Страница:
[8], которые должны были продвигаться вместе с японскими войсками вверх по Иравади. Именно там и оказались лидеры левых такинов. И это неудивительно — большинству из них в то время было чуть более 20 лет и боевая слава привлекала их куда больше, чем заседания в сельских и городских комитетах. Они продолжали обольщать себя надеждой, что идут в последний бой ради свободы и все остальные проблемы можно отложить до того момента, когда этот бой завершится. А тем временем из подполья стали выходить представители буржуазных партий, ранее находившиеся в оппозиции к англичанам, однако по своему мировоззрению стоявшие даже правее администрации Тун О. Они старались, с одной стороны, проникнуть в эту администрацию и влиять на ее политику, с другой — искали связей с японским командованием, и небезуспешно, так как в штабе 15-й армии были сильно обеспокоены деятельностью такинов.
Доказательством того, что японское командование уже весной 1942 г. начало оттеснять АНБ от власти, может служить решение Йиды не допускать бирманские части в Шанские княжества и вообще в северные районы Бирмы. Хорошим поводом для обоснования этого решения были бирмано-каренские столкновения, подорвавшие не только авторитет АНБ, но и позиции Судзуки, который разделял опасную и чреватую последствиями точку зрения, что горцы и христиане Бирмы — агентура англичан. Казалось бы, небольшой поначалу инцидент отразил в себе как в зеркале многие больные проблемы будущей Бирмы, остающиеся нерешенными и по сей день.
Когда в марте пал Рангун, многие карены, сражавшиеся в составе английской армии, дезертировали, считая безопасность своих семей в дельте куда важнее спасения остатков британского престижа. Несколько сотен каренских дезертиров скопилось в деревнях неподалеку от Рангуна, населенных каренами. Это стало известно командованию АНБ, и по приказу Судзуки туда были направлены команды, чтобы собрать оружие. Сбор оружия был стандартной процедурой, предпринимавшейся всеми местными органами власти, однако если в бирманских районах крупных конфликтов из-за этого не возникало, то в каренских деревнях можно было ждать беды. Так как при этой операции на сцене появились воинственно настроенные бирманские монахи, возник конфликт, который удалось уладить лишь потому, что в дело вмешались как лидеры такинов, так и крупные каренские деятели. Однако внутренние причины трений ликвидированы не были, и через два месяца, в мае, возник новый конфликт, когда бирманские власти г. Мьяунмья, расположенного в дельте Иравади и окруженного христианскими каренскими деревнями, заподозрили каренов в желании захватить город. Охваченные паникой бирманцы расстреляли каренского бургомистра города, бывшего министра юстиции Со По Та и его семью. Карены и в самом деле попытались войти в город, но их атака была отражена, и в городе начался антикаренский террор. Несколько десятков каренских заложников было убито. В ответ в окрестностях города карены начали убивать бирманцев. Вражда разгоралась, и к середине июня стычки распространились по всей дельте.
Характерна позиция Судзуки во время каренско-бирманских конфликтов. Склонный к театральным эффектам, жестокий и тщеславный, он не только стал инициатором преступления, но и попытался втянуть в него в качестве исполнителей бирманских солдат, мотивируя это заботой о «своих людях». Во время одной из стычек с каренами был убит подполковник Изима, близкий друг и соратник Судзуки. Судзуки решил жестоко отомстить каренам и приказал бирманским частям окружить две большие каренские деревни — Каназогон и Тайягон. Акция проводилась ночью. Деревни были подожжены с одного конца, а когда перепуганные крестьяне бросились бежать от огня, на выходе из деревень их ждали бирманские солдаты под командованием японских офицеров и убивали всех без исключения. События в Мьяунмья и беспорядки в дельте, а также память о тех днях, дошедшая до конца 40-х годов и послужившая одной из причин жестокости и размаха гражданской войны в Бирме, в некоторой степени исходят из этого прискорбного эпизода. В сущности, политика японцев была доведенной до крайности политикой англичан: всеми мерами разделять живущие в Бирме народы. Неудивительно, что японцы хладнокровно наблюдали до лета за кровопролитием в дельте, а затем, введя туда войска, выступили в роли «арбитра».
Глава VIII. Верхняя Бирма
Доказательством того, что японское командование уже весной 1942 г. начало оттеснять АНБ от власти, может служить решение Йиды не допускать бирманские части в Шанские княжества и вообще в северные районы Бирмы. Хорошим поводом для обоснования этого решения были бирмано-каренские столкновения, подорвавшие не только авторитет АНБ, но и позиции Судзуки, который разделял опасную и чреватую последствиями точку зрения, что горцы и христиане Бирмы — агентура англичан. Казалось бы, небольшой поначалу инцидент отразил в себе как в зеркале многие больные проблемы будущей Бирмы, остающиеся нерешенными и по сей день.
Когда в марте пал Рангун, многие карены, сражавшиеся в составе английской армии, дезертировали, считая безопасность своих семей в дельте куда важнее спасения остатков британского престижа. Несколько сотен каренских дезертиров скопилось в деревнях неподалеку от Рангуна, населенных каренами. Это стало известно командованию АНБ, и по приказу Судзуки туда были направлены команды, чтобы собрать оружие. Сбор оружия был стандартной процедурой, предпринимавшейся всеми местными органами власти, однако если в бирманских районах крупных конфликтов из-за этого не возникало, то в каренских деревнях можно было ждать беды. Так как при этой операции на сцене появились воинственно настроенные бирманские монахи, возник конфликт, который удалось уладить лишь потому, что в дело вмешались как лидеры такинов, так и крупные каренские деятели. Однако внутренние причины трений ликвидированы не были, и через два месяца, в мае, возник новый конфликт, когда бирманские власти г. Мьяунмья, расположенного в дельте Иравади и окруженного христианскими каренскими деревнями, заподозрили каренов в желании захватить город. Охваченные паникой бирманцы расстреляли каренского бургомистра города, бывшего министра юстиции Со По Та и его семью. Карены и в самом деле попытались войти в город, но их атака была отражена, и в городе начался антикаренский террор. Несколько десятков каренских заложников было убито. В ответ в окрестностях города карены начали убивать бирманцев. Вражда разгоралась, и к середине июня стычки распространились по всей дельте.
