Страница:
Компания эта была удручающая. Даже расположенные к делам иерусалимским христианские историки добрых слов о королях и баронах тех государств сказать не могут.
В 1174 году умер иерусалимский король Амори. От него остались двое детей: сын Балдуин, который занял престол под именем Балдуина IV, и дочь Сибилла, ставшая желанной добычей для женихов. Матери своей они почти не знали, и не потому, что она умерла — Агнесса Эдесская была жива и здорова. Она вышла замуж за Амори, когда тот еще не был королем. Супруги мирно прожили несколько лет, родилось двое детей, и тут со смертью брата Амори должен был унаследовать престол. Но соперники Амори вспомпили, что Агнесса приходится ему четвероюродной сестрой. По наущению врагов Амори патриарх Иерусалимский объявил их брак недействительным. Перед Амори встала проблема: престол или жена. Он выбрал престол, выторговав при этом право считать своих детей законными. Так что Агнесса была изгнана из королевского дворца, а Сибилла и Балдуин остались в нем. Агнесса потом утешилась: она снова вышла замуж.
Сибилла росла девочкой своенравной, вспыльчивой и злой. Брат ее, будущий король, был увальнем, добродушным, ленивым и неумным. Сибилла осталась во дворце отца, а мальчика передали на воспитание графу Раймунду Триполийскому. Раймунд был наиболее осмотрительным и разумным из всей латинской знати и пользовался громадным авторитетом. Отец его был в 1150 году убит ассасинами в Триполи, и рос он при регентстве матери. В 1165 году Раймунд попал в плен к сирийскому атабеку Hyp ад-Дину, провел восемь месяцев в тюрьме, но был выкуплен королем Амори. Раймунд был представителем антивизантийского крыла крестоносцев. Для этого помимо причин политических была и причина личная: византийский император Мануил сватался к его дочери Мелизанде, но послы обнаружили у нее нервную болезнь, и император отказался от этого брака, взяв в жены вместо Мелизанды Марию Антиохийскую. Поэтому византийские корабли обходили Триполи стороной, а на счету Раймунда было несколько жестоких набегов на греческие города побережья Малой Азии.
Раймунд был известен своей осторожностью и даже, как утверждали его враги, трусостью. В запутанном и нездоровом мире ближневосточной политики он был опытен, изощрен и непотопляем.
Однажды, когда Балдуину было девять лет, Раймунд обратил внимание на то, что, играя с другими детьми, Балдуин почему-то не реагирует на щипки и удары, вроде бы болезненные. Раймунд подозвал его, взял иглу и уколол Балдуина в руку. Тот даже глазом не моргнул. Раймунд сразу понял, что произошло: мальчика настигла проказа.
Проказа была бичом Ближнего Востока. Уже не один рыцарь становился ее жертвой. Но Балдуин был первым принцем, которого поразила болезнь, почитавшаяся божьей карой. Раймунд обратился к сарацинским врачам: лекари франков были невежественны. Но и сарацины помочь не смогли. Понемногу пятна ироказы расползлись по всему телу.
Балдуину исполнилось тринадцать лет, когда умер его отец, и Раймунд Триполийский, сломив сопротивление знати, не желавшей видеть на троне прокаженного, посадил Балдуина на иерусалимский престол, оставшись его главным советником. Раймунд был назойлив, не давал королю и шагу ступить без указаний, полагая, что тот все еще мальчик, которого можно наказывать. И неудивительно, что грузный, психически неустойчивый, всегда напудренный и нарумяненный, чтобы скрыть пятна и язвы проказы, юноша, от которого исходил такой тяжелый запах, что не спасали все благовония Востока, возненавидел своего советника. Дела часто отзывали графа из Иерусалима, и тогда магистр ордена тамплиеров и иные недруги Раймунда без устали нашептывали королю, что он должен избавиться от тяжкой опеки.
Наконец, придравшись к пустяку, Балдуин вспылил и приказал своему воспитателю удалиться из столицы. Тот не мог поверить своим ушам. Но король был тверд.
Сестра прокаженного короля, Сибилла, была выдана замуж за маркграфа Вильгельма Монферратского, который умер в 1177 году, оставив се беременной. Таким образом, она снова стала выгодной невестой, и рыцари, видевшие, что Балдуин долго не протянет и умрет бездетным, понимали, что муж Сибиллы нолучит шанс занять иерусалимский трон.
Умирать Балдуин не собирался. Когда тебе лишь семнадцать лет, трудно думать о смерти, и заполучить в качестве шурина опасного соперника он не желал. Не желало этого и его окружение, с опаской глядевшее на графа Раймунда Триполийского и других хищников, среди которых более всех страшил герцог Генрих Бургундский, только что прибывший в Иерусалим с отрядом крестоносцев и обративший внимание на молодую мать. Роман Генриха с Сибиллой разгорался, и двор охватила паника. Король и его советники принялись искать рыцаря, который был бы не настолько знатен, чтобы претендовать на престол.
В шестидесятых годах в Святой земле появился знатный аквитанец барон де Лузиньян с двумя сыновьями — Жоффруа и Гвидо. Первый из них, женатый, сразу прославился своими подвигами. Второй, холостой, был неумен, несмел, зато был хорош собой и не имел в Иерусалиме никакой поддержки. Патриарху и магистру тамплиеров он показался идеальным женихом для Сибиллы.
Сибилла ударилась в амбицию, отказываясь выходить замуж за такое ничтожество. Но, очевидно, у короля и его советников нашлись достаточно веские аргументы, и потому в 1178 году Сибилла стала женой Гвидо Лузиньяна.
На первых порах Лузиньян пришелся в Иерусалиме ко двору. Звезд он с неба не хватал, но в заговоры не вмешивался и был предан королю. Сибилла же не скрывала презрения к новому мужу.
Эти годы совпали с началом наступления Салах ад-Дина. Методично и настойчиво султан теснил крестоносцев, отвоевывая у них замки и города. Войска его появлялись и на побережье, подходили даже к стенам Акки и Триполи. Семидесятые годы — постоянная цепь поражений христианского воинства.
Прокаженный король в этой обстановке проявил себя настоящим монархом. Он вновь и вновь собирал рыцарские отряды и бросался из одного предела своего государства в другой, стараясь отогнать сарацин. С каждым днем это было все труднее: к двадцати годам Балдуин уже с трудом взбирался на коня. Он потерял почти все пальцы, и лицо его было страшно изуродовано.
