Страница:
То была настоящая подготовка для боевых действий.
Среди волн неожиданно я увидел впереди себя курсанта Николая Бойцова, который уже был довольно далеко от баржи, держался за бревно диаметром около двадцати сантиметров и длиною четыре-пять метров. За это бревно прицепился и я. Мы держались руками за концы бревна, которое, в общем-то, оказалось вполне надежной опорой, если рассчитывать на недолгое время. Осмотрелись. Держались в основном молча. Бойцов и раньше был немногословным. Буквально поминутно вода накрывала нас, то и дело мы отряхивали воду с головы, с лица, а то и прихлебывали.
Получалось, что ты находишься то здесь, то волна отбросит тебя на двадцать-тридцать метров дальше, то высоко поднимет на гребень, то круто опустит во впадину, как в глубокий овраг, откуда тебе ничего не видно и где кипящая вода также беспрестанно хлещет в лицо, заливая и заливая без конца глаза, уши, нос.
Пожалуй, больше всего говорили о холоде. Крепко замерзли.
Часть тела ниже плеч уже окоченела и не ощущала холода, замерзли кисти рук. До сознания уже доходила догадка о том, что через короткое время можно совсем лишиться сил.
Конечно, нужна была посторонняя помощь. Но рассчитывать на помощь «Орла» стало, безусловно, рискованно, так как нас двоих с «Орла» могли и не увидеть, поскольку мы плавали довольно далеко от скопления людей и среди волн мелькали лишь две наших неприметных головы.
Получалось, что ждать буксира на этом месте нельзя. Поэтому я предложил плыть к буксиру, не считаясь со штормом. Но Бойцов от этого отказался.
Трудно сказать, сколько затрачено в одиночку времени, но мне все же удалось доплыть до «Орла». Волны беспрестанно и круто качали буксир, и было видно, что вплотную к нему подплывать опасно — могло придавить.
Пока я плыл по курсу, поддерживая скорость, чтобы не отстать, матрос с буксира кинул в мою сторону бросательный конец, который я уловил. Матрос подтянул к борту и крепкими руками помог подняться на палубу. А там, на барже светловолосый финн курсант Паттури на родном языке ругал и проклинал вражеских летчиков, облетавших баржу. Соседи с интересом слушали финские проклятия и поддерживали его гневное возмущение.
Когда за бортом оказались женщины, Паттури четыре раза прыгал в воду, подплывал к обессиленной женщине, отрывал ее от доски или бревна и, поддерживая на плаву, перетаскивал обратно на баржу, где ему помогали поднять женщину на борт.
Финн проявил редкостные доброту и мужество.
Однако и ему, сильному пловцу, при очередной попытке спасения не хватило сил. Под давлением и круговоротом волн он погиб.
Там же, где располагались гидрографы и где среди них размещался и Рыбинский, кто-то крикнул:
— Братцы! Есть поверье — бросайте деньги богу моря! Тогда спасемся!
И полетели на палубу и за борт пачки и отдельные купюры — красные, зеленые, синие.
А трагедия продолжалась.
Подвиг «Орла»
Спасательные действия «Орла» начались на рассвете.
В 6.00 17 сентября на вахту заступил первый помощник механика Дунин Алексей Иванович.
Уже в тот час он видел факел огня на барже и предположил, что с баржи давали буксиру аварийный сигнал.
Наступал рассвет. Криков на барже не было слышно, их заглушал шторм, однако было видно, что осадка увеличилась.
С этого времени начали наблюдать за движением баржи.
Об аварийном сигнале доложили контр-адмиралу Заостровцеву.
Разрушение баржи №752 произошло в районе Северной Головешки с координатами: широта 60 градусов 28 минут, долгота 31 градус 57 минут.
До ближайших берегов были десятки километров.
Капитан буксира Ерофеев Иван Дмитриевич рисковал судном и жизнью экипажа и пассажиров, но сделал все возможное для спасения погибающих людей. Открытым текстом в эфир был послан сигнал «SOS», сигнал о необходимости скорой помощи. Но главное состояло не в этом, а в том, чтобы спасать погибающих людей, не ожидая подхода других спасателей.
Закон моря об оказании помощи людям, терпящим бедствие, знают моряки всей планеты. Этот закон вечен.
В истории еще не известны случаи, когда судно-спасатель в подобной ситуации принялось бы спасать тех, кто находится еще на палубе аварийного судна, оставив без помощи тех, которые выброшены в бушующие волны и обречены на скорую гибель. К тому же в данном случае было ясно, что деревянная баржа полностью не затонет.
Брать людей с воды! Это решение было единственно правильным. Осуществить же его было трудно из-за исключительной сложности маневрирования малого судна в условиях 10-балльного шторма при скорости ветра в 50 — 60 км/час и высоте волны в 3,0 — 3,5 метра .
Маневрировать требовалось множество раз с поворотами на обратный курс. Причаливание к плотикам-обломкам в шторм, называемый «сильным» по любым меркам, невозможно. Более того, по правилам безопасности плавания подобные препятствия полагается обходить стороной.
Стремились подобрать людей с воды столько, сколько получится.
Ерофеев распорядился отдать буксирный трос и развернул буксир на обратный курс, чтобы войти в зону плавающих людей.
Высокие волны вызывали крутую бортовую и килевую качку. Сразу же стало ясно, что подбирать людей будет очень трудно и что едва ли эта работа пройдет удачно, без травмирования, без жертв. Ерофеев уверенно владел искусством судовождения, и это должно было помочь в ходе спасения.
С каждого борта и с кормы были вывалены пеньковые концы. Спасательные круги привязали на длинных концах. Связали петли для зацепления обессилевших людей. Приготовили метрштоки и отпорные крюки для сдерживания плотиков, бревен, досок.
Скорость хода уменьшили до минимальной, но с таким расчетом, чтобы сохранить управляемость.
При отключении машины на «стоп» буксир валяло с борта на борт, аналогичной качке подвергались и плотики и прочие плавучести, на которых в самых различных позах удерживались люди.
Пришвартовка плотиков к себе вообще исключалась, так как на обломках не было штормовых устройств, за что можно было бы прикрепиться тросами, и, главным образом, из-за беспрерывности штормовой волны.
Снимать людей можно было либо в моменты коротких касаний с плотиками, либо с небольших расстояний при помощи различных бросательных концов, бросая их людям. Когда волна разъединяла их или, наоборот, наваливала одного на другого, буксиру приходилось неоднократно повторять свой маневр до трех, четырех раз. Каждое сближение с плотиком и касание с ним таило в себе угрозу гибели людей на пороге спасения. Но общая трагичность ситуации принуждала капитана рисковать.