Характерна позиция Судзуки во время каренско-бирманских конфликтов. Склонный к театральным эффектам, жестокий и тщеславный, он не только стал инициатором преступления, но и попытался втянуть в него в качестве исполнителей бирманских солдат, мотивируя это заботой о «своих людях». Во время одной из стычек с каренами был убит подполковник Изима, близкий друг и соратник Судзуки. Судзуки решил жестоко отомстить каренам и приказал бирманским частям окружить две большие каренские деревни — Каназогон и Тайягон. Акция проводилась ночью. Деревни были подожжены с одного конца, а когда перепуганные крестьяне бросились бежать от огня, на выходе из деревень их ждали бирманские солдаты под командованием японских офицеров и убивали всех без исключения. События в Мьяунмья и беспорядки в дельте, а также память о тех днях, дошедшая до конца 40-х годов и послужившая одной из причин жестокости и размаха гражданской войны в Бирме, в некоторой степени исходят из этого прискорбного эпизода. В сущности, политика японцев была доведенной до крайности политикой англичан: всеми мерами разделять живущие в Бирме народы. Неудивительно, что японцы хладнокровно наблюдали до лета за кровопролитием в дельте, а затем, введя туда войска, выступили в роли «арбитра».
Глава VIII. Верхняя Бирма
Как уже отмечалось, многие беженцы из Рангуна, числом более 100 тыс., избрали путь через перевал Таунгоу в Аракан, откуда они рассчитывали добраться морем до Индии. Дорога от Рангуна до Прома шла через обжитые районы, но дальше — а от Прома до г. Таунгоу на побережье Бенгальского залива было больше 150 км — путь шел через горы, где нельзя было достать ни пищи, ни воды. Тропа, по которой двигались группы беженцев, была на много метров вокруг усеяна трупами тех, кто не выдержал тяжести пути, занимавшего не меньше недели. Помимо голода и жажды беженцев преследовали холера и дизентерия. Несколько добровольцев, в их числе профессор Пирн из Рангунского университета, старались как-то облегчить судьбу беглецов, встречая их на берегу, доставая пищу и воду и, главное, распределяя билеты, чтобы отправить беженцев пароходами и баржами, которые присылали из Калькутты. В лагере в г. Таунгоу скапливалось более 25 тыс. человек одновременно, и ежедневно подходили тысячи больных, изможденных людей. Суда из Калькутты могли забирать не более тысячи человек в день, и каждый раз, когда приходило судно, начиналось столпотворение: озверевшие люди давили друг друга, стараясь любой ценой попасть на корабль — никто не знал, придет ли завтра другой. Больше судов калькуттские власти выделить не смогли. Люди у пристани погибали от жажды, хотя в нескольких километрах оттуда были колодцы — но никто не смел отойти далеко от пристани, а носить воду было некому. Когда профессор Пирн в отчаянии призывал индийских бедняков как-то наладить снабжение водой, избрать комиссию, которая смотрела бы за порядком, чтобы люди не гибли при посадке, многотысячная толпа начинала сначала нестройно, потом все громче кричать: «Ганди-киджай!", словно вождь ИНК мог перенестись через море и спасти своих соотечественников, брошенных на произвол судьбы. Лишь 18 марта жизнь в лагере несколько облегчилась, потому что из Бомбея и Мадраса приплыли добровольцы-медики.
После продвижения японцев к Прому путь на Таунгоу был закрыт, и уйти из страны в Индию можно было лишь через северные перевалы. Наиболее известным из них был перевал Таму, до которого можно было добраться через Мандалай. Поэтому индийцы со всей Бирмы тянулись к Мандалаю, окружив его кольцом палаток и навесов. Многие тысячи из них умирали от холеры и дизентерии — медицинского персонала здесь тоже не хватало, а военные власти перекрыли дорогу на западном берегу Иравади и не пропускали по ней больше 500 человек в день, чтобы не мешать возможному отступлению войск по этой дороге и работам по ее расширению. В начале апреля, по официальным данным, в лагерях вокруг Мандалая все еще находилось более 100 тыс. человек (всего через перевал Таму прошло более 200 тыс. беженцев), из них 500 умирали ежедневно от холеры. В мае начались дожди, жара спала, холера поутихла и администрации удалось наладить питание беженцев.
В начале марта 1942 г. правительство Бирмы во главе с губернатором, штаб генерала Александера и небольшой штаб генерала Стилуэлла устроились в Мемьо летнем курорте для английских чиновников к северу от Мандалая. Было тесно, привыкшим к комфорту офицерам приходилось жить по два-три человека в комнате, зато питание было поставлено отлично — большинство рангунских чиновников привезли с собой поваров, да и на месте слуг хватало.
Приехав в Мемьо, Стилуэлл нанес визит Дорман-Смиту и Александеру. Оба англичанина произвели на Стилуэлла неблагоприятное впечатление. Стилуэлл задал губернатору вопрос: если бирманцы будут поддерживать японцев и присоединятся к ним, следует ли китайским войскам по ним стрелять? Губернатор не раздумывая сказал, что следует. Александеру не понравилось заявление Стилуэлла, что тот будет командовать китайскими войсками. Александер полагал, что китайские дивизии должны подчиняться непосредственно ему. Убежденность Стилуэлла, что командующий китайскими войсками — он, не разделялась и китайскими генералами. Сразу же после Стилуэлла визит губернатору нанес генерал Ду Лимин, командующий 5-й армией, и представился Дорман-Смиту как командующий китайскими войсками в Бирме. На следующий день с такими же претензиями явился еще один генерал. Когда английский губернатор спросил Ду Лимина, как же один пост могут занимать несколько человек, тот ответил: «Американский генерал только думает, что командует. В самом деле ничего подобного он не делает. Мы, китайцы, полагаем, что единственный способ удержать американцев в войне — это дать им несколько командных постов на бумаге. Они тогда нам не будут мешать».
