Сильным ударом волны сбросило за борт трех человек, которые стояли рядом с Серебровским и разговаривали с ним. В их числе была женщина. Все они только один раз показались на мгновение из волн и исчезли. Сразу же все стали смещаться подальше от борта. Но теперь волны стали все чаще «слизывать» людей с палубы.
   Те минуты, когда в зоне видимости появилась канлодка и стала приближаться к барже, вызвали необычайную радость, особенно у женщин и детей.
   Но когда канлодка весьма близко прошла мимо баржи, а затем когда офицеры начали стрелять, чтобы привлечь внимание удалявшегося корабля, у людей возникла глубокая тревога, ставшая причиной тяжелых происшествий. Кричали женщины и дети, охваченные страхом. Командир роты электриков выхватил свой пистолет из кобуры, но ему приказали выбросить его, и он подчинился. Пистолет попал в руки бахвалистого курсанта, у которого его отобрал Игорь Жуковский, который сохранил его при себе, плавая среди волн, и выбрался с ним на буксир «Орел».
   Аварийная ситуация теперь развивалась быстро. Ветер крепчал, росла волна, шторм набирал силу.
   Борьба за плавучесть баржи с использованием подручных средств не могла обеспечить необходимой плавучести. Когда это стало очевидным для всех, люди перестали заниматься бесполезной тратой сил.
   Баржа продолжала быстро заполняться водой и также быстро оседала. Шквальные порывы ветра срывали и уносили за борт бескозырки, шапки и другие предметы.
   Наступила чрезвычайно опасная обстановка. Не скрывали своего волнения женщины, особенно матери с детьми.
   Наступил такой момент, когда волны одна за другой стали обрушиваться на палубу, унося за борт в кипящие волны каждый раз большие группы людей, которые на глазах погибали.
   Всем стало очевидно, что положение на барже стало катастрофическим, что гибель угрожает каждому.
   Состояние тревоги теперь охватило всех. Каждый человек напряженно искал, что предпринять, чтобы остаться в живых, чтобы спасти женщин с детьми, чтобы спасти близких.
   Вот почему офицеры собрали женщин с детьми, а также малолетних учеников-ремесленников в рубку, считая рубку самым надежным для них местом.
   Каждый курсант и офицер, каждая женщина понимали, что плавания среди волн уже не избежать, и, чтобы по возможности облегчить себе это плавание, стали раздеваться, разуваться, освобождаться от всех личных предметов.
   Раздевшись и прихватив с собою какой-нибудь деревянный брус, отдельные офицеры и курсанты сами прыгали за борт, видимо считая, что так будет надежнее, чем быть сбитым с борта и искалеченным.
   Курсант Кутузов, известный пловец, решил вплавь добираться до берега, несмотря на то, что побережья не было видно. Он разделся до трусов и, придерживаясь за буксирный трос, полез в воду. Но через минуту его уже не стало.
   Раздавались крики о помощи, о спасении.
   Курсанты в этих условиях проявили исключительное самообладание. Находясь в опасной обстановке, они добрыми словами, а иной раз и жесткими, не совсем дозволенными словами успокаивали растерявшихся.
   Капитан-лейтенант Боков и интендант 3 ранга Купцов строго и громко требовали сохранять порядок. Их личное самообладание служило хорошим примером для остальных.
   Делить людей на строевые группы стало невозможным. Группы перемешались. В связи с этим и офицеры переходили с одного места на другое. В один из таких моментов смыло за борт политрука Щербо и группу курсантов. Он судорожно пытался сбросить с себя снаряжение и шинель. С криками «Спасать политрука!» за борт бросились несколько курсантов — Фаенсон, Василевич, Александров, но следующая волна накрыла их всех навсегда.
   Почему-то около рубки безучастно стоял курсант Ферин, и его глаза были необычно широко раскрыты.
   Плакали женщины, кричали дети.
   Продолжали раздеваться, разуваться, спрашивали, что же делать дальше. Курсант Соколов остался в тельняшке и трусах.
   Политрук Подкорытников пытался успокоить молодую женщину, которая полностью разделась и замерзла до синевы, она лишилась самообладания, в ее широко раскрытых глазах не было проблеска мысли. Политрук тормошил ее, шлепал по щекам, тряс, но на все это женщина совершенно не реагировала.
