Страница:
Дмитрий был так поглощен этими невеселыми мыслями, что не слышал ни звука открываемой двери, ни тихих шагов. Когда его плеча легонько коснулась женская рука, он даже вздрогнул от неожиданности. Повернувшись и увидев Вику, он смущенно улыбнулся:
– Извини, я задумался.
– Ты тоже извини, тихо подошла. Я на твоих коврах чувствую себя кошкой. Пьешь? – Вика кивнула на стакан.
– Если это можно назвать «пьешь», то пью.
– Ты что, без спиртного обойтись не можешь? – она удивленно посмотрела на Дмитрия.
– Могу. Просто за последние несколько дней я настолько сильно вымотался, что сейчас не могу уснуть. Не таблетки же мне глотать.
– Ну, тоже не выход, – резонно заметила Вика.
– У тебя есть другое предложение? Кстати, что случилось? Почему ты не спишь? – он взял сигарету, но так и не закурил.
– А ты думаешь, что не спится одному тебе? Мне тоже. И предложение у меня есть.
– Да? – он натянуто улыбнулся. – Так какое предложение и в чем причина твоей бессонницы? Ты ведь в ванне засыпала.
– А теперь не могу, – Вика без улыбки посмотрела ему в глаза. – Дима, ты не считаешь, что мы с тобой сейчас находимся в очень глупом положении? И я, и ты.
– И в чем же глупость нашего положения? – он тоже перестал улыбаться.
– Для начала в том, что мне непонятно, зачем так издеваться над собой. Это я о тебе. Только не говори, что тебе ничего не хочется, и я тебе совсем не нравлюсь. Если ты думаешь, что я невинная девочка, то напрасно. Невинности меня лишили уже довольно давно.
– Я не думаю, что ты невинная девочка. Что дальше?
– А то, что касается меня, то я себя чувствую полной дурой. Ты что, из той категории мужиков, которым себя нужно предложить, или верность бывшей жене хранишь?
– Ничего я не храню. Просто… – он отвел взгляд и осекся.
– Что «просто»? – Вика нахмурилась.
– Ничего… Ты мне действительно нравишься, только что это меняет? – Дмитрий сделал глоток джина. – Если ты считаешь, что ещё не отработала свой гонорар, то можешь не волноваться, всё в порядке.
– Что? – даже при слабом свете было заметно, как Вика побледнела. – Ты что, решил, будто я отрабатываю твои бабки?! Да ты свихнулся! Псих! Придурок!
– Спасибо, что и требовалось доказать, – Дмитрий криво улыбнулся. – Мне, видишь ли, некоторые другого ничего не говорят. Утро ты тоже начала с комплиментов.
– Господи! Да зачем я к тебе сейчас пришла?! – её голос задрожал. – Боже! Какая я была дура, что согласилась сначала у тебя здесь порядки наводить, а потом связалась с ужином! Я-то думала, когда ты с цветами явился и начал уговаривать меня остаться, что… а ты… Ты же мне понравился… Потом ещё и утешать меня взялся! Я и повелась – вот кому со мной хоть чуть-чуть хорошо! Хоть один вечер и ночь проведу по-человечески! Зачем ты всё это делаешь? Это же…
Вика больше не могла говорить. Голос её начал срываться. Она повернулась и уже хотела уйти, но Дмитрий удержал её. Вика попыталась вырваться, но ничего не вышло.
– Пусти! – она пыталась оттолкнуть его от себя. – Пусти… видеть тебя не хочу…
– Постой, Вика, постой… – он властно повернул Вику к себе. – Ты же ничего не знаешь…
– И знать не хочу!… Пусти… – она расплакалась.
– Вика! – Дмитрий попытался заглянуть ей в глаза, но она отворачивалась. – Ты же жалеть будешь!
– Я уже жалею! Отпусти меня… мазохист чокнутый… извращенец…
– Перестань плакать, – он прижал Вику к себе. – Прошу тебя, перестань.
Она плакала, прижавшись к его груди и успокаиваться никак не хотела, только теперь не вырывалась. Дмитрий сдерживал себя из последних сил. Чем дальше, тем хуже ему это удавалось. «А вдруг она ничего не скажет? Даже, если скажет, она сама этого хотела… И потом, утром мы расстанемся навсегда… Я ничего не теряю», – кажется, это были его последние ясные мысли.
Дмитрий осторожно отстранил Вику от себя, склонился и поцеловал в чуть припухшие от слез приоткрытые губы. Она не ответила и только удивленно смотрела на него, пытаясь вытереть с лица слезы.
– Ты больше меня не хочешь? – тихо спросил он, заранее готовый к отрицательному ответу.
– Хочу…
– Тогда успокаивайся, – он ласково улыбнулся и дотронулся кончиками пальцев до её губ. – А то будем плакать вместе.
– Почему ты такой странный? – Вика прижалась к нему. У неё была горячая щека и очень нежная бархатистая кожа.
– Какой?
– Такой здоровенный, добрый и беззащитный… Поцелуй меня ещё… мне так хорошо с тобой…
– Тихо… – Дмитрий выключил лампу. – Только ничего не говори…
Глава 35
Глава 36
– Извини, я задумался.
– Ты тоже извини, тихо подошла. Я на твоих коврах чувствую себя кошкой. Пьешь? – Вика кивнула на стакан.
– Если это можно назвать «пьешь», то пью.
– Ты что, без спиртного обойтись не можешь? – она удивленно посмотрела на Дмитрия.
– Могу. Просто за последние несколько дней я настолько сильно вымотался, что сейчас не могу уснуть. Не таблетки же мне глотать.
– Ну, тоже не выход, – резонно заметила Вика.
– У тебя есть другое предложение? Кстати, что случилось? Почему ты не спишь? – он взял сигарету, но так и не закурил.
– А ты думаешь, что не спится одному тебе? Мне тоже. И предложение у меня есть.
– Да? – он натянуто улыбнулся. – Так какое предложение и в чем причина твоей бессонницы? Ты ведь в ванне засыпала.
– А теперь не могу, – Вика без улыбки посмотрела ему в глаза. – Дима, ты не считаешь, что мы с тобой сейчас находимся в очень глупом положении? И я, и ты.
– И в чем же глупость нашего положения? – он тоже перестал улыбаться.
– Для начала в том, что мне непонятно, зачем так издеваться над собой. Это я о тебе. Только не говори, что тебе ничего не хочется, и я тебе совсем не нравлюсь. Если ты думаешь, что я невинная девочка, то напрасно. Невинности меня лишили уже довольно давно.
– Я не думаю, что ты невинная девочка. Что дальше?
– А то, что касается меня, то я себя чувствую полной дурой. Ты что, из той категории мужиков, которым себя нужно предложить, или верность бывшей жене хранишь?
