Моспан Татьяна. Подиум

   Когда девушки оказались за кулисами, Эдуард Викторович заметил слезы на глазах Ходаковой. Что же все-таки там случилось?
   Спрашивать было некогда: показ коллекции еще не закончился.
   Рядом с Царевой торопливо переодевалась Вера.
   – Что она сделала?
   – Потом, – бросила на ходу Катя.
   – Она что-то сотворила?
   – Да!
   – Вот сука! Я же тебя предупреждала.
   – Не волнуйся, все в порядке. Я не упала!
   На подиуме произошло следующее. Когда обе модели, двигаясь, по замыслу Кардашева, навстречу друг другу, сошлись очень близко, Катя почувствовала болезненный укол в бедро. От неожиданности она пошатнулась… Лишь прекрасная реакция позволила девушке удержаться на ногах. Часть публики заметила, что манекенщица слегка оступилась. Кто-то замер в испуге. И тут же был вознагражден прелестной улыбкой рыжеволосой красавицы. Катя, в нарушение сценария Кардашева, прошлась еще раз по подиуму – уверенно, грациозно, поступью королевы. Ходакова, подлаживаясь к ней, вынуждена была принять правила чужой игры. И за те несколько секунд она из признанной примадонны превратилась в ничто.
   Потом Царева еще несколько раз выходила на подиум, и каждый раз, узнав ее, публика бурно аплодировала.
   За кулисами, после демонстрации, к взволнованной девушке подошла Валентина Ивановна:
   – Катюша, у тебя все в порядке?
   – Да, конечно, – чуть смутившись, ответила Царева.
   Умные глаза женщины пронизывали ее насквозь, но она смолчала.
   Показ продолжался еще довольно долго. Все это время Катерина мучительно соображала, как ей поступить. Жаловаться? Ябедничать она не привыкла.
   В ожидании результатов конкурса зал замер. Наконец появились двое ведущих.
   – Первое место за представленную коллекцию моделей присуждается… – На последнем слове ведущая сделала такую долгую паузу, что ей бы позавидовал сам Качалов.
   Настала гробовая тишина, почти невозможная в таком громадном зале.
   – Эдуарду Кардашеву! – выкрикнула ведущая.
   Катя видела слезы на глазах Валентины Ивановны и едва сдерживалась сама, чтобы не разрыдаться.
   Эдуарда Викторовича все обнимали и поздравляли. Он шел по подиуму в окружении своих подопечных. Катя держалась сзади. Кардашев обернулся и, притянув ее за руку, повел рядом с собой.
   Сквозь шум и поздравления Царева услышала свою фамилию.
   – Титул "Мисс Грация" присуждается Екатерине Царевой!
   Катя охнула. Тяжесть повисшей у нее на шее Веры заставила поверить, что это правда, а не сон.
   Все дальнейшее казалось Царевой какой-то чудесной сказкой. Как сквозь туман Катерина видела радостные лица людей, которые приближались к ней, поздравляли. Где-то она читала, что успех надо пережить. Тогда Катя не поверила автору. Оказалось, это действительно трудно.
   Но одно лицо своим злобным выражением буквально вырвало Катю из праздничного состояния. Лицо Елены Ходаковой…
   Ходакова подошла к ней вплотную и тихо, чтобы никто не услышал, прошептала:
   – Не смотри на меня, как… на бритву! Не было ничего, ясно? – После чего быстро отошла в сторону.
   – Что она тебе сказала? – спросила потом Вера.
   – Ничего… – вздохнула Царева. – Ну ее к черту!
   К ней сквозь толпу людей пробивалась Хрусталева. Главная редакторша модного журнала приветливо улыбалась:
   – Катенька, поздравляю тебя! – Потом она кинулась к победившему дизайнеру. – Эдуард Викторович, такой успех!
   Кардашев к появлению Хрусталевой отнесся сдержанно. Он помнил, как год назад она присоединилась к кампании его недоброжелателей.
   Элла Борисовна кружила вокруг дизайнера, словно исполняла ритуальный танец.
