— Пославший вас человек? — Хуанита, насторожившись, разглядывала незнакомца с подозрением. — Какой человек?
— Не знаю. Мой клиент не назвался. Вчера он неожиданно приехал в мой офис… Я владелец службы проката дорогих автомобилей. Заказчик заплатил за то, чтобы я доставил вам посылку… он сказал, это подарок… его надо вручить именно во время похорон.
С еще большим подозрением Хуанита уставилась на коробку.
— Подарок? Что это?
Ей тут же пришло в голову, что злые люди из города прислали бомбу, намереваясь убить ее на похоронах мужа, чтобы последователи Педро раз и навсегда потеряли охоту бороться за свою землю.
— Мой клиент так и не сказал, что в ней, и даже предупредил, что, если я ее вскрою, он обнаружит мой проступок и жестоко за него накажет. Он уверил меня и просил уверить вас, что посылка не опасна, что она послужит вам утешением.
Хуанита неприветливо покосилась на него.
— Проделать немалый путь… и с таким таинственным поручением… вам, должно быть, очень хорошо заплатили.
— Да, сеньора. Я уже признался, что гонорар был весьма щедрым. — Среди этих бедняков незнакомец, казалось, чувствовал себя неловко в своем дорогом костюме. — Прошу принять вместе с соболезнованиями моего клиента, — проговорил он, протягивая коробку.
Хуанита неохотно взяла ее в руки. С виду это была коробка от торта. Однако ее содержимое оказалось намного тяжелее. Не в силах скрыть тревоги, Хуанита поставила коробку рядом со скромным гробом мужа. Дрожащими пальцами она попыталась вскрыть коробку, но не смогла, и тогда из толпы вышел один из крестьян и помог вдове, пустив в ход нож. Хуанита осторожно приподняла крышку и заглянула внутрь. От изумления у нее перехватило дыхание. Помогавший ей крестьянин был ошеломлен не меньше. С губ вдовы вдруг сорвался стон, но не горестный, а торжествующий, и она стремительно выхватила из коробки лежащий там предмет. Это была человеческая голова. Голова одного из злых людей, которые приказали убить ее мужа.
Искаженные в страшной агонии черты лица свидетельствовали о мучениях человека в тот момент, когда его обезглавили. Голова была упакована в пластиковый пакет, очевидно для того, чтобы сочившаяся из шеи кровь не запачкала коробку. С победным воплем Хуанита сорвала пакет, схватила голову за волосы и подняла как можно выше, чтобы соратники мужа могли увидеть чудесный подарок, посланный неизвестным благодетелем Педро. Посыльный из города в ужасе отшатнулся и поднес руку ко рту, сдерживая рвоту. Чуть не сбивая его с ног, крестьяне бросились вперед, чтобы получше рассмотреть драгоценный дар.
— Продолжайте бороться! — закричала Хуанита. — Ради Педро! Ради себя! Ради нашей земли!
Крестьяне ответили ей решительными возгласами. Хуанита, поднося голову к гробу, воскликнула:
— Мой муж! Мой любимый! Ты видишь голову своего врага? Ты умер не напрасно, о отец моих детей! Нас никто не победит! Мы будем бороться! Мы и дальше будем бороться! Мы не прекратим нашу борьбу до тех пор, пока не победим! До тех пор, пока не погаснет огонь!
Коралловое море, южная часть Тихого океана
«Аргонавт» — супертанкер с грузом сырой нефти из Персидского залива, направляющийся в нефтеналивной порт неподалеку от Брисбейна, на восточном побережье Австралии, — опережал расписание на три часа. На протяжении всего рейса танкеру сопутствовала ясная погода и полный штиль. Никаких происшествий. Лучшего рейса не придумаешь, радовался капитан Виктор Мэлоун — ветеран с двадцатилетним стажем, большая часть которого приходилась на службу в корпорации «Пасифик Рим петролеум». Мэлоуну исполнилось сорок восемь, среднего роста, крепко сбитый, он начинал лысеть. Хотя в море капитан редко выходил на палубу, лицо его, слегка одутловатое, имело красноватый оттенок. На мостике, где, несмотря на прекрасный обзор, он с некоторых пор испытывал клаустрофобию, Мэлоун проверил показания барометра, сонара, радара и навигационных приборов. Ничего необычного. Еще десять часов, и мы будем в порту, предвкушал он. К завтрашнему утру — наверняка.
Уверенный, что вечер не сулит никаких неожиданностей, капитан сказал вахтенному офицеру, что спустится к себе.
