Страница:
Всеволод написал письма всем основным князьям Руси и Польши, в которых предупреждал, что нападение на Владимира он будет расценивать как нападение на него самого.
С этого момента и до смерти, в течение десяти лет, Владимир спокойно правил Галичем, и там не было ни восстаний, ни заговоров. Может, Владимир стал разумнее и мудрее, может, горожане были научены горьким опытом и не хотели больше войн и незваных гостей.
По крайней мере, когда Владимир, установив мир с венграми, добился возвращения попадьи и сыновей, никто в Галиче не укорял князя.
Правда, у этой истории есть печальный эпилог. Он относится к другой эпохе, но связан с нашими героями. Когда в начале XIII века в Галиче произошел очередной переворот, бояре призвали на княжение сыновей Игоря Северского — Владимира (того, что женился на дочери Кончака), Романа и Святослава. Три брата, поделив между собой княжество, боролись против венгров, поляков, русских соперников и самих галичан, которые периодически меняли свою политическую ориентацию. В этой борьбе Игоревичи разгромили галицкую дружину и убили нескольких бояр. Но это была пиррова победа. Вскоре, призвав на помощь других князей, галичане победили Игоревичей, и двое из них, Роман и Святослав, попали к боярам в плен. Не дожидаясь решения русских князей, бояре решили отомстить братьям. Романа и Святослава они повесили. Лишь Владимир с Кончаковной (в православии Настасьей) сумел спастись.
Часть V. Запад
У берегов Балтики
Двигаясь вслед за торговыми караванами с востока на запад, мы начали путешествие в странах Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока, затем попали в громадную, протянувшуюся на тысячи километров степь, побывали в странах ислама и очутились в христианском мире. Каждый из этих миров подразделялся на общности. Одной из них был комплекс славянских народов. Он входил в мир христианский, но если Грузия, Армения, Византия граничили с миром ислама, то восточные славяне исторически оказались буфером между Европой и Великой степью. Русское государство, которое превратилось к концу XII века в конгломерат княжеств, потерявших способность объединиться даже перед лицом смертельной угрозы, могло сдерживать натиск степных народов до тех пор, пока те сами были разъединены и относительно немногочисленны. Когда же над Степью поднимутся бунчуки армий Чингисхана, Русь примет удар монголов и погибнет, но самортизирует этот удар. Завоеватели, пройдя Русь, докатятся до Польши и Венгрии, сомнут, но не оккупируют эти страны, натолкнутся на сопротивление чехов и выдохнутся уже в пределах Священной Римской империи.
Судьбы западных славян во многом сходны с судьбой Руси. Однако их щиты обращены не на восток, а на запад. Им приходится ограждать славянский мир от давления со стороны западноевропейских государств.
Разумеется, эта аналогия приблизительна. Иными были соперники, иной — обстановка, иными — результаты этой борьбы.
Наконец, южнославянские народы — болгары и сербы — в борьбе за свою независимость сопротивлялись гегемонии Византии. История этой борьбы на три фронта распадается на множество страниц. Многие из них утеряны или пришли в ветхость.
В исторических катаклизмах выжили далеко не все славянские народы. Как правило, лишь те, что создали государственность до периода феодализма и были достаточно многочисленны, чтобы противостоять врагам. Немало небольших славянских и балтийских народов, в основном на севере Европы, по берегам Балтийского моря, сгинуло в этой борьбе. Кровь пруссов, ятвягов, вендов, лютичей и многих других течет ныне в жилах русских, литовцев, поляков, немцев, датчан. Имена же их остались лишь достоянием историков.
Тот же закон действовал и в Степи. Половцы, берендеи, черные клобуки, печенеги, хазары — все эти народы и племена исчезли, сметенные татаро-монгольским нашествием, и потомки их растворились в народах современных.
Порой, когда листаешь средневековую историю Восточной Европы, кажется, что некоторые страницы ее перепутаны. Вдруг сталкиваешься с явлением, которое противоречит логике повествования. Ведь действительность всегда сложнее теоретических построепий.
Такой страницей кажется, например, история Галича. Он принадлежит славянской Руси и в то же время теснейшим образом связан с западными соседями.
Еще более необычна страница, повествующая о Новгороде и его младшем брате Пскове — городах-республиках, в которых можно найти аналогии не только с ганзейскими торговыми республиками, но и с итальянскими городами-государствами.
Дома Новгорода и церкви, одежда жителей, язык, нравы и обычаи во многом подобны владимирским. Но этот город, с одной стороны, правит государством, по площади равным чуть ли не всей остальной Руси, с другой — всей своей деятельностью связан с Евроной. Это единственный из русских городов, не поддавшийся князьям.
Византийский император Мануил и император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса не смогут покорить Милан и Венецию. Андрей Боголюбский, шведский король, немецкие духовно-рыцарские ордены не смогут покорить вольный Новгород.
Остановка в Новгороде — это начало путешествия по Европе, это столкновение с новым миром, центр которого — Балтийское море. Южное ответвление Великого торгового пути вскормило города Италии. Северное — Новгород, порты польского Поморья и ганзейские города Германии.
Новгород был по-настоящему открыт 26 июля 1951 года.
Шли археологические раскопки, далеко не первые.
В тяжелой, влажной почве обнажались последовательно слои толстых бревен — древних мостовых города. Каждые двадцать — двадцать пять лет мостовая перестилалась, и бревна ложились на предыдущую мостовую. До тридцати слоев мостовых поленницей прорезают культурный слой Новгорода. Насыщенность почвы Новгорода водой, беда для строителей, оказалась счастьем для археологов. Предметы, обнаруженные ими, многие столетия лежали без доступа воздуха. Поэтому сохранились. Десятки тысяч различных находок — от произведений искусства и оружия до иголок — были извлечены из новгородской земли.
