Страница:
— Ну, еще один день с плеч, — вздохнул Мотодзи Ичикава, старший унтер-офицер летного состава, снимая свой тяжелый летный комбинезон.
Один из лучших инструкторов, Ичикава хорошо отдавал себе отчет в необходимости срочной подготовки нового поколения летных экипажей. Тем не менее он был недоволен своим теперешним назначением. Он знал, что в боевом мастерстве многим до него далеко, даже офицерам подразделения, но это нисколько не уменьшало его чувства неудовлетворенности от того, что его лишили возможности непосредственно участвовать в военных действиях. Ему недоставало возбуждения от той великой битвы, которую вела Япония. Страха он никогда не испытывал, даже при ближайших встречах со смертью в воздушных боях над Коралловым морем.
В той великой битве в мае 1942 года с обеих сторон участвовали исключительно военно-воздушные силы. Она не только стала апогеем в карьере старшего унтер-офицера летного состава Ичикавы, но и отмечала высшую степень великого проникновения японцев в Тихий океан. За два последующих года боевая обстановка изменилась в худшую для Японии сторону. Весь 1943 год и первую половину 44-го американские войска брали остров за островом и приближались к японским берегам. Восемнадцатого июля пришла печальная весть, что при вторжении американцев на остров Сайпан погибли все находившиеся на нем люди — как военнослужащие, так и мирные жители. Через несколько дней правительство Тодзо потерпело поражение, и на смену ему пришло коалиционное правительство во главе с Куниаки Койсо, который стал не только премьером, но и военным министром, а министром военно-морского флота стал Мицумаса Йонаи. Пятого августа новый кабинет, в попытке исправить быстро ухудшающееся положение на фронте, созвал верховный совет военного командования. Американские бомбардировщики Б-29, известные как «летающие крепости», волна за волной надвигались из глубин Китая и сбрасывали град бомб на западные и южные районы острова Кюсю, то есть уже на саму Японию.
Ичикава принялся облачаться в гражданскую одежду, намереваясь смотаться в близлежащий городок Ходзо пропустить две-три рюмочки, а то и немного развлечься. Вдруг тишину казармы прорезал голос дежурного офицера в динамиках громкоговорящей связи:
— Всем пилотам оставаться в казармах! Повторяю, всем пилотам оставаться в казармах.
На штурмовиках пилоты, штурманы и радисты (служившие также стрелками) обычно летали экипажами. Пилот-инструктор Ичикава посчитал довольно странным, что оставаться на базе попросили только пилотов. Он подождал окончания объявления.
— Всем пилотам выстроиться перед штабом! Всем пилотам выстроиться перед штабом! — добавил дежурный офицер.
Все еще в пропотевшем летном кителе Ичикава вышел из казармы и быстро направился по узкой грунтовой дорожке к штабному корпусу, стоявшему на вершине поросшего соснами холма. Там он присоединился к другим пилотам-инструкторам, офицерам и унтер-офицерам, а также помощникам инструкторов, которые строились, озабоченно бормоча, зачем это их вызывали. Лучи солнца уже начинали слегка косить, но именно в этот час дня из-за жуткой летней духоты Внутреннего моря было трудно дышать.
Как только они построились, из здания штаба вышел командир авиакрыла, поднялся на командирское возвышение перед своими подчиненными и повернулся к ним с неестественно застывшим выражением лица.
Безо всякой преамбулы он резко выкрикнул:
— Все, у кого одинокие родители и кто единственный ребенок в семье, поднимите руки!
Вверх неуверенно взлетело несколько рук.
— Выйдите из строя и вернитесь на свои места в казармах! — пролаял командир авиакрыла.
Озадаченные, эти люди вышли из строя и направились по грунтовой дорожке обратно к казармам.
— Старшие сыновья родителей, тоже выйдите из строя и вернитесь в казармы! — прокричал командир.
Из группы вышли еще трое.
Командир авиакрыла посмотрел на оставшихся.
— Станьте в кружок передо мной! — приказал он.
После того как оставшиеся перестроились, командир авиакрыла заговорил серьезным тоном:
— Вести с фронта очень плохие. Враг ведет наступление на Марианских островах. Наши солдаты делают все, что могут, но враг значительно превосходит нас числом. Если теперешняя тенденция сохранится, враг вскоре окажется на Филиппинах, на Тайване и на Окинаве. Угроза вражеского вторжения нависнет даже над нашими родными островами. Поэтому мы должны предпринять такую наступательную операцию, которая нанесет врагу неимоверный урон. Мы должны сделать это, чтобы выиграть время и предотвратить нападение на саму Японию!
Командир авиакрыла немного помолчал, набрался мужества и продолжал:
— Мы не сможем продолжать войну, не приняв самых кардинальных мер. Мы должны сделать нечто уникальное, такое, чего еще не было в анналах военной истории. В противном случае нас разгромят и уничтожат как нацию. Для достижения этой цели разработано одно новое, весьма специфическое оружие, несущее верную смерть врагу. В данный момент я еще не волен сообщать вам подробности, однако уже установлено, что, если вы нанесете удар этим новым оружием по самому большому вражескому авианосцу, тот наверняка пойдет ко дну!
Командир снова замолчал. На его лице было какое-то напряженное выражение, которого его подчиненные никогда прежде не видели.
Он заговорил снова — неторопливо, будто с осторожностью подбирая слова:
— Оружие, разработанное для успешного проведения подобной специальной атаки, очень опасно для пилота. Живым из полета пилот вернуться никак не может.
Ичикава все время внимательно слушал командира авиакрыла, а сейчас вдруг почувствовал, как кровь отхлынула от лица. В ногах появилась слабость. Он не раз встречался в бою лицом к лицу со смертью и узнавал ее специфический запах. Знакомое чувство смерти бурно нахлынуло на него, только на этот раз оно было каким-то холодным и липким.
Командир заговорил снова:
— Каждый из вас в отдельности свободен решать, готов ли он принять участие в этом суровом испытании, но я взываю к лучшему, что есть в вас как летчиках авиации военно-морских сил.
Стоявшие кружком люди были ошарашены. В огне битвы любой из них не колеблясь отдал бы свою жизнь за родину. Тут, однако, было совсем другое: их просили добровольно вызваться умереть. Летчики смотрели друг на друга… и молчали.
