Нарату, «плохой король», продержался у власти четыре года — с 1167 до 1171-го. Когда он погиб, ему было сорок девять лет.
   На престол воссел его сын Наратейнка. У него было три королевы, утверждают хроники, любил он их всех одинаково и потому старательно следил за тем, чтобы и слонов, и дворцов, и музыкантов у них было поровну.
   Любовь сразу к трем женщинам опасна. В конце концов обнаруживается, что любить трех — значит не любить ни одну. И можно предположить, что Наратейнке хотелось настоящей любви.
   Как-то королю подарили юную девулшу, которая ему не поправилась, так как была слишком юна, костлява и голенаста. И уши ее торчали в стороны. Сообщив об этом со смехом окружающим, Наратейнка отдал ее своему младшему брату Нарапатиситу.
   Младший брат жил с матерью, и та, полюбив девочку, не только научила ее всему, что положено знать и уметь наложнице, но и подрезала ей уши.
   Далее все было как в сказке.
   Король увидел наложницу младшего брата, уже расцветшую и прекрасную, и возжелал ее. Чтобы овладеть ею, он решил отправить брата с глаз подальше и потому приказал ему подавить восстание, вспыхнувшее в горах. Брат взял войско и двинулся в поход, а король тут же приказал привести к нему красавицу с подрезанными ушами. Но Нарапатиситу перед отъездом призвал к себе верного слугу Нга Пью и сказал:
   — Если случится что неладное, бери моего любимого коня Тудо, которого я оставляю тебе для этой цели, и скачи ко мне.
   Пока король развлекался с красавицей, Нарапатиситу добрался до места назначения и там обнаружил, что никакого восстания нет.
   А верный слуга поскакал к своему господину. Ехал он весь день, устал и, когда начало смеркаться, остановился переночевать.
   Нга Пью не знал, что был совсем рядом с лагерем Нарапатиситу. Пока он спал, конь пасся в лесу. Почуяв, что близко его господин, он помчался к шатру принца.
   Ночью Нарапатиситу проснулся оттого, что рядом ржал его любимый конь. И понял, что в столице случилось несчастье.
   А утром, не найдя коня, Нга Пью пешком за полчаса добрался до лагеря принца. И все ему рассказал.
   Принц выслушал слугу и пришел в ярость. Гнев его был обращен как против старшего брата, так и против Нга Пью.
   — Как ты смел спать рядом с лагерем! Мы потеряли несколько драгоценных часов!
   И тут же зарубил своего верного слугу.
   Затем он повернул войско назад и выслал разведчиков, которые должны были проникнуть во дворец и убить короля.
   Король долго бегал от убийц по помещениям дворца. Наконец заперся в уборной, но его отыскали и там. И зарубили, хотя он молил даровать ему жизнь и обещал верно служить брату.
   Это случилось в 1174 году. Значит, Наратейнка успел пробыть на троне три года.
   Нарапатиситу взошел на престол, провозгласил своей главной королевой красавицу с подрезанными ушами и благополучно царствовал тридцать пять лет.
   Такова версия бирманских хроник о событиях 1167–1174 годов.
   Однако эти сведения вызвали у ученых сомнения: так ли было на самом деле?
   Уже внимательное чтение самих хроник дает повод для недоумения.
   Про всех королей паганской династии подробно рассказывается, какие они осуществили реформы, какие пагоды и храмы построили, какие богоугодные дела совершили, где прорыли каналы и какие воздвигли плотины, с кем воевали и с кем заключали договоры. Это естественно — такова королевская служба. Ничего подобного о Нарату и Наратейнке не сообщается. Есть только перечень беззаконий и описание любовных историй, аналоги которым нетрудно отыскать в фольклоре.
   Но даже не это главное.
   Обнаруживается, что надписи того времени и археологические данные радикально расходятся с хрониками — единственный раз за всю историю государства. Двести пятьдесят лет истории Пагана отражены в хрониках достоверно, а семь лет — неправильно.
   Из надписей известно, что храм Дхаммаянджи возводился королем Имто Сьяном, который наследовал Кансу I (Алаунситу). Но храм начали сооружать в 1165 году, и в том же году строительство было прервано. Значит, Алаунситу не дожил до 1167 года, как утверждают хроники: уже в 1165 году престол занимал другой король.
