Страница:
Игорь Можейко
Западный ветер — ясная погода
Введение
Вторая мировая война как глобальный конфликт делилась на театры военных действий, а те, в свою очередь, на фронты.
Существуют различные, и порой субъективные точки зрения на число, характер и относительную важность театров и фронтов.
Мне кажется, что театров войны было всего два: Европейский и Тихоокеанский.
Они различались и географически, и составом участников боевых действий.
Европейский театр состоял из двух фронтов: Восточного и Западного.
Восточный фронт — это противостояние СССР и Германии.
Западный фронт — война Англии и Франции (а в конце войны и США) против Германии и Италии в Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке. В составе того или иного фронта совершались порой кардинальные перемены. К примеру, захват Германией Польши в 1939 году — событие Западного фронта. Нападение на Польшу СССР — это открытие Восточного фронта. В пределах же Восточного фронта остаются события в Польше в 1944-1945 гг.
Тихоокеанский театр военных действий был не только географически удален от Европейского и не имел с ним точек соприкосновения, но отличался от него составом участников конфликта.
Тихоокеанский театр — это война Японии против Китая, Англии, Франции и США. Соответственно он делился на три фронта. Ранее других образовался в 1937 г. Китайский фронт. Фронт в Юго-Восточной Азии возник в 1939 г., с проникновением японских войск в Индокитай, а Островной фронт был создан 7 декабря 1941 года с нападением японской авиации на Перл-Харбор.
В отечественной литературе существует стойкое убеждение в том, что Тихоокеанский театр был второстепенным.
Вот как формулирует эту точку зрения профессор Г. Гельфонд в предисловии к капитальному труду японского исследователя Хаттори «Япония в войне 1941-1945 гг.»:
«Само название «второстепенные театры» (Гельфонд не поясняет, какие еще театры существовали во Второй мировой войне и сколько из них можно считать второстепенными. — И.М.) точно отражает их принципиальное отличие от главного театра военных действий — от советско-германского фронта... где скрестились непримиримые противоречия двух диаметрально противоположных социальных систем, где находились основные вооруженные силы сторон, где решался ход и исход всей Второй мировой войны в целом... Тем не менее развернувшиеся на Тихом океане кампании, операции, сражения имели известное значение в ходе войны, и некоторые из них представляют несомненный интерес для изучения ее истории».
В тоне советского историка звучит снисходительность к войне на Дальнем Востоке, точно такая же, какую вы можете услышать в воспоминаниях о войне в России американского историка или мемуариста, полагающего, что судьбы мира были решены на Тихом океане. Китайский же историк может доказать, что масштабы и жестокость войны с Японией, число жертв, принесенных Китаем за восемь лет сражений, и возникновение нового Китая в результате битв на Китайском фронте дают основания считать именно тот фронт первостепенным.
В данном случае, конечно же, число самолетов и масштабы жертв не определяют места фронта или театра военных действий в табели о рангах. Практически любое положение Гельфонда американский или японский историк может успешно оспорить. И не нам сравнивать несравнимое.
Но в числе фронтов Второй мировой войны был фронт, располагавшийся на территории стран Юго-Восточной Азии. Его отличие от прочих фронтов войны заключается в том, что он менее прочих известен и изучен. К чему есть ряд веских причин.
И прежде чем приступить к изложению событий, следует вкратце остановиться на том, почему так произошло.
Война в Юго-Восточной Азии начиналась постепенно. Ее первыми «звонками» было появление японских войск в портах Индокитая, как острый конфликт она вспыхнула в декабре 1941 года и в некоторых частях ЮВА «звонки» почти сразу продолжились, но уже в виде национально-освободительных войн, так как вернувшиеся в свои колонии англичане, французы и голландцы еще некоторое время не могли осознать того, что потеряли эти страны. И с той или иной степенью решимости кинулись завоевывать свои колонии вновь.
Фронт ЮВА во Второй мировой войне охватил гигантский регион Земли с населением в полмиллиарда человек и линия фронта дважды прокатилась фактически по всем землям Юго-Восточной Азии.
В течение считанных месяцев в 1941-1942 гг. рухнул целый мир, состоявший из колониальных владений, исчезла западная колониальная система, утверждавшаяся там веками.
Японцы легко (даже легче, чем сами на то рассчитывали) снесли с лица Земли, казалось бы, незыблемую структуру колониальных обществ. Экономика этих стран пострадала от войны, но так как все они были крестьянскими, сырьевыми житницами империй, на положении народов ЮВА в первые месяцы это почти не сказалось. Воевали колонизаторы, которые, еще вчера утверждали (и были сами в том уверены), что никакой враг не посмеет поднять руку на их могущество, с пришельцами, отношение к которым было неопределенным, так как японцы шли под лозунгами защиты азиатских братьев и освобождения их. Однако в отличие, скажем, от Африки ЮВА состояла из государств с длительной и богатой историей с древней государственностью и высокой культурой. Так что отношение к «освободителям» было сдержанным и выжидательным.
Придя в ЮВА, японцы преподали знатный урок: англичане, французы, голландцы и американцы вовсе не всемогущи. Они боятся японцев, они позорно и трусливо бегут от них.
В одночасье рухнул многолетний миф о всемогуществе белого господина.
И ему уже никогда не вернуться в Азию в прежней роли.
Раз не всемогущи европейцы, величие японцев, о чем они тут же начали твердить, также ставится под сомнение.
В 1942 году, оставаясь еще колониальным миром, сменив привычного колонизатора на нового, куда более жестокого и бесчестного, страны ЮВА морально перестали быть колониями. И чем наглее и корыстнее вели себя оккупанты, тем меньше оснований у них было править Юго-Восточной Азией.
