Японцы (а англичане не знали, что их задержала буквально горстка японских солдат) противника не преследовали, и все английские войска, переправившись через Чиндуин, двинулись к перевалу Таму и далее в Индию. Официально кампания в Бирме завершилась. Британская армия потеряла в ее ходе 13463 человека, японцы, по их данным, — около 5 тыс. На самом деле людские потери в Бирме были куда больше, чем в Сингапуре и на всех остальных театрах войны в Юго-Восточной Азии, вместе взятых. Никто не подсчитывал потери китайских войск, которые были куда большими, чем у англичан, никто не считал, сколько же погибло индийских беженцев и сколько — бирманцев, а это тоже сотни тысяч смертей...
   20 мая генерал Александер сдал командование армией, получив приличествующие случаю поздравления за блестящее спасение войск. В прощальной речи он сказал: «Разумеется, мы вернем себе Бирму — она часть Британской империи». После этого генерал, мысливший имперскими масштабами, отбыл на другие фронты, где умело сражался и даже стал фельдмаршалом. Но в Бирму он уже никогда не вернулся.
   Официальное окончание кампании в Бирме не означало действительного конца военных действий, 38-я китайская дивизия пробивалась на запад из Ванто, расположенного между Шуэбо и Индо, т. е. южнее пути, которым шел генерал Стилуэлл. Причем в отличие от английской армии эта дивизия отступала в непрерывных боях. Два ее полка перешли индийскую границу 24 мая, а последний полк, отбиваясь от японских войск в течение месяца, добрался до Импхала 30 мая.
   96-я китайская дивизия смогла пробиться сквозь японские заслоны на севере и через вечные снега Гималаев в районе Нонкая достигла Китая. Хуже всех пришлось остаткам 22-й дивизии, которые лишь в середине мая смогли оторваться от преследующих японцев и, двигаясь к северо-западу, прошли почти 500 км по диким отрогам Гималаев под непрерывными дождями, по колено в грязи, без всяких дорог. До г. Ледо у истоков Брахмапутры изможденные, умирающие от голода, голые, похожие на привидения солдаты добрались, когда никто уже их не ждал — в самом конце июля. Они провели в безлюдных горах два с половиной месяца.
   В мемуарах, исследованиях и даже официальных изданиях, посвященных первому периоду Второй мировой войны в Юго-Восточной Азии, можно встретить немало рассуждений о случайностях, повлиявших на исход кампании. В качестве явных ошибок союзного командования называются отказ от операции «Матадор», которая должна была привести к оккупации Южного Таиланда и воспрепятствовать высадке японских войск в Сингоре, решение адмирала Филипса повернуть к берегу и попытаться найти японский десант, допуск японской высадки на о-ве Сингапур и т. д. Примером подобных рассуждений может служить параграф в официальной английской истории войны, в котором подробно рассматриваются варианты действий адмирала Филипса и делается вывод, что если бы он смог сохранить свои корабли, то они стали бы центром соединенной эскадры и помешали бы японским десантам на последующих этапах кампании.
   Анализируя эти рассуждения, нельзя не заметить прежде всего, что европейцы совершали ошибки не потому, что хотели их совершить, а потому, что их принуждали к этому японские войска, которые превосходили их умением и желанием воевать. Независимо от гибели или спасения «Рипалза» и «Принца Уэльского», независимо от исхода битвы за Джохор, независимо от недостатка танков или численного превосходства англичан в Малайе они были обречены на поражение еще до начала кампании в политическом и моральном отношении. Недаром за три месяца боев в Юго-Восточной Азии было столько странных, даже невероятных случаев, когда хорошо вооруженные и обученные части английской армии бежали или сдавались небольшим японским отрядам — они терпели поражение раньше, чем вступали в бой.