   Иван Переверзев и Гриша Распертов разместились где-то на средней части палубы. Качка и водяная пыль здесь ощущались меньше. В руках была банка консервов, не выбрасывать же вкусное добро! Поэтому с помощью имевшегося на всякий случай перочинного ножичка, Иван открыл банку. В ней оказалась треска в томате. Предложил Грише, который машинально проглотил кусочек, а от другого отказался, таким образом вся рыба досталась Ивану, и он съел ее с большим аппетитом.
   На рассвете шторм продолжал усиливаться. Еще когда от рубки доносился голос, призывавший женщин и детей собраться около рубки, то именно в тот момент Иван и Гриша увидели симпатичную девушку в морском кителе, которая пробивалась к рубке. Девушка была выпускницей медицинской академии, ростом она была ниже среднего, с хорошо сложенной фигурой. Парни решили ей помочь, но помощь получилась неэффективной, так как впереди была плотная масса людей, да и девушка вскоре передумала продвигаться к рубке. Они остановились, познакомились, девушка назвалась Таней. В обществе этой девушки парни, естественно, подтянулись, приободрились, заговорили примерно в духе: «Да что нам шторм, и не такое видали!» Особенно она понравилась Грише. Разговаривали, шутили. Присутствие девушки сглаживало серьезность их положения.
   Между тем с усилением ветра волны становились более крутыми, водяная пыль стала долетать и до них. Становилось все труднее удерживаться на палубе. Почему-то толпа людей оттесняла их к носу, где положение, казалось, становилось еще более критическим.
   В это время они и Таня тоже почувствовали и осознали грозную опасность. Расшнуровали ботинки, сбросили бушлаты. Все трое взяли друг друга за руки, заверили, что если погибать — так всем вместе. Таким образом они умножили свои силы.
   Послышался гул самолетов. Думали, что это наши. Оказалось, что это были два немецких разведчика, которые сделали два круга и улетели.
   Когда на горизонте появился дымок корабля и когда с буксира и баржи стали подавать сигналы выстрелами, сигнальными ракетами, а с рубки баржи еще и белой простыней, — это опять вселило надежду на скорую помощь.
   Но потом баржа настолько осела, что ее палуба все чаще оказывалась почти на уровне воды. Ее буксировка стала для «Орла» невозможной. Переверзев видел, как с «Орла» отдали буксирный трос и «Орел» начал маневрировать вблизи баржи. Качка становилась особенно опасной, когда баржа с гребня волны кренилась на подветренную сторону, в этом случае к силе инерции качки прибавлялась еще и сдувающая сила ветра. Большие волны стали напрямую перекатываться через палубу, и потому каждая такая волна сносила за борт все больше и больше людей. Удерживаться на палубе становилось невозможным. Иван, Гриша и Таня все еще крепко держали руки друг друга. Когда волна сбила с ног Таню, парни удержали ее на руках, и не только ее, но и тех, кого навалило на них волной.
   После посылки сигнала «SOS» над районом бедствия появилась вражеская авиация. Самолеты прошли на сравнительно низкой высоте, достаточной для классификации морских объектов. По самолетам открыли винтовочный огонь, винтовок было мало, рассчитывать на эффективность такого слабого огня не приходилось.
   На этот раз самолеты атаковали канлодку, которая находилась в одной-двух милях от баржи.
   На место катастрофы вражеские самолеты налетали неоднократно. Они «утюжили» этот участок. Налеты производились в течение всего дня. Самолеты бомбили и обстреливали целиком весь участок, не выбирая отдельных целей, поскольку было видно общее скопление обломков с людьми.
   Хотя все видели надвигающуюся смертельную опасность, курсанты вели себя исключительно мужественно.
   Из выпускников академии только Константин Артемович Мелик-Агамирян, прибывший в академию из Армении, сделал самое решительное действие. Он не умел плавать и, вероятно, по этой причине как-то громко, по-дикому что-то выкрикнул, потом прыгнул за борт баржи и больше не всплыл.
   Самая тяжелая участь выпала на долю женщин и детей.
   Выпускник академии Константин Юшков, который погибнет в утренние часы, помог Ане Воротиловой снять рюкзак и вывел ее из трюма на палубу. Дися Альтман, Томилова Лена, Волкова Аня, Захарова Муза, Косулина Катя, Пирамидина Катя, Проварихина Таня, Гречишкина Таня, Фролова Аня, Новикова Ира, Ильина Лиза — все они были бледные и лежали на палубе, где недавно стояли легковые машины. Здесь же была и Елена Петровна Травина с маленькой дочкой.
