Возле столовой она услышала доносившееся оттуда звяканье посуды и, войдя, увидела, что служанка ставит на край длинного дубового стола серебряный поднос с тостами, джемом, беконом, яйцами и апельсиновым соком. Из кофейника поднимался пар. Миссис Кодилл сменила халат на платье и сидела во главе стола, просматривая свежий выпуск «Вашингтон пост». Увидя Тэсс, она улыбнулась, хотя глаза ее смотрели печально.
— Ну, ты и впрямь выглядишь лучше. — Миссис Кодилл с усилием выпрямилась. — Надеюсь, ты не откажешься позавтракать. Я не знаю, что ты любишь, и рискнула заказать Розмари завтрак для тебя на свой вкус. Ты, должно быть, умираешь с голода.
От соблазнительных запахов у Тэсс заурчало в животе. Только теперь она поняла, как ослабела от голода. Прошлым вечером вместо ужина она съела немного паштета, который любила ее мать. Ее мать. Горе с новой силой оглушило ее, в горле встал ком, но Тэсс сдержала подступившие слезы. Она не имеет права терять самообладание, тем более когда впереди ее ждут немалые испытания. И все же она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, отказывалась поверить, что ее мать мертва. Нет, этого не может быть!
Собрав всю свою волю, Тэсс улыбнулась миссис Кодилл в ответ и проговорила:
— Спасибо, вы так добры.
— Что за церемонии, Тэсс. Ты меня отблагодаришь тем, что ничего не оставишь на тарелке. Сегодня тебе предстоит, прости за выражение, чертовски трудный день. Тебе надо подкрепиться.
— Боюсь, вы правы. — Тэсс села за стол, развернула салфетку и взяла в руку начищенную до блеска серебряную вилку. Она сама себе подивилась, как вмиг все проглотила, хотя этот завтрак намного отличался от ее привычного. Она давно исключила яйца (слишком много холестерина) и бекон (канцерогенные нитраты) из своей диеты. Допивая апельсиновый сок и ощущая приток сил от огромного количества съеденного, Тэсс вдруг надумала спросить: — А где ваш муж? Он сейчас у себя на службе в министерстве юстиции? Или, может быть, он уехал в ваш летний дом в Мэне?
— Мой муж? — Миссис Кодилл побледнела. — Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?
— Я не очень поняла, — Тэсс поставила стакан на стол, — чего я не знаю?
— Мой муж умер три года назад.
— О! — упавшим голосом воскликнула Тэсс и в смятении умолкла, не зная, как выразить свои чувства. Потом порывисто коснулась руки миссис Кодилл и осторожно пожала ее. — Мне очень жаль, — искренне проговорила она. — Я любила его. Очень любила. Он всегда был так приветлив со мной.
Миссис Кодилл прикусила губу.
— Да, — с трудом подавляя рыдания, ответила она, — он был достойным человеком.
— Может быть, вам неприятно…
— О чем ты?
— Говорить на эту тему?
— Неприятно? — Миссис Кодилл покачала головой. — Отнюдь. Между прочим, разговоры о нем каким-то странным образом утешают меня. Не стесняйся, продолжай. Я крепкая старуха.
— Как это случилось?
— Сердечный приступ. — Миссис Кодилл вздохнула. — Как я ни пыталась, я не могла убедить его поменьше работать. Я все время уговаривала его передохнуть или, по крайней мере, не появляться на работе по выходным. — Ее губы задрожали. — Да, он умер там, где хотел. Не дома, а у себя в кабинете.
«Смерть, — подумала Тэсс. — Меня окружает смерть».
— Поэтому я знаю, каково тебе сейчас, Тэсс. Господи, как бы мне хотелось не знать этого, но увы! Мой муж. Твоя мать. Нам будет не хватать их. — Миссис Кодилл решительно расправила плечи, давая понять, что не хочет больше говорить об этом. Она кивнула на лежащую перед ней «Вашингтон пост». — Пожар в твоем доме… убийства… они произошли ночью, очевидно, поэтому сообщения о них не попали в утренний выпуск. Однако давай включим радио. Может быть, появилась какая-то новая информация, произошли события, о которых тебе необходимо знать.
Внутренне съежившись, Тэсс вспомнила кошмар, пережитый ею ночью: пламя, убийство матери. Мысль о том, что она услышит об этом по радио, ужаснула ее. Тем не менее ей отчаянно хотелось знать, удалось ли полиции поймать людей, застреливших ее мать.
