Ночь на 9 августа во всей Маньчжурии выдалась дождливая и холодная. Облака низко висели над страной. Когда министру иностранных дел старику Того сообщили о том, что СССР объявил Японии войну, тот в первый момент не поверил. Этого быть не может. Это конец империи.
   Дождливым утром начался артиллерийский обстрел японских позиций у Хунчуня, прервалась связь сразу с несколькими пограничными заставами.
   Командующий Маньчжурским фронтом генерал Кита издал приказ «отбить все атаки противника и уничтожить вторгшегося противника».
   Японская Ставка хранила молчание. Командующий японскими войсками на Сахалине генерал-лейтенант Минэки узнал о начале войны из сообщения американского радио. Лишь 10 августа появился приказ Ставки о начале боевых действий по всему фронту. И лишь 14 августа Ставка, окончательно очнувшись, приказала Китайскому фронту сделать все для помощи северному соседу и «быстро перебросить на маньчжурско-советский фронт одну армию».
   Когда появился первый приказ Ставки, план Василевского уже действовал. Двумя колоннами 6-я гвардейская танковая армия вырвалась через горы, трудными перевалами на маньчжурскую долину. Южнее кавалерийский корпус Плиева пересекал пустыню Гоби, откуда также никто не ожидал удара.
   Танковая армия мчалась по тылам японцев слишком быстро, она обогнала тылы настолько, что танки остановились в открытой степи без топлива. Но командующие советскими армиями были опытными, привыкшими ко всему профессионалами. Вместо того чтобы ждать, пока подтянутся остальные части, Малиновский собрал всю транспортную авиацию фронта, загрузил самолеты топливом и отправил 400 машин в степь. Через несколько часов танки двинулись дальше.
   Более тяжелая задача стояла перед 1-м Дальневосточным фронтом, которому пришлось штурмовать долговременные линии обороны, возведенные вдоль горного хребта. Однако и здесь помог опыт.
   В то время как началась артиллерийская подготовка на одних участках фронта, на других продолжалось затишье, которое убедило защищавшие эти участки части в том, что основной удар наносится по соседям.
   Но в то время под дождем, в тумане на горы карабкались штурмовые группы, которые внезапно напали на японские позиции, и уже к вечеру 9 августа 5-я армия генерал-полковника Крылова прорвалась в долину и через два дня достигла реки Муленг.
   16 августа войска Малиновского уже подходили к Харбину.
   На степных просторах танки неслись вперед как гоночные автомобили. Авиация в течение трех дней фактически полностью очистила небо от японских самолетов, и тут в дело вступили десантники. Подразделения десантников опускались в далеком тылу, захватывали и удерживали аэродромы.
   Когда бежавший из Чанчуня император Маньчжоу-Го Пу И добрался 16 августа на машинах до Мукдена, там был подготовлен самолет, чтобы переправить императора в Японию. Но у самолета его уже ждали советские десантники.
   Фактически Квантунская армия была разгромлена Василевским за неделю. Здесь не место анализировать причины столь стремительного поражения, но помимо перечисленных ранее факторов сыграла роль внутренняя обреченность войск, которое пронизало армию от солдата до командующего. Солдаты и унтер-офицер отчаянно сопротивлялись, укрывшись в своих окопах. Но если на островах американцам приходилось штурмовать каждую нору, то у советских войск было преимущество — простор и возможность его использовать. В первый день войскам 2-го Дальневосточного фронта не удалось взять Хайлар. Но 36-я армия обтекла город и пошла дальше, спокойно оставив Хайлар и его гарнизоны в своем тылу.
   Военный министр Анами сразу же после заседания Совета министров выступил перед офицерами Генерального штаба и сообщил им о принятом решении, добавив, что подчиняется воле императора и ничего сделать уже нельзя. Однако полковники, собравшиеся в бункере, зная истинные чувства своего министра, отлично понимали, что наступила их очередь действовать. Один из адъютантов Анами, подполковник Macao, спросил своего шефа, следует ли послать войскам приказ продолжать сопротивление, в первую очередь против частей Красной Армии в Маньчжурии. «Разумеется», — ответил Анами.