   – Голубушка, вы мне все ноги оттопчете, – остудила ее пыл Валентина Ивановна.
   Хрусталева была вынуждена улыбаться.
   "Идиотка! – ругала она мысленно себя. – Не сфотографировала тогда девчонку, а теперь выслушивай тут… Каждый снимок мне, словно нищей, выпрашивать придется".
   В последнее время удача отвернулась от Эллы Борисовны. Ввалила деньги в создание косметической фирмы, а она не окупила себя. Нина Ивановна Пономарева втянула ее в неприятную историю. Хрусталева вспоминала, как учила жизни Садчикову – и вздыхала: самой бы кто сейчас добрый совет дал! А Ида, кстати, вывернулась. Ее дела пошли на лад, только теперь она и смотреть в сторону Эллы не хочет. Что-то стала подводить Хрусталеву интуиция… Еще ввязаться пару раз в сомнительные авантюры – и хоть по миру иди! С девчонкой этой, которая завоевала звание "Мисс Грация", тоже не угадала. Увлеклась описанием западных звезд подиума, а будущую отечественную супермодель не разглядела. Стареет, теряет чутье! Год назад позволила себе поместить в журнале парочку неосмотрительных публикаций по поводу Кардашева. Присоединилась, так сказать, к общему хору. Теперь к нему и на хромой кобыле не подъедешь.
   – А мы с Катенькой давние знакомые, – ласково говорила Хрусталева. – Для моего журнала можно один снимочек победительницы конкурса "Мисс Грация"?..
   Кардашев ехидно улыбался.

Глава 26

   Ходакова появилась в Доме моделей с перекрашенными волосами. Теперь она стала рыжая, как Царева.
   – Совсем от злости крыша у Елены поехала, – усмехнулась Вера. – Уже волосы под тебя отблондировала.
   Она уже знала, что произошло на подиуме. И сжимала кулаки при виде Елены.
   – Ну не могу – душа горит! – кипятилась Вера.
   Катерина взяла с нее обещание молчать.
   – Другая на твоем месте ей бы руки вывернула, а ты…
   – Не хочу. Все равно скоро уеду.
   – Уверена, эту гадину кто-нибудь да накажет!
   После победы на конкурсе Царевой заинтересовалась известная миланская фирма. Поскольку она работала в Доме моделей Кардашева, все переговоры велись с ним. Предстояло заключение тройного договора: между Кардашевым, Царевой и итальянской фирмой.
   Эдуард Викторович не возражал.
   – Разве такую красавицу удержишь? – шутил он и улыбался. Победа на конкурсе окрылила его. Кардашев утер нос своим недоброжелателям. – Пусть поедет, на мир посмотрит. Будет рекламировать Дом моделей Кардашева за рубежом.
   Вера вздыхала:
   – Странная ты, Катерина. Победила в таком конкурсе, в Италию скоро уедешь, и хоть бы что!
   – А что я должна делать-то?
   – Ну, как-то проявить себя. Нет в тебе ни капли звездности!
   – Ну что же делать: нет так нет, проживу как-нибудь, – отшучивалась Катя.
   – Нет, с тобой что-то происходит, – не унималась Вера. – Все думаешь, думаешь… О чем?
   На этот вопрос Царева не могла ей ответить.
   Вчера возле Дома моделей она увидела знакомое лицо. Сначала подумала: показалось. А потом, присмотревшись повнимательнее, вспомнила даже фамилию. Газеев! С этим парнем Наташа Богданова познакомила ее в Никульском.
   Ошибиться Катя не могла: смуглый цвет лица, темные волнистые волосы, длинноватые для мужчины, восточный разрез глаз и этот наглый, оценивающий взгляд уверенного в себе красавца, который привык пользоваться успехом у дам. Тогда, в Никульском, Газеев и к Катерине сунулся с каким-то избитым комплиментом, но она поставила нахала на место. "Была бы честь предложена", – лениво ухмыльнулся он. Царева терпеть не могла этих смазливых красавцев, не привыкших получать отказ! Они только с девицами смелые. Катя помнила, как парень лебезил перед Николаем Линьковым.