   Их подняли с этих мест раньше, когда начали сбрасывать за борт автомашины.
   Аня Воротилова стояла одетая в шинель с противогазом через плечо. Вдруг к ней подошел однокурсник Михаил Нилович Ситкин и скомандовал: «Раздевайся!» Но укачавшаяся Анна стояла и ничего не слышала. Тогда Ситкин сам снял с нее противогаз и бросил его в волны, затем снял шинель, ботинки и пытался снять с нее китель, но Анна этого не разрешила. Затем Ситкин, намереваясь прыгнуть с баржи за борт, стал звать и Анну поступить так же.
   Однако Анна подумала, что нет в этой затее смысла, поскольку под ногами — палуба. Она держалась за спины товарищей.
   Баржа кренилась то на левый борт, то на правый. Вдруг баржа накренилась так сильно и резко, что женщины и мужчины не удержались на палубе и опрокинулись за борт. Анна сразу же окунулась с головой, затем вынырнула и стала удерживаться на воде, поскольку умела плавать. Благодаря тому, что на ней были спортивные брюки, она могла свободно работать ногами.
   Продержалась на воде примерно полчаса и сильно устала.
   Несколько спасательных кругов, которые висели на стенках рубки, были давно за бортом. Больше не было никаких спасательных средств.
   Около рубки находился лейтенант Емельянов с семьей. Он был племянником Емельянова Николая Алексеевича, участника трех российских революций, который в июле-августе 1917 года укрывал В. И. Ленина в Разливе. Валентин Михайлович оценил ситуацию для семьи как безнадежную. Он понял, что семью спасти не сможет, представил себе мучительную, бесполезную гибель двухлетней дочки и жены среди бушующих волн. Понял он и бессмысленность продолжения собственной жизни без любимой семьи. Отец и муж, он решил сократить мучительные переживания живых сердец. Со всей серьезностью он испросил разрешения у военкома Макшанчикова и, не дожидаясь ответа, выстрелил в дочь, жена с ужасом взглянула на него, он выстрелил в жену и в себя. Ему никто в этом не мешал.
   Волна подхватила окровавленные тела и унесла в темноту глубин.
   Ни криков, ни воплей, ни причитаний не было.
   Происшествие потрясло очевидцев. Люди теперь отчетливо осознали близкую для себя опасность, стали окончательно готовить себя, продумывали как вести себя за бортом.
   А волны смывали все большее число людей. Даже сильные спортсмены, пловцы-разрядники погибали. Гордостью второго курса считались пловцы Сергей Додолин, Константин Кутузов, Олег Костко. Все они погибли.
   У борта баржи стояли обнявшись отец и сын, инженер-капитан 2 ранга и курсант Соловьевы. Их вместе смыло волной, они и погибли тоже вместе.
   Лейтенант Красной армии Алексашин Александр Михайлович старался пробраться поближе к центру палубы и вдруг попал прямо в набежавшую волну и на ее высоте оказался за бортом. Потихоньку стал подплывать к борту баржи, который был примерно на высоте одного метра, уже ухватился за борт, и тут один из тонувших оперся на него и влез на борт, а Алексашина оторвало от борта и отбросило волной на 30 — 40 метров . И здесь один из моряков, державшихся за доску, помог ему поймать еще доску от палубы, на конце которой Алексашин держался примерно час-полтора. Плавал Алексашин в шинели и сапогах, первое время — с автоматом. Когда оказывался на гребне волны, то видел вокруг себя вблизи и вдалеке множество голов людей, которых становилось все меньше и меньше. Видел на носу и на корме баржи небольшие группы людей.
   Недалеко от него держался на воде Сергей, тоже лейтенант из его же команды. Сергей крикнул Алексашину, чтобы он передал брату, командиру взвода в их училище, о его гибели, крикнул и исчез под водой. Запомнились его руки, взметнувшиеся над водой. Алексашин был спортсменом и крепок здоровьем. Это ему хорошо помогло.
   К счастью Алексашина он сам оказался на курсе «Орла». Ему бросили конец и вытащили на палубу.
   Из команды Ленинградского военно-инженерного училища был спасен лишь один курсант-красноармеец.
   Серое, мрачное небо, темно-свинцовые тучи, такие же серые тяжелые волны и это безлюдное море теперь пугали больше и больше.
