Майкл Муркок
Королева Мечей
Часть первая
В которой Корум встречает поэта, получает предсказание и планирует путешествие
Глава первая
ЧТО ВЫБРОСИЛ СТРАНСТВУЮЩИЙ БОГ
Вот уж летнее небо стало бледно-голубым над синевой моря, над золотистой зеленью лесов на материке, над поросшими травой склонами горы Мойдел и белыми стенами замка, венчавшего ее вершину. А последний из расы вадагов, принц Корум, Принц в Алом Плаще, забыл обо всем на свете из-за любви к прекрасной мабденской женщине, маркграфине Ралине из Алломглила.
В принце Коруме с первого взгляда можно было узнать вадага. Хотя его правый глаз был закрыт повязкой, украшенной драгоценными камнями, левый его глаз, настоящий, был большой, миндалевидный, с желтым зрачком и красной радужкой. Узкий и длинный череп, острый подбородок, заостренные кончики ушей, плотно прижатых к черепу и лишенных мочек. Светлые волосы, столь воздушные, что с ними не могли сравниться даже самые легкие кудри мабденских девиц. Широкий рот с полными губами и розовая кожа, усыпанная золотыми веснушками. Его можно было бы назвать красивым, если бы не отсутствие правого глаза и не жесткие, горькие складки вокруг рта. И еще, конечно, странная чужая рука, которая столь часто хваталась за эфес меча, что было сразу заметно, когда Корум откидывал свой алый плащ. На этой левой руке у Корума было шесть пальцев. Сама она как будто была скрыта под украшенной драгоценными камнями латной перчаткой. Но это только казалось. На самом же деле она была покрыта чешуей, выглядевшей как драгоценные камни. Странной и жуткой была мысль о том, что именно эта рука сокрушила сердце самого Рыцаря Мечей — герцога Ариоха, Владыки Хаоса, и позволила вернуться к власти лорду Аркину, Владыке Закона.
При первом же взгляде на Корума сразу становилось ясно: это человек, одержимый жаждой мести. Он, действительно, поклялся отомстить за гибель всех своих родных и уничтожить графа Гландита-а-Краэ, вассала короля Лир-а-Брода из Каленуира, правившего восточными и южными землями континента, когда-то принадлежавшими вадагам. Он поклялся служить Закону и бороться против Хаоса, которому поклонялись Лир и его подданные. Он никогда не забывал о своей клятве; благодаря ей он превратился в мужчину, в рыцаря, она остудила юношеский пыл в его крови и оставила неизгладимый след в его душе. И еще ему не давала покоя мысль о дарованной его телу мощи — руке Кулла и глазе Ринна.
Маркграфиня Ралина была прелестной женщиной. Густые пряди черных волос обрамляли ее нежное лицо, на котором выделялись огромные глаза и алый чувственный рот. Ее тоже все время беспокоили думы о колдовских дарах покойного волшебника Шула, но она старалась выбросить из головы мысли о нем, как прежде отгоняла от себя воспоминания о своем покойном муже, маркграфе, погибшем во время кораблекрушения при попытке добраться до Лиум-ан-Эс, страны, которой он верно служил и которую сейчас поглощало море.
Смеялась она гораздо чаще Корума, и это служило ему утешением в его горестях. Он нередко вспоминал о тех давно минувших днях, когда он тоже мог беззаботно смеяться, и воспоминания о былой беззаботности вызывали у него порой ощущение горькой утраты. В памяти его всплывали и иные видения — его семья, родные и близкие, лежащие поверженными у стен охваченного пламенем замка Эрорн; Гландит, размахивающий топором, с лезвия которого стекает кровь вадагов… Эти жуткие картины посещали его гораздо чаще, чем воспоминания о прежней мирной жизни. Они навеки поселились в его сознании, иногда заполняя его целиком, иногда отступая куда-то в темные уголки памяти, но никогда не оставляя его в покое. Лишь только его жажда мести начинала угасать, видения тут же напоминали о незаживающей душевной ране, и это чувство вновь охватывало Корума. Огонь, разъятая плоть, ужас… Варварские колесницы денледисси, окованные бронзой и железом, украшенные грубыми изображениями из золота… Косматые малорослые лошадки и мощные бородатые воины в доспехах, снятых с поверженных вадагов, их разверстые в победном кличе рты, а дальше, за ними, пылающие и рушащиеся башни замка Эрорн… Именно тогда Корум познал, что такое ненависть и ужас…
Жестокое лицо Гландита часто возникало в его памяти, заслоняя мертвые лица родителей и сестер, застывшие в предсмертной муке. И тогда он с криком просыпался среди ночи вне себя от ярости.
Лишь Ралина могла успокоить его, прижимая к себе и гладя его дрожащее от напряжения тело.
И все же в то лето выдавались дни, полные покоя, когда они медленно объезжали верхом окрестные леса, не опасаясь более лесных варваров. Их племена бежали еще в ту ночь, когда Гландит пытался штурмом взять замок. Они до смерти испугались корабля мертвецов, присланного волшебником Шулом и поднявшегося со дна моря под командой мертвого маркграфа, погибшего мужа Ралины.
Леса были полны жизни. Там бродили дикие животные, цвели яркие цветы, наполняя воздух густым ароматом. Эти мирные сцены способствовали тому, что раны в душе Корума понемногу заживали. Они были живым противопоставлением жестоким битвам, смерти и колдовству; они напоминали о том, что во Вселенной есть и нечто другое — спокойствие и красота, что Закон предлагает нечто большее, нежели просто порядок: он стремится обеспечить гармонию во всех Пятнадцати Плоскостях мироздания, чтобы все живое могло бы существовать во всем своем многообразии. И еще Закон обеспечивает такой мир, при котором все достоинства людей могли бы проявиться во всей полноте и развиться.
Однако Корум никогда не забывал, что, пока Гландит и те, кому он служит, еще живы, Закону постоянно угрожает опасность, что Страх, это разлагающее душу чудовище, по-прежнему способен восторжествовать надо всеми достоинствами и добродетелями.
Однажды, когда они с Ралиной медленно ехали по лесу, Корум вдруг сказал, глядя куда-то вдаль невидящими глазами:
— Гландит должен умереть!
Ралина лишь кивнула в ответ, даже не спросив, почему он вдруг вспомнил об этом: она уже не раз в подобных обстоятельствах слышала от него эти слова. Она лишь натянула поводья, остановив свою гнедую кобылу посреди поляны, покрытой цветущими люпинами и колокольчиками, спешилась и, подобрав расшитые парчовые юбки, грациозной походкой пошла по поляне, раздвигая цветы и высокую траву. Корум, сидя в седле, наблюдал за нею и наслаждался ее красотой. А она, прекрасно зная, что он на нее смотрит, продолжала идти к противоположному краю поляны. Здесь было очень тепло в тени деревьев — дуба, клена и ореха, на ветвях которых устроили свои гнезда многочисленные птицы и белки.