   Вчера, увидев Газеева, Царева испугалась. Что он здесь делает?.. Нехорошее предчувствие появилось у девушки. Неужели… Она старалась не думать о плохом, но тревога не покидала ее ни на минуту.
   А Вера продолжала радоваться успеху Кардашева и Кати. На эту тему она была готова говорить не переставая:
   – Наш Эдик молодец, всех на место поставил. Такие публикации сейчас идут! А год назад что было? Кошмар! – Она вдруг погрустнела.
   – Вот вернешься, а я уже выйду замуж за своего главврача. Буду сидеть дома и разглядывать батареи парового отопления.
   Катя, глядя на нее, тоже загрустила.
   Насмотревшись на различные коллекции, она все чаще и чаще думала о Сазонове. Все это время она не забывала о нем.
   Хрусталева сообщила, что Тимофей ушел от Нины Ивановны.
   – Куда? – вырвалось тогда у Кати.
   – Не знаю.

***

   – Да говорю я тебе, та девка! – Назаров, по-бычьи нагнув могучую шею, как скала навис над Маратом.
   Парочка поневоле обращала на себя внимание. Небрежно одетый в потертую кожаную куртку здоровый амбал Назаров с коротко подстриженным светлым ежиком выглядел настоящим уголовником рядом с вылизанным, ухоженным Газеевым.
   – Глаза разуй! – Колючий взгляд Назарова уперся в Марата.
   Газеев поежился: та так та. Он еще раз взглянул на шедшую впереди девицу. И опять засомневался:
   – Вроде не она.
   – Ты что, очумел? Прошлый раз говорил – она. Пальто черное до пят, худенькая, высокая.
   – Они все ходят в черном пальто до пят, все худенькие и высокие.
   Назаров сунул ему под нос обложку еженедельника.
   – Говорю, та самая. И волосы рыжие. Рыжая грива не у всех. Или ты только с бабами король, а как до настоящего дела доходит, трусишь? – зловеще прошептал Назаров и презрительно сплюнул прямо под ноги Газееву. – Так и скажи. – Если бы не Роман Баскаков, он бы этого пижона вслед за девкой…

***

   Катя не сразу поняла, что говорит Вера. Наконец до нее дошло.
   – Что ты сказала? Повтори! – Остановившимися глазами она смотрела на подругу.
   – Сегодня утром позвонили из прокуратуры. Валентина Ивановна с ними разговаривала. Вчера на улице, недалеко от нашего Дома моделей, застрелили Елену Ходакову.
   "Значит, это был Газеев, я не ошиблась", – подумала Катя и в ужасе закрыла глаза.
   – Убийцу с оружием схватили на месте. Сегодня девчонкам в кафе бармен рассказывал. Отморозок какой-то, здоровый, как холодильник, амбал, светловолосый, с ежиком на голове. Бармен видел, как его брали, четверо милиционеров еле скрутили. Вот ужас, а? Кровищи, говорят, было…
   Царева непонимающе уставилась на Веру.
   "Почему блондин? – стучало в висках. – Выходит, Газеев здесь ни при чем?.." – так думала Катя, но сама не верила в это.
   – Он был один? – машинально спросила она.
   – Да, бармен сказал: поймали одного… – с удивлением произнесла Вера, но спрашивать ни о чем не стала.
   Она помолчала, а потом добавила:
   – Нехорошо, конечно, про мертвых, но как подумаю, что Елена с Ольгой сделала… За все приходится платить. Она и тебя чуть с подиума не спихнула. В прямом и переносном смысле. Теперь ее знакомых трясти будут. Валентина Ивановна удивляется: как умная и осторожная Ходакова связалась с подобным типом и вляпалась в уголовную историю? У Кардашева все в полном недоумении.
   "Она не вляпалась, ее вместо меня…" – хотелось закричать Царевой, но она молчала.

Глава 27

   Катерина, крепко держа младшую сестру за руку, шла по улице своего родного города.
