Прежде чем мысли о разъединенности с толпой смогли подорвать его высокое воодушевление, Несс на минуту отвлекся. Разноголосица контрапунктных тем, разносимых тысячами голосов, плотная стадная толпа и густо пропитанный запахами воздух буквально поглотили его. И уже достаточно скоро должен был выступить Ника.
Выступавший за выступавшим, с чувством и нараспев напоминали об опасностях и рисках… о великом множестве опасностей, от которых эксперименталисты уже спасли Конкорданс в давние времена. Это было одновременно и знакомо, и волнующе. Головы Несса, как и у всех в толпе, согласно кивали: вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.
– Наш отлет из галактики, вероятно, первый, – испуская трели, вещал текущий оратор. – Но наверняка не последний. Раса за расой, многие должны будут отправиться вслед за нами, все в большем отчаянии из-за их неразумной медлительности. Вообразите себе их панику, когда стена радиации, порожденной взрывом галактического ядра, подступит ближе. Все неповоротливые, вялые расы в отчаянии ищут энергию и ресурсы, а расы умудренные и благоразумные уже дозаправились и пополнили свои запасы. Теперь представьте, как эти убогие, отчаявшиеся беженцы неожиданно сталкиваются с Флотом Миров. Они обнаружат наши благоразумно сделанные запасы. И, спрашиваю я, будет ли тогда Конкорданс в безопасности?
– Нет! – дружно рявкнули десятки тысяч притиснутых бедром к бедру в маленьком пространстве парка. Вокруг Несса по земле в беспокойном ожидании опасностей, зарождавшихся в бесконечной дали, ударили копыта.
– Разве опасность миновала?
– Нет! Нет!
– Разве наши действия предполагают лишь обычный, давным-давно заведенный распорядок, чтобы мы вверяли само существование Конкорданса консерваторам?
– Нет! Нет!
– И это сулит безопасность?
Тысячи диссонансов слились в единый аккорд невиданной мощи.
– После чрезвычайных обстоятельств!
То есть после неизменных чрезвычайных обстоятельств. Концепция была чересчур нова для обсуждения – переворот всех норм, захватывающая по своей смелости… потому в своем роде пугающая. Даже большинство эксперименталистов старались обходить эту концепцию стороной. Для Несса, едва вырвавшегося из пут консервативного воспитания, она все еще означала гигантский прыжок. Хотя неважно. Оба сердца Несса влекло к эксперименталистам, отстаивающим неизменные чрезвычайные обстоятельства, и политика была здесь ни при чем.
На центральном возвышении парка материализовалась изящная фигура, многократно отраженная на подвешенных вверху голографических экранах. Кожа выступавшего была бледной, желтовато-коричневой, без пятен или иных отличительных меток. Тонкое сочетание оранжевого и золотистого смешивалось с волнами рыжевато-коричневой гривы, поблескивавшей под осветительными лампами. Несс еще никогда не видел такой изысканной прически, разве что у главы государства или у его потенциального приемника, руководившего эксперименталистами.
Ника стоял, широко расставив ноги, полный достоинства, в позе абсолютно уверенного в себе лидера.
Среди десятков тысяч завывавших приверженцев, Несс осознал истину. С таким прекрасным и обаятельным вождем ради победы и ради права иметь детей, он сделает все что угодно.
* * *
Все архитектурные течения предлагают устройство множества обеденных мест. На любом митинге или собрании десятки тысяч разговоров свободно возникают и заканчиваются, объединяются и распадаются, развиваются и стихают, отражая таким образом интересы и опыт тысяч обедающих. Да и как могло быть иначе, при таком многообразии профессий, увлечений, политических мнений, а также выказываемых личных пристрастий?
И тем не менее, едва Несс с помощью трансферного диска оказался там, где обычно обедал, в его сознании отчетливо доминировала лишь одна тема: речь Ники. Гул стоял непомерный. «Каким громким он оказался бы на самом деле, – подумалось ему, – не будь шумоподавления?»
Ряды треугольных столов терялись в пространстве помещения. Несс прошел в глубину обширной комнаты, отыскивая знакомые лица. Слегка толкаясь, он проложил себе путь к свободному месту между двумя знакомыми, устроившимися верхом на длинной, с мягкой обивкой, скамье. Откликаясь на его тяжесть, на столе прямо перед ним немедленно материализовалась неглубокая кормушка с кашицей, порция хлеба и чашка с охлажденной водой. Свобода выбора по его вкусу, что была на борту корабля, осталась лишь в воспоминаниях.
