Страница:
Немедленную борьбу за живучесть организовал командир пятой боевой части А.В. Новиков.
Отход от места атаки командир лодки, по мнению фашистов, должен был бы произвести в направлении к Кронштадту, по этой логике они туда и направили противолодочные катера. Но Маринеско поступил наоборот, он повел лодку в направлении к Палдиски, то есть туда, где располагался сам противник, и благодаря этой смелой тактике оторвался от бомбежек.
По уточненным данным, затопленным оказался транспорт «Хелена». Далее М-96 маневрировала в районе противника, при этом экипаж восстанавливал поврежденные приборы и устранял другие неполадки.
За четверо суток командир собрал сведения о движении судов противника, о системе дозоров в море, о фарватере, после чего взял курс на Кронштадт.
Обратный путь был трудным. Половину пути лодка прошла в подводном положении, ей пришлось чрезвычайно осторожно форсировать более 20 линий минных заграждений, лодка трижды касалась минрепов и каждый раз была на грани гибели. Однако командир и экипаж преодолели эти испытания.
В назначенной точке моря лодку встречали наши катера. Здесь и случилось недоразумение.
Когда лодка всплыла, она вдруг неожиданно попала под артиллерийский обстрел. Маринеско приказал «срочное погружение», и лодка провалилась в глубину. Однако нарушать плановую встречу нельзя, встретиться было надо. И еще не ясно, почему возникла стрельба. Чтобы обеспечить благополучие для лодки, Маринеско всплыл на поверхность между катерами, в расчете на то, что для своей же безопасности они не станут стрелять друг против друга. Резко всплыл, выскочил наверх и первым делом начал ругать катерников, применяя все возможные и невозможные морские варианты.
— Нас ругают по-русски?
Катерники были сильно этим огорошены. Значит, думали они, стрелять вроде бы нельзя.
Спасло то, что командир звена катеров старший лейтенант А.З. Парокин узнал Александра Ивановича Маринеско. Объяснились. Парокин сказал, что на рубке лодки — свастика. Осмотрели рубку и обнаружили, что облезшая краска высветила какой-то похожий рисунок.
Разобравшись в происшествии, катера провели лодку до базы. А на лодке матросы говорили:
— Хорошо, что на катерах хреновые артиллеристы, а если бы были отличники, то могли бы нас утопить. А эти никого даже не ранили. Но наградить их, конечно, не за что.
В этом походе Маринеско выполнил большие задачи по разведке, потопил транспорт противника и преодолел опасные минные заграждения.
Лодка возвратилась с победой. Командира Маринеско наградили орденом Ленина, которым он очень гордился и носил его на груди всю жизнь. За одержанную победу весь экипаж подводной лодки был награжден орденами и медалями.
В ноябре сорок второго года Маринеско выполнил специальное задание, когда потребовалось в тылу немцев на участке побережья Невского залива высадить, а затем взять обратно на базу нашу разведывательно-диверсионную группу.
К тем дням серьезно заболел А. В. Новиков, его положили для излечения в госпиталь. В связи с этим командир вышел в море без инженер-механика под личную ответственность.
В том же месяце ему было присвоено звание капитана 3 ранга.
Благодаря высоким деловым и командирским качествам, Маринеско повысили в должности, назначив его командиром С-13 — подводной лодки среднего водоизмещения.
В связи с прорывом блокады Ленинграда весной сорок четвертого возникла возможность вызвать в Ленинград эвакуированные семьи. Подводники были этому рады. В Горький за своей семьей Маринеско направил Геннадия Васильевича Зеленцова, как горьковчанина. Зеленцов съездил в село Борисово около Мурома, где жила жена командира Нина Ильинична с десятилетней дочерью Лорой, и благополучно доставил их в Кронштадт, где они побывали на новой для них подводной лодке С-13.
С-13 имела пушки калибра 100 и 45 мм . Артиллерийское вооружение оказалось достаточно эффективным. Это качество удалось использовать 9 октября сорок четвертого года при атаке вооруженного транспорта «Зигфрид» в районе Данцигской бухты. Маринеско удалось первым обнаружить этот транспорт и выйти на позицию для атаки. Вполне вероятно, что в сложной морской ситуации «Зигфрид» шел в состоянии повышенной боевой готовности. Это было логично для всех вооруженных транспортов. В таком состоянии служба наблюдения за морем на транспорте должна была исполняться без нарушений и, следовательно, считалась надежной.
Благодаря такому состоянию службы командир «Зигфрида» вовремя обнаружил подводную лодку и немедленно приготовился к маневрированию. Положение становилось катастрофическим. Наблюдатели на транспорте были теперь обязаны увидеть следы торпед.
Маринеско дал первый залп двумя торпедами носовых аппаратов.
Транспорту повезло. Наблюдатели увидели следы торпед, и командиру удалось отвернуть судно от ударов. Во второй раз наблюдателям противника снова посчастливилось. Они опять заметили следы торпед следующего залпа, и транспорт снова уклонился от ударов.
Удача была велика. Командир транспорта понимал, что подводная лодка израсходовала основной запас торпед. И логично было полагать, что командир «Зигфрида» радовался своему успеху. Но, как оказалось, радовался он преждевременно. Все равно события для него закончились трагически.
Не имея времени перезарядить торпедные аппараты, Маринеско решил уничтожить транспорт артиллерийским огнем. В подводном положении он вывел лодку для артиллерийского удара. Лодка всплыла. Артиллеристы молниеносно заняли боевые посты и вывели стволы орудий на транспорт, с транспорта отвечали из пушки и автоматов.
— Огонь! — скомандовал Маринеско.
Снарядами артиллеристы разбили подводную часть корпуса транспорта, имевшего водоизмещение 5000 тонн. Через разрушения корпуса транспорт быстро затполнялся морской водой и вскоре затонул.
Моряки С-13 были рады боевому успеху. Командир лодки получил орден Красного Знамени, остальные члены экипажа — ордена Отечественной войны, Красной Звезды и медали.
Благодаря победам Советской Армии Финляндия была выведена из числа союзников Германии, и 19 сентября 1944 года с ее правительством состоялось подписание соглашения о перемирии. Оно позволило нашему командованию перебазировать часть подводных лодок в военно-морские базы Финляндии.