Именно японская оккупация, три года господства японской полиции и дельцов, стала основным испытанием для бирманцев и вьетнамцев, индонезийцев и малайцев — обнищание, преследования, варварский гнет вели к тому, что народы ЮВА с нетерпением ожидали возвращения европейцев и американцев. Азиатский эксперимент Японии провалился. Она не стала колониальной державой, ибо настоящий колониальный администратор не только режет цыплят, но и строит новые курятники. Японцы же были временщиками и вели себя как грабители.
Возвращение европейцев было кратким периодом согласия между колониальными державами и народами ЮВА.
Западные державы пришли в свои колониальные дома под лозунгами спасения демократии от фашизма и милитаризма. Но практически ни одна из них не смогла осознать, что война уже освободила их подопечных. Они не выполнили главного принципа общественного согласия между государем и народом — государь и дружина обязаны защитить народ от супостата. Не защитил — найдем другого государя. Или станем сами себя защищать.
Попытки сделать вид, что война и японцы были лишь дурным сном, ничего кроме в лучшем случае презрения не вызывали. Отсидевшиеся в благодатной Симле британские чиновники продолжали твердить руководящие фразы с полуслова, на котором им заткнули рот японцы. А содержание этих фраз почти никого не удивляло и не интересовало. Остатки привилегированных туземных слоев потеряли значение и состояние во время войны. Выразителями народных интересов и трибунами нового времени стали молодые люди левых взглядов, которым, по мнению чиновника, место только в тюрьме.
Но изучение этой драмы лежит за пределами книги. Я говорю о ней лишь для того, чтобы подчеркнуть: Вторая мировая война коренным образом изменила ситуацию в Юго-Восточной Азии. Она послужила колоссальным социальным катализатором. Не будь войны, национальное освобождение ЮВА затянулось бы еще на десятилетия. И судьбы всего мира обязательно бы изменились.
Специфика ситуации в ЮВА и стала причиной того, что война на том фронте стала войной «неизвестной».
Даже объективная, научная литература развивается в той или иной стране активнее, если предмет описания положителен. То есть легче и охотнее историки пишут о войне, которую государство выиграло. Позорные, проигранные кампании предаются относительному забвению.
Если обратиться к лондонским библиотечным каталогам, то обнаружится, что исторической литературы и мемуаристики о войне в Северной Африке, в которой англичане одолели Лису пустыни — Роммеля, или о высадке в Нормандии и судьбе Западного фронта в 1944 г. куда больше по объему и названиям, чем о событиях сорок второго года в Бирме и Сингапуре. Пожалуй, никогда еще Британскую империю так не пороли публично, как в сорок втором в ЮВА. Тем более что порку производили косоглазые азиаты. И писателю и читателю эти события неприятны. Вспоминать о них не хочется! А что можно написать о трех-четырех годах оккупации японцами стран ЮВА? Да ничего! Англичан и голландцев там не было.
Был момент возвращения с победой.
Но победа эта тут же была омрачена тем, что освободили-то тех, кто не хотел такого освобождения.
Последующие месяцы и годы — цепь ошибок и унижений, исходящих от других азиатов. В лучшем случае победа в 1945 году обернулась мирным признанием независимости, как в Бирме в 1947 году, и в худшем — войной во Вьетнаме и позорным падением крепости Дьен-бьен Фу. Тоже — не самая выгодная тема для документалиста.
Были и еще две стороны в конфликте, которые могли бы участвовать в создании трудов по истории войны в ЮВА. Но японцами написано не очень много и говорить об объективности японских трудов трудно. Чаще японские авторы ставят себе целью доказать читателю, что Япония была невинной жертвой обстоятельств и заговоров западных держав. К войне ее принудили американцы и т.д.
Наконец, есть национальная историческая литература в ЮВА. Но как количественно, так и качественно исследования написанные о войне бирманцами или индонезийцами, пока еще желают большего. Интереснее мемуары, написанные участниками событий. Но они немногочисленны — популярные лидеры военных лет рано гибли или оставляли политическую сцену. Те же, кто удержался надолго, поднявшись к вершине власти — Сукарно, Не Вин, У Ну, Маркос, Хо Ши Мин, — если и написали, то лишь о себе на фоне событий, а не о событиях как таковых.
Понимая все это, автор старался подходить к литературе и документам, невероятно многообразным и порой противоречивым, с учетом субъективных факторов их создания, а также воздействия тех или иных описываемых событий на дальнейший ход истории Юго-Восточной Азии. Если корни сегодняшних событий всегда заложены в прошлом, то Вторая мировая война для Юго-Восточной Азии живое, близкое прошлое.
Наше востоковедение находится при трактовке событий этого периода в выгодном положении, так как в последние десятилетия отечественные исследователи уделяли немалое внимание изучению именно характера национально-освободительного движения в странах Азии, плодом чего явилось немало работ, так или иначе затрагивающих период Второй мировой войны, расстановку социальных сил в Юго-Восточной Азии перед войной, участие этих сил в движении Сопротивления и достижении независимости.
Слабость отечественных исследований заключалась в идеологической заданности, в существовании обязательных стереотипов исторического процесса, что было важнее, чем сами факты. Колонизатор всегда жесток, коварен и злобен, а борец за независимость своей страны — герой. Лишь коммунистическая партия Китая хотела воевать с японцами, тогда как буржуазные силы объективно оставались социал-предателями, склонными к соглашению с оккупантами и стремящимися в первую очередь победить коммунистов. Советский Союз стремился помочь Китаю в борьбе с Японией совершенно бескорыстно, тогда как Англия и США предали Китай и снабжали Японию стратегическими материалами. Вопросы же сотрудничества Японии с национально-освободительными силами в странах ЮВА уходили на второй план. Наконец, окончание Второй мировой войны и капитуляцию Японии положено было объяснять вступлением в войну СССР, который и разгромил непобедимую гигантскую Квантунскую армию. «Силы ее возрастали даже тогда, когда на других направлениях они уменьшились», как утверждал наш соотечественник.