По обе стороны от него приветственно качнулись головы. Несс знал обоих сидевших рядом с ним граждан по встречам в обеденном зале и предполагал, что они живут где-то в городе. Оранжевая лента на одном из них и недорогие, оранжевые же, дополнительные карманы на поясе другого говорили об их приверженности эксперименталистам, а отсутствие золотистых тонов подсказывало, что они не из фракции Ники.
Отсутствие контакта с людьми, «дикими» или цивилизованными, не мешало эксперименталистам выбирать человеческие имена-прозвища. А в случае его сотрапезников сказывалось еще и достаточно вдохновенное увлечение музыкой.
– Евтерп, Орфей, – Несс подчеркнул, что узнал знакомых. Теперь одна его голова вела непринужденную беседу, а вторая была занята обедом. Он упустил возможность поесть, променяв ее на митинг, и теперь буквально умирал с голоду. – Как дела с последней композицией? – Говоря по совести, ему было все равно. Просто этот вопрос был из тех, что требовали двух развернутых ответов, во время которых он мог бы спокойно поесть.
Но его план провалился.
– Хорошо, даже очень, – ответил Евтерп. Отложив в сторону недоеденный кусок хлеба, он выдал двойную заливистую трель. – Это может подождать. Мы только что говорили, – Евтерп движением одной гибкой шеи, охватил весь обеденный зал, – … сейчас все только и говорят о последнем выступлении Ники. Ты в курсе?
В словах Евтерпа слышались слабые скептические нотки. И Несс ответил очень осторожно.
– Отчасти.
– Оно было поразительным. Нет, хуже… оно беспрецедентно, – сказал Орфей, судя по тону, не скрывая пренебрежения.
Несс что-то нажал на кнопочной консоли стола, чтобы вернуть остатки синтезированной кашицы в процесс рециркуляции: аппетит у него явно пропал. И наполовину полная кормушка тут же исчезла.
– Цепная реакция, – сказал он, – этой сверхновой вспышки в ядре галактики столь же беспрецедентна. Как беспрецедентен и волновой фронт радиации, который уничтожит все, что окажется на его пути. Что же удивляться, что и наши ответные действия должны быть беспрецедентными?
– Но не методы! – Орфей замолчал, делая очередной долгий глоток воды; очевидно, его мнение было столь важным, что выражать его требовалось одними и теми же устами. – Большинство лиц… э-э… большинство эксперименталистов согласились бы с тобой. Какова бы ни была наша реакция или какой бы она ни стала, она определенно не должна быть беспрецедентной. Но коль скоро мы уже некоторое время следуем беспрецедентным курсом… Несс, не выйдет ли так, что создастся прецедент? Не создастся ли прецедент?
Откуда-то из-за Орфея дал знать о себе знакомый запах: органические отходы. Навоз. Сознание Несса едва отметило мягкий звук падения. Все выпавшее было тут же быстро удалено.
Столы были снабжены трансферными дисками для подачи пищи. Проходы между рядами столов тоже были выложены трансферными дисками с фильтрами, через которые проходили экскременты и только экскременты, возвращаясь прямо в синтезаторы. «Выпас» и сбор удобрений – стадо граждан делало и то и другое одновременно еще до того, как стало осознавать значение этих действий. Техника же лишь делала этот процесс более эффективным.
Все прочие известные разумные расы не были травоядными, и только травоядные удаляли отходы из организма там же, где ели. Часть подготовки, которую проходил Несс перед посещением других разумных рас, включала тренировку пищеварительного тракта. И в очередной раз он почувствовал себя не в своей тарелке.
– Несс, – нетерпеливой флейтой просвистел Евтерп. – Ты понял точку зрения Орфея?
Несс с сожалением понял смысл сказанного или, скорее, тот глубокой реализм, что таился в высказывании его соплеменника. Успех приносил близкие знакомства, а близкие знакомства порождали удовлетворение – даже в среде эксперименталистов. Путешествия Несса открыли перед ним лишь крошечную часть галактики, но и этот весьма ограниченный опыт очень часто удивлял его. Едва ли не последним таким «чудом» оказались гв’оты. А какие новые сюрпризы, какие невообразимые опасности все еще лежали на пути Флота?