   В так называемой надписи на горе Тицо приводится список паганских королей, — правда, без дат царствования. В этом списке за Кансу I следует Имто Сьян, а за ним сразу — Кансу II, другое имя которого было Нарапатиситу. Таким образом, даже если Имто Сьян — это Нарату, то никакого Наратейнки вообще не существовало.
   Наконец, еще одно соображение. В течение всего XII века в Пагане земельные сделки и результаты судебных процессов, касающихся владения землей, фиксировались на камнях — так было надежнее, чем обращаться к бумаге. Камни эти ставились на той земле, которая была объектом сделки. Они обычно датированы, и чаще всего на них указывается имя короля, при котором сделка совершена. Таких надписей сотни. Надписей же с именами Нарату и Наратейнки нет. Правда, нет и надписей с именем Имто Сьяна.
   Последнее соображение. Строительство большого храма — дело престижное, государственное. Прервать его могло лишь страшное бедствие. Даже если бы Имто Сьян просто умер, процарствовав совсем немного, его преемник обязательно бы завершил сооружение храма — это важная заслуга в понимании буддиста. А храм Дхаммаянджи не был завершен. Значит, не только с Имто Сьяном что-то случилось. Случилось со всем государством. И событие это было настолько трагическим и, очевидно, неприятным для потомков, что о нем вообще следовало забыть.
   Но что могло произойти в Паганском государстве?
 
   Эта загадка так и осталась бы неразрешенной, если бы на помощь не пришли хроники Цейлона (Шри-Ланки), государства, тесно связапного с Паганом торговыми и религиозными узами. Именно туда уехал Пантагу, а за ним и другие буддийские монахи.
   В цейлонской надписи Деванагала, относящейся к концу XII века, говорится: «Человек по имени Бхуваннадита, царь Араманны, сказал: „Мы не будем заключать договор с островом Ланка…“ И тогда его величество король Ланки скомандовал: „Погрузите людей на тысячу кораблей и пошлите их в поход на Араманну“. Полководец Кит Нуварага, подчинившись этому приказанию, отплыл к Араманне, взял штурмом город Кусумья, и через пять месяцев король Араманны направил послов со словами: „Мы заключим договор“».
   Араманна в цейлонских текстах — Паган. Кусумья — город Бассейн, южный морской порт Бирмы. Надпись сообщает о событиях 1165 года. Именно того года, когда было внезапно прервано строительство храма Дхаммаянджи.
   Эти события описаны несколько подробнее в цейлонской же хронике Чулавамса.
   Чулавамса сообщает, что некий паганский король вдвое поднял цены на слонов, которыми Бирма торговала с Цейлоном. И запретил, хотя это и было принято, отдавать слона за каждое судно с грузом, пришедшее с Цейлона. Цейлонские послы, которые ехали в государство Ангкор, были арестованы на побережье Тепассерима, то есть на юго-востоке Паганского государства. Цейлонская принцесса, которая плыла в Ангкор, чтобы выйти замуж за тамошнего короля, была перехвачена и увезена в Паган.
   Последнее было прямым вызовом цейлонскому королю Параккама Баху I (1153–1186).
   Очевидно, за этими событиями скрывается сложная политическая игра, связанная с Великим торговым путем. Цейлон, ранее союзник Пагана, вступает в дружественные отношения с государством кхмеров — Ангкором. Ангкор, восточный сосед Пагана, претендовал на южные области Бирмы и, судя по камбоджийским хроникам, даже одно время владел тем самым Тенассеримом, где бирманцы арестовали цейлонских послов. Так что посольство, которое оказалось именно в спорных, пограничных с Ангкором местах, и принцесса, которую послали старому противнику Пагана, никакой радости в Пагане не вызвали. Паган не хотел оказаться меж двух огней.
   Цейлон принял вызов, и там стали готовить флот вторжения.
   Как правило, в Пагане первые годы после воцарения нового короля проходили в подавлении мятежей — как провинциальных, так и поднятых королевскими родственниками. У королей было несколько жен, множество наложниц и, разумеется, немало сыновей, и обойденные властью обычно не соглашались с тем, что престол должен принадлежать именно тому, кому достался. Их сопротивление должно было возрасти, если рассказ хроник о смерти Кансу I отвечал действительности и Имто Сьян был отцеубийцей.