Стилуэлл вскоре действительно обнаружил, что любой приказ, который он получал от Александера и передавал своим китайским подчиненным, должен был совершить длительное путешествие до самого Чан Кайши, после чего чаще всего не выполнялся или выполнялся с опозданием. Глава чунцинского правительства уже жалел, что двинул свои дивизии в Бирму. Он не доверял англичанам, полагая, что они предали его и предадут снова, и не хотел рисковать своими войсками, так как никаких перспектив после потери Рангуна и хранившихся там запасов не видел. По словам Стилуэлла,.Чан Кайши в те дни так отзывался о союзниках: «Будь они прокляты. Они убежали из Рангуна и даже не удосужились предупредить моего офицера связи. Они обещали бензин для наших танков и машин и ничего не дали». В результате лишь одна 200-я дивизия встретила у Таунгу начавших наступление японцев, а остальные китайские части остановились южнее Мандалая. И хотя Стилуэллу все же удалось в середине марта убедить Чан Кайши двинуть к Таунгу другие войска, спасти изолированную 200-ю дивизию от поражения уже не удалось.
7 марта 15-я армия Йиды получила приказ начать наступление на север с целью разгромить китайские войска и занять Мандалай. Для этого из Малайи и Вьетнама к генералу Йиде должны были поступить подкрепления, однако он не стал их ждать: наступать следовало немедленно, до начала муссона, пока дороги были сухими и можно было использовать автотранспорт для быстрых рейдов. Прихода муссона ждали и англичане, причем с двойным чувством: с одной стороны, они надеялись, что дожди затруднят наступление японских войск, с другой опасались, что придется отступать в условиях, когда горные тропы и перевалы станут почти непроходимыми.
К 15 марта Йида разработал план операции по захвату Средней и Верхней Бирмы. Он намеревался воспользоваться тем, что Бирма разделена речными долинами и горными хребтами в меридиональном направлении, что позволяло разбить защищающие ее части поодиночке. 55-я дивизия начинала наступление по долине Иравади, вдоль железной и шоссейных дорог, тогда как 56-я дивизия (прибытия которой ждали со дня на день) должна была направиться против китайских войск, перекрывавших долину Ситауна, и захватить Таунгу, аэродром которого планировалось использовать для японской авиации. Генерал Йида был невысокого мнения о возможностях китайских дивизий. И не только потому, что китайская армия была плохо вооружена, плохо снабжалась и плохо управлялась. Он делал ставку на то, что китайцы находятся на чужой территории и защищать Бирму не захотят, т. е. при первой возможности будут отступать к своей границе.
Вскоре после прибытия в Мемьо генерал Александер попросил Уэйвелла прислать ему заместителя, который взял бы на себя командование английским корпусом в долине Иравади. Просьбу Александера выполнили оперативно, и уже 29 марта в Бирму прилетел генерал-майор Слим. В тот момент никто не рискнул бы сказать о нем то же, что сказал Черчилль об Александере. Бирманская кампания была проиграна, и посылать в Бирму генерала, нужного на других, более перспективных театрах войны, никто бы не стал. Александер, когда ему предложили Слима, хотел было отказаться, так как никогда ранее не слыхал этого имени, но один из его помощников, который знал Слима по Индии, уговорил рискнуть — ведь Слим по крайней мере не скомпрометировал себя поражениями, как те генералы, что скопились в штабе Александера и которым он доверить командование корпусом не желал.
Генералу Уильяму Слиму было 50 лет. Лишь за два года до того он был подполковником, безнадежно застрявшим на служебной лестнице в индийской армии и зарабатывавшим в основном тем, что писал бесчисленные экзотические рассказы из индийской жизни под псевдонимом Энтони Миллс и редактировал военный журнал. В 1940 г. Слим ввиду острой нехватки офицеров был отправлен со своим батальоном на Ближний Восток, там вскоре получил очередное звание и бригаду, а в 1941 г. уже успешно командовал в Ираке и Иране дивизией. Смирившись за долгую и неудачную военную карьеру с тем, что ему не везет, Слим покорно принял безнадежное назначение и обосновался на линии фронта у Прома с двумя в значительной степени уже фиктивными дивизиями и потрепанной танковой бригадой. Ему было дано задание любой ценой удержать нефтепромыслы в Енанджауне, потеря которых оставляла оборонявшихся без горючего. Однако еще до того как Слим приступил к исполнению своих обязанностей, произошли важные события на востоке страны, в долине Ситауна.
Город Таунгу после ухода английских войск на запад защищала, как уже говорилось, 200-я китайская дивизия силой примерно в английскую бригаду. Против нее наступали японские войска, численно втрое ее превосходившие. Тем не менее в течение четырех дней китайская дивизия оказывала упорное сопротивление японцам. 23 марта 143-й японский полк обошел китайцев и отрезал им путь к отступлению, но 200-я дивизия продолжала сопротивление, сковав значительные японские силы. Исход сражения зависел от того, кто сможет быстрее подбросить в район Таунгу подкрепления. В распоряжении Стилуэлла находились 22-я и 96-я китайские дивизии и два резервных полка — силы достаточные, чтобы не только сорвать японские планы, но и начать контрнаступление.