— Обстоятельства у вас у всех разные, поэтому, прежде чем принять решение, пожалуйста, хорошенько подумайте, — сказал командир. И тут же грозно добавил: — Однако же вам запрещается обсуждать собственное положение или свой выбор с сослуживцами или вступать в контакт с родственниками. Решать должны вы сами!
И снова командир немного помолчал, чтобы смысл его слов дошел до подчиненных.
— У всех у вас есть служебное удостоверение, — сказал он. — После того как примете решение, поставьте на своем удостоверении «да» или «нет». Все офицеры должны принести удостоверения в мою комнату и положить их в ящик, который будет приготовлен для этой цели. Все унтер-офицеры отнесут свои удостоверения на квартиры своих командиров, где будут установлены такие же ящики.
Командир авиакрыла помолчал, затем страстно сказал:
— Это не приказ, и все же я взываю к вашим лучшим чувствам летчиков военно-морской авиации.
Он быстро сошел с подмостков и направился к зданию штаба.
Пилоты, так и стоявшие плотным кругом, по-прежнему молчали, каждый был занят собственными мыслями. Затем, так же молча и как-то очень уж осторожно, кружок стал распадаться, и все, только по-одному, вернулись в казарму.
Ичикава хорошо сознавал, что экипажи боевых самолетов морской авиации в принципе могут все погибнуть, и уже давно смирился с мыслью, что умрет, выполняя свой долг. В то же время он сознавал, что между тем, когда встречаешься со смертью лицом к лицу в бою, и тем, когда тебя заставляют крепко ее обнять, существует большая разница.
«Ни дать ни взять самоубийство, — сказал он себе и тут же подумал: — Да нет, не самоубийство, ведь при самоубийстве есть определенная мера свободного волеизъявления относительно того, где и когда его совершить! В данном же случае тебя просто посылают с заданием умереть!»
Ичикава был совершенно искренен в своем стремлении вернуться обратно в боевое подразделение и присоединиться к товарищам, сражающимся на фронте, однако жажды смерти он вовсе не испытывал. Он хотел жить. Его первым желанием было написать «нет» на удостоверении, но он знал, что этого он сделать никак не может. Он знал, что его поступок сочтут недостойным военного, а самого его осудят как труса. К тому же из-за строгой муштры и дисциплины в императорском ВМС самостоятельные решения он принимать попросту не привык.
Как только Ичикава вошел в казарму, его осадили несколько молодых помощников инструкторов, оказавшихся среди тех, кого попросили добровольно пойти в это особо ударное подразделение.
— Господин, — страстно сказал один из них, — если мы просто напишем «да» на своих удостоверениях, мы можем не оказаться в числе первых, кого пошлют на эти задания! Чтобы выбрали именно нас, мы хотим написать эти «да» собственной кровью! Как вы думаете, это поможет?
Ичикава понимал и ценил ревностное стремление молодых людей умереть за Японию, произведя взрыв, который вызовет ужасные разрушения и панику во вражеском стане, однако же он просто не мог не ощутить беспокойства.
— Да, — спокойно ответил он, — это, безусловно, продемонстрирует вашу искренность.
Сам он оказался не в состоянии разжечь в себе тот высоко эмоциональный дух, который завладел умами этих молодых людей.
Позже, оставшись один, Ичикава написал небольшими буквами «да» на своем удостоверении и положил его в ящик, который принесли из штаба.
В тот же день и в тот же час везде, от самого северного японского острова Хоккайдо до оккупированного Тайваня на юге, всем летным инструкторам и пилотам одномоторных самолетов, включая истребители, разведывательные самолеты, базирующиеся на авианосцы штурмовики и пикирующие бомбардировщики, было предложено сделать тот же самый выбор — пожертвовать ради Японии жизнью.
Большинство пилотов были очень молоды — многим еще не было и двадцати. Но они были лучшими в ВМС, поскольку пилоты-ветераны в основной массе своей уже погибли в боях с врагом. Следовательно, эти молодые пилоты представляли огромную ценность для ВМС и для страны, и Ичикава понимал, что это решение попросить их пожертвовать своей молодой жизнью далось нелегко.
Ичикава лишь не мог знать, что испытывает всего-навсего эффект волны от событий, которые начались далеко от того места, где находился он, и что прошло какое-то время, прежде чем она докатилась до него. Двумя неделями раньше она зацепила и бросила в холод капитан-лейтенанта технической службы Таданао Мики из конструкторского бюро секции аэропортов научно-исследовательской лаборатории ВМС по аэронавтике на полуострове Миура.
Большинство первоначальных военно-морских объектов располагалось по берегам этого полуострова, который образует западное побережье Токийского залива, а их центром была огромная база ВМС в Йокосуке. Среди этих объектов была и научно-исследовательская лаборатория ВМС по аэронавтике (НИЛА), состоявшая из основной лаборатории в Оппаме и отделения лаборатории в Канадзава-Хаккей.
В общей сложности в научно-исследовательской лаборатории по аэронавтике были заняты около 2000 научных работников и 32 000 рабочих и сотрудников; в то время она являлась одним из самых передовых в мире центров развития авиационной технологии.
Задачей лаборатории было проводить осмотр и испытания пробных образцов самолетов, построенных частными фирмами под надзором инспекции авиации ВМС, а также заниматься собственной научно-исследовательской и конструкторской работой в непрерывной попытке улучшить боевые качества японских военных самолетов.
Сердцевиной лаборатории считалось конструкторское бюро при секции аэропланов под руководством капитана 3-го ранга технической службы ВМС Масао Яманы. Бюро делилось на три группы. Первая группа занималась самолетами, построенными частными фирмами; вторая — самолетами, спроектированными в самой лаборатории; а третья — так называемыми «летательными аппаратами будущего», самолетами передовой конструкции, которые, как ожидалось, станут играть ведущую роль в воздушных сражениях в будущем. Руководителем группы три и был капитан-лейтенант технической службы Таданао Мики.