— Да, это хорошая идея.
— Ну а теперь, когда ты отдохнула, ты, конечно, позвонишь в полицию?
— Непременно, — солгала Тэсс. — Я как раз собиралась это сделать.
Тут ее внимание привлекла газета, лежащая перед миссис Кодилл. Когда Тэсс удалось прочесть самый броский заголовок, который был повернут к ней вверх ногами, у нее кровь застыла в жилах. Охнув, она схватила газету и развернула ее к себе. Заголовок кричал: «БРАЙАН ГАМИЛЬТОН ПОГИБАЕТ В АВТОКАТАСТРОФЕ».
— О Боже, Брайан Гамильтон погиб? — Она начала торопливо читать статью.
— Микроавтобус столкнул его машину с дороги, — подавленным тоном произнесла миссис Кодилл: — Видно, за рулем был маньяк или пьяный.
Тэсс выхватила глазами строчку: «Затем автомобиль Брайана врезался в опору линии электропередачи, и его машина взорвалась».
— Даже если он не умер при столкновении, — продолжала миссис Кодилл, — он должен был погибнуть в огне. Подумать только, уцелеть, пройдя долгую войну во Вьетнаме, чтобы бессмысленно окончить свою жизнь в случайной аварии на дороге.
— Но я видела его только вчера! — вскричала Тэсс, вскакивая со стула. — Я говорила с ним в доме матери!
— Да, я и забыла. Он и твоя мать были друзьями. Благодаря твоему отцу.
— И не только поэтому. Я просила его об одной услуге.
— Услуге? — удивилась миссис Кодилл.
Пугающие мысли, путаясь, пронеслись в голове Тэсс. Пожар в усадьбе. Автокатастрофа на шоссе. Она не могла поверить, что это были совпадения. Те, кто убил ее мать, убили и Брайана Гамильтона! Они каким-то образом узнали, что Тэсс вызвала его для разговора! «Они боялись, что я передала ему опасную для них информацию. Они убивают всех, кто знает то, что знаю я! Они убивают всех, с кем я вхожу в контакт! О Боже, миссис Кодилл! Если я не уберусь отсюда, следующей будет она!»
— Мне нужно срочно позвонить, — деловито сказала Тэсс, отчаянно скрывая охватившую ее панику.
— В полицию?
— Да, — ответила Тэсс, — именно туда, в полицию. Пришло время. Мне надо с ними поговорить.
— Есть телефон в холле. Другой на кухне.
Что выбрать, холл или кухню? В кухне служанка.
— Я пойду в холл, — бросила на ходу Тэсс и выскочила из столовой.
Поток сумасбродных мыслей захлестнул ее. Она ненавидела Брайана Гамильтона за то, что он послал отца в Бейрут, где того убили. Но прошлым вечером она заключила сделку с человеком, которого ненавидела, и теперь он мертв. И произошло это потому, что он собрался рассчитаться со старыми долгами, оказав ей услугу, — узнать, используя все свое влияние, подноготную человека по имени Джозеф Мартин. «Мертв. Все, с кем я разговариваю, обречены. А я, я еще жива! И я с ними рассчитаюсь!»
Она подошла к телефону в холле, порылась в своей сумке, наткнувшись на пистолет, и отыскала наконец визитную карточку, которую дал ей Крейг.
Крейг! Он — единственный, кто поймет. Почти с самого начала этого кошмара он был рядом с ней. Но Крейг знает то, что знает она. Может быть, он тоже в опасности. Надо предупредить его.
Она набрала номер его домашнего телефона и услышала записанный на пленке автоответчика голос лейтенанта:
— Говорит Билл Крейг. Сейчас меня нет дома, но если вы назовете свое имя и…
Черт возьми! Она забыла про время. Он сейчас должен быть на работе. Тэсс нажала на рычажок и набрала другой номер.
— Отдел розыска пропавших без вести, — произнес скрипучий голос.
— Лейтенанта Крейга, — по возможности ровным голосом произнесла Тэсс.
— Его нет на работе. Но если я чем-то могу быть вам полезен…
Тэсс бросила трубку.
Нет! Ей нужен Крейг! Единственный, кому она может довериться — это Крейг!
— Тэсс?
Обернувшись, Тэсс увидела вышедшую из столовой миссис Кодилл.
— Ты поговорила с полицией? — взволнованно спросила она.
— Ну конечно! Они хотят, чтобы я приехала немедленно. Это ужасно нахально с моей стороны, миссис Кодилл, но не могла бы я воспользоваться какой-нибудь из ваших машин?