   В последние полгода Катя очень повзрослела. Казалось, за это время она прожила несколько жизней…
   После убийства Ходаковой девушка замкнулась в себе. "Надо идти в прокуратуру", – с этой мыслью она вставала с постели каждое утро и… никуда не шла. Вспоминала, что те же самые слова говорила Наташе Богдановой. Сейчас она сама оказалась в таком же положении: "Дашь показания следователю, а тебя после этого пять раз убьют, до дому доехать не успеешь…" Только сейчас поняла Катя, как незащищена была Наташа. Свидетель… Сейчас она тоже выступала в роли свидетеля.
   Неделю Катя просыпалась в холодном поту. Снилась Наташка. "Что делать, что?! Трусиха, идиотка, дура!" – продолжала она ругать себя. Мысли путались.
   Внезапно эти самоистязания прекратились. Катя приняла решение. Да, она трусиха и ни в какую прокуратуру не пойдет. Не пойдет, и все тут! У нее нет никаких доказательств. Ни-ка-ких! Про убийство Линя она знает лишь со слов Наташи. А Ходакова… Да ее просто на смех поднимут. Елену Ходакову застрелили потому, что она была похожа на нее, Цареву?! Эти господа со своим генеральным прокурором и на пленке-то разобраться не могут: похож, не похож… И разве есть кому дело до такого маленького человека, как Катя Царева?
   После принятого решения Катя успокоилась. Будь что будет! Произошло чудо: она опять стала замечать лица людей вокруг, деревья, цветы. Любовалась облаками – и постепенно стряхивала с себя то напряжение, в котором жила все это время. Неужели прошла всего лишь неделя?.. И еще: Катерина вдруг почувствовала, как это важно, когда ты не одна и кто-то есть рядом – мать, Иринка, Лев Сергеевич. Странно, почему это понимаешь лишь в момент опасности или тогда, когда нужно расставаться?
   До отъезда Катя собралась переделать все неотложные дела. Сегодня она планировала сходить к Наташе на могилу.
   Иринка, услышав об этом, подняла бучу: ребенок тоже хотел навестить тетю Наташу.
   – Ну возьму, возьму, не скандаль, – говорила Катя сестренке. – С матерью договорись, чтобы отпустила.
   Мария Александровна, узнав о намерениях старшей дочери, только покачала головой:
   – Ни к чему это – ребенка на кладбище таскать. Да и ты, Катюша, не ходила бы одна-то. Мало ли что.
   Отчим, Лев Сергеевич, возразил:
   – Пусть идут. День выходной, народу будет много, не страшно отпускать. Да и погода хорошая. А то Катюша скоро от нас уедет, Иринка долго ее не увидит.
   При упоминании про отъезд у матери мгновенно наполнялись слезами глаза.
   Катя заметила, что родные после победы на конкурсе как-то иначе стали к ней относиться. Иногда она ловила на себе настороженные взгляды матери, и ей становилось не по себе.
   Совсем недавно состоялся тяжелый разговор:
   – Мам, ну что ты переживаешь, я ведь уже не маленькая! – Катя, склонив голову, терлась о плечо Марии Александровны.
   – Господи, как подумаю, что ты будешь одна, в чужой стране…
   – Ну мама!
   – Что – мама? Столько соблазнов вокруг, молодым все кажется просто.
   Катя вздохнула:
   – Соблазнов и здесь навалом. Я ведь тебе всего не рассказывала.
   – А что мне рассказывать? Как будто я сама ничего не знаю!
   – Не знаешь, – жестко сказала Катя. – Если я до сих пор не стала проституткой или наркоманкой, значит, есть надежда, что и в дальнейшем все будет в порядке.
   Катя могла бы добавить: "И если меня не убили до сих пор", – но произносить вслух такое было нельзя.
   – Господи, что ты говоришь?
   – Мам, помнишь наш разговор, когда ты оставляла меня одну в квартире? Ты говорила…
   – Катюшенька, но ведь тогда ты находилась под боком, а теперь я даже не буду знать, что с тобой!
   – Было бы спокойнее, если бы я до сих пор сидела в этом гребаном КБ и ругалась с грузчиками, да?