За пределами же этих догм события в ЮВА мало интересовали отечественных исследователей, и если статьи на эти темы публиковались, то махонькими тиражами в специальных изданиях. Лишь два события войны на том театре были отмечены рядом брошюр, большей частью переводных — падение Сингапура и налет на Перл-Харбор. И понятно, почему: это были два крупных поражения наших противников по холодной войне, о чем не мешало лишний раз напомнить.
Настоящая книга вышла впервые в 1984 году.
Основные ее главы написаны объективно и включены в новое издание почти без изменений, хотя и с дополнениями, потому что с тех пор опубликовано немало новых документов и исследований. Но «Вступление» мною переписано, так как носило обязательно ритуальный характер. Я также снял некоторые идеологические отступления и штампы, как не имеющие отношения к делу.
Кроме того, я убрал историографическую часть и сократил библиографию, оставив лишь несколько названий книг, которыми пользовался при написании этого труда.
За исключением редких случаев, сняты также сноски. Желающих ознакомиться с цитируемыми источниками я могу отослать к первому изданию книги, послужившему основой для настоящей работы.
Я не стал переписывать или упрощать текст, ввиду того, что он может показаться сухим и специальным. Я с первых строк старался писать так, чтобы эту книгу мог прочесть любой человек, который интересуется военной историей и историей Востока. Если читателю покажется скучно, то в том нет моей вины — я полагал, что сам материал книги настолько драматичен и экспрессивен, что лучше не вмешиваться в ход событий, а фиксировать его, читатель сам разберется.
Существуют различные, и порой субъективные точки зрения на число, характер и относительную важность театров и фронтов.
Мне кажется, что театров войны было всего два: Европейский и Тихоокеанский.
Они различались и географически, и составом участников боевых действий.
Европейский театр состоял из двух фронтов: Восточного и Западного.
Восточный фронт — это противостояние СССР и Германии.
Западный фронт — война Англии и Франции (а в конце войны и США) против Германии и Италии в Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке. В составе того или иного фронта совершались порой кардинальные перемены. К примеру, захват Германией Польши в 1939 году — событие Западного фронта. Нападение на Польшу СССР — это открытие Восточного фронта. В пределах же Восточного фронта остаются события в Польше в 1944-1945 гг.
Тихоокеанский театр военных действий был не только географически удален от Европейского и не имел с ним точек соприкосновения, но отличался от него составом участников конфликта.
Тихоокеанский театр — это война Японии против Китая, Англии, Франции и США. Соответственно он делился на три фронта. Ранее других образовался в 1937 г. Китайский фронт. Фронт в Юго-Восточной Азии возник в 1939 г., с проникновением японских войск в Индокитай, а Островной фронт был создан 7 декабря 1941 года с нападением японской авиации на Перл-Харбор.
В отечественной литературе существует стойкое убеждение в том, что Тихоокеанский театр был второстепенным.
Вот как формулирует эту точку зрения профессор Г. Гельфонд в предисловии к капитальному труду японского исследователя Хаттори «Япония в войне 1941-1945 гг.»:
«Само название «второстепенные театры» (Гельфонд не поясняет, какие еще театры существовали во Второй мировой войне и сколько из них можно считать второстепенными. — И.М.) точно отражает их принципиальное отличие от главного театра военных действий — от советско-германского фронта... где скрестились непримиримые противоречия двух диаметрально противоположных социальных систем, где находились основные вооруженные силы сторон, где решался ход и исход всей Второй мировой войны в целом... Тем не менее развернувшиеся на Тихом океане кампании, операции, сражения имели известное значение в ходе войны, и некоторые из них представляют несомненный интерес для изучения ее истории».
В тоне советского историка звучит снисходительность к войне на Дальнем Востоке, точно такая же, какую вы можете услышать в воспоминаниях о войне в России американского историка или мемуариста, полагающего, что судьбы мира были решены на Тихом океане. Китайский же историк может доказать, что масштабы и жестокость войны с Японией, число жертв, принесенных Китаем за восемь лет сражений, и возникновение нового Китая в результате битв на Китайском фронте дают основания считать именно тот фронт первостепенным.
В данном случае, конечно же, число самолетов и масштабы жертв не определяют места фронта или театра военных действий в табели о рангах. Практически любое положение Гельфонда американский или японский историк может успешно оспорить. И не нам сравнивать несравнимое.
Но в числе фронтов Второй мировой войны был фронт, располагавшийся на территории стран Юго-Восточной Азии. Его отличие от прочих фронтов войны заключается в том, что он менее прочих известен и изучен. К чему есть ряд веских причин.
И прежде чем приступить к изложению событий, следует вкратце остановиться на том, почему так произошло.
Война в Юго-Восточной Азии начиналась постепенно. Ее первыми «звонками» было появление японских войск в портах Индокитая, как острый конфликт она вспыхнула в декабре 1941 года и в некоторых частях ЮВА «звонки» почти сразу продолжились, но уже в виде национально-освободительных войн, так как вернувшиеся в свои колонии англичане, французы и голландцы еще некоторое время не могли осознать того, что потеряли эти страны. И с той или иной степенью решимости кинулись завоевывать свои колонии вновь.
Фронт ЮВА во Второй мировой войне охватил гигантский регион Земли с населением в полмиллиарда человек и линия фронта дважды прокатилась фактически по всем землям Юго-Восточной Азии.
В течение считанных месяцев в 1941-1942 гг. рухнул целый мир, состоявший из колониальных владений, исчезла западная колониальная система, утверждавшаяся там веками.