— Мой дом и машины в твоем распоряжении. Возьми машину мужа. Я содержала ее в полном порядке. На тот почти невозможный случай, если сумею пересилить себя и сесть за руль.
— А какой марки этот автомобиль?
— "Порше-911". Очень… как вы, молодежь, говорите… крутая машина.
— Именно такая подходила вашему мужу, миссис Кодилл.
— О да, именно такая. Бери, Тэсс, «порше». Моему мужу это понравилось бы. Тебе нужна крутая машина. Потому что у меня есть ощущение, что твои проблемы гораздо серьезней, чем я себе представляю. А серьезные проблемы нуждаются в крутых решениях.
Тэсс кивнула головой.
— Ваша интуиция не подводит вас, миссис Кодилл. У меня действительно серьезные проблемы. Вы не поверите, насколько серьезные, и времени у меня в обрез. Извините за бестактность, но дайте мне быстренько ключи.
Сохраняя спокойствие, но приготовившись к ссоре, вице-президент Алан Джеррард прошел через детектор металла, мимо сотрудников секретной службы, застывших с каменными лицами вдоль коридора Белого дома, и вошел в Овальный кабинет — рабочий кабинет президента США. С тех пор, как три года назад на президентских выборах Джеррарда выбрали, к всеобщему удивлению, вице-президентом, его приглашали в Овальный кабинет всего восемь раз. И каждый раз он поражался, что помещение выглядит намного меньше, чем по телевизору. Со стороны могло показаться странным, почему вице-президент не вхож к президенту в кабинет. Но сам Джеррард знал это как нельзя лучше. На самом деле он был избран не благодаря каким-то особым талантам, а по трем случайно совпавшим прагматическим и политическим причинам.
Во— первых, он был сенатором от штата Флорида, и его связи в южных районах страны компенсировали северные связи президента как бывшего сенатора от Иллинойса.
Во— вторых, Джеррарду было сорок -на пятнадцать лет моложе президента, и он имел внешность кинозвезды. Эти его качества (так утверждали советники-демографы при президенте) привлекали на его сторону молодежь и особенно женщин.
В— третьих, и наверное, это явилось самым главным, у него была репутация человека уступчивого, мягкого, беспрекословно следующего линии республиканской партии, и, следовательно, Джеррард не будет соперником президенту, который уже подумывал о следующих выборах и не хотел иметь подле себя сильную волевую личность.
Но неважно, насколько разумным был этот ход в предвыборной кампании республиканского претендента на президентский пост в теории, на практике его эффект оказался катастрофическим. Общественность, пресса, радио, телевидение и политические аналитики были не просто удивлены выбором президента, они ужаснулись.
«Джеррард — хороший теннисист, но ничего не смыслит в политике. Он уютнее чувствует себя в загородном клубе, чем в сенате. У Джеррарда столько денег, что он думает, будто все ездят только на „мерседесах“. Он не принял ни единого решения, не посоветовавшись со всеми на свете, включая садовника. Бог наградил его красивой внешностью, потом пошел погулять и забыл добавить мозги».
И так далее, и тому подобное.
Лидеры республиканцев умоляли будущего президента пересмотреть кандидатуру на пост вице-президента. До перепуганного Джеррарда доходили упорные слухи, что президент почти согласился, но в конце концов посчитал, что если передумает, то проявит нерешительность, что будет плохим началом избирательной кампании. Поэтому он оставил Джеррарда в команде, но отдалился от него настолько, насколько было дипломатически возможно, посылая кандидата на пост вице-президента произносить предвыборные речи в наименее важные, наименее населенные районы, тем самым как бы заставив основную часть избирателей забыть о нем.
Благодаря нескольким факторам — слабой демократической оппозиции, сильным связям президента с прежней очень популярной администрацией — республиканцы победили на выборах, и президент немедленно еще больше отдалился от Джеррарда, используя его как номинального представителя Белого дома на самых незначительных мероприятиях и часто отсылая по разным странам с самыми безобидными «миссиями доброй воли». В последнее время Джеррарда начали называть в газетах «человеком-невидимкой».
Но четыре дня назад прекратили. О да, прекратили. Четыре дня назад. Именно тогда Джеррард оказался на виду и использовал свою ограниченную власть, шокировав всех политологов страны.