— Если понадоблюсь, я в своей каюте.
Через пять минут, заперев за собой дверь, Мэлоун щелкнул замком ящика письменного стола и вынул полупустую бутылку водки. Одним из условий его контракта было полное воздержание от алкоголя на борту судна, и почти все годы службы Мэлоун придерживался этого правила. Снедаемый чувством вины, он теперь не смог бы вспомнить, когда начал действовать в обход этого правила, а потом и вовсе пренебрегать им. Возможно, причиной тому явилась душевная травма, когда три года назад от него ушла жена, влюбившись в агента бостонской конторы по продаже недвижимости, где она работала, в человека, который, как она объяснила, не станет бросать ее одну на несколько месяцев кряду. А возможно, все дело в одиноких вечерах в иностранных портах, давным-давно потерявших для него свое очарование. Как бы там ни было, глоток-другой перед сном превратился в изрядное количество спиртного, в котором Мэлоун пытался утопить скуку слишком многих долгих плаваний. Сознавая, что не властен над своим пороком, он решил во время этого рейса держать себя в руках и позволял себе выпить только в минуты отчаянной необходимости. И тем не менее почти прикончил все восемь бутылок водки, которые тайком пронес на борт. Удивительно, как быстро они пустеют, размышлял Мэлоун, наливая в стакан порцию водки и откидываясь на спинку кресла. Жаль, что у него нет льда и вермута, но завтра утром, пришвартовавшись в порту, как только все его обязанности будут выполнены, он сойдет на берег, найдет в каком-нибудь укромном месте бар, где ему не встретится никто из знакомых, и снова насладится мартини. Несколькими порциями мартини. Он снимет комнату, чтобы отоспаться после выпивки, а на следующий день вернется на танкер, и никто ничего не узнает. В этом вся прелесть водки. После нее не остается запаха.
После нескольких глотков Мэлоун с удивлением обнаружил, что стакан пуст. Он озадаченно покосился на него затуманенным взором, поразмыслил и решил: «Какого черта, судно почти в порту. Это мои последний шанс выпить, прежде чем мы пришвартуемся. Рядовой рейс. Никаких проблем не предвидится. Не выливать же оставшуюся водку». Мэлоун плеснул в стакан еще одну порцию, и к тому времени, когда он через полчаса заснул в кресле, и бутылка и стакан опустели.
Внезапно Мэлоуна разбудил встревоженный голос вахтенного офицера:
— Капитан!
Мэлоун с большим трудом приоткрыл глаз.
— Капитан!
Едва разлепив правое веко, Мэлоун оглядел каюту, пытаясь найти источник звука, и нашел — на переборке висел интерком.
— Капитан, у нас проблемы с сонаром.
Мэлоуну удалось поднять голову. Он потряс ею, открыл оба глаза и несколько раз мигнул, поскольку видел все как в тумане. С колен упал стакан, когда он, пошатываясь, встал и оперся о стену, нашаривая кнопку внутренней связи.
— М-м… да, что? М-м… что такое?… Повторите.
— Капитан, я сказал, что у нас проблемы с сонаром.
Мэлоун потер лоб — в голове гудело.
— Проблемы? Какого рода?
— Постоянно отключается.
Язык Мэлоуна едва ворочался, он старался говорить медленно и отчетливо:
— Похоже на… — Дальше слово заковыристое. Губы плохо повиновались ему. — Электрическое замыкание.
— Мне тоже так показалось, капитан. Я приказал ремонтникам разобраться.
— Хорошо. Да, хорошо. Ремонтникам. Хорошо. Потом доложите, что они обнаружат.
— Капитан, по-моему, вам лучше подняться сюда.
— Конечно. Я тут вздремнул. Сейчас поднимусь. Соберусь и поднимусь. — Опасные слова — слишком много в них "с", сообразил Мэлоун, несмотря на хмель в голове. Он поднял стакан, сполоснул его и поставил на полку. Затем убрал бутылку из-под водки и запер ящик. Надо почистить зубы. Надо прополоскать рот и умыться.
Мэлоун посмотрел в зеркало над раковиной, увидел свои красные глаза и остановившийся взгляд и ужаснулся. «Ну, давай же, — приказал он себе. — Проснись!» Он умылся горячей, потом холодной водой и проглотил пару таблеток аспирина. С тревогой заметил, что форменная рубашка помялась. Лучше сменить ее, решил он. Нельзя выглядеть неряшливым! Из интеркома вновь раздался обеспокоенный голос вахтенного офицера.
