Страница:
Неожиданно квартирный вопрос разрешился. Мать получила ордер на новое жилье. Катю хотели оставить в старой квартире, но до ее совершеннолетия оставалось два месяца, и дело застопорилось. Мать куда-то ходила, доставала нужные справки, записывалась на прием к влиятельным людям – и в конце концов добилась своего. Решающую роль сыграло то, что у девочки был отчим. Нудная работа в опытном цехе тоже пришлась тогда как нельзя кстати: Катя, утверждала мать, самостоятельный человек, сама себе на жизнь зарабатывает.
Этот "самостоятельный человек" даже не знал, как варить суп!
Мать хваталась за голову, а Катерина ликовала: наконец-то никто не будет ее опекать, поучать и вообще портить ей жизнь. Какое счастье!
Но, едва она вступила в самостоятельную жизнь, с ней произошла паскудная история, подобные которой случаются с девчонками в этом возрасте…
В один из вечеров Катя возвращалась домой из постылого КБ. Настроение – мерзкое, под стать осенней непогоде: никаких перспектив, никаких, твердила она себе. От этих мыслей становилось совсем невмоготу. До переезда не хотелось обострять отношения с матерью. Но сейчас… Сейчас она всерьез подумывала, что пора подыскивать новое занятие. Ей всегда нравилось шить, моделировать, она по журналу могла сама выкроить платье несложного фасона, однако все это было так, на школьном уровне. На днях Катя проходила мимо Дома моды «Подмосковье» и видела объявление о том, что требуются ученицы в бригаду легкого платья.
– Привет, Катюша!
Занятая невеселыми мыслями, она не сразу заметила подошедшего одноклассника Алексея Кошелева.
– Привет! – Катя растерянно улыбнулась.
В школе ее редко называли по имени, все больше по фамилии – Царева. Высокий, плечистый Кошелев, отличавшийся раскованными манерами, нравился многим девчонкам. Некоторые бывшие ее сверстники, из одного с ней класса (человек десять – двенадцать), продолжали регулярно встречаться до сих пор. Душой, заводилой компании оставался Кошелев.
Сейчас Алексей с удивлением разглядывал Катю, словно увидел ее впервые.
– Слушай, а ты здорово изменилась. На уроках сидела – как серый воробушек, а сейчас такой стала…
Катя покраснела. ("В последнее время все будто с ума посходили, говорят ей какие-то глупости…") Кошелев увязался ее провожать. Он галантно поддерживал девушку под локоток, и Кате было приятно его присутствие.
– Сам я учусь в институте, отец платит, только мне все это… – Кошелев пренебрежительно махнул рукой. – Второй семестр окончу, потом, может, переведусь куда-нибудь. В финансово-экономический надо подаваться – самая престижная профессия сейчас. А ты как?
– Да… – Она запнулась. – Работать пошла. Дальше видно будет.
Катя неожиданно для себя самой рассказала Алексею о конторе, о вечно пьяных грузчиках. Она, подражая непохмеленным обормотам, забавно передразнивала их.
– Ну, ты даешь! – Алексей громко смеялся. – Коллективчик у вас тот еще.
Катя смотрела на его самоуверенное, волевое лицо, на усики над верхней губой (они так смешно шевелились, когда он говорил) – и думала о том, что Кошелев очень даже милый и симпатичный парень и непонятно, почему она недолюбливала его в школе. Просто было слишком много девчонок, которые крутились вокруг него, вот и все. Ей вдруг ужасно захотелось дотянуться рукой до его густой шевелюры и разлохматить ее.
Они уже подходили к ее дому, когда Алексей сказал:
– Сегодня наши собираются у меня. Предки отъехали. Приходи, а? Музыку послушаем, потанцуем.
– Ладно… – Катя не услышала своего голоса. Серд-це вдруг застучало, как молот, ей перестало хватать воздуха. – Приду обязательно.
Раньше она ни за что бы не пошла в эту компанию. Ребята – еще ничего, а девчонок она и в школе-то с трудом выносила. Одна Юлечка Иванченко чего стоила! При каждом удобном случае вспоминала своего богатенького папочку, который может все. (Катю тошнило от подобных разговоров.) Юлечка презирала всех. У нее были кривоватые ноги, но это не мешало ей носить очень короткие юбки. Сексуальная кривизна ног, как любила говорить Юлечка, выставляя себя напоказ. Катя помнила, как противно своими накрашенными ногтями (самыми длинными среди девчонок в классе) Иванченко царапала школьную доску, когда ее вызывали отвечать урок.
Девицы из компании приняли Цареву напряженно. Они переглядывались и перешептывались за ее спиной – дескать, зачем Лешка ее притащил? Что он в ней нашел, в этой тихоне? На скромниц, видно, потянуло…
Катя не видела и не слышала ничего, потому что рядом находился он, Алексей. Она не замечала его позерства, хвастовства – она забыла о том, как сама в школе осуждала тех, кто пялил на него глаза. Как может нравиться такой пустой парень, думала она раньше, у него же за душой ничего нет?! Теперь она ни о чем не думала, лишь смотрела в удивительно яркие голубые глаза, которые притягивали ее как магнит, – и с этим ничего нельзя было поделать. Он обнимал Катю, и она не могла противиться ему: его ласковым, теплым рукам и зовущим глазам…
Она не заметила даже, как из комнаты с перекошенным от злобы лицом выбежала Юлечка Иванченко… Ведь Алексей – рядом и обнимает ее, Катю.
С того вечера они стали встречаться почти каждый день: гуляли по улицам, иногда сидели в кино, тесно прижавшись друг к другу, а потом до одурения целовались. Однажды, когда Алексей встречал Катю возле проходной КБ, их увидела Берта.
– Красивый парень! – сказала она. – И просто так он ходить не будет.
Катя мгновенно ополчилась на нее – да как она может такое говорить?! Увы, даже неопытная Берта поняла, что представлял Катин кумир. Это было понятно всем – кроме самой Катерины.
В один из по-настоящему холодных зимних дней Алексей, поднимая воротник пальто, поежился:
– Холод собачий, а домой идти не хочется. Предки тебя вниманием начнут охватывать: Катюша, вам чайку или кофейку? Тьфу!.. Дышать спокойно человеку не дадут. Пойти бы сейчас куда-нибудь погреться… Слушай, а твои тоже всегда дома?
Катя замялась. Она давно ждала подобного вопроса – и все равно смутилась. Потому что внезапно вспомнила, как мать, уезжая из старой квартиры, сказала, глядя дочке в глаза: "Я не хочу, чтобы про тебя плохо говорили… – Катя собралась было обидеться, но мать продолжала:
– Пойми, доченька, одна останешься – будешь как бельмо у всех на глазу. Ты девочка умная, но веди себя осмотрительно. Люди что-то заметят, что-то насочиняют – разговоры и пойдут. Те, кто с родителями живут, от молвы прикрыты. Не порть себе жизнь… Я после смерти твоего отца все это на себе испытала". Мать никогда раньше не была так откровенна с ней. Катя помнила ее слова.