   Мария Александровна долго молча плакала. Потом сказала:
   – Мы все будем переживать за тебя. И Лев Сергеевич, и Иринка.
   – Знаю, мам. Но я ведь не навечно уезжаю. Может, еще не покажусь там и меня быстренько завернут назад.
   – Как это – не покажешься? – возмутилась Мария Александровна.
   – Ну вот, уже не плачешь, это хорошо. – Катя поцеловала мать в мокрые глаза. – Знаю: всю жизнь по подиуму не пробегаешь. Я и не собираюсь этого делать. Но сейчас очень хочется попробовать себя, понимаешь?
   – Понимаю, – тихо проговорила Мария Александровна. – А ты больше не встречалась… – она запнулась, – с Тимофеем?
   – Нет, – насупилась Катя.
   – Хороший парень, – осторожно сказала мать.
   – Хороший.
   В последние дни Катя часто думала о том, что надо бы непременно повидаться с Сазоновым. Но она боялась этой встречи. Наверное, Тимофей до сих пор помнит про те гадости, что наговорила она ему тогда, если до сих пор ни разу не объявился…
   Мать отпустила Иринку вместе с Катей на кладбище.
   – Цветов купи, – напутствовала она, – да не букет, он быстро завянет, а зайди на рынок. Там по выходным всегда рассада продается. Многолетники какие-нибудь возьми.
   На рынке Катя присмотрела сиреневые и белые маргаритки и розовую примулу. Желтая и сиреневая примулы росли на могиле ее отца.
   Они с Иринкой осторожно, чтобы не помять, разместили низкорослые цветы в детском ведерке.
   – Кого я вижу! Катя! – услышала Царева и обернулась.
   Невдалеке стояла Тамара.
   – Сколько лет, как говорится, сколько зим! – Тамара подошла и сердечно обняла ее за плечи. – А это кто с тобой? – Она смотрела на Иринку.
   – Сестра младшая.
   – С цветочками куда-то собрались… – Тамара заглянула в детское ведерко.
   – К Наташе.
   – А-а… – вздохнула Тамара. – У нас болтают, что в прокуратуре опять зашевелились.
   – Слышала. Уголовное дело решили возобновить, – спокойно произнесла Царева, хотя внутри у нее все напряглось.
   – Поговаривают, что не она грохнула своего любовника. Нашли каких-то бандитов.
   – Кого?
   – Я думала, ты знаешь, – разочарованно протянула Тамара.
   – Да откуда? – Катя твердо решила, что про гибель Наташи будет молчать до последнего.
   – Правду говорят… – глаза Тамары заблестели, – что ты заняла призовое место на конкурсе и тебя приглашают работать в западное модельное агентство?
   – Правда.
   – Вот это да! Я, когда услышала, и поверила, и нет. Нина Ивановна сказала. А ей – Хрусталева.
   – После конкурса Элла Борисовна фотографировала меня для своего журнала.
   – Ух ты! Теперь тебя не только Хрусталева будет снимать, – с невольным вздохом сказала Тамара.
   Катя заметила, что за то время, пока они не виделись, Тамара заметно изменилась. Исчезла царственная осанка, появилась какая-то суетливость, нервозность. Царева вглядывалась в утомленное, бледное лицо с нехорошими кругами под глазами. Страшное подозрение появилось у нее: неужели наркотики? Неужели умная, все понимающая Тамара стала употреблять эту дрянь?
   Тамара улыбнулась. Улыбка получилась какой-то жалкой, вымученной.
   – Рада, что у тебя все получилось.
   – Еще неизвестно, – ответила Катя.
   – Получится! Уверена, что получится. Завидую тебе, но по-хорошему, не думай. Помнишь, когда Наташку хоронили, я сказала, что все мы под Богом ходим? С каждым может такое случиться.
   – Помню. Я твои слова часто вспоминала.