   На судьбы кампании 1941-1942 гг. в Юго-Восточной Азии оказали решающее воздействие несколько факторов. Первым был тот, что война велась в колониальных странах, где европейские войска не только были лишены поддержки местного населения, но и отвергали такую поддержку даже в тех случаях, когда могли ее получить. Второй фактор — пораженчество, возникавшее от сознания того, что этот театр войны второстепенный и потому в конечном счете борьба бессмысленна. Сюда же можно отнести и фактор низкого боевого духа войск союзников, который слагался как от ненужности этой войны, так и от ее безнадежности. Последний важный фактор — военный. Превосходство японской армии в числе танков и самолетов, в авианосцах и боевой подготовке было результатом более передовых военных доктрин, разработанных на основе боевого опыта японской армии и изучения итогов предыдущей войны. Времени для того, чтобы противник смог научиться, японцы европейцам не дали. В результате они выиграли не только все сражения 1941-1942 гг., но и саму военную кампанию куда скорее и легче, чем сами рассчитывали. И неудивительно, что по мере продвижения вперед японцы были все более уверены в своей победе, а их противник все более убеждался в своем неминуемом поражении.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава I. Оккупация

   Как уже отмечалось, в западноевропейской и американской исторической литературе события Второй мировой войны в Юго-Восточной Азии рассматриваются как конфликт между западными державами и японским милитаризмом, в то время как народам региона отводится в целом пассивная роль. Для этой литературы характерно также представление о ходе войны в Юго-Восточной Азии как о кривой с двумя пиками — большим, совпадающим с кампанией 1941-1942 гг., и вторым, не столь очевидным — кампанией 1945 г., ознаменовавшейся возвращением союзников. О периоде между этими пиками принято говорить походя; что касается жизни в оккупированных странах, то обычно описываются лишь грабеж и террор со стороны оккупационных войск на фоне бедствий и разорения населения.
   Союз японского милитаризма с германским фашизмом, стремление обоих этих режимов к мировому господству привели к естественному в исторической литературе феномену — рассмотрению их оккупационной политики в одной плоскости, к отождествлению ее целей и методов. Аналогии с европейской действительностью привели к терминологическим калькам. В частности, применительно к Юго-Восточной Азии употребляются термины «коллаборационизм», «движение Сопротивления» и т. п.; однако реалии Юго-Восточной Азии настолько отличаются от европейских, что зачастую терминология теряет объективное содержание.
   Разумеется, японская и гитлеровская «колониальные империи» имели общие черты, объяснимые не столько сходством породивших их режимов, сколько сходством объективных условий, в которых эти системы функционировали. Как германский Третий рейх, так и японская «сфера сопроцветания» создавались в условиях войны, интересы которой преобладали над стратегическими интересами. В результате планомерная эксплуатация завоеванных стран, подобная той, что осуществлялась, скажем, английскими и голландскими колонизаторами, по необходимости заменялась открытым, спешным и жестоким грабежом.
   Принципиальное различие между немецко-фашистской и японской оккупационной политикой заключалось в том, что целями Германии были ликвидация порабощенных народов или низведение их до положения рабов ради освобождения жизненного пространства, Япония же под маской «освобождения» стран Востока от господства «белых» колонизаторов старалась создать собственную вполне традиционную колониальную империю. Отсюда и различие сопротивления в этих странах. Если сопротивление германскому господству начиналось в первый же день агрессии и становилось борьбой за сам факт выживания народов Европы, то сопротивление японцам возникало обычно лишь после того, как принципы и заявленные цели захвата и «освобождения» вступали в разительное противоречие с реальным положением вещей.
   Из различия характера оккупации исходит и разное отношение оккупантов к административным кадрам и местным властям. Гитлеровцы разрушали государственную структуру оккупированных стран, порой привлекая к власти профашистские элементы, японцы же стремились опереться на старый колониальный аппарат и местных консервативных политиков либо сразу после завоевания, либо, как в Бирме, после недолгого периода заигрывания с радикальными кругами общества.
   Решение ликвидировать возникшую в Бирме в ходе военных действий систему местных органов власти было принято японским командованием, как только стало ясно, что военная кампания завершается в пользу Японии. Однако размах национально-освободительного движения и очевидная поддержка, которой пользовались в стране левые силы, заставляли искать путь, который исключил бы взрыв возмущения в Бирме. Поэтому японцы отказались от введения в стране прямого военного управления и стали срочно подыскивать кандидатуры людей, которых можно было поставить во главе местной администрации, послушной японцам и в то же время пользующейся достаточным авторитетом у бирманцев. Наряду с этим японское командование твердо решило ликвидировать АНБ, которая, как бы плохо она ни была вооружена и организована, представляла опасную силу.