Мики высоко ценили как его начальство, так и в генеральном штабе (ГШ) ВМС. В прошлом, когда в ГШ его попросили создать военный самолет, который бы мог производить бомбометание с горизонтального полета, круто пикировать, а также служить самолетом-торпедоносцем, он и его группа сконструировали довольно неплохой бомбардировщик «гинга», базирующийся на землю и известный американским войскам под названием «франсес».
Недели за две до общенациональной вербовки Ичикавы и других добровольцев-самоубийц для тарана цели самим самолетом с бомбой на борту Мики позвонил вице-адмирал Мисао Вада, шеф лаборатории.
— Тут пришел один человек с чертежами самолета-снаряда. Будьте добры, зайдите ко мне вместе с менеджером бюро и взгляните на них, — сказал Вада.
Недовольный звонком, Мики положил телефонную трубку. Ему уже осточертели эти так называемые новые виды оружия. В лабораторию постоянно поступали предложения по усовершенствованию уже существующих самолетов, но лишь две-три из уже одобренных новых моделей были запущены в производство из-за все возрастающей нехватки материалов и серьезного ухудшения производственных навыков.
Производство передового палубного истребителя «реппу» ( «сэм»), который должен был заменить прославленный «зиро» (палубный истребитель типа О фирмы «Мицубиси»), полностью прекратилось из-за проблемы с двигателями. Производство четырехмоторного пикирующего бомбардировщика «рензан» ( «рита») тоже только что приостановили из-за отсутствия строительных материалов.
Основная проблема лаборатории заключалась в необходимости срочно спроектировать самолет с реактивным и ракетным двигателями, основываясь на спецификации, доставленной из Германии японской подводной лодкой.
Почти дня не проходило без того, чтобы в лаборатории не появлялся кто-нибудь из внешнего мира с чертежами какого-нибудь нового вида вооружения. Число проектов крылатых бомб значительно возросло — их авторов, безусловно, вдохновляли летательные снаряды «Фау-1», введенные Германией в действие в Европе примерно в то время, когда на Тихоокеанском театре военных действий началась битва за Сайпан. Поскольку «Фау-1» после запуска оказывался неуправляем, во всех видах модификаций, приносимых в лабораторию, предлагался какой-нибудь механизм управления.
Направившись со своим менеджером к кабинету вице-адмирала Вады, Мики поморщился. Именно эти механизмы управления в предложениях, которые ему до сих пор приходилось видеть, и делали эти предложения непрактичными или ничего не стоящими. В некоторых проектах предлагалась система управления по радио. Один изобретатель предлагал использовать систему теплового наведения, тогда как другой — световой туннель, по которому должна последовать бомба. Мики был уверен, что и сейчас на нем попытаются опробовать какую-нибудь очередную глупую идею, которая, скорее всего, так и не материализуется.
В кабинете Вады перед похожим на мальчика шефом сидел широкоплечий мужчина с окладистой бородой. Он встал, и они с Мики обменялись визитными карточками. На карточке стояло: «Младший лейтенант специальной службы (второй класс) Ота, приданный 1081-му летному подразделению ВМС».
— Вы говорили о точно попадающей в цель бомбе… — сказал Вада Оте, жестом приглашая его продолжать.
Ота вытащил из своей папки довольно неряшливо исполненный рисунок и протянул его Мики. На первый взгляд там, казалось, изображен высокоскоростной самолетик, только без пропеллера и шасси. От носа самолета шла линия с надписью «Взрывчатка», линия от хвоста была с надписью «Ракета». В одном из верхних углов наброска был не менее грубый рисунок пикирующего бомбардировщика тип-1 фирмы «Мицубиси» ( «бетти»), под которым этот самолетик без пропеллера был изображен в подвешенном состоянии, что, вероятно, показывало, что этот самолет надо сбрасывать с бомбардировщика.
Ота объяснил, что в ракете этого самолетика будет использоваться ракетное топливо для реактивных двигателей, в котором конденсированная перекись водорода вступает в реакцию с гидратным водородом; ракета разработана «Мицубиси хеви индастриз» и проходила испытания в армии как источник энергии для управляемых бомб. Когда в ВМС узнали, что в немецкой ракете «комета» используется тот же самый вид жидкого топлива, там заинтересовались этой системой.
На Мики это не произвело ни малейшего впечатления. «Этот человек скорее всего дурак, — подумал он. — И это он называет новым оружием? Вероятно, он думает об использовании новейшей теории систем наведения, как и все остальные».
— А как насчет системы наведения? — спросил Мики, уже уверенный, что знает, какой последует ответ.
Ота ответил не сразу и даже вроде как смутился.
Мики повторил вопрос и добавил:
— Я имею в виду прибор, который обеспечит точность ее попадания в цель.
Ота кивнул и твердо ответил:
— На борту будет человек.
Мики не поверил своим ушам.
— Что?! — завопил он, вытаращившись на Оту с недоверием, смешанным с гневом.
Очевидно, не позволяя себя запугать столь бурной реакцией и разгневанным взглядом Мики, Ота продолжал:
— Бомбу будет нести «бетти», пока она не окажется вблизи от цели. Затем из самолета-носителя в нее войдет пилот. В соответствующее время самолет-носитель сбросит ее, и пилот возьмет курс на вражескую цель. В самолетике будет как раз достаточно топлива, чтобы он ушел от преследования вражеских самолетов и врезался в цель. Таким образом, попадание гарантировано.
Это предложение шокировало Мики.
— Попадание гарантировано! Вы — идиот! Не станем мы работать над таким аппаратом! — закричал он.
Лицо у Оты покраснело, но он не собирался сдавать свои позиции.
— Если мы не предпримем решительных действий, Японию будут загонять все дальше и дальше в угол! Враг господствует в воздухе. Обычными средствами нам уже не удастся противостоять его вторжению. Мой план состоит в том, чтобы с помощью этого оружия вывести из строя авианосцы врага и в корне изменить ситуацию. Это необходимо для выживания нашей страны. Мы обязаны создать это оружие!
Мики знал, что положение на фронтах и впрямь весьма серьезное и становится все хуже. Знал он и то, что вина за неспособность Японии действенно противостоять противнику отчасти ложится и на технический сектор, и тот мог рассматривать мысль Оты как стимул для исправления положения. Однако, будь даже результаты гарантированы на все сто процентов, Мики бы ни за что не согласился с этим проектом. Относиться к людям как к машинам… Он продолжал качать головой и повторять: «Нет!»