– Ничего я не храню. Просто… – он отвел взгляд и осекся.
– Что «просто»? – Вика нахмурилась.
– Ничего… Ты мне действительно нравишься, только что это меняет? – Дмитрий сделал глоток джина. – Если ты считаешь, что ещё не отработала свой гонорар, то можешь не волноваться, всё в порядке.
– Что? – даже при слабом свете было заметно, как Вика побледнела. – Ты что, решил, будто я отрабатываю твои бабки?! Да ты свихнулся! Псих! Придурок!
– Спасибо, что и требовалось доказать, – Дмитрий криво улыбнулся. – Мне, видишь ли, некоторые другого ничего не говорят. Утро ты тоже начала с комплиментов.
– Господи! Да зачем я к тебе сейчас пришла?! – её голос задрожал. – Боже! Какая я была дура, что согласилась сначала у тебя здесь порядки наводить, а потом связалась с ужином! Я-то думала, когда ты с цветами явился и начал уговаривать меня остаться, что… а ты… Ты же мне понравился… Потом ещё и утешать меня взялся! Я и повелась – вот кому со мной хоть чуть-чуть хорошо! Хоть один вечер и ночь проведу по-человечески! Зачем ты всё это делаешь? Это же…
Вика больше не могла говорить. Голос её начал срываться. Она повернулась и уже хотела уйти, но Дмитрий удержал её. Вика попыталась вырваться, но ничего не вышло.
– Пусти! – она пыталась оттолкнуть его от себя. – Пусти… видеть тебя не хочу…
– Постой, Вика, постой… – он властно повернул Вику к себе. – Ты же ничего не знаешь…
– И знать не хочу!… Пусти… – она расплакалась.
– Вика! – Дмитрий попытался заглянуть ей в глаза, но она отворачивалась. – Ты же жалеть будешь!
– Я уже жалею! Отпусти меня… мазохист чокнутый… извращенец…
– Перестань плакать, – он прижал Вику к себе. – Прошу тебя, перестань.
Она плакала, прижавшись к его груди и успокаиваться никак не хотела, только теперь не вырывалась. Дмитрий сдерживал себя из последних сил. Чем дальше, тем хуже ему это удавалось. «А вдруг она ничего не скажет? Даже, если скажет, она сама этого хотела… И потом, утром мы расстанемся навсегда… Я ничего не теряю», – кажется, это были его последние ясные мысли.
Дмитрий осторожно отстранил Вику от себя, склонился и поцеловал в чуть припухшие от слез приоткрытые губы. Она не ответила и только удивленно смотрела на него, пытаясь вытереть с лица слезы.
– Ты больше меня не хочешь? – тихо спросил он, заранее готовый к отрицательному ответу.
– Хочу…
– Тогда успокаивайся, – он ласково улыбнулся и дотронулся кончиками пальцев до её губ. – А то будем плакать вместе.
– Почему ты такой странный? – Вика прижалась к нему. У неё была горячая щека и очень нежная бархатистая кожа.
– Какой?
– Такой здоровенный, добрый и беззащитный… Поцелуй меня ещё… мне так хорошо с тобой…
– Тихо… – Дмитрий выключил лампу. – Только ничего не говори…
Глава 35
Дмитрий лежал, глядя в темноту комнаты. Лежащая рядом Вика глубоко вздохнула, придвинулась поближе и прижалась лицом к его плечу. Он обнял её, но ничего не сказал. Приятная усталость разливалась по телу.
– Мне так хорошо с тобой, – чуть слышно произнесла Вика. – Ты такой…
– Не нужно, помолчи, – попросил он.
– Почему? – она удивилась.
– Потому, что я знаю, что ты сейчас скажешь.
– Не знаешь. Во-первых, учти, что я не пытаюсь «отрабатывать гонорар», как ты сказал. А, во-вторых, я хочу включить свет.
– Зачем? – он внутренне напрягся.
– Хочу тебя увидеть. Только у меня уже не хватит сил, чтобы дотянуться до выключателя, настолько ты меня утомил. Так что включить свет тебе придутся самому.
– Может не стоит? – Дмитрий всё ещё надеялся, что сможет уговорить её.
– Стоит. Если ты сейчас не включишь свет, я включу его через полчаса, когда чуть-чуть приду в себя. Только не надейся, что в эти полчаса я успею уснуть или дам тебе это сделать. Не заставляй себя упрашивать.
– Ладно.
Дмитрий нехотя включил лампу и снова откинулся на подушку. Теперь он лежал, закрыв глаза. Взглянуть на Вику он боялся. Боялся столкнуться с её насмешливым взглядом. Была бы возможность, он, наверное, под подушку спрятался бы или уши ватой заткнул. Его не оставляло ощущение, что сейчас она упрекнет его в…
– Дима, – Вика приподнялась на локте и очень ласково поцеловала его в ещё чуть влажный лоб. – Димочка, открой глаза, посмотри на меня.
– Зачем? – ему казалось, что сердце стучит где-то в горле.
– Пожалуйста, посмотри на меня, – повторила она.
– Ну?
Он открыл глаза и снова его взгляд был напряженным, тревожным, тяжелым и, в то же время, будто просящим о помощи. Что-то странное было в этом взгляде. Вика кончиками пальцев провела по его щеке, по высокому лбу, склонилась и поцеловала его. Губы Дмитрия слабо шевельнулись в ответ. Он обнял Вику и прижал к груди. Теперь она не могла видеть его лица.
– Дима, почему ты такой? – тихо спросила Вика, вслушиваясь в глухие удары его сердца.
– Какой? Скажи лучше всё сразу… – его голос прозвучал обречено.
– Понимаешь, ты… как бы это лучше сказать? – она старательно высвободилась из-под его руки и снова взглянула в глаза. – Ты боишься?
– Почему ты так решила? – он закрыл глаза. Вика каким-то образом всё поняла.
– Просто странно как-то – ты всё время напряженный… зажатый, что ли… Такое ощущение, что ты то ли боишься что-то не так сделать, то ли всё время ждешь подвоха. Что происходит? Временами тебя вроде бы попускать начинает и ты оживаешь. Тебя нужно либо напугать, либо расстроить, либо просто свет выключить. Так же из тебя каждое слово чуть ли не клещами тянуть нужно. А уж что-нибудь такое… – она сделала паузу, подыскивая слово, – как ты говорил несколько минут назад, так вообще, наверное, в полной темноте услышать только и можно.
– Что я говорил? – он почувствовал, как краснеет.
– Не волнуйся, ничего плохого. Ты называл меня своей девочкой, зайчонком, говорил, что я лучше всех. В последнее, конечно я не очень поверила, но всё равно, приятно. Ну, и ещё кое-что от чего просто улетаешь. Кстати, и меня молчать больше не просил. Только уж чего тебе наговорила, не помню… так хорошо было… – она мечтательно вздохнула.