Там же базировалась и С-13. Финская база материально привязала к себе корабли. Экипажи установили культурные связи с иностранным городом. Хотя и редко, но все же организовывались увольнения «на берег» «для размагничивания», как говорил Маринеско.
В городе Турку у Маринеско состоялось знакомство с хозяйкой гостиницы. У нее он и капитан 3 ранга П. Лобанов встречали новогоднюю ночь 1945 года. Это была прекрасная и незабываемая новогодняя ночь. Душевный праздник подкрасила симпатичная и обворожительная хозяйка. Богатый стол, разнообразные блюда за ужином, вина — по вкусу, романсы и танцы. И еще — замечательная молодость в тридцать лет.
Они понимали, что празднуют новогоднюю ночь в жестокое время. Хозяйка гостиницы привлекала Александра добрым отношением. На его взгляд, она казалась умной и распорядительной. В гостинице были чистота и уют, а эти обстоятельства вполне устраивали ее жителей и гостей. В ресторане звучала приятная музыка.
Хозяйка была патриотичной шведкой и в то же время симпатизировала русским морякам и одобряла их успехи на море.
Возвратился Маринеско на лодку с опозданием, несмотря на вызов.
Еще в 1942 году на Балтийский флот приезжал начальник главного политуправления флота генерал-полковник И.В. Рогов, которого за крутой характер называли «Иваном Грозным.
Еще тогда он сказал офицерам-командирам: «Не шпыняйте офицеров, создайте им лучше все условия для отдыха. А вернувшемуся из похода командиру дайте возможность встряхнуться, пусть погуляет в удовольствие, он это заслужил. Снимите лишнюю опеку с людей, которые смотрят в глаза смерти».
Эти весьма и весьма ценные слова начальники должны были помнить. И, наверное, помнили. Но лишнюю опеку с Александра Маринеско они не сняли. С ним беседовали, его распекали, ругали за «связи» с иностранцами и стремились подавить его волю. Особенно в этом преуспевали отдельные воспитатели-политработники. А ведь он потопил уже два транспорта противника и готовился к новым походам.
К январскому походу 1945 года из «эсок» оставалась в строю лишь С-13, и сделать замену Маринеско было некем. И поэтому его решили потихоньку «сплавить» в боевой поход. По его личной просьбе предоставили ему искупить «вину» кровью. В ту пору командир дивизионных подводных лодок Александр Евстафьевич Орел, напутствуя, сказал:
— Иди, Саша, и без победы не возвращайся. Иначе — не простят.
Вечером 13 января лодка вошла в заданный район вблизи Данцигской бухты. Площадь участка была огромной и занимала 150 миль по ширине и 40 — по длине. Поэтому естественно, что большая площадь затрудняла задачу поиска объектов — целей для атак.
В связи с этим Маринеско решил маневрировать ближе к банке Штольпе-Банк, откуда легче было бы контролировать все пути движения фашистских кораблей.
При всплытиях на поверхность лодку окутывала штормовая погода. Огромные и мрачные ночные волны накатывались на корпус. Черные в темени ночи, они нависали над лодкой и падали на нее, намереваясь прихлопнуть и утопить ее. Но лодка выскальзывала из водного охвата и оказывалась либо между волнами, либо на гребне волны. Но каждая из них все равно успевала захлестнуть лица подводников, находящихся на мостике, обжечь их январским леденящим холодом, закатиться за шиворот, в глаза, уши.
Но море было пустынным. Поэтому и в этот раз приступили к зарядке аккумуляторов. Было 13 января, Александру Ивановичу стукнуло 32 года. Возраст небольшой, но к этой годовщине он уже успел совершить три боевых похода на «Малютке» и теперь — второй поход на С-13. Числились два потопленных транспорта, высадка разведывательно-диверсионной группы и охрана острова Эзель.
Но пришли и несчастья, волновавшие его душу. Осколком бомбы был смертельно ранен его отец, и скончался он перед выходом лодки в боевой поход. И семья начала разваливаться. Нашлись «благожелатели», которые жене Нине Ильиничне про мужа наплели сплетни, а муж и сам поверил сплетням про ее поведение в эвакуации.
Однако же боевая обстановка в море требовала забыть о личных несчастьях и напряженно думать только о способах решения боевой задачи.
Шторм не утихал, например 17 января он достиг 9 баллов, поэтому утром поспешили лечь на грунт на глубине пятидесяти метров.
При всплытии следующей ночью огромная волна чуть было не смыла за борт мичмана Торопова, но спас от гибели удержавший мичмана на палубе старший краснофлотец Юров. В эту же ночь из радиосообщения узнали, что наши войска 7 января освободили Варшаву.
В последующие дни транспортов или кораблей противника не видели. Лишь только 21 января утром Иван Шнапцев доложил командиру о том, что слышит отдаленные взрывы глубинных бомб.
«Что же это может значить?» — думал Маринеско.
Такая же картина бомбежек повторилась и 22 и 23 января.
Шторм продолжался. При всплытиях в ночное время лодку сильно качало и клало под 45 градусов на борт. Обслуживать механизмы было трудно. Антенна, леерные стойки с ограждением и палуба покрывались сплошным льдом. Ходить по палубе было скользко и опасно.
Из оперативной сводки подводники узнали о выходе наших войск на побережье Данцигской бухты.
Но поиски целей противника как днем, на перископной глубине, так и ночью, в надводном положении, не давали никаких сведений о судах. Целую неделю на порученном участке моря стояла тишина. На позиции была только С-13. Подводники вели напряженное наблюдение за морем. Однообразие давило. Лишь 29 января ночью вахтенный офицер заметил вдали затемненные огни неизвестного судна. Видимость ночью и при шторме была очень плохая, наблюдать было трудно, тем не менее старпом заметил, что судно не одно, потому что вблизи от него суетились еще какие-то стремительные тени.
Маринеско предполагал атаковать, но лодку заметили корабли, которые сами бросились атаковать. Лодка ушла на срочное погружение, однако ее пробомбили, и она получила гидравлические удары, но командиру удалось увести лодку от кораблей противника.
Теперь Маринеско стало понятно, почему корабли противника профилактически бомбили море. Стало очевидно, что противник готовит здесь важнейшие морские переходы.