— О Корум, если бы мы могли жить здесь всегда! Мы бы построили здесь дом, разбили сад…
Он попробовал улыбнуться в ответ.
— Это невозможно. Ведь это только передышка. Шул был прав. Мы согласились вступить в борьбу, значит, должны быть готовы принять ее законы. Стало быть, наша судьба предопределена. Даже если бы я забыл свой обет ненависти, даже если бы я не поклялся служить Закону против Хаоса, Гландит все равно объявился бы здесь, и нам непременно пришлось бы защищать наш мир. А Гландит очень силен, Ралина. Он может уничтожить эти прекрасные леса в одну ночь. Мне кажется, это даже доставит ему удовольствие, ведь он знает, как мы их любим.
Она опустилась на колени и вдохнула аромат цветов.
— Ну почему все так происходит? Неужели ненависть всегда будет рождать ненависть, а любовь оставаться беспомощной?
— Если лорд Аркин прав, то так будет не всегда. Но тем, кто считает, что любовь должна быть сильной, следует быть готовыми отдать жизнь за то, чтобы она эту силу обрела.
Она резко подняла голову. В глазах ее была тревога.
Он лишь пожал плечами в ответ на ее безмолвный вопрос.
— И это правда.
Она медленно выпрямилась и пошла к лошади. Поставила ногу в стремя и села бочком в свое дамское седло. Корум сидел неподвижно, глядя на цветы и на траву, которая медленно распрямлялась там, где по ней ступали ноги Ралины.
— Это правда, — повторил он. Потом добавил, поворачивая коня назад: — Нам пора возвращаться, пока прилив не отрезал путь в замок.
Некоторое время спустя они выбрались из леса и направили лошадей вдоль берега. Синие волны моря набегали на белый песок. Впереди виднелась дамба, ведущая к скале, на которой стоял замок Мойдел, самый отдаленный и почти забытый форпост цивилизации, когда-то расцветшей на земле Лиум-ан-Эс. Когда-то замок окружали леса, покрывавшие всю страну Лиум-ан-Эс, но теперь над ними плескались волны моря.
В безоблачном небе с криками кружили морские птицы. То одна, то другая вдруг камнем падали вниз, чтобы схватить рыбу и унести ее в свое гнездо на острове Мойдел. Копыта лошадей стучали по прибрежному песку, иногда разбрызгивая набегавшие волны. Всадники приближались к дамбе, которую вскоре должен был закрыть прилив.
И вдруг внимание Корума привлекло какое-то движение далеко в море. Он наклонился вперед, вглядываясь вдаль.
— Что там? — спросила Ралина.
— Не знаю. Может быть, большая волна. Но ведь время штормов еще не пришло… Посмотри сама.
— Мне кажется, там над водой какой-то туман. Милях в двух отсюда. Трудно разобрать… — она вдруг задохнулась от волнения. — Это волна!
К ним действительно приближалась огромная волна. Вода у берега забурлила.
— Такое впечатление, что это огромный корабль, который плывет с большой скоростью, — сказал Корум. — Что-то знакомое…
И он начал пристально вглядываться в приближающийся туман.
— Видишь что-нибудь? Там словно какая-то тень. Тень человека…
— Да, вижу. Огромная фигура! Может быть, это мираж? Игра света и тени?
— Нет, это не мираж, — сказал он. — Я такое уже видел. Это великан. Великан, который ловит рыбу. Это из-за него моя лодка перевернулась и утонула у берегов Кулокраха!
— Странствующий бог, — сказала она. — Я слышала о нем. Его иногда называют еще Большой Рыбак. Легенды утверждают, что видеть его — дурное предзнаменование!
— Да, для меня оно полностью оправдалось, когда я встретился с ним в прошлый раз, — со смехом произнес Корум.
Теперь огромная волна была уже у самого берега. Кони попятились от воды.
— Он уже совсем близко. И туман идет за ним следом.
Действительно, туман двигался к берегу следом за гигантской волной по мере того, как великан приближался к ним. Его уже можно было разглядеть. Он тяжело шел, спиной вперед, согнувшись под тяжестью сети, которую тащил за собой.
— Что он хочет поймать? — прошептал Корум. — Кита? Морское чудовище?
— Все, что попадется, — ответила она. — Все, что есть в море или на его поверхности, — она вздрогнула.
Дамбу уже полностью закрыли поднятые гигантом волны. Спешить к замку не имело смысла. Вода заставила их отступить дальше к лесу. Тяжелые валы все накатывались и накатывались на берег, разбиваясь о песок и гальку.
Туман достиг берега и окутал все вокруг. Стало холодно, хотя солнце по-прежнему сияло в небе. Корум завернулся в плащ. Теперь они явственно слышали тяжелые шаги великана. Коруму вдруг показалось, что это бредет проклятое создание, обреченное всю вечность тащить сеть через моря и океаны мира, никогда не находя того, что оно ищет…
— Говорят, он хочет выловить свою душу, — прошептала Ралина. — Собственную душу.
Вот гигант распрямился и вытащил сеть из воды. Множество тварей билось в ней, некоторые им совершенно неведомые. Большой Рыбак тщательно обследовал свой улов, а затем вывернул сеть наизнанку, выпуская всех пойманных тварей обратно в море. Потом он опять забросил сеть и медленно побрел дальше, спиной вперед и согнув плечи, пытаясь выловить то, что, видимо, ему никогда не суждено было поймать.
Великан удалялся в открытое море, и туман вслед за ним уходил от берега. Море стало понемногу успокаиваться, затихать, а туман вскоре совсем растаял за горизонтом.
Жеребец Корума коротко заржал и ударил копытом в мокрый песок. Принц взглянул на Ралину. Ее глаза смотрели куда-то вдаль, на лице застыло напряженное выражение.
— Опасность уже миновала, — сказал он, желая подбодрить ее.
— Ее еще и не было, — ответила она. — Появление морского бога — лишь предупреждение об опасности.
— Это только ваши легенды так говорят…
Ее глаза вновь ожили.
— Разве тебе мало подтверждений того, что наши легенды говорят правду?
Он согласно кивнул и предложил:
— Поехали домой. Скоро море опять закроет дамбу.
Лошади охотно двинулись к замку, к безопасности. Когда они проезжали по дамбе, уровень воды уже начал снова подниматься. Тяжелые волны бились о дамбу с обеих сторон, дробясь о валуны, из которых она была сложена. Лошади внезапно сами перешли в галоп.
Наконец они достигли ворот замка, и огромные тяжелые створки разошлись, чтобы пропустить их внутрь. Воины Ралины встретили их с радостью, горя нетерпением поделиться своими впечатлениями о происшествии.