В 1179 году один из полководцев Салах ад-Дина, Фарук-шах, разбил армию Балдуина у замка Бельфорт, в следующем году египтяне захватили остров Фуад. К тому же на Святую землю два года подряд обрушивался неурожай, а зерно тамплиеры выгодно продали в Сицилии. Король понимал, что Салах ад-Дин не успокоится, пока не разгромит крестоносцев. В Иерусалиме был введен чрезвычайный налог для борьбы с «неверными», в Европу отправились патриарх Ираклий и другие епископы, чтобы агитировать за новый крестовый поход.
Состояние короля Балдуина было плачевным. В начале восьмидесятых годов он потерял зрение и уже не мог участвовать в походах. Он догнивал в своем дворце, но еще правил государством.
Балдуин решил передать престол племяннику, сыну Сибиллы Балдуину, которому тогда было три года, и назначить регентом при нем Гвидо Лузиньяна.
И тут королю показалось, что представился случай одним ударом покончить с Салах ад-Дином.
Небольшая армия Салах ад-Дина вторглась в Галилею и опустошила самые плодородные и экономически важные районы королевства. Было созвано всеобщее ополчение рыцарей и орденов. Оно состояло из тысячи трехсот рыцарей и двадцати тысяч пехотинцев. Так как сам Балдуин командовать им не мог, он поставил во главе армии Гвидо Лузиньяна, рассчитывая убить двух зайцев: во-первых, избавиться от нападений Салах ад-Дина, во-вторых, укрепить авторитет будущего регента.
Гвидо Лузиньян умудрился упустить победу, причем виноват в том был он один. Армия крестоносцев остановилась в виду лагеря мусульман, возле Скифополя. Напрасно рыцари требовали немедленно ударить по врагу. Лузиньян оттягивал начало сражения до тех пор, пока не стало поздно. Салах ад-Дин успел отступить.
Король Балдуин пришел в ярость. Он проклинал день, когда доверил командование этому ничтожеству. Он лишил Лузиньяна регентства, приказал отобрать у него Аскалон и Яффу. Наконец, он объявил брак Гвидо с Сибиллой недействительным и потребовал от патриарха Ираклия, чтобы тот назначил суд над Лузиньяном как над предателем крестоносного дела.
Лузиньяну пришлось бежать из Иерусалима, потому что суд мог кончиться печально: король требовал смертного приговора. Гвидо заперся в Аскалоне, а король, несмотря на невероятные страдания, сам отправился во главе отряда рыцарей к Аскалону, чтобы схватить Лузиньяна.
Это была странная кавалькада. По пыльной пустынной дороге между холмов скакал отряд рыцарей. Во главе его на большом коне мчался очень грузный человек в белом плаще, с лицом, скрытым за белой чадрой. Он казался злым духом, вырвавшимся на волю.
Но Гвидо успел укрепиться в Аскалоне.
Король, оставив рыцарей в отдалении, один подъехал к городским воротам и трижды ударил в них рукоятью меча.
Город молчал.
Хриплым, срывающимся на шепот голосом король вызвал непокорного вассала на суд. Гвидо стоял на башне и смеялся.
Вернувшись в Иерусалим, король созвал баронов и потребовал судить Гвидо в его отсутствие. Но и патриарх, и магистры орденов высказались за сдержанность. Не время было бросать силы против Аскалона, когда с востока подступали армии Салах ад-Дина. Принято было другое решение: призвать Раймунда Триполийского и отдать ему на воспитание маленького племянника короля.
Гвидо, засевший в Аскалопе, занимался разбоем, нападая на купеческие караваны и арабские поселения на границе с Египтом.
На некоторое время в иерусалимском государстве наступило затишье. К тому же и Салах ад-Дин ослабил натиск: он был вынужден тратить силы на борьбу с единоверцами, которым не по душе было его возвышение. К общему удовлетворению, в 1185 году с Салах ад-Дином было заключено двухлетнее перемирие.
И тут на сцену выходит еще одно действующее лицо иерусалимской трагедии. Мерзавец номер один на Ближнем Востоке.
В 1149 году правитель княжества Антиохийского был убит в бою с войсками Hyp ад-Дина. Мусульманская армия осадила Антиохию, и оборону города возглавили тамошний патриарх Аймерих и вдова князя — Констапца.
После этого в течение нескольких лет Констанца оставалась одинокой, объясняя это тем, что поклялась патриарху отстоять свою и княжества независимость от докучливых претендентов на власть. Однако прошло года три, и в княжестве стали поговаривать о том, что Райнольд (Рено) Шатильонский, красивый и бравый рыцарь, приехавший в Антиохию ради подвигов и уже отличившийся в нескольких стычках, а также успевший поссориться с местной знатью, зачастил во дворец княгини.
Как Рено обольстил Констанцу — неизвестно. Но она нарушила клятву. Брак был совершен тайно, чтобы старый патриарх Аймерих не мог ему помешать. Когда же о браке было объявлено, это вызвало неодобрение в Иерусалиме. Несмотря на молодость, Рено Шатильонский успел себя дурно проявить и в столице.
С патриархом Антиохийским новый князь испортил отношения с первого же дня. Несмотря на то что патриарх пользовался в латинских государствах большим уважением, Рено начал обращаться с ним презрительно и нагло. И когда патриарх попытался призвать его к порядку, Рено не придумал ничего лучшего, как приказать схватить старика, раздеть, обмазать медом и выставить в жаркий день на площади на растерзание слепням и осам. Возмущение антиохийских баронов было столь велико да и сам король Иерусалима был столь разгневан, что Рено, бросивший после пытки старика в темницу, вынужден был его отпустить. Тот проклял Рено и навсегда покинул Антиохию. Остаток своих дней Аймерих прожил в Иерусалиме. Истязание патриарха произошло в 1153 году, вскоре после свадьбы. Последующие годы жизни Рено в Антиохии — длинный список бесчинств.
В 1156 году Рено, подкупленный агентами византийского императора Мануила, неожиданно напал на армянское Киликийское царство — единственного верного союзника крестоносцев. Но Рено никогда не интересовался политикой, он был прирожденным бандитом. Он жестоко разорил приморские города Армении, захватил много рабов и успел убраться с добычей, прежде чем его настигли войска армянского цара Тороса. После этого он послал в Византию за обещанной наградой, но император велел передать Рено, что захваченная им добыча — достаточная награда за набег. Рено умел мстить. Получив ответ императора, он собрал флот, посадил на него своих головорезов — у него был небольшой, но крепкий отряд — и кинулся на остров Кипр, тогда еще мирную провинцию Византии. Опустошив его восточный берег, забрав рабов и добычу, он сообщил императору, что теперь они в расчете.