– Мои… – Она запнулась, не зная, говорить или не говорить. – Мои получили новую квартиру, а меня оставили здесь. – Врать не умела с детства.
– Здорово! – Алексей в восторге схватил ее в охапку. И стиснул так крепко, что у Кати перехватило дыхание. – Пойдем к тебе греться?
Она плохо помнила, как непослушными пальцами вставила ключ в замок. Едва за ними закрылась дверь, он обнял ее и, подхватив на руки, прямо в пальто отнес из прихожей в комнату…
…Они будто одновременно сошли с ума. В какой-то момент Катя попробовала отстраниться от Алексея, но он, почувствовав сопротивление, нашел ее губы и впился в них. Силы оставляли Катю с каждой секундой, сладко-сладко ныло в груди: вот он, совсем рядом, его требовательные, сильные руки обнимают ее, можно гладить, тормошить его красивые волосы. Алексей, нежно касаясь губами мочки девичьего уха, шептал ей что-то ласковое.
Когда он обхватил руками бедра Кати и прижал девушку к себе, она почувствовала сквозь одежду, как в живот ей уперлась напрягшаяся плоть. Вот оно!.. Катя никогда не была близка с мужчиной. Сейчас ей тоже вовсе не хотелось того, о чем шептались по углам девчонки. Если бы он только целовал ее… Руки Алексея уже расстегивали молнию на юбке.
– Не надо, погоди… – шептала она пересохшими губами.
Она боялась. А что будет потом? Катя не решалась напрямую задать этот вопрос – не хотела выглядеть идиоткой в глазах Алексея. А вдруг он обидится и уйдет? Мало, что ли, девчонок вокруг него вьется?
Алексей, заметив растущую отчужденность девушки, заглянул в глаза:
– Катюша, что ты?
Голубые глаза полыхали огнем: сейчас они не были ни ласковыми, ни нежными – Катя даже испугалась такого взгляда. Лицо Алексея сделалось чужим, упрямым, почти злым.
– Я хочу тебя! – Мужские руки опять с силой притянули Катю к себе. Он стал страстно целовать губы, шею, глаза девушки. (Она слышала, как колотится его сердце.) – Ну, не надо… – Она пыталась уклониться от поцелуев.
Но он ни на мгновение не отпускал ее. Алексей опять поймал губами мочку уха, и Катя почувствовала, что комната поплыла у нее перед глазами…
Все произошло быстро и совсем не так, как она ожидала. Наспех стащив с себя одежду, Алексей овладел Катей почти насильно. Она в конце концов перестала сопротивляться и подчинилась. Но даже в последний миг, когда девушка была в полной его власти, она осознавала, что не следовало всего этого допускать.
Катя слышала его прерывистое дыхание, он быстро-быстро двигался на ней и что-то шептал. Она была неопытна, и тем не менее поняла, что у него что-то не получается.
– Не надо зажиматься, расслабься!.. – с трудом разобрала она его слова, сказанные сейчас каким-то чужим голосом.
Ей хотелось закричать, спрятаться, убежать… Сделать так, чтобы все было как прежде. Она закрыла глаза – и услышала протяжный животный стон. Алексей тяжело сполз с нее и перевернулся на спину:
– У-уф!..
Катя, конечно, читала описание близости мужчины и женщины в художественной литературе, как и описание полового акта в медицинской. И там и там говорилось о возможной боли, о каких-то невероятных ощущениях… Все это оказалось ерундой! Ей почти не было больно. Никакой особой сладости она тоже не почувствовала. Вот неловко и стыдно было, это да!
Катя снова вспомнила предостережение матери… Зачем же она это сделала? Что на нее нашло? Она сорвалась с дивана и кинулась в ванную.
Когда Катя вернулась в комнату, Алексей с удивлением посмотрел на нее:
– А ты что, в первый раз?..
Катя мучительно покраснела. Она заметила темное пятно от крови на диванном покрывале.
– Тебе лучше сейчас уйти, а то мать может заглянуть.
Кошелев отсутствовал три дня. За это время Катя извелась. Любит она его или нет? Этот вопрос она задавала себе сто раз, но ответить однозначно так и не смогла. Все валилось из рук, на сердце было неспокойно.
Алексей появился на четвертый день, пришел прямо к ней домой, в одиннадцатом часу ночи, веселый и слегка поддатый. Обнял ее в прихожей, однако она отстранилась, почувствовав запах спиртного.
– Ты чего?! – не понял он. – Ну, посидели с ребятами, выпили, побалдели – какие проблемы?
У Кати от обиды перехватило горло. Она ждала его каждую минуту, перетряхнула весь свой скромный гардероб, чтобы выглядеть красивой, а он…
– Пойдем! – Алексей по-хозяйски, словно имел на это полное право, потянул ее в комнату.
Катя опять отстранилась от него:
– Я не хочу.
Получив неожиданный отпор, он опешил:
– Как это?
– А вот так! – четко сказала она.
– Не правда, ты хочешь – я же по твоим глазам вижу, что хочешь! – Он ухмыльнулся и тесно придвинулся к ней. – Ты что, на самом деле такая?..
– Какая?
– Ненормальная – вот какая! – Он уже не ухмылялся. – Говорили мне наши…
– И что они говорили?
– Слушай, Катюш… – Он протянул к ней руки, все еще не веря в искренность ее слов. – Повыламывалась, и хватит. Ну не приходил три дня: зачет сдавал. Ну чего ты в самом деле? Пойдем расслабимся! Время позднее, никто мешать не будет. Ведь было все у нас, и теперь какая разница: один раз, два или три?..
Катя смотрела на красивое лицо Кошелева. Вроде бы оно осталось прежним: голубые глаза, густые волосы, усики над верхней губой – но она не узнавала его. Циничный прищур, самодовольная поза… Пришел на ночь глядя, чтобы облагодетельствовать своим вниманием! Неужели из-за него она сходила с ума, мучилась? Неужели это он – герой ее снов, а то, что было между ними, называют любовью?! Она почувствовала себя обманутой.
– Я хочу спать, мне завтра с утра на работу.
– Ах да, ты же у нас рабочий класс! – Он засмеялся, зло и пренебрежительно. (От обиды у нее потемнело в глазах.) – Гляди: как хочешь, другая бы на твоем месте не выламывалась. Подумаешь, цаца какая!..