Был жаркий день, над раскопками висела пыль. Молодая работница Нина Акулова осторожно вытащила из щели между бревнами мостовой свернутый кусок бересты. Ей показалось, что она увидела на ней продавленные буквы. Через несколько минут клочок бересты оказался в руках начальника Новгородской экспедиции А. Арциховского.
Археолог В. Янин вспоминает, как Арциховский, поглядев на бересту, поднял палец и замер. Задохнувшись от счастья, он не мог произпести ни слова… лишь непонятные звуки вырывались изо рта. Потом он перевел дух и крикнул:
— Премия — сто рублей! — Это относилось к Нине Акуловой.
И через секунду:
— Я ждал этой находки двадцать лет!
Так Новгород обрел голос. В первой найденной берестяной грамоте перечислялись села, с которых шли повинности в пользу какого-то Фомы.
И с того дня грамоты начали попадаться археологам почти ежедневно. Их уже много сотен. Они обнаружены и в других городах новгородской земли.
Значение этих грамот настолько велико, что они стали переворотом в мировой археологии, не говоря уже об археологии русской.
До того в руках историков находились лишь летописи и хроники, документы, созданные в монастырях или при королевских дворах, договоры и законы. Если же удавалось обнаружись бумаги личные, то принадлежали они том же королям. Ведь пергамент, а потом бумага были очень дороги, труд писцов труден, кропотлив и неспешен. «Тиражи» литературных произведений ничтожны. До нас дошел лишь один экземпляр «Слова о полку Игореве», другие литературные памятники домонгольский Руси пропали.
Но как общались между собой простые люди, какие писали друг другу письма — и писали ли вообще или были неграмотны — этого историки не представляли.
И вдруг оказалось, что в Новгороде влажная почва сохранила то, что в других русских городах истлело: письма, записки, распоряжения, выдавленные на бересте, самом дешевом материале, какой можно только придумать в лесном краю.
И зазвучали живые голоса предков. Обнаружилось, что грамотность была обычна у горожан Руси. Среди берестяных грамот есть любовные записки и долговые обязательства, ученические тетрадки, наброски художников и деловые распоряжения: все то, что мы доверяем сегодня бумаге, новгородцы писали на бересте.
Энциклопедия быта громадного города, центра могучего государства, непрерывно пополняется и сегодня. Каждое лето в Новгороде вскрываются все новые квадраты раскопок, и уже привычно археологи ждут новых грамот.
Так как об этих замечательных находках, о содержании грамот исчерпывающе написал нынешний начальник Новгородской экспедиции В. Янин в книге «Я послал тебе бересту», издававшейся не раз в нашей стране и других странах, пересказывать книгу, притом хуже, чем сделал автор, я не буду. Но об одной грамоте для нашего рассказа упомянуть необходимо.
Речь идет о грамоте № 286, найденной в 1957 году и датированной 1339 годом. Она как бы подводит итог событиям, начавшимся в середине XII века и достигшем кульминации в 1187 году.
Грамота эта — деловая записка, посланная одним новгородским сборщиком налогов другому. В ней говорится о заключении мира со Швецией, об отправленном новгородцами к шведскому королю посольстве и обсуждается проблема отношений с карелами, которые в те годы, как и прежде, были вассальным Новгороду народом.
В средневековой истории Северо-Западной Руси, Польши да и прибалтийских народов основным конфликтом была борьба с немецкими духовно-рыцарскими орденами, которые захватили обширные земли в Прибалтике. Их владения поглотили малые народы этого района и угрожали существованию Польши, Литвы и Новгородской республики. Борьба против орденов ознаменовалась рядом сражений. В русской истории наиболее известна битва на Чудском озере между новгородцами и Тевтонским орденом в 1242 году.
Но в конце XII века ордены еще не стали угрозой Восточной Европе. Лишь в 1200 году в Риге высадится епископ Альберт и немецкие рыцари начнут свои завоевания. До этого идет сложная борьба, в которую втянуты как племенные союзы пруссов, вендов, лютичей, эстов, ливов, ятвягов и других малых народов Прибалтики, так и соседние государства — Дания, Швеция, Брацденбург, Саксония, Новгород и Польша.
Борьба идет за господство на Балтике, за монополию на торговом пути. Датчане воюют против вендов. Польша в соперничестве с Бранденбургом присоединяет Поморье. Новгородцы совершают походы на эстов и финнов. Швеция старается колонизовать западные финские земли, населенные народом сумь (суоми).
Эта эпоха соперничества, протянувшаяся на всю вторую половину XII века, известна мало: последующие события как бы вытеснили ее со страниц исторических книг.
С середины XII века шведские корабли берут курс на восток. Шведы причаливают к финским землям и основывают там поселения. Вскоре прибывает шведский епископ и начинает обращать финнов в христианство. Но те вовсе не намерены сдаваться — известно, как трудно было подыскать епископа для шведских поселений, по крайней мере трое первых были убиты. Вожди суми используют противоречия между Швецией и Новгородом, торговые фактории которого находятся в крупнейших портах Балтики, и в трудные моменты посылают за новгородской помощью.
Новгородская летопись рассказывает, что в 1142 году шведский флот в составе шестидесяти судов, причем на флагманском корабле находились шведский князь и епископ, направился к Финляндии и в пути встретил три торговые новгородские ладьи. Шведы напали на купцов. Погибло сто пятьдесят новгородцев, ладьи были захвачены. Этот эпизод дает одну из первых дат в истории шведского наступления на позиции Новгорода — с 1142 года борьба шведов с новгородской торговлей принимает острые формы.
К 1157 году относится первый зарегистрированный в шведских хрониках крестовый поход в Финляндию. Его предпринял король Эрик Святой. Заметим, что первый крестовый поход против народов Поморья состоялся всего за несколько лет до того — в 1147 году (руководил им саксонский герцог Генрих Лев).