   Разочарование в японских союзниках увеличивалось в рядах бирманской армии с каждым днем. Уже в начале кампании бирманские офицеры выражали недовольство тем, что всеми делами в их армии заправляют японцы. Первый «бунт» в верхушке АНБ, когда офицеры обратились к Судзуки с письмом, требующим отстранить японских командиров от власти, привел к компромиссу — власть японских инструкторов была несколько ограничена и Аун Сана назначили командующим армией. Однако по мере того как японская армия устанавливала контроль над страной, АНБ и такинам все чаще приходилось сталкиваться с «кэмпейтай». Начались аресты среди бирманцев, которых подозревали в коммунистических симпатиях либо в антияпонских действиях и настроениях. Историк Ба Тан полагает, что примерно три четверти таких арестов были вызваны доносами бывших чиновников колониальной администрации, недовольных действиями новых органов власти. Многие офицеры АНБ подумывали о том, чтобы обратить оружие против японцев, основные силы которых были заняты на фронте. К подобной идее склонялся, в частности, командир батальона в Аракане Во Ян Аун.
   Стычки с японцами, опасения за судьбу комитетов, оставленных в тылу, и беспокойство по поводу того, каким мыслят в японском штабе будущее Бирмы, все это привело Аун Сана к решению покинуть фронт и направиться в Мандалай. Аун Сану и его ближайшим соратникам уже было ясно, что союз с Японией явился ошибкой, которая может иметь трагические последствия для судеб их страны. Как только Аун Сан покинул армию, которая стояла под Бамо, начались новые трения между японскими офицерами и командованием армии, в результате чего заместитель Аун Сана полковник Бо Зея был арестован «кэмпейтай» и подвергнут пыткам. Лишь вмешательство представителя Судзуки, заставившего освободить арестованных бирманских офицеров, предотвратило восстание бирманской армии.
   В Мандалае Аун Сан встретил полковника Бо Ле Я, командовавшего тылом АНБ, и узнал от него немало неприятного о состоянии дел в тылу, где японцы уже начали разгонять комитеты, учрежденные армией. Со своими заместителями Аун Сан даже обсуждал возможность ухода частей АНБ в Китай, с тем чтобы вести оттуда войну против Японии. На совещании Аун Сана с полковником Бо Не Вином, а также руководителями коммунистов Тан Туном и Теин Пе Мьином было решено любой ценой сохранить армию и возможность организованного сопротивления. Вместе с тем коммунисты, известные своими антияпонскими настроениями, должны были немедленно скрыться и начать подпольную деятельность (за одним из них, Теин Пе Мьином, японцы шли по пятам и даже арестовали и подвергли пыткам совершенно случайного человека, его тезку).
   Аун Сан понимал, что успешное восстание в условиях, когда Япония торжествует на всех фронтах, в Бирму только что введены свежие японские дивизии, а народ считает АНБ союзником японцев, невозможно. Он понимал также, что тридцатитысячную АНБ японцы не согласятся содержать, что она им не нужна и даже опасна. Полковник Маун Маун, прошедший с Аун Саном всю кампанию 1942 г., пишет: «В то время никто не был готов к восстанию. Многие разочаровались, и большинство согласны были смириться с судьбой. Некоторые из молодых офицеров возмутились, но Аун Сан... жестоко отчитал их и приказал положиться на его руководство».
   У японского командования к этому времени уже почти не было сомнений, кого поставить во главе бирманской администрации. Человек этот должен был быть известен своим национализмом, не слишком связан с англичанами, быть близким к японцам и достаточно послушным. Аун Сан для этой роли не годился — он не устраивал правые круги бирманского общества, с которыми японцы все активнее сближались, был непокорен и, по сообщениям «кэмпейтай», не прерывал связей с коммунистами и другими подпольщиками. По той же причине не подходили японцам лица, близкие по взглядам к Аун Сану. Правый такин Тун О, продержавшийся несколько месяцев на месте администратора в Рангуне, не пользовался популярностью. У Со, вождь партии «Мьочит» и последний премьер Британской Бирмы, находился в тюрьме в Кении, другие известные политики были вывезены англичанами в Индию. Следовательно, выбор неизбежно падал на Ба Мо.