   Вечером экстремистски настроенные офицеры, близкие к Анами и действовавшие с его молчаливого согласия, вышли на улицы Токио. По городу загремели взрывы. План заговорщиков заключался в том, чтобы вызвать в столице беспорядки и, введя военное положение в столице, дать возможность армии разделаться с пораженцами. Но ничего не получилось — жители Токио настолько привыкли к бомбежкам, что никто из них попросту не обратил внимания на разрывы гранат.
   12 августа пришел ответ союзных держав. В ней указывалось, что «с момента капитуляции власть императора и японского правительства будет подчинена верховному главнокомандующему союзных держав...". О сохранении власти императора в заявлении не говорилось, хотя слова «форма правительства будет установлена свободно выраженной волей японского народа» такую возможность не исключали.
   Толкование текста заявления как попытки лишить Японию ее императора дало Анами и другим генералам еще одну возможность продлить войну. К этому времени сведения о близкой капитуляции достигли японских войск в разных частях империи, и реакция командования на местах была единодушной: «Никакой капитуляции! Война продолжается!" Ободренные этой поддержкой, Анами и начальник Генерального штаба разослали 12 августа приказ по армии: «Ввиду того что радиопередача (ответ союзников. — И. М.) противоречит подлинным стремлениям армии отстоять национальный государственный строй, армия решительно отвергает этот ответ... В этих условиях все армии должны выполнить свой долг».
   На заседании Совета министров 12 августа мнения вновь разделились, причем на этот раз к генералам неожиданно примкнул и сам Судзуки. «Если нам будет навязано разоружение, — сказал он, — то придется сражаться до конца». Перспективы мира вновь потускнели. Но тем временем советские войска, взяв в клещи основные силы Квантунской армии, вышли в долины Маньчжурии и устремились к Мукдену и Харбину. Квантунская армия, изъявляя полную готовность сражаться, сражаться уже не могла, а ее солдат и офицеров охватывала все растущая паника.
   13 августа на заседании Совета министров было зачитано совместное коммюнике японских армий, в котором говорилось, что война будет продолжаться, несмотря на все трудности и потери. Гражданские министры еле успели остановить военных от попытки передать это коммюнике по радио. Вечером того же дня сообщения из Кореи и с Сахалина, а также сведения о том, что советские части ведут высадку на Курильские острова и появились уже у северных берегов Японии, вызвали в правительстве новую волну паники. Анами попросил еще два дня отсрочки, чтобы уладить положение в армии. «Прошу прощения, — ответил вновь изменивший свою позицию Судзуки, — но сегодня — последний день, когда мы еще можем использовать возможность мира и сохранить империю. Если мы протянем еще два дня, русские займут не только Маньчжурию, Корею и Сахалин, но и Хоккайдо. Это будет фатальным ударом. Надо согласиться сейчас, пока мы можем вести переговоры, в основном с Соединенными Штатами».
   Отчаянный последний бунт офицеров начался 14 августа. Им удалось обманом поднять одну из дивизий, блокировать императорский дворец, захватить здание Совета министров и радиостанцию, однако не удалось найти главное, за чем они охотились, — запись речи императора, которая была сделана днем и в которой тот объявлял о безоговорочной капитуляции. В то время как пулеметчики держали под прицелом окна императорских покоев, а их соратники добивали командира 1-й гвардейской дивизии генерала Мори, отказавшегося примкнуть к путчистам, отряды офицеров разыскивали запись, а заодно и объявленных ими предателями министров. Но Судзуки, к своему счастью, в тот вечер уехал за город, а председателю Тайного совета Хирануме удалось спрятаться в канаве за своим домом. К следующему утру мятежные офицеры убедились, что генералы и армия в целом не решились присоединиться к ним. Солдаты, узнавшие о том, что их обманули, попросту покинули заговорщиков. Утром 15 августа, когда по токийскому радио было уже объявлено, что в полдень император выступит с речью, руководители заговора вышли на поляну перед императорским дворцом и стали раздавать зевакам листовки с призывом воспротивиться капитуляции. Прохожие брали листовки и ждали, что будет дальше. Сначала один из офицеров, встав на колени, застрелился. Затем второй сделал себе харакири. Умирая перед дворцом императора, власть которого они хотели спасти, японские офицеры не знали, что Анами также уже сделал себе харакири и его адъютант добил его, когда генерал не смог умереть от раны. Утром кончил жизнь самоубийством командующий токийским гарнизоном, известный своей жестокостью шеф «кэмпейтай» Квантунской армии генерал Танака. Эпидемия самоубийств продолжалась и после капитуляции. Принял яд принц Коноэ, предпочтя смерть публичному суду. Пытался убить себя и Тодзио, но пуля прошла рядом с сердцем, и его удалось спасти для того, чтобы повесить через год по приговору трибунала. Но большинство генералов согласились на все — разжалование, суд, позор — они хотели жить.