   – Так вот, хреново мне последнее время было. То одно, то другое… Все наперекосяк. – Она шумно вздохнула. – Тоже на что-то надеялась. Думала, вот-вот выберусь из этого омута. А все никак. Только все глубже затягивает. Невезучая я! Пристроила снимки в один журнальчик. Не бесплатно, разумеется, деньги заплатила. Сказали, вроде серьезное модельное агентство заинтересовалось. – Она нахмурилась и надолго замолчала.
   – И что? – осторожно спросила Катерина.
   – Ничего. Полный обвал! Господи, как подумаешь, сколько денег мы, идиотки, ухлопали на то, чтобы пробиться, сделать попытку, потом еще одну, еще… Нехорошо становится. Не денег жалко, а собственных усилий. Бьешься как рыба об лед. После каждой попытки ходишь опущенная. Хочется загрызть всех. Понимаешь, что все без толку, надо уходить и… остаешься. Опять начинаешь тешить себя пустой надеждой. Думаешь: это у них, мол, не получилось, а я, такая красивая, обязательно добьюсь успеха! И опять пролет. Желающих пробиться – тысячи, но мало у кого это получается. Супермоделями становятся единицы. Да что я тебе об этом говорю – сама все знаешь не хуже меня…
   Катя знала. Она многое узнала с тех пор, как ступила на подиум. Только никогда не думала, что она лучше всех. Лучше всех была Наташа.
   – И что нам остается, второсортным? Кочевать из одного захолустного Дома моды в другой? «Подмосковье», как говорит наша смуглянка Лизочка, скоро накроется медным тазом. Чувствую, недолго ждать осталось. Она, Лиза, уже куда-то лыжи навострила.
   Катерина вспомнила разговор с Лизой, когда они ехали на показ в дом отдыха «Сосновый». И спросила:
   – Куда?
   – Да разве она проболтается! У нас каждый за себя. Меня тоже пригласили в новую фирму.
   – Может, там все будет по-другому, – решилась сказать Катя.
   – Не знаю. Уходить надо, делом заняться, выучиться на кого-нибудь. Пить литрами шампанское и слушать дурацкие комплименты – привыкаешь быстро. Знаешь, что бы я посоветовала каждой молоденькой дурехе, у которой ноги растут, как принято говорить, от коренных зубов?
   – Что? – не смогла сдержать улыбки Катя.
   – Сказала бы: родная, как только услышишь такой комплимент, заткни уши и беги куда подальше, пока цела, пока тебя на этот крючок не подцепили. Беда в том, что мы сами готовы, не раздумывая, заглатывать все приманки! – Она плотно сжала губы, чтобы не заплакать. – Плохо выгляжу, да? – Взгляд девушки уперся в Катерину.
   Царева не смогла солгать.
   – Раньше ты смотрелась лучше.
   – Я вот думаю: почему именно у тебя все получается, а не у кого-то из нас? Может, ты из другого теста сделана? Ведь тебя это не засосало – мужики, деньги, шампанское, водка… Просыпаюсь каждое утро и размышляю: вот завтра все будет по-другому. И каждый день – в тот же омут! Так и живешь с истоптанной душой. Надоело все до… – Тамара поймала испуганный взгляд Кати. – Ой, извини, ребенок рядом. – Она потрепала Иринку по голове. – Словом, повезло тебе, Катерина. За всех нас повезло. И куда теперь поедешь?
   – В Милан.
   – А в Париж?
   – Пока не знаю.
   – Счастливая ты! Ушла из «Подмосковья» – и человеком стала.
   Катя промолчала.
   – У нас все сикось-накось пошло. Надька в больницу загремела, перебрала…
   Царева сделала страшные глаза, заметив, как внимательно прислушивается к разговору сестренка.
   Тамара умолкла.
   – Иринка, иди еще вон у той тети цветочки посмотри, – сказала Катя.
   – Желтенькие? – спросила девочка.
   – Да. – Катя проводила девочку взглядом.
   – Дозу Надька не рассчитала, – закончила Тамара. – Еле откачали.
   Катерина помрачнела. Вспомнились откровения Веры Наумовой.
   – Тамара, ты-то зачем эту гадость принимаешь?
   – Заметно?
   – Догадалась.