В Овальном кабинете, куда Джеррард вошел, закрыв за собой дверь, не было никого, кроме президента, Клиффорда Гарта, который сидел за широким полированным письменным столом в кресле с высокой пуленепробиваемой спинкой на фоне окна с пуленепробиваемым стеклом, выходящего на лужайку перед Белым домом.
Президенту исполнилось пятьдесят пять лет, он был высок — выше, чем выглядел по телевидению, и худощав, поскольку поддерживал себя в форме, ежедневно проплывая по две мили в бассейне в цокольном этаже Белого дома. У него было узкое, вытянутое лицо, что придавало ему страдальческий вид, темные, властно сведенные брови эффектно контрастировали с благородной сединой в аккуратно подстриженных, коротких волосах. Его загорелое благодаря ежедневным сеансам под кварцевой лампой лицо сейчас было багровым, а глаза, как правило смотревшие спокойно, со сдержанным ободряющим вниманием, выкатились, сверкая яростью.
— Я к вашим услугам, господин президент. Вы хотели меня видеть? — спросил Джеррард.
— Видеть вас? Вы чертовски правы, я хотел вас видеть. — Президент резко встал. — Я бы приказал вам явиться сюда четыре дня назад, но мне понадобилось именно столько времени, чтобы взять себя в руки! И меня останавливали не политические соображения. Просто мне не хотелось, чтобы меня арестовали.
Джеррард покачал головой.
— Не понимаю, сэр, арестовали? Вас?
— Да, арестовали за убийство. — Гарт в бешенстве вскинул руку и принялся водить указательным пальцем слева направо, словно по газетным строкам. — Представьте заголовки. Представьте чувство удовлетворения, которое я испытал бы. «Президент, потеряв над собой контроль, бросается на вице-президента, швыряет ублюдка на стол в Овальном кабинете и душит сукина сына так, что у того вываливается язык». Идиот! Какого дьявола вам взбрело в голову?… Вы что, шутки ради вообразили, что обладаете какой-то властью? Кретин!
— Ах, понимаю, сэр. Вы, вероятно, имеете в виду голосование в сенате по законопроекту о контроле за чистотой атмосферы, — сказал Джеррард.
— Господи, я поражен до глубины души! Я и не подозревал о подобных ваших способностях. Вы вдруг становитесь гением, вы читаете мои мысли, Джеррард. Да, вы правы, именно это я имел в виду. Сенатский законопроект о контроле за чистотой атмосферы!
— Господин президент, если бы мы могли обсудить это спокойно…
— Спокойно? Я и так спокоен, насколько это возможно. Если у вас плохо с памятью, напомню: я — президент. Не вы! Пока я не выяснил — пока! — как оппозиции удалось переманить на свою сторону достаточное количество наших сенаторов, чтобы протащить свой законопроект, но я обещаю — можете поставить на это свое будущее и будущее ваших детей — я выясню! Но что не укладывается у меня в голове… — Президента передернуло. — Чего я не могу понять, и что мешает мне заснуть всю ночь, и почему мне хочется проткнуть вас авторучкой — это с какой стати вы вдруг пошли против меня! Три года назад я чуть не выкинул вас из команды. Вы должны быть благодарны. Я дал вам непыльную работу. Никакой ответственности! Отдыхайте, ходите на приемы, стараясь не слишком напиваться, и, когда вашей куколки-жёны нет поблизости, трахайтесь на здоровье с любой республиканской активисткой, у которой достаточно большая грудь, но которая умеет держать язык за зубами. Так почему же вы не можете держать язык за зубами? Бога ради, Джеррард, принятие законопроекта о контроле за чистотой атмосферы было нами заблокировано. Поскольку вы оказались дураком, я вам разъясню. Работа вице-президента заключается в том, чтобы корректировать голосование, что означает, что он голосует за политику администрации. Но вы проголосовали против меня! Вы скорректировали голосование в пользу оппозиции!
— Если вы послушаете меня минуту, господин президент…
— Послушать вас? — Гарт был на грани апоплексического удара. — Послушать вас? Это не я буду слушать, а вы. Вы — мой подчиненный, а я — ваш начальник. И то, что я говорю, должно исполняться. Только вы, кажется, этого не понимаете.
— Закон о контроле за чистотой атмосферы — хороший закон, — спокойно проговорил Джеррард. — Атмосфера слишком загрязнена. Она отравляет наши легкие. Последние данные свидетельствуют о том, что через сорок лет наша планета будет обречена на гибель.