Любимой резиденцией Рено был неприступный замок Крак де Шевалье. Туда он уходил после набегов, там пировал со своими рыцарями, оттуда вылетал, прослыша, что неподалеку проходит караван или к берегу несет штормом корабль.
Мирные соглашения на Ближнем Востоке далеко не всегда соблюдались. Нарушали их и тамплиеры, и сам иерусалимский король, и его бароны. Не святыми были и мусульманские эмиры. И все же, дабы этот край не превратился в скопище скорпионов, определенный порядок международных отношений неизбежно должен был установиться. Мир — это движение караванов и торговых судов, возделанные поля и горящие горны в ремесленных мастерских. Поэтому Салах ад-Дин и король Иерусалимский порой заключали перемирия. На бандитов типа Рено все поглядывали с опаской. Для них законов не существовало.
Поэтому, когда в 1160 году, во время одного из набегов, Рено попал в засаду и был взят мусульманами в плен, не только в Дамаске, но и в Иерусалиме вздохнули с облегчением.
Шестнадцать лет он провел в тюрьме в городе Гамбе. И никто — даже жена Констанца — не захотел его выкупить или обменять. А ведь когда через пять лет в плен к сарацинам попал юный сын Констанцы Боэмунд, выкупить его помог патриарх Аймерих.
Только в 1176 году Рено вышел из темницы. Был он уже не молод, ненавидел всех — от Салах ад-Дина до христианских рыцарей, которые бросили его на произвол судьбы. Он был одержим мечтой о мести и страстью к деньгам.
В Антиохию Рено не вернулся. Поселившись в замке Крак де Шевалье, он посвятил все силы истреблению мусульман. В 1181 году, нарушив перемирие, он совершил рейд в глубь территории Сирии. Из-за этого пострадали другие: Салах ад-Дин возглавил карательную экспедицию на Бейрут. В следующем году Рено кинулся в другую авантюру. Он напал на город Айлу на Красном море, захватил его и начал строить там флот, чтобы пограбить берега Аравии. Правда флот его погиб в первом же бою, Айла была потеряна, и Рено вернулся в замок без добычи.
В 1184 году Раймунд Триполийский, который был тогда регентом, осаждал Крак де Шевалье, чтобы наказать Рено. Но замок выстоял.
Сказочная добыча попала Рено в руки в 1187 году. Неподалеку от его замка проходил огромный торговый караван, который задержался в Иерусалиме и теперь двигался к Дамаску. Караван вез множество товаров из Аравии и Египта, но главное — в нем ехала любимая сестра султана Салах ад-Дина. Рено ограбил караван и перебил купцов и охрану. Это было не только нарушением перемирия, столь нужного Иерусалимскому королевству, это было еще и нарушением законов чести.
Салах ад-Дин тут же написал гневное письмо иерусалимскому королю. Но попало оно не к Балдуину.
Прокаженный король умер в 1183 году. В последние месяцы это был живой труп, равнодушно смотревший, как вокруг него кипит борьба за престол.
Победила партия Сибиллы, пятилетний сын которой воспитывался у Раймунда Триполийского. Раймунд был назначен его опекуном до совершеннолетия. Но мальчик был слабеньким, и Раймунд не смог его сберечь: через три года он умер.
Все это время Сибилла, которая понимала, что Раймунд Триполийский ее к власти не допустит, плела иптриги против опекуна. Пока был жив ее сын, свалить Раймунда она не могла. Зато со смертью маленького Балдуина граф Триполийский потерял законные основания править Иерусалимом. И вот тогда Сибилла вспомнила о своем изгнанном муже. Вспомнили о нем и все те, кому насолил Раймунд Триполийский. В том числе магистры духовно-рыцарских отрядов. Гвидо Лузиньян казался безопасен — он был таким ничтожеством, что его можно было посадить на престол.
В 1186 году Гвидо был возвращен из ссылки в Аскалоне и сделался иерусалимским королем.
Так что гневный протест Салах ад-Дина по поводу вероломного нарушения перемирия графом Рено Шатильонским попал к Гвидо Лузиньяну.
Гвидо понимал, что Салах ад-Дин совершенно прав, требуя компенсации за грабеж и наказания бессовестного Рено. Но положение Гвидо было шатким. В любой момент бароны могли согнать его с трона. А ведь король Иерусалимский был предводителем христианского воинства, Салах ад-Дин же — исчадием ада, государем нехристей. И наказать благородного христиапского рыцаря ради мусульманина было бы непростительной ошибкой в тот момент, когда послы Иерусалима обивали пороги царствующих домов Европы, умоляя о помощи против «неверных».
К тому же положение самого Салах ад-Дина было непрочно: против него поднялись сельджукские правители. Многие в Иерусалиме полагали, что наступил удобный момент покончить с султаном.
Маневрируя между кликами при дворе, Гвидо тянул с ответом, отказывался выплатить компенсацию, искал компромиссные варианты, и продолжалось это до тех пор, пока терпение Салах ад-Дина не лопнуло. Надо учитывать, что Салах ад-Дина подталкивали собственные «ястребы», которые требовали скорее сбросить в море христиан, не желая понять, что война с ними потребует отчаянных усилий.
Так что Рено сыграл на руку сторонникам войны в обоих лагерях.
Поняв, что Гвидо не решится наказать грабителя, Салах ад-Дин объявил европейцам «священную войну» и поклялся не складывать оружия до тех пор, пока последний из них не покинет его страну. Что же касается Рено Шатильонского, то Салах ад-Дин торжественно дал обет убить его собственными руками.
Весной 1187 года армии сарацин вторглись на земли Иерусалимского королевства. Уже в мае крестоносцы потерпели ощутимое поражение. Сто тридцать орденских рыцарей, храмовников и иоаннитов, во главе с великим магистром иоаннитов наткнулись на отряд под командованием сына Салах ад-Дина. Это случилось неподалеку от Назарета. Все до единого рыцари, включая великого магистра, погибли в этом бою.
Проникнув в глубь христианских владений, Салах ад-Дин стал опустошать сельскую местность. Этим он обрекал страну на голод и заставлял рыцарей и крестьян укрываться в переполненных городах.
Наконец Салах ад-Дин двинул в бой основные силы. В июне его армия подошла к городу Тивериаде и осадила его.