— Вы видели великана, маркграфиня? — спросил Белдан, юный слуга Ралины, сбегая по ступеням западной башни. — Я уж было подумал, что это один из союзников Гландита.
Лицо юноши, обычно оживленное, было сейчас довольно мрачным.
— Кто его отогнал?
— Никто, — ответила она, спрыгивая с лошади. — Это был Странствующий бог. Он просто проходил мимо.
Белдан вздохнул с явным облегчением. Как и все остальные обитатели замка Мойдел, он все время ожидал нового нападения. И был в этом совершенно прав: рано или поздно Гландит вновь появится под стенами, ведя с собой более сильных союзников, нежели воины из лесных племен, суеверные и легко впадающие в панику. До них уже дошли слухи о том, что граф Гландит после неудачного нападения на замок Мойдел в ярости вернулся ко двору в Каленуире и просил короля Лир-а-Брода дать ему армию. В следующий раз он, вероятно, приведет с собой не только армию, но и флот, чтобы атаковать замок одновременно и с суши, и с моря. Такой штурм мог быть успешным, поскольку воинов в замке осталось совсем немного.
Когда они собрались на ужин в главном зале, солнце уже садилось. Корум, Ралина и Белдан сидели за столом. Корум гораздо чаще обращал свое внимание на кувшин с вином, нежели на пищу. Он был задумчив и печален, погружен в мрачные размышления. Своим настроением он заразил и остальных, и они даже не пытались завязать беседу.
Так прошло часа два, а Корум все пил вино. Потом Белдан вдруг поднял голову, прислушиваясь. Ралина тоже нахмурилась, услышав непривычный шум. Только Корум продолжал сидеть безучастно.
Сначала раздался резкий стук. Потом заговорили неясные голоса, и стук прекратился. Потом голоса затихли, а стук возобновился вновь.
Белдан поднялся:
— Пойду узнаю, в чем дело.
Ралина взглянула на Корума.
— Я пока побуду здесь…
Он сидел, низко опустив голову, и неотрывно смотрел на свою чашу, то трогая пальцем повязку, закрывавшую подаренный ему глаз Ринна, то поднимая руку Кулла, вытягивая все шесть пальцев, сгибая их и рассматривая, словно раздумывая над тем, чем может грозить это внезапное вторжение.
Ралина прислушалась. Во дворе раздался голос Белдана. Стук снова прекратился. Последовал неясный обмен вопросами и ответами. Потом опять тишина.
Вернулся Белдан.
— У ворот стоит гость, — сказал он маркграфине.
— Откуда он?
— Он говорит, что он путешественник, что попал в беду и просит приюта.
— Лжет?
— Не знаю.
Корум поднял голову:
— Чужестранец?
— Да, — ответил Белдан. — Может быть, шпион Гландита.
Корум с трудом поднялся на ноги:
— Пойду взгляну…
Он провел рукой по лицу и, глубоко вздохнув, направился к выходу из зала. Ралина и Белдан последовали за ним.
Когда он подошел к воротам, стук возобновился.
— Кто ты? — спросил Корум. — Что привело тебя в замок Мойдел?
— Меня зовут Джери-а-Конел, я путешественник. Я оказался здесь не по своей воле и был бы признателен, если бы мне предоставили пищу и ночлег.
— Ты из Лиум-ан-Эс? — спросила Ралина.
— Я отовсюду и ниоткуда. Я не принадлежу ни к одному народу и в то же время принадлежу к любому из них. Одно я могу сказать точно — я вам не враг. Я промок насквозь и промерз до костей.
— Как ты добрался до Мойдела, ведь дамбу залило приливом? — спросил Белдан. Повернувшись к Коруму, он добавил: — Я уже спрашивал его об этом, но он не ответил.
Скрытый воротами путешественник что-то пробормотал в ответ.
— Не слышу, — сказал Корум.
— Черт бы вас побрал! Об этом не очень-то приятно вспоминать! Я попал в сеть! Я был частью улова! Именно эта сеть притащила меня сюда! А потом меня выбросили в воду за ненадобностью, и я вплавь добрался до вашего проклятого замка, взобрался на вашу проклятую скалу и теперь стучусь в ваши проклятые ворота, а мне отвечают какие-то проклятые идиоты! Вы что, тут, в Мойделе, о милосердии и понятия не имеете?!
Все трое посмотрели друг на друга в изумлении. Теперь они были убеждены в том, что чужестранец не имеет ничего общего с Гландитом.
Ралина подала знак воинам, и те отворили тяжелые ворота. В образовавшемся между створками просвете появилась тощая фигура в перепачканной мокрой одежде неизвестного здесь покроя. На спине чужестранца был мешок, а на голове шляпа, широкие поля которой, насквозь пропитанные водой, висли до плеч. Его длинные волосы были тоже совсем мокрые. Он был относительно молод, довольно красив и, несмотря на потрепанный и промокший вид, в его умных глазах читалась даже некоторая надменность. Он поклонился Ралине.
— Джери-а-Конел к вашим услугам, сударыня.
— Как это тебе удалось сохранить шляпу на голове, если тебя тащили в сети по морю? — спросил Белдан. — Да и мешок тоже?
Джери-а-Конел подмигнул в ответ:
— Я никогда не расстаюсь со шляпой и очень редко — со своим мешком. Путешественник вроде меня должен держаться за свои пожитки, что бы ни произошло.
— А ты именно путешественник? — спросил Корум. — И никто более?
Джери-а-Конел выказал некоторые признаки нетерпения.
— Ваше гостеприимство напоминает тот прием, который мне оказали некоторое время назад в одном месте под названием Каленуир…
— Так ты прибыл из Каленуира?!
— Я был там. Однако, как я вижу, вас не смущает сравнение с Каленуиром…
— Прошу прошенья, — сказала Ралина. — Пойдемте. Еда на столе. Я скажу слугам, чтобы вам принесли сухую одежду. И полотенца.
Они вернулись в зал. Войдя, Джери-а-Конел огляделся по сторонам.
— А у вас здесь очень мило, — заметил он.
Они сели к столу, а Джери, отойдя в угол, стал деловито стаскивать с себя мокрую одежду. Раздевшись донага, он почесал нос и стал растираться полотенцем, которое принес слуга. Но от сухой одежды отказался, и вместо того, чтобы переодеться, завернулся в очередное полотенце, подсел к столу и жадно набросился на еду и питье.
— Я надену свою одежду, когда она высохнет, — заявил он. — У меня такая глупая привычка — терпеть не могу чужой одежды. Смотрите, хорошенько высушите шляпу. Поля должны быть загнуты, вот так.