— Мики, — заговорил Вада, чтобы как-то разрядить обстановку, — а вы не можете дать какие-нибудь технические советы?
— С технической точки зрения, — довольно грубо ответил Мики, — это и оружием-то назвать нельзя. Кроме того, весьма сомнительно, сможет ли оно при полной бомбовой нагрузке пикировать на движущуюся цель. Скорость «бетти», когда под ней будет подвешена эта штуковина, значительно упадет, а у бомбардировщика и так слабовато с огневой защитой. Слишком уж велика опасность, что оба самолета будут уничтожены еще до того, как достигнут района нахождения цели.
— Вы правы. Понадобится несколько истребителей для обеспечения защиты…
— Одну минуточку! — прервал его Мики, который уже завелся. — Я вовсе не говорю, что идея хорошая или что она сработает, если будет обеспечено охранение истребителями!
Все присутствующие замолчали. Реакция Мики, судя по всему, разочаровала Ваду, и у Мики мелькнуло подозрение, что вице-адмирал уже принял решение рекомендовать эту идею для рассмотрения высшему начальству.
Мики знал, что уже разрабатываются различные другие виды оружия для использования на поверхности воды и под водой, а когда будут созданы подобные средства для использования в воздухе — всего лишь вопрос времени. Однако же между ними была существенная разница: на поверхности воды у команды оставалась возможность уцелеть.
Наконец Мики повернулся к решительно настроенному Оте и задал вопрос, который вертелся у него на языке с самого начала разговора:
— Младший лейтенант Ота, вы предлагаете, чтобы это оружие шло на таран и взрывалось, но кто же будет его пилотировать?
— Я, разумеется, — не колеблясь ответил Ота.
Мики ахнул. Готовность Оты подобным образом пожертвовать собственной жизнью поразила его, пусть она и была подсказана искренним желанием каким-то образом исправить тяжелое положение на фронте. Честность и верность долгу этого рядового моряка произвели на Мики впечатление, и он снова замолчал. Возможно, в конечном счете Ота прав. При сложившихся обстоятельствах подобная тактика пикирования со взрывом — единственное, что осталось Японии. И пусть эта идея Мики не по душе, все равно, если ее одобрит его начальство, ответственность за создание этих человеко-бомб все равно ляжет на него. Мики несколько смутило, что сам же и попытался найти какое-то объяснение этой концепции, которая выходила за пределы логики и разума. Из кабинета шефа лаборатории Мики и Ямана вышли удрученными.
— Прежде чем все закончится, нам тоже придется спикировать на том самолете, — пробормотал Ямана.
У японцев не только было меньше самолетов, чем у американцев. Основным фактором в поражениях, которые несли японские войска, был еще и слишком медленный процесс подготовки новых пилотов. Базы передового базирования Объединенного флота на Рабауле, на островах Трак и Палау оказались в страшно невыгодном положении из-за все возрастающей нехватки хорошо подготовленных и закаленных в боях пилотов. Вся структура западнотихоокеанской зоны обороны была ослаблена и стала более уязвимой для вражеских атак.
Расстроенные и обозленные, что не в состоянии сдержать натиск наступающих американских войск, солдаты на передовой стали все чаще прибегать к атакам смертников. Отделения или даже большие группы смертников бросали свои тела или самолеты на врага в так называемых атаках «камикадзе», назначением которых было нанести как можно больше ущерба врагу, намеренно жертвуя собственной жизнью.
Среди верховных властей в Токио все большее число штабных офицеров стало с одобрением относиться к систематическому использованию атак смертников против врага. Однако на официальном уровне эксперты-тактики поддерживали эту идею не особенно охотно. Ведь основной принцип военной стратегии, рассуждали они, заключается в том, чтобы уничтожать живую силу противника, сохраняя свою собственную, а широкомасштабные атаки смертников могут подорвать веру в Верховное командование.
Тем не менее альтернативы столь радикальному средству они предложить не могли, и все члены штаба исполнились пессимизма и отчаяния.
Весной 1944 года тактики Генерального штаба ВМС решили-таки дать ход производству управляемого человеком и обреченного взорваться оружия. Однако подобные виды оружия для авиации в эти планы не включались, поскольку у экипажей после атаки не было никаких шансов остаться в живых.
Однако сразу же вслед за сокрушительным поражением Японии на Южно-Тихоокеанском фронте капитан Мотохару Окамура, один из командиров летных подразделений на фронте, принялся доказывать необходимость применения особых ударов против врага. 19 июня, когда вице-адмирал Сигеру Фукутоме, командующий Вторым военно-воздушным флотом ВМС, посетил это подразделение во время инспекционной поездки, Окамура обратился к нему с просьбой разрешить нанесение особых ударов в воздухе.
Несколько дней спустя, по возвращении в Токио, вице-адмирал Фукутоме доложил о данном предложении заместителю начальника Генерального штаба ВМС Сейичи Итоху. Итох ответил, что для столь отчаянных мер еще не настало время, однако пообещал довести данное предложение до сведения начальника штаба Сигетаро Симады, а также провести исследования о целесообразности этих специальных атак в широком масштабе.
Обращением к Фукутоме Окамура не ограничился. Он принялся убеждать других лиц среди командного состава поддержать эту идею. Одним из них был капитан третьего ранга Минору Генда, офицер ВВС из Генерального штаба ВМС. Генда помогал вице-адмиралу Такидзиро Ониси разрабатывать операцию по внезапному нападению на Пёрл-Харбор, и с тех пор его считали крупным авторитетом по воздушным операциям. Генда уважал Окамуру, который был старше его на два года, и мысль о проведении специальных атак с воздуха показалась ему весьма заманчивой.
27 июня Окамура зашел к Ониси в министерство снаряжения, где тот тогда был директором по общим вопросам в отделе снабжения ВВС. Окамура подробно изложил свою идею и просил Ониси заказать разработку и конструирование специального самолета, который мог бы использоваться для полетов смертников. При их беседе присутствовал генерал-лейтенант Сабуро Эндо, начальник отдела снабжения ВВС. В тот вечер генерал-лейтенант Эндо записал в дневнике: «Появился божественный благочестивый солдат. Он произвел на меня большое впечатление».