   Ба Мо во время войны был переведен англичанами из мандалайской тюрьмы на север, в небольшой горный город Могоу, поближе к китайской границе и подальше от линии фронта. Англичане также понимали значение Ба Мо как вывески для любого антианглийского режима и намеревались вывезти его в Индию, где, как они не без основания полагали, он стал бы послушным проанглийским политиком.
   В это время интерес к бирманским лидерам, находившимся в английских тюрьмах, начали проявлять китайские генералы. Чунцинское правительство считало наилучшим вариантом для себя Бирму, свободную от англичан, но зависимую в той или иной степени от Китая. В марте 1942 г. Ба Мо, находившийся в Могоу, узнал, что с ним намерен встретиться генерал Ван, чтобы склонить Ба Мо отправиться в Чунцин и оттуда возглавить борьбу бирманцев против Японии. Впоследствии Ба Мо получил от Вана письмо с подтверждением этого предложения. Однако в то время Ба Мо уже твердо решил сделать ставку на союз с Японией и на китайские предложения даже не стал отвечать. Иной была реакция на эти предложения одного из лидеров «Добама асиайон», Такина Ну, и коммунистов Такина Со и Такина Чжо Сейна, находившихся в мандалайской тюрьме. Они согласились отправиться в Чунцин, чтобы с территории Китая организовать антияпонское сопротивление. Более того, в последние дни английского господства в Бирме китайцам удалось добиться от англичан согласия на освобождение левых лидеров. На китайской машине они пытались прорваться на север, однако дорога была настолько забита транспортом, что им пришлось вернуться назад. А через несколько дней Мандалай пал и туда вступили японцы. Несколько коммунистов и левых такинов смогли пробиться в Китай позднее.
   13 апреля 1942 г. Ба Мо с помощью жены и друзей удалось бежать из тюрьмы в Могоу и скрыться в небольшой деревне племени палаунов, где он намеревался дождаться японцев. Через несколько дней Ба Мо, в сопровождении охраны начал пробираться горными дорогами на юг, пока не добрался до городка, уже занятого японцами. Найдя где-то настенный календарь со своим портретом, Ба Мо явился в японскую комендатуру и предъявил его офицеру как доказательство того, что он бывший премьер-министр Бирмы. Чтобы доказать свою лояльность, он непрестанно выкрикивал «Банзай!". Тем не менее первый визит был неудачен, и лишь на следующий день Ба Мо удалось найти японского полковника, который знал английский язык и даже слышал о том, что агенты «кэмпейтай» прочесывают окрестные горы, разыскивая этого весьма нужного Японии человека.
   К началу июня японцам удалось собрать известных бирманских политиков, которые по разным причинам были склонны к сотрудничеству с ними. Одни из них, как Аун Сан и его соратники, полагали, что это даст возможность сохранить силы для будущей антияпонской борьбы, неизбежность которой уже тогда была для них очевидной. Другие, подобно Ба Мо, рассчитывали, что будущее Бирмы зависит от доброго расположения Японии и служения ей в интересах Бирмы (и, разумеется, их собственных).
   На совещании японцев с бирманскими лидерами, состоявшемся в Мемьо, Аун Сану пришлось пойти на ряд уступок. 5 июня он был вынужден согласиться с японским приказом о запрещении АНБ вмешиваться в политику, что означало смертный приговор местным комитетам, созданным по всей стране. Согласие это, как и сам приказ, были, в общем, констатацией того, что уже произошло. К июню многие из комитетов были разогнаны японцами, которые устанавливали в областях и районах собственную администрацию. Тогда же, в июне, японцы ввели войска в дельту Иравади и жестокими мерами прекратили карено-бирманские столкновения.
