Страница:
– Так его, ребята, так! Наведите самокритику, – сказала подошедшая сзади Марина. – Пыхтишь, Неустроев, глазами хлопаешь? Я ж тебе давно твержу: почитай литературу, поучись. А то пашешь вслепую, как крот… Стыдно за тебя!
Сконфуженный тракторист достал из ящика ключ и принялся опускать предплужники.
– Скажи на милость! – бормотал он. – Будто и правильно стояли… Неужто гайки ослабли?..
Ребята еще долго ходили вслед за трактористом, следя за работой Неустроева. Тот наконец не выдержал и взмолился:
– Да что вы, в самом деле, не доверяете? Не чужая она мне, ваша бригада. Что надо, все по совести сработаю!
Костя подал команду расходиться. Школьники направились по домам.
Неустроев задержал Костю и, помявшись, спросил:
– Где бы почитать про эти самые… предплужники?
– У меня такой книжки нет, но я тебе достану… У Галины Никитичны попрошу.
– Достань, будь друг!
– А желаешь, приходи к нам в школу, – проникаясь сочувствием, позвал Костя. – Мы теперь передовую агротехнику изучаем. Здорово полезно!
– А можно?
– Чего ж нельзя… Нам с тобой до самого урожая вместе работать.
…Через несколько дней Саша пришел на занятия по агротехнике с записной книжкой и карандашом. Потом пришли еще двое трактористов, затем девушки из Марининой бригады, несколько молодых колхозников.
Вася, Паша и Митя пригласили своих матерей. Вначале взрослые заходили просто послушать, чему обучаются их ребята, но беседы Галины Никитичны о жизни растений, о почве, о переделке природы так увлекли их, что они обратились к учительнице с просьбой:
– Зимой вечера длинные. И нам бы не худо подучиться.
Галина Никитична рассказала об этом Марине и Федору Семеновичу.
– Правление уже думает об этом, – сказала Марина. – Вскоре будет открыт для взрослых агротехнический кружок.
С каждым днем Галина Никитична все больше и больше входила в жизнь школы, узнавала ребят. Часто после уроков Костя и его приятели задерживались в классе и вместе с учительницей читали устав ВЛКСМ. В эти дни подготовки в комсомол настроение у ребят было приподнятое, встревоженное и немного торжественное.
Вася Новоселов, большой любитель веселых школьных перемен и всяких проделок, стал серьезнее, обходил сторонкой шумные компании и, устроившись в тихом уголке, зачитывался какой-нибудь книжкой.
Паша Кивачев хотя и не стал более разговорчивым, чем обычно, но заметно оживился. Глаза его сделались зорче, наблюдательнее, и он почти каждый день донимал Костю каким-нибудь хозяйственным предложением: «А знаешь, там у школьных ворот столб подгнил… Заменить бы надо». Или: «У родника скамеечку новую хорошо бы поставить».
– Да ты что, в завхозы записался? – недоумевал Костя.
– Надо же нам о школе заботиться…
Ребята с нетерпением ждали дня, когда их должны были позвать на заседание школьного комитета.
– Говорят, там всю биографию надо докладывать? – озабоченно спросил у Кости Алеша Прахов.
– А как же иначе! Надо все начистоту говорить, без утайки. Раз ты в комсомол идешь, нужно, чтобы тебя насквозь видели, какой ты есть.
– А если не примут?
– Могут и не принять, – согласился Костя. – Это уж как поверят кому. А ты газеты читаешь? На комитете по текущему моменту знаешь как спрашивают!
Прахов признался, что он все больше смотрит в газетах насчет шахмат и футбола. И Костя с приятелями засели за газеты.
Однажды, возвращаясь из школы, Паша Кивачев показал ребятам толстую книгу:
– Видали, что мне учительница дала!.. Фадеев, «Молодая гвардия». Роман. Это, говорит, про настоящих комсомольцев. Давайте вместе читать.
– Удивил! «Молодая гвардия»! Да мы ее, может быть, десять раз… – начал было Алеша, но быстро осекся, потому что Костя больно ткнул его кулаком в бок.
Затем Костя взял книгу, полистал, словно видел ее впервые:
– Давайте вместе… А собираться у нас будем, на «катере».
С этого дня почти каждый вечер ребята сходились в избу к Ручьевым.
Книгу читали по очереди: сначала Паша, потом Костя, Вася. Заходили девочки, ученики младших классов, присаживались у порога, на сундуке или на лавке. Как-то заглянула в избу Галина Никитична.
За стеной шумел осенний дождь, струйки воды ползли по стеклам; за столом в желтом круге света сидел Паша Кивачев, читал про смелых ребят из Краснодона, и учительница видела, как лица школьников озарялись каким-то новым светом, глаза их блестели.
Сконфуженный тракторист достал из ящика ключ и принялся опускать предплужники.
– Скажи на милость! – бормотал он. – Будто и правильно стояли… Неужто гайки ослабли?..
Ребята еще долго ходили вслед за трактористом, следя за работой Неустроева. Тот наконец не выдержал и взмолился:
– Да что вы, в самом деле, не доверяете? Не чужая она мне, ваша бригада. Что надо, все по совести сработаю!
Костя подал команду расходиться. Школьники направились по домам.
Неустроев задержал Костю и, помявшись, спросил:
– Где бы почитать про эти самые… предплужники?
– У меня такой книжки нет, но я тебе достану… У Галины Никитичны попрошу.
– Достань, будь друг!
– А желаешь, приходи к нам в школу, – проникаясь сочувствием, позвал Костя. – Мы теперь передовую агротехнику изучаем. Здорово полезно!
– А можно?
– Чего ж нельзя… Нам с тобой до самого урожая вместе работать.
…Через несколько дней Саша пришел на занятия по агротехнике с записной книжкой и карандашом. Потом пришли еще двое трактористов, затем девушки из Марининой бригады, несколько молодых колхозников.
Вася, Паша и Митя пригласили своих матерей. Вначале взрослые заходили просто послушать, чему обучаются их ребята, но беседы Галины Никитичны о жизни растений, о почве, о переделке природы так увлекли их, что они обратились к учительнице с просьбой:
– Зимой вечера длинные. И нам бы не худо подучиться.
Галина Никитична рассказала об этом Марине и Федору Семеновичу.
– Правление уже думает об этом, – сказала Марина. – Вскоре будет открыт для взрослых агротехнический кружок.
С каждым днем Галина Никитична все больше и больше входила в жизнь школы, узнавала ребят. Часто после уроков Костя и его приятели задерживались в классе и вместе с учительницей читали устав ВЛКСМ. В эти дни подготовки в комсомол настроение у ребят было приподнятое, встревоженное и немного торжественное.