   Выпускник академии Кривошеев Василий Иванович медленно и не один раз переходил с носовой части в кормовую и обратно. Он вспоминал прочитанные книги о стихиях, о катастрофах, о людях, сумевших противостоять им. Ведь было множество таких примеров, когда, даже будучи бессильными против стихии, люди на теряли присутствия духа. Кривошеев говорил об этом окружающим людям. Это успокаивало и его, и тех людей и поддерживало в какой-то мере состояние духа.
   Неожиданно около люка закричал лейтенант:
   — Товарищи, товарищи, помогите! Там оказалась моя жена!
   Кривошеев влез в темный трюм, перебирался с балки на балку, пока не услышал тихий стон. Ему удалось подтащить мокрую, окоченевшую молодую женщину к люку. Только периодическая дрожь, поверхностное дыхание да сердцебиение говорили о том, что она жива. Лицо было бледное, губы синие, большие глаза полузакрыты. Лейтенант взял ее на руки и отнес ближе к рубке, снял с себя шинель и накрыл вздрагивающее тело жены.
   Кривошеев мучился над мыслью, как бороться за существование. Он стремился держаться за всякие прочные выступы и советовал соседям делать так же, а если собьет волна за борт, то, убеждал он их, следует цепляться за бревна, за доски.
   Иногда мысль уносила его к старикам, представлялись их грусть о сыне, слезы, рыдания. Самому было грустно, но он все же верил в то, что сам он будет жить.
   Кривошеев сбросил шинель, китель и ботинки. Стал снимать джемпер и верхнюю рубаху, но в этот же момент был сбит с ног и унесен за борт, быстро собрал силы и энергично вернулся на баржу.
   Работники Гидрографического управления разместились в кормовой части палубы.
   Зина Симаничева, чертежница, увидела здесь Муравьева — начальника граверной части. Это был высокий, стройный мужчина лет сорока с правильными чертами лица. Одетый в два пальто, необычно красный в лице, он глубоко сидел в тачке. Зина спросила:
   — Что с вами?
   Он ответил, что у него температура сорок градусов.
   Сильный, холодный ветер пронизывал любую одежду.
   Кругом — бушующие волны, земли не видно. Низко над озером неслись темные тучи. Иногда выглядывало солнышко, и тогда тяжелые волны озарялись блеском.
   Люди укачались, не выспались и измучились. Стихия внушала страх. Зине почему-то не верилось, что она погибнет. Наделенная чувством юмора, она пробовала шутками подбадривать своих сотрудников. Наблюдала, как сбрасывали за борт автомашины, видела, как грузовая машина зависла задними колесами на борту и как ее общими силами столкнули с борта.
   Зина имела звание мастера спорта по плаванию.
   В связи с этим сотрудники говорили: «Зинка нас спасет». Зина же подумала, что с этими надеждами они ее просто утопят, и, когда узнала, что на барже находится ее знакомый курсант, начала передвигаться на носовую часть палубы, где видели этого курсанта. Передвигалась на четвереньках, иначе, она так считала, могло сдуть или смыть с палубы.
   Предварительно вынув руки из рукавов пальто и застегнув его у ворота на одну пуговицу, она ползла вдоль борта, соображая, что если сдует или смоет, она легко освободится от пальто уже в воде.
   Вдруг около рубки за полу пальто ее поймал начальник инженер-капитан 2 ранга Бурлаков, схватил за пальто и не отпускал. Зина стала перед ним на колени, сложила руки и, молясь, просила: «Отпустите, пожалуйста».
   Вдруг баржу резко качнуло. Бурлаков непроизвольно выпустил из руки полу Зининого пальто, Зина быстро этим воспользовалась и проскочила мимо рубки вперед и здесь увидела корректора Захара Бэлка, настоящего моряка, работавшего раньше штурманом дальнего плавания.
   Бэлк сидел на бухте толстого белого каната, курил свою испытанную и хорошо прокуренную трубку с мундштуком, изогнутым настолько круто, что табачная чашечка висела ниже подбородка.
   Пожилой, среднего роста крепкий блондин, он задумчиво курил, когда Зина, пробираясь рядом, сказала:
   — Обидно тебе, должно быть, тонуть в этом озере?
   Бэлк лишь пыхнул на нее табачным дымом.