Эта догадка была подтверждена принятой шифровкой, в которой командирам подводных лодок в море разъяснялось, что в связи с начавшимся наступлением наших войск ожидается бегство фашистов из Кёнигсберга и Данцига. Командирам предписывалось атаковать прежде всего крупные боевые корабли и транспорты противника. На лодке и без того была высокая боевая готовность. Но теперь результаты собственных наблюдений и предупреждение штаба давали понять, что атаки могут случиться неожиданно и срочно.
Командиром БЧ-5 лодки был назначен еще молодой инженер-механик Яков Спиридонович Коваленко, который всего лишь в 1943 году на положении курсанта стажировался на С-33 Черноморского флота.
Предварительная стажировка на однотипной лодке подготовила Коваленко к службе на С-13. Для Коваленко этот поход в должности командира боевой части был первым, и поэтому он всеми силами старался сделать все возможное, чтобы обеспечить исправность механизмов и живучесть лодки. Он знал свою ответственность и волновался, но работу вел по плану, без перебоев.
Дело в том, что краснофлотцы и старшины работали и жили только в своих отсеках, по боевому расписанию, как говорится, «гулять» по отсекам было не положено, да и нельзя. Поскольку информация, которой располагал замполит, была дорога каждому человеку в каждом отсеке лодки, замполит Борис Сергеевич Крылов постоянно перемещался по отсекам.
Боевые события назревали, поэтому Маринеско решил их ускорить и для этой цели 31 января войти в бухту Данцига.
В каюту командира постучался старшина команды радистов Михаил Колодников и доложил: «Товарищ командир, получена радиограмма». В каюту был вызван шифровальщик Федор Егоров, который доложил текст радиограммы: «Командирам подводных лодок в море. Быстрое передвижение частей Красной Армии, имеющее одним из операционных направлений — Данциг, заставит противника в ближайшие дни начать эвакуацию района Кенигсберга. В связи с этим надо ждать резкого усиления движения противника в районе Данцигской бухты».
Успехи наших войск на побережье подняли настроение подводников.
Море все еще штормило. Январский ветер гнал к берегам холодные крутые волны. Тяжелые валы, сталкиваясь с узким корпусом лодки, легко переваливались через лодку и катились вдаль от нее, но следом валились на нее все новые и новые валы. Балтика бушевала. Налетали снежные заряды. Небо было хмурое. Видимость очень плохая и днем, и особенно ночью. Только изредка случались в небе потрясения, через которые выглядывала луна и мертвенным фосфорическим светом высвечивала бегущие без конца волны.
Корпус лодки обледенел и оттаивал только на глубине.
Температура воздуха зимой всегда намного ниже температуры воды. От столкновений с волнами массы леденящих брызг окатывали людей на мостике и жгли открытые лица. Но вахта не могла поддаваться ни ветру, ни шторму, ни холоду.
В этот час на мостике были командир, вахтенный офицер Ефременков, два наблюдателя — Анатолий Виноградов и Андрей Пихур, один из самых старших по возрасту среди краснофлотцев и старшин, с помощью его 100-мм орудия были потоплены три транспорта противника, и за эти заслуги он награжден орденом Ленина.
Видавшая виды фуражка не спасала командира, голова замерзла.
— Старпом, — сказал он. — Постой за меня минутку, перехвачу горяченького чаю. Да и шапку надену.
Спустя короткое время Виноградов доложил: «Справа двадцать вижу вспышки».
— Штурман, на мостик! — вызвал Ефременков.
Ведь по военному времени, размышлял Ефременков, маяк должен быть погашен. Если же он заработал, то это означает одно: в гавань входит или выходит судно.
Виноградов:
— Огни! Прямо по носу!
— Командиру просьба наверх! — через люк доложил Ефременков.
Маринеско быстро оценил новую обстановку и выдал команды:
— Боевая тревога! Торпедная атака! Стоп подзарядка! — раздались сигналы ревунов.
Краснофлотцы, старшины и офицеры заняли свои места по боевому расписанию для торпедной атаки. Снова, как положено по расписанию, были проверены все механизмы.
Лодка выходила в атаку.
Море продолжало штормить, было баллов шесть-семь. О подводном сближении не могло быть и речи. Значит, надо было догонять и атаковать только в надводном положении.
Командир перевел лодку в позиционное положение, т.е. в полупогруженное состояние, при котором на поверхности воды остаются ходовой мостик и верхняя часть палубы. Лодка резко пошла на курс сближения с обнаруженными огнями противника.
Трудно вести лодку в позиционном положении при шторме. Верхний рубочный люк открыт, при этом лодку необходимо твердо держать на положенной глубине. Именно об этом беспокоился боцман Николай Степанович Торопов, он не мог ослабить внимание и силы, если бы он это допустил, то лодка способна была нырнуть вниз, а когда ледяная вода хлынула бы в открытый люк, тогда была бы возможна гибель корабля.
Из-за плохой видимости определить тип цели было пока невозможно, но по шуму винтов акустик предположил, что идет крейсер. Экипаж понял, что цель наконец найдена и, значит, будет атака. А план атаки рождался и отрабатывался на ходу. Ночь была темная, видимость не улучшалась, но по мере сближения Маринеско увидел по курсу силуэт небольшого судна, а за ним огромную величину крупного корабля.
— Вызвать наверх Волкова! — Старшина 1 статьи Волков видел ночью так же, как и днем.
Волков доложил, что впереди идет миноносец, а за ним — лайнер.
Естественно, что с моря огромный лайнер, тысяч на двадцать тонн, должны были охранять боевые корабли. Значит, выйти в атаку с моря очень трудно — лодку легко будет обнаружить, и атака может быть сорвана. Но в принципе можно атаковать и со стороны берега. Надо думать — не ждут же они нападения со стороны берега. Размышления убедили Александра Ивановича в том, что противник со стороны берега чувствует себя спокойно. Но если лодку там обнаружат, тогда ему некуда ни отвернуть, ни погрузиться из-за малых глубин…
Итак, заманчиво, но и опасно!
Однако упускать такой лайнер нельзя. Может быть, теперь следует жертвовать собой, экипажем, лодкой. Неожиданно миноносец начал поворот на курсе. Пришлось срочно погрузиться на 20 метров , чтобы не попасть под таран.