Японцы легко (даже легче, чем сами на то рассчитывали) снесли с лица Земли, казалось бы, незыблемую структуру колониальных обществ. Экономика этих стран пострадала от войны, но так как все они были крестьянскими, сырьевыми житницами империй, на положении народов ЮВА в первые месяцы это почти не сказалось. Воевали колонизаторы, которые, еще вчера утверждали (и были сами в том уверены), что никакой враг не посмеет поднять руку на их могущество, с пришельцами, отношение к которым было неопределенным, так как японцы шли под лозунгами защиты азиатских братьев и освобождения их. Однако в отличие, скажем, от Африки ЮВА состояла из государств с длительной и богатой историей с древней государственностью и высокой культурой. Так что отношение к «освободителям» было сдержанным и выжидательным.
Придя в ЮВА, японцы преподали знатный урок: англичане, французы, голландцы и американцы вовсе не всемогущи. Они боятся японцев, они позорно и трусливо бегут от них.
В одночасье рухнул многолетний миф о всемогуществе белого господина.
И ему уже никогда не вернуться в Азию в прежней роли.
Раз не всемогущи европейцы, величие японцев, о чем они тут же начали твердить, также ставится под сомнение.
В 1942 году, оставаясь еще колониальным миром, сменив привычного колонизатора на нового, куда более жестокого и бесчестного, страны ЮВА морально перестали быть колониями. И чем наглее и корыстнее вели себя оккупанты, тем меньше оснований у них было править Юго-Восточной Азией.
Именно японская оккупация, три года господства японской полиции и дельцов, стала основным испытанием для бирманцев и вьетнамцев, индонезийцев и малайцев — обнищание, преследования, варварский гнет вели к тому, что народы ЮВА с нетерпением ожидали возвращения европейцев и американцев. Азиатский эксперимент Японии провалился. Она не стала колониальной державой, ибо настоящий колониальный администратор не только режет цыплят, но и строит новые курятники. Японцы же были временщиками и вели себя как грабители.
Возвращение европейцев было кратким периодом согласия между колониальными державами и народами ЮВА.
Западные державы пришли в свои колониальные дома под лозунгами спасения демократии от фашизма и милитаризма. Но практически ни одна из них не смогла осознать, что война уже освободила их подопечных. Они не выполнили главного принципа общественного согласия между государем и народом — государь и дружина обязаны защитить народ от супостата. Не защитил — найдем другого государя. Или станем сами себя защищать.
Попытки сделать вид, что война и японцы были лишь дурным сном, ничего кроме в лучшем случае презрения не вызывали. Отсидевшиеся в благодатной Симле британские чиновники продолжали твердить руководящие фразы с полуслова, на котором им заткнули рот японцы. А содержание этих фраз почти никого не удивляло и не интересовало. Остатки привилегированных туземных слоев потеряли значение и состояние во время войны. Выразителями народных интересов и трибунами нового времени стали молодые люди левых взглядов, которым, по мнению чиновника, место только в тюрьме.
Но изучение этой драмы лежит за пределами книги. Я говорю о ней лишь для того, чтобы подчеркнуть: Вторая мировая война коренным образом изменила ситуацию в Юго-Восточной Азии. Она послужила колоссальным социальным катализатором. Не будь войны, национальное освобождение ЮВА затянулось бы еще на десятилетия. И судьбы всего мира обязательно бы изменились.
Специфика ситуации в ЮВА и стала причиной того, что война на том фронте стала войной «неизвестной».
Даже объективная, научная литература развивается в той или иной стране активнее, если предмет описания положителен. То есть легче и охотнее историки пишут о войне, которую государство выиграло. Позорные, проигранные кампании предаются относительному забвению.
Если обратиться к лондонским библиотечным каталогам, то обнаружится, что исторической литературы и мемуаристики о войне в Северной Африке, в которой англичане одолели Лису пустыни — Роммеля, или о высадке в Нормандии и судьбе Западного фронта в 1944 г. куда больше по объему и названиям, чем о событиях сорок второго года в Бирме и Сингапуре. Пожалуй, никогда еще Британскую империю так не пороли публично, как в сорок втором в ЮВА. Тем более что порку производили косоглазые азиаты. И писателю и читателю эти события неприятны. Вспоминать о них не хочется! А что можно написать о трех-четырех годах оккупации японцами стран ЮВА? Да ничего! Англичан и голландцев там не было.
Был момент возвращения с победой.
Но победа эта тут же была омрачена тем, что освободили-то тех, кто не хотел такого освобождения.
Последующие месяцы и годы — цепь ошибок и унижений, исходящих от других азиатов. В лучшем случае победа в 1945 году обернулась мирным признанием независимости, как в Бирме в 1947 году, и в худшем — войной во Вьетнаме и позорным падением крепости Дьен-бьен Фу. Тоже — не самая выгодная тема для документалиста.
Были и еще две стороны в конфликте, которые могли бы участвовать в создании трудов по истории войны в ЮВА. Но японцами написано не очень много и говорить об объективности японских трудов трудно. Чаще японские авторы ставят себе целью доказать читателю, что Япония была невинной жертвой обстоятельств и заговоров западных держав. К войне ее принудили американцы и т.д.
Наконец, есть национальная историческая литература в ЮВА. Но как количественно, так и качественно исследования написанные о войне бирманцами или индонезийцами, пока еще желают большего. Интереснее мемуары, написанные участниками событий. Но они немногочисленны — популярные лидеры военных лет рано гибли или оставляли политическую сцену. Те же, кто удержался надолго, поднявшись к вершине власти — Сукарно, Не Вин, У Ну, Маркос, Хо Ши Мин, — если и написали, то лишь о себе на фоне событий, а не о событиях как таковых.
Понимая все это, автор старался подходить к литературе и документам, невероятно многообразным и порой противоречивым, с учетом субъективных факторов их создания, а также воздействия тех или иных описываемых событий на дальнейший ход истории Юго-Восточной Азии. Если корни сегодняшних событий всегда заложены в прошлом, то Вторая мировая война для Юго-Восточной Азии живое, близкое прошлое.
