего
Баха. Он в нарядном платье и артистическом парике. Стоит около
контрабасиста. Во внешности его, кажется, нет ничего выдающегося. Но он
преображается во время исполнения, со свитками нот в руках, коренастая
фигура делается ловкой, подвижной, глаза, губы вместе с руками - весь
"дирижерский аппарат" участвует в передаче воли оркестру. Он не всегда
сдержан на репетициях, но в час концерта артистически деликатен, точен в
движениях, сказывается музыкант-виртуоз. Публика любуется. Но не столько
тем, что звучит, сколько тем, как звучит музыка у господина капельмейстера.
Сколько баховских премьер прошло в летнем павильоне кофейни и в зале на
Катериненштрассе! Скрипичные и клавирные концерты, партиты и сюиты, сонаты
для скрипки и флейты, для гамбы.
К этим годам относится создание Бахом клавесинных концертов; большей
частью это переложенные скрипичные концерты, написанные раньше.
Он сочинил концерты для одного, двух и трех солирующих клавесинов.
Такие концерты могли пополнять репертуар публичных выступлений. Но не
только. Они предназначались для домашнего музицирования Иоганна Себастьяна
со старшими сыновьями. Среди клавесинных вещей, созданных им в 30-х годах,
есть и концерт для четырех клавесинов (1065), переработанный из концерта
Антонио Вивальди для четырех скрипок. Редкий по красоте звучаний концерт для
клавира, флейты в скрипки, знаменитый ля-минорный тройной концерт (1044) -
не транскрипция, а полностью оригинальное сочинение.
Скажем несколько слов хотя бы об одном из клавесинных концертов с
оркестром Баха (1052), о трехчастном Первом ре-минорном (переработанном
скрипичном).
Будто издавна знакома тема жизнеутверждающего Allegro. Обаятельные соло
клавесина. Волевой ритм. Никаких зрительных образов не предлагает нам Бах.
Только слушать, только любоваться музыкой. Начинается характернейшее Adagio.
Баховское Adagio! Снова ощущаешь соприкосновение с красотой в ее высшем
проявлении, когда эстетическое роднится с идеалом этическим. Красота
сплавлена с добром. Зерно темы, брошенное в "звуковую почву" Adagio, в эти
минуты магически вырастает в зрелое древо жизни, вобрав всю мудрость ее.
Именно это баховское Adagio захочется услышать когда-нибудь в час высшего
счастья, а может быть, и в последний чае твой, чтобы примирить личную скорбь
о торжествующим бессмертием жизни в мире...
Высказавший себя клавесин в финальном Allegro как бы передает
господство сопровождающим инструментам, лишь иногда выходя на первый план.
Быстрая, артистически виртуозная обширная финальная часть насыщена
полифоническим содержанием; она завершает концерт как идеальную конструкцию.
В Музыкальной коллегии Иоганн Себастьян не чувствовал повседневного
гнета со стороны начальствующих Nos. Деятельность коллегии была одним из
ранних проявлений некоторой самодеятельности занятий искусством в
студенческой корпорации. В этом смысле интересно сообщение в хронике
"Музыкальной библиотеки", издании, которое выпускалось Лоренцем Мицпером,
видным деятелем музыки; двадцатипятилетний в ту пору издатель в. ранней
юности учился у Баха игре на клавире и композиции.
Заметка опубликована в октябре 1736 года.
"...Музыкальные концерты, или собрания, происходящие еженедельно,
находятся в полном расцвете. Одним из видов собраний управляет королевский
вейсенфельский капельмейстер и музик-директор церквей св. Фомы и св. Николая