Закрыв за ним дверь, Катя долго сидела в прихожей на ящике с обувью. Не было сил подняться. Она плакала и ругала себя последними словами… А вдруг он вернется – ласковый, нежный, добрый – и все будет по-прежнему? Так думала она. И сама не верила в это.
Катя Царева ждала Алексея каждый день, а он все не приходил. Возвратившись с работы, Катя прислушивалась к каждому шороху за дверью, но обычно это оказывался не он. "Видно, нашел другую, которая не выламывается…" – Она не хотела думать о нем, но ничего не могла с собой поделать. Ей было обидно и жалко себя. Никого не хотелось видеть.
Все шло наперекосяк. Катя в очередной раз сцепилась в цехе с пьяными грузчиками и написала заявление об уходе.
– Дня лишнего держать не буду. Подумаешь, цаца! – бросил ей в спину начальник.
"И это мне говорили: цаца… – удивилась совпадению Катя. – Что они все заладили?" Получив на руки документы, она в тот же день перешла работать в Дом моды.
Алексей появился через десять дней. Лучше бы он не приходил совсем!..
Катя уже несколько дней сидела в бригаде легкого платья – ученицей ручницы. Приняли ее в новом коллективе хорошо, и она понемногу приходила в себя. Дома отыскала все приобретенные в свое время журналы мод, включая самые старые, и с интересом листала их… Неужели она тоже научится выполнять любой из этих фасонов? Вот было бы здорово! Сегодня бригадир Лида показывала, как надо обрабатывать петлю с двумя обтачками. Сложная технология!
Придя домой, Катя решила потренироваться самостоятельно… За стрекотом швейной машинки она не сразу услышала звонок в дверь. На пороге стояли Алексей и его приятель Костя. Этого парня она едва знала – видела пару раз у Кошелева дома. Костя был неприятен ей: Кате казалось, что парень постоянно подтрунивает над всеми. Алексей в его присутствии менялся прямо на глазах, становясь грубым, нахальным, циничным.
– Проходите. – Катя пропустила их в прихожую. И тут же пожалела об этом: оба парня были пьяны.
– А мы к тебе в гостечки, решили вот навестить, – дурашливо рассмеялся Алексей. – Не скучала?
– Нет.
Алексей без приглашения открыл дверь в комнату.
– Ты одна? – на всякий случай спросил он. Увидев швейную машинку и разбросанные вокруг журналы, он подмигнул приятелю. – Костик, давай поможем Катюше. Сейчас примерочку сделаем. Или как там это называется? Ты что, в белошвейки поступила?
– Перестань! – попробовала образумить его Катя.
– Песенка есть такая… – не унимался Алексей. – Служила белошвейкой и шила гладью, потом та-ра-ра-рам, и стала… – Он громко захохотал.
Катя с ужасом убедилась, что Алексей просто безобразно, совершенно пьян. Ни разу еще она не видела его в таком состоянии. У Кати похолодело внутри… Да как он смеет! Катя видела глумливую усмешку Костика: тот молчаливо одобрял действия приятеля. В отличие от Алексея Костя был почти трезв – Катя заметила холодный, непроницаемый взгляд, направленный на нее.
– Убирайтесь!
– У-тю-тю! – Алексей, растопырив руки, хотел обнять ее.
– Убирайтесь – или я закричу! – Она шарахнулась от Кошелева.
– Раньше не кричала… Костик, представляешь, я у нее первый мужик, целку ей сломал, а теперь она из себя королеву корчит. – Алексей грязно выругался. – Раздевайся! – резко приказал он.
Катя не двинулась с места.
– Смотри, хуже будет! – пригрозил Алексей.
– Зачем ты пришел?
– Потрахаться захотелось. Ты что, думала я в тебя влюбился? Да я только мигну, и за мной любая побежит.
– Вот и иди к ним! – Ее голос звенел от обиды, но она не плакала. (Сейчас она сама себя не узнавала. Неужели несколько дней назад при мысле о нем у нее перехватывало дыхание?) – Почему ты ведешь себя как подонок?
– Про подонка не надо, могу рассердиться. Сегодня мы с Костиком решили заняться тобой. – Алексей, стягивая с себя свитер, обернулся к приятелю. – У нее эрогенная зона – мочка уха: балдеет сразу!
От ненависти у Кати помутилось в голове.
– Я закричу!
Кошелев сделал обманное движение и кинулся на девушку. Катя забилась у него в руках.
– Костик, давай! – Кошелев рванул за ворот Катину блузку и попытался подтащить девушку к дивану. – Сейчас я ее успокою… – Он стал расстегивать молнию на брюках. – Так даже интереснее будет.
Алексей вынужденно ослабил хватку, и Катя сумела вырваться. Она подбежала к окну и распахнула его настежь. Холодный осенний воздух ворвался в комнату.
– Шаг сделаешь – буду орать на весь дом!
Видно, в ее голосе было нечто такое, что заставило Кошелева остановиться. Он замер, не решаясь приблизиться к ней.
– Пугает! – Алексей обернулся к приятелю, желая получить поддержку.
Непроницаемое лицо Костика менялось на глазах. Он занервничал: одно дело – взять легкую добычу, поразвлечься, и совсем другое – нарваться на неприятности… Бешеная девка! Такая что угодно устроить может. Лешка, козел пьяный, не понимает ни хрена!
– Ну ее к черту! – заявил Костик.
Но Алексей не хотел сдаваться так просто:
– Не заорет! Чего ты скис? Позору побоится…
– Не побоюсь, – громко сказала Катя. – Хочешь, давай проверим? Заявлю, что ты меня в прошлый раз изнасиловал, а теперь с дружком пришел?! – Ее глаза горели таким огнем, что Кошелев не посмел к ней приблизиться ни на шаг. (Она им покажет, этим подонкам!) – Ну ты и сука! – Кошелев топтался на месте, не зная, что предпринять.
Костик знал, как поступить: он уже застегивал на себе куртку… Из-за Лешкиной шалавы, думал он, и под статью запросто загреметь можно.
– Уходим отсюда, и быстро! – почти выкрикнул он Кошелеву.
Алексей, как побитый пес, последовал за приятелем. Он начал трезветь – и жалко моргал своими длинными, сводящими с ума девчонок ресницами.
– Хоть слово кому пикнешь – пришибу! – обернувшись в дверях к девушке, пообещал Костик.
После этого Катя не спала всю ночь, ее трясло словно в лихорадке. Слез не было – только злость и обида… Значит, она действительно могла заорать и поднять на ноги весь дом?! Да, могла. Неужели все ребята вокруг такие же мерзавцы и негодяи, как Кошелев и этот его дружок? За один вечер с наивной девичьей влюбленностью было покончено.