В житии Эрика Святого говорится, что он, «взяв с собой из Упсалы святого Генриха, который был там епископом, двинулся в Финляндию, которая была в то время языческой и причиняла Швеции много вреда. Тогда святой Эрик принудил там народ воспринять христианскую веру и установить мир с ним. Так как они не хотели принимать ни того, ни другого, он сразился с ними и победил их мечом, отмщая мужественно за кровь христианских мужей, которую они так долго и часто проливали…».
Разумеется, народ сумь большой опасности для Швеции и ее христианских мужей не представлял, но все крестовые походы должны облачаться в благородные одежды справедливости. И этот не был исключением.
О том, как дальше развивались события, можно узнать из буллы папы Александра, которую тот направил в Швецию в 1171 году. «Весьма трудная и тягостная жалоба поступила к апостолическому престолу о том, что финны всегда, когда им угрожают вражеские войска, обещают соблюдать христианскую веру и охотно просят [прислать] проповедников, но, когда войска уходят, отказываются от веры, презирают и жестоко бьют проповедников…»
Эта булла поднимает вопрос: кто же были враги финнов, из-за которых они согласны были принимать шведских проповедников (разумеется, под военной охраной)?
К сожалению, документов от той поры, как шведских, так и новгородских, осталось очень мало. Лишь порой текст договора или послание епископа осветят какой-то момент в давней истории. Чаще приходится пользоваться косвенными свидетельствами.
Новгородская республика к тому времени владела не только частью Восточной Прибалтики, но и Восточной Финляндией, где жили финские племена емь и карелы. Карелы платили Новгороду дань и входили в состав новгородского ополчения; вместе с тем они вели самостоятельную политику, хотя, как правило, оставались в русле политики новгородской. В то время карелы занимали большую территорию, чем сегодня, и их основные поселения располагались в районе нынешнего Выборга и на Карельском перешейке.
Важно подчеркнуть различие между новгородской политикой и политикой других европейских стран. Новгород, облагая соседние народы данью и обеспечивая безопасность на торговых путях, не вел практически миссионерской деятельности, которая вообще для православной церкви менее типична, чем для католической. Народы, подвластные Новгороду, оставались в массе своей языческими, что новгородцев не смущало. В этом была сила Новгорода, так как малые народы Прибалтики зачастую охотно шли на союзы и даже на подчинение новгородцам, которые не вмешивались в их внутренние дела. Но здесь таилась и слабость, так как, не имея идеологических связей и не утверждая среди своих вассалов сети священников, Новгород в периоды ослабления не мог удержать эти народы под своим контролем. Власть же католических завоевателей была много прочнее: воинственная верхушка племен уничтожалась, население обращалось в христианство и ставилось под контроль католической церкви — создавалась куда более совершенная, чем в Новгородской республике, система подчинения.
Отзвуком этой ситуации и была булла папы римского.
У историков нет сомнений в том, что врагами племени сумь, о которых говорилось в булле, были карелы — наиболее активные союзники Новгорода на Балтике, которые старались обложить финнов данью. Когда же карелы уплывали обратно, нужда в шведских миссионерах тут же пропадала.
Однако относительно слабые племена сумь, разумеется, не могли до бесконечности играть на противоречиях между Новгородом и Швецией. Швеция была совсем рядом, и епископы не искали мученического венца. Так что с каждым годом шведы все более укреплялись в Южной Финляндии.
Экспансия Швеции всерьез беспокоила Новгород. Усиление шведов на Северной Балтике, в то время как по ее южному берегу продвигались датские и саксонские войска, лишало Новгород привилегий в торговле. Важный промежуточные пункты новгородской торговли — Аландские острова, юг Финляндии, остров Готланд — постепенно переходили в руки конкурентов.
После первого крестового похода шведов в Финляндию, не приведшего к покорению страны, борьба разгорелась всерьез. Шведы, будучи не в силах одолеть русских конкурентов, решили ударить в сердце Новгородской республики. Для этого они избрали город Ладогу — ворота в Новгород.
В мае 1164 года пятьдесят пять шведских кораблей проплыли по Неве в Ладожское озеро и вошли в устье Волхова. 23 мая, высадившись на берег, шведы начали штурм Ладоги. Но, сжегши посад, шведы не смогли взять саму крепость и отступили к ладьям. На помощь Ладоге подоспели войска новгородского князя Святослава, и после жестокого боя лишь двенадцати шведским кораблям удалось уйти.
Можно предположить, что и после этого происходили морские баталии и взаимные нападепия соперников на суше, но лишь некоторые из них остались в летописях. Известно, например, что в 1178 году карелы разрушили поселение шведов в Финляндии.
В 1187 году Новгород нанес наконец мощный ответный удар. Карелы на своих ладьях проникли по судоходному каналу к крупнейшему шведскому городу того времени Сигтуне, стоявшему в двадцати километрах от моря, взяли ого штурмом и сожгли. После этого Сигтуна так и не возродилась. Из похода карелы привезли в Новгород так называемые сигтунские врата, которые и сегодня украшают собор святой Софии.
Наступление шведов в Финляндии и на торговых путях новгородцев было остановлено. Но лишь временно.
В первой половине XIII века на Руси появились татаро-монголы. Они не дошли до Новгорода. Казалось бы, он должен был процветать и далее. Но крушение русских княжеств непоправимо ударило по новгородскому благополучию. Ведь Новгород был в первую очередь посредником между Европой и Русью. Отныне же объем торговли резко сократился, и конкуренты Новгорода в Европе смогли вытеснить его с важных путей. К тому же продолжались войны со Швецией, и новгородскому князю Александру приходится сражаться со шведами на Неве, а затем вести свои войска на юг, к Чудскому озеру. Тевтонский орден оказался более опасным соперником, чем шведы. Новгороду удалось тогда отразить нападения врагов, но многие из своих западных земель город потерял.
Судьбы Руси и Польши во второй половине XII века имеют немало общего.
Их внутренние проблемы весьма схожи — тот же раскол, то же дробление на удельные княжества, то же военное ослабление.