Вася Новоселов, большой любитель веселых школьных перемен и всяких проделок, стал серьезнее, обходил сторонкой шумные компании и, устроившись в тихом уголке, зачитывался какой-нибудь книжкой.
Паша Кивачев хотя и не стал более разговорчивым, чем обычно, но заметно оживился. Глаза его сделались зорче, наблюдательнее, и он почти каждый день донимал Костю каким-нибудь хозяйственным предложением: «А знаешь, там у школьных ворот столб подгнил… Заменить бы надо». Или: «У родника скамеечку новую хорошо бы поставить».
– Да ты что, в завхозы записался? – недоумевал Костя.
– Надо же нам о школе заботиться…
Ребята с нетерпением ждали дня, когда их должны были позвать на заседание школьного комитета.
– Говорят, там всю биографию надо докладывать? – озабоченно спросил у Кости Алеша Прахов.
– А как же иначе! Надо все начистоту говорить, без утайки. Раз ты в комсомол идешь, нужно, чтобы тебя насквозь видели, какой ты есть.
– А если не примут?
– Могут и не принять, – согласился Костя. – Это уж как поверят кому. А ты газеты читаешь? На комитете по текущему моменту знаешь как спрашивают!
Прахов признался, что он все больше смотрит в газетах насчет шахмат и футбола. И Костя с приятелями засели за газеты.
Однажды, возвращаясь из школы, Паша Кивачев показал ребятам толстую книгу:
– Видали, что мне учительница дала!.. Фадеев, «Молодая гвардия». Роман. Это, говорит, про настоящих комсомольцев. Давайте вместе читать.
– Удивил! «Молодая гвардия»! Да мы ее, может быть, десять раз… – начал было Алеша, но быстро осекся, потому что Костя больно ткнул его кулаком в бок.
Затем Костя взял книгу, полистал, словно видел ее впервые:
– Давайте вместе… А собираться у нас будем, на «катере».
С этого дня почти каждый вечер ребята сходились в избу к Ручьевым.
Книгу читали по очереди: сначала Паша, потом Костя, Вася. Заходили девочки, ученики младших классов, присаживались у порога, на сундуке или на лавке. Как-то заглянула в избу Галина Никитична.
За стеной шумел осенний дождь, струйки воды ползли по стеклам; за столом в желтом круге света сидел Паша Кивачев, читал про смелых ребят из Краснодона, и учительница видела, как лица школьников озарялись каким-то новым светом, глаза их блестели.
Глава 10
Слово отцов
Друзья не очень радовали Костю.
Паша Кивачев учился старательно, подолгу сидел над домашними заданиями, почти не появлялся по вечерам в сельском клубе, но больших успехов у него пока не было.
Васю Новоселова учителя считали способным учеником, но особым усердием он не отличался и также числился в «середнячках».
Но особенно не везло Алеше Прахову. После школы у него всегда находилось столько неотложных дел, что засесть толком за уроки никак не удавалось. Приводили в колхоз породистого быка, огромного, злого, с кольцом в ноздрях, и Алеша не мог отказать себе, чтобы не поглазеть на него. Начинали запрягать в тележку необъезженного жеребца Орлика, и вновь Алеша был тут как тут.
На преподавателей в классе Алеша обычно посматривал, как на грозовую тучу. Хорошо, если бы дождь прошел стороной и ему остаться сухим!
Мальчик старательно изучал особенности учителей. Про Клавдию Львовну, преподавательницу русского языка, например, рассказывали, что она спрашивает в первую очередь тех учеников, которые отводят глаза в сторону и ведут себя на уроке подозрительно тихо. И Алеша, подняв голову, не сводил глаз с учительницы, был оживлен и шумен. Наоборот, на уроках математики он вел себя тише воды, ниже травы. Нередко Алеша начинал заниматься сложными вычислениями: если его спросили на уроке сегодня, то следующая очередь дойдет не раньше как недели через две. Он даже составлял мало кому понятные «графики опасных дней».
Но учителя плохо считались с Алешиными «графиками» и нередко спрашивали уроки совершенно неожиданно. Двойки в Алешином табеле росли, как грибы после теплого дождика. «У меня голова с форточкой, всю теорию выдувает», – жаловался Прахов.
Учителя были недовольны ребятами и нередко спрашивали отстающих, что с ними происходит. За лето они хорошо отдохнули, подросли и если уж решили пойти в восьмой класс, так надо браться за учение по-серьезному.
– Зато они в агротехнике сильны, на мастеров высоких урожаев целят, – смеялся Витя. – И им, как членам бригады, по другим предметам скидка положена…
– Нам скидка не требуется. Нечего тень на бригаду наводить! – сердился Костя и, оставшись с приятелями наедине, требовал от них не позорить бригаду.
Проходил день, другой. Алеша получал очередную двойку, Вася Новоселов – замечания от учителей, и Витя, не утерпев, вновь подпускал шпильку:
– Ну как, мастера? Уже урожай собираете? По всем правилам агротехники,.. Богатый у вас год будет!
У Кости пересыхало в горле. Он сжимал кулаки в карманах, но Паша с Васей уводили его в угол.
– Кораблев брешет – ветер носит, – невозмутимо говорил Паша. – А ты – ноль внимания, уши ватой заткни.
Но не только в школе подстерегали Костю огорчения.
Началась пора родительских собраний. Школьники всегда ждали их с трепетом. По почину Федора Семеновича, собрания проводились не в школе, а по колхозам, где родители чувствовали себя свободнее. Учителя приходили. в сельский клуб или в правление и рассказывали родителям, как их дети учатся в школе, и, в свою очередь, просили взрослых поделиться тем, как ребята ведут себя дома, в семье и на улице.
И родители ничего не скрывали. В разговор вступали даже те колхозники, дети которых давно уже закончили школу.
Проводить родительское собрание в Высокове досталось Галине Никитичне.
– Рассказывай о школьниках откровенно, ничего не утаивай, – напутствовал ее Федор Семенович. – И сама слушай внимательно, что скажут о детях родители.
Когда Галина Никитична пришла на колхозное собрание, Сергей поднялся и освободил ей место за столом.
Все придвинулись ближе. Дед Новоселов протолкался к самому столу и, сняв полушубок, положил его под себя, как видно собираясь долго сидеть.
В дверь заглянул Костя с товарищами.
– Домой, други, домой! – сказал им Сергей. – Сегодня не требуетесь… Разговор без вас будет.
Ребята неохотно вышли на улицу. Накрапывал дождь, но по домам расходиться не хотелось.
– А знаете, почему не пускают? – слукавил Вася Новоселов. – Тесно в правлении – яблоку негде упасть. А в сенях слушай сколько угодно, не возбраняется. И под окном можно!