В эти дни крестоносной знати пришлось забыть прежние распри. С опозданием на год Раймунд Триполийский признал иерусалимского короля и привел к нему свой отряд.
В поход на выручку Тивериады собралось две тысячи конных рыцарей, восемнадцать тысяч пехотинцев и несколько тысяч легких лучников — армия по тем масштабам немалая. Единственным, кто не приехал к войску, был патриарх Ираклий. Он лишь прислал Святой крест в сопровождении двух епископов.
Отказ Ираклия участвовать в походе никого не удивил. Патриарх Иерусалима был большим жизнелюбом. Как рассказывает хронист, патриарх содержал любовницу, имел от нее детей и эта любовница, разукрашенная, как принцесса, в сопровождении свиты гуляла по улицам города. Так что отсутствие патриарха было встречено шутками — все понимали, что старый ревнивец не смеет оставить любовницу без присмотра.
3 июля, когда крестоносное войско уже подходило к Тивериаде, стало известно, что город пал. Держалась только его цитадель, где укрылась семья Раймунда Триполийского.
Перед последним переходом к Тивериаде бароны собрались на совет в шатре короля Гвидо.
Первым выступил Раймунд Триполийский.
— Я стою за то, что Тивериаду отбивать не следует, — сказал он. — Учтите, что мною движет не себялюбие — ведь я рискую более других: моя семья осаждена в цитадели и в любой момент может попасть в руки сарацин. Но до самой Тивериады нет источников и местность открытая. Солнце будет печь неумолимо. Мы потеряем множество людей и коней. Следует ждать войско Салах ад-Дина здесь, у источников.
Бароны шумно поддержали Раймунда. Согласились с ним и госпитальеры. Только великий магистр тамплиеров хранил молчание. Король Гвидо, присоединившись к мнению большинства, приказал никуда далее не двигаться и укреплять лагерь на случай появления сарацин.
Но после ужина в шатер к королю пришел великий магистр ордена тамплиеров. Он объяснил Гвидо, что план Раймунда Триполийского — явное предательство. Раймунд метит на иерусалимский престол и готов погубить Гвидо. Никогда еще у иерусалимского короля не было столь огромного войска. Надо спешно идти к Тивериаде, напасть на сарацин и победить их. Тогда вся слава достанется королю Гвидо.
Гвидо был ставленником тамплиеров, и они поддерживали его деньгами. Кстати, и этот ноход финансировался тамплиерами.
Утром, к удивлению баронов, король вышел из шатра в белом плаще с красным крестом тамплиеров, в кольчуге, в шлеме и с мечом. Он приказал седлать коней и двигаться вперед. Бароны возроптали, по в походе король был командиром. Подействовала и твердая уверенность уже севших на коней храмовников. И войско начало вытягиваться по иссушенной долине.
К полудню люди уже падали от тепловых ударов. Над долиной висела мелкая желтая пыль.
Вскоре арьергард армии начали беспокоить летучие отряды Салах ад-Дина. Барон Ибелин, который командовал арьергардом, потерял много пехотинцев и даже рыцарей в этих коротких стычках.
На ночлег войско остановилось рано: последние мили были очень тяжелы. Как и предсказывал Раймунд Триполийский, единственный источник, встретившийся здесь, был мал, и не удалось даже толком напоить коней.
Когда стемнело, возле лагеря поймали нищую старуху. Кто-то крикнул, что это мусульманская колдунья, которая хочет навести порчу на крестоносцев. Тут же из взятых с собой дров разложили костер и сожгли старуху живьем. С ближайшего холма Салах ад-Дин наблюдал за рыцарским лагерем и никак не мог понять, зачем христианам понадобился такой большой костер. Крики старухи до Салах ад-Дина не долетали.
Утром 4 июля армия двинулась дальше, несмотря на то что перед выходом произошла стычка между Раймундом Триполийским и магистром тамплиеров. Раймунд требовал отступить, пока не поздно.
К полудню армии сошлись у деревпи Лубил. Было еще жарче, чем накануне. Рыцарям казалось, что они испекаются заживо, и бились они вяло. Пехота отстала, тамплиеры гнали лучников вперед, словно стадо баранов. Прорвать строй сарацин не удалось.
Гвидо отыскал Раймунда Триполийского. Белый плащ старого воина был разорван копьем. Раймунд шатался от усталости. Гвидо спросил, что делать дальше. Он больше не верил великому магистру тамплиеров. Раймунд ответил, что единственная надежда спастись — это отступать в расчете на то, что Салах ад-Дин не будет преследовать крестоносцев.
Гвидо приказал трубить отход.
Войско крестоносцев, отбиваясь от перешедших в наступление сарацин, отошло на большой отлогий холм, где стояла деревня Хаттин, Воды не было. Колодец в деревне опустошили до дна. Те, кому не досталось воды, сосали влажный песок. Враги стояли так близко, что слышны были их голоса.
С наступлением темноты солдаты начали перебегать в лагерь Салах ад-Дина. Глубокой ночью к Салах ад-Дину пришли пять триполийских рыцарей. Не исключено, что они дезертировали с ведома графа Раймунда, на землях которого и шел этот бой. Рыцари рассказали Салах ад-Дину то, что он знал и без них, — положение крестоносцев безнадежно, и состояние их духа столь низко, что достаточно небольшого толчка, чтобы плод упал с дерева. Салах ад-Дин приказал напоить рыцарей и выделить им шатер. Он не питал зла к графу Триполийскому.
На рассвете первыми в лагере поднялись рыцари Рено Шатильонского. Они решили прорваться.
Но опоздали. Салах ад-Дин проснулся раньше. Его люди подожгли вереск, и едкий дым пополз по холму, скрывая суматоху в лагере. Из клубов дыма с криками выскочили рыцари Рено Шатильонского.
Холм был окружен сельджукскими всадниками. Волна рыцарей Рено натолкнулась на них и откатилась обратно, в дым и отчаяние гибели.
Салах ад-Дин поднял саблю, подавая своему войску сигнал к битве. Сжимая кольцо, ринулись на холм всадники. Желтые знамена Салах ад-Дина плыли над голубым дымом, стремясь туда, где вокруг шатра короля Иерусалимского сгрудились стяги рыцарей и орденские знамена: черные с белым крестом — иоаннитов, белые с красным крестом — тамплиеров.
Вдруг в одном месте кольцо сарацин распалось, и сквозь эту брешь вырвались рыцари Раймунда Триполий-ского. Старый граф скакал впереди своего отряда. Вниз по склону холма и дальше по пыльной дороге отряд ушел к Триполи.