   Следовательно, цейлонцы, которые к тому же получили информацию о положении дел в Пагане от Пантагу и других монахов, знали, в какой момент ударить.
   Вот что сообщает хроника Чулавамса о дальнейших событиях.
   Флот был снаряжен за пять месяцев. На корабли были погружены годовой запас продовольствия и оружие, включая стрелы с тяжелыми железными наконечниками — специально для борьбы со слоновьей кавалерией (элефантерией). Были взяты даже лекарства от лихорадки, что свирепствовала в низинах Южной Бирмы, и средства против яда, которым бирманские воины смазывали свои стрелы.
   Не все корабли добрались до Бирмы. Некоторые утонули, попав в шторм, один пристал к Андаманским островам, и его экипаж захватил там много рабов. Военачальник по имени Китти высадился в Бассейне и взял его. А другая группа войск поднялась вверх по Иравади и захватила Паган. Король был убит. Затем под треск барабанов цейлонцы провозгласили конец бирманского государства и присоединение его на вечные времена к Цейлону.
   Дополнительные сведения содержатся в одной кхмерской надписи, где говорится, что войска Ангкора захватили Тенассерим и оккупировали область Пегу — это Юго-Восточная Бирма. Обладание южными портами Пагана означало контроль над торговым путем.
   Надписям следует верить. А если так, то в 1165 году или чуть ранее престол в Бирме занял Имто Сьян и, борясь с мятежниками и соседями, начал сооружать храм Дхаммаянджи. В том же году он вступил в конфликт с процейлонской группировкой — так можно трактовать бегство монахов на Цейлон. Разразилась война на два фронта — с Цейлоном и кхмерами. Паганское государство было побеждено, а сам король погиб. Разумеется, строительство храма было прервано.
   Но что случилось потом? Господство Цейлона над Паганом не могло быть длительным. Как намеревались цейлонцы держать в руках большое государство, отделенное от них морем? Иное дело, если в зтом предприятии участвовали кхмеры: у них была возможность ввести в Бирму более значительные силы.
   Бирманский историк Тан Тун полагает, что вплоть до 1174 года в Бирме сидел цейлонский наместник. И именно этот факт был настолько возмутителен и унизителен для авторов хроник, что они пошли на подлог и ввели вместо наместника двух вымышленных королей.
   Мне трудно согласиться с Тан Туном. Против него — исторический прецедент. В те времена и в том регионе происходило немало войн и войска одних государств занимали столицы других. Но никогда или почти никогда не наблюдалось прямого подчинения, даже если враждующие государства были соседями. Куда проще было посадить на престол своего ставленника из местной знати. А он держался за власть с помощью завоевателей, иначе бы его свергли. Сам собирал налоги, содержал армию. Иногда такие марионетки восставали против своих благодетелей, — очевидно, в Бирме это случилось не сразу. Посадив на трон одного из принцев, вернее всего Наратейнку — сына убитого Имто Сьяна, цейлонцы оставили в Пагане гарнизон, который мог рассчитывать на помощь кхмеров, обосновавшихся на юге страны. Именно поэтому унижение Пагана растянулось на несколько лет. И лишь в 1174 году Кансу II сумел вернуть стране независимость и изгнать врагов.
   О том, что бирманский престол занимал ставленник цейлонцев, говорит фраза в цейлонской надписи: «Через пять месяцев король Араманны сказал: „Мы заключим договор“». Договор, очевидно, выгодный для Цейлона.
   Марионетки и коллаборационисты никогда не пользовались уважением потомков. И бирманские хроники следовали этой традиции.
   Но намеки на действительные события в них проскальзывают. Например, в них говорится, что король Нарату был убит иностранцами.
   Разумеется, при нехватке письменных источников всегда остается возможность ошибки. А единственный доживший до нас участник тех драматических событий — храм Дхаммаянджи — молчит.

Лики живого бога

   Судьба Ангкорской империи сложилась иначе, чем судьба Пагана.
   Паган никогда не переставал быть важнейшей частью бирманской истории. Ангкор же канул в небытие.