   15 августа император объявил о капитуляции. Она была принята союзниками, и в тот же день президент Трумэн сообщил Советскому правительству о деталях капитуляции японской армии. Японские войска в Маньчжурии, на Сахалине, Курилах и в Корее севернее 38-й параллели должны были сдаться советскому командованию. Китайцы разоружали японские части на своей территории, Великобритания и США в Юго-Восточной Азии и Южной Корее. Но существование этого приказа еще не означало капитуляции японских армий, которые за день до того сообщили военному министру о своем отказе капитулировать. Разоружить японские части мирным путем удавалось далеко не всегда, и еще неделями продолжались бои.
   Создалась парадоксальная ситуация, при которой совпали интересы советской и японской ставок.
   Сталину было важно оттянуть окончание войны. Для него эффект атомной бомбы, совпавшей с разгромом Квантунской армии, был неожиданен. Он полагал, что впереди у наших войск есть еще несколько недель, чтобы занять как можно большие территории в Китае. Поэтому выступление императора Хирохито 15 августа по радио и капитуляция Японии его не устраивали — наши войска только-только успели выйти на оперативный простор в Маньчжурии и не достигли желанных рубежей. Если же остановиться и согласиться, что наступил мир, гоминьдановские войска перехватят инициативу и важнейшие территории Китая будут потеряны для коммунистов и советского влияния. Так что наши командиры имели цель не замечать японских предложений мира и продолжать наступление.
   Главными помощниками стали японские самураи в генеральских мундирах, которые совершенно не понимали, что же происходит на самом деле, и готовились воевать до победного конца.
   Сегодня кажутся сюрреалистическими ответы японских командующих фронтами на запросы Токио 12 августа, заключать ли мир или воевать дальше. Командующий войсками в Китае отвечал: "...Судьба императорской Японии решается в Маньчжурии... несмотря на успешное наступление противника и трудности внутри страны. Вся армия готова с честью погибнуть в бою, но добиться достижения целей войны этой осенью».
   Не больше и не меньше!
   А вот ответ маршала Тэраути, командующего Южным фронтом — то есть войсками в Юго-Восточной Азии: "...Южный фронт... считает необходимым дать отрицательный ответ на предложения противника и, мобилизовав все силы народа, решительно продолжать священную войну».
   Советские войска стремительно углублялись в китайскую территорию, а генералы делали вид, что война закончится победой Японии, надо только отстранить от власти гражданских предателей и как-то добраться до императора и убедить его, что сдаваться нехорошо. Лучше пускай погибнет вся Япония.
   16 августа после речи императора военный и военно-морской министры отдали приказы об окончании военных действий. И дальше началась удивительная волокита. Ни одна из армий не прекратила войны.
   17 августа император обратился с посланием к солдатам и офицерам, где, в частности, говорил: "...Теперь, когда в войну вступила Россия, дальнейшее продолжение войны... повлекло бы за собой новые жертвы и страдания и могло бы привести к потере основ нашей империи..."
   Квантунская армия откатывалась перед наступлением советских войск и ее командование продолжало делать вид, что ничего не произошло.
   Только 18 августа в Чанчунь, который еще удерживали японцы, прибыл принц Такэда. В течение двух дней он «знакомил» командование армии и ее соединений с посланием императора.