В 1174 году умер иерусалимский король Амори. От него остались двое детей: сын Балдуин, который занял престол под именем Балдуина IV, и дочь Сибилла, ставшая желанной добычей для женихов. Матери своей они почти не знали, и не потому, что она умерла — Агнесса Эдесская была жива и здорова. Она вышла замуж за Амори, когда тот еще не был королем. Супруги мирно прожили несколько лет, родилось двое детей, и тут со смертью брата Амори должен был унаследовать престол. Но соперники Амори вспомпили, что Агнесса приходится ему четвероюродной сестрой. По наущению врагов Амори патриарх Иерусалимский объявил их брак недействительным. Перед Амори встала проблема: престол или жена. Он выбрал престол, выторговав при этом право считать своих детей законными. Так что Агнесса была изгнана из королевского дворца, а Сибилла и Балдуин остались в нем. Агнесса потом утешилась: она снова вышла замуж.
Сибилла росла девочкой своенравной, вспыльчивой и злой. Брат ее, будущий король, был увальнем, добродушным, ленивым и неумным. Сибилла осталась во дворце отца, а мальчика передали на воспитание графу Раймунду Триполийскому. Раймунд был наиболее осмотрительным и разумным из всей латинской знати и пользовался громадным авторитетом. Отец его был в 1150 году убит ассасинами в Триполи, и рос он при регентстве матери. В 1165 году Раймунд попал в плен к сирийскому атабеку Hyp ад-Дину, провел восемь месяцев в тюрьме, но был выкуплен королем Амори. Раймунд был представителем антивизантийского крыла крестоносцев. Для этого помимо причин политических была и причина личная: византийский император Мануил сватался к его дочери Мелизанде, но послы обнаружили у нее нервную болезнь, и император отказался от этого брака, взяв в жены вместо Мелизанды Марию Антиохийскую. Поэтому византийские корабли обходили Триполи стороной, а на счету Раймунда было несколько жестоких набегов на греческие города побережья Малой Азии.
Раймунд был известен своей осторожностью и даже, как утверждали его враги, трусостью. В запутанном и нездоровом мире ближневосточной политики он был опытен, изощрен и непотопляем.
Однажды, когда Балдуину было девять лет, Раймунд обратил внимание на то, что, играя с другими детьми, Балдуин почему-то не реагирует на щипки и удары, вроде бы болезненные. Раймунд подозвал его, взял иглу и уколол Балдуина в руку. Тот даже глазом не моргнул. Раймунд сразу понял, что произошло: мальчика настигла проказа.
Проказа была бичом Ближнего Востока. Уже не один рыцарь становился ее жертвой. Но Балдуин был первым принцем, которого поразила болезнь, почитавшаяся божьей карой. Раймунд обратился к сарацинским врачам: лекари франков были невежественны. Но и сарацины помочь не смогли. Понемногу пятна ироказы расползлись по всему телу.
Балдуину исполнилось тринадцать лет, когда умер его отец, и Раймунд Триполийский, сломив сопротивление знати, не желавшей видеть на троне прокаженного, посадил Балдуина на иерусалимский престол, оставшись его главным советником. Раймунд был назойлив, не давал королю и шагу ступить без указаний, полагая, что тот все еще мальчик, которого можно наказывать. И неудивительно, что грузный, психически неустойчивый, всегда напудренный и нарумяненный, чтобы скрыть пятна и язвы проказы, юноша, от которого исходил такой тяжелый запах, что не спасали все благовония Востока, возненавидел своего советника. Дела часто отзывали графа из Иерусалима, и тогда магистр ордена тамплиеров и иные недруги Раймунда без устали нашептывали королю, что он должен избавиться от тяжкой опеки.
Наконец, придравшись к пустяку, Балдуин вспылил и приказал своему воспитателю удалиться из столицы. Тот не мог поверить своим ушам. Но король был тверд.
Сестра прокаженного короля, Сибилла, была выдана замуж за маркграфа Вильгельма Монферратского, который умер в 1177 году, оставив се беременной. Таким образом, она снова стала выгодной невестой, и рыцари, видевшие, что Балдуин долго не протянет и умрет бездетным, понимали, что муж Сибиллы нолучит шанс занять иерусалимский трон.
Умирать Балдуин не собирался. Когда тебе лишь семнадцать лет, трудно думать о смерти, и заполучить в качестве шурина опасного соперника он не желал. Не желало этого и его окружение, с опаской глядевшее на графа Раймунда Триполийского и других хищников, среди которых более всех страшил герцог Генрих Бургундский, только что прибывший в Иерусалим с отрядом крестоносцев и обративший внимание на молодую мать. Роман Генриха с Сибиллой разгорался, и двор охватила паника. Король и его советники принялись искать рыцаря, который был бы не настолько знатен, чтобы претендовать на престол.
В шестидесятых годах в Святой земле появился знатный аквитанец барон де Лузиньян с двумя сыновьями — Жоффруа и Гвидо. Первый из них, женатый, сразу прославился своими подвигами. Второй, холостой, был неумен, несмел, зато был хорош собой и не имел в Иерусалиме никакой поддержки. Патриарху и магистру тамплиеров он показался идеальным женихом для Сибиллы.
Сибилла ударилась в амбицию, отказываясь выходить замуж за такое ничтожество. Но, очевидно, у короля и его советников нашлись достаточно веские аргументы, и потому в 1178 году Сибилла стала женой Гвидо Лузиньяна.
На первых порах Лузиньян пришелся в Иерусалиме ко двору. Звезд он с неба не хватал, но в заговоры не вмешивался и был предан королю. Сибилла же не скрывала презрения к новому мужу.
Эти годы совпали с началом наступления Салах ад-Дина. Методично и настойчиво султан теснил крестоносцев, отвоевывая у них замки и города. Войска его появлялись и на побережье, подходили даже к стенам Акки и Триполи. Семидесятые годы — постоянная цепь поражений христианского воинства.
Прокаженный король в этой обстановке проявил себя настоящим монархом. Он вновь и вновь собирал рыцарские отряды и бросался из одного предела своего государства в другой, стараясь отогнать сарацин. С каждым днем это было все труднее: к двадцати годам Балдуин уже с трудом взбирался на коня. Он потерял почти все пальцы, и лицо его было страшно изуродовано.