— Капитан, сонар отказал. — Послышался шум других голосов. — Совсем отказал.
Мэлоуну удалось сделать несколько шагов до интеркома и не покачнуться. Он нажал кнопку.
— Совсем?
— Экран пуст.
— Переключитесь на резервную систему.
— Переключился, но она тоже не работает.
— Не работает?… — Мэлоун вздохнул. Боже мой! — Сейчас иду. — Дрожащими пальцами он застегнул свежую рубашку. В последний момент решил сбрызнуть лицо лосьоном после бритья на тот случай, если кто-нибудь из команды вдруг учует водочный запах, которого вроде бы не должно быть.
Господь смилостивился над ним. Никто не видел, как Мэлоун выбрался из каюты, оперся о переборку, выпрямился и, пошатываясь, поднялся на мостик.
— Доложите обстановку! — приказал Мэлоун, надеясь, что произнес это достаточно властным тоном.
— Без изменений, — ответил вахтенный офицер. — И основная и резервная сонарные системы не функционируют.
— Дайте навигационные карты.
— Я их уже приготовил, капитан. Остановить двигатели?
— Нет! Пока нет! Пока не будет крайней необходимости. — Мэлоун свирепо посмотрел на помощника. Какого дьявола он торопится? Разве не понимает, сколько времени потребуется, чтобы остановить огромный, неповоротливый «Аргонавт», а после того как сонар починят, опять разогнать до максимальной скорости? — Три часа! Мы опережаем график на три часа! Порт нас ждет. Мы, вполне возможно, получим премию за скорость. А если остановимся, чтобы устранить мелкую поломку, кроме ругани не получим ничего и к тому же опоздаем. Бог знает на сколько!
Мэлоун сознавал, что похмелье делает его излишне агрессивным, но преодолеть себя уже не мог. Он рассчитывал пришвартоваться к завтрашнему утру и освободиться от своих обязанностей, сойти с этого огромного корабля, который в последнее время начал угнетать его. Но главное — он рассчитывал вознаградить себя несколькими порциями мартини! Он почти ощутил во рту его вкус.
— Но, капитан, без сонара…
— Это всего лишь замыкание, — настаивал Мэлоун. — Ремонтники найдут неполадку и устранят ее. — Он разложил на столике навигационные карты и начал изучать их, обратив внимание на резко меняющуюся глубину океанского дна и на цепочку рифов. Да! В этих водах все было хорошо знакомо Мэлоуну. Чтобы обойти рифы севернее пролива Торреса, он вел «Аргонавт» вокруг Новой Гвинеи, затем на юг в Соломоново море и из него в Коралловое, осторожно обходя Большой Барьерный риф у северо-восточного побережья Австралии. Как только они пройдут Большой Барьерный риф, путь к Брисбейну открыт, если не считать нескольких мелких рифов.
— Где мы находились, когда отключился сонар?
— Вот здесь, капитан. — Вахтенный офицер указал точку на карте, назвав широту и долготу.
— Прекрасно. — Голова у Мэлоуна раскалывалась, словно в нее вбили гвоздь. — Нет проблем. Все, что нам нужно, — это обогнуть два этих рифа. — Он отвернулся от карты, стараясь не покачнуться. — Двадцать градусов право руля.
— Есть, капитан, — сказал вахтенный офицер. Он передал коррекцию курса рулевому, и тот повторил: — Есть двадцать градусов право руля.
Мэлоун дрожащими руками прикурил сигарету.
— Ну а теперь давайте займемся сонаром. — Для пьяного, подумал Мэлоун, он соображал удивительно хорошо! — И распорядитесь принести кофе. Нам предстоит длинная ночь.
Через полтора часа Мэлоун запросил подтверждение скорости «Аргонавта», определил по карте нахождение танкера, порадовался, что первый риф пройден, и, повернувшись, чтобы отдать приказ о следующей коррекции курса, неловким движением опрокинул свою чашку с кофе.
— Черт! Скажите, чтобы здесь прибрали! Десять градусов право руля!
— Есть, капитан. Десять градусов право руля.
На мостике все напряженно затихли. Мигнул экран сонара.
— Капитан, ремонтники устранили неполадку. Мы готовы к… Вот, сонар работает.
— Я же говорил. Небольшая поломка. Никакой причины для остановки двигателей.
Мэлоун и находившиеся на мостике офицеры наклонились к светящемуся экрану.