Король Болеслав Кривоустый (1102–1138) был последним в ту эпоху единовластным хозяином Польши. Однако на первых порах власть Болеслава активно оспаривалась как его братом Збигневом, так и можновладцами — крупными феодалами, богатством и силой не уступавшими королям. Самым могущественным из польских феодалов был Петр Власт, родственник Болеслава, известный своим благочестием и богатством. Считается, — что он построил в стране не меньше костелов, чем сам Болеслав. Можновладцы, порой связанные родственными узами с правящим домом — Пястами, а порой поднявшиеся из племенных вождей Поморья или Мазовии, сформировались как решающая сила в Польше раньше, чем феодалы на Руси, где бояре играли важную роль лишь в Галиче и в Новгороде. Центральной власти противостояла в Польше и католическая церковь.
Здесь таится важное различие в развитии Польши и Руси. Русь приняла духовное главенство Византии, оттуда шли книги, ехали священники, художники и мастера. Но главенство Византии было лишь номинальным, и число византийских священников — сравнительно небольшим. Монастыри на Руси в борьбе за власть решающей роли не играли. Если церковь на Руси чувствовала себя обиженной, она могла обращаться лишь к князю: надежда на поддержку из Византии была эфемерна.
Иначе в Польше. Польша становится католической страной. В ее землях обосновываются монашеские ордены — сначала бенедиктинцы, затем орден святого Бернарда, а потом и духовно-рыцарские ордены. Большинство священников, особенно в раннем средневековье, — иностранцы, князья церкви порой не знают польского языка. Одно время римский папа даже подчинил польскую церковь архиепископу Магдебургскому.
Иностранные монашеские ордены спешат обзавестись в Польше хозяйством, добиться независимости, получают земли, строят монастыри и крепости, и к концу XII века католическая церковь становится мощной экономической силой.
Церковь пользуется покровительством не только польских кпязей, которым она нужна как идеологическая подпорка, но и немецких государей и римского папы. Это не далекая Византия — это реальная сила, способная прийти на помощь церкви в Польше, если та чувствует себя ущемленной. Епископы и монастыри, зная об этой поддержке, далеко не всегда подчиняются королю.
Болеслав Кривоустый, подчиняя поморские княжества, населенные малыми славянскими и балтийскими народами, несет туда и крест. В то же время прибалтийские земли — объект устремлений германских князей. Герцог Саксонский Альбрехт Медведь основывает на тех землях Бранденбургскую марку — центр дальнейшей немецкой экспансии. Деятельность немецких завоевателей также сопровождается обращением поморских народов в христианство: те же монашеские ордены, подвластные тому же папе, сопровождают и немецкие отряды. Лозунг у поляков и немцев один — обратить в истинную веру заблудших лютичей, вендов, пруссов и ятвягов. Болеслав Кривоустый, покорив «гроды» Поморья — Волин, Щецин, Колобжег, Белогрод, посылает туда епископа Оттона Бамбергского. Альбрехт Медведь шлет иных епископов, братьев Оттона по ордену. Но ведь политические интересы Польши и Саксонии противоположны. Оба эти государства стремятся завладеть богатым и важным для торговли южным берегом Балтийского моря. И если отношения Польши со славянскими и балтийскими народами определяются также их этнической близостью к полякам, то для германских княжеств это война с чуждым по языку населением.
Когда же обнаруживается, что Саксония и Бранденбург не в состоянии поглотить Поморье и территории, что лежат восточнее, — нынешние Литву, Латвию и Эстонию, а также русские владения в Восточной Прибалтике, традиции крестовых походов и опыт, полученный на Ближнем Востоке, используются на севере Европы. Духовно-рыцарские ордены берут на себя основную тяжесть борьбы с непокорными народами Прибалтики и выкраивают себе государства вместо утерянных на Востоке.
Для орденов Польша становится врагом номер один — смысл миссионерской деятельности отступает на второй план. Неважно, что епископ Оттон в первой половине XII века уже обратил лютичей в христианство от имени польского короля. Даже вырабатывается удобная формула: датчане и ордены ведут войну против славянских князей Поморья, так как их христианство не настоящее, а притворное, и потому их можно считать язычниками.
Болеслав Кривоустый был человеком жестоким и властным. Твердой рукой он расправлялся с враждебными силами как внутри своей державы, так и вне ее. Он придерживал опасные устремления церкви, ограничивал ее запросы и использовал ее в своих целях. После долгих лет вражды он сломил своего единокровного брата Збигнева и, заточив в тюрьму, ослепил его. Он сурово расправлялся с можновладцами. Воеводу Скарбимира он ослепил за попытку поднять мятеж, а воеводе Вшебору, который струсил и бежал с поля битвы, он прислал кудель — позор был так велик, что воевода, как говорят, сплел из этой кудели веревку и на ней повесился.
После ряда походов на север Болеславу удалось сделать своими вассалами поморских князей и вождей племен. Города Поморья признали верховную власть Польши. Чешские князья Владислав Чешский и Оттон Моравский, которые в гражданских войнах выступили на стороне Збигнева, в конце концов вынуждены были пойти на мир с Болеславом. Он поддерживал волынского князя Ярослава, враждуя с Владимиром Мономахом. С ведома Мономаха перемышльский князь Володарь совершил набег на польские земли. Опасаясь продолжения враждебных действий и не решаясь на войну с Киевом, так как войско его было занято на западе, Болеслав принял предложение состоявшего у него на службе Петра Дунина (то есть датчанина), который обещал справиться с Володарем малыми силами.
Взяв с собой тридцать воинов, Петр Дунин приехал в Перемышль и объявил Володарю, что поссорился с Болеславом и просится на службу к русскому князю. Володарь поверил Дунину, и тот поселился в Перемышле. Несколько недель Дунин ждал удобного момента. Накопец Володарь отправился на охоту. Дунин был рядом с ним и сделал так, что Володарь, преследуя тура, оторвался от своей охраны. Люди Дунина скрутили Володаря и увезли в Польшу. Там князь просидел в подземелье до тех пор, пока его не выкупил брат Василько.