Отдав слугам все эти распоряжения, он повернулся к Коруму, широко улыбаясь.
— И каким же именем, мой друг, я должен вас называть на этом отрезке пространства и времени?
Корум нахмурился.
— Боюсь, я не совсем понимаю…
— Я спрашиваю, как вас зовут, вот и все. Ведь имя человека постоянно меняется, и ваше, и мое. Разница только в том, что вы иной раз этого не знаете, а я знаю. Или, наоборот, вы знаете, а я — нет. Кроме того, иногда бывает так, что мы становимся одним и тем же существом или, лучше сказать, разными проявлениями одного и того же существа.
Корум покачал головой. Этот человек был явно не в своем уме.
— Например, — продолжал Джери, стремительно поглощая то, что горой возвышалось на его тарелке, — в разные времена меня звали Тимерасом и Шаленаком. Иногда я — герой, но чаще — просто спутник героя.
— В ваших словах мало смысла, сударь, — сказала Ралина тихо. — Мне кажется, принц Корум вас не понимает. Да и мы тоже.
Джери улыбнулся.
— Понятно. Значит, я попал в такое время, когда герой знает только о нынешнем своем воплощении. Что ж, это даже к лучшему. Ибо порой весьма неприятно помнить обо всех своих ипостасях, особенно если они вдруг совпадают и накладываются одна на другую. Я узнаю в принце Коруме старого друга, а он меня не узнает. Но это не имеет значения.
Он покончил наконец с едой, поправил полотенце на бедрах и откинулся на спинку стула.
— Так, значит, вы предложили нам загадку, а ответа на нее не даете, — сказал Белдан.
— Я объясню, — ответил Джери. — Я вовсе не собираюсь над вами смеяться. Я не обычный путешественник. Видимо, это мое предназначение — путешествовать по разным временам и разным измерениям. Я не помню, когда я родился, и не жду пока смерти — в принятом значении этого слова. Меня иногда зовут Тимерас. А если вы хотите знать, откуда я родом, то, полагаю, из Танелорна.
— Но Танелорн — это миф! — сказал Белдан.
— Любое место может считаться мифом в другом месте. Но Танелорн гораздо более реален, чем многие другие места. Его вполне можно найти, если хорошенько искать. Причем начинать можно из любого места во Вселенной.
— А чем вы занимаетесь? — спросил Корум.
— Ну, в свое время я писал стихи и пьесы, но основное мое занятие — быть другом героев. Я сопровождал — конечно, под разными именами и в разном обличье — Ракхира, Красного Лучника в его путешествии в Ксерлеренес, где корабли лодочников плывут в небесах, как ваши корабли плавают по морю. Вместе с Элриком из Мелнибонэ я встречался с Мертвым Богом, а с Асквиолом с Помпеи путешествовал по окраинам Вселенной, где пространство измеряется не милями, но галактиками. С Хоукмуном из Кёльна я побывал в Лондре, где люди носят украшенные драгоценными камнями маски, в виде звериных морд. Я видел и прошлое, и будущее. Я посетил многие планетные системы и убедился в том, что времени не существует, а пространство — не более чем иллюзия.
— А боги? — спросил Корум.
— Думаю, мы сами создаем их. Но я не до конца в этом уверен. Если примитивные расы изобретают себе богов, чтобы объяснить происхождение грома, то более развитые народы создают более сложных богов, чтобы объяснить те абстрактные понятия, которые сами пока осмыслить не в состоянии. Ведь частенько говорят, что боги не могут существовать без людей, а люди — без богов.
— И все же боги, кажется, могут влиять на наши судьбы, — сказал Корум.
— А мы — на их судьбы, не так ли?
Белдан тихо сказал Коруму:
— Твоя собственная судьба тоже подтверждает это, принц.
— Значит, вы можете по своему желанию перемещаться по всем Пятнадцати Плоскостям мироздания, — сказал Корум. — Некоторые вадаги когда-то тоже это умели…
Джери улыбнулся.
— По своему желанию я не могу переместиться никуда. Или, лучше сказать, я могу попасть только в некоторые места. Например, иногда я могу возвратиться в Танелорн, если очень захочу. Но обычно я меняю свой облик и местонахождение без всякой видимой причины. И мне приходится выполнять одну и ту же роль, где бы я ни оказался, — быть спутником и другом героев. Именно поэтому я сразу узнал тебя, Корум, и понял, кто ты такой — Вечный Воитель, Вечный Защитник. Я встречался со многими героями в разных формах и разных проявлениях; но они не всегда узнавали меня. Вероятно, порой, особенно когда у меня случались провалы памяти, я тоже не всегда их сразу узнавал.
— Но ты никогда сам не был героем?
— Многие находили в моем поведении нечто героическое. Вероятно, я действительно иногда был в какой-то степени героем. Но повторяю еще раз: моя судьба — быть как бы частью другого человека, истинного героя, или даже нескольких героев, у которых всегда примерно одна и та же функция. Материя, из которой созданы наши индивидуальности, наши личности, разносится, словно по капризу ветров, по всей Вселенной. Я даже однажды слышал такую теорию, что все смертные — это лишь проявления, различные ипостаси одной, единой космической личности. Некоторые считают, что даже боги тоже являются ее проявлениями. И что все плоскости, в которых мы существуем, все столетия, что уже прошли или еще придут, все изменения пространства — все это лишь воплощение идей одного космического разума, как бы осколки его личности. Такие теории могут завести очень далеко, но не привести никуда. Однако они никак не влияют на наше понимание стоящих перед нами проблем.
— Что ж, я готов согласиться с этим, — задумчиво произнес Корум. — А теперь не мог бы ты все же объяснить более подробно, как ты оказался в Мойделе?