   Серое лицо Тамары скривилось.
   – Да это так, балуюсь. Захочу – брошу. Нинкин сынок скоро вслед за Надькой в клинику загремит… Это правда, что ты ему морду набила?
   – Не совсем, – поморщилась Катя.
   – А говорят, набила. Да он и сам по пьянке протрепался. Такая, правду сказать, гнида!
   – Это точно.
   – Про Сазонова новость слышала?
   – Нет. А что с ним?
   – Ушел от Нинки.
   – Это я знаю.
   – А про суд с Паниной?
   – Про суд – не в курсе. А что такое? – заинтересовалась Катя.
   – Ой, там прямо настоящий цирк получился! Трикотажница Панина подала на Пономареву в суд.
   – Это еще при мне.
   – Нинка притащила своих свидетелей, чтобы в ее пользу все было. Говорят, уже и назначенного на процесс судью подкупила. И тут – прокол! Все переиграли: заседание собрался проводить сам председатель городского суда. Нинка забегала как жареная. А толку! Председатель в районе человек новый, ни с кем не связан. И на первом же заседании, выслушав всех, – адвокат у Паниной был мужик стоящий! – выносит решение в пользу Галины Паниной.
   – Сазонов тоже был на суде?
   – Да! – загорелись восторгом глаза девушки. Сейчас она опять стала похожа на прежнюю Тамару, язвительную и высокомерную. Такой знала ее раньше Катерина. – Он стал на сторону Паниной. Что было! Нинка кипятком писала. Даже слегла после этого. Хотя обычно ее танком не переедешь…
   Глаза Тамары, мгновенно блеснув, как фотовспышка, почти так же быстро потухли. Оживление сменилось равнодушием.
   – Элла Борисовна Хрусталева, главная редакторша журнала "Магия моды", тоже вляпалась с этим судом. Она поддерживала Пономареву, а ту прокатили на вороных. Хрусталева организовала какие-то публикации в пользу Нинки. Я сама не читала, девчонки рассказывали. Пономарева потом плакалась: дескать, толку-то от этих журналистских статей – собака лает, ветер носит, корми только всех даром! Теперь между дамочками черная кошка пробежала. Окончательно не расплевались, но прежней дружбы нет. – Тамара презрительно рассмеялась. – На Сазонова Нинка бочку покатила, но он сейчас плевать на нее хотел. Организовал свою небольшую фирму, собирается заниматься модельным бизнесом. Объединился с каким-то приятелем, бывшим однокурсником, который раньше в театре работал.
   – С Виктором Парфеновым, – вставила Катерина.
   – Так ты в курсе?
   – Когда работала в «Подмосковье», он говорил об этом.
   – Говорят, дела у них пошли в гору. Денег на раскрутку наскребли, Сазонов даже свою иномарку продал. Пашет как лошадь. Нинка только нос драла, на самом деле она – обыкновенный администратор. Все на Тимофее держалось. Он очень талантливый и хороший парень.
   – Знаю, – подавила вздох Катерина.
   – Слушай, я думала, у вас с ним какие-то личные отношения, а потом смотрю: ты – в одну сторону, он – в другую… Кстати, помнишь Иду Садчикову, богатую вдову?
   – Конечно.
   – Она до сих пор возле Сазонова вертится. Тимофея, его приятеля и Иду постоянно видят вместе.
   – Кать! – Подошедшая Иринка дергала сестру за руку. – Пошли!
   Катя стала прощаться:
   – Привет передавай, кто меня помнит.
   – Обязательно. Наши говорили, что Наташкина мать машину дочери продала, а плиту могильную так и не поставила. Денег не собрала. Как только совести хватает!
   – Наверное, рано еще памятник ставить. Земля не осела.
   – А ты откуда про это знаешь: осела – не осела?
   – У меня отец в Москве похоронен, на Николо-Архангельском кладбище. Я этих разговоров с детства наслушалась.
   – Значит, у тебя отец не родной?
   – Отчим, Лев Сергеевич.
   – А я и не знала. Это… – Тамара кивнула на Иринку, – уже от него ребенок?