Наверху прокатился грохот винтов и начал удаляться. Значит, одна опасность миновала и участок моря очистился. Поэтому командир поднял лодку в крейсерское положение и скомандовал: «Полный вперед!»
Развили скорость в 16 узлов, затем достигли 18 узлов. Но лодка не могла обогнать лайнер. Маринеско вызвал на мостик Коваленко и объяснил ситуацию. Потребовал от командира боевой части перевести дизели на форсированный режим работы.
В дизельном отсеке температура воздуха поднялась до 60 градусов. От перегрузочных давлений на цилиндрах «стреляли» предохранительные клапаны. Мне на другом корабле и в других условиях приходилось выводить дизеля на перегрузки и наблюдать «стрельбу» предохранительных клапанов, которые резко задымляют отсек газами. Так было и здесь. В отсеке стоял плотный чад, становилось трудно дышать. Мотористы беспрерывно на ощупь проверяли температуру охлаждающей воды и подшипников. От жары мотористы разделись до пояса. Старшины Плотников, Прудников и мичман Масенков пытались смягчить удары предохранительных клапанов, подсовывая под них пучки проволоки.
Аварии дизелей были вероятны. Если бы лодку обнаружили и она осталась без хода, то сложилась бы смертельная опасность, и это было конечно большим риском.
Маринеско послал Бориса Сергеевича Крылова по отсекам, чтобы объяснить людям обстановку. Из отсеков передали, что готовы на риск. Нагоняя лайнер, лодка шла тем же курсом, что и он. Затем командир круто повернул лодку, пересек пенную дорожку лайнера и вышел на его левый борт. Лайнер шел, не меняя курса и скорости и не производя противолодочных зигзагов. Значит, фашисты не предполагали, что рядом с ними под водой спешит их смерть. Скорость лодки была уже больше 19 узлов. Второй час продолжалась небывалая погоня. Командир приказал Ефременкову рассчитать число торпед в залпе. По расчету, их требовалось четыре. Приближался главный момент. Но вдруг с левого крыла мостика лайнера скоропалительной очередью заработал сигнальный прожектор. Его луч вытанцовывал точки и тире на рубке лодки.
— Что он пишет?
— А черт его знает, — не мог же Антипов перевести на русский азбуку немца.
— Отстучите ему что-нибудь! — приказал командир.
С умопомрачительной скоростью Антипов отстучал немцу короткое «соленое» словечко. И странное дело, запросы с лайнера прекратились. Возможно, ответ оказался близким к запрашиваемому вопросу или фашисты приняли наш корабль за корабль своей охраны.
Можно допустить и то, что открыто отвечать, по их мнению, на запрос мог только свой. Для нашей лодки главным было то, что фашисты поверили отчаянному обману.
Погоня продолжалась. Наконец лодка миновала форштевень лайнера. Он начал отставать.
Приближался момент атаки.
Командир скомандовал:
— Стоп дизели!
— Механик — погружаться под среднюю!
— Право на борт! — И лодка легла на боевой курс.
— Моторы — малый вперед!
Маринеско буквально врезался глазами в силуэт, надвигающийся из мрака ночи. Величина лайнера была желанной целью для поражения противника.
Лодка шла навстречу лайнеру. На ночной прицел командир поставил Ефременкова.
— Как только визирная линейка придет на цель, подавайте команду! — приказал командир.
После информации замполита Крылова весь экипаж знал, на какую важную атаку идет лодка, все были готовы к бою и нетерпеливо ждали пуска торпед.
— Внизу! Как носовые аппараты?
— Носовые на «товсь»! — доложил мичман Поспелов.
Лайнер все еще не приходил на нужный угол курса.
— Право 5 градусов! — И лодка пошла правее.
Наконец силуэт лайнера стал наползать на визирную линейку.
— Есть! — воскликнул старпом.
— Аппараты, пли! — Эта команда была отдана в 23 часа 8 минут.
Лодку трижды качнуло, каждый раз при выходе торпед. Лодка замерла. Три полоски от форштевня устремились к высокому борту лайнера. За белесыми полосками напряженно следили командир, старпом, штурман и сигнальщики Виноградов и Волков. Все ждали грохота и надеялись на поражение огромного объекта противника.
Для полного понимания, очевидно, следует представить все результаты атаки, включая всех противников, которые были уничтожены в этом бою.
После начала нового генерального наступления советских армий на всем фронте в ставке Гитлера в январе состоялось специальное совещание, на котором было принято решение в кратчайший срок собрать в Данциге максимальное количество транспортов, принять на них наиболее ценные кадры и в охранении боевых кораблей вывезти их в западные порты Германии.
В число транспортов был включен также и океанский лайнер «Вильгельм Густлов», приступивший к приему пассажиров.
К концу первого дня все фешенебельные каюты были заняты крупными чиновниками, партийными бонзами, генералами, офицерами. А пассажиры все прибывали и прибывали. Поэтому двух— и четырехместные каюты стали заполнять по восемь и по десять человек. Но мест все равно не хватало. К пассажирскому помощнику лайнера Гейнцу Шену бесконечно обращались все новые и новые просители, чтобы их приняли в любые помещения. В связи с этим стали размещать бегущих фашистов в гимнастическом зале, в кинотеатре, в танцевальных залах, в зимнем саду. Погрузка не останавливалась, а продолжалась с давкой и спорами.
В приказе Гитлера об эвакуации кадров предписывалось экипажи подводных лодок, прошедшие полный курс подготовки, переправить в одну из западных военно-морских баз на Балтийском море, где их ожидали новые подводные лодки. Гитлер разрешил принять на «Вильгельма Густлова» гражданских лиц, которые не могут носить оружия и участвовать в боевых действиях.
Отход от места атаки командир лодки, по мнению фашистов, должен был бы произвести в направлении к Кронштадту, по этой логике они туда и направили противолодочные катера. Но Маринеско поступил наоборот, он повел лодку в направлении к Палдиски, то есть туда, где располагался сам противник, и благодаря этой смелой тактике оторвался от бомбежек.
По уточненным данным, затопленным оказался транспорт «Хелена». Далее М-96 маневрировала в районе противника, при этом экипаж восстанавливал поврежденные приборы и устранял другие неполадки.