   Паганское королевство погибло в конце XIII века. Но Бирма осталась. Остались бирманцы, осталась религия — буддизм-хинаяна. Остались принципы государственной власти и структура общества, сохранилась непрерывная последовательность сменявших друг друга государств и столиц. Паган был гордой памятью о прошлом и источником легенд.
   Тому целый ряд причин.
   Во-первых, бирманцы никому вплоть до конца прошлого века не уступали власти в своей стране.
   Во-вторых, Бирма ограждена с суши горами, и потому внешнее влияние на нее ограничено.
   В-третьих, Паган был первым большим государством в стране, все остальные — его продолжение.
   На территории нынешней Кампучии история текла иначе.
   Занимая юг Индокитайского полуострова, Кампучия географически составляет часть обширной холмистой равнины, и никаких серьезных преград между нею и соседями не существует.
   Кхмеры, обитатели тех мест, жили в тесном общении с соседними народами, и центры политического господства то и дело перемещались. Господство кхмеров — лишь один из исторических эпизодов. До них этой областью правили цари Фунани, короли Шривиджайи, Тямпы, Ченлы и других государств, некоторые из них оставили в истории лишь свое имя. После падения империи, созданной кхмерами, там властвовали тайские короли. Перемена власти вела и к переменам идеологическим.
   Правда, можно проследить известную преемственность: уже в раннем средневековье тут, как и в европейском феодальном обществе, действовали правила династийной общности сменявших друг друга государств. Происхождение от «лунной» и «солнечной» династий древней Фунани было важным фактором при выдвижении притязаний на власть. Мельчая, скрываясь на Яве или правя кучкой деревень на окраине страны, потомки древних царей ждали своего часа. Они надеялись вернуться к власти с помощью выгодного брака, сильных родственников или союзников. И для этого имелись веские основания.
   Цари и князья меняли религию в зависимости от своих политических интересов. Чаще всего они были вишнуитами или буддистами-махаянистами (северного толка). Эти верования пришли из Индии на рубеже нашей зры вместе с индийскими торговцами, авантюристами и брахманами. Но население тех мест исповедовало в основном анимизм: перемены в идеологическом окружении того или иного властителя мало кого интересовали.
   В текучем, неустойчивом мире, границы которого менялись в зависимости от баланса сил между царями и князьями, где верхушка общества поклонялась одним богам, а само общество — иным, и возникает Ангкорская империя…
 
   Сто лет назад французский натуралист Анри Муо, путешествуя по Центральной Камбодже, прослышал о том, что в глубине леса стоит «затерянный город». Католический миссионер, который видел развалины, утверждал, что они невероятно велики. Муо заинтересовался и предложил ему отправиться в лес.
   Сначала они шли несколько часов по узким тропинкам, потом пробирались через чащу и наконец, когда Муо уже совсем обессилел, оказались на прогалине. Среди толстых стволов и густой поросли бамбука он увидел огромные каменные глыбы, раздвинутые корнями деревьев. Некоторые башни поднялись выше самых высоких деревьев.
   До сумерек Муо и его спутник, забыв об усталости и жаре, осматривали развалины, но оценить их размеры и значение Муо не смог. И это неудивительно: самый большой в мире мертвый город занимает площадь во много десятков квадратных километров. Его значение и масштабы стали ясны лишь после того, как в течение многих лет экспедиции археологов работали там, расчищая лес и составляя план города.
   Поверить в Ангкор было трудно, так как народ, некогда воздвигший его, впоследствии не создал ничего подобного или даже похожего. Не было аналогий Ангкору и в других странах.
   Постепенно история Ангкорского государства была восстановлена по надписям, археологическим раскопкам и летописям соседних государств. И вот что нам теперь известно.
   Кхмерское государство было в очередной раз возрождено в начале IX века принцем, приплывшим с Явы. Этот принц принадлежал к «солнечной династии», и, очевидно, при нем и было принято название страны — Камбуджа.
   Царям кхмеров подчинялась лишь часть современной Кампучии, но претензии у них были велики. Хотелось сравняться могуществом с соседними государями, куда более сильными. И вот в 822 году впервые был совершен священный обряд, призванный объявить всему миру, что отныне Камбуджей правит живой бог. Более того, кхмерский царь объявил себя чакравартипом — завоевателем вселенной. Был даже избран брахманский род, члены которого, наследуя друг другу, должны были исполнять функцию верховных жрецов при живых богах.