– Что же хорошего?
– Давно никто так не старался для меня, – Вика снова мечтательно вздохнула. – Почему-то все всегда думают о себе. Ты думал обо мне. Или, по крайней мере, пытался думать.
– Всё время думал и сейчас думаю… – Дмитрий привлек Вику к себе и поцеловал. От прикосновения к её губам голова начинала кружиться.
– Ну, это я чувствую, – она скользнула рукой по его телу.
– Не балуйся, – он попытался задержать её руку.
– Я не балуюсь. Я просто не хочу тушить свет, – Вика оседлала его и лукаво улыбнулась. – Или ты против?
– Только бы ты против не была, – он слегка приподнял её.
– Дима… Димочка… как с тобой хорошо… – опускаясь на него, прошептала Вика.
Она слегка запрокинула голову и дышала часто, как от быстрого бега. Дмитрий прижался лицом к её небольшой упругой груди. Запах её тела пьянил, от её близости дыхание срывалось, сознание заволакивал туман. Одним движением он опрокинул Вику на спину и накрыл собой. Она коротко вскрикнула, её ноготки царапнули плечо Дмитрия. Он даже не почувствовал боли. Он вообще не чувствовал ничего, кроме её нежного тела. Ещё он хотел слышать её голос. Вернее, не просто её голос…
– Дима… мне так… хорошо… – задыхаясь, прошептала Вика.
– Скажи, что любишь меня! – Дмитрий говорил с трудом, воздуха не хватало.
– Да…
– Скажи, что любишь меня!!!… – он почти выкрикнул последние слова.
– Люблю… Я тебя… люблю!!!…
Вика уже была не властна над собой. Она царапала его плечи, вскрикивала, извивалась под ним, как змея, а он не мог оторваться от её тела, не мог остановиться хоть на секунду.
– Как хорошо… Дима… – прошептала Вика. – Мне никогда так хорошо не было…
– Прошу тебя, ещё чуть-чуть…
– Дима… – её шепот стал совсем слабым, но тут же она сорвалась на крик. – Кончай же или я умру!…
Его последнее движение заставило Вику снова вскрикнуть. Он зажмурился и закусил губу до крови. Воздуха не хватало, сердце рвалось из груди…
– Дима… ты сумасшедший, – ласково прошептала Вика, нежась в его объятьях.
– Я знаю, – он улыбнулся и поцеловал Вику в лоб. – Зайчонок. Маленький мой зайчонок.
– А ты мой Хан, – Вика прижала к губам его ладонь. – Я буду твоей любимой наложницей. Мой господин.
– Моя…
– Молчи, – она прижала палец к его губам. – Ты – мой господин. Хан.
– Мне так хорошо с тобой, – чуть слышно произнесла Вика. – Ты такой…
– Не нужно, помолчи, – попросил он.
– Почему? – она удивилась.
– Потому, что я знаю, что ты сейчас скажешь.
– Не знаешь. Во-первых, учти, что я не пытаюсь «отрабатывать гонорар», как ты сказал. А, во-вторых, я хочу включить свет.
– Зачем? – он внутренне напрягся.
– Хочу тебя увидеть. Только у меня уже не хватит сил, чтобы дотянуться до выключателя, настолько ты меня утомил. Так что включить свет тебе придутся самому.
– Может не стоит? – Дмитрий всё ещё надеялся, что сможет уговорить её.
– Стоит. Если ты сейчас не включишь свет, я включу его через полчаса, когда чуть-чуть приду в себя. Только не надейся, что в эти полчаса я успею уснуть или дам тебе это сделать. Не заставляй себя упрашивать.
– Ладно.
Дмитрий нехотя включил лампу и снова откинулся на подушку. Теперь он лежал, закрыв глаза. Взглянуть на Вику он боялся. Боялся столкнуться с её насмешливым взглядом. Была бы возможность, он, наверное, под подушку спрятался бы или уши ватой заткнул. Его не оставляло ощущение, что сейчас она упрекнет его в…
– Дима, – Вика приподнялась на локте и очень ласково поцеловала его в ещё чуть влажный лоб. – Димочка, открой глаза, посмотри на меня.
– Зачем? – ему казалось, что сердце стучит где-то в горле.
– Пожалуйста, посмотри на меня, – повторила она.
– Ну?
Он открыл глаза и снова его взгляд был напряженным, тревожным, тяжелым и, в то же время, будто просящим о помощи. Что-то странное было в этом взгляде. Вика кончиками пальцев провела по его щеке, по высокому лбу, склонилась и поцеловала его. Губы Дмитрия слабо шевельнулись в ответ. Он обнял Вику и прижал к груди. Теперь она не могла видеть его лица.
– Дима, почему ты такой? – тихо спросила Вика, вслушиваясь в глухие удары его сердца.
– Какой? Скажи лучше всё сразу… – его голос прозвучал обречено.
– Понимаешь, ты… как бы это лучше сказать? – она старательно высвободилась из-под его руки и снова взглянула в глаза. – Ты боишься?
– Почему ты так решила? – он закрыл глаза. Вика каким-то образом всё поняла.
– Просто странно как-то – ты всё время напряженный… зажатый, что ли… Такое ощущение, что ты то ли боишься что-то не так сделать, то ли всё время ждешь подвоха. Что происходит? Временами тебя вроде бы попускать начинает и ты оживаешь. Тебя нужно либо напугать, либо расстроить, либо просто свет выключить. Так же из тебя каждое слово чуть ли не клещами тянуть нужно. А уж что-нибудь такое… – она сделала паузу, подыскивая слово, – как ты говорил несколько минут назад, так вообще, наверное, в полной темноте услышать только и можно.
– Что я говорил? – он почувствовал, как краснеет.
– Не волнуйся, ничего плохого. Ты называл меня своей девочкой, зайчонком, говорил, что я лучше всех. В последнее, конечно я не очень поверила, но всё равно, приятно. Ну, и ещё кое-что от чего просто улетаешь. Кстати, и меня молчать больше не просил. Только уж чего тебе наговорила, не помню… так хорошо было… – она мечтательно вздохнула.
– Что же хорошего?
– Давно никто так не старался для меня, – Вика снова мечтательно вздохнула. – Почему-то все всегда думают о себе. Ты думал обо мне. Или, по крайней мере, пытался думать.
– Всё время думал и сейчас думаю… – Дмитрий привлек Вику к себе и поцеловал. От прикосновения к её губам голова начинала кружиться.
– Ну, это я чувствую, – она скользнула рукой по его телу.
– Не балуйся, – он попытался задержать её руку.
– Я не балуюсь. Я просто не хочу тушить свет, – Вика оседлала его и лукаво улыбнулась. – Или ты против?
– Только бы ты против не была, – он слегка приподнял её.