Начал всплывать и почувствовал боль от ударов по голове ногами тех, кто плавал на поверхности.
Поэтому пришлось погрузиться, открыть глаза в глубине и рвануться вверх на мутное светло-зеленое пятно. Всплыл рядом с небольшим березовым поленом, пристроил его под левую руку, а правой рукой и ногами удерживал себя на поверхности.
Рядом всплыл человек и сразу же обхватил Лазарева сзади мертвой хваткой за шею. Полено не выдержало двойной нагрузки, и оба они погрузились под воду. Лазарев начал захлебываться, когда вдруг эта хватка на шее ослабела, и Лазарев всплыл, схватился за полено и увидел искаженное ужасом лицо красноармейца, всплывшего опять рядом, — тот снова в панике бросился к Лазареву. Но Лазарев успел показать ему плавающее рядом другое полено, за которое красноармеец ухватился и затем постепенно успокоился.
Лазарев остался одетым и обутым, он успел на барже снять только шинель, поэтому за бортом ему в первое время было сравнительно тепло.
«Орел» подходил, как правило, к группе людей на плотике и, подрабатывая винтом на самый малый ход, подбирал людей. Подбирал он и тех курсантов, которые, имея запас сил, решительно плыли навстречу пароходу. В удобный момент курсант Сергей Валдохин прыгнул с баржи за борт и поплыл к «Орлу», где и был удачно подобран.
Курсант Дворкин, придерживаясь за скобу двадцатилитровой банки из-под масла и проплывая мимо курсанта Евдокимова, державшегося за доску, прокричал ему: «Привет, Андижан!», на что последний ответил ему: «Привет!», удивившись при этом тому, куда это он — Дворкин — так устремленно плывет мимо. Оба запомнили это приветствие и спустя 45 лет рассказали друзьям. Почему Евдокимов — Андижан? Евдокимов приехал для поступления в училище из города Андижана. В связи с этим кто-то — теперь никто не может вспомнить кто именно — назвал его Андижаном. Так с чьей-то легкой руки прилипла к курсанту кличка Андижан — на всю жизнь.
Евдокимов служил на Тихоокеанском флоте, затем на Балтийском служил командиром Бу-5 легендарной подлодки С-13, экипаж которой под командованием капитана 3 ранга Александра Ивановича Маринеско за один поход в начале 1945 года потопил лайнер «Вильгельм Густлов» и крупный транспорт «Генерал Штойбен», уничтожив вместе с ними около восьми тысяч гитлеровцев.
Многие годы Евдокимов заведовал кафедрой в одном из институтов Ростова-на-Дону, где его уважительно называли Владимиром Васильевичем. А среди своих однокашников по-прежнему остался Вовкой Андижаном.
Жизнь идет в одну ногу с любовью. А любовь всегда найдет себе пару.
Так и случилось среди курсантов выпускного курса Военно-морской медицинской академии. Когда про влюбленность Тони Белянкиной, Кати Косулиной, Нины Курицыной стало известно в женском взводе выпускного курса, то командир взвода Елена Петровна Травина одобрила серьезные намерения своих подопечных. Как мать, она понимала жизнь и по-матерински воспитывала подчиненных девушек.
Ближе к выпуску Тоня вышла замуж за однокурсника Алексея Ткаченко, Катя — за офицера Андреева из Высшего инженерного училища, Нина — за однокурсника Леву Козакевича. А однокурсник Андрей Лемешев полюбил ленинградскую девушку Тамару и также женился незадолго перед выпуском.
Все они, кроме офицера Андреева, плыли этой штормовой ночью на барже к другому берегу Ладоги. Погибли они на рассвете, когда шторм достиг неодолимой силы. Только Алексей Ткаченко остался в живых. Всеми силами он старался спасти жену, пока не обессилел, и остался в живых благодаря помощи товарищей. Жить ему было суждено тоже совсем недолго, он погиб в бою под Севастополем в 1943 году.
Еще в то время, когда мужчины сбрасывали автомашины, Елена Петровна Травина крепкими узлами привязала к себе самой восьмилетнюю Таню.
Анна Ильинична Воротилова написала потом стихотворение на их гибель.
На этой барже была мама с дочуркой,
Танюшеньке шел восьмой год.
Блокадное время, не грела печурка,
Кто же ребенка с собой не возьмет?
Конечно, погибли дочурка и мама,
Связавшись вдвоем они плыть не могли.
Спасательных средств на барже не бывало.
Нелепо и жестоко погибли они.
Плавающие люди призывали на помощь буксирный пароход, самые голосистые кричали: «Орел»! «Орел»! Но и самые громкие голоса терялись в шуме шторма, и, вероятно, они не достигали ушей тех, кто управлял пароходом. Но кричать, может быть, и не надо было, потому что «Орел» напряженно занимался именно спасательной работой.
Иван Лобзенко, может быть, еще и не полностью осознал весь трагизм положения, однако инстинкт уже подсказал, что пора приготовиться к худшему. Он снял бушлат и накинул его на плечи, расшнуровал ботинки. Вдруг волна ударила в спину, свалила, накрыла валом и с невероятной силой понесла, ни на миг не выпуская на поверхность. Двигая руками, ногами, всем корпусом, Иван пытался нащупать хоть какую-нибудь опору на барже, но ничего не было, он лишь почувствовал, что движением волны его забивает в глубину уже где-то за бортом. Сил, чтобы пробиться наверх, вырваться из пучины на поверхность, не хватало, воздух уходил из легких, уже стал делать непроизвольные глотательные движения, еще задерживал вдох, но понимал, что наступают последние секунды, зашумело и сразу же застучало в висках, в глазах поплыли желтые пятна, понеслись картинки из детства, вспомнилась девушка из института. Иван перестал уже сопротивляться. Вдруг что-то жесткое ударило по ногам, по коленям, по животу, Иван невольно ухватился за этот предмет, и его, как пробку, понесло из глубины наверх, вытолкнуло на поверхность, к воздуху, только эта неожиданная случайность под водой спасла Ивану жизнь, потому что в запасе уже не оставалось ни одной секунды.