– Хитришь ты! – попыталась возразить Варя, хотя ей тоже очень хотелось послушать, что сегодня будут говорить о школьниках.
– Тогда слушайте там… и докладывайте по очереди, – приказал Костя Васе и Алеше Прахову.
Те подошли к раскрытому окну, а остальные школьники укрылись от дождя под ивой. Через несколько минут подбежал Вася и сообщил, что в правлении только что обсудили Митю Епифанцева. Колхозники вполне согласны с оценками учителей, а Яков Ефимович даже сказал, что Митя – передовик учебы, дельный комсомолец и побольше бы в школе таких ребят.
– Качать передовиков учебы! – крикнул кто-то из мальчишек.
– Да будет вам! Еще зазнаюсь! – отмахнулся Митя.
– Тогда давайте так, – предложил Костя: – кого очень хвалить будут – под дождь ставить. Чтобы не зазнавался!
– Правильно! Под дождь! – захохотали школьники.
– Тихо вы! – зашикал Паша. – Вон Прахов бежитСлушайте!
– Ребята, там Витьку Кораблева обсуждают! – возбужденно сообщил Алеша.
– Ну и как? – спросил Костя. – Все, конечно, исправно: и по учению и по поведению?
– Исправно-то исправно, да не совсем. Колхозники вопросики всякие задают. А сейчас дядя Яков высказывается… Хотите послушать?
Все бросились к окнам.
Яков Ефимович в комбинезоне – на собрание он пришел прямо из кузницы – стоял у двери.
– За школу Вите честь и хвала, – говорил он. – Но, коли парень по учению один из первых, пусть это звание и дома бережет и на улице. А то что ж получается, граждане: в классе он в одну одежду рядится, дома – в другую…
– Любишь ты в чужие окна заглядывать! – недовольно перебил его Никита Кузьмич. – А только мы с матерью сынком довольны, не жалуемся.
– Может, кто и доволен, да только не Анна Денисовна, – многозначительно заметил Яков Ефимович.
– Мать, да скажи ты ему! – взмолился Никита Кузьмич, толкая жену в бок. – Зачем он в чужой дом ломится? Это уж наше дело, семейное, как мы о сыне печемся. В артельном уставе про то не записано.
– Обождите, Никита Кузьмич, – сказал Сергей. – Устав… его ведь как прочитать… Там, по-моему, обо всем сказано.
Анна Денисовна подняла голову и сквозь сизую табачную дымку встретила глаза дочери. Она туже затянула под горлом уголки темного платка и поднялась.
– Ладно, отец, скажу… Шила в мешке все равно не утаишь. Я, конечно, радуюсь, что Витя учится исправно. А вот дома его порой и не узнать. Все швырком да броском, доброго слова не услышишь. Все ему подай, все приготовь. Третьего дня дужка у ведра отвалилась. «Ты бы, говорю, сынок, починил ведерко-то, дело же нехитрое». – «Не стоит возиться, отвечает, лучше новое купить. Ему и цена-то грош ломаный».
Никита Кузьмич дернул жену за руку:
– Да ты, Анна, в своем уме? Не угорела часом? Кому это интересно про наши семейные дела знать! Сядь скорее, не срамись перед народом.
– Погоди, отец! – остановила его Галина Никитична. – Пусть мама до конца выскажется.
Анну Денисовну поддержали колхозники:
– Она дело говорит!
– Чересчур балуете вы своего наследника!
– Правильно, Денисовна! По шерстке сына погладить каждая может. А вот встречь шерстки – на это сила нужна.
Колхозники один за другим припоминали Витины проступки: то он надерзил старшим, то обидел малышей, то не уступил в клубе место деду Новоселову.
– У меня такая просьба к учителям будет, – обратилась мать к дочери: – построже там, в школе, с сынка-то взыскивайте… И как он дома себя ведет, тоже в расчет берите.
– Это что ж такое, граждане? – вышел из себя Никита Кузьмич. – Родная мать да родному сыну дорогу перебегает!.. Ну нет, не желаю я всякие поклепы слушать!.. – Он поднялся и, протолкавшись к двери, присел у порога.
Школьники отпрянули от окна и вновь спрятались от дождя под иву.
– Вот так тихая тетя Анна! – проговорил Митя. – Сказанула словечко…
И каждый из школьников невольно проникся уважением к этой маленькой, подвижной женщине, которая просыпалась чуть свет, вечно куда-то торопилась, никогда не сидела без дела и казалась покорной и безответной.
– Витьке бы еще и не так надо! – вслух подумала Варя.
– Чего ты бурчишь там? – обернулся к ней Костя.
– Да так… Молодец, говорю, тетя Анна!
– Ох и достанется ей теперь от дяди Никиты! – вздохнула Катя.
– А чего ей бояться? – возразил Костя. – Не где-нибудь живет – в колхозе!
– Известное дело, – согласился Паша. – У нее трудодней побольше, чем у дяди Никиты.
Еще раз подбежали Вася и Алеша.
– Теперь о ком речь? – спросил Костя.
– Понимаешь, какое дело… – помявшись, признался Вася. – Нашу четверку на собрание кличут… желают с глазу на глаз говорить…
Костя нахмурился и повернул голову к Мите. И хотя было темно, но тот почувствовал это движение.
– Идите, раз зовут, – шепнул он. – Мы подождем.
Костя с приятелями направился к правлению. На крыльце они отряхнулись от дождя и очистили сапоги от грязи. У Васи нашлась расческа, и ребята наспех расчесали мокрые волосы.
– Ручей, – шепнул Алеша, – может, мне лучше не показываться?
– Это еще почему? Все пойдем!..
Приятели вошли в правление. Колхозники расступились, словно встречали какую-нибудь почетную делегацию.
– Явились, Сергей Григорьевич! – сказал дед Новоселов.
– Я же знал, что они неподалеку кружат, – усмехнулся Сергей и подозвал ребят к столу. – Доложила нам сейчас Галина Никитична, как вы учитесь. Прямо скажу: плохо у вас дело идет. Хлопцы вы будто с головой, слово нам дали насчет учения, сейчас в комсомол собрались – а в классе в хвосте плететесь. С чего бы так? Ну, кто из вас, объяснит?.. Костя, ты, что ли?
Мальчик пожал плечами – не так это просто объяснить!
– Заклинило у хлопцев! – насмешливо сказал дед Новоселов. – Где-где бойки, а тут языки проглотили.
– Сам-то Костя учится неплохо, – заметила Галина Никитична. – Учителя им довольны. Нас особенно Алеша Прахов беспокоит…
– Да, браток! – обратился к нему Сергей. – Ты, оказывается, рекордсмен по двойкам… В чем дело-то?