За четверо суток командир собрал сведения о движении судов противника, о системе дозоров в море, о фарватере, после чего взял курс на Кронштадт.
Обратный путь был трудным. Половину пути лодка прошла в подводном положении, ей пришлось чрезвычайно осторожно форсировать более 20 линий минных заграждений, лодка трижды касалась минрепов и каждый раз была на грани гибели. Однако командир и экипаж преодолели эти испытания.
В назначенной точке моря лодку встречали наши катера. Здесь и случилось недоразумение.
Когда лодка всплыла, она вдруг неожиданно попала под артиллерийский обстрел. Маринеско приказал «срочное погружение», и лодка провалилась в глубину. Однако нарушать плановую встречу нельзя, встретиться было надо. И еще не ясно, почему возникла стрельба. Чтобы обеспечить благополучие для лодки, Маринеско всплыл на поверхность между катерами, в расчете на то, что для своей же безопасности они не станут стрелять друг против друга. Резко всплыл, выскочил наверх и первым делом начал ругать катерников, применяя все возможные и невозможные морские варианты.
— Нас ругают по-русски?
Катерники были сильно этим огорошены. Значит, думали они, стрелять вроде бы нельзя.
Спасло то, что командир звена катеров старший лейтенант А.З. Парокин узнал Александра Ивановича Маринеско. Объяснились. Парокин сказал, что на рубке лодки — свастика. Осмотрели рубку и обнаружили, что облезшая краска высветила какой-то похожий рисунок.
Разобравшись в происшествии, катера провели лодку до базы. А на лодке матросы говорили:
— Хорошо, что на катерах хреновые артиллеристы, а если бы были отличники, то могли бы нас утопить. А эти никого даже не ранили. Но наградить их, конечно, не за что.
В этом походе Маринеско выполнил большие задачи по разведке, потопил транспорт противника и преодолел опасные минные заграждения.
Лодка возвратилась с победой. Командира Маринеско наградили орденом Ленина, которым он очень гордился и носил его на груди всю жизнь. За одержанную победу весь экипаж подводной лодки был награжден орденами и медалями.
В ноябре сорок второго года Маринеско выполнил специальное задание, когда потребовалось в тылу немцев на участке побережья Невского залива высадить, а затем взять обратно на базу нашу разведывательно-диверсионную группу.
К тем дням серьезно заболел А. В. Новиков, его положили для излечения в госпиталь. В связи с этим командир вышел в море без инженер-механика под личную ответственность.
В том же месяце ему было присвоено звание капитана 3 ранга.
Благодаря высоким деловым и командирским качествам, Маринеско повысили в должности, назначив его командиром С-13 — подводной лодки среднего водоизмещения.
В связи с прорывом блокады Ленинграда весной сорок четвертого возникла возможность вызвать в Ленинград эвакуированные семьи. Подводники были этому рады. В Горький за своей семьей Маринеско направил Геннадия Васильевича Зеленцова, как горьковчанина. Зеленцов съездил в село Борисово около Мурома, где жила жена командира Нина Ильинична с десятилетней дочерью Лорой, и благополучно доставил их в Кронштадт, где они побывали на новой для них подводной лодке С-13.
* * *
Маринеско отлично понимал свою роль на корабле. Дорогое военное время он использовал для надежной боевой подготовки краснофлотцев, старшин и подчиненных офицеров и настойчиво работал для обеспечения полной готовности артиллерии, торпедного вооружения и техники. В ходе войны это было главным делом.С-13 имела пушки калибра 100 и 45 мм . Артиллерийское вооружение оказалось достаточно эффективным. Это качество удалось использовать 9 октября сорок четвертого года при атаке вооруженного транспорта «Зигфрид» в районе Данцигской бухты. Маринеско удалось первым обнаружить этот транспорт и выйти на позицию для атаки. Вполне вероятно, что в сложной морской ситуации «Зигфрид» шел в состоянии повышенной боевой готовности. Это было логично для всех вооруженных транспортов. В таком состоянии служба наблюдения за морем на транспорте должна была исполняться без нарушений и, следовательно, считалась надежной.
Благодаря такому состоянию службы командир «Зигфрида» вовремя обнаружил подводную лодку и немедленно приготовился к маневрированию. Положение становилось катастрофическим. Наблюдатели на транспорте были теперь обязаны увидеть следы торпед.
Маринеско дал первый залп двумя торпедами носовых аппаратов.
Транспорту повезло. Наблюдатели увидели следы торпед, и командиру удалось отвернуть судно от ударов. Во второй раз наблюдателям противника снова посчастливилось. Они опять заметили следы торпед следующего залпа, и транспорт снова уклонился от ударов.
Удача была велика. Командир транспорта понимал, что подводная лодка израсходовала основной запас торпед. И логично было полагать, что командир «Зигфрида» радовался своему успеху. Но, как оказалось, радовался он преждевременно. Все равно события для него закончились трагически.
Не имея времени перезарядить торпедные аппараты, Маринеско решил уничтожить транспорт артиллерийским огнем. В подводном положении он вывел лодку для артиллерийского удара. Лодка всплыла. Артиллеристы молниеносно заняли боевые посты и вывели стволы орудий на транспорт, с транспорта отвечали из пушки и автоматов.
— Огонь! — скомандовал Маринеско.
Снарядами артиллеристы разбили подводную часть корпуса транспорта, имевшего водоизмещение 5000 тонн. Через разрушения корпуса транспорт быстро затполнялся морской водой и вскоре затонул.
Моряки С-13 были рады боевому успеху. Командир лодки получил орден Красного Знамени, остальные члены экипажа — ордена Отечественной войны, Красной Звезды и медали.
* * *
Поражения Германии в войне, безусловно, отразились на загруженности морских коммуникаций, в том числе и на Балтийском море. Коммуникации более плотно стали контролироваться советскими подводными лодками. Иначе и не могло быть.Благодаря победам Советской Армии Финляндия была выведена из числа союзников Германии, и 19 сентября 1944 года с ее правительством состоялось подписание соглашения о перемирии. Оно позволило нашему командованию перебазировать часть подводных лодок в военно-морские базы Финляндии.