Через месяц она в очередной – и в последний – раз встретила Алексея. Он шел навстречу под ручку с Юлей Иванченко и громко смеялся. Катя хотела свернуть, но поздно спохватилась… Рядом с разодетой в шикарный норковый свингер Иванченко Катя в своем скромном осеннем пальто казалась просто Золушкой. К тому же она шла от матери и несла домой в авоське десяток куриных яиц.
– Привет! – Злые змеиные глазки Юлечки капризно прищурились. – Что-то тебя давно нигде не видно?
– Работаю.
– Говорят, в портнихи подалась?
– Да.
– Заказы, случайно, не берешь?
– Нет.
– А что так? Можно неплохо подзаработать. Я за-плачу.
– Слушай… – Катя с улыбкой смотрела на ее короткую, словно выщипанную стрижку, – давай я сама тебе заплачу, только с одним условием: чтобы ты никогда не подходила ко мне и не обращалась с подобным предложением. Договорились?
Иванченко, не ожидавшая отпора, опешила. Ее продолговатое и плоское лицо с нарисованными ниточками бровей вытянулось еще больше. Тем не менее она решила атаковать с другого конца:
– Говорят, ты одна теперь живешь. Не скучаешь?
– Нет. Я неплохо устроилась. Алексей вот недавно был в гостях – может подтвердить.
При этих словах Кошелев, все это время стоявший как столб, якобы поперхнулся и закашлялся. Юлечка решила ему помочь.
– Хозяйством занимаешься? – Злые глазки Иванченко уставились на Катину авоську. – По-моему, это такая тоска!.. Зачем тебе столько яиц – ты их для чего-то специально употребляешь?
– В основном для уталения голода, – резко ответила Катя. И, не попрощавшись, зашагала прочь.
Черт бы побрал эти яйца, думала она, ведь говорила матери, что не потащит их сегодня, а та заладила: бери, бери! И тут, как назло, эта сладкая парочка…
В последние дни Катя старалась не думать о Кошелеве. И боялась встречи с ним. А выходит – ничего страшного. Она помнила, какой неуверенной чувствовала себя тогда, несколько дней назад: приходилось таскаться на работу в ненавистное КБ, а тут еще поганая история с Алексеем… Теперь все по-другому. Да, нет у нее сейчас денег на такую роскошную шубку, как у этой драной кошки. И что с того? Заработает – купит, причем сама купит, а не у родителей одолжится. Главное, она чувствует себя уверенно, на своем месте – значит, все будет нормально.
Катя, погрузившись в воспоминания, продолжала путь домой по малолюдным улицам родного городка… Постылый КБ, Кошелев, Юлечка Иванченко – казалось, все случилось давным-давно. А всего-то и прошло несколько месяцев!
Она, как недавно это делала Наташа, подставляла ладошки под летящие снежинки. Хорошо! На душе было легко, радостно; ей даже захотелось, как в детстве, запрыгать на одной ножке. Видели бы ее сегодня Алексей да его кривоногая Юлечка, такую красивую, в роскошном костюме на ярко освещенном подиуме. Она заметила, как глазели на нее мужчины… Стоп! А при чем здесь Кошелев? Почему она продолжает думать об этом парне? Неужели мало обожглась?
После той истории она на всех ребят смотрела как на врагов. И когда видела обнимающиеся пары, ее аж передергивало от отвращения. Получается, доныне не забыла она про Алексея, раз в мыслях и сейчас пытается ему что-то доказать… Странный у нее все-таки характер: то вроде бы вполне самостоятельный человек, а то лапша лапшой! Наташа ей все время это говорит.
С Наташей Богдановой Катя познакомилась уже в Доме моды… Задержалась как-то Катя в цехе – хотелось доделать блузку, чтобы завтра с утра заняться новой работой. Стояла за гладильной доской и утюжила рукав. Ткань попалась тяжелая в обработке. Наконец, когда качество собственной работы ее удовлетворило, она выключила утюг: хватит, а то сжечь можно, потом придется эту блузочку самой носить. (Такие случаи в бригаде бывали. Правда, на работниц испорченную вещь не вешали – закройщица, как правило, находила выход из положения: то вышивку на испорченном месте сделает, то еще чего-нибудь придумает. Иногда заказчице показывали подпаленную ткань и предлагали бесплатно сшить что-то еще. И виновница при этом выполняла всю работу самостоятельно, кроме раскроя. Конфликт гасился.) Катя уже собиралась уходить, когда в дверь заглянула незнакомая девица: это и была Богданова, манекенщица Дома моды «Подмосковье». Катя вспомнила, что разок наблюдала ее на подиуме…
– Ой! А что, все уже ушли? – растерянно оглядываясь, спросила она у Царевой.
– Похоже на то, – ответила Катя.
…Да, не зря на эту девушку заглядывались все мужчины. И беспощадные к чужим недостаткам женщины в цехе в один голос твердили, что Богданова – само совершенство. Даже желчная мотористка соседней бригады, тетя Наташа, которая находила недостатки у всех, говорила: ее тезка сложена удивительно – и совсем не задирает нос, не то что другие. И вот теперь эта красивая девушка стояла перед Катей.
– Ну надо же!..
– А что случилось?
– Да вот… – Богданова повернулась боком, и Катя ахнула: боковой шов платья разошелся так, что были видны трусики.
– Где это так угораздило?
– Упала, и все поползло: нитки, наверное, гнилые. На самом разрезе ткань прямо с мясом вырвало. Кошмар какой-то! Посмотри, а? Может, удастся что-то сделать…
В течение сорока минут Катя трудилась как пчела: мелкими штрихами заделывала дырку, застрачивала шов, утюжила, мерила, потом подшивала низок. Наташа тоже не сидела без дела: дергала нитки из шва, чтобы было чем латать дырку, следила за температурой тяжеленного чугунного утюга.
– Я так боюсь ваших утюгов! – Наташа, тронув мокрым пальцем горячую поверхность утюга, тут же отдернула руку. – Как вы с ними справляетесь? Закупили бы современное оборудование.
– На современное, говорят, денег нет. Я сначала тоже боялась к гладильной доске подходить, а потом привыкла. Зато таким утюгом можно вещь как следует отутюжить, а легким – только погладить. Наш бригадир говорит, что при правильной утюжке можно многие дефекты уже в готовом изделии исправить.
– Эт-то точно! – засмеялась Богданова.
Наконец работа была закончена.
– Здорово! – Наталья, натянув платье, разглядывала себя в зеркало. – Ничего не заметно. Какая ты молодчина! С меня причитается…
Так они познакомились, а потом и подружились. Марии Александровне, Катиной матери, Наташа понравилась.