– Память у меня слабая… Да и работы по горло… бригада, теплица, то, се… – заюлил Алеша, но, заметив недоумевающий взгляд Кости, замолчал и спрятался за спину Паши Кивачева.
Дед Новоселов с досадой ударил ладонью по колену:
– Говорил же я: зарвутся козыри, запустят учение!
– И я предупреждал! – подал голос Никита Кузьмич. – Не за свое дело взялись школяры. Три гектара земли им выделили – шутка ли!..
Сергей вновь посмотрел на ребят:
– Выходит, что школьная бригада мешает вам? Если такое дело, ее и распустить нетрудно!
– Что ты! – Костя испуганно рванулся к брату. – Бригада сама по себе… Просто мы еще не раскачались!
И он обрушился на Алешу: в бригаде тот работает меньше всех, а болтает такие слова, сбивает с толку людей. Где у него совесть?
Алеша, не зная, как отвязаться от Кости, ежился, пыхтел и в душе проклинал себя. И зачем он только пришел в правление!
– Да это я так сказал… не подумал! – наконец виновато признался Алеша.
Но Костя, забыв, что он находится на собрании, продолжал ругать приятеля.
– Тихо вы, угомонитесь! – подошел к ребятам Яков Ефимович. – Я лучше вам про одного человека расскажу. Заявился он к нам в село лет тридцать тому назад. Человек отзывчивый, добрый… Люди это увидели и потянулись к нему: кто с бедой, кто с радостью. Одному помощь нужна, другому – слово твердое. И что ни год, а народ все больше к тому человеку льнет. Видит он, что на старом запасе не проживешь, и припал к наукам да знаниям. Ни время, ни усталость – ничто ему не помеха. Нужно людям, так он и зоотехник, и садовод, и кирпичное дело понимает, и как маслобойку наладить подскажет, и электростанцию… Скажи ему: завтра, мол, золото в Чернушке добывать собираемся – так он и по этому вопросу все растолкует. Смекаете, о ком речь лдет?
– Смекаем… – сказал Паша. – О Федоре Семеновиче говорите.
– Вот и мотайте на ус! Был он учителем в младших классах, потом заочно институт окончил, теперь вам математику преподает. У человека седина в волосах, а жадности к учению и сейчас хоть отбавляй. Вам бы десятую долю той жадности перенять!..
– Как же все-таки насчет школьной бригады решать будем? – перебил Якова Ефимовича Сергей.
– Отобрать пока у ребят землю – вот и вся недолга, – сказал дед Новоселов.
– Вот именно! – поддержал его Никита Кузьмич. – Все равно ни в районе, ни в области затею со школьной бригадой не одобрят. Придется учителям отбой бить.
– То есть как это – не одобрят?! – вспыхнув, поднялась Галина Никитична. – Ты, отец, лучше газеты почитай!.. Такие бригады, как у нас, уже и в других школах возникают!
И она принялась с жаром доказывать, что работа в бригаде отнимает у ребят совсем немного времени и причина неуспеваемости не в этом. Действительно, школьники все еще раскачиваются и не взялись как следует за учение…
В защиту бригады выступил и Яков Ефимович.
– Землю отобрать мы всегда сумеем, – сказал он, – а пока торопиться не будем. Дадим ребятам сроку до весны, а там видно будет…
Колхозники согласились с этим, и разговор на собрании закончился довольно мирно.
И все же Костя так накалился, что, выйдя на улицу, решил немедля поговорить с Алешей с глазу на глаз. Но тот выскочил из правления первым и сразу же исчез в темноте.
Паша Кивачев учился старательно, подолгу сидел над домашними заданиями, почти не появлялся по вечерам в сельском клубе, но больших успехов у него пока не было.
Васю Новоселова учителя считали способным учеником, но особым усердием он не отличался и также числился в «середнячках».
Но особенно не везло Алеше Прахову. После школы у него всегда находилось столько неотложных дел, что засесть толком за уроки никак не удавалось. Приводили в колхоз породистого быка, огромного, злого, с кольцом в ноздрях, и Алеша не мог отказать себе, чтобы не поглазеть на него. Начинали запрягать в тележку необъезженного жеребца Орлика, и вновь Алеша был тут как тут.
На преподавателей в классе Алеша обычно посматривал, как на грозовую тучу. Хорошо, если бы дождь прошел стороной и ему остаться сухим!
Мальчик старательно изучал особенности учителей. Про Клавдию Львовну, преподавательницу русского языка, например, рассказывали, что она спрашивает в первую очередь тех учеников, которые отводят глаза в сторону и ведут себя на уроке подозрительно тихо. И Алеша, подняв голову, не сводил глаз с учительницы, был оживлен и шумен. Наоборот, на уроках математики он вел себя тише воды, ниже травы. Нередко Алеша начинал заниматься сложными вычислениями: если его спросили на уроке сегодня, то следующая очередь дойдет не раньше как недели через две. Он даже составлял мало кому понятные «графики опасных дней».
Но учителя плохо считались с Алешиными «графиками» и нередко спрашивали уроки совершенно неожиданно. Двойки в Алешином табеле росли, как грибы после теплого дождика. «У меня голова с форточкой, всю теорию выдувает», – жаловался Прахов.
Учителя были недовольны ребятами и нередко спрашивали отстающих, что с ними происходит. За лето они хорошо отдохнули, подросли и если уж решили пойти в восьмой класс, так надо браться за учение по-серьезному.
– Зато они в агротехнике сильны, на мастеров высоких урожаев целят, – смеялся Витя. – И им, как членам бригады, по другим предметам скидка положена…
– Нам скидка не требуется. Нечего тень на бригаду наводить! – сердился Костя и, оставшись с приятелями наедине, требовал от них не позорить бригаду.
Проходил день, другой. Алеша получал очередную двойку, Вася Новоселов – замечания от учителей, и Витя, не утерпев, вновь подпускал шпильку:
– Ну как, мастера? Уже урожай собираете? По всем правилам агротехники,.. Богатый у вас год будет!
У Кости пересыхало в горле. Он сжимал кулаки в карманах, но Паша с Васей уводили его в угол.
– Кораблев брешет – ветер носит, – невозмутимо говорил Паша. – А ты – ноль внимания, уши ватой заткни.
Но не только в школе подстерегали Костю огорчения.
Началась пора родительских собраний. Школьники всегда ждали их с трепетом. По почину Федора Семеновича, собрания проводились не в школе, а по колхозам, где родители чувствовали себя свободнее. Учителя приходили. в сельский клуб или в правление и рассказывали родителям, как их дети учатся в школе, и, в свою очередь, просили взрослых поделиться тем, как ребята ведут себя дома, в семье и на улице.