Главным политическим достижением Болеслава была победа над армией германского императора Генриха V, который вступил в Польшу в качестве союзника неукротимого Збигнева. Болеславу удалось избежать решающего сражения, и, заманивая германских рыцарей внутрь страны, заставляя их безуспешно осаждать города, беспокоя нападениями с тыла и схватками в дремучих лесах, он в конце концов заставил императора уйти из Польши и признать ее независимость. Этим Болеслав на полвека пресек желание императоров Священной Римской империи определять польскую политику.
С этого момента и до смерти, в течение десяти лет, Владимир спокойно правил Галичем, и там не было ни восстаний, ни заговоров. Может, Владимир стал разумнее и мудрее, может, горожане были научены горьким опытом и не хотели больше войн и незваных гостей.
По крайней мере, когда Владимир, установив мир с венграми, добился возвращения попадьи и сыновей, никто в Галиче не укорял князя.
Правда, у этой истории есть печальный эпилог. Он относится к другой эпохе, но связан с нашими героями. Когда в начале XIII века в Галиче произошел очередной переворот, бояре призвали на княжение сыновей Игоря Северского — Владимира (того, что женился на дочери Кончака), Романа и Святослава. Три брата, поделив между собой княжество, боролись против венгров, поляков, русских соперников и самих галичан, которые периодически меняли свою политическую ориентацию. В этой борьбе Игоревичи разгромили галицкую дружину и убили нескольких бояр. Но это была пиррова победа. Вскоре, призвав на помощь других князей, галичане победили Игоревичей, и двое из них, Роман и Святослав, попали к боярам в плен. Не дожидаясь решения русских князей, бояре решили отомстить братьям. Романа и Святослава они повесили. Лишь Владимир с Кончаковной (в православии Настасьей) сумел спастись.
Часть V. Запад
У берегов Балтики
Судьбы западных славян во многом сходны с судьбой Руси. Однако их щиты обращены не на восток, а на запад. Им приходится ограждать славянский мир от давления со стороны западноевропейских государств.
Разумеется, эта аналогия приблизительна. Иными были соперники, иной — обстановка, иными — результаты этой борьбы.
Наконец, южнославянские народы — болгары и сербы — в борьбе за свою независимость сопротивлялись гегемонии Византии. История этой борьбы на три фронта распадается на множество страниц. Многие из них утеряны или пришли в ветхость.
В исторических катаклизмах выжили далеко не все славянские народы. Как правило, лишь те, что создали государственность до периода феодализма и были достаточно многочисленны, чтобы противостоять врагам. Немало небольших славянских и балтийских народов, в основном на севере Европы, по берегам Балтийского моря, сгинуло в этой борьбе. Кровь пруссов, ятвягов, вендов, лютичей и многих других течет ныне в жилах русских, литовцев, поляков, немцев, датчан. Имена же их остались лишь достоянием историков.
Тот же закон действовал и в Степи. Половцы, берендеи, черные клобуки, печенеги, хазары — все эти народы и племена исчезли, сметенные татаро-монгольским нашествием, и потомки их растворились в народах современных.
Порой, когда листаешь средневековую историю Восточной Европы, кажется, что некоторые страницы ее перепутаны. Вдруг сталкиваешься с явлением, которое противоречит логике повествования. Ведь действительность всегда сложнее теоретических построепий.
Такой страницей кажется, например, история Галича. Он принадлежит славянской Руси и в то же время теснейшим образом связан с западными соседями.
Еще более необычна страница, повествующая о Новгороде и его младшем брате Пскове — городах-республиках, в которых можно найти аналогии не только с ганзейскими торговыми республиками, но и с итальянскими городами-государствами.
Дома Новгорода и церкви, одежда жителей, язык, нравы и обычаи во многом подобны владимирским. Но этот город, с одной стороны, правит государством, по площади равным чуть ли не всей остальной Руси, с другой — всей своей деятельностью связан с Евроной. Это единственный из русских городов, не поддавшийся князьям.
Византийский император Мануил и император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса не смогут покорить Милан и Венецию. Андрей Боголюбский, шведский король, немецкие духовно-рыцарские ордены не смогут покорить вольный Новгород.
Остановка в Новгороде — это начало путешествия по Европе, это столкновение с новым миром, центр которого — Балтийское море. Южное ответвление Великого торгового пути вскормило города Италии. Северное — Новгород, порты польского Поморья и ганзейские города Германии.
Новгород был по-настоящему открыт 26 июля 1951 года.
Шли археологические раскопки, далеко не первые.
В тяжелой, влажной почве обнажались последовательно слои толстых бревен — древних мостовых города. Каждые двадцать — двадцать пять лет мостовая перестилалась, и бревна ложились на предыдущую мостовую. До тридцати слоев мостовых поленницей прорезают культурный слой Новгорода. Насыщенность почвы Новгорода водой, беда для строителей, оказалась счастьем для археологов. Предметы, обнаруженные ими, многие столетия лежали без доступа воздуха. Поэтому сохранились. Десятки тысяч различных находок — от произведений искусства и оружия до иголок — были извлечены из новгородской земли.
Был жаркий день, над раскопками висела пыль. Молодая работница Нина Акулова осторожно вытащила из щели между бревнами мостовой свернутый кусок бересты. Ей показалось, что она увидела на ней продавленные буквы. Через несколько минут клочок бересты оказался в руках начальника Новгородской экспедиции А. Арциховского.
Археолог В. Янин вспоминает, как Арциховский, поглядев на бересту, поднял палец и замер. Задохнувшись от счастья, он не мог произпести ни слова… лишь непонятные звуки вырывались изо рта. Потом он перевел дух и крикнул:
— Премия — сто рублей! — Это относилось к Нине Акуловой.
И через секунду:
— Я ждал этой находки двадцать лет!