   Наконец Зина увидела знакомого курсанта Илью Евланова. Илья ничего не знал о ее присутствии на барже, и встреча оказалась совершенно неожиданной, удивила и сразу же напугала его сложностью ситуации для девушки. С этого момента они теперь держались вместе. Стояли обнявшись, плечом к плечу. Илья был лицом к носу баржи, он выполнял в данном случае обязанность впередсмотрящего и поддерживал девушку за талию. Зина же была лицом к рубке и своим пальто охватывала Илью, поскольку он уже сбросил шинель.
   Зине запомнилось, как волна, напоминавшая трехгранную форму, сначала покачала баржу, а вслед за этим другой водяной вал как бы с размаху треснул по стенкам рубки и снес ее с палубы.
   В вое ветра раздался громкий крик отчаяния и ужаса.
   Курсанты Кронберг и Хромов, прихватив с собою бревна, сами прыгнули с ними за борт.
   Прыгали за борт и другие сильные мужчины, рассчитывая доплыть до невидимых берегов.
   Находясь среди волн, курсанты и офицеры боролись за жизнь, за жизнь товарищей, за жизнь женщин, оказавшихся рядом. Быстро погибали те, которые не успели раздеться и разуться.
   Отдельным курсантам удалось сбросить шинель, будучи уже за бортом. Курсанту Белицкому, например, поручили для охраны велосипед с подвязанными к его раме документами, сложенными в портфеле, и оставили его вместе с велосипедом на палубе. Белицкий пристроился с велосипедом к стенке рубки с ее подветренной стороны.
   В связи с холодной погодой он несколько раз заходил в рубку погреться, так как там была печка. Повторял это неоднократно. Затем каким-то внутренним чутьем Белицкий понял, что барже наступает конец, и вышел из рубки наружу опять же к велосипеду.
   К этому моменту на палубе было уже много людей.
   С подветренной стороны рубки он видел, как волна сорвала кусок палубы в носовой части и вместе с людьми сбросила его за борт.
   А затем рубка, оторванная от палубы, столкнула его самого и еще группу людей, прятавшихся с подветренной стороны, за борт.
   Белицкий погрузился в воду, уже на глубине кто-то отталкивался от него, пытаясь всплыть. Именно в эту опасную минуту и поскольку шинель он расстегнул еще на палубе Белицкому удалось под водой сбросить шинель и всплыть на поверхность, а затем прицепиться и влезть на деревянный обломок от палубы, на котором уже закрепились два человека.
   Палубный настил баржи оказался хлипким, от ударов волн от настила стали отлетать доски. В это время Шитиков сбросил противогаз, в сумке которого лежали фотографии, сбросил бушлат и фланелевку. Бескозырку, казалось, унесло раньше.
   Большой водяной вал изуродовал кусок палубы у Шитикова под ногами, оторвал этот кусок, и на образовавшемся плотике Шитиков внезапно оказался за бортом. Плотик получился неправильной формы, курсантов было здесь четверо, они боялись его дальнейшего разрушения или опрокидывания, поэтому находились на разных его краях. Окатывало их леденящей водой все время.
   У Шитикова возникала мысль плыть на маяк острова Сухо. Если бы вода была теплая, то, вероятно, он так бы и сделал, но в тех холодных условиях на это не решился. К тому же он видел, что «Орел» уже начал подбирать людей, видел, как с его борта кидали плавающим людям бросательные концы.
* * *
   Ладожское озеро не случайно называют морем — пространство озера представляет собой неограниченные просторы для бурных стихий природы.
   И в самом деле, для этого озера характерны штормы. Еще с тех пор, когда началась история судоходства на Ладоге, люди знали, что это озеро грозно и коварно.
   Режим волнения на озере отличается своеобразием.
   В северной части озера развиваются обычно пологие волны длиной 23 — 25 м и высотой до 4 м . На юге волны имеют длину 15 — 18 м и высоту 2,5 — 3,5 м , но при скоростях ветра более 18 м/сек иногда развиваются волны высотой 5 — 6 м [1].
   В годы Великой Отечественной войны самым штормовым годом на Ладоге оказался 1941 год [2].
   По данным метеостанций портов Осиновец и Новая Ладога, 17 сентября 1941 года наблюдался северо-западный ветер, температура воздуха в течение суток колебалась от +4 до +9 градусов, температура воды от +10 до +12,5. Высота волн в озере в этот период могла составлять ориентировочно 2,5 — 3,0 м . В последующие два дня 18 и 19 сентября ветер усиливался до 14 — 17 м/сек и высота волн могла быть больше.