И родители ничего не скрывали. В разговор вступали даже те колхозники, дети которых давно уже закончили школу.
Проводить родительское собрание в Высокове досталось Галине Никитичне.
– Рассказывай о школьниках откровенно, ничего не утаивай, – напутствовал ее Федор Семенович. – И сама слушай внимательно, что скажут о детях родители.
Когда Галина Никитична пришла на колхозное собрание, Сергей поднялся и освободил ей место за столом.
Все придвинулись ближе. Дед Новоселов протолкался к самому столу и, сняв полушубок, положил его под себя, как видно собираясь долго сидеть.
В дверь заглянул Костя с товарищами.
– Домой, други, домой! – сказал им Сергей. – Сегодня не требуетесь… Разговор без вас будет.
Ребята неохотно вышли на улицу. Накрапывал дождь, но по домам расходиться не хотелось.
– А знаете, почему не пускают? – слукавил Вася Новоселов. – Тесно в правлении – яблоку негде упасть. А в сенях слушай сколько угодно, не возбраняется. И под окном можно!
– Хитришь ты! – попыталась возразить Варя, хотя ей тоже очень хотелось послушать, что сегодня будут говорить о школьниках.
– Тогда слушайте там… и докладывайте по очереди, – приказал Костя Васе и Алеше Прахову.
Те подошли к раскрытому окну, а остальные школьники укрылись от дождя под ивой. Через несколько минут подбежал Вася и сообщил, что в правлении только что обсудили Митю Епифанцева. Колхозники вполне согласны с оценками учителей, а Яков Ефимович даже сказал, что Митя – передовик учебы, дельный комсомолец и побольше бы в школе таких ребят.
– Качать передовиков учебы! – крикнул кто-то из мальчишек.
– Да будет вам! Еще зазнаюсь! – отмахнулся Митя.
– Тогда давайте так, – предложил Костя: – кого очень хвалить будут – под дождь ставить. Чтобы не зазнавался!
– Правильно! Под дождь! – захохотали школьники.
– Тихо вы! – зашикал Паша. – Вон Прахов бежитСлушайте!
– Ребята, там Витьку Кораблева обсуждают! – возбужденно сообщил Алеша.
– Ну и как? – спросил Костя. – Все, конечно, исправно: и по учению и по поведению?
– Исправно-то исправно, да не совсем. Колхозники вопросики всякие задают. А сейчас дядя Яков высказывается… Хотите послушать?
Все бросились к окнам.
Яков Ефимович в комбинезоне – на собрание он пришел прямо из кузницы – стоял у двери.
– За школу Вите честь и хвала, – говорил он. – Но, коли парень по учению один из первых, пусть это звание и дома бережет и на улице. А то что ж получается, граждане: в классе он в одну одежду рядится, дома – в другую…
– Любишь ты в чужие окна заглядывать! – недовольно перебил его Никита Кузьмич. – А только мы с матерью сынком довольны, не жалуемся.
– Может, кто и доволен, да только не Анна Денисовна, – многозначительно заметил Яков Ефимович.
– Мать, да скажи ты ему! – взмолился Никита Кузьмич, толкая жену в бок. – Зачем он в чужой дом ломится? Это уж наше дело, семейное, как мы о сыне печемся. В артельном уставе про то не записано.
– Обождите, Никита Кузьмич, – сказал Сергей. – Устав… его ведь как прочитать… Там, по-моему, обо всем сказано.
Анна Денисовна подняла голову и сквозь сизую табачную дымку встретила глаза дочери. Она туже затянула под горлом уголки темного платка и поднялась.
– Ладно, отец, скажу… Шила в мешке все равно не утаишь. Я, конечно, радуюсь, что Витя учится исправно. А вот дома его порой и не узнать. Все швырком да броском, доброго слова не услышишь. Все ему подай, все приготовь. Третьего дня дужка у ведра отвалилась. «Ты бы, говорю, сынок, починил ведерко-то, дело же нехитрое». – «Не стоит возиться, отвечает, лучше новое купить. Ему и цена-то грош ломаный».
Никита Кузьмич дернул жену за руку:
– Да ты, Анна, в своем уме? Не угорела часом? Кому это интересно про наши семейные дела знать! Сядь скорее, не срамись перед народом.
– Погоди, отец! – остановила его Галина Никитична. – Пусть мама до конца выскажется.
Анну Денисовну поддержали колхозники:
– Она дело говорит!
– Чересчур балуете вы своего наследника!
– Правильно, Денисовна! По шерстке сына погладить каждая может. А вот встречь шерстки – на это сила нужна.
Колхозники один за другим припоминали Витины проступки: то он надерзил старшим, то обидел малышей, то не уступил в клубе место деду Новоселову.
– У меня такая просьба к учителям будет, – обратилась мать к дочери: – построже там, в школе, с сынка-то взыскивайте… И как он дома себя ведет, тоже в расчет берите.
– Это что ж такое, граждане? – вышел из себя Никита Кузьмич. – Родная мать да родному сыну дорогу перебегает!.. Ну нет, не желаю я всякие поклепы слушать!.. – Он поднялся и, протолкавшись к двери, присел у порога.
Школьники отпрянули от окна и вновь спрятались от дождя под иву.
– Вот так тихая тетя Анна! – проговорил Митя. – Сказанула словечко…
И каждый из школьников невольно проникся уважением к этой маленькой, подвижной женщине, которая просыпалась чуть свет, вечно куда-то торопилась, никогда не сидела без дела и казалась покорной и безответной.
– Витьке бы еще и не так надо! – вслух подумала Варя.
– Чего ты бурчишь там? – обернулся к ней Костя.
– Да так… Молодец, говорю, тетя Анна!
– Ох и достанется ей теперь от дяди Никиты! – вздохнула Катя.
– А чего ей бояться? – возразил Костя. – Не где-нибудь живет – в колхозе!
– Известное дело, – согласился Паша. – У нее трудодней побольше, чем у дяди Никиты.
Еще раз подбежали Вася и Алеша.
– Теперь о ком речь? – спросил Костя.
– Понимаешь, какое дело… – помявшись, признался Вася. – Нашу четверку на собрание кличут… желают с глазу на глаз говорить…
Костя нахмурился и повернул голову к Мите. И хотя было темно, но тот почувствовал это движение.
– Идите, раз зовут, – шепнул он. – Мы подождем.
Костя с приятелями направился к правлению. На крыльце они отряхнулись от дождя и очистили сапоги от грязи. У Васи нашлась расческа, и ребята наспех расчесали мокрые волосы.