Там же базировалась и С-13. Финская база материально привязала к себе корабли. Экипажи установили культурные связи с иностранным городом. Хотя и редко, но все же организовывались увольнения «на берег» «для размагничивания», как говорил Маринеско.
В городе Турку у Маринеско состоялось знакомство с хозяйкой гостиницы. У нее он и капитан 3 ранга П. Лобанов встречали новогоднюю ночь 1945 года. Это была прекрасная и незабываемая новогодняя ночь. Душевный праздник подкрасила симпатичная и обворожительная хозяйка. Богатый стол, разнообразные блюда за ужином, вина — по вкусу, романсы и танцы. И еще — замечательная молодость в тридцать лет.
Они понимали, что празднуют новогоднюю ночь в жестокое время. Хозяйка гостиницы привлекала Александра добрым отношением. На его взгляд, она казалась умной и распорядительной. В гостинице были чистота и уют, а эти обстоятельства вполне устраивали ее жителей и гостей. В ресторане звучала приятная музыка.
Хозяйка была патриотичной шведкой и в то же время симпатизировала русским морякам и одобряла их успехи на море.
Возвратился Маринеско на лодку с опозданием, несмотря на вызов.
Еще в 1942 году на Балтийский флот приезжал начальник главного политуправления флота генерал-полковник И.В. Рогов, которого за крутой характер называли «Иваном Грозным.
Еще тогда он сказал офицерам-командирам: «Не шпыняйте офицеров, создайте им лучше все условия для отдыха. А вернувшемуся из похода командиру дайте возможность встряхнуться, пусть погуляет в удовольствие, он это заслужил. Снимите лишнюю опеку с людей, которые смотрят в глаза смерти».
Эти весьма и весьма ценные слова начальники должны были помнить. И, наверное, помнили. Но лишнюю опеку с Александра Маринеско они не сняли. С ним беседовали, его распекали, ругали за «связи» с иностранцами и стремились подавить его волю. Особенно в этом преуспевали отдельные воспитатели-политработники. А ведь он потопил уже два транспорта противника и готовился к новым походам.
К январскому походу 1945 года из «эсок» оставалась в строю лишь С-13, и сделать замену Маринеско было некем. И поэтому его решили потихоньку «сплавить» в боевой поход. По его личной просьбе предоставили ему искупить «вину» кровью. В ту пору командир дивизионных подводных лодок Александр Евстафьевич Орел, напутствуя, сказал:
— Иди, Саша, и без победы не возвращайся. Иначе — не простят.
* * *
В январе 1945 года начался знаменитый поход подводной лодки С-13. Маринеско шел в поход не для того, чтобы «вымаливать» прощение, а чтобы воевать с противником.Вечером 13 января лодка вошла в заданный район вблизи Данцигской бухты. Площадь участка была огромной и занимала 150 миль по ширине и 40 — по длине. Поэтому естественно, что большая площадь затрудняла задачу поиска объектов — целей для атак.
В связи с этим Маринеско решил маневрировать ближе к банке Штольпе-Банк, откуда легче было бы контролировать все пути движения фашистских кораблей.
При всплытиях на поверхность лодку окутывала штормовая погода. Огромные и мрачные ночные волны накатывались на корпус. Черные в темени ночи, они нависали над лодкой и падали на нее, намереваясь прихлопнуть и утопить ее. Но лодка выскальзывала из водного охвата и оказывалась либо между волнами, либо на гребне волны. Но каждая из них все равно успевала захлестнуть лица подводников, находящихся на мостике, обжечь их январским леденящим холодом, закатиться за шиворот, в глаза, уши.
Но море было пустынным. Поэтому и в этот раз приступили к зарядке аккумуляторов. Было 13 января, Александру Ивановичу стукнуло 32 года. Возраст небольшой, но к этой годовщине он уже успел совершить три боевых похода на «Малютке» и теперь — второй поход на С-13. Числились два потопленных транспорта, высадка разведывательно-диверсионной группы и охрана острова Эзель.
Но пришли и несчастья, волновавшие его душу. Осколком бомбы был смертельно ранен его отец, и скончался он перед выходом лодки в боевой поход. И семья начала разваливаться. Нашлись «благожелатели», которые жене Нине Ильиничне про мужа наплели сплетни, а муж и сам поверил сплетням про ее поведение в эвакуации.
Однако же боевая обстановка в море требовала забыть о личных несчастьях и напряженно думать только о способах решения боевой задачи.
Шторм не утихал, например 17 января он достиг 9 баллов, поэтому утром поспешили лечь на грунт на глубине пятидесяти метров.
При всплытии следующей ночью огромная волна чуть было не смыла за борт мичмана Торопова, но спас от гибели удержавший мичмана на палубе старший краснофлотец Юров. В эту же ночь из радиосообщения узнали, что наши войска 7 января освободили Варшаву.
В последующие дни транспортов или кораблей противника не видели. Лишь только 21 января утром Иван Шнапцев доложил командиру о том, что слышит отдаленные взрывы глубинных бомб.
«Что же это может значить?» — думал Маринеско.
Такая же картина бомбежек повторилась и 22 и 23 января.
Шторм продолжался. При всплытиях в ночное время лодку сильно качало и клало под 45 градусов на борт. Обслуживать механизмы было трудно. Антенна, леерные стойки с ограждением и палуба покрывались сплошным льдом. Ходить по палубе было скользко и опасно.
Из оперативной сводки подводники узнали о выходе наших войск на побережье Данцигской бухты.
Но поиски целей противника как днем, на перископной глубине, так и ночью, в надводном положении, не давали никаких сведений о судах. Целую неделю на порученном участке моря стояла тишина. На позиции была только С-13. Подводники вели напряженное наблюдение за морем. Однообразие давило. Лишь 29 января ночью вахтенный офицер заметил вдали затемненные огни неизвестного судна. Видимость ночью и при шторме была очень плохая, наблюдать было трудно, тем не менее старпом заметил, что судно не одно, потому что вблизи от него суетились еще какие-то стремительные тени.
Маринеско предполагал атаковать, но лодку заметили корабли, которые сами бросились атаковать. Лодка ушла на срочное погружение, однако ее пробомбили, и она получила гидравлические удары, но командиру удалось увести лодку от кораблей противника.