– Дима… Димочка… как с тобой хорошо… – опускаясь на него, прошептала Вика.
Она слегка запрокинула голову и дышала часто, как от быстрого бега. Дмитрий прижался лицом к её небольшой упругой груди. Запах её тела пьянил, от её близости дыхание срывалось, сознание заволакивал туман. Одним движением он опрокинул Вику на спину и накрыл собой. Она коротко вскрикнула, её ноготки царапнули плечо Дмитрия. Он даже не почувствовал боли. Он вообще не чувствовал ничего, кроме её нежного тела. Ещё он хотел слышать её голос. Вернее, не просто её голос…
– Дима… мне так… хорошо… – задыхаясь, прошептала Вика.
– Скажи, что любишь меня! – Дмитрий говорил с трудом, воздуха не хватало.
– Да…
– Скажи, что любишь меня!!!… – он почти выкрикнул последние слова.
– Люблю… Я тебя… люблю!!!…
Вика уже была не властна над собой. Она царапала его плечи, вскрикивала, извивалась под ним, как змея, а он не мог оторваться от её тела, не мог остановиться хоть на секунду.
– Как хорошо… Дима… – прошептала Вика. – Мне никогда так хорошо не было…
– Прошу тебя, ещё чуть-чуть…
– Дима… – её шепот стал совсем слабым, но тут же она сорвалась на крик. – Кончай же или я умру!…
Его последнее движение заставило Вику снова вскрикнуть. Он зажмурился и закусил губу до крови. Воздуха не хватало, сердце рвалось из груди…
– Дима… ты сумасшедший, – ласково прошептала Вика, нежась в его объятьях.
– Я знаю, – он улыбнулся и поцеловал Вику в лоб. – Зайчонок. Маленький мой зайчонок.
– А ты мой Хан, – Вика прижала к губам его ладонь. – Я буду твоей любимой наложницей. Мой господин.
– Моя…
– Молчи, – она прижала палец к его губам. – Ты – мой господин. Хан.
Глава 36
Дмитрий сидел рядом с постелью матери. Её маленькие худые руки лежали поверх одеяла, глаза были закрыты, а лицо было настолько бледным, что кожа казалась прозрачной. Сейчас её не мучила отдышка и, как показалось Дмитрию, она задремала. Хотя выглядела она сейчас лучше, чем несколько часов назад, он не мог смотреть на неё без жалости.
Невольно он вспомнил, как всё началось. На самом деле, это была его мачеха. Матери своей Дмитрий не помнил – ему не было года, когда она умерла. Из раннего детства в памяти остались отец, бабушка и дедушка. У всех были мамы, у него – нет. Когда он начинал спрашивать, где мама, взрослые отводили глаза и говорили, что мама уехала. Так продолжалось до тех пор, пока ему не исполнилось шесть лет. В дом, в котором он жил с отцом, переехала новая семья. Весь день дворовая компания мальчишек с любопытством наблюдала, как выгружают из машины вещи, а затем вносят их в дом. Особенно было интересно, когда стали вносить пианино. Оно издавало диссонансные звуки и никак не хотело протискиваться в дверь подъезда, а грузчики никак не хотели открыть вторую половинку подъездной двери.
– Ну, пианине полный … – констатировал Лешка из второго подъезда, которому уже исполнилось восемь, выругавшись по-взрослому.
– Чего пианине? – переспросил Вовчик.
– Ну, сломается совсем, – авторитетно пояснил Лешка и повторил ругательство.
– А! – Вовчик понимающе кивнул. – Это точно! Интересно, кто ж на нем брынчать будет?
– Если пацан, то пусть лучше с девчонками в песочнице пирожки лепит и в куклы цацкается, – поставил ультиматум Миша и засунул руки в карманы шортов, по всей видимости, давая этим понять, что размазне-пиантсту и руки не подаст.
– Может у него мама учительница музыки? – предположил Дима.
– Точно, Димка прав, – согласился Лешка. – Димка, а твоя мама кто?
– Не знаю. Не спрашивал. Папа говорит, что она уехала. Но пианино у нас нет.
– Я так думаю, что она, наверное, ученая, раз её так долго нет, – глубокомысленно заявил Лешка и почесал конопатый нос. – Ученые всегда в экспедицию надолго уезжают. Слушай, а почему она с твоим папой не уехала? Наши всегда вместе уезжают.
– Дурак ты Лешка! – присоединяясь к ним, сердито сказала Лешкина сестра-двойняшка Леся. – А Димку с кем бы оставили? У него же бабушка с дедушкой на море живут и вообще они уже старые.
– А, ну да… – Лешка снова почесал нос. – Это точно.
Почесывание носа у Лешки выражало напряженную умственную деятельность, примерно так же, как и наморщивание лба или почесывание затылка. Вскоре приехал на перерыв папа и позвал Диму обедать. За обедом он спросил:
– Па, а мама ученая, да?
– В каком смысле «ученая»? Безграмотных людей сейчас, наверное, и нет, – отец удивленно посмотрел на Диму.
– Ну, ты не понял! Вот смотри, ты – главный инженер на заводе, – несколько нетерпеливо начал объяснять он отцу. – Дед был моряком, бабушка – медсестрой. А мама?
– Понятно, – отец улыбнулся. – Тебя интересует её специальность?
– Ну да!
– Тогда я тебя сразу поправлю. Главный инженер – должность. Специальность просто инженер. И правильно было бы сказать не ученая, а научный работник. Мама не научный работник. Она была врачом.
Как всегда, когда отец говорил о маме, он отвел глаза и лицо его стало грустным. Тогда Дима не обратил внимания на слово «была». Вечером, выйдя во двор, он сообщил об этом Лешке и всей компании.
– Какая же ученая экспедиция обойдется без врача? – с видом знатока сказал Лешка. – Я почему-то всегда думал, что твоя мама уехала в экспедицию.
– Димка, а она вам письма пишет? – спросил Миша.
– Нет, – Дима растерялся. – Я не видел.
– Дурак ты Мишка, – Лешка почесал нос. – Какая почта и письма, если экспедиция на полюс или в джунгли?
– Лешка, если ты будешь говорить плохие слова, я всё маме расскажу, – пригрозила Леся.
– А что я сказал? – Лешка обиделся. – Вечно ты докладываешь родителям!
– Ты про почту правильно сказал. Только вот зачем Мишу дураком обозвал?
– Вечно ты нос суешь, – проворчал Лешка. – И меня тоже дураком обзываешь.
– Мне можно. Я на полчаса старше.