Наше востоковедение находится при трактовке событий этого периода в выгодном положении, так как в последние десятилетия отечественные исследователи уделяли немалое внимание изучению именно характера национально-освободительного движения в странах Азии, плодом чего явилось немало работ, так или иначе затрагивающих период Второй мировой войны, расстановку социальных сил в Юго-Восточной Азии перед войной, участие этих сил в движении Сопротивления и достижении независимости.
Слабость отечественных исследований заключалась в идеологической заданности, в существовании обязательных стереотипов исторического процесса, что было важнее, чем сами факты. Колонизатор всегда жесток, коварен и злобен, а борец за независимость своей страны — герой. Лишь коммунистическая партия Китая хотела воевать с японцами, тогда как буржуазные силы объективно оставались социал-предателями, склонными к соглашению с оккупантами и стремящимися в первую очередь победить коммунистов. Советский Союз стремился помочь Китаю в борьбе с Японией совершенно бескорыстно, тогда как Англия и США предали Китай и снабжали Японию стратегическими материалами. Вопросы же сотрудничества Японии с национально-освободительными силами в странах ЮВА уходили на второй план. Наконец, окончание Второй мировой войны и капитуляцию Японии положено было объяснять вступлением в войну СССР, который и разгромил непобедимую гигантскую Квантунскую армию. «Силы ее возрастали даже тогда, когда на других направлениях они уменьшились», как утверждал наш соотечественник.
За пределами же этих догм события в ЮВА мало интересовали отечественных исследователей, и если статьи на эти темы публиковались, то махонькими тиражами в специальных изданиях. Лишь два события войны на том театре были отмечены рядом брошюр, большей частью переводных — падение Сингапура и налет на Перл-Харбор. И понятно, почему: это были два крупных поражения наших противников по холодной войне, о чем не мешало лишний раз напомнить.
Настоящая книга вышла впервые в 1984 году.
Основные ее главы написаны объективно и включены в новое издание почти без изменений, хотя и с дополнениями, потому что с тех пор опубликовано немало новых документов и исследований. Но «Вступление» мною переписано, так как носило обязательно ритуальный характер. Я также снял некоторые идеологические отступления и штампы, как не имеющие отношения к делу.
Кроме того, я убрал историографическую часть и сократил библиографию, оставив лишь несколько названий книг, которыми пользовался при написании этого труда.
За исключением редких случаев, сняты также сноски. Желающих ознакомиться с цитируемыми источниками я могу отослать к первому изданию книги, послужившему основой для настоящей работы.
Я не стал переписывать или упрощать текст, ввиду того, что он может показаться сухим и специальным. Я с первых строк старался писать так, чтобы эту книгу мог прочесть любой человек, который интересуется военной историей и историей Востока. Если читателю покажется скучно, то в том нет моей вины — я полагал, что сам материал книги настолько драматичен и экспрессивен, что лучше не вмешиваться в ход событий, а фиксировать его, читатель сам разберется.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава I. Путь к войне
Вторая мировая война началась задолго до считающегося формально днем ее начала 1 сентября 1939 г., когда немецкие войска перешли границу Польши, связанной союзными договорами с Великобританией и Францией. Раскатами надвигавшейся грозы были и нападение Италии на Эфиопию, и мятеж фалангистов в Испании, и захват Австрии, и расчленение, а затем и оккупация Чехословакии. На Востоке эти раскаты зазвучали еще раньше, чем в Европе.
Движение Японии по пути военной экспансии началось войной с Китаем в 1894-1895 гг. и захватом Кореи в 1910г. Шагом на этом пути была русско-японская война 1904- 1905 гг., когда впервые в истории нового времени азиатская держава смогла победить европейскую. Для Японии рубежа XX в. был характерен своеобразный симбиоз растущей национальной буржуазии, победившей в революции Мэйдзи (1867-1868), и самурайства, приспособившегося к новым условиям. Военные победы дали японской буржуазии новые рынки и способствовали экономическому развитию страны; они же укрепили дух самурайства. Превращение Японии в формально конституционную страну с множеством политических партий и шумными дебатами в парламенте отнюдь не означало демократического преобразования общества. Традиционные связи в обществе, экономически бурно развивавшемся по капиталистическому пути, но несшем груз феодальных пережитков, давали преимущества самурайско-промышленному союзу.
Влияние Первой мировой войны на судьбы Японии было весьма велико. Япония удачно выбрала сторону в конфликте и, фактически не воюя, приобрела бывшие немецкие владения. Продолжением мировой войны для Японии стала интервенция против Советской России. 5 апреля 1918г. японские части высадились во Владивостоке — казалось, что к территориальным приобретениям добавятся и дальневосточные районы России. Этого не случилось, пришлось отступить, но кадровое офицерство и крепнущие японские монополии (дзайбацу) стремились к новым захватам.
Первые послевоенные годы ознаменовались борьбой самурайско-промышленного союза и противостоявших ему профсоюзов и партий. В 1918 г. по стране прокатилась волна «рисовых бунтов». Ответом стали репрессии против левых организаций. В 1925 г. был принят Закон об охране общественного спокойствия полицией, который грозил десятилетним заключением всем, кто принимал участие в организациях, ставивших под вопрос незыблемость существующего строя. Еще более жесткая внутренняя политика проводилась пришедшим к власти в 1927 г. кабинетом генерала Танаки — председателя партии «Сэйюкай». Весной 1928 г. по всей стране начались гонения на инакомыслящих. Многие левые организации были официально распущены, а Танака добился принятия императорского декрета, установившего для «нарушителей спокойствия» смертную казнь. Правящие круги добились повиновения в стране.
Предыстория Второй мировой войны на Востоке тесно связана с документом, вошедшим в анналы XX в. под названием «меморандум Танаки». В нем содержалась программа покорения Японией всего мира. «Для того чтобы завоевать Китай, писал Танака, — мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию; для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны и страны Южного моря будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймет, что Восточная Азия наша, и не осмелится нарушить наши права... Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы». Важным аспектом «меморандума Танаки» был его антисоветский тон. «В программу нашего национального роста, — продолжал Танака, — входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией на полях Монголии в целях овладения богатствами Северной Маньчжурии. Пока этот скрытый риф не будет взорван, наше судно не может пойти быстрее».