   17 сентября Шилову, Хорошхину и Караваеву стало известно, что ночью штормом разбило буксир «Козельск» и несколько барж с продовольствием, выбросило также на берег самоходное судно «Калинин».
   А днем 17 сентября Ладожское озеро показало свою грозную силу в полной мере.
* * *
   Мне довелось быть одним из лучших гимнастов училища. Перед началом Великой Отечественной войны, примерно в апреле-мае 1941 года я занял первое место в соревнованиях по программам «с листа» на первенство спортивного клуба Ленинградской военно-морской базы. Подняться на крышу рубки без трапа — для меня не было вопросом. А с крыши рубки окружающая обстановка просматривалась значительно дальше. Пароход «Орел» виделся впереди темным силуэтом.
   Казалось, черные тучи опустились совсем низко. Волны были высокими, шли они длинными валами. С крыши рубки виделось, как тупой нос баржи медленно, как бы с огромным трудом, поднимался на гребень вала и разбивал его верхушку, а когда нос начинал опускаться во впадину, то уже в этот момент чудилось, что баржа получила поперечный излом где-то в центральной части, так как нос баржи круто шел вниз.
   В это время волна накатывалась по носу справа под острым углом.
   Удары волн по корпусу сотрясали, и казалось, что баржа сталкивается с массивными таранами.
   Рядом скрипела мачта. Баржа кренилась, и мне приходилось то и дело балансировать, двигаясь по крыше рубки.
   Для улучшения своей собственной плавучести мне пришлось швырнуть за борт вещевой мешок, я разделся, остался в тельняшке и кальсонах.
   На крышу рубки влез курсант Серебровский, сел на крыше и тут же почувствовал, как рубка съезжает с баржи за борт. Палубный же настил баржи еще оставался на месте, и большинство людей на нем — тоже.
   Рубку сорвало с палубы целиком и сбросило за борт.
   Сильнейшее потрясение вызвали эти минуты трагедии.
   Начиналась самая тяжелая ее фаза, когда шторм стал терзать баржу, выворачивая настил палубы и все, что было можно сломать и выбросить, унося с палубы людей десятками.
   Оказавшись смытым с палубы вместе с другими, Сокальский ухватился за какую-то полупустую бочку и плавал среди волн, придерживаясь за нее.
   Многих людей смыло с баржи мгновенно, таким образом, что в первый момент у них возникало какое-то недоумение и было как-то даже непонятно — как же это произошло?
   Подобное первичное ощущение было у курсантов Ермолина, Якименко, у лейтенанта Алексашина, у курсантов Шитикова и у многих других.
   Находясь на крыше рубки, я как-то не ощутил того момента, когда волновой вал оторвал рубку от палубы, и поразился тому, что рубка вдруг, ни с того ни с сего, поплыла за борт, чего никто не мог даже предполагать, и поплыла за борт ровно, даже без крена.
   За бортом рубка стала быстро погружаться также почти без крена. Сначала мне пришлось так и стоять, как прежде, на ее крыше, пока сам не погрузился до пояса, и только тогда уже оттолкнулся от крыши рубки и поплыл.
   Женщины и дети, размещенные в рубке, вероятно, в первый момент ее движения даже не поняли наступившей для них последней минуты, потому что внутри рубки было как-то тихо, кричали на палубе только те, кто стоял рядом с рубкой.
   Рубка была оторвана, сброшена и утоплена за бортом за одну минуту, поэтому женщины в ней, по всей вероятности, в эти мгновения успели лишь прижать детей к себе, поскольку для борьбы за жизнь не было ни секунды.
   Оказавшись среди волн, я поплыл в сторону от баржи, не имея под рукой никакой деревянной опоры. Держаться около баржи показалось делом безнадежным. К тому же плавать я умел хорошо и сил было много.
   В предыдущем году на Валаамских островах боевая подготовка для молодых курсантов проводилась по широкой и напряженной программе, включавшей подготовку одиночного бойца как в береговых условиях, так и на воде.
   На занятиях и на учениях курсанты обливались путом и чувствовали боль в натруженных мышцах. Многие часы они трудились и на воде, много плавали, в том числе одетые в рабочую форму, с винтовкой и с противогазом. Многие часы ходили на шестивесельных ялах, на катерах и на баркасах, на веслах и под парусами.