   Следующим шагом была ликвидация АНБ как крупной вооруженной силы. Добившись от командования АНБ и набиравшего силу Ба Мо согласия на эту меру, японцы все же опасались волнений в бирманских частях. Поэтому в июле подразделения АНБ были разведены на несколько сборных пунктов якобы для переформирования и получения нового оружия и обмундирования. Там им и было объявлено, что армия распускается по домам. Вопреки ожиданиям, никаких выступлений не произошло. Среди причин этого были и военные — части АНБ были разрозненны и окружены японскими войсками, и пропагандистские — одновременно с роспуском АНБ было объявлено, что создается Армия обороны Бирмы, куда могут записываться добровольцы, т. е. речь идет лишь о перестройке армии. Главной же причиной было то, что война уже закончилась, англичане были изгнаны из страны и крестьяне, составлявшие большинство в АНБ, думали в основном о своих семьях и хозяйствах, тем более что из деревень все чаще приходили тревожные вести. Поэтому в большинстве случаев, получив 100 рупий наградных, солдаты с облегчением сдавали оружие и разъезжались по домам.
   В новой армии должно было остаться лишь 2700 человек, и находиться они должны были под строгим надзором японских инструкторов и офицеров. Характерно, что уже к концу 1942 г. японцы предложили Аун Сану увеличить численность армии, которая была нужна для несения внутренней службы, до 7500 человек, но обнаружилось, что набрать добровольцев в нее трудно — во всяком случае, в ближайшие месяцы сделать это не удалось. В глазах бирманцев армия потеряла престиж национальной, освободительной организации. Требовалось время, чтобы она вновь стала центром сопротивления.
   На совещании в Мемьо генерал Йида прямо объявил бирманцам, что ни о какой независимости до тех пор, пока Япония не победит в войне, мечтать не следует. «Ваша судьба определяется японской победой, — сказал он. — После победоносного завершения войны Бирма достигнет свободы. Бирма должна быть готова к длительной войне и мобилизовать все свои ресурсы для войны. Те же, кто подвергает опасности военные усилия или отказывается содействовать удовлетворению военных нужд, будут жестоко наказаны японскими властями». Вместе с тем японцы рассматривали введение военного управления страной лишь как переходный этап, нужный в первую очередь для того, чтобы ликвидировать «самодеятельность» бирманцев. В дальнейшем они собирались опираться на бирманскую администрацию, которая должна была быть эффективной и послушной. Ба Мо обещал создать такую администрацию. Прочие лидеры Бирмы добровольно либо под давлением обстоятельств согласились с его кандидатурой в качестве главы правительства автономной Бирмы.
   Формирование нового правительства проходило далеко не гладко. Ба Мо, судя по всему, был бы рад составить его, только из своих сторонников. Такины были слишком опасными конкурентами в борьбе за власть — если не сегодня, то в завтрашней Бирме. Однако именно популярность такинов заставляла Ба Мо привлечь их к сотрудничеству — без этого его режим, как бы ни поддерживали его японцы, не мог быть представительным. К возможно более широкому представительству толкали Ба Мо и японцы, в чьих интересах было создать картину сотрудничества всего бирманского народа. Такин Ну вспоминал, что на банкете, данном японскими властями в конце июля, т. е. перед самым установлением администрации Ба Мо, японский полковник Насу устроил Такину Ну формальный допрос, почему тот не хочет войти в марионеточное правительство — не находится ли он в оппозиции к японцам? Такину Ну, по его словам, пришлось объяснять, что такова договоренность с Ба Мо.
   Пойдя на вынужденное сотрудничество с такинами, Ба Мо попытался по возможности отыграться за то, что случилось в последние месяцы, и из 120 руководящих постов по стране, которые предоставили бирманцам японские власти, отдал такинам лишь пять. Это вызвало их возмущение, и, по сведениям Такина Ну, Такин Мья и Такин Тан Тун поставили перед «внутренним кругом» такинов вопрос об отказе от своих постов. Однако «внутренний круг» приказал им остаться в администрации Ба Мо.
   Упоминания о существовании «внутреннего круга» такинов встречаются в бирманских источниках неоднократно, однако время создания и состав этого органа невозможно установить точно.
   Вероятно, какое-то не оформленное официально ядро антияпонского сопротивления было создано уже в мае 1942 г.