Дима, слушая его перепалку с сестрой подумал, о том, что Лешке повезло днем – Леся не слышала его высказываний по поводу пианино. В это время из подъезда, в который протискивали многострадальное пианино, вышла девочка примерно такого же возраста, как Дима. На ней были белые гольфы, платье в замысловатый рисунок, блестящие босоножки, а довольно жиденькая косичка заканчивалась бантом в горошек. Остренький носик был в таких же, как и у Лешки с Лесей веснушках. Она подошла к дворовой компании, чинно сидевшей на скамейке и окинула всех оценивающим взглядом.
– Привет! – поздоровался Лешка.
– Здравствуйте, – ответила девочка. У неё был тоненький писклявый голосок. – Меня зовут Марьяна.
– Как? – не понял Миша. – Марина?
– Марьяна, – поправила девочка. – Имя такое. Если ты глухой, иди к бабушкам на лавочку под подъезд.
– Никуда я не пойду, – обиженно проворчал Миша. – Можно подумать все кругом Марьяны.
– У меня редкое иностранное имя.
– Так ты что, иностранка? – поинтересовалась Алена, с интересом рассматривая незнакомку.
– Нет. Просто мама назвала меня иностранным именем.
– Ты к нам надолго? – как взрослый спросил Лешка.
– Мы сюда насовсем переехали. Я теперь тут буду жить с мамой и бабушкой.
– А вы откуда переехали?
– Из другого района. Мы раньше жили на третьем этаже, а теперь будем жить на втором. Бабушка говорит, что это даже лучше.
– Ну, ладно, тогда садись, – предложил Лешка, отодвигаясь и освобождая место на скамейке между собой и Димой. – Давай знакомиться.
– А лавочка чистая? – Марьяна подозрительно оглянула освобожденное для неё место. – У меня платье из импортного материала. Между прочим, из очень дорогого. Как у мамы.
– Чистая. Мы здесь каждый день сидим.
Слова Марьяны о материале не произвели на него никакого впечатления. Впрочем, как и на Диму, и на всю мужскую часть компании. Они тогда были слишком далеки от материалов и цен на них. Зато девчоночья половина заметно оживилась и заволновалась.
– Тебе сколько лет? – спросил Лешка.
– Семь. Я в этом году пойду в школу. Тебя как зовут?
– Леша. А это моя сестра – Леся. Мы уже первый класс закончили.
– А тебя как? – она повернулась к Диме.
– Дима, – нехотя ответил он.
– У нас Димка умный. Ему семь лет только тридцатого ноября будет, а он тоже в школу пойдет, – подала голос Леся. – Он уже давно читать умеет, и даже задачи решает. А ещё у него мама врач в экспедиции.
– В какой эпидиции? – неуверенно спросила Марьяна.
– Не в эпидиции, а в экспедиции, – у Миши появился шанс отыграться. – Это где ученые всякие. На полюс или там в джунгли какие-нибудь. Приедет не скоро.
– До семи лет в школу не берут, – возразила Марьяна.
– Его возьмут, вот посмотришь, – уверенно ответил. – Он даже английский язык знает.
Через полчаса проведенного в подобной болтовне, все перезнакомились с Марьяной. Как ни странно, для каждого у неё нашлось какое-нибудь замечание. Это было непривычно. В их компании никто не старался досадить друг другу, разве что Леся всё время заботилась об уровне культуры речи брата. Через полчаса из подъезда вышла дама в блестящем шелковом халате в огромных красных цветах, в бигудях и каких-то странных шлепанцах. Она позвала Марьяну домой. В это время приехал отец Димы. Он вышел из машины и позвал сына. Дима попрощался со всеми и пошел домой. Мама Марьяны очень внимательно наблюдала за ними. Из машины выглянул отец Лешки и Леси и крикнул:
– Леха, беги матери скажи, что я через двадцать минут дома буду!
За ужином отец спросил:
– Что нового?
– Ничего.
– Совсем-совсем ничего? – отец улыбнулся.
– Ну, девчонка новая в третий подъезд переехала. Марьяна зовут. Тоже осенью пойдет в школу.
– Ну, вот, а говоришь ничего нового. В вашей компании прибавилось.
– А ну её! – Дима поморщился.
– Ты чего так? – отец удивился.
– Противная она, – тогда он не мог понять, почему ему так не нравится эта девочка. Скорей это было что-то инстинктивное, но он попытался объяснить. – Злая. Мишку обидела. И воображала…
– Сынок, ты просто не в духе.
– А ещё она сказала, что меня в школу не возьмут.
– Пусть говорит, что хочет. Ты можешь не беспокоиться, в школу тебя возьмут. Это я тебе гарантирую.
Через несколько дней, благодаря Марьяне, в дружной компании начался раскол. Для начала, на следующий день своего появления, она выяснила, у кого кем работают родители, и объявила:
– Мама и бабушка не разрешают мне играть с простыми детьми. Моя мама – продавец на отделе пластинок. Она очень образованная и все знакомые у неё очень образованные и одеваются только в заграничные вещи. Бабушка говорит, что если я буду общаться с детьми всяких там простых родителей, я могу испортиться. И домой никого приводить не велела, чтобы ничего не пропало.
– Можно подумать, к тебе кто-то в гости идет, – Лешка обиженно посмотрел на Марьяну. – Да, может быть, у моих родителей знакомые ещё лучше знакомых твоей мамы.
– А с тобой и твоей сестрой я дружить не собираюсь. У вас мама телефонистка и папа водитель.
– Зато наш папа Диминого папу возит! – Леся даже покраснела от обиды.
– С Димой можно дружить, а с вами – нет.
– Зато я с тобой дружить не собираюсь, – отрубил Дима и обратился к друзьям. – Леся, Леха, пошли отсюда! Мишка, ты с нами?
Миша поколебался секунду и пошел следом за Димой, Лешкой и Лесей. Теперь они сидели на разных скамейках или играли в разных частях двора. Правда, через пару дней к Диме и его компании присоединились ещё несколько человек.
Примерно через месяц после этого, Марьяна в сопровождении своей заметно поредевшей свиты, подошла к Диме и его компании. Димина компания как раз решала, что лучше – идти за мороженным всем или послать кого-то одного.
– Дима, а ты враль! – заявила Марьяна, едко улыбаясь.
– Почему это я враль? – Дима даже растерялся.
– Сама ты врунья! – огрызнулся Лешка.
– Никуда твоя мамочка не уехала, ни в какую эспидицию! Она просто умерла.
– Сама ты всё врешь! – Дима даже побледнел от неожиданности. Её слова были как гром среди ясного неба. – Моя мама врач и она уехала! Приедет не скоро!
– Не вру! Моя бабушка всё знает! А ещё бабушка говорит, что, может быть, и не умерла твоя мамочка, а бросила твоего папочку и тебя, как нас наш папочка-скотина! А твой папочка тебе сказки рассказывает, что она уехала, чтобы ты думал, что она хорошая!
– Ты врешь! Врешь!!!
– Не вру!