— Да я к этому времени умру. Какое мне до этого дело? А если хотите поговорить насчет обреченных, то обреченный — это вы. Когда подойдет время выборов, вас здесь не будет, приятель. Мне нужен вице-президент, который готов со мной сотрудничать, и, помоги мне Господь, я считал, что вы подходите на эту роль. И вот как гром среди ясного неба. Я все-таки не понимаю, откуда взялось у вас собственное мнение?
— Я голосовал сообразно своей совести, — торжественно проговорил Джеррард.
— Совести? Да бросьте вы!
— По моему мнению, мы должны пойти в этом направлении еще дальше. В этом году каждый день только в нью-йоркской гавани происходит утечка нефти. Я не говорю обо всем побережье: в Аляске, Орегоне, Калифорнии, Нью-Джерси, Техасе, наконец, в моем родном штате Флорида. Но сейчас закроем глаза на утечку нефти. Забудем о сбросах нечистот в реки и гавани. Не будем говорить о гербицидах и пестицидах в питьевой воде и утечках ядерных электростанций. Давайте подумаем только о воздухе. Он ужасен, и правительство должно взять на себя контроль за его чистотой.
— Джеррард, посмотрите на вещи реально. Наша администрация должна поддерживать промышленность, которая дает работу избирателям, стабилизирует экономику и пополняет госбюджет налогами, — хотя, я согласен, и не так щедро, как могла бы, но не будем забывать, что промышленность вносит свой вклад в нашу пошатнувшуюся внешнюю торговлю. В общем, я хочу сказать, Джеррард…
— Простите, сэр, — перебил его Джеррард, — позвольте я угадаю. Когда ситуация с воздухом станет катастрофической, мы с ней как-нибудь сладим.
Президент вздернул подбородок.
— Вот это сюрприз! Вы наконец-то поняли мою идею.
— Проблема в том… — Джеррард запнулся. — Вы, кажется, не отдаете себе отчета…
— Ну уж я-то во всем отдаю себе отчет.
— Катастрофа уже разразилась. Если мы будем сидеть сложа руки, то уже ничего не сможем исправить.
— Вы забыли про американские ноу-хау. Вы забыли Вторую мировую войну. Американская предприимчивость доказала, и неоднократно, что ей по силам любая проблема.
— Да, но…
— Что?
— Все это в прошлом. А катастрофа — сейчас. По части же предприимчивости нас уже обогнали японцы.
— Боже мой, надеюсь, вы не говорили этого журналистам.
— А воссоединенная Германия будет предприимчивее японцев, — сказал Джеррард. — Но я думаю, что даже она не решит этой проблемы, так же как и мы. Алчность, господин президент. Алчность — вот ответ. Она всегда побеждает, победит и на этот раз — мы все задохнемся.
— Вы рассуждаете, как какой-нибудь паршивый радикал шестидесятых годов из университета в Беркли.
— Хорошо, — продолжал Джеррард. — Я допускаю, что строжайший контроль над чистотой воздуха затронет практически все отрасли американской промышленности. Меры по сдерживанию загрязнения атмосферы двуокисью серы, фреоном, выбросами заводов, вызывающими у людей рак, двуокисью углерода из автомобильных выхлопов — я мог бы продолжить, но не буду, чтобы не наскучить вам, — потребуют колоссальных расходов.
— Наконец-то, Джеррард. Я искренне поражен — до нас дошла суть проблемы. Двуокись серы, вызывающую кислотные дожди, выбрасывают в атмосферу работающие на угле электростанции. Значит, если мы запретим использовать на них уголь, то оставим без работы сотни тысяч шахтеров. Фреон, уничтожающий озоновый слой, используется в охлаждающих системах, в том числе в холодильниках и кондиционерах. Но альтернативной технологии охлаждения нет. Что же нам делать? Запретить эти отрасли промышленности? Неужели вы всерьез полагаете, что американцы все как один согласятся обойтись без кондиционеров? Автомобильные выхлопы — основная причина общего потепления климата Земли? Правильно. Но если мы заставим автомобильные компании уменьшить вредные выхлопы и усовершенствовать двигатели, это обойдется им в миллиарды долларов. Автомобили подорожают. Люди будут не в состоянии покупать их, и Детройт выйдет из игры. Поймите меня правильно, Джеррард. Меня беспокоит грязный воздух. Поверьте мне. В конце концов, я тоже дышу этой гадостью. И моя жена тоже. И мои дети. Мои внуки. Но хотите знать, что также беспокоит меня, и гораздо больше? Упадок экономики… отрицательный торговый баланс… растущий национальный долг… ближневосточный кризис… вот что повергает меня в панику! И потому мне плевать, что будет через сорок лет. Я должен сконцентрироваться на этом месяце! Этом году! И поскольку вам неизвестен план моих действий, Джеррард, позвольте довести до вашего сведения, что будет дальше. Если конгресс согласится с сенатом и закон о контроле за чистотой атмосферы окажется на моем столе, я наложу вето.