Спасательным предметом оказался довольно крупный брус круглого сечения, вытолкнутый из глубины почти вертикально вверх. С полчаса Иван продержался за этот брус, затем бросил его и вплавь подался к «Орлу». Ему удалось доплыть совсем близко, осталось метров семь-восемь, когда в этом промежутке поднялась волна и, как бы оттолкнувшись от парохода, отбросила Ивана метров на двадцать. «Орел», не сбавляя хода, прошел мимо Ивана. И тут на фоне темно-серого неба Иван увидел силуэты вражеских самолетов и понял, что «Орел» спешит уйти от места катастрофы, чтобы отвлечь самолет на себя. Потом, поблизости, Иван увидел раздетых людей, которые плавали на волнах, сидя на чем-то. Подплыл, понял, что они сидят на крупном обломке решетчатого люка и крепко за него держатся. Иван плавал некоторое время, придерживаясь за этот плотик одной рукой, устал, затем влез на плотик и сел на краешек. На плотике было трое полуодетых и один полностью обнаженный, он лежал неподвижно, тело его было покрыто пятнами то с синевой, то с желтизной, глаза — мутно-голубые, из раскрытого рта волны вымывали пену. Он умирал, и помочь ему было нечем. Люди молчали. Волны без устали то раскачивали, то накрывали плотик и людей массой воды, и незаметно для живых они унесли неподвижное тело в глубину.
Остальные продолжали держаться. По обрывкам фраз Иван понял, что его соседями были курсанты Высшего инженерного училища.
Прошло немало времени, когда снова показался «Орел», идущий к месту катастрофы. Баржа выделялась над водой только носовой и кормовой частями, на которых сосредоточились группы людей. Затем показался силуэт еще одного корабля. Но Иван очень внимательно следил за действиями «Орла», который, подбирая людей из воды, продолжал медленно приближаться.
Другие курсанты вытащили из воды чемодан с белыми «французскими» булками и завтракали, не обращая внимания на происходящее вокруг.
Еще в начале трагедии курсант Леонид Суевалов разделся до брюк. Он всегда помнит, как с приятелем Андреем Букоемским они выкурили «по последней», когда уже стало ясно, что скоро баржа пойдет ко дну и никаких берегов не видно.
Когда средняя часть палубы была оторвана от корпуса баржи, то несколько сотен человек, расположенных на ней, сразу оказались в воде.
Сначала Суевалов погрузился метра на два среди массы других людей, а затем всплыл на поверхность. Многие плавали сначала без всякой опоры, другие держались за деревянные предметы. Слышались крики, стоны.
Суевалов пристроился к каким-то бревнам, держался за них и осматривался. Видел и некоторых знакомых, в частности видел гибель Сережи Шестакова. Шестаков тоже держался за какой-то деревянный предмет, но, видимо, так замерз, что силы его иссякли, и он, свернувшись клубком, пошел ко дну.
Увидев, что буксир движется в его сторону, а скопление людей и предметов все еще расплывается, Суевалов поплыл к буксиру.
По концам, которые сбрасывали с палубы буксира, курсанты взбирались наверх. Суевалову показалось, что он там «конкуренции» не выдержит. Поэтому он некоторое время проплавал около носа буксира, и вдруг одна из волн приподняла его до якоря, который торчал из клюза.
Суевалов быстро уцепился за якорь и по нему взобрался до фальшборта, а здесь последнее усилие помог ему сделать паросиловик Шнайдман, перетянувший его на палубу.
Андрей Букоемский, выкуривший с ним «последнюю», погиб.
В те минуты, когда шторм взламывал среднюю часть палубы и сбрасывал ее за борт, среди множества людей за бортом оказался и курсант Евгений Перешивайло.
Намокшая форменная одежда и обувь тянули его ко дну, ему требовались неимоверные усилия, чтобы удержаться на поверхности кипящих волн. Крутая волна подняла Евгения настолько высоко, что ему стала видна группа моряков, вцепившихся под водой за какую-то притопленную плавучую конструкцию, и Евгений поплыл к ним.
Под водой он нащупал бревно и также прицепился к нему, а отдышавшись и успокоившись, по взаимному расположению людей определил, что это была рама для фиксирования автомашин на палубе баржи. Среди незнакомых моряков Евгений узнал однокурсников — ленинградца Руфима Щербакова и волжанина Николая Слепова, расположившихся на противоположной стороне рамы. Как и многие другие, они поспешили раздеться до тельняшек, в связи с этим стали быстро коченеть, глаза их тускнели, их одолевала дрема, от которой цепенели движения и мысли.
Евгений советовал им больше шевелиться, но по ходу времени эти советы курсанты воспринимать перестали. Накрыла ребят очередная волна, и их больше не стало.
Под нависшими тучами появились вражеские самолеты, они сделали несколько заходов и с бреющего полета пулеметами били по людям, плавающим среди волн.
Курсанты наблюдали, каким образом «Орел» подбирал людей, старались и к себе привлечь внимание, чтобы не пропустить его курса, махали руками, звали. В какой-то момент «Орел» стал удаляться из поля зрения. Сразу же подумалось, что он, вероятно, уже загрузился и ушел к берегам. Настроение резко упало. А холод делал свое: переохлаждение сковывало, неодолимо клонило ко сну. Именно в этом состоянии волны чаще поглощали одного человека за другим. На раме людей становилось все меньше. Цепко держась за раму, Евгений разминался и сгонял дрему.
Минула, казалось, целая вечность тяжкого ожидания, когда на горизонте появился дымок, потом показался силуэт приближающегося судна. Это снова был «Орел». Опять вспыхнула надежда.
И их заметили, буксир пошел прямо на них.
Оказавшись за бортом одетым по летней форме, Серебровский схватился за деревянную сходню, смытую с баржи. К нему стали подплывать другие и хвататься за сходню, ввиду этого сходня становилась ненадежной опорой, она тонула. Тогда он уступил сходню, приметил другой плавающий деревянный предмет и перехватился за него, и так Серебровский поступил несколько раз.
Вдруг в глухом шуме шторма возник тяжелый многоголосый крик со стороны баржи.
На средней части палубы, как на главной основе баржи, находилось основное скопление людей. Людям казалось, что в этом скоплении будет надежнее. Именно здесь произошел самый страшный эпизод трагедии.
Средняя часть палубы в несколько сотен квадратных метров площади вместе с сотнями расположенных на ней людей была вся оторвана волнами от корпуса, поднята над корпусом вместе с людьми и смыта с баржи. Тут же волны стали крошить ее на мелкие части, на куски, на обломки. Все это рассыпалось за минуты. Люди пытались удержаться на обломках, не считаясь со своими травмами, с переломами, с ушибами. В разломах и вокруг обломков образовалась очень плотная масса людей, их плотность почти равнялась плотности на барже. Одни плыли, другие беспомощно барахтались, хватались за все, что попадало под руку, чтобы держаться за что-то на поверхности. Тот, кто не умел плавать, судорожно хватался за плавучий кусок, за плавающего человека, который оказался рядом. Сцепленные друг с другом погибали вдвоем-втроем, погибали быстро.