В 1179 году один из полководцев Салах ад-Дина, Фарук-шах, разбил армию Балдуина у замка Бельфорт, в следующем году египтяне захватили остров Фуад. К тому же на Святую землю два года подряд обрушивался неурожай, а зерно тамплиеры выгодно продали в Сицилии. Король понимал, что Салах ад-Дин не успокоится, пока не разгромит крестоносцев. В Иерусалиме был введен чрезвычайный налог для борьбы с «неверными», в Европу отправились патриарх Ираклий и другие епископы, чтобы агитировать за новый крестовый поход.
Состояние короля Балдуина было плачевным. В начале восьмидесятых годов он потерял зрение и уже не мог участвовать в походах. Он догнивал в своем дворце, но еще правил государством.
Балдуин решил передать престол племяннику, сыну Сибиллы Балдуину, которому тогда было три года, и назначить регентом при нем Гвидо Лузиньяна.
И тут королю показалось, что представился случай одним ударом покончить с Салах ад-Дином.
Небольшая армия Салах ад-Дина вторглась в Галилею и опустошила самые плодородные и экономически важные районы королевства. Было созвано всеобщее ополчение рыцарей и орденов. Оно состояло из тысячи трехсот рыцарей и двадцати тысяч пехотинцев. Так как сам Балдуин командовать им не мог, он поставил во главе армии Гвидо Лузиньяна, рассчитывая убить двух зайцев: во-первых, избавиться от нападений Салах ад-Дина, во-вторых, укрепить авторитет будущего регента.
Гвидо Лузиньян умудрился упустить победу, причем виноват в том был он один. Армия крестоносцев остановилась в виду лагеря мусульман, возле Скифополя. Напрасно рыцари требовали немедленно ударить по врагу. Лузиньян оттягивал начало сражения до тех пор, пока не стало поздно. Салах ад-Дин успел отступить.
Король Балдуин пришел в ярость. Он проклинал день, когда доверил командование этому ничтожеству. Он лишил Лузиньяна регентства, приказал отобрать у него Аскалон и Яффу. Наконец, он объявил брак Гвидо с Сибиллой недействительным и потребовал от патриарха Ираклия, чтобы тот назначил суд над Лузиньяном как над предателем крестоносного дела.
Лузиньяну пришлось бежать из Иерусалима, потому что суд мог кончиться печально: король требовал смертного приговора. Гвидо заперся в Аскалоне, а король, несмотря на невероятные страдания, сам отправился во главе отряда рыцарей к Аскалону, чтобы схватить Лузиньяна.
Это была странная кавалькада. По пыльной пустынной дороге между холмов скакал отряд рыцарей. Во главе его на большом коне мчался очень грузный человек в белом плаще, с лицом, скрытым за белой чадрой. Он казался злым духом, вырвавшимся на волю.
Но Гвидо успел укрепиться в Аскалоне.
Король, оставив рыцарей в отдалении, один подъехал к городским воротам и трижды ударил в них рукоятью меча.
Город молчал.
Хриплым, срывающимся на шепот голосом король вызвал непокорного вассала на суд. Гвидо стоял на башне и смеялся.
Вернувшись в Иерусалим, король созвал баронов и потребовал судить Гвидо в его отсутствие. Но и патриарх, и магистры орденов высказались за сдержанность. Не время было бросать силы против Аскалона, когда с востока подступали армии Салах ад-Дина. Принято было другое решение: призвать Раймунда Триполийского и отдать ему на воспитание маленького племянника короля.
Гвидо, засевший в Аскалопе, занимался разбоем, нападая на купеческие караваны и арабские поселения на границе с Египтом.
На некоторое время в иерусалимском государстве наступило затишье. К тому же и Салах ад-Дин ослабил натиск: он был вынужден тратить силы на борьбу с единоверцами, которым не по душе было его возвышение. К общему удовлетворению, в 1185 году с Салах ад-Дином было заключено двухлетнее перемирие.
И тут на сцену выходит еще одно действующее лицо иерусалимской трагедии. Мерзавец номер один на Ближнем Востоке.
В 1149 году правитель княжества Антиохийского был убит в бою с войсками Hyp ад-Дина. Мусульманская армия осадила Антиохию, и оборону города возглавили тамошний патриарх Аймерих и вдова князя — Констапца.
После этого в течение нескольких лет Констанца оставалась одинокой, объясняя это тем, что поклялась патриарху отстоять свою и княжества независимость от докучливых претендентов на власть. Однако прошло года три, и в княжестве стали поговаривать о том, что Райнольд (Рено) Шатильонский, красивый и бравый рыцарь, приехавший в Антиохию ради подвигов и уже отличившийся в нескольких стычках, а также успевший поссориться с местной знатью, зачастил во дворец княгини.
Как Рено обольстил Констанцу — неизвестно. Но она нарушила клятву. Брак был совершен тайно, чтобы старый патриарх Аймерих не мог ему помешать. Когда же о браке было объявлено, это вызвало неодобрение в Иерусалиме. Несмотря на молодость, Рено Шатильонский успел себя дурно проявить и в столице.
С патриархом Антиохийским новый князь испортил отношения с первого же дня. Несмотря на то что патриарх пользовался в латинских государствах большим уважением, Рено начал обращаться с ним презрительно и нагло. И когда патриарх попытался призвать его к порядку, Рено не придумал ничего лучшего, как приказать схватить старика, раздеть, обмазать медом и выставить в жаркий день на площади на растерзание слепням и осам. Возмущение антиохийских баронов было столь велико да и сам король Иерусалима был столь разгневан, что Рено, бросивший после пытки старика в темницу, вынужден был его отпустить. Тот проклял Рено и навсегда покинул Антиохию. Остаток своих дней Аймерих прожил в Иерусалиме. Истязание патриарха произошло в 1153 году, вскоре после свадьбы. Последующие годы жизни Рено в Антиохии — длинный список бесчинств.
В 1156 году Рено, подкупленный агентами византийского императора Мануила, неожиданно напал на армянское Киликийское царство — единственного верного союзника крестоносцев. Но Рено никогда не интересовался политикой, он был прирожденным бандитом. Он жестоко разорил приморские города Армении, захватил много рабов и успел убраться с добычей, прежде чем его настигли войска армянского цара Тороса. После этого он послал в Византию за обещанной наградой, но император велел передать Рено, что захваченная им добыча — достаточная награда за набег. Рено умел мстить. Получив ответ императора, он собрал флот, посадил на него своих головорезов — у него был небольшой, но крепкий отряд — и кинулся на остров Кипр, тогда еще мирную провинцию Византии. Опустошив его восточный берег, забрав рабов и добычу, он сообщил императору, что теперь они в расчете.