Так Новгород обрел голос. В первой найденной берестяной грамоте перечислялись села, с которых шли повинности в пользу какого-то Фомы.
И с того дня грамоты начали попадаться археологам почти ежедневно. Их уже много сотен. Они обнаружены и в других городах новгородской земли.
Значение этих грамот настолько велико, что они стали переворотом в мировой археологии, не говоря уже об археологии русской.
До того в руках историков находились лишь летописи и хроники, документы, созданные в монастырях или при королевских дворах, договоры и законы. Если же удавалось обнаружись бумаги личные, то принадлежали они том же королям. Ведь пергамент, а потом бумага были очень дороги, труд писцов труден, кропотлив и неспешен. «Тиражи» литературных произведений ничтожны. До нас дошел лишь один экземпляр «Слова о полку Игореве», другие литературные памятники домонгольский Руси пропали.
Но как общались между собой простые люди, какие писали друг другу письма — и писали ли вообще или были неграмотны — этого историки не представляли.
И вдруг оказалось, что в Новгороде влажная почва сохранила то, что в других русских городах истлело: письма, записки, распоряжения, выдавленные на бересте, самом дешевом материале, какой можно только придумать в лесном краю.
И зазвучали живые голоса предков. Обнаружилось, что грамотность была обычна у горожан Руси. Среди берестяных грамот есть любовные записки и долговые обязательства, ученические тетрадки, наброски художников и деловые распоряжения: все то, что мы доверяем сегодня бумаге, новгородцы писали на бересте.
Энциклопедия быта громадного города, центра могучего государства, непрерывно пополняется и сегодня. Каждое лето в Новгороде вскрываются все новые квадраты раскопок, и уже привычно археологи ждут новых грамот.
Так как об этих замечательных находках, о содержании грамот исчерпывающе написал нынешний начальник Новгородской экспедиции В. Янин в книге «Я послал тебе бересту», издававшейся не раз в нашей стране и других странах, пересказывать книгу, притом хуже, чем сделал автор, я не буду. Но об одной грамоте для нашего рассказа упомянуть необходимо.
Речь идет о грамоте № 286, найденной в 1957 году и датированной 1339 годом. Она как бы подводит итог событиям, начавшимся в середине XII века и достигшем кульминации в 1187 году.
Грамота эта — деловая записка, посланная одним новгородским сборщиком налогов другому. В ней говорится о заключении мира со Швецией, об отправленном новгородцами к шведскому королю посольстве и обсуждается проблема отношений с карелами, которые в те годы, как и прежде, были вассальным Новгороду народом.
В средневековой истории Северо-Западной Руси, Польши да и прибалтийских народов основным конфликтом была борьба с немецкими духовно-рыцарскими орденами, которые захватили обширные земли в Прибалтике. Их владения поглотили малые народы этого района и угрожали существованию Польши, Литвы и Новгородской республики. Борьба против орденов ознаменовалась рядом сражений. В русской истории наиболее известна битва на Чудском озере между новгородцами и Тевтонским орденом в 1242 году.
Но в конце XII века ордены еще не стали угрозой Восточной Европе. Лишь в 1200 году в Риге высадится епископ Альберт и немецкие рыцари начнут свои завоевания. До этого идет сложная борьба, в которую втянуты как племенные союзы пруссов, вендов, лютичей, эстов, ливов, ятвягов и других малых народов Прибалтики, так и соседние государства — Дания, Швеция, Брацденбург, Саксония, Новгород и Польша.
Борьба идет за господство на Балтике, за монополию на торговом пути. Датчане воюют против вендов. Польша в соперничестве с Бранденбургом присоединяет Поморье. Новгородцы совершают походы на эстов и финнов. Швеция старается колонизовать западные финские земли, населенные народом сумь (суоми).
Эта эпоха соперничества, протянувшаяся на всю вторую половину XII века, известна мало: последующие события как бы вытеснили ее со страниц исторических книг.
С середины XII века шведские корабли берут курс на восток. Шведы причаливают к финским землям и основывают там поселения. Вскоре прибывает шведский епископ и начинает обращать финнов в христианство. Но те вовсе не намерены сдаваться — известно, как трудно было подыскать епископа для шведских поселений, по крайней мере трое первых были убиты. Вожди суми используют противоречия между Швецией и Новгородом, торговые фактории которого находятся в крупнейших портах Балтики, и в трудные моменты посылают за новгородской помощью.
Новгородская летопись рассказывает, что в 1142 году шведский флот в составе шестидесяти судов, причем на флагманском корабле находились шведский князь и епископ, направился к Финляндии и в пути встретил три торговые новгородские ладьи. Шведы напали на купцов. Погибло сто пятьдесят новгородцев, ладьи были захвачены. Этот эпизод дает одну из первых дат в истории шведского наступления на позиции Новгорода — с 1142 года борьба шведов с новгородской торговлей принимает острые формы.
К 1157 году относится первый зарегистрированный в шведских хрониках крестовый поход в Финляндию. Его предпринял король Эрик Святой. Заметим, что первый крестовый поход против народов Поморья состоялся всего за несколько лет до того — в 1147 году (руководил им саксонский герцог Генрих Лев).
В житии Эрика Святого говорится, что он, «взяв с собой из Упсалы святого Генриха, который был там епископом, двинулся в Финляндию, которая была в то время языческой и причиняла Швеции много вреда. Тогда святой Эрик принудил там народ воспринять христианскую веру и установить мир с ним. Так как они не хотели принимать ни того, ни другого, он сразился с ними и победил их мечом, отмщая мужественно за кровь христианских мужей, которую они так долго и часто проливали…».
Разумеется, народ сумь большой опасности для Швеции и ее христианских мужей не представлял, но все крестовые походы должны облачаться в благородные одежды справедливости. И этот не был исключением.