В беспрецедентном бегстве от взорвавшегося ядра самодовольство и удовлетворенность могли уничтожить их всех.
Дружеское общение в очередной раз внезапно перешло в невыносимое напоминание о том, каким неподходящим и каким отличающимся от представителей своего собственного вида, каким странным он стал. Оправдываясь перед собой, Несс выбрал ближайший трансферный диск, который доставил бы его в небольшой, без дверей и без окон, куб – его дом.
Ника, убеждал он себя, прав. Побег из эпицентра взрыва – перманентное чрезвычайное обстоятельство или нечто столь близкое к нему, что разницу могли бы не заметить многие поколения.
Хотя Несс и испытывал перед Конкордансом благоговейный ужас, что заставляло его спрятать обе головы между передними ногами, он не мог не подметить иронию. Сам страх, что грозил загнать его в неподвижность, при этом в конце концов давал ему небывалую надежду на встречу с предметом своей привязанности.
Глава 9
В скалистые утесы, окружавшие залив Грит-Норт, били волны. Соленые брызги поднимались высоко в воздух. Между гребнями волн колебалась фосфоресцирующая пена и массой пузырьков оседала среди каменистой осыпи. И только на скалистых высотах, раскинувшихся у края залива, можно было ощутить, какая стена воды обрушивается из его устья. Яркая, синевато-коричневая, местами чисто белая планета, источник этой мощной приливной волны, висела в вышине, в прозрачном ночном небе, затмевая свет звезд. Одинокая лента орбитальных солнц, окружавших ПЗ-3, приобретала удвоенную яркость благодаря отражениям от поверхности экваториального океана.
– Здорово. – Омар еще несколько раз открыл и закрыл рот, будто пытаясь что-то сказать, но он так и не смог найти ни единого более походящего слова. – Здорово, – повторил он.
Присутствие пяти спутников-планет означало ежедневное повторение десяти приливов, и нигде больше на ПЗ-4 приливные волны не были так высоки, как в этом дальнем фиорде. Кирстен благоговела и трепетала от страха, когда впервые попала сюда. И целыми днями не могла двинуться с места. Вспоминая об этом, она рассмеялась.
– Так это ничего, парни, что я пораньше вытащила вас из спальных мешков?
– Было бы неправильно забраться так далеко и не увидеть все это. – Эрик выдержал эффектную паузу. – Что касается нашего присутствия здесь вообще…
– Ты, должно быть, шутишь, Эрик, – сказал Омар. – Все мы выросли в городах. Леса, через которые мы пробирались пешком, и этот неровный, грубый берег – та же экзотика, что мы обнаружили на Ледяной луне, зато эту мы исследуем «лично». Неужто ты не можешь оценить такой захватывающий вид?
Эрик вытер тыльной стороной ладони соленые брызги со лба.
– Ты прав. Я шучу. Очень хорошая мысль, Кирстен, вытащить нас сюда… пусть даже это самый глухой уголок Аркадии.
Ночь была холодной. Прежде чем ответить, ей пришлось включить обогрев своего комбинезона.
– Ведь мы и родной планеты толком не видели, разве не так? – Она дала им время подумать над этим, когда очередная гигантская волна с нарастающим грохотом врезалась в скалы. – По правде говоря, даже родного континента…
– Аркадии более чем достаточно. Если бы это целиком был наш мир… – начал Эрик.
Омар перебил:
– Мы знаем, Эрик. Единственный изолированный континент, переданный в пользование существам, спасенным с корабля наших предков. Остальная часть ПЗ-4 используется для выращивания урожаев, предназначенных гражданам. Кирстен, прости мою несдержанность, но я думаю, что цель этой загородной прогулки нечто большее, чем любование красивым видом. Что на самом деле здесь особенно важно?
«Если говорить уж совсем по существу, – подумала она, – то гораздо важнее, чего здесь нет: никакого присутствия граждан». От ближайшего трансферного диска сюда потребовалось бы полдня идти через густой лес. Даже Несс не отважился бы приблизиться к этому опасному обрыву с его скользкими от морских волн скалами.
– Уединение – вот что здесь главное. Уединенное место, где можно обсудить мои сомнения.
Омар прислонился к ближайшему валуну.
– Ты хочешь сказать, что файлы, содержащие раннюю историю Аркадии, спрятаны на борту «Исследователя»?