   После этого история Камбуджи, или Ангкорской империи, шла замысловатыми зигзагами. То государство распадалось на несколько княжеств, то в него вторгались армии соседней державы — Тямпы, то оно попадало в зависимость от Шривиджайи, то само покоряло окрестные земли. Но что бы ни случалось с Камбуджей, все ее властители считались живыми богами и независимо от того, была ли там в чести буддийская религия или индуизм, главным в стране оставался культ дэвараджи — бога-царя.
   Для того чтобы этот культ укрепить, создавались многочисленные храмы и монументы, строились новые столицы. Если паганские короли (да и то далеко не все) ограничивались строительством одного большого храма, то цари Ангкора старались превзойти друг друга в грандиозности и числе сооружений, призванных возвеличить самого властителя или его предков.
   Рекорд в этом отношении побил царь Сурьяварман II, который умер в 1150 году, разорив страну бесконечными войнами и грандиозным строительством. Именно при нем был сооружен знаменитый храм Ангкор-Ват, тот самый, который откроет через семьсот лет Муо.
   Ангкор-Ват был построен с единственной целью — восславить навечно бога-царя Сурьявармана, о котором сегодня помнят лишь несколько историков и искусствоведов.
   Что же это такое — Ангкор-Ват?
   На углах прямоугольной каменной платформы размерами сто на сто пятнадцать метров и высотой тринадцать метров поднимаются четыре башни, сходные с обрезанными снизу початками кукурузы, высотой с двадцатиэтажный дом каждая. В центре платформы стоит центральная башня, значительно более высокая. Все это гигантское сооружение покоится на мощном основании, обнесенном высокой стеной с крытыми галереями. Вокруг — лес колонн, затем внешняя стена, сторона которой — километр. И это еще не все: за внешней стеной находился ров шириной почти в двести метров, выложенный каменными плитами.
   Все каменные плоскости украшены барельефами и орнаментом. Если к тому же учесть, что основные башни Ангкор-Вата были позолочены, а все стены и барельефы раскрашены, то можно себе представить, какое изумительное зрелище являл собой этот храм.
   Вокруг Ангкор-Вата был расположен правильно спланированный город с миллионным населением, вокруг и внутри которого стояли храмы, посвященные предыдущим царям-богам или их предкам. Некоторые ветшали в небрежении, ибо принадлежали представителям другой династии или узурпаторам, другие подновлялись.
   Вокруг, за полями, каналами и водохранилищами, расстилались бесконечные тропические леса. И ждали, когда уйдут люди, когда забудутся имена спесивых владык и можно будет спокойно поглотить город и храмы.
   Сурьяварман, создатель Ангкор-Вата, был индуистом и почитал себя воплощением бога Вишну. Человек, о котором пойдет речь, ибо его жизнь пересекла то мгновение в истории человечества, что условно зовется 1185 годом, царь Джаяварман VII, был буддистом-махаянистом.
   Сурьяварман II умер в 1150 году.
   Его наследник принял разоренную войнами и гигантскими строительными причудами страну, которой дорого обошлась имперская политика.
   Такое случалось и будет случаться в истории. В XVI веке Португалия станет мировой державой и ее колонии многократно превзойдут метрополию размерами и населением. Выкачивая из колоний золото и пряности, Португалия в то же время станет беднеть. Ее солдаты и моряки погибнут в джунглях Бразилии и у берегов Китая, золото и пряности сожрет политика завоеваний — стремление раздвинуть границы империи. А когда в Европу придет капитализм и поднимутся новые нации, они легко оттеснят Португалию. Общественные и экономические отношения в этой империи закоснеют — сил для развития не останется.
   Подобная беда постигла и Ангкорскую империю.
 
   Преемник Сурьявармана продержался на престоле десять лет. Строительство при нем велось в меньших масштабах: царь старался удержать в руках то, что завоевал его предшественник. Но это ему не удавалось. Государство катилось к распаду. И вскоре начались крестьянские восстания, религиозные войны, сепаратистские выступления, заговоры и борьба кланов. Ни одной надписи не дошло до нас от этого десятилетия — люди жили только сегодняшним днем, уже не веря, что когда-нибудь наступят более спокойные времена.