– Душевная девушка. И умная. Я всегда думала, что манекенщицы – это бездушные куклы. Твоя Наташа совсем не такая…
Мать до сих пор сердилась на дочь за то, что при выборе работы она поступила по-своему. Марии Александровне тяжело было примириться с новой ситуацией. А маленькая Иринка, Катина сестренка, увидев однажды Наташу, в нее просто влюбилась.
Этот "самостоятельный человек" даже не знал, как варить суп!
Мать хваталась за голову, а Катерина ликовала: наконец-то никто не будет ее опекать, поучать и вообще портить ей жизнь. Какое счастье!
Но, едва она вступила в самостоятельную жизнь, с ней произошла паскудная история, подобные которой случаются с девчонками в этом возрасте…
В один из вечеров Катя возвращалась домой из постылого КБ. Настроение – мерзкое, под стать осенней непогоде: никаких перспектив, никаких, твердила она себе. От этих мыслей становилось совсем невмоготу. До переезда не хотелось обострять отношения с матерью. Но сейчас… Сейчас она всерьез подумывала, что пора подыскивать новое занятие. Ей всегда нравилось шить, моделировать, она по журналу могла сама выкроить платье несложного фасона, однако все это было так, на школьном уровне. На днях Катя проходила мимо Дома моды «Подмосковье» и видела объявление о том, что требуются ученицы в бригаду легкого платья.
– Привет, Катюша!
Занятая невеселыми мыслями, она не сразу заметила подошедшего одноклассника Алексея Кошелева.
– Привет! – Катя растерянно улыбнулась.
В школе ее редко называли по имени, все больше по фамилии – Царева. Высокий, плечистый Кошелев, отличавшийся раскованными манерами, нравился многим девчонкам. Некоторые бывшие ее сверстники, из одного с ней класса (человек десять – двенадцать), продолжали регулярно встречаться до сих пор. Душой, заводилой компании оставался Кошелев.
Сейчас Алексей с удивлением разглядывал Катю, словно увидел ее впервые.
– Слушай, а ты здорово изменилась. На уроках сидела – как серый воробушек, а сейчас такой стала…
Катя покраснела. ("В последнее время все будто с ума посходили, говорят ей какие-то глупости…") Кошелев увязался ее провожать. Он галантно поддерживал девушку под локоток, и Кате было приятно его присутствие.
– Сам я учусь в институте, отец платит, только мне все это… – Кошелев пренебрежительно махнул рукой. – Второй семестр окончу, потом, может, переведусь куда-нибудь. В финансово-экономический надо подаваться – самая престижная профессия сейчас. А ты как?
– Да… – Она запнулась. – Работать пошла. Дальше видно будет.
Катя неожиданно для себя самой рассказала Алексею о конторе, о вечно пьяных грузчиках. Она, подражая непохмеленным обормотам, забавно передразнивала их.
– Ну, ты даешь! – Алексей громко смеялся. – Коллективчик у вас тот еще.
Катя смотрела на его самоуверенное, волевое лицо, на усики над верхней губой (они так смешно шевелились, когда он говорил) – и думала о том, что Кошелев очень даже милый и симпатичный парень и непонятно, почему она недолюбливала его в школе. Просто было слишком много девчонок, которые крутились вокруг него, вот и все. Ей вдруг ужасно захотелось дотянуться рукой до его густой шевелюры и разлохматить ее.
Они уже подходили к ее дому, когда Алексей сказал:
– Сегодня наши собираются у меня. Предки отъехали. Приходи, а? Музыку послушаем, потанцуем.
– Ладно… – Катя не услышала своего голоса. Серд-це вдруг застучало, как молот, ей перестало хватать воздуха. – Приду обязательно.
Раньше она ни за что бы не пошла в эту компанию. Ребята – еще ничего, а девчонок она и в школе-то с трудом выносила. Одна Юлечка Иванченко чего стоила! При каждом удобном случае вспоминала своего богатенького папочку, который может все. (Катю тошнило от подобных разговоров.) Юлечка презирала всех. У нее были кривоватые ноги, но это не мешало ей носить очень короткие юбки. Сексуальная кривизна ног, как любила говорить Юлечка, выставляя себя напоказ. Катя помнила, как противно своими накрашенными ногтями (самыми длинными среди девчонок в классе) Иванченко царапала школьную доску, когда ее вызывали отвечать урок.
Девицы из компании приняли Цареву напряженно. Они переглядывались и перешептывались за ее спиной – дескать, зачем Лешка ее притащил? Что он в ней нашел, в этой тихоне? На скромниц, видно, потянуло…
Катя не видела и не слышала ничего, потому что рядом находился он, Алексей. Она не замечала его позерства, хвастовства – она забыла о том, как сама в школе осуждала тех, кто пялил на него глаза. Как может нравиться такой пустой парень, думала она раньше, у него же за душой ничего нет?! Теперь она ни о чем не думала, лишь смотрела в удивительно яркие голубые глаза, которые притягивали ее как магнит, – и с этим ничего нельзя было поделать. Он обнимал Катю, и она не могла противиться ему: его ласковым, теплым рукам и зовущим глазам…
Она не заметила даже, как из комнаты с перекошенным от злобы лицом выбежала Юлечка Иванченко… Ведь Алексей – рядом и обнимает ее, Катю.
С того вечера они стали встречаться почти каждый день: гуляли по улицам, иногда сидели в кино, тесно прижавшись друг к другу, а потом до одурения целовались. Однажды, когда Алексей встречал Катю возле проходной КБ, их увидела Берта.
– Красивый парень! – сказала она. – И просто так он ходить не будет.
Катя мгновенно ополчилась на нее – да как она может такое говорить?! Увы, даже неопытная Берта поняла, что представлял Катин кумир. Это было понятно всем – кроме самой Катерины.
В один из по-настоящему холодных зимних дней Алексей, поднимая воротник пальто, поежился:
– Холод собачий, а домой идти не хочется. Предки тебя вниманием начнут охватывать: Катюша, вам чайку или кофейку? Тьфу!.. Дышать спокойно человеку не дадут. Пойти бы сейчас куда-нибудь погреться… Слушай, а твои тоже всегда дома?
Катя замялась. Она давно ждала подобного вопроса – и все равно смутилась. Потому что внезапно вспомнила, как мать, уезжая из старой квартиры, сказала, глядя дочке в глаза: "Я не хочу, чтобы про тебя плохо говорили… – Катя собралась было обидеться, но мать продолжала:
– Пойми, доченька, одна останешься – будешь как бельмо у всех на глазу. Ты девочка умная, но веди себя осмотрительно. Люди что-то заметят, что-то насочиняют – разговоры и пойдут. Те, кто с родителями живут, от молвы прикрыты. Не порть себе жизнь… Я после смерти твоего отца все это на себе испытала". Мать никогда раньше не была так откровенна с ней. Катя помнила ее слова.