Любимой резиденцией Рено был неприступный замок Крак де Шевалье. Туда он уходил после набегов, там пировал со своими рыцарями, оттуда вылетал, прослыша, что неподалеку проходит караван или к берегу несет штормом корабль.
Мирные соглашения на Ближнем Востоке далеко не всегда соблюдались. Нарушали их и тамплиеры, и сам иерусалимский король, и его бароны. Не святыми были и мусульманские эмиры. И все же, дабы этот край не превратился в скопище скорпионов, определенный порядок международных отношений неизбежно должен был установиться. Мир — это движение караванов и торговых судов, возделанные поля и горящие горны в ремесленных мастерских. Поэтому Салах ад-Дин и король Иерусалимский порой заключали перемирия. На бандитов типа Рено все поглядывали с опаской. Для них законов не существовало.
Поэтому, когда в 1160 году, во время одного из набегов, Рено попал в засаду и был взят мусульманами в плен, не только в Дамаске, но и в Иерусалиме вздохнули с облегчением.
Шестнадцать лет он провел в тюрьме в городе Гамбе. И никто — даже жена Констанца — не захотел его выкупить или обменять. А ведь когда через пять лет в плен к сарацинам попал юный сын Констанцы Боэмунд, выкупить его помог патриарх Аймерих.
Только в 1176 году Рено вышел из темницы. Был он уже не молод, ненавидел всех — от Салах ад-Дина до христианских рыцарей, которые бросили его на произвол судьбы. Он был одержим мечтой о мести и страстью к деньгам.
В Антиохию Рено не вернулся. Поселившись в замке Крак де Шевалье, он посвятил все силы истреблению мусульман. В 1181 году, нарушив перемирие, он совершил рейд в глубь территории Сирии. Из-за этого пострадали другие: Салах ад-Дин возглавил карательную экспедицию на Бейрут. В следующем году Рено кинулся в другую авантюру. Он напал на город Айлу на Красном море, захватил его и начал строить там флот, чтобы пограбить берега Аравии. Правда флот его погиб в первом же бою, Айла была потеряна, и Рено вернулся в замок без добычи.
В 1184 году Раймунд Триполийский, который был тогда регентом, осаждал Крак де Шевалье, чтобы наказать Рено. Но замок выстоял.
Сказочная добыча попала Рено в руки в 1187 году. Неподалеку от его замка проходил огромный торговый караван, который задержался в Иерусалиме и теперь двигался к Дамаску. Караван вез множество товаров из Аравии и Египта, но главное — в нем ехала любимая сестра султана Салах ад-Дина. Рено ограбил караван и перебил купцов и охрану. Это было не только нарушением перемирия, столь нужного Иерусалимскому королевству, это было еще и нарушением законов чести.
Салах ад-Дин тут же написал гневное письмо иерусалимскому королю. Но попало оно не к Балдуину.
Прокаженный король умер в 1183 году. В последние месяцы это был живой труп, равнодушно смотревший, как вокруг него кипит борьба за престол.
Победила партия Сибиллы, пятилетний сын которой воспитывался у Раймунда Триполийского. Раймунд был назначен его опекуном до совершеннолетия. Но мальчик был слабеньким, и Раймунд не смог его сберечь: через три года он умер.
Все это время Сибилла, которая понимала, что Раймунд Триполийский ее к власти не допустит, плела иптриги против опекуна. Пока был жив ее сын, свалить Раймунда она не могла. Зато со смертью маленького Балдуина граф Триполийский потерял законные основания править Иерусалимом. И вот тогда Сибилла вспомнила о своем изгнанном муже. Вспомнили о нем и все те, кому насолил Раймунд Триполийский. В том числе магистры духовно-рыцарских отрядов. Гвидо Лузиньян казался безопасен — он был таким ничтожеством, что его можно было посадить на престол.
В 1186 году Гвидо был возвращен из ссылки в Аскалоне и сделался иерусалимским королем.
Так что гневный протест Салах ад-Дина по поводу вероломного нарушения перемирия графом Рено Шатильонским попал к Гвидо Лузиньяну.
Гвидо понимал, что Салах ад-Дин совершенно прав, требуя компенсации за грабеж и наказания бессовестного Рено. Но положение Гвидо было шатким. В любой момент бароны могли согнать его с трона. А ведь король Иерусалимский был предводителем христианского воинства, Салах ад-Дин же — исчадием ада, государем нехристей. И наказать благородного христиапского рыцаря ради мусульманина было бы непростительной ошибкой в тот момент, когда послы Иерусалима обивали пороги царствующих домов Европы, умоляя о помощи против «неверных».
К тому же положение самого Салах ад-Дина было непрочно: против него поднялись сельджукские правители. Многие в Иерусалиме полагали, что наступил удобный момент покончить с султаном.
Маневрируя между кликами при дворе, Гвидо тянул с ответом, отказывался выплатить компенсацию, искал компромиссные варианты, и продолжалось это до тех пор, пока терпение Салах ад-Дина не лопнуло. Надо учитывать, что Салах ад-Дина подталкивали собственные «ястребы», которые требовали скорее сбросить в море христиан, не желая понять, что война с ними потребует отчаянных усилий.
Так что Рено сыграл на руку сторонникам войны в обоих лагерях.
Поняв, что Гвидо не решится наказать грабителя, Салах ад-Дин объявил европейцам «священную войну» и поклялся не складывать оружия до тех пор, пока последний из них не покинет его страну. Что же касается Рено Шатильонского, то Салах ад-Дин торжественно дал обет убить его собственными руками.
Весной 1187 года армии сарацин вторглись на земли Иерусалимского королевства. Уже в мае крестоносцы потерпели ощутимое поражение. Сто тридцать орденских рыцарей, храмовников и иоаннитов, во главе с великим магистром иоаннитов наткнулись на отряд под командованием сына Салах ад-Дина. Это случилось неподалеку от Назарета. Все до единого рыцари, включая великого магистра, погибли в этом бою.
Проникнув в глубь христианских владений, Салах ад-Дин стал опустошать сельскую местность. Этим он обрекал страну на голод и заставлял рыцарей и крестьян укрываться в переполненных городах.
Наконец Салах ад-Дин двинул в бой основные силы. В июне его армия подошла к городу Тивериаде и осадила его.
В эти дни крестоносной знати пришлось забыть прежние распри. С опозданием на год Раймунд Триполийский признал иерусалимского короля и привел к нему свой отряд.