Когда волны крошили эту часть палубы, многие люди попадали вниз, под обломки со скорым смертельным исходом.
Панически кричали женщины, кричали подростки, кричали мужчины, терявшие около себя своих родных людей.
Именно в этом невообразимом и страшном людском месиве, смешанном с гулом бушующих волн и треском ломаемой палубы, быстро погибла большая часть мужчин, женщин и малолетних детей.
В этом скоплении были знакомые и незнакомые. В этой массе оказались и сцепленные руки Переверзева, Распертова и Тани. Волны разорвали их руки.
Теперь на барже остались лишь две группы людей: одна в носовой части палубы и вторая — в кормовой части, да еще человек, сидящий на рее мачты.
Серебровский оказался среди большой массы плавающих людей. На образовавшихся плотах и плотиках удерживались различные по численности группы людей. «Орел» упорно двигался около баржи и подбирал людей.
Мимо проплыл плот, на котором старший военфельдшер дирижировал, а группа скандировала: «Орел», иди к нам — баржа продержится!»
Серебровского ошеломила чудовищная картина. Рядом несколько человек, придерживаясь за деревянные предметы, плавали близко друг от друга. Неожиданно из-за волны выплыла маленькая девочка лет пяти. Плыла и не погружалась под воду. Шубка держала ее в вертикальном положении, ручки были опущены вниз, глаза — неподвижные, как стеклянные. Рядом плавали две женщины, они даже позвали: «Девочка, плыви к нам!» Затем одна из них подтянула девочку к себе и с ужасом вскрикнула: девочка — мертвая!
А волны без конца швыряли людей, то накрывая и замуровывая их в глубину, то выталкивая их на поверхность. Погибли и эти женщины.
Серебровского забросило в какую-то другую сторону.
Люди напряженно ожидали помощи. Взоры их были прикованы к маневрам буксира. Силы иссякали с каждой минутой.
Обстановка среди волн была чрезвычайно быстротечна. Достаточно было отвернуться на две-три минуты, чтобы увидеть затем на этом же участке совсем другую картину.
Так оно, вероятно, и произошло, когда неожиданно для Владимира Серебровского «Орел» оказался непосредственно рядом с ним. Кто-то с палубы буксира помог ему взобраться на борт и велел идти в кубрик.
Курсант Федор Ермолин помнит, как вдоль борта баржи пронесло курсанта Кудрявцева. Ермолин протянул ему руку, но тот от помощи отказался. Больше Ермолин его уже не видел. За бортом, в этом хаосе из людей и волн, Ермолин заметил, что к плотику саженками приближается какая-то девушка, подал ей руку и помог взобраться на плотик. Она была не в себе от страха. Вскакивала на ноги, кричала: «Помогите», порывалась плыть к «Орлу». Какое-то время Ермолин целиком был занят тем, что боролся с ней, не давал ей покинуть плот, держал за руку, когда надвигалась очередная волна. Потом девушка успокоилась и стала слушаться.
Самым невыносимым был холод. Не так холодна была вода, сколько ветер. После каждого погружения под волну холод сковывал все тело. Девушка была лишь в легком платьице. Ермолину подвернулся под руку из воды ватник, под которым они, как могли, укрылись и таким образом согревали друг друга.
На этом же плотике находились курсанты Якименко Василий, Коновалов Виктор, Маслов Иван и другие, фамилии которых не были установлены. В какой-то первоначальный момент, когда сорвало с баржи и понесло в клокочущую пучину, Васе Якименко запомнился на воде батальонный комиссар Богданов с женой. Богданов плыл в шинели, поддерживал жену и успокаивал: «Ирочка, держись!» Но стихия распорядилась так, что Богданову выпало жить, а жена его все же погибла.
Где-то среди волн аналогичная семейная трагедия произошла у инженер-лейтенанта Чурилова. Перед самой эвакуацией из Ленинграда он женился и взял с собой молодую жену. Жена погибла.
Обстановка на плотике была дружественной от начала до конца. Было небольшое время, когда паническое состояние девушки обеспокоило всех, но потом, после того как удалось ее успокоить, попритихли все присутствующие. Поскольку они были одеты, в основном, в нижнее белье и стали мерзнуть, принялись внимательно осматриваться. Вытащили из воды открытый ящик с размокшими галетами. Перекусили. Затем удалось выловить кое-какие предметы одежды, делились этими вещами, набрасывали на себя, чтобы в какой-то мере согреться. Васе Якименко кто-то дал флотский ремень, посредством которого он укрепил себя на плоту.
Плот держался в притопленном положении, но давал надежную опору.
На бреющем полете появились вражеские самолеты. Они сделали несколько заходов и сбросили бомбы.
Девушка сказала Ермолину: «Давай перед смертью познакомимся». Ее звали Тосей Захаровой. Рассказали друг другу о себе. Тося была выпускницей Военно-морской медицинской академии.
Их плотик отнесло далеко от баржи. Те, кто плавал в одиночку и группами без деревянных опор, уже погибли. «Орел» ушел из поля зрения.
Только волны тяжко шумели кругом. Замерзли.
Пропали переживания, пропали чувства. Наступило полное безразличие.
Схватывали судороги.
Где-то поблизости плавал выпускник академии Вдовенков Иван Филимонович, постоянно считавшийся отличным пловцом, и это умение помогло ему сохранить самообладание, когда пришло критическое время.
Он держался достаточно уверенно и решил снять с себя только лишь шинель.
Когда волна смыла его за борт, он вынырнул на поверхность довольно далеко и когда оглянулся, то баржа оказалась уже скрытой за следующей волной. Недалеко от себя он заметил небольшое бревно, доплыл и прицепился к нему.
Спустя какое-то время он увидел Бориса Рабиновича, который сидел на какой-то плавучести. Борис крикнул ему: «Прощай, Ваня!» — и заплакал. В числе спасенных Бориса недосчитались.
Так и носился в одиночку Иван с бревном по волнам, пока не прибило его к плотику, на котором в лежачем положении держались семь человек и среди них был его коллега Михаил Нилович Ситкин.