Опасаясь этого, генерал Йида срочно перебросил к Таунгу части, только что прибывшие в Рангун. Однако китайские войска медлили прийти на помощь своим. Когда Стилуэлл приказал резервным полкам, стоявшим в тылу 143-го японского полка, ударить по нему, командиры полков не двинулись с места, а попросту переправили приказы Стилуэлла в Чунцин. 26 марта к району боев подошла 96-я дивизия, но 22-я задержалась, так как все железнодорожники разбежались и некому было перевезти ее по железной дороге, как было запланировано. Командир 22-й дивизии обещал начать наступление на юг 28 марта, однако и в этот день его части не двинулись с места. Не надеясь на помощь Мемьо и Чунцина, Стилуэлл бросился к Слиму с просьбой ударить во фланг японцам из долины Иравади и спасти сражающуюся уже 10 дней в окружении, без боеприпасов и пищи китайскую дивизию. Слим, выслушав Стилуэлла, вопреки строгим указаниям командования снял со своего фронта танковую бригаду, но ее наступление вскоре остановилось; более того, опасаясь попасть в окружение, командир бригады, полковник старой школы приказал отступать.
К утру 30 марта Стилуэлл понял, что спасать 200-ю дивизию некому. Узнав, что китайские войска бездействовали по указанию своего главнокомандующего, который не хотел ими рисковать, предпочитая потерять одну дивизию, чем целую армию, Стилуэлл фактически предъявил Чан Кайши ультиматум, заявив ему, что не может доверить тем, кто не выполняет свои обещания, американские самолеты, защищавшие Чунцин. В то же время, будучи человеком объективным, Стилуэлл записал в дневнике: «Надо отдать китайцам должное — нельзя ожидать от них, чтобы они передали две армии чертову иностранцу, которого они не знают и которому они не имеют никаких оснований доверять». Этот аргумент, казалось, подействовал: Чан Кайши прилетел в Мемьо вместе с женой, собрал китайских генералов и сообщил им в присутствии Стилуэлла, что они в будущем должны беспрекословно подчиняться Стилуэллу, для чего последнему вручается красная печать, чтобы скреплять ею свои приказы. Печать была вручена, однако, как оказалось, вместо обещанного титула «главнокомандующий войсками в Бирме» на ней была надпись «начальник штаба объединенных сил», что в глазах китайских генералов низводило американского генерала до положения советника и ничего в отношениях Стилуэлла с командующими его армиями не изменило.
После двух недель отчаянного сопротивления, потеряв более 1 тыс. человек и почти всю технику, 200-я дивизия вырвалась из окружения и ушла на север, открыв японцам путь в Шанские княжества. Сейчас же после этого генерал Йида перевел свой штаб в Таунгу и на следующий день издал измененную диспозицию сражения за Мандалай. Он решил перебросить основные силы в долину Ситауна, чтобы форсированным маршем выйти к самой северной оконечности Бирмы и, развернувшись фронтом на запад, выбросить англичан в Индию, не дав им соединиться с китайскими войсками. Ничего не зная об этих планах Йиды, генерал Александер тем не менее понимал, что у него недостаточно сил, чтобы защищать долину Иравади и нефтепромыслы в Енанджауне. 6 апреля он встретился с Чан Кайши в Мемьо и уговорил того перебросить одну дивизию в долину Иравади. В ответ на просьбу китайский главнокомандующий поставил условие, чтобы англичане перестали наконец отступать, с чем Александер согласился. Однако недоверие было взаимным и глубоким. Через три дня Чан Кайши прислал Стилуэллу телеграмму с приказом дивизии англичанам не отдавать, чтобы не ослабить обороны долины Ситауна.
Пока шли переговоры, неутешительные известия поступили как с востока, так и с запада. В долине Ситауна японские войска начали энергично теснить китайцев, которые отходили к северу, не оказывая серьезного сопротивления. Ни поездки Стилуэлла на фронт, ни его жалобы Чан Кайши не помогали. В эти же дни продолжалось начавшееся 2 апреля отступление английских войск от Прома. Апрель — самый жаркий и влажный месяц в Бирме, к тому же войска шли по самой засушливой и жаркой части страны. Мелкая, как пудра, рыжая пыль поднималась облаками, и ничего не было видно в трех шагах. У колодцев в редких деревнях солдаты сбивались в громадные толпы. Японские самолеты знали, где расположены эти колодцы, и устраивали возле них кровавые побоища. Отступление продолжалось два дня с короткой ночевкой. За это время части корпуса покрыли расстояние в 60 км с лишним и достигли Аланмьо. Отступление шло в такой спешке, что англичане даже не взрывали мостов, что позволило японцам без препятствий следовать за противником. Китайский и английский штабы обменивались гневными телеграммами, обвиняя друг друга в предательстве. Генерал Александер в официальном сообщении в раздраженных тонах писал о китайских солдатах как о «паразитах», которые «ожидают, что я буду их кормить».
10 апреля японские части вновь вошли в соприкосновение с корпусом генерала Слима и начали атаковать его малыми силами в различных пунктах обороны. Мелкие группы японцев и бирманцев из АНБ проникали в тылы и вносили панику. Английские части были измотаны и деморализованы, началось дезертирство. Фронт трещал по швам, однако генерал Александер слал из Мемьо приказы удерживать его любой ценой. Понимая, что еще день-два и его войска попросту разбегутся, генерал Слим без разрешения сверху приказал взрывать нефтепромыслы и хранилища нефти в Енанджауне.
Еще над одним бирманским городом поднялась черная стена дыма. Но если горящий Рангун месяц назад оставался сзади и с каждой минутой англичане уходили все дальше от него, то теперь английским частям предстояло пройти сквозь эту стену — там, в руинах пылающего Енанджауна, была отрезана одна из дивизий Слима — 1-я бирманская.