Один из лучших инструкторов, Ичикава хорошо отдавал себе отчет в необходимости срочной подготовки нового поколения летных экипажей. Тем не менее он был недоволен своим теперешним назначением. Он знал, что в боевом мастерстве многим до него далеко, даже офицерам подразделения, но это нисколько не уменьшало его чувства неудовлетворенности от того, что его лишили возможности непосредственно участвовать в военных действиях. Ему недоставало возбуждения от той великой битвы, которую вела Япония. Страха он никогда не испытывал, даже при ближайших встречах со смертью в воздушных боях над Коралловым морем.
В той великой битве в мае 1942 года с обеих сторон участвовали исключительно военно-воздушные силы. Она не только стала апогеем в карьере старшего унтер-офицера летного состава Ичикавы, но и отмечала высшую степень великого проникновения японцев в Тихий океан. За два последующих года боевая обстановка изменилась в худшую для Японии сторону. Весь 1943 год и первую половину 44-го американские войска брали остров за островом и приближались к японским берегам. Восемнадцатого июля пришла печальная весть, что при вторжении американцев на остров Сайпан погибли все находившиеся на нем люди — как военнослужащие, так и мирные жители. Через несколько дней правительство Тодзо потерпело поражение, и на смену ему пришло коалиционное правительство во главе с Куниаки Койсо, который стал не только премьером, но и военным министром, а министром военно-морского флота стал Мицумаса Йонаи. Пятого августа новый кабинет, в попытке исправить быстро ухудшающееся положение на фронте, созвал верховный совет военного командования. Американские бомбардировщики Б-29, известные как «летающие крепости», волна за волной надвигались из глубин Китая и сбрасывали град бомб на западные и южные районы острова Кюсю, то есть уже на саму Японию.
Ичикава принялся облачаться в гражданскую одежду, намереваясь смотаться в близлежащий городок Ходзо пропустить две-три рюмочки, а то и немного развлечься. Вдруг тишину казармы прорезал голос дежурного офицера в динамиках громкоговорящей связи:
— Всем пилотам оставаться в казармах! Повторяю, всем пилотам оставаться в казармах.
На штурмовиках пилоты, штурманы и радисты (служившие также стрелками) обычно летали экипажами. Пилот-инструктор Ичикава посчитал довольно странным, что оставаться на базе попросили только пилотов. Он подождал окончания объявления.
— Всем пилотам выстроиться перед штабом! Всем пилотам выстроиться перед штабом! — добавил дежурный офицер.
Все еще в пропотевшем летном кителе Ичикава вышел из казармы и быстро направился по узкой грунтовой дорожке к штабному корпусу, стоявшему на вершине поросшего соснами холма. Там он присоединился к другим пилотам-инструкторам, офицерам и унтер-офицерам, а также помощникам инструкторов, которые строились, озабоченно бормоча, зачем это их вызывали. Лучи солнца уже начинали слегка косить, но именно в этот час дня из-за жуткой летней духоты Внутреннего моря было трудно дышать.
Как только они построились, из здания штаба вышел командир авиакрыла, поднялся на командирское возвышение перед своими подчиненными и повернулся к ним с неестественно застывшим выражением лица.
Безо всякой преамбулы он резко выкрикнул:
— Все, у кого одинокие родители и кто единственный ребенок в семье, поднимите руки!
Вверх неуверенно взлетело несколько рук.
— Выйдите из строя и вернитесь на свои места в казармах! — пролаял командир авиакрыла.
Озадаченные, эти люди вышли из строя и направились по грунтовой дорожке обратно к казармам.
— Старшие сыновья родителей, тоже выйдите из строя и вернитесь в казармы! — прокричал командир.
Из группы вышли еще трое.
Командир авиакрыла посмотрел на оставшихся.
— Станьте в кружок передо мной! — приказал он.
После того как оставшиеся перестроились, командир авиакрыла заговорил серьезным тоном:
— Вести с фронта очень плохие. Враг ведет наступление на Марианских островах. Наши солдаты делают все, что могут, но враг значительно превосходит нас числом. Если теперешняя тенденция сохранится, враг вскоре окажется на Филиппинах, на Тайване и на Окинаве. Угроза вражеского вторжения нависнет даже над нашими родными островами. Поэтому мы должны предпринять такую наступательную операцию, которая нанесет врагу неимоверный урон. Мы должны сделать это, чтобы выиграть время и предотвратить нападение на саму Японию!
Командир авиакрыла немного помолчал, набрался мужества и продолжал:
— Мы не сможем продолжать войну, не приняв самых кардинальных мер. Мы должны сделать нечто уникальное, такое, чего еще не было в анналах военной истории. В противном случае нас разгромят и уничтожат как нацию. Для достижения этой цели разработано одно новое, весьма специфическое оружие, несущее верную смерть врагу. В данный момент я еще не волен сообщать вам подробности, однако уже установлено, что, если вы нанесете удар этим новым оружием по самому большому вражескому авианосцу, тот наверняка пойдет ко дну!
Командир снова замолчал. На его лице было какое-то напряженное выражение, которого его подчиненные никогда прежде не видели.
Он заговорил снова — неторопливо, будто с осторожностью подбирая слова:
— Оружие, разработанное для успешного проведения подобной специальной атаки, очень опасно для пилота. Живым из полета пилот вернуться никак не может.
Ичикава все время внимательно слушал командира авиакрыла, а сейчас вдруг почувствовал, как кровь отхлынула от лица. В ногах появилась слабость. Он не раз встречался в бою лицом к лицу со смертью и узнавал ее специфический запах. Знакомое чувство смерти бурно нахлынуло на него, только на этот раз оно было каким-то холодным и липким.
Командир заговорил снова:
— Каждый из вас в отдельности свободен решать, готов ли он принять участие в этом суровом испытании, но я взываю к лучшему, что есть в вас как летчиках авиации военно-морских сил.
Стоявшие кружком люди были ошарашены. В огне битвы любой из них не колеблясь отдал бы свою жизнь за родину. Тут, однако, было совсем другое: их просили добровольно вызваться умереть. Летчики смотрели друг на друга… и молчали.