Среди волн неожиданно я увидел впереди себя курсанта Николая Бойцова, который уже был довольно далеко от баржи, держался за бревно диаметром около двадцати сантиметров и длиною четыре-пять метров. За это бревно прицепился и я. Мы держались руками за концы бревна, которое, в общем-то, оказалось вполне надежной опорой, если рассчитывать на недолгое время. Осмотрелись. Держались в основном молча. Бойцов и раньше был немногословным. Буквально поминутно вода накрывала нас, то и дело мы отряхивали воду с головы, с лица, а то и прихлебывали.
Получалось, что ты находишься то здесь, то волна отбросит тебя на двадцать-тридцать метров дальше, то высоко поднимет на гребень, то круто опустит во впадину, как в глубокий овраг, откуда тебе ничего не видно и где кипящая вода также беспрестанно хлещет в лицо, заливая и заливая без конца глаза, уши, нос.
Пожалуй, больше всего говорили о холоде. Крепко замерзли.
Часть тела ниже плеч уже окоченела и не ощущала холода, замерзли кисти рук. До сознания уже доходила догадка о том, что через короткое время можно совсем лишиться сил.
Конечно, нужна была посторонняя помощь. Но рассчитывать на помощь «Орла» стало, безусловно, рискованно, так как нас двоих с «Орла» могли и не увидеть, поскольку мы плавали довольно далеко от скопления людей и среди волн мелькали лишь две наших неприметных головы.
Получалось, что ждать буксира на этом месте нельзя. Поэтому я предложил плыть к буксиру, не считаясь со штормом. Но Бойцов от этого отказался.
Трудно сказать, сколько затрачено в одиночку времени, но мне все же удалось доплыть до «Орла». Волны беспрестанно и круто качали буксир, и было видно, что вплотную к нему подплывать опасно — могло придавить.
Пока я плыл по курсу, поддерживая скорость, чтобы не отстать, матрос с буксира кинул в мою сторону бросательный конец, который я уловил. Матрос подтянул к борту и крепкими руками помог подняться на палубу. А там, на барже светловолосый финн курсант Паттури на родном языке ругал и проклинал вражеских летчиков, облетавших баржу. Соседи с интересом слушали финские проклятия и поддерживали его гневное возмущение.
Когда за бортом оказались женщины, Паттури четыре раза прыгал в воду, подплывал к обессиленной женщине, отрывал ее от доски или бревна и, поддерживая на плаву, перетаскивал обратно на баржу, где ему помогали поднять женщину на борт.
Финн проявил редкостные доброту и мужество.
Однако и ему, сильному пловцу, при очередной попытке спасения не хватило сил. Под давлением и круговоротом волн он погиб.
Там же, где располагались гидрографы и где среди них размещался и Рыбинский, кто-то крикнул:
— Братцы! Есть поверье — бросайте деньги богу моря! Тогда спасемся!
И полетели на палубу и за борт пачки и отдельные купюры — красные, зеленые, синие.
А трагедия продолжалась.
Подвиг «Орла»
Спасательные действия «Орла» начались на рассвете.
В 6.00 17 сентября на вахту заступил первый помощник механика Дунин Алексей Иванович.
Уже в тот час он видел факел огня на барже и предположил, что с баржи давали буксиру аварийный сигнал.
Наступал рассвет. Криков на барже не было слышно, их заглушал шторм, однако было видно, что осадка увеличилась.
С этого времени начали наблюдать за движением баржи.
Об аварийном сигнале доложили контр-адмиралу Заостровцеву.
Разрушение баржи №752 произошло в районе Северной Головешки с координатами: широта 60 градусов 28 минут, долгота 31 градус 57 минут.
До ближайших берегов были десятки километров.
Капитан буксира Ерофеев Иван Дмитриевич рисковал судном и жизнью экипажа и пассажиров, но сделал все возможное для спасения погибающих людей. Открытым текстом в эфир был послан сигнал «SOS», сигнал о необходимости скорой помощи. Но главное состояло не в этом, а в том, чтобы спасать погибающих людей, не ожидая подхода других спасателей.
Закон моря об оказании помощи людям, терпящим бедствие, знают моряки всей планеты. Этот закон вечен.
В истории еще не известны случаи, когда судно-спасатель в подобной ситуации принялось бы спасать тех, кто находится еще на палубе аварийного судна, оставив без помощи тех, которые выброшены в бушующие волны и обречены на скорую гибель. К тому же в данном случае было ясно, что деревянная баржа полностью не затонет.
Брать людей с воды! Это решение было единственно правильным. Осуществить же его было трудно из-за исключительной сложности маневрирования малого судна в условиях 10-балльного шторма при скорости ветра в 50 — 60 км/час и высоте волны в 3,0 — 3,5 метра .
Маневрировать требовалось множество раз с поворотами на обратный курс. Причаливание к плотикам-обломкам в шторм, называемый «сильным» по любым меркам, невозможно. Более того, по правилам безопасности плавания подобные препятствия полагается обходить стороной.
Стремились подобрать людей с воды столько, сколько получится.
Ерофеев распорядился отдать буксирный трос и развернул буксир на обратный курс, чтобы войти в зону плавающих людей.
Высокие волны вызывали крутую бортовую и килевую качку. Сразу же стало ясно, что подбирать людей будет очень трудно и что едва ли эта работа пройдет удачно, без травмирования, без жертв. Ерофеев уверенно владел искусством судовождения, и это должно было помочь в ходе спасения.
С каждого борта и с кормы были вывалены пеньковые концы. Спасательные круги привязали на длинных концах. Связали петли для зацепления обессилевших людей. Приготовили метрштоки и отпорные крюки для сдерживания плотиков, бревен, досок.
Скорость хода уменьшили до минимальной, но с таким расчетом, чтобы сохранить управляемость.
При отключении машины на «стоп» буксир валяло с борта на борт, аналогичной качке подвергались и плотики и прочие плавучести, на которых в самых различных позах удерживались люди.
Пришвартовка плотиков к себе вообще исключалась, так как на обломках не было штормовых устройств, за что можно было бы прикрепиться тросами, и, главным образом, из-за беспрерывности штормовой волны.
Снимать людей можно было либо в моменты коротких касаний с плотиками, либо с небольших расстояний при помощи различных бросательных концов, бросая их людям. Когда волна разъединяла их или, наоборот, наваливала одного на другого, буксиру приходилось неоднократно повторять свой маневр до трех, четырех раз. Каждое сближение с плотиком и касание с ним таило в себе угрозу гибели людей на пороге спасения. Но общая трагичность ситуации принуждала капитана рисковать.