   Характерно, что останавливал войну принц королевского дома. Более того, 17 августа новое правительство сформировал принц Хигасикуни. Впервые с революции Мэйдзи члены императорского дома взяли управление делами страны в свои руки. В те дни знать Японии более всего было обеспокоена сохранением императорской власти и привилегий императорского дома. И в отличие от гражданских политиков они обладали в глазах последних самураев определенной харизмой. Им удавалось то, что не могли сделать политики.
   Наконец 19 августа командующий Квантунской армией на совещании начальников штабов огласил рескрипт императора и тут же начальник штаба армии вылетел на встречу с Василевским. К вечеру в Чанчунь прибыли уполномоченные Красной Армии.
   Но и после этого военные действия продолжались. К примеру, до 22 августа не сдавались части на Сахалине, а некоторые части в Маньчжурии воевали до начала сентября.
   Особенно сложной обстановка была в Китае. Японские части должны были сдавать оружие представителям Гоминьдана. Но далеко не везде эти представители нашлись и приступили к своим обязанностям, тем более что в ряде районов на оружие японцев претендовали коммунисты. Это пугало Чунцин, и из штаба Чан Кайши шли грозные телеграммы — коммунистам не сдаваться, оружие не передавать, а если они захотят отнять, то сопротивляться.
   Поэтому до начала сентября в разных точках внутреннего Китая вспыхивали бои между японцами и коммунистами, которые уже не имели отношения ко Второй мировой войны, а стали залпами последнего этапа гражданской войны в Китае.
   Зато в зоне действия Красной Армии коммунисты смогли получить колоссальные запасы оружия и техники, что сыграло значительную роль в победе Мао Цзедуна над гоминьдановским правительством. Фактически все вооружение миллионной Квантунской армии передали коммунистам, тогда как Китайский фронт в значительной степени обогатил армию Чан Кайши. Теперь гражданская война в Китае имела все возможности вспыхнуть вновь и втрое яростнее.
   В Советском Союзе сразу встала проблема, что делать с японскими пленными. Проще всего было бы отнестись к ним, как американцы и англичане — отделить военных преступников от рядовых солдат и офицеров и отправить бывших врагов в Японию. Кстати, точно так же англичане поступили и с немецкими пленными. Более того, согласно статье 9 Потсдамской декларации все японские военнослужащие, сложившие оружие, должны были быть направлены в Японию. Но советские власти рассуждали иначе. Рабовладельческая психология взяла верх. К тому же в сознании чекиста и партийного деятеля на «самурае» лежала вина, он должен был быть наказан за то, что в 1918 году японские войска высадились во Владивостоке, а сейчас сопротивляются в Маньчжурии.
   Пленных японцев оказалось куда больше, чем рассчитывали. Точную цифру их установить сегодня невозможно.
   По данным МВД СССР, было захвачено 640 тысяч военнопленных, часть из которых освободили или передали монголам, еще несколько тысяч вскоре умерли от ран и болезней, 546 тысяч человек вывезли в СССР и разместили в лагерях. Данные других источников несколько отличаются от этих в ту или иную сторону, но цифра в полмиллиона человек в принципе реальна. Военнопленных отправляли в лагеря Дальнего востока, Казахстана и Сибири, в основном их использовали на строительстве железных дорог и лесозаготовках, а также именно японские военнопленные начали строить БАМ (Байкало-Амурскую магистраль). Вскоре лагеря были переподчинены ГУЛАГу и автоматически все японцы стали преступниками. Особенно ужасной для японцев стала страшно холодная зима 1945-1946 гг., когда от холода и голода умерло несколько десятков тысяч человек. По хитрому приказу МВД СССР No 003850 от 1946 г. в срочном порядке из лагерей было отправлено в Северную Корею 27 тысяч дистрофиков под видом корейцев. Почти никто из них так и не добрался до родины. До 1991 г. наши власти отказывались признать смерть 58 000 японских военнопленных в наших лагерях.