— Господи Иисусе! — прошептал кто-то. Мэлоун поднес ко рту руку, заглушая возглас ужаса.
Перед ним мелькнули очертания рифа. В ту же секунду корпус «Аргонавта» со страшным скрежетом врезался в неожиданно возникшую преграду. Когда Мэлоун, не удержавшись на ногах, упал, пролитый кофе испачкал брюки. Капитан, раскрыв от изумления рот, потрясенно смотрел на мокрые брючины, а танкер еще раз содрогнулся от удара. Кофе. Такой темный. Совсем как…
«Добрый вечер. С вами Разер, новости Си-би-эс. Ситуация в районе самой крупной за последнее время экологической катастрофы — крушения супертанкера „Аргонавт“ — продолжает ухудшаться. Танкер, принадлежащий компании „Пасифик Рим петролеум корпорейшн“, напоролся на рифы у восточного побережья Австралии, и до сих пор неизвестно, сможет ли он остаться на плаву. Предпринимаются меры по предотвращению загрязнения, однако тревожит то, что они чрезвычайно неэффективны. Примерно тридцать миллионов галлонов сырой нефти разлилось по поверхности девственно чистого Кораллового моря, течение сносит ее к одному из природных чудес света — тысячемильному Большому Барьерному рифу. Ученые предсказывают, что чувствительные к загрязнению микроорганизмы, из которых формируются кораллы, должны погибнуть, а вместе с ними перестанет существовать и Большой Барьерный риф. Как сообщает наш корреспондент в Брисбейне, еще одному бесценному сокровищу нашей планеты грозит уничтожение».
Австралия
Не в силах унять дрожи, вконец измученный, капитан Виктор Мэлоун вышел из здания суда в Брисбейне, где его на протяжении целого дня допрашивали следователи по поводу ошибочного приказа, который он отдал вахтенному офицеру. Мэлоун настаивал, что сказал: «Десять градусов лево руля».
Но вахтенный офицер и рулевой утверждали, что было сказано: «Десять градусов право руля». Дураки! Нет, не дураки — трусы! Вот кто они! Чертовы неблагодарные трусы! Эти ничтожества не могут поддержать своего капитана. А некоторые из команды даже заявили, что капитан, похоже, был пьян. Хорошо еще, что никто не догадался взять у него кровь на анализ сразу после катастрофы. А теперь уже прошло больше двенадцати часов. Даже если проверка покажет какое-то количество алкоголя, Мэлоун может сказать, что выпил для успокоения нервов после того, как вертолет доставил его на берег.
Когда Мэлоун вышел из здания и фотокорреспонденты защелкали камерами, он недовольно загородил лицо рукой и заторопился вниз по ступенькам к взятому напрокат автомобилю. Его всего трясло. «Мартини с водкой, — твердил он себе, — вот все, что мне нужно… Если удастся улизнуть от этих ублюдков… Мартини! И тогда все будет в порядке!»
Мэлоун въехал локтем в грудь фоторепортеру, оттолкнул согнувшегося пополам бедолагу, не обращая внимания на его страдальческий возглас, и добрался до своей машины. Но она была пуста. Где же водитель, черт бы его побрал? Ну конечно, подумал Мэлоун. Сукин сын смылся! Испугался толпы! Он такой же трус, как его офицеры!
Мэлоун вскочил на водительское место, захлопнул дверцу и, рывком повернув ключ зажигания, вдавил акселератор. Темный седан, взревев двигателем, умчался от здания суда. Когда капитан поворачивал за угол, — ускользнув от своих преследователей, ухмыляясь в предвкушении мартини, — его тело перестало существовать. Так же, как и автомобиль. Взрыв, которого он не услышал, разметал кровавые брызги, кости, волосы и металлические обломки машины на тридцать ярдов вокруг. Место взрыва было выбрано идеально. Как объяснил на следующий вечер Дэн Разер, «по всей видимости, жертвой должен был стать только капитан „Аргонавта“. Больше никто не пострадал».
Гонконг
Чендлер Томпсон, исполнительный директор «Пасифик Рим петролеум корпорейшн», гордо выпрямившись, стоял за трибуной на подиуме в пресс-центре штаб-квартиры компании, стараясь не отворачиваться от бьющих в глаза телевизионных софитов. Сорокавосьмилетний мужчина со строгим, словно высеченным из камня лицом, он чрезвычайно неохотно согласился на встречу с репортерами, однако усиливающаяся шумиха вокруг катастрофы не оставила ему другого выбора. Он должен положить конец кривотолкам и поддержать пошатнувшуюся репутацию компании. Его костюм ценой в тысячу долларов был безукоризненно отглажен. Прежде чем выйти, блистая военной выправкой, и встать за трибуну, Томпсон убедился, что все пуговицы пиджака застегнуты.