— Я, конечно, постараюсь объяснить, друг Корум. Случилось так, что я оказался в одном весьма мрачном месте — в Каленуире. Как я попал туда, я уже не очень хорошо помню. Но к этому я уже привык. Этот Каленуир — сплошной гранит и полумрак — мне совершенно не понравился. Я пробыл там всего несколько часов и сразу же вызвал у местных жителей самые разнообразные подозрения. Чтобы удрать, мне пришлось сперва полазить по крышам, затем украсть колесницу, а потом позаимствовать чью-то лодку, стоявшую у речного причала, и на ней спуститься к морю. Я решил, что возвращаться на берег будет небезопасно, и поэтому просто поплыл вдоль побережья. Вдруг вокруг меня сгустился туман, море забурлило, как будто поднялся шторм. В мгновенье ока я вместе с лодкой оказался в огромной сети — в пестрой мешанине рыб, морских чудищ, людей и других созданий, которые трудно описать. Мне удалось вцепиться в канаты, из которых сплетена была эта гигантская сеть. И всех нас куда-то с огромной скоростью потащило… Как я не задохнулся — до сих пор не пойму. А потом сеть вдруг подняли и нас всех вытряхнули обратно в море. Мои товарищи по несчастью тут же расплылись кто куда, и я остался в воде один. Потом я увидел вдалеке скалу и ваш замок и поплыл туда. Мне попался обломок плавника, который и помог мне добраться до вас…
В принце Коруме с первого взгляда можно было узнать вадага. Хотя его правый глаз был закрыт повязкой, украшенной драгоценными камнями, левый его глаз, настоящий, был большой, миндалевидный, с желтым зрачком и красной радужкой. Узкий и длинный череп, острый подбородок, заостренные кончики ушей, плотно прижатых к черепу и лишенных мочек. Светлые волосы, столь воздушные, что с ними не могли сравниться даже самые легкие кудри мабденских девиц. Широкий рот с полными губами и розовая кожа, усыпанная золотыми веснушками. Его можно было бы назвать красивым, если бы не отсутствие правого глаза и не жесткие, горькие складки вокруг рта. И еще, конечно, странная чужая рука, которая столь часто хваталась за эфес меча, что было сразу заметно, когда Корум откидывал свой алый плащ. На этой левой руке у Корума было шесть пальцев. Сама она как будто была скрыта под украшенной драгоценными камнями латной перчаткой. Но это только казалось. На самом же деле она была покрыта чешуей, выглядевшей как драгоценные камни. Странной и жуткой была мысль о том, что именно эта рука сокрушила сердце самого Рыцаря Мечей — герцога Ариоха, Владыки Хаоса, и позволила вернуться к власти лорду Аркину, Владыке Закона.
При первом же взгляде на Корума сразу становилось ясно: это человек, одержимый жаждой мести. Он, действительно, поклялся отомстить за гибель всех своих родных и уничтожить графа Гландита-а-Краэ, вассала короля Лир-а-Брода из Каленуира, правившего восточными и южными землями континента, когда-то принадлежавшими вадагам. Он поклялся служить Закону и бороться против Хаоса, которому поклонялись Лир и его подданные. Он никогда не забывал о своей клятве; благодаря ей он превратился в мужчину, в рыцаря, она остудила юношеский пыл в его крови и оставила неизгладимый след в его душе. И еще ему не давала покоя мысль о дарованной его телу мощи — руке Кулла и глазе Ринна.
Маркграфиня Ралина была прелестной женщиной. Густые пряди черных волос обрамляли ее нежное лицо, на котором выделялись огромные глаза и алый чувственный рот. Ее тоже все время беспокоили думы о колдовских дарах покойного волшебника Шула, но она старалась выбросить из головы мысли о нем, как прежде отгоняла от себя воспоминания о своем покойном муже, маркграфе, погибшем во время кораблекрушения при попытке добраться до Лиум-ан-Эс, страны, которой он верно служил и которую сейчас поглощало море.
Смеялась она гораздо чаще Корума, и это служило ему утешением в его горестях. Он нередко вспоминал о тех давно минувших днях, когда он тоже мог беззаботно смеяться, и воспоминания о былой беззаботности вызывали у него порой ощущение горькой утраты. В памяти его всплывали и иные видения — его семья, родные и близкие, лежащие поверженными у стен охваченного пламенем замка Эрорн; Гландит, размахивающий топором, с лезвия которого стекает кровь вадагов… Эти жуткие картины посещали его гораздо чаще, чем воспоминания о прежней мирной жизни. Они навеки поселились в его сознании, иногда заполняя его целиком, иногда отступая куда-то в темные уголки памяти, но никогда не оставляя его в покое. Лишь только его жажда мести начинала угасать, видения тут же напоминали о незаживающей душевной ране, и это чувство вновь охватывало Корума. Огонь, разъятая плоть, ужас… Варварские колесницы денледисси, окованные бронзой и железом, украшенные грубыми изображениями из золота… Косматые малорослые лошадки и мощные бородатые воины в доспехах, снятых с поверженных вадагов, их разверстые в победном кличе рты, а дальше, за ними, пылающие и рушащиеся башни замка Эрорн… Именно тогда Корум познал, что такое ненависть и ужас…
Жестокое лицо Гландита часто возникало в его памяти, заслоняя мертвые лица родителей и сестер, застывшие в предсмертной муке. И тогда он с криком просыпался среди ночи вне себя от ярости.
Лишь Ралина могла успокоить его, прижимая к себе и гладя его дрожащее от напряжения тело.
И все же в то лето выдавались дни, полные покоя, когда они медленно объезжали верхом окрестные леса, не опасаясь более лесных варваров. Их племена бежали еще в ту ночь, когда Гландит пытался штурмом взять замок. Они до смерти испугались корабля мертвецов, присланного волшебником Шулом и поднявшегося со дна моря под командой мертвого маркграфа, погибшего мужа Ралины.
Леса были полны жизни. Там бродили дикие животные, цвели яркие цветы, наполняя воздух густым ароматом. Эти мирные сцены способствовали тому, что раны в душе Корума понемногу заживали. Они были живым противопоставлением жестоким битвам, смерти и колдовству; они напоминали о том, что во Вселенной есть и нечто другое — спокойствие и красота, что Закон предлагает нечто большее, нежели просто порядок: он стремится обеспечить гармонию во всех Пятнадцати Плоскостях мироздания, чтобы все живое могло бы существовать во всем своем многообразии. И еще Закон обеспечивает такой мир, при котором все достоинства людей могли бы проявиться во всей полноте и развиться.
Однако Корум никогда не забывал, что, пока Гландит и те, кому он служит, еще живы, Закону постоянно угрожает опасность, что Страх, это разлагающее душу чудовище, по-прежнему способен восторжествовать надо всеми достоинствами и добродетелями.
Однажды, когда они с Ралиной медленно ехали по лесу, Корум вдруг сказал, глядя куда-то вдаль невидящими глазами:
— Гландит должен умереть!
Ралина лишь кивнула в ответ, даже не спросив, почему он вдруг вспомнил об этом: она уже не раз в подобных обстоятельствах слышала от него эти слова. Она лишь натянула поводья, остановив свою гнедую кобылу посреди поляны, покрытой цветущими люпинами и колокольчиками, спешилась и, подобрав расшитые парчовые юбки, грациозной походкой пошла по поляне, раздвигая цветы и высокую траву. Корум, сидя в седле, наблюдал за нею и наслаждался ее красотой. А она, прекрасно зная, что он на нее смотрит, продолжала идти к противоположному краю поляны. Здесь было очень тепло в тени деревьев — дуба, клена и ореха, на ветвях которых устроили свои гнезда многочисленные птицы и белки.
— О Корум, если бы мы могли жить здесь всегда! Мы бы построили здесь дом, разбили сад…
Он попробовал улыбнуться в ответ.