– Я тоже от этого обалдел. – Свет ПЗ-3 придавал лицу Эрика голубоватый оттенок. – С тех пор у меня было время поразмыслить. Может быть, я излишне тревожусь.
Подразумевалось, что излишне тревожится она.
– Нас обманывали. И мне это не нравится.
– Как я понимаю, информацию от нас просто скрывали, – сказал Эрик. – И, как минимум, обманывали нас по поводу того, что такая информация вообще существует. Но, может быть, граждане обманывали нас и в чем-то более существенном? У нас нет оснований верить всему вот таким образом.
Кирстен не верила своим ушам.
– Зачем скрывать от нас нашу историю?
– Чтобы защитить нас, – сказал Эрик. – Может быть, наши предки совершили что-то позорное, и граждане желают уберечь нас от подобной информации.
Что позорное? Голова у нее кружилась.
– Или, возможно, сами граждане совершили что-то позорное по отношению к нашим предкам и хотят сохранить это в тайне от нас?
Затянувшееся неловкое молчание нарушил Омар.
– В любом случае, Конкорданс знает о нашем прошлом кое-что, чего не знаем мы. И это очень большой объем данных. Они скрывают очень многое. – Он встал и подошел ближе к обрыву, посмотреть на поднимающийся прилив. – Мы не первые резерванты, кто находит такое несоответствие.
Она вспомнила, что Омар тоже знал про сенсор, тайно установленный на мостике «Исследователя».
– Омар, кто ты на самом деле?
– Ты имеешь в виду, что я не просто капитан? Без малейших упреков, вне подозрений и нисколько не раболепный? – Омар улыбнулся, и Кирстен не удержалась и подумала, как отличался этот уверенный в себе скромный человек от того Омара, который постоянно подчинялся желаниям Несса. – Я тот, кого некто из Совета самоуправления Аркадии строго конфиденциально попросил быть внимательным и смотреть в оба.
Я очень рад, что ты устроила эту уединенную экскурсию. Пришло время сотрудничать.
Крупица бытовой мудрости не позволяла Кирстен выяснять чью-либо родословную, поскольку любых двух резервантов разделяло лишь несколько колен родства. Но стоило ей обратить внимание на супруга своей соседки-кузины – тот случайно оказался главным архивариусом Аркадии, – и она подумала, что есть веские причины пересмотреть этот принцип.
Явно случайной встреча вышла благодаря Омару – или, по крайней мере, он создал ту возможность, что привлекла ее внимание. Ее расспросы насчет того, как он углядел такой шанс, вызвали лишь понимающую улыбку. Используя ее известность как члена экипажа «Исследователя», добиться встречи со Свеном было бы совсем не трудно. Хитрость заключалась в том, чтобы поговорить с архивариусом потихоньку. Контролировали ли граждане деятельность экипажа «Исследователь», архивариуса Свена Геберта-Драсковица или неизвестные контакты Омара внутри Совета самоуправления, сказать было трудно. Но микрофон, скрытый на мостике «Исследователя», давал право считать такой негласный надзор вполне реальным.
Общественное гулянье послужило прекрасным местом для подобной «случайной» встречи. Люди запрудили все улицы; не выпуская из рук выпивку и закуску, болтая, они толкались повсюду. И в конце концов Кирстен направилась туда, где Свен беседовал с кем-то ей незнакомым. Небрежно кивнув и пробормотав что-то о сегодняшней чудесной погоде, Кирстен попробовала вступить в разговор. Тут, можно сказать в самое время, приятель Свена отправился на поиски новой порции напитка.
– Чем ты занимаешься? – спросила она после небольшой паузы.
– Боюсь, в моей работе нет ничего интересного, – ответил он. – Я храню старые пыльные записи.
– Пыльные?
Свен рассмеялся.
– Прошу прощения за разгул воображения. Разумеется, большая часть записей хранится в компьютерах. Это своего рода метафора, чтобы подчеркнуть возраст материалов.
– Ты меня уел, – сказала Кирстен.
– Это один из моих талантов. – Он огляделся в поисках места, где можно было бы обменять его пустой контейнер из-под пива на полный. – Зарабатывая на жизнь, я имею дело с неизвестностью. Я архивариус Резервации.