Под давлением японцев дивизия начала отступать к реке, потому что больше нигде не было воды. Спиной к реке солдаты заняли оборону, почти не имея боеприпасов. Весь день они делали бесконечные попытки найти брешь в японском кольце, и каждый раз им приходилось переходить к обороне, а кольцо становилось все теснее. Не только раненые, но и здоровые солдаты умирали от тепловых и солнечных ударов. Попытки 17-й дивизии пробиться к блокированным войскам ни к чему не привели. Перебраться через быструю, шириной больше километра реку окруженные тоже не смогли.
В эти трагические для корпуса часы с севера подошли первые части 38-й китайской дивизии, которую Чан Кайши, поддавшись уговорам Стилуэлла, все же согласился перевести в долину Иравади. Так как у Слима не оставалось ничего, кроме нескольких танков и артиллерийской батареи, он пошел на риск и отдал их в подчинение генералу Суй Личжену, командиру китайской дивизии. Китайцы прямо с марша вступили в бой и смогли потеснить японцев, однако прорвать кольцо окружения им не удалось.
Во второй половине дня 18 апреля командир окруженной дивизии генерал Скотт радировал Слиму, что больше дивизия держаться не в состоянии. Он предложил оставить всю артиллерию, раненых и имущество и «просачиваться, как придется», вдоль реки. Перед Слимом стояла трудная задача: если не разрешить дивизии отходить группами, то все ее солдаты могут погибнуть, если разрешить — дивизия как боевая единица перестанет существовать. Связавшись с командиром китайской дивизии, Слим приказал дивизии Скотта держать оборону до утра, а затем прорываться навстречу китайцам, которые начнут новое наступление.
На следующее утро окруженные возобновили попытки пробиться. Кольцо все сжималось, японские самолеты с бреющего полета расстреливали скопления людей. Примерно в полдень Скотту сообщили, что крупные японские силы приближаются с севера. Ожидая оттуда нового удара, Скотт приказал своим частям оттянуться на более удобные позиции и начать уничтожение артиллерии и всех припасов. Часть раненых положили на броню оставшихся танков, остальных оставили в расчете на то, что японцы окажут им помощь (на следующую ночь разведчики вернулись в Енанджаун и увидели, что все раненые заколоты штыками). После отчаянного боя остатки дивизии прорвались на север и соединились со своими частями.
К сожалению, это была трагическая ошибка — разведка Скотта приняла за японцев китайские части, занимавшие позиции для атаки. Наступление китайской дивизии началось через полчаса после того, как английская дивизия оставила своя позиции. К вечеру китайские части прорвали оборону японцев, заняли Енанджаун, освободили оставшихся в живых английских пленных и собрали всех, кто еще скрывался в окопах и зарослях на берегу реки. Таким образом, единственное удачное наступление на этом этапе бирманской кампании было проведено именно китайской дивизией. Прорыв внес разлад в планы генерала Йиды, заставив приостановить наступление и даже временно оставить Енанджаун. Английские же части смогли оторваться от противника.
Отсутствие общего плана кампании и твердая уверенность британского командования на всех уровнях в том, что Бирма уже потеряна, способствовали быстрейшему поражению. Была теоретическая возможность усилить китайские части настолько, чтобы переломить ход кампании, но Чан Кайши больше думал о том, как бы спасти завязшие в Бирме дивизии, чем о присылке подкреплений. Мог бы спасти положение сильный десант в Рангуне, в тылу японской армии, но рейд эскадры адмирала Нагумо, разгром баз и аэродромов на Цейлоне, паника в Южной Индии, паралич судоходства в Бенгальском заливе заранее обрекали такой десант на неудачу. Наконец, можно было двинуть через перевалы из Ассама части, которые охраняли индийскую границу, но преодолеть перевалы они были способны лишь без снаряжения, транспорта и артиллерии, не говоря уже о танках. Да и вряд ли полк или два, прибыв в Бирму, изменили бы общую картину. Генерал Йида уже имел в тылу восстановленный и действующий рангунский порт и получал столько подкреплений, сколько было нужно. К апрелю бои на остальных фронтах Юго-Восточной Азии завершились и у японцев освободились крупные резервы. Число убитых и раненых в боях с обеих сторон было примерно равным и при этом гораздо меньшим, чем потери союзников в результате ряда последовательных капитуляций: 70 тыс. в Сингапуре, 13 тыс. на Яве и т. д. В общей сложности союзники потеряли пленными более 100 тыс. человек — именно за счет этих потерь и возникло явное преимущество японцев в численности войск. Впервые с начала войны их силы превышали силы союзников (даже включая китайские армии). И несмотря на то что в Бирме командование английскими войсками в общем находилось на несравненно более высоком уровне, чем в Малайе или на Яве, кампания, проигранная еще до ее начала, не могла быть спасена весной 1942 г.
После продвижения японцев к Прому путь на Таунгоу был закрыт, и уйти из страны в Индию можно было лишь через северные перевалы. Наиболее известным из них был перевал Таму, до которого можно было добраться через Мандалай. Поэтому индийцы со всей Бирмы тянулись к Мандалаю, окружив его кольцом палаток и навесов. Многие тысячи из них умирали от холеры и дизентерии — медицинского персонала здесь тоже не хватало, а военные власти перекрыли дорогу на западном берегу Иравади и не пропускали по ней больше 500 человек в день, чтобы не мешать возможному отступлению войск по этой дороге и работам по ее расширению. В начале апреля, по официальным данным, в лагерях вокруг Мандалая все еще находилось более 100 тыс. человек (всего через перевал Таму прошло более 200 тыс. беженцев), из них 500 умирали ежедневно от холеры. В мае начались дожди, жара спала, холера поутихла и администрации удалось наладить питание беженцев.