Теперь Маринеско стало понятно, почему корабли противника профилактически бомбили море. Стало очевидно, что противник готовит здесь важнейшие морские переходы.
Эта догадка была подтверждена принятой шифровкой, в которой командирам подводных лодок в море разъяснялось, что в связи с начавшимся наступлением наших войск ожидается бегство фашистов из Кёнигсберга и Данцига. Командирам предписывалось атаковать прежде всего крупные боевые корабли и транспорты противника. На лодке и без того была высокая боевая готовность. Но теперь результаты собственных наблюдений и предупреждение штаба давали понять, что атаки могут случиться неожиданно и срочно.
Командиром БЧ-5 лодки был назначен еще молодой инженер-механик Яков Спиридонович Коваленко, который всего лишь в 1943 году на положении курсанта стажировался на С-33 Черноморского флота.
Предварительная стажировка на однотипной лодке подготовила Коваленко к службе на С-13. Для Коваленко этот поход в должности командира боевой части был первым, и поэтому он всеми силами старался сделать все возможное, чтобы обеспечить исправность механизмов и живучесть лодки. Он знал свою ответственность и волновался, но работу вел по плану, без перебоев.
Дело в том, что краснофлотцы и старшины работали и жили только в своих отсеках, по боевому расписанию, как говорится, «гулять» по отсекам было не положено, да и нельзя. Поскольку информация, которой располагал замполит, была дорога каждому человеку в каждом отсеке лодки, замполит Борис Сергеевич Крылов постоянно перемещался по отсекам.
Боевые события назревали, поэтому Маринеско решил их ускорить и для этой цели 31 января войти в бухту Данцига.
В каюту командира постучался старшина команды радистов Михаил Колодников и доложил: «Товарищ командир, получена радиограмма». В каюту был вызван шифровальщик Федор Егоров, который доложил текст радиограммы: «Командирам подводных лодок в море. Быстрое передвижение частей Красной Армии, имеющее одним из операционных направлений — Данциг, заставит противника в ближайшие дни начать эвакуацию района Кенигсберга. В связи с этим надо ждать резкого усиления движения противника в районе Данцигской бухты».
Успехи наших войск на побережье подняли настроение подводников.
Море все еще штормило. Январский ветер гнал к берегам холодные крутые волны. Тяжелые валы, сталкиваясь с узким корпусом лодки, легко переваливались через лодку и катились вдаль от нее, но следом валились на нее все новые и новые валы. Балтика бушевала. Налетали снежные заряды. Небо было хмурое. Видимость очень плохая и днем, и особенно ночью. Только изредка случались в небе потрясения, через которые выглядывала луна и мертвенным фосфорическим светом высвечивала бегущие без конца волны.
Корпус лодки обледенел и оттаивал только на глубине.
Температура воздуха зимой всегда намного ниже температуры воды. От столкновений с волнами массы леденящих брызг окатывали людей на мостике и жгли открытые лица. Но вахта не могла поддаваться ни ветру, ни шторму, ни холоду.
В этот час на мостике были командир, вахтенный офицер Ефременков, два наблюдателя — Анатолий Виноградов и Андрей Пихур, один из самых старших по возрасту среди краснофлотцев и старшин, с помощью его 100-мм орудия были потоплены три транспорта противника, и за эти заслуги он награжден орденом Ленина.
Видавшая виды фуражка не спасала командира, голова замерзла.
— Старпом, — сказал он. — Постой за меня минутку, перехвачу горяченького чаю. Да и шапку надену.
Спустя короткое время Виноградов доложил: «Справа двадцать вижу вспышки».
— Штурман, на мостик! — вызвал Ефременков.
Ведь по военному времени, размышлял Ефременков, маяк должен быть погашен. Если же он заработал, то это означает одно: в гавань входит или выходит судно.
Виноградов:
— Огни! Прямо по носу!
— Командиру просьба наверх! — через люк доложил Ефременков.
Маринеско быстро оценил новую обстановку и выдал команды:
— Боевая тревога! Торпедная атака! Стоп подзарядка! — раздались сигналы ревунов.
Краснофлотцы, старшины и офицеры заняли свои места по боевому расписанию для торпедной атаки. Снова, как положено по расписанию, были проверены все механизмы.
Лодка выходила в атаку.
* * *
Цель была обнаружена 30 января в 21 час 10 минут на широте 55о2'2'' и долготе 18о11''5'. Маринеско решил сблизиться с целью и затем уже решить вопрос, как атаковать.Море продолжало штормить, было баллов шесть-семь. О подводном сближении не могло быть и речи. Значит, надо было догонять и атаковать только в надводном положении.
Командир перевел лодку в позиционное положение, т.е. в полупогруженное состояние, при котором на поверхности воды остаются ходовой мостик и верхняя часть палубы. Лодка резко пошла на курс сближения с обнаруженными огнями противника.
Трудно вести лодку в позиционном положении при шторме. Верхний рубочный люк открыт, при этом лодку необходимо твердо держать на положенной глубине. Именно об этом беспокоился боцман Николай Степанович Торопов, он не мог ослабить внимание и силы, если бы он это допустил, то лодка способна была нырнуть вниз, а когда ледяная вода хлынула бы в открытый люк, тогда была бы возможна гибель корабля.
Из-за плохой видимости определить тип цели было пока невозможно, но по шуму винтов акустик предположил, что идет крейсер. Экипаж понял, что цель наконец найдена и, значит, будет атака. А план атаки рождался и отрабатывался на ходу. Ночь была темная, видимость не улучшалась, но по мере сближения Маринеско увидел по курсу силуэт небольшого судна, а за ним огромную величину крупного корабля.
— Вызвать наверх Волкова! — Старшина 1 статьи Волков видел ночью так же, как и днем.
Волков доложил, что впереди идет миноносец, а за ним — лайнер.
Естественно, что с моря огромный лайнер, тысяч на двадцать тонн, должны были охранять боевые корабли. Значит, выйти в атаку с моря очень трудно — лодку легко будет обнаружить, и атака может быть сорвана. Но в принципе можно атаковать и со стороны берега. Надо думать — не ждут же они нападения со стороны берега. Размышления убедили Александра Ивановича в том, что противник со стороны берега чувствует себя спокойно. Но если лодку там обнаружат, тогда ему некуда ни отвернуть, ни погрузиться из-за малых глубин…
Итак, заманчиво, но и опасно!