– А я и не знала, что у нас есть архивариус, – соврала Кирстен. – Старые пыльные записи, говоришь? Ты, должно быть, знаешь все об основании Резервации, раз в твоем распоряжении столько данных.
– Главным образом, я имею дело с более близкими нам временами. Данные о производстве, справочники по переписи, метеостатистика – вот что находится в моем ведении. Кроме того, я могу знать гораздо больше других о более раннем периоде. – Он казался задумчивым. – Но это может оказаться куда меньшим, чем ты ожидаешь.
– Подожди минутку. – Кирстен ухватила за рукав проходившего мимо мужчину с подносом, на котором лежал нарезанный сыр. Притворившись, что ей совершенно неинтересно все только что сказанное Свеном, она некоторое время обдумывала свой выбор. Интересно, были ли у ее предков подходящие слова для окольного и несанкционированного сбора данных? Несомненно, словарь резервантов оставлял желать лучшего. – Извини. Ты что-то говорил по поводу «меньше, чем я думаю».
– С тех давних дней сохранились записи и кое-какие предметы.
Как ни старалась Кирстен, она удивленно захлопала глазами.
– Я и не думала, что информация потеряна. Граждане постоянно дублируют ее, дублируют и дублируют.
– Разумеется, – согласился Свен. – Это значит, что компьютеры граждан используют многократное резервирование и часто перезагружаются. Граждане, создавшие в Аркадии нашу Резервацию, решили не подключать восстановленные компьютеры к своим сетям. Они были убеждены, что такое подключение будет небезопасным. События показали, что они были правы.
Мимо них с шумом пронеслась молодежь, размахивая и хлопая руками, издавая возгласы и вопли, гримасничая напропалую, просто так, насколько могла судить Кирстен. Прежде чем продолжить, она подождала, пока шум затихнет вдали.
– Восстановленные компьютеры? О, ты про компьютеры, спасенные с дрейфовавшего в космосе корабля наших предков? А они имели какую-то ценность?
– Ценнее быть не может. – Свен, растопырив пальцы, провел ладонью по редким черным волосам. Он носил обручальное кольцо и наследованный браслет с тремя маленькими рубинами. – Поддержка банков эмбрионов, контроль в реальном времени над искусственными плацентами, требования к питанию новорожденных – все это возлагалось на компьютеры наших предков. И все это потеряно.
– Потеряно? Но как?
– Пожар. Полагают, причиной его стала часть восстановленного оборудования.
Разумеется, оборудование граждан просто не могло давать опасные сбои. Но все-таки…
– Свен, я ничего не понимаю. Оборудование для обеспечения деятельности банка эмбрионов благополучно уцелело после нападения и работало, пока не появился корабль граждан. Затем оно выдержало все испытания, пока граждане разбирались, как им управлять. Затем понадобилось очень много времени, чтобы прошел период развития хотя бы одного поколения эмбрионов, иначе никого из нас сейчас просто не было бы здесь. А затем в один прекрасный день все вспыхнуло, как костер?
– Несчастный случай, насколько я понимаю. – Он кашлянул. – Однако тут уж ничем не поможешь.
Компьютеры ее предков были признаны недостаточно надежными, чтобы подключить их к вычислительной сети граждан. Те самые компьютеры, которым, согласно первоначальным записям граждан, было доверено основание резервации! По меньшей мере одно из этих заявлений должно быть неверным. А возможно, и оба.
Что скажет архивариус об огромных, пусть и недоступных, файлах по предыстории ПЗ-4, существование которых она раскрыла на борту «Исследователя»?
– Итак, наше прошлое безвозвратно потеряно. И, как ты сказал, тут ничем не поможешь. – И, улыбнувшись – мол, она просто шутит, – Кирстен добавила: – Мы так ничего и не узнаем, пока не осмотрим брошенный корабль. Хотя вряд ли у тебя могут быть какие-то записи по поводу того, куда он делся.
– Очередная бредовая идея, – рассмеялся Свен. – Представь себе, что ты спустя столько долгих лет нашла этот затерянный в космосе древний корабль.
Несомненно, идея была безумной. Как и Несс, Кирстен не могла позволить, чтобы на ее пути стояла хотя бы доля безумия.
Глава 10
Приглашение на встречу и возбуждало, и нервировало. Дождавшись назначенного времени, Несс приложил язык к панели, отмечая на управлении трансферным диском сообщенные ему координаты.