О том, как дальше развивались события, можно узнать из буллы папы Александра, которую тот направил в Швецию в 1171 году. «Весьма трудная и тягостная жалоба поступила к апостолическому престолу о том, что финны всегда, когда им угрожают вражеские войска, обещают соблюдать христианскую веру и охотно просят [прислать] проповедников, но, когда войска уходят, отказываются от веры, презирают и жестоко бьют проповедников…»
Эта булла поднимает вопрос: кто же были враги финнов, из-за которых они согласны были принимать шведских проповедников (разумеется, под военной охраной)?
К сожалению, документов от той поры, как шведских, так и новгородских, осталось очень мало. Лишь порой текст договора или послание епископа осветят какой-то момент в давней истории. Чаще приходится пользоваться косвенными свидетельствами.
Новгородская республика к тому времени владела не только частью Восточной Прибалтики, но и Восточной Финляндией, где жили финские племена емь и карелы. Карелы платили Новгороду дань и входили в состав новгородского ополчения; вместе с тем они вели самостоятельную политику, хотя, как правило, оставались в русле политики новгородской. В то время карелы занимали большую территорию, чем сегодня, и их основные поселения располагались в районе нынешнего Выборга и на Карельском перешейке.
Важно подчеркнуть различие между новгородской политикой и политикой других европейских стран. Новгород, облагая соседние народы данью и обеспечивая безопасность на торговых путях, не вел практически миссионерской деятельности, которая вообще для православной церкви менее типична, чем для католической. Народы, подвластные Новгороду, оставались в массе своей языческими, что новгородцев не смущало. В этом была сила Новгорода, так как малые народы Прибалтики зачастую охотно шли на союзы и даже на подчинение новгородцам, которые не вмешивались в их внутренние дела. Но здесь таилась и слабость, так как, не имея идеологических связей и не утверждая среди своих вассалов сети священников, Новгород в периоды ослабления не мог удержать эти народы под своим контролем. Власть же католических завоевателей была много прочнее: воинственная верхушка племен уничтожалась, население обращалось в христианство и ставилось под контроль католической церкви — создавалась куда более совершенная, чем в Новгородской республике, система подчинения.
Отзвуком этой ситуации и была булла папы римского.
У историков нет сомнений в том, что врагами племени сумь, о которых говорилось в булле, были карелы — наиболее активные союзники Новгорода на Балтике, которые старались обложить финнов данью. Когда же карелы уплывали обратно, нужда в шведских миссионерах тут же пропадала.
Однако относительно слабые племена сумь, разумеется, не могли до бесконечности играть на противоречиях между Новгородом и Швецией. Швеция была совсем рядом, и епископы не искали мученического венца. Так что с каждым годом шведы все более укреплялись в Южной Финляндии.
Экспансия Швеции всерьез беспокоила Новгород. Усиление шведов на Северной Балтике, в то время как по ее южному берегу продвигались датские и саксонские войска, лишало Новгород привилегий в торговле. Важный промежуточные пункты новгородской торговли — Аландские острова, юг Финляндии, остров Готланд — постепенно переходили в руки конкурентов.
После первого крестового похода шведов в Финляндию, не приведшего к покорению страны, борьба разгорелась всерьез. Шведы, будучи не в силах одолеть русских конкурентов, решили ударить в сердце Новгородской республики. Для этого они избрали город Ладогу — ворота в Новгород.
В мае 1164 года пятьдесят пять шведских кораблей проплыли по Неве в Ладожское озеро и вошли в устье Волхова. 23 мая, высадившись на берег, шведы начали штурм Ладоги. Но, сжегши посад, шведы не смогли взять саму крепость и отступили к ладьям. На помощь Ладоге подоспели войска новгородского князя Святослава, и после жестокого боя лишь двенадцати шведским кораблям удалось уйти.
Можно предположить, что и после этого происходили морские баталии и взаимные нападепия соперников на суше, но лишь некоторые из них остались в летописях. Известно, например, что в 1178 году карелы разрушили поселение шведов в Финляндии.
В 1187 году Новгород нанес наконец мощный ответный удар. Карелы на своих ладьях проникли по судоходному каналу к крупнейшему шведскому городу того времени Сигтуне, стоявшему в двадцати километрах от моря, взяли ого штурмом и сожгли. После этого Сигтуна так и не возродилась. Из похода карелы привезли в Новгород так называемые сигтунские врата, которые и сегодня украшают собор святой Софии.
Наступление шведов в Финляндии и на торговых путях новгородцев было остановлено. Но лишь временно.
В первой половине XIII века на Руси появились татаро-монголы. Они не дошли до Новгорода. Казалось бы, он должен был процветать и далее. Но крушение русских княжеств непоправимо ударило по новгородскому благополучию. Ведь Новгород был в первую очередь посредником между Европой и Русью. Отныне же объем торговли резко сократился, и конкуренты Новгорода в Европе смогли вытеснить его с важных путей. К тому же продолжались войны со Швецией, и новгородскому князю Александру приходится сражаться со шведами на Неве, а затем вести свои войска на юг, к Чудскому озеру. Тевтонский орден оказался более опасным соперником, чем шведы. Новгороду удалось тогда отразить нападения врагов, но многие из своих западных земель город потерял.
Судьбы Руси и Польши во второй половине XII века имеют немало общего.
Их внутренние проблемы весьма схожи — тот же раскол, то же дробление на удельные княжества, то же военное ослабление.
Король Болеслав Кривоустый (1102–1138) был последним в ту эпоху единовластным хозяином Польши. Однако на первых порах власть Болеслава активно оспаривалась как его братом Збигневом, так и можновладцами — крупными феодалами, богатством и силой не уступавшими королям. Самым могущественным из польских феодалов был Петр Власт, родственник Болеслава, известный своим благочестием и богатством. Считается, — что он построил в стране не меньше костелов, чем сам Болеслав. Можновладцы, порой связанные родственными узами с правящим домом — Пястами, а порой поднявшиеся из племенных вождей Поморья или Мазовии, сформировались как решающая сила в Польше раньше, чем феодалы на Руси, где бояре играли важную роль лишь в Галиче и в Новгороде. Центральной власти противостояла в Польше и католическая церковь.