   Когда мы сегодня справедливо осуждаем японских военных и «кэмпейтай» за зверства по отношению к военнопленным, за использование их рабского труда на строительстве железных дорог, мы не замечаем удивительного сходства между судьбой англичан на Дороге смерти или американцев на Батмане с судьбой японских солдат в Сибири.
   И в обоих случаях рабский труд военнопленных, запрещенный Женевской и прочими гуманными конвенциями, был абсолютно непроизводителен. Все лагеря военнопленных в Советском Союзе были дотационными. Ведь еще Карл Маркс предупреждал, что рабовладение — самый непроизводительный общественный строй.
   После капитуляции Японии еще некоторое время продолжались военные действия в «хозяйстве» маршала Тераути. Правда, последняя крупная операция была чисто пропагандистской. Она должна была подтвердить тезис Черчилля: «Британская империя нерушима!"
   Заявление премьера о том, что он не желает присутствовать при ликвидации Британской империи, могло подействовать на англичан в начале войны, но в сорок пятом году судьбы империи были не столь близки англичанам, как верхушке консерваторов. Империя не нужна была сотням тысяч английских солдат, возвращавшихся с фронтов или сражавшихся еще на полях Бирмы. Империя была вчерашним днем, и Черчилль был вчерашним днем. И это продемонстрировали выборы летом 1945 г. Победа лейбористов оказалась ошеломляющей: они получили 393 места в палате общин, консерваторы почти вдвое меньше.
   С Черчиллем, ушли в прошлое надежды на сохранение империи, однако последствия его политики, в том числе в Южной и Юго-Восточной Азии, ощущались еще долго. Первой и практически единственной целью правительства и командования английской армии в конце войны был не разгром Японии, а подавление могучей волны национально-освободительного движения в колониях. Удержание в пределах империи Индии и Бирмы казалось в этой ситуации куда более важным, чем освобождение Индонезии или Французского Индокитая. Англия не могла внести уже решительного вклада в победу над Японией, а с весны 1945 г. она и не пыталась сделать это. Фактически все лето 1945 г. английские войска в Юго-Восточной Азии вяло сражались с войсками маршала Тераути, и, как только император Японии выступил с заявлением о капитуляции, они вообще прекратили военные действия против японских войск, хотя далеко не везде те капитулировали.
   Эта ситуация ставила сложные проблемы перед Слимом и Маунтбеттеном. Разворачивать дальнейшее наступление против хотя и деморализованного, но еще достаточно сильного противника было нельзя, поскольку Лондон считал войну законченной. Поэтому было решено ждать общей формальной капитуляции Японии, которую Макартур, желавший быть ее главным героем, назначил на начало сентября. Ему удалось навязать Объединенному комитету начальников штабов решение, что подписание соответствующих актов на различных фронтах пройдет только после того, как он подпишет главный документ. Следовательно, на английском фронте в Юго-Восточной Азии война так и не кончилась, но никто ее не вел. Японцы продолжали управлять громадными территориями, и их армия все еще насчитывала три четверти миллиона человек.
   В то же время было известно, что каждый день промедления уносит сотни жизней военнопленных, на которых японцы в эти дни вымещали злость за свое поражение. Чтобы хоть как-то помочь соотечественникам, Слим пошел на паллиативную меру, а адмирал Маунтбеттен закрыл глаза на эти самовольные действия своего командующего сухопутными силами. Слим разыскивал лагеря (их было 250, а военнопленных втдах — 125 тыс.) и высылал туда самолетами группы «коммандос», которые опускались возле лагерей, обезоруживали охрану и выпускали пленных на волю. Снабдить их одеждой и вволю накормить пока не было возможности, но по крайней мере освободить их Слим мог. Условия жизни и смерти в лагерях Малайи были настолько страшны, что даже видавший виды Слим написал впоследствии: «Не может быть прощения стране, которая из политических соображений так обращается с военнопленными, и нет чести для армии, какой бы смелой она ни была, которая сознательно превращается в инструмент бесчеловечного обращения с беззащитными».