– Ручей, – шепнул Алеша, – может, мне лучше не показываться?
– Это еще почему? Все пойдем!..
Приятели вошли в правление. Колхозники расступились, словно встречали какую-нибудь почетную делегацию.
– Явились, Сергей Григорьевич! – сказал дед Новоселов.
– Я же знал, что они неподалеку кружат, – усмехнулся Сергей и подозвал ребят к столу. – Доложила нам сейчас Галина Никитична, как вы учитесь. Прямо скажу: плохо у вас дело идет. Хлопцы вы будто с головой, слово нам дали насчет учения, сейчас в комсомол собрались – а в классе в хвосте плететесь. С чего бы так? Ну, кто из вас, объяснит?.. Костя, ты, что ли?
Мальчик пожал плечами – не так это просто объяснить!
– Заклинило у хлопцев! – насмешливо сказал дед Новоселов. – Где-где бойки, а тут языки проглотили.
– Сам-то Костя учится неплохо, – заметила Галина Никитична. – Учителя им довольны. Нас особенно Алеша Прахов беспокоит…
– Да, браток! – обратился к нему Сергей. – Ты, оказывается, рекордсмен по двойкам… В чем дело-то?
– Память у меня слабая… Да и работы по горло… бригада, теплица, то, се… – заюлил Алеша, но, заметив недоумевающий взгляд Кости, замолчал и спрятался за спину Паши Кивачева.
Дед Новоселов с досадой ударил ладонью по колену:
– Говорил же я: зарвутся козыри, запустят учение!
– И я предупреждал! – подал голос Никита Кузьмич. – Не за свое дело взялись школяры. Три гектара земли им выделили – шутка ли!..
Сергей вновь посмотрел на ребят:
– Выходит, что школьная бригада мешает вам? Если такое дело, ее и распустить нетрудно!
– Что ты! – Костя испуганно рванулся к брату. – Бригада сама по себе… Просто мы еще не раскачались!
И он обрушился на Алешу: в бригаде тот работает меньше всех, а болтает такие слова, сбивает с толку людей. Где у него совесть?
Алеша, не зная, как отвязаться от Кости, ежился, пыхтел и в душе проклинал себя. И зачем он только пришел в правление!
– Да это я так сказал… не подумал! – наконец виновато признался Алеша.
Но Костя, забыв, что он находится на собрании, продолжал ругать приятеля.
– Тихо вы, угомонитесь! – подошел к ребятам Яков Ефимович. – Я лучше вам про одного человека расскажу. Заявился он к нам в село лет тридцать тому назад. Человек отзывчивый, добрый… Люди это увидели и потянулись к нему: кто с бедой, кто с радостью. Одному помощь нужна, другому – слово твердое. И что ни год, а народ все больше к тому человеку льнет. Видит он, что на старом запасе не проживешь, и припал к наукам да знаниям. Ни время, ни усталость – ничто ему не помеха. Нужно людям, так он и зоотехник, и садовод, и кирпичное дело понимает, и как маслобойку наладить подскажет, и электростанцию… Скажи ему: завтра, мол, золото в Чернушке добывать собираемся – так он и по этому вопросу все растолкует. Смекаете, о ком речь лдет?
– Смекаем… – сказал Паша. – О Федоре Семеновиче говорите.
– Вот и мотайте на ус! Был он учителем в младших классах, потом заочно институт окончил, теперь вам математику преподает. У человека седина в волосах, а жадности к учению и сейчас хоть отбавляй. Вам бы десятую долю той жадности перенять!..
– Как же все-таки насчет школьной бригады решать будем? – перебил Якова Ефимовича Сергей.
– Отобрать пока у ребят землю – вот и вся недолга, – сказал дед Новоселов.
– Вот именно! – поддержал его Никита Кузьмич. – Все равно ни в районе, ни в области затею со школьной бригадой не одобрят. Придется учителям отбой бить.
– То есть как это – не одобрят?! – вспыхнув, поднялась Галина Никитична. – Ты, отец, лучше газеты почитай!.. Такие бригады, как у нас, уже и в других школах возникают!
И она принялась с жаром доказывать, что работа в бригаде отнимает у ребят совсем немного времени и причина неуспеваемости не в этом. Действительно, школьники все еще раскачиваются и не взялись как следует за учение…
В защиту бригады выступил и Яков Ефимович.
– Землю отобрать мы всегда сумеем, – сказал он, – а пока торопиться не будем. Дадим ребятам сроку до весны, а там видно будет…
Колхозники согласились с этим, и разговор на собрании закончился довольно мирно.
И все же Костя так накалился, что, выйдя на улицу, решил немедля поговорить с Алешей с глазу на глаз. Но тот выскочил из правления первым и сразу же исчез в темноте.
Глава 11
Тройка с минусом
Несколько дней Алеша вел себя спокойно и ровно: за партой не вертелся, с соседями не разговаривал и даже довольно сносно отвечал учителям. Костя решил, что родительское собрание для него даром не прошло.
Но к концу недели с Алешей произошел очередной «просчет». Клавдия Львовна спросила его вне очереди о творчестве Радищева и за путаный ответ поставила ему в классном журнале тройку с минусом.
Алеша искренне огорчился. После родительского собрания у него был неприятный разговор с матерью о его школьных делах, и сейчас злополучная тройка с минусом не выходила у мальчика из головы.
Однажды в перемену он забежал в класс. На столике, рядом со стопкой тетрадей, лежал классный журнал, оставленный Клавдией Львовной.
Алеша покосился на него, и ему очень захотелось увидеть, как выглядит его тройка с минусом. А может, ее и нет совсем? Может, Клавдия Львовна только попугала его или забыла поставить тройку?
Алеша приоткрыл дверь, на цыпочках подошел к столу и открыл журнал. Нет, отметка стояла на своем месте…
А рядом с журналом лежала новенькая ручка. Она так и просилась, чтобы ее взяли в руку. Да и тройка была очень похожа на пятерку, не хватало лишь маленькой поперечной палочки вверху.
Дверь распахнулась, и вошел дежурный по классу Витя Кораблев.
Алеша отлетел от стола, схватил тряпку и принялся протирать глянцево-черную доску, хотя она и без этого была чистая. Но было уже поздно: Витя все понял.
– Та-ак! – протянул он. – Ловкость рук. Быстрота и натиск!
Алеша растерянно забормотал о том, что он и сам не знает, как это случилось:
– Очень уж тройка на пятерку была похожа. Если бы чистая двойка, разве я посмел…
– А чего ты распинаешься передо мной? – усмехнулся Витя. – Словчил так словчил! Мне от этого ни жарко, ни холодно… Я ничего не видел и ничего не знаю…
– Правда, Витька? – обрадовался Алеша и с чувством пожал Кораблеву руку. – Это по-нашенски, по дружбе. Я теперь для тебя что хочешь сделаю!