— Это невозможно. Ведь это только передышка. Шул был прав. Мы согласились вступить в борьбу, значит, должны быть готовы принять ее законы. Стало быть, наша судьба предопределена. Даже если бы я забыл свой обет ненависти, даже если бы я не поклялся служить Закону против Хаоса, Гландит все равно объявился бы здесь, и нам непременно пришлось бы защищать наш мир. А Гландит очень силен, Ралина. Он может уничтожить эти прекрасные леса в одну ночь. Мне кажется, это даже доставит ему удовольствие, ведь он знает, как мы их любим.
Она опустилась на колени и вдохнула аромат цветов.
— Ну почему все так происходит? Неужели ненависть всегда будет рождать ненависть, а любовь оставаться беспомощной?
— Если лорд Аркин прав, то так будет не всегда. Но тем, кто считает, что любовь должна быть сильной, следует быть готовыми отдать жизнь за то, чтобы она эту силу обрела.
Она резко подняла голову. В глазах ее была тревога.
Он лишь пожал плечами в ответ на ее безмолвный вопрос.
— И это правда.
Она медленно выпрямилась и пошла к лошади. Поставила ногу в стремя и села бочком в свое дамское седло. Корум сидел неподвижно, глядя на цветы и на траву, которая медленно распрямлялась там, где по ней ступали ноги Ралины.
— Это правда, — повторил он. Потом добавил, поворачивая коня назад: — Нам пора возвращаться, пока прилив не отрезал путь в замок.
Некоторое время спустя они выбрались из леса и направили лошадей вдоль берега. Синие волны моря набегали на белый песок. Впереди виднелась дамба, ведущая к скале, на которой стоял замок Мойдел, самый отдаленный и почти забытый форпост цивилизации, когда-то расцветшей на земле Лиум-ан-Эс. Когда-то замок окружали леса, покрывавшие всю страну Лиум-ан-Эс, но теперь над ними плескались волны моря.
В безоблачном небе с криками кружили морские птицы. То одна, то другая вдруг камнем падали вниз, чтобы схватить рыбу и унести ее в свое гнездо на острове Мойдел. Копыта лошадей стучали по прибрежному песку, иногда разбрызгивая набегавшие волны. Всадники приближались к дамбе, которую вскоре должен был закрыть прилив.
И вдруг внимание Корума привлекло какое-то движение далеко в море. Он наклонился вперед, вглядываясь вдаль.
— Что там? — спросила Ралина.
— Не знаю. Может быть, большая волна. Но ведь время штормов еще не пришло… Посмотри сама.
— Мне кажется, там над водой какой-то туман. Милях в двух отсюда. Трудно разобрать… — она вдруг задохнулась от волнения. — Это волна!
К ним действительно приближалась огромная волна. Вода у берега забурлила.
— Такое впечатление, что это огромный корабль, который плывет с большой скоростью, — сказал Корум. — Что-то знакомое…
И он начал пристально вглядываться в приближающийся туман.
— Видишь что-нибудь? Там словно какая-то тень. Тень человека…
— Да, вижу. Огромная фигура! Может быть, это мираж? Игра света и тени?
— Нет, это не мираж, — сказал он. — Я такое уже видел. Это великан. Великан, который ловит рыбу. Это из-за него моя лодка перевернулась и утонула у берегов Кулокраха!
— Странствующий бог, — сказала она. — Я слышала о нем. Его иногда называют еще Большой Рыбак. Легенды утверждают, что видеть его — дурное предзнаменование!
— Да, для меня оно полностью оправдалось, когда я встретился с ним в прошлый раз, — со смехом произнес Корум.
Теперь огромная волна была уже у самого берега. Кони попятились от воды.
— Он уже совсем близко. И туман идет за ним следом.
Действительно, туман двигался к берегу следом за гигантской волной по мере того, как великан приближался к ним. Его уже можно было разглядеть. Он тяжело шел, спиной вперед, согнувшись под тяжестью сети, которую тащил за собой.
— Что он хочет поймать? — прошептал Корум. — Кита? Морское чудовище?
— Все, что попадется, — ответила она. — Все, что есть в море или на его поверхности, — она вздрогнула.
Дамбу уже полностью закрыли поднятые гигантом волны. Спешить к замку не имело смысла. Вода заставила их отступить дальше к лесу. Тяжелые валы все накатывались и накатывались на берег, разбиваясь о песок и гальку.
Туман достиг берега и окутал все вокруг. Стало холодно, хотя солнце по-прежнему сияло в небе. Корум завернулся в плащ. Теперь они явственно слышали тяжелые шаги великана. Коруму вдруг показалось, что это бредет проклятое создание, обреченное всю вечность тащить сеть через моря и океаны мира, никогда не находя того, что оно ищет…
— Говорят, он хочет выловить свою душу, — прошептала Ралина. — Собственную душу.
Вот гигант распрямился и вытащил сеть из воды. Множество тварей билось в ней, некоторые им совершенно неведомые. Большой Рыбак тщательно обследовал свой улов, а затем вывернул сеть наизнанку, выпуская всех пойманных тварей обратно в море. Потом он опять забросил сеть и медленно побрел дальше, спиной вперед и согнув плечи, пытаясь выловить то, что, видимо, ему никогда не суждено было поймать.
Великан удалялся в открытое море, и туман вслед за ним уходил от берега. Море стало понемногу успокаиваться, затихать, а туман вскоре совсем растаял за горизонтом.
Жеребец Корума коротко заржал и ударил копытом в мокрый песок. Принц взглянул на Ралину. Ее глаза смотрели куда-то вдаль, на лице застыло напряженное выражение.
— Опасность уже миновала, — сказал он, желая подбодрить ее.
— Ее еще и не было, — ответила она. — Появление морского бога — лишь предупреждение об опасности.
— Это только ваши легенды так говорят…
Ее глаза вновь ожили.
— Разве тебе мало подтверждений того, что наши легенды говорят правду?
Он согласно кивнул и предложил:
— Поехали домой. Скоро море опять закроет дамбу.
Лошади охотно двинулись к замку, к безопасности. Когда они проезжали по дамбе, уровень воды уже начал снова подниматься. Тяжелые волны бились о дамбу с обеих сторон, дробясь о валуны, из которых она была сложена. Лошади внезапно сами перешли в галоп.
Наконец они достигли ворот замка, и огромные тяжелые створки разошлись, чтобы пропустить их внутрь. Воины Ралины встретили их с радостью, горя нетерпением поделиться своими впечатлениями о происшествии.
— Вы видели великана, маркграфиня? — спросил Белдан, юный слуга Ралины, сбегая по ступеням западной башни. — Я уж было подумал, что это один из союзников Гландита.