— Знали ли мы, что капитан Мэлоун выпивал?… Нет. Строжайшее правило компании, обязательное для всех наших моряков, требует полного воздержания от приема алкогольных напитков на борту судна, а также в течение двадцати четырех часов перед выходом в плавание. Делаем ли мы анализы крови, чтобы удостовериться в соблюдении этого правила? Раньше мы не считали это необходимым. Прежде чем приступить к работе в компании, весь плавсостав проходит тщательную проверку. Мы, безусловно, доверяем своим служащим. Нарушение капитаном Мэлоуном этого правила — единственный случай в нашей практике. У нас нет оснований сомневаться в профессиональных качествах наших офицеров, однако теперь мы намерены проводить выборочные тесты на алкоголь и наркотики… Есть ли у нас какие-либо соображения относительно того, кто ответственен за убийство капитана Мэлоуна? Полиция ведет расследование. С нашей стороны было бы преждевременно кого-либо обвинять… Задержка при отправке спасателей на место утечки? О какой задержке может идти речь? Спасатели начали действовать, как только мы узнали о крушении… Неукомплектованные штаты? Отсутствие опыта и неоперативность? Нехватка оборудования? Ерунда. Мы были готовы к любым неожиданностям… Пожалуйста, по одному. Я не расслышал вопрос… Да, это так. Несколько спасателей в момент аварии находились дома, но наш ночной дежурный немедленно оповестил их. Я уверяю вас, что теперь ночная команда спасателей будет работать по такому же графику, как дневная… Нет, к сожалению, мы не смогли остановить утечку нефти с «Аргонавта»… К сегодняшнему дню тридцать миллионов галлонов? К несчастью, это правда. Усилия по предотвращению дальнейшего загрязнения пока не приносят результатов. Часть Большого Барьерного рифа, к моему глубочайшему сожалению, действительно пострадала… Повторите, пожалуйста, вопрос… Да, кое-какое спасательное оборудование оказалось неисправным. Слухи о панике? Смятение? Двадцатичетырехчасовая задержка с вылетом спасателей? Почему корпус «Аргонавта» не был двойным, чтобы рифы не пробили трюмы? Прежде чем ответить на дальнейшие вопросы, я хочу заверить вас, что «Пасифик Рим петролеум корпорейшн» — это солидная и серьезная компания, полностью осознающая свою ответственность перед обществом…
К великому неудовольствию Томпсона, его отвлекло какое-то движение слева. На возвышение, где стояла трибуна, торопливо поднялся перепуганный чиновник «Пасифик Рим» со сложенной запиской в руке. Лицо его было пепельно-серым. «Ах ты, идиот, — подумал Томпсон. — Ты же все испортишь!… Господи, неужто он не соображает, что меня нельзя прерывать? Мы обязаны продемонстрировать уверенность». С трудом подавив раздражение, Томпсон взял записку и мысленно поклялся, как только закончится пресс-конференция, выгнать с работы этого болвана.
— Леди и джентльмены, прошу прощения, — извинился Томпсон перед репортерами. Стараясь сохранить преисполненный достоинства вид, он развернул записку, прочел напечатанный на машинке текст и немедленно забыл про свой гнев. Сердце его забилось так сильно, что стало дурно. Чтобы не пошатнуться, он схватился за трибуну. Буквы расплывались.
«По сведениям нашего отделения в Брисбейне, Кевин Старк, директор по планированию спасательных операций…» Старк! Еще один высокопоставленный чиновник, которого Томпсон собирался уволить. Этот ублюдок оказался не в состоянии справиться с основной утечкой нефти. Именно Старк был виновен в задержке спасательных работ из-за нехватки людей и неисправности оборудования. Именно по вине Старка пятно разлившейся нефти достигло Большого Барьерного рифа и сейчас убивает там все живое.
«…был найден час назад утонувшим в бочке с нефтью».
Репортеры, увидев явное замешательство исполнительного директора, ринулись к нему, выкрикивая вопросы. Томпсон, по-прежнему ощущая дурноту, нащупал на трибуне стакан воды и выпил, обратив внимание на ее горьковатый привкус. И тут же желудок словно объяло пламя, у Томпсона перехватило дыхание, ноги подкосились. Засверкали вспышки. Видеокамеры приглушенно жужжали, фиксируя, как Томпсон уронил стакан, упал на колени, схватился за живот, захрипел и ничком повалился на пол, успев, однако, забрызгать хлынувшей изо рта кровью стоявших перед ним репортеров.