– А мне ничего от тебя не нужно, – усмехнулся Витя. – Хотя вот что… Зачем ты со школьной бригадой связался? Чего к Ручьеву лепишься?
– Да мы слово дали учиться в этом году на «хорошо» и «отлично»!
Витя от души рассмеялся и постучал Алеше по лбу:
– Чердак же надо иметь исправный! Чтобы сквозняки не гуляли, дождь не проливал… А вы тоже… «слушали, постановили»… Что же они тебе не помогают, друзья-приятели?
– Кто их знает…
– А ты плюнь на них! Держись за меня.
И Кораблев радушно предложил Алеше свою тетрадь по математике. Тот с радостью ухватился: завтра Федор Семенович может вызвать его к доске, а он еще не решил ни одной задачи.
Откровенно говоря, Витя не очень ценил болтливого, суматошливого Прахова, но что было делать…
Разговор на родительском собрании не прошел для него бесследно. В Витином табеле написали, что он должен обратить внимание на свое поведение вне школы.
Витя с досадой показал табель отцу.
– Ни за что ни про что документ испортили. – поморщился Никита Кузьмич. – А все через родную мать с сестрой!.. Зря это школа в домашние дела встревает! – И, заметив расстроенное лицо сына, он посоветовал: – А ты не огорчайся, учись себе.
Витя крепко налег на занятия. После уроков он не задерживался в школе, а сразу же шел домой и садился за учебники. Он еще покажет, как надо учиться!..
И все же ему было скучно. Варя по-прежнему сторонилась его, а высоковские мальчишки все больше тянулись к Ручьеву. И Витя волей-неволей поддерживал приятельские отношения с Праховым. Они сидели за одной партой, вместе возвращались из школы, ходили по вечерам в колхозный клуб, и Витя охотно позволял Алеше заглядывать в свои тетради, давал списывать сочинения…
Прошло несколько дней. Витя, как и обещал, хранил молчание. Клавдия Львовна, как видно, ничего подозрительного в журнале не заметила, и Прахов совсем успокоился.
Но история с превращением тройки в пятерку на этом не закончилась. В субботу после занятий в класс неожиданно вошли Клавдия Львовна и Галина Никитична.
Учительница литературы была уже не молода, но вре мя не умерило ни блеска ее темных глаз, ни живости и легкости движений. Она умела и любила хорошо одеться, всегда выглядела так, словно собралась на праздник, и школьники, встречая ее, невольно подтягивались и прихорашивались.
Вот и сейчас, поднявшись из-за парт, мальчики поправили рубашки, а девочки критически осмотрели друг друга.
– Садитесь! – кивнула классу Галина Никитична. – Мы с Клавдией Львовной вынуждены вас задержать. Произошло неприятное событие…
И учительница рассказала, как, раскрыв сегодня классный журнал, чтобы проставить оценки в табеле, она обнаружила против фамилии Прахова переправленную отметку.
– Клавдия Львовна уверяет, что она поставила Алеше тройку с минусом. Но тройка почему-то превратилась в пятерку.
– Может быть, это моя вина, что я оставила классный журнал на столе? – строго взглянув на ребят, спросила Клавдия Львовна. – Скажите об этом прямо. Я тогда буду с восьмым классом настороже.
Все головы повернулись к Алеше.
– Объясни, Прахов! – потребовал Митя.
Алеша кинул быстрый взгляд на Кораблева. Тот со скучающим видом смотрел в окно.
«Этот не выдаст, а больше некому…» – подумал Алеша и принялся уверять всех, что он ничего про отметку не знает. Наверное, кто-нибудь назло проделал с ним такую шутку.
– Кто бы ни сделал, но это недостойно наших школьников, тем более завтрашних комсомольцев, – печально сказала Клавдия Львовна. – Я ведь так привыкла верить вам…
Восьмиклассники растерялись. Переправить отметку-это редкий, почти небывалый случай в истории школы.
Костя кинул на Алешу грозный взгляд:
– Смотри, Прахов, если что было – лучше сейчас признавайся!
– Да что вы! – взмолился Алеша, ударив себя кулаком в грудь. – Разве ж я… Знать ничего не знаю!
Катя пристально поглядела на него и покачала головой: уж кто-кто, а она-то знала своего братца! Если он стучит в грудь кулаком – значит, дело нечисто.
– Алеша, не клянись! – вполголоса сказала сестра. – Скажи по-честному.
– Все равно мы дознаемся, – буркнул Паша, а Вася Новоселов показал Прахову из-под парты кулак.
Глаза Алеши забегали по сторонам: хотя бы один сочувствующий кивок или взгляд!
– Ладно, скажу… – шмыгнул он носом. – Ну, переправил. Сам не знаю, как это получилось…
– Алеха ты, Алеха! – вздохнула Катя. – Когда же у тебя ума прибавится?
Поступок Алеши обсуждали горячо и долго. Было произнесено немало горьких слов, и большинство восьмиклассников сошлись на том, что Прахову еще рано вступать в комсомол.
После собрания Костя задержал в классе членов школьной бригады и предложил раз и навсегда решить вопрос об Алеше:
– Мы над ним бились немало, а он ни с места… Весь класс опозорил… и нашу бригаду!
– Что ты предлагаешь? – спросил Митя.
– Исключить из школьной бригады… Не будет от него проку!
– Сильно сказано! – поежился Паша. – Ты гни дубок, да не ломай.
– Погоди, Костя, не пори горячку! – вмешался Митя. – Ребят в бригаду кто подбил? Ты сам. Значит, тяни их, поднимай. А ты сразу – долой, навылет. Это дело нехитрое.
Но к концу недели с Алешей произошел очередной «просчет». Клавдия Львовна спросила его вне очереди о творчестве Радищева и за путаный ответ поставила ему в классном журнале тройку с минусом.
Алеша искренне огорчился. После родительского собрания у него был неприятный разговор с матерью о его школьных делах, и сейчас злополучная тройка с минусом не выходила у мальчика из головы.
Однажды в перемену он забежал в класс. На столике, рядом со стопкой тетрадей, лежал классный журнал, оставленный Клавдией Львовной.
Алеша покосился на него, и ему очень захотелось увидеть, как выглядит его тройка с минусом. А может, ее и нет совсем? Может, Клавдия Львовна только попугала его или забыла поставить тройку?