* * *
Огромный вал не дал времени на раздумья, накрыл, схватил и понес в неизвестность, и таким именно образом курсант Николай Лазарев оказался за бортом.Начал всплывать и почувствовал боль от ударов по голове ногами тех, кто плавал на поверхности.
Поэтому пришлось погрузиться, открыть глаза в глубине и рвануться вверх на мутное светло-зеленое пятно. Всплыл рядом с небольшим березовым поленом, пристроил его под левую руку, а правой рукой и ногами удерживал себя на поверхности.
Рядом всплыл человек и сразу же обхватил Лазарева сзади мертвой хваткой за шею. Полено не выдержало двойной нагрузки, и оба они погрузились под воду. Лазарев начал захлебываться, когда вдруг эта хватка на шее ослабела, и Лазарев всплыл, схватился за полено и увидел искаженное ужасом лицо красноармейца, всплывшего опять рядом, — тот снова в панике бросился к Лазареву. Но Лазарев успел показать ему плавающее рядом другое полено, за которое красноармеец ухватился и затем постепенно успокоился.
Лазарев остался одетым и обутым, он успел на барже снять только шинель, поэтому за бортом ему в первое время было сравнительно тепло.
«Орел» подходил, как правило, к группе людей на плотике и, подрабатывая винтом на самый малый ход, подбирал людей. Подбирал он и тех курсантов, которые, имея запас сил, решительно плыли навстречу пароходу. В удобный момент курсант Сергей Валдохин прыгнул с баржи за борт и поплыл к «Орлу», где и был удачно подобран.
Курсант Дворкин, придерживаясь за скобу двадцатилитровой банки из-под масла и проплывая мимо курсанта Евдокимова, державшегося за доску, прокричал ему: «Привет, Андижан!», на что последний ответил ему: «Привет!», удивившись при этом тому, куда это он — Дворкин — так устремленно плывет мимо. Оба запомнили это приветствие и спустя 45 лет рассказали друзьям. Почему Евдокимов — Андижан? Евдокимов приехал для поступления в училище из города Андижана. В связи с этим кто-то — теперь никто не может вспомнить кто именно — назвал его Андижаном. Так с чьей-то легкой руки прилипла к курсанту кличка Андижан — на всю жизнь.
Евдокимов служил на Тихоокеанском флоте, затем на Балтийском служил командиром Бу-5 легендарной подлодки С-13, экипаж которой под командованием капитана 3 ранга Александра Ивановича Маринеско за один поход в начале 1945 года потопил лайнер «Вильгельм Густлов» и крупный транспорт «Генерал Штойбен», уничтожив вместе с ними около восьми тысяч гитлеровцев.
Многие годы Евдокимов заведовал кафедрой в одном из институтов Ростова-на-Дону, где его уважительно называли Владимиром Васильевичем. А среди своих однокашников по-прежнему остался Вовкой Андижаном.
Жизнь идет в одну ногу с любовью. А любовь всегда найдет себе пару.
Так и случилось среди курсантов выпускного курса Военно-морской медицинской академии. Когда про влюбленность Тони Белянкиной, Кати Косулиной, Нины Курицыной стало известно в женском взводе выпускного курса, то командир взвода Елена Петровна Травина одобрила серьезные намерения своих подопечных. Как мать, она понимала жизнь и по-матерински воспитывала подчиненных девушек.
Ближе к выпуску Тоня вышла замуж за однокурсника Алексея Ткаченко, Катя — за офицера Андреева из Высшего инженерного училища, Нина — за однокурсника Леву Козакевича. А однокурсник Андрей Лемешев полюбил ленинградскую девушку Тамару и также женился незадолго перед выпуском.
Все они, кроме офицера Андреева, плыли этой штормовой ночью на барже к другому берегу Ладоги. Погибли они на рассвете, когда шторм достиг неодолимой силы. Только Алексей Ткаченко остался в живых. Всеми силами он старался спасти жену, пока не обессилел, и остался в живых благодаря помощи товарищей. Жить ему было суждено тоже совсем недолго, он погиб в бою под Севастополем в 1943 году.
Еще в то время, когда мужчины сбрасывали автомашины, Елена Петровна Травина крепкими узлами привязала к себе самой восьмилетнюю Таню.
Анна Ильинична Воротилова написала потом стихотворение на их гибель.
На этой барже была мама с дочуркой,
Танюшеньке шел восьмой год.
Блокадное время, не грела печурка,
Кто же ребенка с собой не возьмет?
Конечно, погибли дочурка и мама,
Связавшись вдвоем они плыть не могли.
Спасательных средств на барже не бывало.
Нелепо и жестоко погибли они.
Плавающие люди призывали на помощь буксирный пароход, самые голосистые кричали: «Орел»! «Орел»! Но и самые громкие голоса терялись в шуме шторма, и, вероятно, они не достигали ушей тех, кто управлял пароходом. Но кричать, может быть, и не надо было, потому что «Орел» напряженно занимался именно спасательной работой.
Иван Лобзенко, может быть, еще и не полностью осознал весь трагизм положения, однако инстинкт уже подсказал, что пора приготовиться к худшему. Он снял бушлат и накинул его на плечи, расшнуровал ботинки. Вдруг волна ударила в спину, свалила, накрыла валом и с невероятной силой понесла, ни на миг не выпуская на поверхность. Двигая руками, ногами, всем корпусом, Иван пытался нащупать хоть какую-нибудь опору на барже, но ничего не было, он лишь почувствовал, что движением волны его забивает в глубину уже где-то за бортом. Сил, чтобы пробиться наверх, вырваться из пучины на поверхность, не хватало, воздух уходил из легких, уже стал делать непроизвольные глотательные движения, еще задерживал вдох, но понимал, что наступают последние секунды, зашумело и сразу же застучало в висках, в глазах поплыли желтые пятна, понеслись картинки из детства, вспомнилась девушка из института. Иван перестал уже сопротивляться. Вдруг что-то жесткое ударило по ногам, по коленям, по животу, Иван невольно ухватился за этот предмет, и его, как пробку, понесло из глубины наверх, вытолкнуло на поверхность, к воздуху, только эта неожиданная случайность под водой спасла Ивану жизнь, потому что в запасе уже не оставалось ни одной секунды.