   Джаяварман VII был законным наследником престола, старшим сыном царя. Но когда его отец умер, он отказался от власти в пользу своего младшего кузена. Иное решение повлекло бы за собой гражданскую войну, а принц полагал, что страна и без того сыта войнами.
   Он уехал из столицы.
   Вскоре после этого страну охватило крестьянское восстание Бхарата Раху, и, прежде чем его подавили, прошло несколько лет. Одно время повстанцы даже осадили столицу.
   Восстание настолько ослабило империю, что от нее отпали вассальные государства и в пределы Ангкора начали вторгаться враги.
   В этой обстановке произошел дворцовый переворот, и царь был свергнут. К власти пришел один из придворных.
   Узнав о перевороте, Джаяварман решил предотвратить новые несчастья, грозившие стране, и поспешил в столицу. Но когда он подступил к ее стенам, оказалось, что его кузен уже убит, а узурпатор твердо уселся на троне.
   И вновь Джаяварман мирно уходит в тень. Он не хочет крови. Ему уже под сорок.
   У Джаявармана сильное лицо. Широкое, с выступающими скулами, с выпуклым широким лбом. Под размахнувшимися, густыми бровями чуть раскосые большие глаза, нос широкий, ноздри раздуты, очень большой рот с умеренно толстыми, четко оформленными губами, утолки которых опущены, отчего выражение лица кажется несколько презрительным. И крутой, упрямый подбородок. Лицо красивое, энергичное, лицо вождя, а не отшельника.
   Узурпатор продержался на троне двенадцать лет. Он жестоко подавил крестьянские восстания, казнил недовольных вельмож, но тут на страну навалилось новое несчастье: соседнее государство Тямпа, которое неоднократно становилось вассалом Ангкора, воспользовалось ослаблением кхмеров и не только вернуло себе независимость, но и начало наступать на Ангкор. Тямский царь пригласил китайских военачальников, которые перестроили и перевооружили его войско, в частности сформировали отряды конных лучников. Армия тямов вторглась в пределы Ангкорской империи и год за годом все более теснила кхмеров.
   Ангкор сопротивлялся несколько лет, по ресурсы государства были истощены, и в 1177 году тямский флот под командованием китайцев подошел по внутренним водным артериям к стенам ангкорской столицы. Этот удар был неожидан. Столица после недолгого сопротивления пала, узурпатор был убит. Впервые по улицам Ангкора шли алчные завоеватели, впервые они врывались в его храмы, оскверняя гробницы кхмерских царей и разбивая статуи.
   Когда тямы наконец покинули страну, Ангкорской империи фактически не существовало.
   И тогда вельможи и монахи из разграбленной столицы отправились на север, где в своем имении жил постаревший Джаяварман, проводя время в сельских занятиях и за чтением мудрых книг.
   Они бросились в ноги Джаяварману: он был их последней надеждой. Он был единственным бескорыстным и уважаемым князем. Поддавшись уговорам, поверив, что его долг — спасти Ангкор, который стоит на краю гибели, Джаяварман принялся энергично организовывать сопротивление врагам.
   Война продлилась еще четыре года. Были поражения, отступления, но кхмеры понимали, что мир может наступить только в случае победы над тямами — пощады от них ждать не приходилось.
   Джаяварман решил нанести врагам удар там, где они чувствовали себя неуязвимыми: Тямпа была морской державой, и флот ее господствовал у берегов Индокитайского полуострова. Джаяварман понимал, что, до тех пор пока господство на море не будет отнято у тямов, их не удастся победить: неприятельский флот всегда сможет оказать поддержку своим войскам. К тому же тямы блокировали порты кхмеров и прервали торговлю Ангкора с другими странами.
   На реках и озерах Ангкора спешно в строжайшей тайне сооружались боевые корабли. Так как верфи были разбросаны в разных местах, тямские лазутчики не смогли оцепить масштабы этого предприятия.
   Когда флот был построен, Джаяварман приказал посадить на корабли лучших воинов и вывести половину флота в море. На этот раз все совершалось открыто, с шумом, празднествами: царь хотел, чтобы обо всем узнали тямы.