В конце 20-х годов эта программа казалась настолько экстремистской, что до сих пор высказываются сомнения в подлинности этого текста, но уже в 1931 г. Япония захватила Маньчжурию, и с тех пор любое действие любого японского правительства было направлено на осуществление концепции мирового господства. Правда, между различными группировками в японском руководстве существовали разногласия, принимавшие порой острую форму, но касались они не конечной цели, а путей ее осуществления. В перемене японских предвоенных правительств можно уследить некое качание маятника: к власти приходили то «бешеные», то «умеренные»; однако политика «умеренных» становилась все более агрессивной, а агрессивные правительства никак не умеривали свою агрессивность. Роль катализатора играли молодые офицеры национал-социалистского типа. Убивая своих противников и запугивая «умеренных», эти, казалось бы, независимые и не получавшие официального одобрения в высших армейских кругах экстремисты последовательно выполняли свою историческую роль: после каждого бунта, устроенного молодыми офицерами, Япония делала еще один шаг к войне.
Борьба самурайства против «умеренных» достигла апогея в феврале 1936 г., сразу же после всеобщих выборов, на которых убедительно победили «умеренные». Буржуазная партия «Минсэйто» почти удвоила число депутатов (205 вместо 127), а милитаристы, взгляды которых в парламенте выражала партия «Сэйюкай», получили лишь 174 места вместо 242. Результаты выборов свидетельствовали об антивоенных настроениях в стране. За три года до этого в Германии нацисты пошли на грандиозную провокацию — поджог рейхстага, так как поняли, что волна мирового кризиса, который вынес их на поверхность разоренной Германии, миновала и с ней теряются голоса избирателей. Японские фашисты, не обладавшие властью, но имевшие сильных покровителей, в похожей ситуации решились на мятеж.
Японская «ночь длинных ножей» выдалась снежной и холодной. Незадолго до рассвета группа лейтенанта Курихары подъехала к дому премьер-министра адмирала Окады, разоружила полицейских и принялась разыскивать главу правительства. Вместо него по ошибке был убит его секретарь, самому же адмиралу удалось отсидеться в чулане, куда его спрятали служанки, а затем бежать. Судьба смилостивилась и над ближайшим советником императора принцем Сайондзи, которому тогда было уже 96 лет и который был последним из остававшихся в живых деятелей революции Мэйдзи. Местные полицейские (принц жил в загородном дворце), чтобы спасти Сайондзи, закутали его в ковер и носили из дома в дом, чтобы сбить убийц со следа.
Однако далеко не всем из намеченных жертв удалось спастись. Погибли, в частности, генеральный инспектор армии Ватанабе, лорд-хранитель печати адмирал Сайте, министр финансов Такахаси, был тяжело ранен главный камергер Судзуки.
В общей сложности в путче 1936 г. участвовало около полутора тысяч солдат и офицеров. Взяв под контроль центр Токио, они в дальнейшем вели себя пассивно. Ими был выпущен манифест, в котором говорилось о продажности японского руководства и необходимости защитить императора и спасти японский дух, но что делать потом, было неясно. Однако сочувствие заговорщикам в генеральской среде было настолько сильным, что, несмотря на бездействие мятежников, поначалу никто не решался выступить против них. Устранился от вмешательства в эту историю даже военный министр. Лишь на третий день, раздраженный неспособностью генералитета справиться с мятежом, направленным, в частности, и против его ближайшего окружения, император приказал армии предпринять немедленные действия...
Мятеж удалось подавить, воспользовавшись соперничеством между армией и флотом. (Во время мятежа было убито по крайней мере три адмирала.) Объединенный флот вошел в Токийскую бухту и объявил о своем намерении высадить десант. Тогда и армейскому руководству пришлось переменить тон. 29 февраля был издан приказ о том, что армия намерена подавить мятеж. Когда приказ дошел до участвовавших в путче солдат, они начали расходиться по домам, и к полудню мятежные офицеры остались без армии. Им было предложено покончить с собой, однако по здравом размышлении они предпочли пойти под суд, мотивируя это тем, что на суде смогут изложить свою позицию. Самурайский дух уступал реалиям XX века.
Для окружающего мира мятеж казался ординарным событием. Действительную его суть поняли немногие, в том числе советский разведчик Р. Зорге, который направил в Москву анализ как социальных корней мятежа, так и сил, стоявших за ним. Он предсказал, что сам факт мятежа означает лишь одно — скорое и неминуемое вторжение в Китай, начало «большой войны».
Следующее японское правительство было куда менее умеренным, чем предыдущее. Военным министром в нем был генерал Тераути, известный своими консервативными взглядами. Он не одобрял решительных действий молодых радикалов, но в то же время был вынесен на поверхность именно этими действиями. Правительство, хотя мятежники и были арестованы, начало активно проводить в жизнь некоторые из их требований. Были, например, запрещены демонстрации и забастовки.
Как уже отмечалось, хотя общий курс на войну в японском руководстве не вызывал сомнений, шли горячие споры относительно объекта этой войны. Командование Квантунской армии, отражавшее точку зрения монополий, стояло за скорейшую войну с Китаем, будучи убеждено, что китайские армии небоеспособны, а с ресурсами Китая, а затем и Юго-Восточной Азии можно будет приступить к реализации планов мирового господства. «Токийская» группа полагала, что настоящим и единственным врагом Японии является Советский Союз. Война с ним, отмечали участники группы, не вызовет противодействия со стороны бывших союзников Японии по Антанте; не исключено, что они даже будут помогать Японии. Агрессия же против Китая и Юго-Восточной Азии неизбежно приведет к войне с западными державами, а к этому Япония еще не готова. Лишь освоив ресурсы Маньчжурии и превратив ее в кузницу империи, т. е. примерно к концу 40-х годов, можно будет осмелиться на войну с Западом.