Спасательным предметом оказался довольно крупный брус круглого сечения, вытолкнутый из глубины почти вертикально вверх. С полчаса Иван продержался за этот брус, затем бросил его и вплавь подался к «Орлу». Ему удалось доплыть совсем близко, осталось метров семь-восемь, когда в этом промежутке поднялась волна и, как бы оттолкнувшись от парохода, отбросила Ивана метров на двадцать. «Орел», не сбавляя хода, прошел мимо Ивана. И тут на фоне темно-серого неба Иван увидел силуэты вражеских самолетов и понял, что «Орел» спешит уйти от места катастрофы, чтобы отвлечь самолет на себя. Потом, поблизости, Иван увидел раздетых людей, которые плавали на волнах, сидя на чем-то. Подплыл, понял, что они сидят на крупном обломке решетчатого люка и крепко за него держатся. Иван плавал некоторое время, придерживаясь за этот плотик одной рукой, устал, затем влез на плотик и сел на краешек. На плотике было трое полуодетых и один полностью обнаженный, он лежал неподвижно, тело его было покрыто пятнами то с синевой, то с желтизной, глаза — мутно-голубые, из раскрытого рта волны вымывали пену. Он умирал, и помочь ему было нечем. Люди молчали. Волны без устали то раскачивали, то накрывали плотик и людей массой воды, и незаметно для живых они унесли неподвижное тело в глубину.
Остальные продолжали держаться. По обрывкам фраз Иван понял, что его соседями были курсанты Высшего инженерного училища.
Прошло немало времени, когда снова показался «Орел», идущий к месту катастрофы. Баржа выделялась над водой только носовой и кормовой частями, на которых сосредоточились группы людей. Затем показался силуэт еще одного корабля. Но Иван очень внимательно следил за действиями «Орла», который, подбирая людей из воды, продолжал медленно приближаться.
Другие курсанты вытащили из воды чемодан с белыми «французскими» булками и завтракали, не обращая внимания на происходящее вокруг.
Еще в начале трагедии курсант Леонид Суевалов разделся до брюк. Он всегда помнит, как с приятелем Андреем Букоемским они выкурили «по последней», когда уже стало ясно, что скоро баржа пойдет ко дну и никаких берегов не видно.
Когда средняя часть палубы была оторвана от корпуса баржи, то несколько сотен человек, расположенных на ней, сразу оказались в воде.
Сначала Суевалов погрузился метра на два среди массы других людей, а затем всплыл на поверхность. Многие плавали сначала без всякой опоры, другие держались за деревянные предметы. Слышались крики, стоны.
Суевалов пристроился к каким-то бревнам, держался за них и осматривался. Видел и некоторых знакомых, в частности видел гибель Сережи Шестакова. Шестаков тоже держался за какой-то деревянный предмет, но, видимо, так замерз, что силы его иссякли, и он, свернувшись клубком, пошел ко дну.
Увидев, что буксир движется в его сторону, а скопление людей и предметов все еще расплывается, Суевалов поплыл к буксиру.
По концам, которые сбрасывали с палубы буксира, курсанты взбирались наверх. Суевалову показалось, что он там «конкуренции» не выдержит. Поэтому он некоторое время проплавал около носа буксира, и вдруг одна из волн приподняла его до якоря, который торчал из клюза.
Суевалов быстро уцепился за якорь и по нему взобрался до фальшборта, а здесь последнее усилие помог ему сделать паросиловик Шнайдман, перетянувший его на палубу.
Андрей Букоемский, выкуривший с ним «последнюю», погиб.
В те минуты, когда шторм взламывал среднюю часть палубы и сбрасывал ее за борт, среди множества людей за бортом оказался и курсант Евгений Перешивайло.
Намокшая форменная одежда и обувь тянули его ко дну, ему требовались неимоверные усилия, чтобы удержаться на поверхности кипящих волн. Крутая волна подняла Евгения настолько высоко, что ему стала видна группа моряков, вцепившихся под водой за какую-то притопленную плавучую конструкцию, и Евгений поплыл к ним.
Под водой он нащупал бревно и также прицепился к нему, а отдышавшись и успокоившись, по взаимному расположению людей определил, что это была рама для фиксирования автомашин на палубе баржи. Среди незнакомых моряков Евгений узнал однокурсников — ленинградца Руфима Щербакова и волжанина Николая Слепова, расположившихся на противоположной стороне рамы. Как и многие другие, они поспешили раздеться до тельняшек, в связи с этим стали быстро коченеть, глаза их тускнели, их одолевала дрема, от которой цепенели движения и мысли.
Евгений советовал им больше шевелиться, но по ходу времени эти советы курсанты воспринимать перестали. Накрыла ребят очередная волна, и их больше не стало.
Под нависшими тучами появились вражеские самолеты, они сделали несколько заходов и с бреющего полета пулеметами били по людям, плавающим среди волн.
Курсанты наблюдали, каким образом «Орел» подбирал людей, старались и к себе привлечь внимание, чтобы не пропустить его курса, махали руками, звали. В какой-то момент «Орел» стал удаляться из поля зрения. Сразу же подумалось, что он, вероятно, уже загрузился и ушел к берегам. Настроение резко упало. А холод делал свое: переохлаждение сковывало, неодолимо клонило ко сну. Именно в этом состоянии волны чаще поглощали одного человека за другим. На раме людей становилось все меньше. Цепко держась за раму, Евгений разминался и сгонял дрему.
Минула, казалось, целая вечность тяжкого ожидания, когда на горизонте появился дымок, потом показался силуэт приближающегося судна. Это снова был «Орел». Опять вспыхнула надежда.
И их заметили, буксир пошел прямо на них.
Оказавшись за бортом одетым по летней форме, Серебровский схватился за деревянную сходню, смытую с баржи. К нему стали подплывать другие и хвататься за сходню, ввиду этого сходня становилась ненадежной опорой, она тонула. Тогда он уступил сходню, приметил другой плавающий деревянный предмет и перехватился за него, и так Серебровский поступил несколько раз.
Вдруг в глухом шуме шторма возник тяжелый многоголосый крик со стороны баржи.
На средней части палубы, как на главной основе баржи, находилось основное скопление людей. Людям казалось, что в этом скоплении будет надежнее. Именно здесь произошел самый страшный эпизод трагедии.