– Мои… – Она запнулась, не зная, говорить или не говорить. – Мои получили новую квартиру, а меня оставили здесь. – Врать не умела с детства.
– Здорово! – Алексей в восторге схватил ее в охапку. И стиснул так крепко, что у Кати перехватило дыхание. – Пойдем к тебе греться?
Она плохо помнила, как непослушными пальцами вставила ключ в замок. Едва за ними закрылась дверь, он обнял ее и, подхватив на руки, прямо в пальто отнес из прихожей в комнату…
…Они будто одновременно сошли с ума. В какой-то момент Катя попробовала отстраниться от Алексея, но он, почувствовав сопротивление, нашел ее губы и впился в них. Силы оставляли Катю с каждой секундой, сладко-сладко ныло в груди: вот он, совсем рядом, его требовательные, сильные руки обнимают ее, можно гладить, тормошить его красивые волосы. Алексей, нежно касаясь губами мочки девичьего уха, шептал ей что-то ласковое.
Когда он обхватил руками бедра Кати и прижал девушку к себе, она почувствовала сквозь одежду, как в живот ей уперлась напрягшаяся плоть. Вот оно!.. Катя никогда не была близка с мужчиной. Сейчас ей тоже вовсе не хотелось того, о чем шептались по углам девчонки. Если бы он только целовал ее… Руки Алексея уже расстегивали молнию на юбке.
– Не надо, погоди… – шептала она пересохшими губами.
Она боялась. А что будет потом? Катя не решалась напрямую задать этот вопрос – не хотела выглядеть идиоткой в глазах Алексея. А вдруг он обидится и уйдет? Мало, что ли, девчонок вокруг него вьется?
Алексей, заметив растущую отчужденность девушки, заглянул в глаза:
– Катюша, что ты?
Голубые глаза полыхали огнем: сейчас они не были ни ласковыми, ни нежными – Катя даже испугалась такого взгляда. Лицо Алексея сделалось чужим, упрямым, почти злым.
– Я хочу тебя! – Мужские руки опять с силой притянули Катю к себе. Он стал страстно целовать губы, шею, глаза девушки. (Она слышала, как колотится его сердце.) – Ну, не надо… – Она пыталась уклониться от поцелуев.
Но он ни на мгновение не отпускал ее. Алексей опять поймал губами мочку уха, и Катя почувствовала, что комната поплыла у нее перед глазами…
Все произошло быстро и совсем не так, как она ожидала. Наспех стащив с себя одежду, Алексей овладел Катей почти насильно. Она в конце концов перестала сопротивляться и подчинилась. Но даже в последний миг, когда девушка была в полной его власти, она осознавала, что не следовало всего этого допускать.
Катя слышала его прерывистое дыхание, он быстро-быстро двигался на ней и что-то шептал. Она была неопытна, и тем не менее поняла, что у него что-то не получается.
– Не надо зажиматься, расслабься!.. – с трудом разобрала она его слова, сказанные сейчас каким-то чужим голосом.
Ей хотелось закричать, спрятаться, убежать… Сделать так, чтобы все было как прежде. Она закрыла глаза – и услышала протяжный животный стон. Алексей тяжело сполз с нее и перевернулся на спину:
– У-уф!..
Катя, конечно, читала описание близости мужчины и женщины в художественной литературе, как и описание полового акта в медицинской. И там и там говорилось о возможной боли, о каких-то невероятных ощущениях… Все это оказалось ерундой! Ей почти не было больно. Никакой особой сладости она тоже не почувствовала. Вот неловко и стыдно было, это да!
Катя снова вспомнила предостережение матери… Зачем же она это сделала? Что на нее нашло? Она сорвалась с дивана и кинулась в ванную.
Когда Катя вернулась в комнату, Алексей с удивлением посмотрел на нее:
– А ты что, в первый раз?..
Катя мучительно покраснела. Она заметила темное пятно от крови на диванном покрывале.
– Тебе лучше сейчас уйти, а то мать может заглянуть.
Кошелев отсутствовал три дня. За это время Катя извелась. Любит она его или нет? Этот вопрос она задавала себе сто раз, но ответить однозначно так и не смогла. Все валилось из рук, на сердце было неспокойно.
Алексей появился на четвертый день, пришел прямо к ней домой, в одиннадцатом часу ночи, веселый и слегка поддатый. Обнял ее в прихожей, однако она отстранилась, почувствовав запах спиртного.
– Ты чего?! – не понял он. – Ну, посидели с ребятами, выпили, побалдели – какие проблемы?
У Кати от обиды перехватило горло. Она ждала его каждую минуту, перетряхнула весь свой скромный гардероб, чтобы выглядеть красивой, а он…
– Пойдем! – Алексей по-хозяйски, словно имел на это полное право, потянул ее в комнату.
Катя опять отстранилась от него:
– Я не хочу.
Получив неожиданный отпор, он опешил:
– Как это?
– А вот так! – четко сказала она.
– Не правда, ты хочешь – я же по твоим глазам вижу, что хочешь! – Он ухмыльнулся и тесно придвинулся к ней. – Ты что, на самом деле такая?..
– Какая?
– Ненормальная – вот какая! – Он уже не ухмылялся. – Говорили мне наши…
– И что они говорили?
– Слушай, Катюш… – Он протянул к ней руки, все еще не веря в искренность ее слов. – Повыламывалась, и хватит. Ну не приходил три дня: зачет сдавал. Ну чего ты в самом деле? Пойдем расслабимся! Время позднее, никто мешать не будет. Ведь было все у нас, и теперь какая разница: один раз, два или три?..
Катя смотрела на красивое лицо Кошелева. Вроде бы оно осталось прежним: голубые глаза, густые волосы, усики над верхней губой – но она не узнавала его. Циничный прищур, самодовольная поза… Пришел на ночь глядя, чтобы облагодетельствовать своим вниманием! Неужели из-за него она сходила с ума, мучилась? Неужели это он – герой ее снов, а то, что было между ними, называют любовью?! Она почувствовала себя обманутой.
– Я хочу спать, мне завтра с утра на работу.
– Ах да, ты же у нас рабочий класс! – Он засмеялся, зло и пренебрежительно. (От обиды у нее потемнело в глазах.) – Гляди: как хочешь, другая бы на твоем месте не выламывалась. Подумаешь, цаца какая!..
Закрыв за ним дверь, Катя долго сидела в прихожей на ящике с обувью. Не было сил подняться. Она плакала и ругала себя последними словами… А вдруг он вернется – ласковый, нежный, добрый – и все будет по-прежнему? Так думала она. И сама не верила в это.