– Врешь! – Дима накинулся на Марьяну с кулаками. – Моя мама самая лучшая!
Марьяна визжала, как подрезанный поросенок и пребольно царапалась, а Дима колотил её от всей души. Разняла их Лешкина мать, вышедшая снять с веревки белье. У Димы была оцарапана щека, у Марьяны под глазом начал намечаться замечательный «фонарь».
– Димка, ты что?! – Лешкина мать смотрела на него с испугом. – Перегрелся? Что ты творишь?! Я вот всё Максиму Исмаиловичу расскажу!
– Мама, это она сказала, что Диму и его папу мама бросила, – подала голос Леся. – Она всё врет.
– А ты не болтай, чего не знаешь! – строго обратилась мать Лешки к ревущей Марьяне. – Иди лучше домой. И вообще, шли б вы все по домам.
Дима пришел домой, уселся с ногами на диван, уткнулся подбородком в коленки и расплакался. Плакать при посторонних он уже тогда не мог. Он просидел так долго, очень долго, пока не вернулся с работы отец.
Отец, увидев его зареванным, с уже запекшейся на щеке царапиной, встревожился.
– Что случилось, Дима? Ты с кем-то подрался?
– Она… она… – Дима не мог успокоиться. – Она сказала… что…
– Кто «она»? – отец присел перед ним. – Успокойся.
– Она… сказала… что… мама… – и он снова разревелся.
– С Марьяной подрался? – Дима понял, что отец, скорей всего, уже всё знает.
– Угу… – он постарался в очередной раз перестать плакать. – Она… сказала… что мама… у… умерла… или просто… нас бросила… что она… п… плохая…
– Давай умоемся холодной водичкой, ты успокоишься и я поговорю с тобой, как со взрослым. Хочешь? – отец взял его за плечи.
Дима кивнул. Отец отвел его в ванную, умыл, протянул ему полотенце. Дима вытерся и посмотрел на отца. Почему-то ему казалось, что отец будет ругать его. Но отец явно не собирался этого делать. Он вообще редко ругал Диму. У него было печальное лицо и почти серые губы. Таким Дима его видел всего один раз, когда они ездили к бабушке и дедушке в Крым. Тогда отец куда-то уходил, а когда вернулся, был таким же расстроенным. Он ушел в другую комнату, долго оттуда не выходил, а когда вышел, у него были странно покрасневшие глаза, будто он плакал.
В комнате отец сел на диван, усадил Диму на колени и очень серьезно сказал:
– Дима, сегодня я должен попросить у тебя прощения за себя, да и за всех нас, взрослых. Мы очень долго говорили тебе неправду. Говорили, потому, что думали, так будет лучше, все скажем, когда ты немного подрастешь. Мама действительно не уехала. Она умерла, когда тебе было десять месяцев. Конечно же, ты её не запомнил и видел только на фотографиях.
– Почему мама умерла? – Дима посмотрел в печальные глаза отца.
– Она заболела, сынок.
– Разве её не могли вылечить?
– Не все болезни можно вылечить.
– А она любила меня?
– Конечно. Она очень любила тебя. Больше всех на свете. И, если бы она осталась жива, то ни за что и никогда не бросила бы тебя.
– Мама хорошая была?
– Самая хорошая, – отец тяжело вздохнул. – Лучше всех.
– Тебе тоже плохо без мамы?
– Да, сынок, очень плохо.
Потом они долго сидели молча. В комнате потихоньку начали сгущаться сумерки, но отец ещё долго не включал свет. Наконец, он поднялся и сказал:
– Пойдем ужинать. Уже давно пора.
За ужином Дима вяло ковырял вилкой в тарелке. Есть не хотелось, но и огорчать отца было жаль. Отец не торопил его. Когда Дима справился с ужином, отец встал из-за стола, чтобы налить чай. В дверь позвонили. Отец пошел открывать. В прихожей раздались взвинченные голоса Марьяниной мамы и бабушки. Они что-то бурно доказывали отцу, обзывали Диму малолетним бандитом. Отец некоторое время слушал их крик, а потом, резко и холодно бросил:
– Я никому не позволю оскорблять память моей жены и обижать моего сына. Убирайтесь вон!
– Ах, ты ж татарин чертов! – завизжала бабушка. – Да я не посмотрю, что ты начальник, я на тебя управу найду!
– Вон отсюда! – повторил отец и хлопнул дверью.
Через несколько минут в дверь снова позвонили. Отец нахмурился.
– Кажется, это начинает переходить всякие границы! – поднимаясь из-за стола, проговорил он и попросил Диму. – Иди в свою комнату. Я потом к тебе зайду.
Невольно он вспомнил, как всё началось. На самом деле, это была его мачеха. Матери своей Дмитрий не помнил – ему не было года, когда она умерла. Из раннего детства в памяти остались отец, бабушка и дедушка. У всех были мамы, у него – нет. Когда он начинал спрашивать, где мама, взрослые отводили глаза и говорили, что мама уехала. Так продолжалось до тех пор, пока ему не исполнилось шесть лет. В дом, в котором он жил с отцом, переехала новая семья. Весь день дворовая компания мальчишек с любопытством наблюдала, как выгружают из машины вещи, а затем вносят их в дом. Особенно было интересно, когда стали вносить пианино. Оно издавало диссонансные звуки и никак не хотело протискиваться в дверь подъезда, а грузчики никак не хотели открыть вторую половинку подъездной двери.
– Ну, пианине полный … – констатировал Лешка из второго подъезда, которому уже исполнилось восемь, выругавшись по-взрослому.
– Чего пианине? – переспросил Вовчик.
– Ну, сломается совсем, – авторитетно пояснил Лешка и повторил ругательство.
– А! – Вовчик понимающе кивнул. – Это точно! Интересно, кто ж на нем брынчать будет?
– Если пацан, то пусть лучше с девчонками в песочнице пирожки лепит и в куклы цацкается, – поставил ультиматум Миша и засунул руки в карманы шортов, по всей видимости, давая этим понять, что размазне-пиантсту и руки не подаст.
– Может у него мама учительница музыки? – предположил Дима.
– Точно, Димка прав, – согласился Лешка. – Димка, а твоя мама кто?
– Не знаю. Не спрашивал. Папа говорит, что она уехала. Но пианино у нас нет.
– Я так думаю, что она, наверное, ученая, раз её так долго нет, – глубокомысленно заявил Лешка и почесал конопатый нос. – Ученые всегда в экспедицию надолго уезжают. Слушай, а почему она с твоим папой не уехала? Наши всегда вместе уезжают.
– Дурак ты Лешка! – присоединяясь к ним, сердито сказала Лешкина сестра-двойняшка Леся. – А Димку с кем бы оставили? У него же бабушка с дедушкой на море живут и вообще они уже старые.