Хьюстон, штат Техас
Вирджил Краузе, только что назначенный исполнительным директором «Пасифик Рим петролеум», торопливо засовывал в папку документы, готовясь навсегда покинуть свой кабинет на верхнем этаже американской штаб-квартиры компании. Через час он должен быть в международном аэропорту Хьюстона, где спешно готовился к вылету принадлежавший «Пасифик Рим» реактивный самолет, который срочно доставит Краузе в Гонконг. Сорокалетний Краузе отличался завидным здоровьем, энергией и жизнерадостностью, однако неожиданное продвижение по службе застало его врасплох. Ему удалось выкроить всего лишь пять минут, чтобы позвонить домой и объявить жене о новом назначении. Она должна была при первой же возможности присоединиться к нему в Гонконге. Между тем Краузе предвидел, что ему предстоит не только проанализировать ошибки, приведшие к крушению «Аргонавта», но и придумать, как удалить нефтяное пятно и предотвратить появление еще одного. Одним словом, Краузе предстоял бессонный перелет, потому что он боялся, что повышение, о котором он мог только мечтать, окажется для него роковым.
Мэлоун, Старк и Томпсон. Их ужасная смерть потрясала не меньше, чем трагедия «Аргонавта». «Неужели я буду следующим», — думал он, застегивая дрожащими пальцами папку. Секретарь перехватила Краузе, когда он выскочил из кабинета.
— Вам телеграмма, сэр.
Краузе не глядя сунул листок в карман пиджака.
— Я спешу. Прочту в самолете.
— Но посыльный сказал, что это очень срочно. Он просил прочитать ее немедленно.
Краузе в нерешительности остановился, выдернул телеграмму из кармана и разорвал наклейку.
Три фразы, которые он прочитал, повергли его в еще большее смятение.
«За ошибки не избежать наказания. Не допусти новой катастрофы. Бог тебе судья».
«Благослови вас Господь»
Манхэттен
В своем кабинете на пятнадцатом этаже закопченного здания, стоящего на Бродвее недалеко от 32-й улицы, Тэсс Дрейк поставила на стол репродукцию картины. На картине, написанной в начале XIX века, был изображен заросший лесом склон Адирондакских гор в северной части штата Нью-Йорк. В типичной для той эпохи манере художник идеализировал дикую природу, создав настолько идиллический пейзаж, что он казался рекламным плакатом, приглашающим первопроходцев поселиться здесь, в этом американском Эдеме. Рядом с репродукцией Тэсс поставила фотографию 1938 года, на которой был запечатлен тот же горный склон. Из-за несовершенства фототехники того времени краски на снимке были не такими сочными, как на репродукции. К тому же фотография не идеализировала заснятый пейзаж, изобразив поросшие лесом вершины такими, какими они были в натуре, отчего эти непроходимые чащобы выглядели особенно впечатляюще.
Наконец, Тэсс поставила фотографию того же склона, сделанную на прошлой неделе, и контраст между двумя снимками поражал, но отнюдь не высоким качеством фотографии. Совсем наоборот. Последний снимок был на удивление тусклым. За исключением серовато-голубого цвета неба, по существу, никаких красок. Никакой буйной зелени. Только грязно-коричневый цвет, словно пленку испортили при проявлении. На самом деле пленка была ни при чем.
Люди отравили атмосферу, дождевые облака. Эту часть леса погубили кислотные дожди, та самая вода, которая должна была бы питать его. Деревья, лишенные листьев, выглядели безобразными скелетами, склоны, лишенные травы, казались проклятыми.
Тэсс откинулась на спинку стула и с отвращением посмотрела на пейзажи. Серия изображений производила настолько тягостное впечатление, что этот иллюстративный материал окажется скорее всего более убедительным, чем сама статья, хотя, конечно, ее надо написать, и Тэсс уже написала Бог знает сколько публикаций о подобных экологических катастрофах в надежде, что люди наконец примут меры для спасения планеты. Это чувство ответственности перед природой объясняло, почему она отклонила заманчивые предложения таких известных изданий, как «Космополитен» и «Ярмарка тщеславия» и пошла работать в журнал «Матерь Земля». Она считала себя в долгу перед планетой.