В начале марта 1942 г. правительство Бирмы во главе с губернатором, штаб генерала Александера и небольшой штаб генерала Стилуэлла устроились в Мемьо летнем курорте для английских чиновников к северу от Мандалая. Было тесно, привыкшим к комфорту офицерам приходилось жить по два-три человека в комнате, зато питание было поставлено отлично — большинство рангунских чиновников привезли с собой поваров, да и на месте слуг хватало.
Приехав в Мемьо, Стилуэлл нанес визит Дорман-Смиту и Александеру. Оба англичанина произвели на Стилуэлла неблагоприятное впечатление. Стилуэлл задал губернатору вопрос: если бирманцы будут поддерживать японцев и присоединятся к ним, следует ли китайским войскам по ним стрелять? Губернатор не раздумывая сказал, что следует. Александеру не понравилось заявление Стилуэлла, что тот будет командовать китайскими войсками. Александер полагал, что китайские дивизии должны подчиняться непосредственно ему. Убежденность Стилуэлла, что командующий китайскими войсками — он, не разделялась и китайскими генералами. Сразу же после Стилуэлла визит губернатору нанес генерал Ду Лимин, командующий 5-й армией, и представился Дорман-Смиту как командующий китайскими войсками в Бирме. На следующий день с такими же претензиями явился еще один генерал. Когда английский губернатор спросил Ду Лимина, как же один пост могут занимать несколько человек, тот ответил: «Американский генерал только думает, что командует. В самом деле ничего подобного он не делает. Мы, китайцы, полагаем, что единственный способ удержать американцев в войне — это дать им несколько командных постов на бумаге. Они тогда нам не будут мешать».
Стилуэлл вскоре действительно обнаружил, что любой приказ, который он получал от Александера и передавал своим китайским подчиненным, должен был совершить длительное путешествие до самого Чан Кайши, после чего чаще всего не выполнялся или выполнялся с опозданием. Глава чунцинского правительства уже жалел, что двинул свои дивизии в Бирму. Он не доверял англичанам, полагая, что они предали его и предадут снова, и не хотел рисковать своими войсками, так как никаких перспектив после потери Рангуна и хранившихся там запасов не видел. По словам Стилуэлла,.Чан Кайши в те дни так отзывался о союзниках: «Будь они прокляты. Они убежали из Рангуна и даже не удосужились предупредить моего офицера связи. Они обещали бензин для наших танков и машин и ничего не дали». В результате лишь одна 200-я дивизия встретила у Таунгу начавших наступление японцев, а остальные китайские части остановились южнее Мандалая. И хотя Стилуэллу все же удалось в середине марта убедить Чан Кайши двинуть к Таунгу другие войска, спасти изолированную 200-ю дивизию от поражения уже не удалось.
7 марта 15-я армия Йиды получила приказ начать наступление на север с целью разгромить китайские войска и занять Мандалай. Для этого из Малайи и Вьетнама к генералу Йиде должны были поступить подкрепления, однако он не стал их ждать: наступать следовало немедленно, до начала муссона, пока дороги были сухими и можно было использовать автотранспорт для быстрых рейдов. Прихода муссона ждали и англичане, причем с двойным чувством: с одной стороны, они надеялись, что дожди затруднят наступление японских войск, с другой опасались, что придется отступать в условиях, когда горные тропы и перевалы станут почти непроходимыми.
К 15 марта Йида разработал план операции по захвату Средней и Верхней Бирмы. Он намеревался воспользоваться тем, что Бирма разделена речными долинами и горными хребтами в меридиональном направлении, что позволяло разбить защищающие ее части поодиночке. 55-я дивизия начинала наступление по долине Иравади, вдоль железной и шоссейных дорог, тогда как 56-я дивизия (прибытия которой ждали со дня на день) должна была направиться против китайских войск, перекрывавших долину Ситауна, и захватить Таунгу, аэродром которого планировалось использовать для японской авиации. Генерал Йида был невысокого мнения о возможностях китайских дивизий. И не только потому, что китайская армия была плохо вооружена, плохо снабжалась и плохо управлялась. Он делал ставку на то, что китайцы находятся на чужой территории и защищать Бирму не захотят, т. е. при первой возможности будут отступать к своей границе.
Вскоре после прибытия в Мемьо генерал Александер попросил Уэйвелла прислать ему заместителя, который взял бы на себя командование английским корпусом в долине Иравади. Просьбу Александера выполнили оперативно, и уже 29 марта в Бирму прилетел генерал-майор Слим. В тот момент никто не рискнул бы сказать о нем то же, что сказал Черчилль об Александере. Бирманская кампания была проиграна, и посылать в Бирму генерала, нужного на других, более перспективных театрах войны, никто бы не стал. Александер, когда ему предложили Слима, хотел было отказаться, так как никогда ранее не слыхал этого имени, но один из его помощников, который знал Слима по Индии, уговорил рискнуть — ведь Слим по крайней мере не скомпрометировал себя поражениями, как те генералы, что скопились в штабе Александера и которым он доверить командование корпусом не желал.
Генералу Уильяму Слиму было 50 лет. Лишь за два года до того он был подполковником, безнадежно застрявшим на служебной лестнице в индийской армии и зарабатывавшим в основном тем, что писал бесчисленные экзотические рассказы из индийской жизни под псевдонимом Энтони Миллс и редактировал военный журнал. В 1940 г. Слим ввиду острой нехватки офицеров был отправлен со своим батальоном на Ближний Восток, там вскоре получил очередное звание и бригаду, а в 1941 г. уже успешно командовал в Ираке и Иране дивизией. Смирившись за долгую и неудачную военную карьеру с тем, что ему не везет, Слим покорно принял безнадежное назначение и обосновался на линии фронта у Прома с двумя в значительной степени уже фиктивными дивизиями и потрепанной танковой бригадой. Ему было дано задание любой ценой удержать нефтепромыслы в Енанджауне, потеря которых оставляла оборонявшихся без горючего. Однако еще до того как Слим приступил к исполнению своих обязанностей, произошли важные события на востоке страны, в долине Ситауна.