— Обстоятельства у вас у всех разные, поэтому, прежде чем принять решение, пожалуйста, хорошенько подумайте, — сказал командир. И тут же грозно добавил: — Однако же вам запрещается обсуждать собственное положение или свой выбор с сослуживцами или вступать в контакт с родственниками. Решать должны вы сами!
И снова командир немного помолчал, чтобы смысл его слов дошел до подчиненных.
— У всех у вас есть служебное удостоверение, — сказал он. — После того как примете решение, поставьте на своем удостоверении «да» или «нет». Все офицеры должны принести удостоверения в мою комнату и положить их в ящик, который будет приготовлен для этой цели. Все унтер-офицеры отнесут свои удостоверения на квартиры своих командиров, где будут установлены такие же ящики.
Командир авиакрыла помолчал, затем страстно сказал:
— Это не приказ, и все же я взываю к вашим лучшим чувствам летчиков военно-морской авиации.
Он быстро сошел с подмостков и направился к зданию штаба.
Пилоты, так и стоявшие плотным кругом, по-прежнему молчали, каждый был занят собственными мыслями. Затем, так же молча и как-то очень уж осторожно, кружок стал распадаться, и все, только по-одному, вернулись в казарму.
Ичикава хорошо сознавал, что экипажи боевых самолетов морской авиации в принципе могут все погибнуть, и уже давно смирился с мыслью, что умрет, выполняя свой долг. В то же время он сознавал, что между тем, когда встречаешься со смертью лицом к лицу в бою, и тем, когда тебя заставляют крепко ее обнять, существует большая разница.
«Ни дать ни взять самоубийство, — сказал он себе и тут же подумал: — Да нет, не самоубийство, ведь при самоубийстве есть определенная мера свободного волеизъявления относительно того, где и когда его совершить! В данном же случае тебя просто посылают с заданием умереть!»
Ичикава был совершенно искренен в своем стремлении вернуться обратно в боевое подразделение и присоединиться к товарищам, сражающимся на фронте, однако жажды смерти он вовсе не испытывал. Он хотел жить. Его первым желанием было написать «нет» на удостоверении, но он знал, что этого он сделать никак не может. Он знал, что его поступок сочтут недостойным военного, а самого его осудят как труса. К тому же из-за строгой муштры и дисциплины в императорском ВМС самостоятельные решения он принимать попросту не привык.
Как только Ичикава вошел в казарму, его осадили несколько молодых помощников инструкторов, оказавшихся среди тех, кого попросили добровольно пойти в это особо ударное подразделение.
— Господин, — страстно сказал один из них, — если мы просто напишем «да» на своих удостоверениях, мы можем не оказаться в числе первых, кого пошлют на эти задания! Чтобы выбрали именно нас, мы хотим написать эти «да» собственной кровью! Как вы думаете, это поможет?
Ичикава понимал и ценил ревностное стремление молодых людей умереть за Японию, произведя взрыв, который вызовет ужасные разрушения и панику во вражеском стане, однако же он просто не мог не ощутить беспокойства.
— Да, — спокойно ответил он, — это, безусловно, продемонстрирует вашу искренность.
Сам он оказался не в состоянии разжечь в себе тот высоко эмоциональный дух, который завладел умами этих молодых людей.
Позже, оставшись один, Ичикава написал небольшими буквами «да» на своем удостоверении и положил его в ящик, который принесли из штаба.
В тот же день и в тот же час везде, от самого северного японского острова Хоккайдо до оккупированного Тайваня на юге, всем летным инструкторам и пилотам одномоторных самолетов, включая истребители, разведывательные самолеты, базирующиеся на авианосцы штурмовики и пикирующие бомбардировщики, было предложено сделать тот же самый выбор — пожертвовать ради Японии жизнью.
Большинство пилотов были очень молоды — многим еще не было и двадцати. Но они были лучшими в ВМС, поскольку пилоты-ветераны в основной массе своей уже погибли в боях с врагом. Следовательно, эти молодые пилоты представляли огромную ценность для ВМС и для страны, и Ичикава понимал, что это решение попросить их пожертвовать своей молодой жизнью далось нелегко.
Ичикава лишь не мог знать, что испытывает всего-навсего эффект волны от событий, которые начались далеко от того места, где находился он, и что прошло какое-то время, прежде чем она докатилась до него. Двумя неделями раньше она зацепила и бросила в холод капитан-лейтенанта технической службы Таданао Мики из конструкторского бюро секции аэропортов научно-исследовательской лаборатории ВМС по аэронавтике на полуострове Миура.
Большинство первоначальных военно-морских объектов располагалось по берегам этого полуострова, который образует западное побережье Токийского залива, а их центром была огромная база ВМС в Йокосуке. Среди этих объектов была и научно-исследовательская лаборатория ВМС по аэронавтике (НИЛА), состоявшая из основной лаборатории в Оппаме и отделения лаборатории в Канадзава-Хаккей.
В общей сложности в научно-исследовательской лаборатории по аэронавтике были заняты около 2000 научных работников и 32 000 рабочих и сотрудников; в то время она являлась одним из самых передовых в мире центров развития авиационной технологии.
Задачей лаборатории было проводить осмотр и испытания пробных образцов самолетов, построенных частными фирмами под надзором инспекции авиации ВМС, а также заниматься собственной научно-исследовательской и конструкторской работой в непрерывной попытке улучшить боевые качества японских военных самолетов.
Сердцевиной лаборатории считалось конструкторское бюро при секции аэропланов под руководством капитана 3-го ранга технической службы ВМС Масао Яманы. Бюро делилось на три группы. Первая группа занималась самолетами, построенными частными фирмами; вторая — самолетами, спроектированными в самой лаборатории; а третья — так называемыми «летательными аппаратами будущего», самолетами передовой конструкции, которые, как ожидалось, станут играть ведущую роль в воздушных сражениях в будущем. Руководителем группы три и был капитан-лейтенант технической службы Таданао Мики.
Мики высоко ценили как его начальство, так и в генеральном штабе (ГШ) ВМС. В прошлом, когда в ГШ его попросили создать военный самолет, который бы мог производить бомбометание с горизонтального полета, круто пикировать, а также служить самолетом-торпедоносцем, он и его группа сконструировали довольно неплохой бомбардировщик «гинга», базирующийся на землю и известный американским войскам под названием «франсес».