Алеша приоткрыл дверь, на цыпочках подошел к столу и открыл журнал. Нет, отметка стояла на своем месте…
А рядом с журналом лежала новенькая ручка. Она так и просилась, чтобы ее взяли в руку. Да и тройка была очень похожа на пятерку, не хватало лишь маленькой поперечной палочки вверху.
Дверь распахнулась, и вошел дежурный по классу Витя Кораблев.
Алеша отлетел от стола, схватил тряпку и принялся протирать глянцево-черную доску, хотя она и без этого была чистая. Но было уже поздно: Витя все понял.
– Та-ак! – протянул он. – Ловкость рук. Быстрота и натиск!
Алеша растерянно забормотал о том, что он и сам не знает, как это случилось:
– Очень уж тройка на пятерку была похожа. Если бы чистая двойка, разве я посмел…
– А чего ты распинаешься передо мной? – усмехнулся Витя. – Словчил так словчил! Мне от этого ни жарко, ни холодно… Я ничего не видел и ничего не знаю…
– Правда, Витька? – обрадовался Алеша и с чувством пожал Кораблеву руку. – Это по-нашенски, по дружбе. Я теперь для тебя что хочешь сделаю!
– А мне ничего от тебя не нужно, – усмехнулся Витя. – Хотя вот что… Зачем ты со школьной бригадой связался? Чего к Ручьеву лепишься?
– Да мы слово дали учиться в этом году на «хорошо» и «отлично»!
Витя от души рассмеялся и постучал Алеше по лбу:
– Чердак же надо иметь исправный! Чтобы сквозняки не гуляли, дождь не проливал… А вы тоже… «слушали, постановили»… Что же они тебе не помогают, друзья-приятели?
– Кто их знает…
– А ты плюнь на них! Держись за меня.
И Кораблев радушно предложил Алеше свою тетрадь по математике. Тот с радостью ухватился: завтра Федор Семенович может вызвать его к доске, а он еще не решил ни одной задачи.
Откровенно говоря, Витя не очень ценил болтливого, суматошливого Прахова, но что было делать…
Разговор на родительском собрании не прошел для него бесследно. В Витином табеле написали, что он должен обратить внимание на свое поведение вне школы.
Витя с досадой показал табель отцу.
– Ни за что ни про что документ испортили. – поморщился Никита Кузьмич. – А все через родную мать с сестрой!.. Зря это школа в домашние дела встревает! – И, заметив расстроенное лицо сына, он посоветовал: – А ты не огорчайся, учись себе.
Витя крепко налег на занятия. После уроков он не задерживался в школе, а сразу же шел домой и садился за учебники. Он еще покажет, как надо учиться!..
И все же ему было скучно. Варя по-прежнему сторонилась его, а высоковские мальчишки все больше тянулись к Ручьеву. И Витя волей-неволей поддерживал приятельские отношения с Праховым. Они сидели за одной партой, вместе возвращались из школы, ходили по вечерам в колхозный клуб, и Витя охотно позволял Алеше заглядывать в свои тетради, давал списывать сочинения…
Прошло несколько дней. Витя, как и обещал, хранил молчание. Клавдия Львовна, как видно, ничего подозрительного в журнале не заметила, и Прахов совсем успокоился.
Но история с превращением тройки в пятерку на этом не закончилась. В субботу после занятий в класс неожиданно вошли Клавдия Львовна и Галина Никитична.
Учительница литературы была уже не молода, но вре мя не умерило ни блеска ее темных глаз, ни живости и легкости движений. Она умела и любила хорошо одеться, всегда выглядела так, словно собралась на праздник, и школьники, встречая ее, невольно подтягивались и прихорашивались.
Вот и сейчас, поднявшись из-за парт, мальчики поправили рубашки, а девочки критически осмотрели друг друга.
– Садитесь! – кивнула классу Галина Никитична. – Мы с Клавдией Львовной вынуждены вас задержать. Произошло неприятное событие…
И учительница рассказала, как, раскрыв сегодня классный журнал, чтобы проставить оценки в табеле, она обнаружила против фамилии Прахова переправленную отметку.
– Клавдия Львовна уверяет, что она поставила Алеше тройку с минусом. Но тройка почему-то превратилась в пятерку.
– Может быть, это моя вина, что я оставила классный журнал на столе? – строго взглянув на ребят, спросила Клавдия Львовна. – Скажите об этом прямо. Я тогда буду с восьмым классом настороже.
Все головы повернулись к Алеше.
– Объясни, Прахов! – потребовал Митя.
Алеша кинул быстрый взгляд на Кораблева. Тот со скучающим видом смотрел в окно.
«Этот не выдаст, а больше некому…» – подумал Алеша и принялся уверять всех, что он ничего про отметку не знает. Наверное, кто-нибудь назло проделал с ним такую шутку.
– Кто бы ни сделал, но это недостойно наших школьников, тем более завтрашних комсомольцев, – печально сказала Клавдия Львовна. – Я ведь так привыкла верить вам…
Восьмиклассники растерялись. Переправить отметку-это редкий, почти небывалый случай в истории школы.
Костя кинул на Алешу грозный взгляд:
– Смотри, Прахов, если что было – лучше сейчас признавайся!
– Да что вы! – взмолился Алеша, ударив себя кулаком в грудь. – Разве ж я… Знать ничего не знаю!
Катя пристально поглядела на него и покачала головой: уж кто-кто, а она-то знала своего братца! Если он стучит в грудь кулаком – значит, дело нечисто.
– Алеша, не клянись! – вполголоса сказала сестра. – Скажи по-честному.
– Все равно мы дознаемся, – буркнул Паша, а Вася Новоселов показал Прахову из-под парты кулак.
Глаза Алеши забегали по сторонам: хотя бы один сочувствующий кивок или взгляд!
– Ладно, скажу… – шмыгнул он носом. – Ну, переправил. Сам не знаю, как это получилось…
– Алеха ты, Алеха! – вздохнула Катя. – Когда же у тебя ума прибавится?
Поступок Алеши обсуждали горячо и долго. Было произнесено немало горьких слов, и большинство восьмиклассников сошлись на том, что Прахову еще рано вступать в комсомол.
После собрания Костя задержал в классе членов школьной бригады и предложил раз и навсегда решить вопрос об Алеше:
– Мы над ним бились немало, а он ни с места… Весь класс опозорил… и нашу бригаду!
– Что ты предлагаешь? – спросил Митя.
– Исключить из школьной бригады… Не будет от него проку!
– Сильно сказано! – поежился Паша. – Ты гни дубок, да не ломай.
– Погоди, Костя, не пори горячку! – вмешался Митя. – Ребят в бригаду кто подбил? Ты сам. Значит, тяни их, поднимай. А ты сразу – долой, навылет. Это дело нехитрое.