– А, ну да… – Лешка снова почесал нос. – Это точно.
Почесывание носа у Лешки выражало напряженную умственную деятельность, примерно так же, как и наморщивание лба или почесывание затылка. Вскоре приехал на перерыв папа и позвал Диму обедать. За обедом он спросил:
– Па, а мама ученая, да?
– В каком смысле «ученая»? Безграмотных людей сейчас, наверное, и нет, – отец удивленно посмотрел на Диму.
– Ну, ты не понял! Вот смотри, ты – главный инженер на заводе, – несколько нетерпеливо начал объяснять он отцу. – Дед был моряком, бабушка – медсестрой. А мама?
– Понятно, – отец улыбнулся. – Тебя интересует её специальность?
– Ну да!
– Тогда я тебя сразу поправлю. Главный инженер – должность. Специальность просто инженер. И правильно было бы сказать не ученая, а научный работник. Мама не научный работник. Она была врачом.
Как всегда, когда отец говорил о маме, он отвел глаза и лицо его стало грустным. Тогда Дима не обратил внимания на слово «была». Вечером, выйдя во двор, он сообщил об этом Лешке и всей компании.
– Какая же ученая экспедиция обойдется без врача? – с видом знатока сказал Лешка. – Я почему-то всегда думал, что твоя мама уехала в экспедицию.
– Димка, а она вам письма пишет? – спросил Миша.
– Нет, – Дима растерялся. – Я не видел.
– Дурак ты Мишка, – Лешка почесал нос. – Какая почта и письма, если экспедиция на полюс или в джунгли?
– Лешка, если ты будешь говорить плохие слова, я всё маме расскажу, – пригрозила Леся.
– А что я сказал? – Лешка обиделся. – Вечно ты докладываешь родителям!
– Ты про почту правильно сказал. Только вот зачем Мишу дураком обозвал?
– Вечно ты нос суешь, – проворчал Лешка. – И меня тоже дураком обзываешь.
– Мне можно. Я на полчаса старше.
Дима, слушая его перепалку с сестрой подумал, о том, что Лешке повезло днем – Леся не слышала его высказываний по поводу пианино. В это время из подъезда, в который протискивали многострадальное пианино, вышла девочка примерно такого же возраста, как Дима. На ней были белые гольфы, платье в замысловатый рисунок, блестящие босоножки, а довольно жиденькая косичка заканчивалась бантом в горошек. Остренький носик был в таких же, как и у Лешки с Лесей веснушках. Она подошла к дворовой компании, чинно сидевшей на скамейке и окинула всех оценивающим взглядом.
– Привет! – поздоровался Лешка.
– Здравствуйте, – ответила девочка. У неё был тоненький писклявый голосок. – Меня зовут Марьяна.
– Как? – не понял Миша. – Марина?
– Марьяна, – поправила девочка. – Имя такое. Если ты глухой, иди к бабушкам на лавочку под подъезд.
– Никуда я не пойду, – обиженно проворчал Миша. – Можно подумать все кругом Марьяны.
– У меня редкое иностранное имя.
– Так ты что, иностранка? – поинтересовалась Алена, с интересом рассматривая незнакомку.
– Нет. Просто мама назвала меня иностранным именем.
– Ты к нам надолго? – как взрослый спросил Лешка.
– Мы сюда насовсем переехали. Я теперь тут буду жить с мамой и бабушкой.
– А вы откуда переехали?
– Из другого района. Мы раньше жили на третьем этаже, а теперь будем жить на втором. Бабушка говорит, что это даже лучше.
– Ну, ладно, тогда садись, – предложил Лешка, отодвигаясь и освобождая место на скамейке между собой и Димой. – Давай знакомиться.
– А лавочка чистая? – Марьяна подозрительно оглянула освобожденное для неё место. – У меня платье из импортного материала. Между прочим, из очень дорогого. Как у мамы.
– Чистая. Мы здесь каждый день сидим.
Слова Марьяны о материале не произвели на него никакого впечатления. Впрочем, как и на Диму, и на всю мужскую часть компании. Они тогда были слишком далеки от материалов и цен на них. Зато девчоночья половина заметно оживилась и заволновалась.
– Тебе сколько лет? – спросил Лешка.
– Семь. Я в этом году пойду в школу. Тебя как зовут?
– Леша. А это моя сестра – Леся. Мы уже первый класс закончили.
– А тебя как? – она повернулась к Диме.
– Дима, – нехотя ответил он.
– У нас Димка умный. Ему семь лет только тридцатого ноября будет, а он тоже в школу пойдет, – подала голос Леся. – Он уже давно читать умеет, и даже задачи решает. А ещё у него мама врач в экспедиции.
– В какой эпидиции? – неуверенно спросила Марьяна.
– Не в эпидиции, а в экспедиции, – у Миши появился шанс отыграться. – Это где ученые всякие. На полюс или там в джунгли какие-нибудь. Приедет не скоро.
– До семи лет в школу не берут, – возразила Марьяна.
– Его возьмут, вот посмотришь, – уверенно ответил. – Он даже английский язык знает.
Через полчаса проведенного в подобной болтовне, все перезнакомились с Марьяной. Как ни странно, для каждого у неё нашлось какое-нибудь замечание. Это было непривычно. В их компании никто не старался досадить друг другу, разве что Леся всё время заботилась об уровне культуры речи брата. Через полчаса из подъезда вышла дама в блестящем шелковом халате в огромных красных цветах, в бигудях и каких-то странных шлепанцах. Она позвала Марьяну домой. В это время приехал отец Димы. Он вышел из машины и позвал сына. Дима попрощался со всеми и пошел домой. Мама Марьяны очень внимательно наблюдала за ними. Из машины выглянул отец Лешки и Леси и крикнул:
– Леха, беги матери скажи, что я через двадцать минут дома буду!
За ужином отец спросил:
– Что нового?
– Ничего.
– Совсем-совсем ничего? – отец улыбнулся.
– Ну, девчонка новая в третий подъезд переехала. Марьяна зовут. Тоже осенью пойдет в школу.
– Ну, вот, а говоришь ничего нового. В вашей компании прибавилось.
– А ну её! – Дима поморщился.
– Ты чего так? – отец удивился.
– Противная она, – тогда он не мог понять, почему ему так не нравится эта девочка. Скорей это было что-то инстинктивное, но он попытался объяснить. – Злая. Мишку обидела. И воображала…
– Сынок, ты просто не в духе.
– А ещё она сказала, что меня в школу не возьмут.
– Пусть говорит, что хочет. Ты можешь не беспокоиться, в школу тебя возьмут. Это я тебе гарантирую.