Однако упускать такой лайнер нельзя. Может быть, теперь следует жертвовать собой, экипажем, лодкой. Неожиданно миноносец начал поворот на курсе. Пришлось срочно погрузиться на 20 метров , чтобы не попасть под таран.
Наверху прокатился грохот винтов и начал удаляться. Значит, одна опасность миновала и участок моря очистился. Поэтому командир поднял лодку в крейсерское положение и скомандовал: «Полный вперед!»
Развили скорость в 16 узлов, затем достигли 18 узлов. Но лодка не могла обогнать лайнер. Маринеско вызвал на мостик Коваленко и объяснил ситуацию. Потребовал от командира боевой части перевести дизели на форсированный режим работы.
В дизельном отсеке температура воздуха поднялась до 60 градусов. От перегрузочных давлений на цилиндрах «стреляли» предохранительные клапаны. Мне на другом корабле и в других условиях приходилось выводить дизеля на перегрузки и наблюдать «стрельбу» предохранительных клапанов, которые резко задымляют отсек газами. Так было и здесь. В отсеке стоял плотный чад, становилось трудно дышать. Мотористы беспрерывно на ощупь проверяли температуру охлаждающей воды и подшипников. От жары мотористы разделись до пояса. Старшины Плотников, Прудников и мичман Масенков пытались смягчить удары предохранительных клапанов, подсовывая под них пучки проволоки.
Аварии дизелей были вероятны. Если бы лодку обнаружили и она осталась без хода, то сложилась бы смертельная опасность, и это было конечно большим риском.
Маринеско послал Бориса Сергеевича Крылова по отсекам, чтобы объяснить людям обстановку. Из отсеков передали, что готовы на риск. Нагоняя лайнер, лодка шла тем же курсом, что и он. Затем командир круто повернул лодку, пересек пенную дорожку лайнера и вышел на его левый борт. Лайнер шел, не меняя курса и скорости и не производя противолодочных зигзагов. Значит, фашисты не предполагали, что рядом с ними под водой спешит их смерть. Скорость лодки была уже больше 19 узлов. Второй час продолжалась небывалая погоня. Командир приказал Ефременкову рассчитать число торпед в залпе. По расчету, их требовалось четыре. Приближался главный момент. Но вдруг с левого крыла мостика лайнера скоропалительной очередью заработал сигнальный прожектор. Его луч вытанцовывал точки и тире на рубке лодки.
— Что он пишет?
— А черт его знает, — не мог же Антипов перевести на русский азбуку немца.
— Отстучите ему что-нибудь! — приказал командир.
С умопомрачительной скоростью Антипов отстучал немцу короткое «соленое» словечко. И странное дело, запросы с лайнера прекратились. Возможно, ответ оказался близким к запрашиваемому вопросу или фашисты приняли наш корабль за корабль своей охраны.
Можно допустить и то, что открыто отвечать, по их мнению, на запрос мог только свой. Для нашей лодки главным было то, что фашисты поверили отчаянному обману.
Погоня продолжалась. Наконец лодка миновала форштевень лайнера. Он начал отставать.
Приближался момент атаки.
Командир скомандовал:
— Стоп дизели!
— Механик — погружаться под среднюю!
— Право на борт! — И лодка легла на боевой курс.
— Моторы — малый вперед!
Маринеско буквально врезался глазами в силуэт, надвигающийся из мрака ночи. Величина лайнера была желанной целью для поражения противника.
Лодка шла навстречу лайнеру. На ночной прицел командир поставил Ефременкова.
— Как только визирная линейка придет на цель, подавайте команду! — приказал командир.
После информации замполита Крылова весь экипаж знал, на какую важную атаку идет лодка, все были готовы к бою и нетерпеливо ждали пуска торпед.
— Внизу! Как носовые аппараты?
— Носовые на «товсь»! — доложил мичман Поспелов.
Лайнер все еще не приходил на нужный угол курса.
— Право 5 градусов! — И лодка пошла правее.
Наконец силуэт лайнера стал наползать на визирную линейку.
— Есть! — воскликнул старпом.
— Аппараты, пли! — Эта команда была отдана в 23 часа 8 минут.
Лодку трижды качнуло, каждый раз при выходе торпед. Лодка замерла. Три полоски от форштевня устремились к высокому борту лайнера. За белесыми полосками напряженно следили командир, старпом, штурман и сигнальщики Виноградов и Волков. Все ждали грохота и надеялись на поражение огромного объекта противника.
* * *
Величину подвига С-13 нельзя оценить, если рассматривать только лишь действия экипажа лодки.Для полного понимания, очевидно, следует представить все результаты атаки, включая всех противников, которые были уничтожены в этом бою.
После начала нового генерального наступления советских армий на всем фронте в ставке Гитлера в январе состоялось специальное совещание, на котором было принято решение в кратчайший срок собрать в Данциге максимальное количество транспортов, принять на них наиболее ценные кадры и в охранении боевых кораблей вывезти их в западные порты Германии.
В число транспортов был включен также и океанский лайнер «Вильгельм Густлов», приступивший к приему пассажиров.
К концу первого дня все фешенебельные каюты были заняты крупными чиновниками, партийными бонзами, генералами, офицерами. А пассажиры все прибывали и прибывали. Поэтому двух— и четырехместные каюты стали заполнять по восемь и по десять человек. Но мест все равно не хватало. К пассажирскому помощнику лайнера Гейнцу Шену бесконечно обращались все новые и новые просители, чтобы их приняли в любые помещения. В связи с этим стали размещать бегущих фашистов в гимнастическом зале, в кинотеатре, в танцевальных залах, в зимнем саду. Погрузка не останавливалась, а продолжалась с давкой и спорами.
В приказе Гитлера об эвакуации кадров предписывалось экипажи подводных лодок, прошедшие полный курс подготовки, переправить в одну из западных военно-морских баз на Балтийском море, где их ожидали новые подводные лодки. Гитлер разрешил принять на «Вильгельма Густлова» гражданских лиц, которые не могут носить оружия и участвовать в боевых действиях.