Недели за две до общенациональной вербовки Ичикавы и других добровольцев-самоубийц для тарана цели самим самолетом с бомбой на борту Мики позвонил вице-адмирал Мисао Вада, шеф лаборатории.
— Тут пришел один человек с чертежами самолета-снаряда. Будьте добры, зайдите ко мне вместе с менеджером бюро и взгляните на них, — сказал Вада.
Недовольный звонком, Мики положил телефонную трубку. Ему уже осточертели эти так называемые новые виды оружия. В лабораторию постоянно поступали предложения по усовершенствованию уже существующих самолетов, но лишь две-три из уже одобренных новых моделей были запущены в производство из-за все возрастающей нехватки материалов и серьезного ухудшения производственных навыков.
Производство передового палубного истребителя «реппу» ( «сэм»), который должен был заменить прославленный «зиро» (палубный истребитель типа О фирмы «Мицубиси»), полностью прекратилось из-за проблемы с двигателями. Производство четырехмоторного пикирующего бомбардировщика «рензан» ( «рита») тоже только что приостановили из-за отсутствия строительных материалов.
Основная проблема лаборатории заключалась в необходимости срочно спроектировать самолет с реактивным и ракетным двигателями, основываясь на спецификации, доставленной из Германии японской подводной лодкой.
Почти дня не проходило без того, чтобы в лаборатории не появлялся кто-нибудь из внешнего мира с чертежами какого-нибудь нового вида вооружения. Число проектов крылатых бомб значительно возросло — их авторов, безусловно, вдохновляли летательные снаряды «Фау-1», введенные Германией в действие в Европе примерно в то время, когда на Тихоокеанском театре военных действий началась битва за Сайпан. Поскольку «Фау-1» после запуска оказывался неуправляем, во всех видах модификаций, приносимых в лабораторию, предлагался какой-нибудь механизм управления.
Направившись со своим менеджером к кабинету вице-адмирала Вады, Мики поморщился. Именно эти механизмы управления в предложениях, которые ему до сих пор приходилось видеть, и делали эти предложения непрактичными или ничего не стоящими. В некоторых проектах предлагалась система управления по радио. Один изобретатель предлагал использовать систему теплового наведения, тогда как другой — световой туннель, по которому должна последовать бомба. Мики был уверен, что и сейчас на нем попытаются опробовать какую-нибудь очередную глупую идею, которая, скорее всего, так и не материализуется.
В кабинете Вады перед похожим на мальчика шефом сидел широкоплечий мужчина с окладистой бородой. Он встал, и они с Мики обменялись визитными карточками. На карточке стояло: «Младший лейтенант специальной службы (второй класс) Ота, приданный 1081-му летному подразделению ВМС».
— Вы говорили о точно попадающей в цель бомбе… — сказал Вада Оте, жестом приглашая его продолжать.
Ота вытащил из своей папки довольно неряшливо исполненный рисунок и протянул его Мики. На первый взгляд там, казалось, изображен высокоскоростной самолетик, только без пропеллера и шасси. От носа самолета шла линия с надписью «Взрывчатка», линия от хвоста была с надписью «Ракета». В одном из верхних углов наброска был не менее грубый рисунок пикирующего бомбардировщика тип-1 фирмы «Мицубиси» ( «бетти»), под которым этот самолетик без пропеллера был изображен в подвешенном состоянии, что, вероятно, показывало, что этот самолет надо сбрасывать с бомбардировщика.
Ота объяснил, что в ракете этого самолетика будет использоваться ракетное топливо для реактивных двигателей, в котором конденсированная перекись водорода вступает в реакцию с гидратным водородом; ракета разработана «Мицубиси хеви индастриз» и проходила испытания в армии как источник энергии для управляемых бомб. Когда в ВМС узнали, что в немецкой ракете «комета» используется тот же самый вид жидкого топлива, там заинтересовались этой системой.
На Мики это не произвело ни малейшего впечатления. «Этот человек скорее всего дурак, — подумал он. — И это он называет новым оружием? Вероятно, он думает об использовании новейшей теории систем наведения, как и все остальные».
— А как насчет системы наведения? — спросил Мики, уже уверенный, что знает, какой последует ответ.
Ота ответил не сразу и даже вроде как смутился.
Мики повторил вопрос и добавил:
— Я имею в виду прибор, который обеспечит точность ее попадания в цель.
Ота кивнул и твердо ответил:
— На борту будет человек.
Мики не поверил своим ушам.
— Что?! — завопил он, вытаращившись на Оту с недоверием, смешанным с гневом.
Очевидно, не позволяя себя запугать столь бурной реакцией и разгневанным взглядом Мики, Ота продолжал:
— Бомбу будет нести «бетти», пока она не окажется вблизи от цели. Затем из самолета-носителя в нее войдет пилот. В соответствующее время самолет-носитель сбросит ее, и пилот возьмет курс на вражескую цель. В самолетике будет как раз достаточно топлива, чтобы он ушел от преследования вражеских самолетов и врезался в цель. Таким образом, попадание гарантировано.
Это предложение шокировало Мики.
— Попадание гарантировано! Вы — идиот! Не станем мы работать над таким аппаратом! — закричал он.
Лицо у Оты покраснело, но он не собирался сдавать свои позиции.
— Если мы не предпримем решительных действий, Японию будут загонять все дальше и дальше в угол! Враг господствует в воздухе. Обычными средствами нам уже не удастся противостоять его вторжению. Мой план состоит в том, чтобы с помощью этого оружия вывести из строя авианосцы врага и в корне изменить ситуацию. Это необходимо для выживания нашей страны. Мы обязаны создать это оружие!
Мики знал, что положение на фронтах и впрямь весьма серьезное и становится все хуже. Знал он и то, что вина за неспособность Японии действенно противостоять противнику отчасти ложится и на технический сектор, и тот мог рассматривать мысль Оты как стимул для исправления положения. Однако, будь даже результаты гарантированы на все сто процентов, Мики бы ни за что не согласился с этим проектом. Относиться к людям как к машинам… Он продолжал качать головой и повторять: «Нет!»