Через несколько дней, благодаря Марьяне, в дружной компании начался раскол. Для начала, на следующий день своего появления, она выяснила, у кого кем работают родители, и объявила:
– Мама и бабушка не разрешают мне играть с простыми детьми. Моя мама – продавец на отделе пластинок. Она очень образованная и все знакомые у неё очень образованные и одеваются только в заграничные вещи. Бабушка говорит, что если я буду общаться с детьми всяких там простых родителей, я могу испортиться. И домой никого приводить не велела, чтобы ничего не пропало.
– Можно подумать, к тебе кто-то в гости идет, – Лешка обиженно посмотрел на Марьяну. – Да, может быть, у моих родителей знакомые ещё лучше знакомых твоей мамы.
– А с тобой и твоей сестрой я дружить не собираюсь. У вас мама телефонистка и папа водитель.
– Зато наш папа Диминого папу возит! – Леся даже покраснела от обиды.
– С Димой можно дружить, а с вами – нет.
– Зато я с тобой дружить не собираюсь, – отрубил Дима и обратился к друзьям. – Леся, Леха, пошли отсюда! Мишка, ты с нами?
Миша поколебался секунду и пошел следом за Димой, Лешкой и Лесей. Теперь они сидели на разных скамейках или играли в разных частях двора. Правда, через пару дней к Диме и его компании присоединились ещё несколько человек.
Примерно через месяц после этого, Марьяна в сопровождении своей заметно поредевшей свиты, подошла к Диме и его компании. Димина компания как раз решала, что лучше – идти за мороженным всем или послать кого-то одного.
– Дима, а ты враль! – заявила Марьяна, едко улыбаясь.
– Почему это я враль? – Дима даже растерялся.
– Сама ты врунья! – огрызнулся Лешка.
– Никуда твоя мамочка не уехала, ни в какую эспидицию! Она просто умерла.
– Сама ты всё врешь! – Дима даже побледнел от неожиданности. Её слова были как гром среди ясного неба. – Моя мама врач и она уехала! Приедет не скоро!
– Не вру! Моя бабушка всё знает! А ещё бабушка говорит, что, может быть, и не умерла твоя мамочка, а бросила твоего папочку и тебя, как нас наш папочка-скотина! А твой папочка тебе сказки рассказывает, что она уехала, чтобы ты думал, что она хорошая!
– Ты врешь! Врешь!!!
– Не вру!
– Врешь! – Дима накинулся на Марьяну с кулаками. – Моя мама самая лучшая!
Марьяна визжала, как подрезанный поросенок и пребольно царапалась, а Дима колотил её от всей души. Разняла их Лешкина мать, вышедшая снять с веревки белье. У Димы была оцарапана щека, у Марьяны под глазом начал намечаться замечательный «фонарь».
– Димка, ты что?! – Лешкина мать смотрела на него с испугом. – Перегрелся? Что ты творишь?! Я вот всё Максиму Исмаиловичу расскажу!
– Мама, это она сказала, что Диму и его папу мама бросила, – подала голос Леся. – Она всё врет.
– А ты не болтай, чего не знаешь! – строго обратилась мать Лешки к ревущей Марьяне. – Иди лучше домой. И вообще, шли б вы все по домам.
Дима пришел домой, уселся с ногами на диван, уткнулся подбородком в коленки и расплакался. Плакать при посторонних он уже тогда не мог. Он просидел так долго, очень долго, пока не вернулся с работы отец.
Отец, увидев его зареванным, с уже запекшейся на щеке царапиной, встревожился.
– Что случилось, Дима? Ты с кем-то подрался?
– Она… она… – Дима не мог успокоиться. – Она сказала… что…
– Кто «она»? – отец присел перед ним. – Успокойся.
– Она… сказала… что… мама… – и он снова разревелся.
– С Марьяной подрался? – Дима понял, что отец, скорей всего, уже всё знает.
– Угу… – он постарался в очередной раз перестать плакать. – Она… сказала… что мама… у… умерла… или просто… нас бросила… что она… п… плохая…
– Давай умоемся холодной водичкой, ты успокоишься и я поговорю с тобой, как со взрослым. Хочешь? – отец взял его за плечи.
Дима кивнул. Отец отвел его в ванную, умыл, протянул ему полотенце. Дима вытерся и посмотрел на отца. Почему-то ему казалось, что отец будет ругать его. Но отец явно не собирался этого делать. Он вообще редко ругал Диму. У него было печальное лицо и почти серые губы. Таким Дима его видел всего один раз, когда они ездили к бабушке и дедушке в Крым. Тогда отец куда-то уходил, а когда вернулся, был таким же расстроенным. Он ушел в другую комнату, долго оттуда не выходил, а когда вышел, у него были странно покрасневшие глаза, будто он плакал.
В комнате отец сел на диван, усадил Диму на колени и очень серьезно сказал:
– Дима, сегодня я должен попросить у тебя прощения за себя, да и за всех нас, взрослых. Мы очень долго говорили тебе неправду. Говорили, потому, что думали, так будет лучше, все скажем, когда ты немного подрастешь. Мама действительно не уехала. Она умерла, когда тебе было десять месяцев. Конечно же, ты её не запомнил и видел только на фотографиях.
– Почему мама умерла? – Дима посмотрел в печальные глаза отца.
– Она заболела, сынок.
– Разве её не могли вылечить?
– Не все болезни можно вылечить.
– А она любила меня?
– Конечно. Она очень любила тебя. Больше всех на свете. И, если бы она осталась жива, то ни за что и никогда не бросила бы тебя.
– Мама хорошая была?
– Самая хорошая, – отец тяжело вздохнул. – Лучше всех.
– Тебе тоже плохо без мамы?
– Да, сынок, очень плохо.
Потом они долго сидели молча. В комнате потихоньку начали сгущаться сумерки, но отец ещё долго не включал свет. Наконец, он поднялся и сказал:
– Пойдем ужинать. Уже давно пора.
За ужином Дима вяло ковырял вилкой в тарелке. Есть не хотелось, но и огорчать отца было жаль. Отец не торопил его. Когда Дима справился с ужином, отец встал из-за стола, чтобы налить чай. В дверь позвонили. Отец пошел открывать. В прихожей раздались взвинченные голоса Марьяниной мамы и бабушки. Они что-то бурно доказывали отцу, обзывали Диму малолетним бандитом. Отец некоторое время слушал их крик, а потом, резко и холодно бросил:
– Я никому не позволю оскорблять память моей жены и обижать моего сына. Убирайтесь вон!
– Ах, ты ж татарин чертов! – завизжала бабушка. – Да я не посмотрю, что ты начальник, я на тебя управу найду!
– Вон отсюда! – повторил отец и хлопнул дверью.
Через несколько минут в дверь снова позвонили. Отец нахмурился.
– Кажется, это начинает переходить всякие границы! – поднимаясь из-за стола, проговорил он и попросил Диму. – Иди в свою комнату. Я потом к тебе зайду.