Его крошечные спальные апартаменты тут же исчезли, и он снова оказался внутри такой же, еще меньшей, камеры с прозрачными стенами, выходившей в пустую приемную. Синий луч просканировал Несса, вероятно, проверяя на наличие опасных предметов, даже несмотря на то, что рисунок сетчатки его глаза уже был снят. Осторожно постучав по стене приемной, Несс нашел подтверждение своим догадкам: это не обычная стена. Он был заперт среди стен из сверхпрочного, неуязвимого материала, используемого для строительства корпусов космических кораблей. Сверху на него светили вмонтированные в потолок лампы повышенной интенсивности. Яркость их излучения очень легко было поднять до смертельного уровня… Видимый свет был одной из тех немногих субстанций, что проникали сквозь материалы корпусов, производимых компанией «Дженерал продактс».
Неожиданно Несса унес за стены камеры безопасности трансферный диск, вмонтированный в изолированный пол.
– Добро пожаловать в Министерство иностранных дел, – зазвучала записанная речь, напоминавшая дрожащие трели флейты. – Пожалуйста, подождите здесь.
Он устроился на куче плюшевых подушек. Несс нисколько не обижался из-за вынужденного ожидания; его раздражали лишь меры безопасности. Он ценил то обстоятельство, что у него было время вернуть самообладание. Разумеется, голова его была занята кое-чем куда более важным, чем безопасность.
Разве он не был влюблен до безумия в Нику? Насколько припоминал Несс, способный к пророчеству политик всегда был любимцем средств массовой информации. Ника обладал таким умом и таким самообладанием, умел вызвать такой резонанс и создать такой эффект присутствия – и к тому же был так красив, – что постоянно мелькал в новостях. А столь необычные политические позиции Ники лишь увеличивали восхищение Несса.
Родительское неодобрение лишь питало овладевшее Нессом наваждение молодости. Он записывал каждое значительное появление Ники на публике, а затем многократно просматривал эти записи. Многие политические мероприятия были открыты для широкой публики; Несс посетил по меньшей мере шестьдесят из них. Умом Несс понимал, что с годами позиции Ники менялись очень быстро. Но в его сердцах эти перемены не оставляли и следа.
Для своих сторонников Ника всегда был созидателем, гибким и самобытным. Для противников и клеветников – амбициозным и самоуверенным. В конечном счете, какое описание было более подходящим, не имело значения. Несс отказался от давней семейной традиции поддерживать консерваторов. А его семья отказалась от него.
В то время как большинство равных Нессу по положению соплеменников тратили время на пустые общественные и прочие легкомысленные увлечения, Несс добровольно брался за любой экспериментальный проект, который мог бы привлечь внимание Ники. Из этого ничего не вышло, и Несс предложил свои (куда более передовые) программы. Его инициатива с резервантами-исследователями продвинулась настолько, что предположительно все-таки привлекла внимание Ники.
И сегодня они наконец-то встретятся!
– Следуйте за мной. – Высокий зеленоглазый помощник с зеленой брошью, приколотой к недорогому, практичному поясу, прошествовал через комнату. Его осанка и манера держаться намекали на презрение к столь неряшливому посетителю. – Заместитель министра встретится с вами. – Он исчез.
С бьющимися сердцами Несс чуть не рысью ринулся к временно активированному трансферному диску. Затем он оказался перед ведущей в кабинет дверью. Мягкое рабочее место – единственное, что было видно через дверной проем, – было гораздо больше его жилого блока. Пол покрывал роскошный «луговой» ковер. Зеленоглазый помощник ввел Несса внутрь, уже издалека отвешивая прощальный поклон, закрывая дверь.
– Ваше превосходительство. – Несс смиренно склонил обе головы.
– Будь как дома. – Ника грациозно вытянул шею, слегка касаясь головами Несса, приветствуя его как равного себе. – Ты, возможно, гадаешь, почему я пригласил тебя сюда.
Несс неловко уселся на скамью для гостей. Кабинет заполняли произведения искусства. Разумеется, большая часть представляла собой голограммы, но примятый «луговой» ковер подсказывал, что несколько больших скульптур вырезаны из камня или отлиты из металла. Присутствие этих предметов искусства в вещественной форме, как и размеры кабинета, свидетельствовало о большой власти. Все это явно было рассчитано на то, чтобы подавлять, – и небезуспешно.