Лицо юноши, обычно оживленное, было сейчас довольно мрачным.
— Кто его отогнал?
— Никто, — ответила она, спрыгивая с лошади. — Это был Странствующий бог. Он просто проходил мимо.
Белдан вздохнул с явным облегчением. Как и все остальные обитатели замка Мойдел, он все время ожидал нового нападения. И был в этом совершенно прав: рано или поздно Гландит вновь появится под стенами, ведя с собой более сильных союзников, нежели воины из лесных племен, суеверные и легко впадающие в панику. До них уже дошли слухи о том, что граф Гландит после неудачного нападения на замок Мойдел в ярости вернулся ко двору в Каленуире и просил короля Лир-а-Брода дать ему армию. В следующий раз он, вероятно, приведет с собой не только армию, но и флот, чтобы атаковать замок одновременно и с суши, и с моря. Такой штурм мог быть успешным, поскольку воинов в замке осталось совсем немного.
Когда они собрались на ужин в главном зале, солнце уже садилось. Корум, Ралина и Белдан сидели за столом. Корум гораздо чаще обращал свое внимание на кувшин с вином, нежели на пищу. Он был задумчив и печален, погружен в мрачные размышления. Своим настроением он заразил и остальных, и они даже не пытались завязать беседу.
Так прошло часа два, а Корум все пил вино. Потом Белдан вдруг поднял голову, прислушиваясь. Ралина тоже нахмурилась, услышав непривычный шум. Только Корум продолжал сидеть безучастно.
Сначала раздался резкий стук. Потом заговорили неясные голоса, и стук прекратился. Потом голоса затихли, а стук возобновился вновь.
Белдан поднялся:
— Пойду узнаю, в чем дело.
Ралина взглянула на Корума.
— Я пока побуду здесь…
Он сидел, низко опустив голову, и неотрывно смотрел на свою чашу, то трогая пальцем повязку, закрывавшую подаренный ему глаз Ринна, то поднимая руку Кулла, вытягивая все шесть пальцев, сгибая их и рассматривая, словно раздумывая над тем, чем может грозить это внезапное вторжение.
Ралина прислушалась. Во дворе раздался голос Белдана. Стук снова прекратился. Последовал неясный обмен вопросами и ответами. Потом опять тишина.
Вернулся Белдан.
— У ворот стоит гость, — сказал он маркграфине.
— Откуда он?
— Он говорит, что он путешественник, что попал в беду и просит приюта.
— Лжет?
— Не знаю.
Корум поднял голову:
— Чужестранец?
— Да, — ответил Белдан. — Может быть, шпион Гландита.
Корум с трудом поднялся на ноги:
— Пойду взгляну…
Он провел рукой по лицу и, глубоко вздохнув, направился к выходу из зала. Ралина и Белдан последовали за ним.
Когда он подошел к воротам, стук возобновился.
— Кто ты? — спросил Корум. — Что привело тебя в замок Мойдел?
— Меня зовут Джери-а-Конел, я путешественник. Я оказался здесь не по своей воле и был бы признателен, если бы мне предоставили пищу и ночлег.
— Ты из Лиум-ан-Эс? — спросила Ралина.
— Я отовсюду и ниоткуда. Я не принадлежу ни к одному народу и в то же время принадлежу к любому из них. Одно я могу сказать точно — я вам не враг. Я промок насквозь и промерз до костей.
— Как ты добрался до Мойдела, ведь дамбу залило приливом? — спросил Белдан. Повернувшись к Коруму, он добавил: — Я уже спрашивал его об этом, но он не ответил.
Скрытый воротами путешественник что-то пробормотал в ответ.
— Не слышу, — сказал Корум.
— Черт бы вас побрал! Об этом не очень-то приятно вспоминать! Я попал в сеть! Я был частью улова! Именно эта сеть притащила меня сюда! А потом меня выбросили в воду за ненадобностью, и я вплавь добрался до вашего проклятого замка, взобрался на вашу проклятую скалу и теперь стучусь в ваши проклятые ворота, а мне отвечают какие-то проклятые идиоты! Вы что, тут, в Мойделе, о милосердии и понятия не имеете?!
Все трое посмотрели друг на друга в изумлении. Теперь они были убеждены в том, что чужестранец не имеет ничего общего с Гландитом.
Ралина подала знак воинам, и те отворили тяжелые ворота. В образовавшемся между створками просвете появилась тощая фигура в перепачканной мокрой одежде неизвестного здесь покроя. На спине чужестранца был мешок, а на голове шляпа, широкие поля которой, насквозь пропитанные водой, висли до плеч. Его длинные волосы были тоже совсем мокрые. Он был относительно молод, довольно красив и, несмотря на потрепанный и промокший вид, в его умных глазах читалась даже некоторая надменность. Он поклонился Ралине.
— Джери-а-Конел к вашим услугам, сударыня.
— Как это тебе удалось сохранить шляпу на голове, если тебя тащили в сети по морю? — спросил Белдан. — Да и мешок тоже?
Джери-а-Конел подмигнул в ответ:
— Я никогда не расстаюсь со шляпой и очень редко — со своим мешком. Путешественник вроде меня должен держаться за свои пожитки, что бы ни произошло.
— А ты именно путешественник? — спросил Корум. — И никто более?
Джери-а-Конел выказал некоторые признаки нетерпения.
— Ваше гостеприимство напоминает тот прием, который мне оказали некоторое время назад в одном месте под названием Каленуир…
— Так ты прибыл из Каленуира?!
— Я был там. Однако, как я вижу, вас не смущает сравнение с Каленуиром…
— Прошу прошенья, — сказала Ралина. — Пойдемте. Еда на столе. Я скажу слугам, чтобы вам принесли сухую одежду. И полотенца.
Они вернулись в зал. Войдя, Джери-а-Конел огляделся по сторонам.
— А у вас здесь очень мило, — заметил он.
Они сели к столу, а Джери, отойдя в угол, стал деловито стаскивать с себя мокрую одежду. Раздевшись донага, он почесал нос и стал растираться полотенцем, которое принес слуга. Но от сухой одежды отказался, и вместо того, чтобы переодеться, завернулся в очередное полотенце, подсел к столу и жадно набросился на еду и питье.
— Я надену свою одежду, когда она высохнет, — заявил он. — У меня такая глупая привычка — терпеть не могу чужой одежды. Смотрите, хорошенько высушите шляпу. Поля должны быть загнуты, вот так.
Отдав слугам все эти распоряжения, он повернулся к Коруму, широко улыбаясь.
— И каким же именем, мой друг, я должен вас называть на этом отрезке пространства и времени?
Корум нахмурился.