   Совещание в деревне Кабанин (к северу от Мандалая) 30 апреля 1942 г., на котором присутствовали один из основателей Коммунистической партии Бирмы, в будущем председатель «компартии Красного флага» Такин Со, будущий председатель Социалистической партии Такин Чжо Нейн, будущий премьер-министр и лидер Антифашистской лиги народной свободы Такин Ну и другие ведущие политики Бирмы, было посвящено именно вопросам борьбы с Японией, и на нем обсуждались возможности контактов с Китаем и подпольных действий. Аун Сан на совещании не присутствовал, но был в курсе дел. Такин Ну вспоминает, что некоторые участники совещания уже начали антияпонские действия и коммунист Тейн Пе даже показывал ему листовки, отпечатанные в подполье и призывавшие к борьбе против японских оккупантов. После этого совещания пути участников разошлись. Тейн Пе с помощью частей АНБ, находившихся в Аракане, смог уйти в Индию, где наладил связи с англичанами и впоследствии много сделал для организации сопротивления в Бирме. Такин Со и некоторые другие участники совещания ушли в подполье и начали организовывать антияпонские отряды, тогда как Такин Ну и Такин Чжо Нейн уехали в Рангун, где стали работать вместе с Аун Саном.
   Во второй половине 1942 г., когда японская власть твердо установилась в стране, местные комитеты были разогнаны, а немало левых такинов попали уже в японские тюрьмы, когда Япония торжествовала на фронтах, а положение в Европе складывалось в пользу держав Оси, связи между теми такинами, что скрывались в горах и в деревнях, стараясь наладить сопротивление (что было трудно, так как далеко не все в Бирме уже испытали разочарование в японцах и ореол «освободителей» не везде был развеян), и теми, кто остался на легальном положении, были нарушены. Легальным такинам почти не досталось мест в новой администрации, армия была фактически ликвидирована, многим казалось, что Аун Сан и его сторонники капитулировали перед японцами. В воспоминаниях Маун Мауна говорится, что в то время в Бирме появились листовки, которые обличали Аун Сана и его сторонников в том, что они способствовали порабощению Бирмы.
   После нескольких острых стычек с Ба Мо такины смогли получить в его правительстве два портфеля. Остальные места достались сподвижникам Ба Мо и близким к нему правым политикам. В администрацию не вошел ни один представитель АНБ. Однако командование армией Аун Сан сохранил. Сохранили в ней высокие посты Бо Ле Я и Не Вин и большинство из оставшихся в живых «тридцати товарищей».
   1 августа 1942 г. администрация Ба Мо приступила к исполнению своих обязанностей, главной из которых японцы считали оказание им помощи в ограблении Бирмы. Однако Ба Мо не был послушной марионеткой. Связав свою судьбу с Японией, он ни в коей мере не руководствовался ее интересами. В своем воображении и в своих поступках он был последователен. Он желал властвовать над независимой Бирмой. В свое время он сотрудничал с англичанами, однако решился на разрыв с ними, когда понял, что при их правлении действительной власти в Бирме ему не достичь. Он поставил тогда на другую силу — на Японию, которая обещала предоставить Бирме независимость. Став главой бирманской администрации, Ба Мо бесконечно вступал в конфликты с японским командованием, терпел поражения и унижения, но не сдавался и не смирялся. Он никогда не прерывал связей с такинами и даже с коммунистами. Зная об их антияпонской деятельности, он не только не выдавал их японцам, но и защищал от «кэмпейтай». Да и его левые соратники, стремившиеся сломить японское господство, также никогда не порывали отношений с ним не только из тактических соображений, но и потому, что считали его при всей его помпезности и неуемном тщеславии патриотом Бирмы. Ни один серьезный бирманский политик не назвал его после войны предателем или коллаборационистом. Болee того, после изгнания японцев и затем после достижения Бирмой независимости, Ба Мо по-прежнему оставался на политической сцене. И хотя решающей роли в политике он уже не играл, он пользовался в Бирме уважением, так как считался ее первым президентом. Какой бы фиктивной ни была независимость, провозглашенная в 1943 г., для бирманцев она была независимостью. Изгоняя в 1945 г. японцев, они делали это не для того, чтобы вернуть британскую колониальную администрацию, а чтобы продолжить то, что началось зимой 1942 г. и было официально оформлено провозглашением независимости страны 1 августа 1943 г.