В поход на выручку Тивериады собралось две тысячи конных рыцарей, восемнадцать тысяч пехотинцев и несколько тысяч легких лучников — армия по тем масштабам немалая. Единственным, кто не приехал к войску, был патриарх Ираклий. Он лишь прислал Святой крест в сопровождении двух епископов.
Отказ Ираклия участвовать в походе никого не удивил. Патриарх Иерусалима был большим жизнелюбом. Как рассказывает хронист, патриарх содержал любовницу, имел от нее детей и эта любовница, разукрашенная, как принцесса, в сопровождении свиты гуляла по улицам города. Так что отсутствие патриарха было встречено шутками — все понимали, что старый ревнивец не смеет оставить любовницу без присмотра.
3 июля, когда крестоносное войско уже подходило к Тивериаде, стало известно, что город пал. Держалась только его цитадель, где укрылась семья Раймунда Триполийского.
Перед последним переходом к Тивериаде бароны собрались на совет в шатре короля Гвидо.
Первым выступил Раймунд Триполийский.
— Я стою за то, что Тивериаду отбивать не следует, — сказал он. — Учтите, что мною движет не себялюбие — ведь я рискую более других: моя семья осаждена в цитадели и в любой момент может попасть в руки сарацин. Но до самой Тивериады нет источников и местность открытая. Солнце будет печь неумолимо. Мы потеряем множество людей и коней. Следует ждать войско Салах ад-Дина здесь, у источников.
Бароны шумно поддержали Раймунда. Согласились с ним и госпитальеры. Только великий магистр тамплиеров хранил молчание. Король Гвидо, присоединившись к мнению большинства, приказал никуда далее не двигаться и укреплять лагерь на случай появления сарацин.
Но после ужина в шатер к королю пришел великий магистр ордена тамплиеров. Он объяснил Гвидо, что план Раймунда Триполийского — явное предательство. Раймунд метит на иерусалимский престол и готов погубить Гвидо. Никогда еще у иерусалимского короля не было столь огромного войска. Надо спешно идти к Тивериаде, напасть на сарацин и победить их. Тогда вся слава достанется королю Гвидо.
Гвидо был ставленником тамплиеров, и они поддерживали его деньгами. Кстати, и этот ноход финансировался тамплиерами.
Утром, к удивлению баронов, король вышел из шатра в белом плаще с красным крестом тамплиеров, в кольчуге, в шлеме и с мечом. Он приказал седлать коней и двигаться вперед. Бароны возроптали, по в походе король был командиром. Подействовала и твердая уверенность уже севших на коней храмовников. И войско начало вытягиваться по иссушенной долине.
К полудню люди уже падали от тепловых ударов. Над долиной висела мелкая желтая пыль.
Вскоре арьергард армии начали беспокоить летучие отряды Салах ад-Дина. Барон Ибелин, который командовал арьергардом, потерял много пехотинцев и даже рыцарей в этих коротких стычках.
На ночлег войско остановилось рано: последние мили были очень тяжелы. Как и предсказывал Раймунд Триполийский, единственный источник, встретившийся здесь, был мал, и не удалось даже толком напоить коней.
Когда стемнело, возле лагеря поймали нищую старуху. Кто-то крикнул, что это мусульманская колдунья, которая хочет навести порчу на крестоносцев. Тут же из взятых с собой дров разложили костер и сожгли старуху живьем. С ближайшего холма Салах ад-Дин наблюдал за рыцарским лагерем и никак не мог понять, зачем христианам понадобился такой большой костер. Крики старухи до Салах ад-Дина не долетали.
Утром 4 июля армия двинулась дальше, несмотря на то что перед выходом произошла стычка между Раймундом Триполийским и магистром тамплиеров. Раймунд требовал отступить, пока не поздно.
К полудню армии сошлись у деревпи Лубил. Было еще жарче, чем накануне. Рыцарям казалось, что они испекаются заживо, и бились они вяло. Пехота отстала, тамплиеры гнали лучников вперед, словно стадо баранов. Прорвать строй сарацин не удалось.
Гвидо отыскал Раймунда Триполийского. Белый плащ старого воина был разорван копьем. Раймунд шатался от усталости. Гвидо спросил, что делать дальше. Он больше не верил великому магистру тамплиеров. Раймунд ответил, что единственная надежда спастись — это отступать в расчете на то, что Салах ад-Дин не будет преследовать крестоносцев.
Гвидо приказал трубить отход.
Войско крестоносцев, отбиваясь от перешедших в наступление сарацин, отошло на большой отлогий холм, где стояла деревня Хаттин, Воды не было. Колодец в деревне опустошили до дна. Те, кому не досталось воды, сосали влажный песок. Враги стояли так близко, что слышны были их голоса.
С наступлением темноты солдаты начали перебегать в лагерь Салах ад-Дина. Глубокой ночью к Салах ад-Дину пришли пять триполийских рыцарей. Не исключено, что они дезертировали с ведома графа Раймунда, на землях которого и шел этот бой. Рыцари рассказали Салах ад-Дину то, что он знал и без них, — положение крестоносцев безнадежно, и состояние их духа столь низко, что достаточно небольшого толчка, чтобы плод упал с дерева. Салах ад-Дин приказал напоить рыцарей и выделить им шатер. Он не питал зла к графу Триполийскому.
На рассвете первыми в лагере поднялись рыцари Рено Шатильонского. Они решили прорваться.
Но опоздали. Салах ад-Дин проснулся раньше. Его люди подожгли вереск, и едкий дым пополз по холму, скрывая суматоху в лагере. Из клубов дыма с криками выскочили рыцари Рено Шатильонского.
Холм был окружен сельджукскими всадниками. Волна рыцарей Рено натолкнулась на них и откатилась обратно, в дым и отчаяние гибели.
Салах ад-Дин поднял саблю, подавая своему войску сигнал к битве. Сжимая кольцо, ринулись на холм всадники. Желтые знамена Салах ад-Дина плыли над голубым дымом, стремясь туда, где вокруг шатра короля Иерусалимского сгрудились стяги рыцарей и орденские знамена: черные с белым крестом — иоаннитов, белые с красным крестом — тамплиеров.
Вдруг в одном месте кольцо сарацин распалось, и сквозь эту брешь вырвались рыцари Раймунда Триполий-ского. Старый граф скакал впереди своего отряда. Вниз по склону холма и дальше по пыльной дороге отряд ушел к Триполи.