   Подписание капитуляции японских войск в Юго-Восточной Азии произошло в Сингапуре 12 сентября, а капитуляция самого Сингапура — 3 сентября. Над Сингапуром был поднят английский флаг, который удалось сохранить все эти годы пленным в страшной сингапурской тюрьме Чанги. Таким образом, война в Юго-Восточной Азии завершилась, однако, как уже отмечалось, впереди была еще одна крупная военная операция.
   Операция «Зиппер» готовилась в течение нескольких месяцев, готовилась неспешно, в расчете на то, что война с Японией продлится еще по крайней мере год. Целью ее был захват Сингапура. В десанте должны были участвовать 100 тыс. человек. Именно подготовкой операции «Зиппер» оправдывал английский Генеральный штаб отсутствие активности в Юго-Восточной Азии. Подготовка к операции продолжалась и после того, как стало ясно, что Япония вышла из войны. Косность британского Генерального штаба, не могущего отменить принятого решения, даже бессмысленного, уже проявилась при осуществлении операции «Дракула», отнявшей у Слима и 14-й армии лавры освободителей Рангуна. В еще более странной форме эта косность проявилась в операции «Зиппер». Несмотря на то что японский гарнизон Сингапура официально капитулировал 3 сентября и война с Японией была уже завершена, транспорты с войсками и силы сопровождения все равно вышли 6 сентября в море и направились к Сингапуру, где шла подготовка к торжественной церемонии подписания капитуляции.
   Единственными зрителями мощной десантной операции оказались местные рыбаки, пораженные зрелищем, но не сообразившие, с кем воюют англичане. Места для высадки были выбраны крайне неудачно, хотя англичане высаживались на острове, подходы к которому они должны были знать в совершенстве. Сама же высадка прошла столь бестолково, что одного японского батальона было бы достаточно, чтобы сбросить колоссальный десант в море. Даже официальная английская история войны признает, что «в боевых условиях высадка превратилась бы в кошмар». Без всякого сопротивления врага множество машин и танков было утоплено у самого берега, а когда лавина техники и людей все-таки выбралась с немалыми потерями на берег, танки и автомашины забили пляжи и настолько прочно застряли на склонах холмов, что потребовалось несколько дней, прежде чем удалось высвободить технику. Таким образом, операция превратилась в конфуз последний конфуз и последнее поражение англичан во Второй мировой войне.
   Вторая мировая война на Тихоокеанском театре закончилась победой союзников и иного исхода у нее быть не могло. Яростный и злой мальчонка может подставить ножку взрослому дяде и свалить его, но когда тот поднимется на ноги, мальчонке лучше бежать. Материальные и людские ресурсы союзников были настолько значительнее японских, что подножка Сингапура и Перл-Харбора в стратегическом отношении ничего Японии не дала. Последние самураи жили в выдуманном мире, где не изучали экономики.
   Но победив Японию, союзники проиграли войну с народами стран, на землях которых эта война шла.
   Война доказала бирманцам, малайцам, индонезийцам и филиппинцам, что белый господин, столь могущественный и уверенный в себе, бежит от японца, сдается ему в плен или, как это случилось в Индокитае, покорно служит ему.
   Белый господин не выполнил основного социального закона. Государь берет на себя защиту подданных — иначе не нужен нам такой государь!
   Когда англичане, американцы, французы и голландцы вернулись в свои колонии, лишь наиболее дальновидные из них догадались, что их поражение окончательнее поражения Японии. Ничего не поняв, они попытались возвратить часы истории на четыре года назад.
   И тогда началась новая глава в истории Юго-Восточной Азии — ее борьба за полную независимость от Европы и США.
   Где сразу, а где после жестоких войн, эта глава завершилась и конец ее был один — уход европейцев и американцев.
   А в те месяцы, когда уже начинались где переговоры, а где войны за независимость, в Токио и других городах шли суды над японскими военными преступниками.
   Некоторые из тех, кто понимал, что ему не избежать суда победителей, покончили с собой. Среди них были принц Коноэ и адмирал Анами, другие старались сделать харакири, но им это сделать не удалось. Попытался покончить с собой «преступник No 1» генерал Тодзио — премьер в самые страшные годы войны. Его вылечили и он предстал перед судом над главными военными преступниками.