— Мики, — заговорил Вада, чтобы как-то разрядить обстановку, — а вы не можете дать какие-нибудь технические советы?
— С технической точки зрения, — довольно грубо ответил Мики, — это и оружием-то назвать нельзя. Кроме того, весьма сомнительно, сможет ли оно при полной бомбовой нагрузке пикировать на движущуюся цель. Скорость «бетти», когда под ней будет подвешена эта штуковина, значительно упадет, а у бомбардировщика и так слабовато с огневой защитой. Слишком уж велика опасность, что оба самолета будут уничтожены еще до того, как достигнут района нахождения цели.
— Вы правы. Понадобится несколько истребителей для обеспечения защиты…
— Одну минуточку! — прервал его Мики, который уже завелся. — Я вовсе не говорю, что идея хорошая или что она сработает, если будет обеспечено охранение истребителями!
Все присутствующие замолчали. Реакция Мики, судя по всему, разочаровала Ваду, и у Мики мелькнуло подозрение, что вице-адмирал уже принял решение рекомендовать эту идею для рассмотрения высшему начальству.
Мики знал, что уже разрабатываются различные другие виды оружия для использования на поверхности воды и под водой, а когда будут созданы подобные средства для использования в воздухе — всего лишь вопрос времени. Однако же между ними была существенная разница: на поверхности воды у команды оставалась возможность уцелеть.
Наконец Мики повернулся к решительно настроенному Оте и задал вопрос, который вертелся у него на языке с самого начала разговора:
— Младший лейтенант Ота, вы предлагаете, чтобы это оружие шло на таран и взрывалось, но кто же будет его пилотировать?
— Я, разумеется, — не колеблясь ответил Ота.
Мики ахнул. Готовность Оты подобным образом пожертвовать собственной жизнью поразила его, пусть она и была подсказана искренним желанием каким-то образом исправить тяжелое положение на фронте. Честность и верность долгу этого рядового моряка произвели на Мики впечатление, и он снова замолчал. Возможно, в конечном счете Ота прав. При сложившихся обстоятельствах подобная тактика пикирования со взрывом — единственное, что осталось Японии. И пусть эта идея Мики не по душе, все равно, если ее одобрит его начальство, ответственность за создание этих человеко-бомб все равно ляжет на него. Мики несколько смутило, что сам же и попытался найти какое-то объяснение этой концепции, которая выходила за пределы логики и разума. Из кабинета шефа лаборатории Мики и Ямана вышли удрученными.
— Прежде чем все закончится, нам тоже придется спикировать на том самолете, — пробормотал Ямана.
У японцев не только было меньше самолетов, чем у американцев. Основным фактором в поражениях, которые несли японские войска, был еще и слишком медленный процесс подготовки новых пилотов. Базы передового базирования Объединенного флота на Рабауле, на островах Трак и Палау оказались в страшно невыгодном положении из-за все возрастающей нехватки хорошо подготовленных и закаленных в боях пилотов. Вся структура западнотихоокеанской зоны обороны была ослаблена и стала более уязвимой для вражеских атак.
Расстроенные и обозленные, что не в состоянии сдержать натиск наступающих американских войск, солдаты на передовой стали все чаще прибегать к атакам смертников. Отделения или даже большие группы смертников бросали свои тела или самолеты на врага в так называемых атаках «камикадзе», назначением которых было нанести как можно больше ущерба врагу, намеренно жертвуя собственной жизнью.
Среди верховных властей в Токио все большее число штабных офицеров стало с одобрением относиться к систематическому использованию атак смертников против врага. Однако на официальном уровне эксперты-тактики поддерживали эту идею не особенно охотно. Ведь основной принцип военной стратегии, рассуждали они, заключается в том, чтобы уничтожать живую силу противника, сохраняя свою собственную, а широкомасштабные атаки смертников могут подорвать веру в Верховное командование.
Тем не менее альтернативы столь радикальному средству они предложить не могли, и все члены штаба исполнились пессимизма и отчаяния.
Весной 1944 года тактики Генерального штаба ВМС решили-таки дать ход производству управляемого человеком и обреченного взорваться оружия. Однако подобные виды оружия для авиации в эти планы не включались, поскольку у экипажей после атаки не было никаких шансов остаться в живых.
Однако сразу же вслед за сокрушительным поражением Японии на Южно-Тихоокеанском фронте капитан Мотохару Окамура, один из командиров летных подразделений на фронте, принялся доказывать необходимость применения особых ударов против врага. 19 июня, когда вице-адмирал Сигеру Фукутоме, командующий Вторым военно-воздушным флотом ВМС, посетил это подразделение во время инспекционной поездки, Окамура обратился к нему с просьбой разрешить нанесение особых ударов в воздухе.
Несколько дней спустя, по возвращении в Токио, вице-адмирал Фукутоме доложил о данном предложении заместителю начальника Генерального штаба ВМС Сейичи Итоху. Итох ответил, что для столь отчаянных мер еще не настало время, однако пообещал довести данное предложение до сведения начальника штаба Сигетаро Симады, а также провести исследования о целесообразности этих специальных атак в широком масштабе.
Обращением к Фукутоме Окамура не ограничился. Он принялся убеждать других лиц среди командного состава поддержать эту идею. Одним из них был капитан третьего ранга Минору Генда, офицер ВВС из Генерального штаба ВМС. Генда помогал вице-адмиралу Такидзиро Ониси разрабатывать операцию по внезапному нападению на Пёрл-Харбор, и с тех пор его считали крупным авторитетом по воздушным операциям. Генда уважал Окамуру, который был старше его на два года, и мысль о проведении специальных атак с воздуха показалась ему весьма заманчивой.
27 июня Окамура зашел к Ониси в министерство снаряжения, где тот тогда был директором по общим вопросам в отделе снабжения ВВС. Окамура подробно изложил свою идею и просил Ониси заказать разработку и конструирование специального самолета, который мог бы использоваться для полетов смертников. При их беседе присутствовал генерал-лейтенант Сабуро Эндо, начальник отдела снабжения ВВС. В тот вечер генерал-лейтенант Эндо записал в дневнике: «Появился божественный благочестивый солдат. Он произвел на меня большое впечатление».