Отражением этой борьбы мнений были частые перестановки в правительстве и борьба внутри армейского руководства. Наконец, император и армия сошлись на кандидатуре принца Коноэ, председателя палаты пэров японского парламента, человека, с одной стороны, близкого к императорской фамилии, с другой — тесно связанного с концернами. Приход Коноэ к власти означал, что время споров прошло. Победила точка зрения Квантунской армии — сначала быстро разгромить Китай, а затем, опираясь на его ресурсы, приступить к дальнейшим завоеваниям.
Через пять дней после вступления Коноэ на пост главы правительства в Маньчжурию приехал принц Хасимото. Он устроил банкет, на который пригласил командование Квантунской армии, в том числе начальника штаба генерала Тодзио. На банкете Тодзио показал принцу приказ, который уже был разослан по соединениям армии. В нем предусматривался захват восточных портов Китая и дорог, ведущих к ним. В приказе, в частности, говорилось: «В соответствии с нашей стратегией подготовки войны против России и оценкой создавшейся в Китае обстановки мы считаем момент благоприятным, чтобы направить наши силы на уничтожение нанкинского режима».
Целью первого этапа наступления против Китая был Пекин. Части Гоминьдана в этом районе были куда многочисленней японских, но к боям не были готовы и фронта как такового не существовало. Практически японцам противостояла лишь 29-я армия генерала Сун Чжэюаня.
Движение Японии по пути военной экспансии началось войной с Китаем в 1894-1895 гг. и захватом Кореи в 1910г. Шагом на этом пути была русско-японская война 1904- 1905 гг., когда впервые в истории нового времени азиатская держава смогла победить европейскую. Для Японии рубежа XX в. был характерен своеобразный симбиоз растущей национальной буржуазии, победившей в революции Мэйдзи (1867-1868), и самурайства, приспособившегося к новым условиям. Военные победы дали японской буржуазии новые рынки и способствовали экономическому развитию страны; они же укрепили дух самурайства. Превращение Японии в формально конституционную страну с множеством политических партий и шумными дебатами в парламенте отнюдь не означало демократического преобразования общества. Традиционные связи в обществе, экономически бурно развивавшемся по капиталистическому пути, но несшем груз феодальных пережитков, давали преимущества самурайско-промышленному союзу.
Влияние Первой мировой войны на судьбы Японии было весьма велико. Япония удачно выбрала сторону в конфликте и, фактически не воюя, приобрела бывшие немецкие владения. Продолжением мировой войны для Японии стала интервенция против Советской России. 5 апреля 1918г. японские части высадились во Владивостоке — казалось, что к территориальным приобретениям добавятся и дальневосточные районы России. Этого не случилось, пришлось отступить, но кадровое офицерство и крепнущие японские монополии (дзайбацу) стремились к новым захватам.
Первые послевоенные годы ознаменовались борьбой самурайско-промышленного союза и противостоявших ему профсоюзов и партий. В 1918 г. по стране прокатилась волна «рисовых бунтов». Ответом стали репрессии против левых организаций. В 1925 г. был принят Закон об охране общественного спокойствия полицией, который грозил десятилетним заключением всем, кто принимал участие в организациях, ставивших под вопрос незыблемость существующего строя. Еще более жесткая внутренняя политика проводилась пришедшим к власти в 1927 г. кабинетом генерала Танаки — председателя партии «Сэйюкай». Весной 1928 г. по всей стране начались гонения на инакомыслящих. Многие левые организации были официально распущены, а Танака добился принятия императорского декрета, установившего для «нарушителей спокойствия» смертную казнь. Правящие круги добились повиновения в стране.
Предыстория Второй мировой войны на Востоке тесно связана с документом, вошедшим в анналы XX в. под названием «меморандум Танаки». В нем содержалась программа покорения Японией всего мира. «Для того чтобы завоевать Китай, писал Танака, — мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию; для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны и страны Южного моря будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймет, что Восточная Азия наша, и не осмелится нарушить наши права... Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы». Важным аспектом «меморандума Танаки» был его антисоветский тон. «В программу нашего национального роста, — продолжал Танака, — входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией на полях Монголии в целях овладения богатствами Северной Маньчжурии. Пока этот скрытый риф не будет взорван, наше судно не может пойти быстрее».
В конце 20-х годов эта программа казалась настолько экстремистской, что до сих пор высказываются сомнения в подлинности этого текста, но уже в 1931 г. Япония захватила Маньчжурию, и с тех пор любое действие любого японского правительства было направлено на осуществление концепции мирового господства. Правда, между различными группировками в японском руководстве существовали разногласия, принимавшие порой острую форму, но касались они не конечной цели, а путей ее осуществления. В перемене японских предвоенных правительств можно уследить некое качание маятника: к власти приходили то «бешеные», то «умеренные»; однако политика «умеренных» становилась все более агрессивной, а агрессивные правительства никак не умеривали свою агрессивность. Роль катализатора играли молодые офицеры национал-социалистского типа. Убивая своих противников и запугивая «умеренных», эти, казалось бы, независимые и не получавшие официального одобрения в высших армейских кругах экстремисты последовательно выполняли свою историческую роль: после каждого бунта, устроенного молодыми офицерами, Япония делала еще один шаг к войне.