Катя Царева ждала Алексея каждый день, а он все не приходил. Возвратившись с работы, Катя прислушивалась к каждому шороху за дверью, но обычно это оказывался не он. "Видно, нашел другую, которая не выламывается…" – Она не хотела думать о нем, но ничего не могла с собой поделать. Ей было обидно и жалко себя. Никого не хотелось видеть.
Все шло наперекосяк. Катя в очередной раз сцепилась в цехе с пьяными грузчиками и написала заявление об уходе.
– Дня лишнего держать не буду. Подумаешь, цаца! – бросил ей в спину начальник.
"И это мне говорили: цаца… – удивилась совпадению Катя. – Что они все заладили?" Получив на руки документы, она в тот же день перешла работать в Дом моды.
Алексей появился через десять дней. Лучше бы он не приходил совсем!..
Катя уже несколько дней сидела в бригаде легкого платья – ученицей ручницы. Приняли ее в новом коллективе хорошо, и она понемногу приходила в себя. Дома отыскала все приобретенные в свое время журналы мод, включая самые старые, и с интересом листала их… Неужели она тоже научится выполнять любой из этих фасонов? Вот было бы здорово! Сегодня бригадир Лида показывала, как надо обрабатывать петлю с двумя обтачками. Сложная технология!
Придя домой, Катя решила потренироваться самостоятельно… За стрекотом швейной машинки она не сразу услышала звонок в дверь. На пороге стояли Алексей и его приятель Костя. Этого парня она едва знала – видела пару раз у Кошелева дома. Костя был неприятен ей: Кате казалось, что парень постоянно подтрунивает над всеми. Алексей в его присутствии менялся прямо на глазах, становясь грубым, нахальным, циничным.
– Проходите. – Катя пропустила их в прихожую. И тут же пожалела об этом: оба парня были пьяны.
– А мы к тебе в гостечки, решили вот навестить, – дурашливо рассмеялся Алексей. – Не скучала?
– Нет.
Алексей без приглашения открыл дверь в комнату.
– Ты одна? – на всякий случай спросил он. Увидев швейную машинку и разбросанные вокруг журналы, он подмигнул приятелю. – Костик, давай поможем Катюше. Сейчас примерочку сделаем. Или как там это называется? Ты что, в белошвейки поступила?
– Перестань! – попробовала образумить его Катя.
– Песенка есть такая… – не унимался Алексей. – Служила белошвейкой и шила гладью, потом та-ра-ра-рам, и стала… – Он громко захохотал.
Катя с ужасом убедилась, что Алексей просто безобразно, совершенно пьян. Ни разу еще она не видела его в таком состоянии. У Кати похолодело внутри… Да как он смеет! Катя видела глумливую усмешку Костика: тот молчаливо одобрял действия приятеля. В отличие от Алексея Костя был почти трезв – Катя заметила холодный, непроницаемый взгляд, направленный на нее.
– Убирайтесь!
– У-тю-тю! – Алексей, растопырив руки, хотел обнять ее.
– Убирайтесь – или я закричу! – Она шарахнулась от Кошелева.
– Раньше не кричала… Костик, представляешь, я у нее первый мужик, целку ей сломал, а теперь она из себя королеву корчит. – Алексей грязно выругался. – Раздевайся! – резко приказал он.
Катя не двинулась с места.
– Смотри, хуже будет! – пригрозил Алексей.
– Зачем ты пришел?
– Потрахаться захотелось. Ты что, думала я в тебя влюбился? Да я только мигну, и за мной любая побежит.
– Вот и иди к ним! – Ее голос звенел от обиды, но она не плакала. (Сейчас она сама себя не узнавала. Неужели несколько дней назад при мысле о нем у нее перехватывало дыхание?) – Почему ты ведешь себя как подонок?
– Про подонка не надо, могу рассердиться. Сегодня мы с Костиком решили заняться тобой. – Алексей, стягивая с себя свитер, обернулся к приятелю. – У нее эрогенная зона – мочка уха: балдеет сразу!
От ненависти у Кати помутилось в голове.
– Я закричу!
Кошелев сделал обманное движение и кинулся на девушку. Катя забилась у него в руках.
– Костик, давай! – Кошелев рванул за ворот Катину блузку и попытался подтащить девушку к дивану. – Сейчас я ее успокою… – Он стал расстегивать молнию на брюках. – Так даже интереснее будет.
Алексей вынужденно ослабил хватку, и Катя сумела вырваться. Она подбежала к окну и распахнула его настежь. Холодный осенний воздух ворвался в комнату.
– Шаг сделаешь – буду орать на весь дом!
Видно, в ее голосе было нечто такое, что заставило Кошелева остановиться. Он замер, не решаясь приблизиться к ней.
– Пугает! – Алексей обернулся к приятелю, желая получить поддержку.
Непроницаемое лицо Костика менялось на глазах. Он занервничал: одно дело – взять легкую добычу, поразвлечься, и совсем другое – нарваться на неприятности… Бешеная девка! Такая что угодно устроить может. Лешка, козел пьяный, не понимает ни хрена!
– Ну ее к черту! – заявил Костик.
Но Алексей не хотел сдаваться так просто:
– Не заорет! Чего ты скис? Позору побоится…
– Не побоюсь, – громко сказала Катя. – Хочешь, давай проверим? Заявлю, что ты меня в прошлый раз изнасиловал, а теперь с дружком пришел?! – Ее глаза горели таким огнем, что Кошелев не посмел к ней приблизиться ни на шаг. (Она им покажет, этим подонкам!) – Ну ты и сука! – Кошелев топтался на месте, не зная, что предпринять.
Костик знал, как поступить: он уже застегивал на себе куртку… Из-за Лешкиной шалавы, думал он, и под статью запросто загреметь можно.
– Уходим отсюда, и быстро! – почти выкрикнул он Кошелеву.
Алексей, как побитый пес, последовал за приятелем. Он начал трезветь – и жалко моргал своими длинными, сводящими с ума девчонок ресницами.
– Хоть слово кому пикнешь – пришибу! – обернувшись в дверях к девушке, пообещал Костик.
После этого Катя не спала всю ночь, ее трясло словно в лихорадке. Слез не было – только злость и обида… Значит, она действительно могла заорать и поднять на ноги весь дом?! Да, могла. Неужели все ребята вокруг такие же мерзавцы и негодяи, как Кошелев и этот его дружок? За один вечер с наивной девичьей влюбленностью было покончено.
Через месяц она в очередной – и в последний – раз встретила Алексея. Он шел навстречу под ручку с Юлей Иванченко и громко смеялся. Катя хотела свернуть, но поздно спохватилась… Рядом с разодетой в шикарный норковый свингер Иванченко Катя в своем скромном осеннем пальто казалась просто Золушкой. К тому же она шла от матери и несла домой в авоське десяток куриных яиц.