Здесь таится важное различие в развитии Польши и Руси. Русь приняла духовное главенство Византии, оттуда шли книги, ехали священники, художники и мастера. Но главенство Византии было лишь номинальным, и число византийских священников — сравнительно небольшим. Монастыри на Руси в борьбе за власть решающей роли не играли. Если церковь на Руси чувствовала себя обиженной, она могла обращаться лишь к князю: надежда на поддержку из Византии была эфемерна.
Иначе в Польше. Польша становится католической страной. В ее землях обосновываются монашеские ордены — сначала бенедиктинцы, затем орден святого Бернарда, а потом и духовно-рыцарские ордены. Большинство священников, особенно в раннем средневековье, — иностранцы, князья церкви порой не знают польского языка. Одно время римский папа даже подчинил польскую церковь архиепископу Магдебургскому.
Иностранные монашеские ордены спешат обзавестись в Польше хозяйством, добиться независимости, получают земли, строят монастыри и крепости, и к концу XII века католическая церковь становится мощной экономической силой.
Церковь пользуется покровительством не только польских кпязей, которым она нужна как идеологическая подпорка, но и немецких государей и римского папы. Это не далекая Византия — это реальная сила, способная прийти на помощь церкви в Польше, если та чувствует себя ущемленной. Епископы и монастыри, зная об этой поддержке, далеко не всегда подчиняются королю.
Болеслав Кривоустый, подчиняя поморские княжества, населенные малыми славянскими и балтийскими народами, несет туда и крест. В то же время прибалтийские земли — объект устремлений германских князей. Герцог Саксонский Альбрехт Медведь основывает на тех землях Бранденбургскую марку — центр дальнейшей немецкой экспансии. Деятельность немецких завоевателей также сопровождается обращением поморских народов в христианство: те же монашеские ордены, подвластные тому же папе, сопровождают и немецкие отряды. Лозунг у поляков и немцев один — обратить в истинную веру заблудших лютичей, вендов, пруссов и ятвягов. Болеслав Кривоустый, покорив «гроды» Поморья — Волин, Щецин, Колобжег, Белогрод, посылает туда епископа Оттона Бамбергского. Альбрехт Медведь шлет иных епископов, братьев Оттона по ордену. Но ведь политические интересы Польши и Саксонии противоположны. Оба эти государства стремятся завладеть богатым и важным для торговли южным берегом Балтийского моря. И если отношения Польши со славянскими и балтийскими народами определяются также их этнической близостью к полякам, то для германских княжеств это война с чуждым по языку населением.
Когда же обнаруживается, что Саксония и Бранденбург не в состоянии поглотить Поморье и территории, что лежат восточнее, — нынешние Литву, Латвию и Эстонию, а также русские владения в Восточной Прибалтике, традиции крестовых походов и опыт, полученный на Ближнем Востоке, используются на севере Европы. Духовно-рыцарские ордены берут на себя основную тяжесть борьбы с непокорными народами Прибалтики и выкраивают себе государства вместо утерянных на Востоке.
Для орденов Польша становится врагом номер один — смысл миссионерской деятельности отступает на второй план. Неважно, что епископ Оттон в первой половине XII века уже обратил лютичей в христианство от имени польского короля. Даже вырабатывается удобная формула: датчане и ордены ведут войну против славянских князей Поморья, так как их христианство не настоящее, а притворное, и потому их можно считать язычниками.
Болеслав Кривоустый был человеком жестоким и властным. Твердой рукой он расправлялся с враждебными силами как внутри своей державы, так и вне ее. Он придерживал опасные устремления церкви, ограничивал ее запросы и использовал ее в своих целях. После долгих лет вражды он сломил своего единокровного брата Збигнева и, заточив в тюрьму, ослепил его. Он сурово расправлялся с можновладцами. Воеводу Скарбимира он ослепил за попытку поднять мятеж, а воеводе Вшебору, который струсил и бежал с поля битвы, он прислал кудель — позор был так велик, что воевода, как говорят, сплел из этой кудели веревку и на ней повесился.
После ряда походов на север Болеславу удалось сделать своими вассалами поморских князей и вождей племен. Города Поморья признали верховную власть Польши. Чешские князья Владислав Чешский и Оттон Моравский, которые в гражданских войнах выступили на стороне Збигнева, в конце концов вынуждены были пойти на мир с Болеславом. Он поддерживал волынского князя Ярослава, враждуя с Владимиром Мономахом. С ведома Мономаха перемышльский князь Володарь совершил набег на польские земли. Опасаясь продолжения враждебных действий и не решаясь на войну с Киевом, так как войско его было занято на западе, Болеслав принял предложение состоявшего у него на службе Петра Дунина (то есть датчанина), который обещал справиться с Володарем малыми силами.
Взяв с собой тридцать воинов, Петр Дунин приехал в Перемышль и объявил Володарю, что поссорился с Болеславом и просится на службу к русскому князю. Володарь поверил Дунину, и тот поселился в Перемышле. Несколько недель Дунин ждал удобного момента. Накопец Володарь отправился на охоту. Дунин был рядом с ним и сделал так, что Володарь, преследуя тура, оторвался от своей охраны. Люди Дунина скрутили Володаря и увезли в Польшу. Там князь просидел в подземелье до тех пор, пока его не выкупил брат Василько.
Главным политическим достижением Болеслава была победа над армией германского императора Генриха V, который вступил в Польшу в качестве союзника неукротимого Збигнева. Болеславу удалось избежать решающего сражения, и, заманивая германских рыцарей внутрь страны, заставляя их безуспешно осаждать города, беспокоя нападениями с тыла и схватками в дремучих лесах, он в конце концов заставил императора уйти из Польши и признать ее независимость. Этим Болеслав на полвека пресек желание императоров Священной Римской империи определять польскую политику.