Средняя часть палубы в несколько сотен квадратных метров площади вместе с сотнями расположенных на ней людей была вся оторвана волнами от корпуса, поднята над корпусом вместе с людьми и смыта с баржи. Тут же волны стали крошить ее на мелкие части, на куски, на обломки. Все это рассыпалось за минуты. Люди пытались удержаться на обломках, не считаясь со своими травмами, с переломами, с ушибами. В разломах и вокруг обломков образовалась очень плотная масса людей, их плотность почти равнялась плотности на барже. Одни плыли, другие беспомощно барахтались, хватались за все, что попадало под руку, чтобы держаться за что-то на поверхности. Тот, кто не умел плавать, судорожно хватался за плавучий кусок, за плавающего человека, который оказался рядом. Сцепленные друг с другом погибали вдвоем-втроем, погибали быстро.
Когда волны крошили эту часть палубы, многие люди попадали вниз, под обломки со скорым смертельным исходом.
Панически кричали женщины, кричали подростки, кричали мужчины, терявшие около себя своих родных людей.
Именно в этом невообразимом и страшном людском месиве, смешанном с гулом бушующих волн и треском ломаемой палубы, быстро погибла большая часть мужчин, женщин и малолетних детей.
В этом скоплении были знакомые и незнакомые. В этой массе оказались и сцепленные руки Переверзева, Распертова и Тани. Волны разорвали их руки.
Теперь на барже остались лишь две группы людей: одна в носовой части палубы и вторая — в кормовой части, да еще человек, сидящий на рее мачты.
Серебровский оказался среди большой массы плавающих людей. На образовавшихся плотах и плотиках удерживались различные по численности группы людей. «Орел» упорно двигался около баржи и подбирал людей.
Мимо проплыл плот, на котором старший военфельдшер дирижировал, а группа скандировала: «Орел», иди к нам — баржа продержится!»
Серебровского ошеломила чудовищная картина. Рядом несколько человек, придерживаясь за деревянные предметы, плавали близко друг от друга. Неожиданно из-за волны выплыла маленькая девочка лет пяти. Плыла и не погружалась под воду. Шубка держала ее в вертикальном положении, ручки были опущены вниз, глаза — неподвижные, как стеклянные. Рядом плавали две женщины, они даже позвали: «Девочка, плыви к нам!» Затем одна из них подтянула девочку к себе и с ужасом вскрикнула: девочка — мертвая!
А волны без конца швыряли людей, то накрывая и замуровывая их в глубину, то выталкивая их на поверхность. Погибли и эти женщины.
Серебровского забросило в какую-то другую сторону.
Люди напряженно ожидали помощи. Взоры их были прикованы к маневрам буксира. Силы иссякали с каждой минутой.
Обстановка среди волн была чрезвычайно быстротечна. Достаточно было отвернуться на две-три минуты, чтобы увидеть затем на этом же участке совсем другую картину.
Так оно, вероятно, и произошло, когда неожиданно для Владимира Серебровского «Орел» оказался непосредственно рядом с ним. Кто-то с палубы буксира помог ему взобраться на борт и велел идти в кубрик.
Курсант Федор Ермолин помнит, как вдоль борта баржи пронесло курсанта Кудрявцева. Ермолин протянул ему руку, но тот от помощи отказался. Больше Ермолин его уже не видел. За бортом, в этом хаосе из людей и волн, Ермолин заметил, что к плотику саженками приближается какая-то девушка, подал ей руку и помог взобраться на плотик. Она была не в себе от страха. Вскакивала на ноги, кричала: «Помогите», порывалась плыть к «Орлу». Какое-то время Ермолин целиком был занят тем, что боролся с ней, не давал ей покинуть плот, держал за руку, когда надвигалась очередная волна. Потом девушка успокоилась и стала слушаться.
Самым невыносимым был холод. Не так холодна была вода, сколько ветер. После каждого погружения под волну холод сковывал все тело. Девушка была лишь в легком платьице. Ермолину подвернулся под руку из воды ватник, под которым они, как могли, укрылись и таким образом согревали друг друга.
На этом же плотике находились курсанты Якименко Василий, Коновалов Виктор, Маслов Иван и другие, фамилии которых не были установлены. В какой-то первоначальный момент, когда сорвало с баржи и понесло в клокочущую пучину, Васе Якименко запомнился на воде батальонный комиссар Богданов с женой. Богданов плыл в шинели, поддерживал жену и успокаивал: «Ирочка, держись!» Но стихия распорядилась так, что Богданову выпало жить, а жена его все же погибла.
Где-то среди волн аналогичная семейная трагедия произошла у инженер-лейтенанта Чурилова. Перед самой эвакуацией из Ленинграда он женился и взял с собой молодую жену. Жена погибла.
Обстановка на плотике была дружественной от начала до конца. Было небольшое время, когда паническое состояние девушки обеспокоило всех, но потом, после того как удалось ее успокоить, попритихли все присутствующие. Поскольку они были одеты, в основном, в нижнее белье и стали мерзнуть, принялись внимательно осматриваться. Вытащили из воды открытый ящик с размокшими галетами. Перекусили. Затем удалось выловить кое-какие предметы одежды, делились этими вещами, набрасывали на себя, чтобы в какой-то мере согреться. Васе Якименко кто-то дал флотский ремень, посредством которого он укрепил себя на плоту.
Плот держался в притопленном положении, но давал надежную опору.
На бреющем полете появились вражеские самолеты. Они сделали несколько заходов и сбросили бомбы.
Девушка сказала Ермолину: «Давай перед смертью познакомимся». Ее звали Тосей Захаровой. Рассказали друг другу о себе. Тося была выпускницей Военно-морской медицинской академии.
Их плотик отнесло далеко от баржи. Те, кто плавал в одиночку и группами без деревянных опор, уже погибли. «Орел» ушел из поля зрения.
Только волны тяжко шумели кругом. Замерзли.
Пропали переживания, пропали чувства. Наступило полное безразличие.
Схватывали судороги.
Где-то поблизости плавал выпускник академии Вдовенков Иван Филимонович, постоянно считавшийся отличным пловцом, и это умение помогло ему сохранить самообладание, когда пришло критическое время.
Он держался достаточно уверенно и решил снять с себя только лишь шинель.
Когда волна смыла его за борт, он вынырнул на поверхность довольно далеко и когда оглянулся, то баржа оказалась уже скрытой за следующей волной. Недалеко от себя он заметил небольшое бревно, доплыл и прицепился к нему.
Спустя какое-то время он увидел Бориса Рабиновича, который сидел на какой-то плавучести. Борис крикнул ему: «Прощай, Ваня!» — и заплакал. В числе спасенных Бориса недосчитались.
Так и носился в одиночку Иван с бревном по волнам, пока не прибило его к плотику, на котором в лежачем положении держались семь человек и среди них был его коллега Михаил Нилович Ситкин.