Город Таунгу после ухода английских войск на запад защищала, как уже говорилось, 200-я китайская дивизия силой примерно в английскую бригаду. Против нее наступали японские войска, численно втрое ее превосходившие. Тем не менее в течение четырех дней китайская дивизия оказывала упорное сопротивление японцам. 23 марта 143-й японский полк обошел китайцев и отрезал им путь к отступлению, но 200-я дивизия продолжала сопротивление, сковав значительные японские силы. Исход сражения зависел от того, кто сможет быстрее подбросить в район Таунгу подкрепления. В распоряжении Стилуэлла находились 22-я и 96-я китайские дивизии и два резервных полка — силы достаточные, чтобы не только сорвать японские планы, но и начать контрнаступление.
Опасаясь этого, генерал Йида срочно перебросил к Таунгу части, только что прибывшие в Рангун. Однако китайские войска медлили прийти на помощь своим. Когда Стилуэлл приказал резервным полкам, стоявшим в тылу 143-го японского полка, ударить по нему, командиры полков не двинулись с места, а попросту переправили приказы Стилуэлла в Чунцин. 26 марта к району боев подошла 96-я дивизия, но 22-я задержалась, так как все железнодорожники разбежались и некому было перевезти ее по железной дороге, как было запланировано. Командир 22-й дивизии обещал начать наступление на юг 28 марта, однако и в этот день его части не двинулись с места. Не надеясь на помощь Мемьо и Чунцина, Стилуэлл бросился к Слиму с просьбой ударить во фланг японцам из долины Иравади и спасти сражающуюся уже 10 дней в окружении, без боеприпасов и пищи китайскую дивизию. Слим, выслушав Стилуэлла, вопреки строгим указаниям командования снял со своего фронта танковую бригаду, но ее наступление вскоре остановилось; более того, опасаясь попасть в окружение, командир бригады, полковник старой школы приказал отступать.
К утру 30 марта Стилуэлл понял, что спасать 200-ю дивизию некому. Узнав, что китайские войска бездействовали по указанию своего главнокомандующего, который не хотел ими рисковать, предпочитая потерять одну дивизию, чем целую армию, Стилуэлл фактически предъявил Чан Кайши ультиматум, заявив ему, что не может доверить тем, кто не выполняет свои обещания, американские самолеты, защищавшие Чунцин. В то же время, будучи человеком объективным, Стилуэлл записал в дневнике: «Надо отдать китайцам должное — нельзя ожидать от них, чтобы они передали две армии чертову иностранцу, которого они не знают и которому они не имеют никаких оснований доверять». Этот аргумент, казалось, подействовал: Чан Кайши прилетел в Мемьо вместе с женой, собрал китайских генералов и сообщил им в присутствии Стилуэлла, что они в будущем должны беспрекословно подчиняться Стилуэллу, для чего последнему вручается красная печать, чтобы скреплять ею свои приказы. Печать была вручена, однако, как оказалось, вместо обещанного титула «главнокомандующий войсками в Бирме» на ней была надпись «начальник штаба объединенных сил», что в глазах китайских генералов низводило американского генерала до положения советника и ничего в отношениях Стилуэлла с командующими его армиями не изменило.
После двух недель отчаянного сопротивления, потеряв более 1 тыс. человек и почти всю технику, 200-я дивизия вырвалась из окружения и ушла на север, открыв японцам путь в Шанские княжества. Сейчас же после этого генерал Йида перевел свой штаб в Таунгу и на следующий день издал измененную диспозицию сражения за Мандалай. Он решил перебросить основные силы в долину Ситауна, чтобы форсированным маршем выйти к самой северной оконечности Бирмы и, развернувшись фронтом на запад, выбросить англичан в Индию, не дав им соединиться с китайскими войсками. Ничего не зная об этих планах Йиды, генерал Александер тем не менее понимал, что у него недостаточно сил, чтобы защищать долину Иравади и нефтепромыслы в Енанджауне. 6 апреля он встретился с Чан Кайши в Мемьо и уговорил того перебросить одну дивизию в долину Иравади. В ответ на просьбу китайский главнокомандующий поставил условие, чтобы англичане перестали наконец отступать, с чем Александер согласился. Однако недоверие было взаимным и глубоким. Через три дня Чан Кайши прислал Стилуэллу телеграмму с приказом дивизии англичанам не отдавать, чтобы не ослабить обороны долины Ситауна.
Пока шли переговоры, неутешительные известия поступили как с востока, так и с запада. В долине Ситауна японские войска начали энергично теснить китайцев, которые отходили к северу, не оказывая серьезного сопротивления. Ни поездки Стилуэлла на фронт, ни его жалобы Чан Кайши не помогали. В эти же дни продолжалось начавшееся 2 апреля отступление английских войск от Прома. Апрель — самый жаркий и влажный месяц в Бирме, к тому же войска шли по самой засушливой и жаркой части страны. Мелкая, как пудра, рыжая пыль поднималась облаками, и ничего не было видно в трех шагах. У колодцев в редких деревнях солдаты сбивались в громадные толпы. Японские самолеты знали, где расположены эти колодцы, и устраивали возле них кровавые побоища. Отступление продолжалось два дня с короткой ночевкой. За это время части корпуса покрыли расстояние в 60 км с лишним и достигли Аланмьо. Отступление шло в такой спешке, что англичане даже не взрывали мостов, что позволило японцам без препятствий следовать за противником. Китайский и английский штабы обменивались гневными телеграммами, обвиняя друг друга в предательстве. Генерал Александер в официальном сообщении в раздраженных тонах писал о китайских солдатах как о «паразитах», которые «ожидают, что я буду их кормить».