— Боюсь, я не совсем понимаю…
— Я спрашиваю, как вас зовут, вот и все. Ведь имя человека постоянно меняется, и ваше, и мое. Разница только в том, что вы иной раз этого не знаете, а я знаю. Или, наоборот, вы знаете, а я — нет. Кроме того, иногда бывает так, что мы становимся одним и тем же существом или, лучше сказать, разными проявлениями одного и того же существа.
Корум покачал головой. Этот человек был явно не в своем уме.
— Например, — продолжал Джери, стремительно поглощая то, что горой возвышалось на его тарелке, — в разные времена меня звали Тимерасом и Шаленаком. Иногда я — герой, но чаще — просто спутник героя.
— В ваших словах мало смысла, сударь, — сказала Ралина тихо. — Мне кажется, принц Корум вас не понимает. Да и мы тоже.
Джери улыбнулся.
— Понятно. Значит, я попал в такое время, когда герой знает только о нынешнем своем воплощении. Что ж, это даже к лучшему. Ибо порой весьма неприятно помнить обо всех своих ипостасях, особенно если они вдруг совпадают и накладываются одна на другую. Я узнаю в принце Коруме старого друга, а он меня не узнает. Но это не имеет значения.
Он покончил наконец с едой, поправил полотенце на бедрах и откинулся на спинку стула.
— Так, значит, вы предложили нам загадку, а ответа на нее не даете, — сказал Белдан.
— Я объясню, — ответил Джери. — Я вовсе не собираюсь над вами смеяться. Я не обычный путешественник. Видимо, это мое предназначение — путешествовать по разным временам и разным измерениям. Я не помню, когда я родился, и не жду пока смерти — в принятом значении этого слова. Меня иногда зовут Тимерас. А если вы хотите знать, откуда я родом, то, полагаю, из Танелорна.
— Но Танелорн — это миф! — сказал Белдан.
— Любое место может считаться мифом в другом месте. Но Танелорн гораздо более реален, чем многие другие места. Его вполне можно найти, если хорошенько искать. Причем начинать можно из любого места во Вселенной.
— А чем вы занимаетесь? — спросил Корум.
— Ну, в свое время я писал стихи и пьесы, но основное мое занятие — быть другом героев. Я сопровождал — конечно, под разными именами и в разном обличье — Ракхира, Красного Лучника в его путешествии в Ксерлеренес, где корабли лодочников плывут в небесах, как ваши корабли плавают по морю. Вместе с Элриком из Мелнибонэ я встречался с Мертвым Богом, а с Асквиолом с Помпеи путешествовал по окраинам Вселенной, где пространство измеряется не милями, но галактиками. С Хоукмуном из Кёльна я побывал в Лондре, где люди носят украшенные драгоценными камнями маски, в виде звериных морд. Я видел и прошлое, и будущее. Я посетил многие планетные системы и убедился в том, что времени не существует, а пространство — не более чем иллюзия.
— А боги? — спросил Корум.
— Думаю, мы сами создаем их. Но я не до конца в этом уверен. Если примитивные расы изобретают себе богов, чтобы объяснить происхождение грома, то более развитые народы создают более сложных богов, чтобы объяснить те абстрактные понятия, которые сами пока осмыслить не в состоянии. Ведь частенько говорят, что боги не могут существовать без людей, а люди — без богов.
— И все же боги, кажется, могут влиять на наши судьбы, — сказал Корум.
— А мы — на их судьбы, не так ли?
Белдан тихо сказал Коруму:
— Твоя собственная судьба тоже подтверждает это, принц.
— Значит, вы можете по своему желанию перемещаться по всем Пятнадцати Плоскостям мироздания, — сказал Корум. — Некоторые вадаги когда-то тоже это умели…
Джери улыбнулся.
— По своему желанию я не могу переместиться никуда. Или, лучше сказать, я могу попасть только в некоторые места. Например, иногда я могу возвратиться в Танелорн, если очень захочу. Но обычно я меняю свой облик и местонахождение без всякой видимой причины. И мне приходится выполнять одну и ту же роль, где бы я ни оказался, — быть спутником и другом героев. Именно поэтому я сразу узнал тебя, Корум, и понял, кто ты такой — Вечный Воитель, Вечный Защитник. Я встречался со многими героями в разных формах и разных проявлениях; но они не всегда узнавали меня. Вероятно, порой, особенно когда у меня случались провалы памяти, я тоже не всегда их сразу узнавал.
— Но ты никогда сам не был героем?
— Многие находили в моем поведении нечто героическое. Вероятно, я действительно иногда был в какой-то степени героем. Но повторяю еще раз: моя судьба — быть как бы частью другого человека, истинного героя, или даже нескольких героев, у которых всегда примерно одна и та же функция. Материя, из которой созданы наши индивидуальности, наши личности, разносится, словно по капризу ветров, по всей Вселенной. Я даже однажды слышал такую теорию, что все смертные — это лишь проявления, различные ипостаси одной, единой космической личности. Некоторые считают, что даже боги тоже являются ее проявлениями. И что все плоскости, в которых мы существуем, все столетия, что уже прошли или еще придут, все изменения пространства — все это лишь воплощение идей одного космического разума, как бы осколки его личности. Такие теории могут завести очень далеко, но не привести никуда. Однако они никак не влияют на наше понимание стоящих перед нами проблем.
— Что ж, я готов согласиться с этим, — задумчиво произнес Корум. — А теперь не мог бы ты все же объяснить более подробно, как ты оказался в Мойделе?
— Я, конечно, постараюсь объяснить, друг Корум. Случилось так, что я оказался в одном весьма мрачном месте — в Каленуире. Как я попал туда, я уже не очень хорошо помню. Но к этому я уже привык. Этот Каленуир — сплошной гранит и полумрак — мне совершенно не понравился. Я пробыл там всего несколько часов и сразу же вызвал у местных жителей самые разнообразные подозрения. Чтобы удрать, мне пришлось сперва полазить по крышам, затем украсть колесницу, а потом позаимствовать чью-то лодку, стоявшую у речного причала, и на ней спуститься к морю. Я решил, что возвращаться на берег будет небезопасно, и поэтому просто поплыл вдоль побережья. Вдруг вокруг меня сгустился туман, море забурлило, как будто поднялся шторм. В мгновенье ока я вместе с лодкой оказался в огромной сети — в пестрой мешанине рыб, морских чудищ, людей и других созданий, которые трудно описать. Мне удалось вцепиться в канаты, из которых сплетена была эта гигантская сеть. И всех нас куда-то с огромной скоростью потащило… Как я не задохнулся — до сих пор не пойму. А потом сеть вдруг подняли и нас всех вытряхнули обратно в море. Мои товарищи по несчастью тут же расплылись кто куда, и я остался в воде один. Потом я увидел вдалеке скалу и ваш замок и поплыл туда. Мне попался обломок плавника, который и помог мне добраться до вас…