— Вето?
— Очень мило с вашей стороны, вы внимательно слушаете меня, Теперь постарайтесь быть еще внимательнее. Когда сенат будет пересматривать законопроект, на этот раз вы будете убеждать его голосовать против. Раскройте уши и запоминайте. Против. Вам достаточно ясно?
— Вполне.
— Тогда не вздумайте снова все испортить!
Джеррард внутри кипел, хотя внешне оставался почтителен.
— Конечно, господин президент. Мне понятны ваши рассуждения и мотивы. В конце концов, правительство считает, что забота о бизнесе важнее всего.
— Даю голову на отсечение, именно бизнесом жива наша страна. Никогда не забывайте об этом.
— Поверьте, господин президент, это не входит в мои намерения.
Через три минуты, когда президент высказал все, что он думает о Джеррарде, его родителях и жене, о его внешности кинозвезды и даже умении играть в теннис, Джеррарду наконец было позволено покинуть Овальный кабинет.
Сотрудники секретной службы, застывшие вдоль коридора, по-прежнему сохраняли бесстрастное выражение лица, однако на этот раз не только по долгу службы, но и потому, что чутко реагировали на политический климат и понимали, что сейчас у Джеррарда еще меньше власти, чем когда он входил в кабинет президента.
Во всяком случае, так решил Джеррард, когда шел мимо них нетвердым шагом, отирая носовым платком покрасневшее лицо. Президентские помощники смущенно отворачивались от него, не скрывая, однако, очевидного облегчения, что не они оказались на месте Джеррарда, что, впрочем, тому было все равно. Облеченный высокой миссией, он был лишен чувства гордости. Последнее оскорбление президента показалось ему иронией судьбы, ибо игра в теннис, по поводу которой президент прошелся под занавес, имела непосредственное отношение к его следующей запланированной на тот день встрече: теннисному матчу в чрезвычайно привилегированном загородном клубе. Джеррард спустился на лифте в гараж Белого дома, откуда в сопровождении двух машин с сотрудниками секретной службы — одна впереди его лимузина, вторая позади — направился в фешенебельное вашингтонское предместье. Там он вошел в низкое, просторное здание из стекла и сверкающего металла, автор проекта которого три года назад получил премию по архитектуре. Даже от входа слышалось «пок-пок-пок» теннисных мячей. Водитель Джеррарда и охранники остались снаружи. Они незаметно наблюдали за стоянкой и входом в клуб, хотя и не слишком бдительно. В конце концов, кто может счесть Джеррарда достаточно важным объектом террористического акта?
В роскошной раздевалке теннисного клуба он сменил костюм на модную спортивную рубашку и шорты от известного портного. Четырехсотдолларовые теннисные туфли были итальянскими, ручной работы — подарок какого-то дипломата во время одной из многочисленных «миссий доброй воли». Сделанные на заказ из сверхпрочных материалов ракетки стоили две тысячи долларов, их ему подарила жена. Он взял полотенце со своей монограммой, взглянул в зеркало, удостовериться, что из его прически кинозвезды не выбился ни один волосок, затем, не торопясь выйдя в заднюю дверь клуба, сощурился от неяркого солнца, оглядывая восемь обнесенных сеткой кортов, семь из которых были заняты. На восьмом его ждал худощавый, загорелый человек лет сорока, аристократической внешности, одетый в теннисный костюм.
Джеррард вошел на корт, закрыл за собой калитку и пожал своему партнеру руку.
— Как дела, Кен?
— Есть кое-какие проблемы. А у тебя как, Алан?
— То же самое. Я только что от президента, где получил то, что газетный обозреватель назвал бы «взбучкой», — проговорил Джеррард, потирая правый глаз.
— Что-нибудь серьезное?
— Что касается меня лично, ничего страшного. Однако с точки зрения стратегической… Я расскажу тебе позже. Мы ведь здесь, в конце концов, для того, чтобы играть в теннис, не так ли? И сказать по правде, мне нужна разрядка от некоторого стресса.