– Привет! – Злые змеиные глазки Юлечки капризно прищурились. – Что-то тебя давно нигде не видно?
– Работаю.
– Говорят, в портнихи подалась?
– Да.
– Заказы, случайно, не берешь?
– Нет.
– А что так? Можно неплохо подзаработать. Я за-плачу.
– Слушай… – Катя с улыбкой смотрела на ее короткую, словно выщипанную стрижку, – давай я сама тебе заплачу, только с одним условием: чтобы ты никогда не подходила ко мне и не обращалась с подобным предложением. Договорились?
Иванченко, не ожидавшая отпора, опешила. Ее продолговатое и плоское лицо с нарисованными ниточками бровей вытянулось еще больше. Тем не менее она решила атаковать с другого конца:
– Говорят, ты одна теперь живешь. Не скучаешь?
– Нет. Я неплохо устроилась. Алексей вот недавно был в гостях – может подтвердить.
При этих словах Кошелев, все это время стоявший как столб, якобы поперхнулся и закашлялся. Юлечка решила ему помочь.
– Хозяйством занимаешься? – Злые глазки Иванченко уставились на Катину авоську. – По-моему, это такая тоска!.. Зачем тебе столько яиц – ты их для чего-то специально употребляешь?
– В основном для уталения голода, – резко ответила Катя. И, не попрощавшись, зашагала прочь.
Черт бы побрал эти яйца, думала она, ведь говорила матери, что не потащит их сегодня, а та заладила: бери, бери! И тут, как назло, эта сладкая парочка…
В последние дни Катя старалась не думать о Кошелеве. И боялась встречи с ним. А выходит – ничего страшного. Она помнила, какой неуверенной чувствовала себя тогда, несколько дней назад: приходилось таскаться на работу в ненавистное КБ, а тут еще поганая история с Алексеем… Теперь все по-другому. Да, нет у нее сейчас денег на такую роскошную шубку, как у этой драной кошки. И что с того? Заработает – купит, причем сама купит, а не у родителей одолжится. Главное, она чувствует себя уверенно, на своем месте – значит, все будет нормально.
Катя, погрузившись в воспоминания, продолжала путь домой по малолюдным улицам родного городка… Постылый КБ, Кошелев, Юлечка Иванченко – казалось, все случилось давным-давно. А всего-то и прошло несколько месяцев!
Она, как недавно это делала Наташа, подставляла ладошки под летящие снежинки. Хорошо! На душе было легко, радостно; ей даже захотелось, как в детстве, запрыгать на одной ножке. Видели бы ее сегодня Алексей да его кривоногая Юлечка, такую красивую, в роскошном костюме на ярко освещенном подиуме. Она заметила, как глазели на нее мужчины… Стоп! А при чем здесь Кошелев? Почему она продолжает думать об этом парне? Неужели мало обожглась?
После той истории она на всех ребят смотрела как на врагов. И когда видела обнимающиеся пары, ее аж передергивало от отвращения. Получается, доныне не забыла она про Алексея, раз в мыслях и сейчас пытается ему что-то доказать… Странный у нее все-таки характер: то вроде бы вполне самостоятельный человек, а то лапша лапшой! Наташа ей все время это говорит.
С Наташей Богдановой Катя познакомилась уже в Доме моды… Задержалась как-то Катя в цехе – хотелось доделать блузку, чтобы завтра с утра заняться новой работой. Стояла за гладильной доской и утюжила рукав. Ткань попалась тяжелая в обработке. Наконец, когда качество собственной работы ее удовлетворило, она выключила утюг: хватит, а то сжечь можно, потом придется эту блузочку самой носить. (Такие случаи в бригаде бывали. Правда, на работниц испорченную вещь не вешали – закройщица, как правило, находила выход из положения: то вышивку на испорченном месте сделает, то еще чего-нибудь придумает. Иногда заказчице показывали подпаленную ткань и предлагали бесплатно сшить что-то еще. И виновница при этом выполняла всю работу самостоятельно, кроме раскроя. Конфликт гасился.) Катя уже собиралась уходить, когда в дверь заглянула незнакомая девица: это и была Богданова, манекенщица Дома моды «Подмосковье». Катя вспомнила, что разок наблюдала ее на подиуме…
– Ой! А что, все уже ушли? – растерянно оглядываясь, спросила она у Царевой.
– Похоже на то, – ответила Катя.
…Да, не зря на эту девушку заглядывались все мужчины. И беспощадные к чужим недостаткам женщины в цехе в один голос твердили, что Богданова – само совершенство. Даже желчная мотористка соседней бригады, тетя Наташа, которая находила недостатки у всех, говорила: ее тезка сложена удивительно – и совсем не задирает нос, не то что другие. И вот теперь эта красивая девушка стояла перед Катей.
– Ну надо же!..
– А что случилось?
– Да вот… – Богданова повернулась боком, и Катя ахнула: боковой шов платья разошелся так, что были видны трусики.
– Где это так угораздило?
– Упала, и все поползло: нитки, наверное, гнилые. На самом разрезе ткань прямо с мясом вырвало. Кошмар какой-то! Посмотри, а? Может, удастся что-то сделать…
В течение сорока минут Катя трудилась как пчела: мелкими штрихами заделывала дырку, застрачивала шов, утюжила, мерила, потом подшивала низок. Наташа тоже не сидела без дела: дергала нитки из шва, чтобы было чем латать дырку, следила за температурой тяжеленного чугунного утюга.
– Я так боюсь ваших утюгов! – Наташа, тронув мокрым пальцем горячую поверхность утюга, тут же отдернула руку. – Как вы с ними справляетесь? Закупили бы современное оборудование.
– На современное, говорят, денег нет. Я сначала тоже боялась к гладильной доске подходить, а потом привыкла. Зато таким утюгом можно вещь как следует отутюжить, а легким – только погладить. Наш бригадир говорит, что при правильной утюжке можно многие дефекты уже в готовом изделии исправить.
– Эт-то точно! – засмеялась Богданова.
Наконец работа была закончена.
– Здорово! – Наталья, натянув платье, разглядывала себя в зеркало. – Ничего не заметно. Какая ты молодчина! С меня причитается…
Так они познакомились, а потом и подружились. Марии Александровне, Катиной матери, Наташа понравилась.
– Душевная девушка. И умная. Я всегда думала, что манекенщицы – это бездушные куклы. Твоя Наташа совсем не такая…
Мать до сих пор сердилась на дочь за то, что при выборе работы она поступила по-своему. Марии Александровне тяжело было примириться с новой ситуацией. А маленькая Иринка, Катина сестренка, увидев однажды Наташу, в нее просто влюбилась.