10 апреля японские части вновь вошли в соприкосновение с корпусом генерала Слима и начали атаковать его малыми силами в различных пунктах обороны. Мелкие группы японцев и бирманцев из АНБ проникали в тылы и вносили панику. Английские части были измотаны и деморализованы, началось дезертирство. Фронт трещал по швам, однако генерал Александер слал из Мемьо приказы удерживать его любой ценой. Понимая, что еще день-два и его войска попросту разбегутся, генерал Слим без разрешения сверху приказал взрывать нефтепромыслы и хранилища нефти в Енанджауне.
Еще над одним бирманским городом поднялась черная стена дыма. Но если горящий Рангун месяц назад оставался сзади и с каждой минутой англичане уходили все дальше от него, то теперь английским частям предстояло пройти сквозь эту стену — там, в руинах пылающего Енанджауна, была отрезана одна из дивизий Слима — 1-я бирманская.
Под давлением японцев дивизия начала отступать к реке, потому что больше нигде не было воды. Спиной к реке солдаты заняли оборону, почти не имея боеприпасов. Весь день они делали бесконечные попытки найти брешь в японском кольце, и каждый раз им приходилось переходить к обороне, а кольцо становилось все теснее. Не только раненые, но и здоровые солдаты умирали от тепловых и солнечных ударов. Попытки 17-й дивизии пробиться к блокированным войскам ни к чему не привели. Перебраться через быструю, шириной больше километра реку окруженные тоже не смогли.
В эти трагические для корпуса часы с севера подошли первые части 38-й китайской дивизии, которую Чан Кайши, поддавшись уговорам Стилуэлла, все же согласился перевести в долину Иравади. Так как у Слима не оставалось ничего, кроме нескольких танков и артиллерийской батареи, он пошел на риск и отдал их в подчинение генералу Суй Личжену, командиру китайской дивизии. Китайцы прямо с марша вступили в бой и смогли потеснить японцев, однако прорвать кольцо окружения им не удалось.
Во второй половине дня 18 апреля командир окруженной дивизии генерал Скотт радировал Слиму, что больше дивизия держаться не в состоянии. Он предложил оставить всю артиллерию, раненых и имущество и «просачиваться, как придется», вдоль реки. Перед Слимом стояла трудная задача: если не разрешить дивизии отходить группами, то все ее солдаты могут погибнуть, если разрешить — дивизия как боевая единица перестанет существовать. Связавшись с командиром китайской дивизии, Слим приказал дивизии Скотта держать оборону до утра, а затем прорываться навстречу китайцам, которые начнут новое наступление.
На следующее утро окруженные возобновили попытки пробиться. Кольцо все сжималось, японские самолеты с бреющего полета расстреливали скопления людей. Примерно в полдень Скотту сообщили, что крупные японские силы приближаются с севера. Ожидая оттуда нового удара, Скотт приказал своим частям оттянуться на более удобные позиции и начать уничтожение артиллерии и всех припасов. Часть раненых положили на броню оставшихся танков, остальных оставили в расчете на то, что японцы окажут им помощь (на следующую ночь разведчики вернулись в Енанджаун и увидели, что все раненые заколоты штыками). После отчаянного боя остатки дивизии прорвались на север и соединились со своими частями.
К сожалению, это была трагическая ошибка — разведка Скотта приняла за японцев китайские части, занимавшие позиции для атаки. Наступление китайской дивизии началось через полчаса после того, как английская дивизия оставила своя позиции. К вечеру китайские части прорвали оборону японцев, заняли Енанджаун, освободили оставшихся в живых английских пленных и собрали всех, кто еще скрывался в окопах и зарослях на берегу реки. Таким образом, единственное удачное наступление на этом этапе бирманской кампании было проведено именно китайской дивизией. Прорыв внес разлад в планы генерала Йиды, заставив приостановить наступление и даже временно оставить Енанджаун. Английские же части смогли оторваться от противника.
Отсутствие общего плана кампании и твердая уверенность британского командования на всех уровнях в том, что Бирма уже потеряна, способствовали быстрейшему поражению. Была теоретическая возможность усилить китайские части настолько, чтобы переломить ход кампании, но Чан Кайши больше думал о том, как бы спасти завязшие в Бирме дивизии, чем о присылке подкреплений. Мог бы спасти положение сильный десант в Рангуне, в тылу японской армии, но рейд эскадры адмирала Нагумо, разгром баз и аэродромов на Цейлоне, паника в Южной Индии, паралич судоходства в Бенгальском заливе заранее обрекали такой десант на неудачу. Наконец, можно было двинуть через перевалы из Ассама части, которые охраняли индийскую границу, но преодолеть перевалы они были способны лишь без снаряжения, транспорта и артиллерии, не говоря уже о танках. Да и вряд ли полк или два, прибыв в Бирму, изменили бы общую картину. Генерал Йида уже имел в тылу восстановленный и действующий рангунский порт и получал столько подкреплений, сколько было нужно. К апрелю бои на остальных фронтах Юго-Восточной Азии завершились и у японцев освободились крупные резервы. Число убитых и раненых в боях с обеих сторон было примерно равным и при этом гораздо меньшим, чем потери союзников в результате ряда последовательных капитуляций: 70 тыс. в Сингапуре, 13 тыс. на Яве и т. д. В общей сложности союзники потеряли пленными более 100 тыс. человек — именно за счет этих потерь и возникло явное преимущество японцев в численности войск. Впервые с начала войны их силы превышали силы союзников (даже включая китайские армии). И несмотря на то что в Бирме командование английскими войсками в общем находилось на несравненно более высоком уровне, чем в Малайе или на Яве, кампания, проигранная еще до ее начала, не могла быть спасена весной 1942 г.