Борьба самурайства против «умеренных» достигла апогея в феврале 1936 г., сразу же после всеобщих выборов, на которых убедительно победили «умеренные». Буржуазная партия «Минсэйто» почти удвоила число депутатов (205 вместо 127), а милитаристы, взгляды которых в парламенте выражала партия «Сэйюкай», получили лишь 174 места вместо 242. Результаты выборов свидетельствовали об антивоенных настроениях в стране. За три года до этого в Германии нацисты пошли на грандиозную провокацию — поджог рейхстага, так как поняли, что волна мирового кризиса, который вынес их на поверхность разоренной Германии, миновала и с ней теряются голоса избирателей. Японские фашисты, не обладавшие властью, но имевшие сильных покровителей, в похожей ситуации решились на мятеж.
Японская «ночь длинных ножей» выдалась снежной и холодной. Незадолго до рассвета группа лейтенанта Курихары подъехала к дому премьер-министра адмирала Окады, разоружила полицейских и принялась разыскивать главу правительства. Вместо него по ошибке был убит его секретарь, самому же адмиралу удалось отсидеться в чулане, куда его спрятали служанки, а затем бежать. Судьба смилостивилась и над ближайшим советником императора принцем Сайондзи, которому тогда было уже 96 лет и который был последним из остававшихся в живых деятелей революции Мэйдзи. Местные полицейские (принц жил в загородном дворце), чтобы спасти Сайондзи, закутали его в ковер и носили из дома в дом, чтобы сбить убийц со следа.
Однако далеко не всем из намеченных жертв удалось спастись. Погибли, в частности, генеральный инспектор армии Ватанабе, лорд-хранитель печати адмирал Сайте, министр финансов Такахаси, был тяжело ранен главный камергер Судзуки.
В общей сложности в путче 1936 г. участвовало около полутора тысяч солдат и офицеров. Взяв под контроль центр Токио, они в дальнейшем вели себя пассивно. Ими был выпущен манифест, в котором говорилось о продажности японского руководства и необходимости защитить императора и спасти японский дух, но что делать потом, было неясно. Однако сочувствие заговорщикам в генеральской среде было настолько сильным, что, несмотря на бездействие мятежников, поначалу никто не решался выступить против них. Устранился от вмешательства в эту историю даже военный министр. Лишь на третий день, раздраженный неспособностью генералитета справиться с мятежом, направленным, в частности, и против его ближайшего окружения, император приказал армии предпринять немедленные действия...
Мятеж удалось подавить, воспользовавшись соперничеством между армией и флотом. (Во время мятежа было убито по крайней мере три адмирала.) Объединенный флот вошел в Токийскую бухту и объявил о своем намерении высадить десант. Тогда и армейскому руководству пришлось переменить тон. 29 февраля был издан приказ о том, что армия намерена подавить мятеж. Когда приказ дошел до участвовавших в путче солдат, они начали расходиться по домам, и к полудню мятежные офицеры остались без армии. Им было предложено покончить с собой, однако по здравом размышлении они предпочли пойти под суд, мотивируя это тем, что на суде смогут изложить свою позицию. Самурайский дух уступал реалиям XX века.
Для окружающего мира мятеж казался ординарным событием. Действительную его суть поняли немногие, в том числе советский разведчик Р. Зорге, который направил в Москву анализ как социальных корней мятежа, так и сил, стоявших за ним. Он предсказал, что сам факт мятежа означает лишь одно — скорое и неминуемое вторжение в Китай, начало «большой войны».
Следующее японское правительство было куда менее умеренным, чем предыдущее. Военным министром в нем был генерал Тераути, известный своими консервативными взглядами. Он не одобрял решительных действий молодых радикалов, но в то же время был вынесен на поверхность именно этими действиями. Правительство, хотя мятежники и были арестованы, начало активно проводить в жизнь некоторые из их требований. Были, например, запрещены демонстрации и забастовки.
Как уже отмечалось, хотя общий курс на войну в японском руководстве не вызывал сомнений, шли горячие споры относительно объекта этой войны. Командование Квантунской армии, отражавшее точку зрения монополий, стояло за скорейшую войну с Китаем, будучи убеждено, что китайские армии небоеспособны, а с ресурсами Китая, а затем и Юго-Восточной Азии можно будет приступить к реализации планов мирового господства. «Токийская» группа полагала, что настоящим и единственным врагом Японии является Советский Союз. Война с ним, отмечали участники группы, не вызовет противодействия со стороны бывших союзников Японии по Антанте; не исключено, что они даже будут помогать Японии. Агрессия же против Китая и Юго-Восточной Азии неизбежно приведет к войне с западными державами, а к этому Япония еще не готова. Лишь освоив ресурсы Маньчжурии и превратив ее в кузницу империи, т. е. примерно к концу 40-х годов, можно будет осмелиться на войну с Западом.
Отражением этой борьбы мнений были частые перестановки в правительстве и борьба внутри армейского руководства. Наконец, император и армия сошлись на кандидатуре принца Коноэ, председателя палаты пэров японского парламента, человека, с одной стороны, близкого к императорской фамилии, с другой — тесно связанного с концернами. Приход Коноэ к власти означал, что время споров прошло. Победила точка зрения Квантунской армии — сначала быстро разгромить Китай, а затем, опираясь на его ресурсы, приступить к дальнейшим завоеваниям.
Через пять дней после вступления Коноэ на пост главы правительства в Маньчжурию приехал принц Хасимото. Он устроил банкет, на который пригласил командование Квантунской армии, в том числе начальника штаба генерала Тодзио. На банкете Тодзио показал принцу приказ, который уже был разослан по соединениям армии. В нем предусматривался захват восточных портов Китая и дорог, ведущих к ним. В приказе, в частности, говорилось: «В соответствии с нашей стратегией подготовки войны против России и оценкой создавшейся в Китае обстановки мы считаем момент благоприятным, чтобы направить наши силы на уничтожение нанкинского режима».
Целью первого этапа наступления против Китая был Пекин. Части Гоминьдана в этом районе были куда многочисленней японских, но к боям не были готовы и фронта как такового не существовало. Практически японцам противостояла лишь 29-я армия генерала Сун Чжэюаня.