рыхлой, рассыпающейся, потемневшей бумаге (возможно, ее слегка подкрасили,
но в ту пору мне не пришло в голову это проверить). На книге стояла дата
издания - 1598, которую некоторые библиографы читают как 1698. Разумеется,
ни та ни другая дата не верна, хотя более вероятно, что подделка была
совершена в 1698 году. Во-первых, незадолго до того Кристина Шведская
пообещала тридцать тысяч ливров за экземпляр этой книги - какой соблазн для
мошенников! Во-вторых, свободомыслие, а в некоторых странах и свобода печати
достигли в эту пору небывалого расцвета. Голландия и Германия кишели
дерзкими беженцами, которым ничего не стоило изготовить такую подделку, и,
хотя нападать на одно или два вероучения всегда было опаснее, чем осмеивать
все религии разом, издание подобной книги встретило бы не больше
затруднений, чем публикация смелых теорий Гоббса или Спинозы. С другой
стороны, очевидно, что королева Кристина трактата "De Tribus Impostoribus"
не получила; если же он был издан, пусть даже крошечным тиражом, после ее
смерти, то как объяснить, что Ламоннуа, чье исследование вышло, по-видимому,
несколько лет спустя, ничего об этом не слышал? Как объяснить, что эта книга
ускользнула от внимания ученых библиографов XVIII столетия - таких, как
Проспер Маршан, Саленгр, Давид Клеман, Бауэр, Фогт, Дебюр и тысяча других, -
и что мы не обнаруживаем никаких ее следов в каталогах богатейших и
любопытнейших библиотек того времени? Точно узнать ее тираж невозможно, но я
могу назвать четыре экземпляра, существование которых, на мой взгляд, не
подлежит сомнению: это книги из собраний господина де Лавальера, господина
Кревенны, господина Ренуара и тот экземпляр, что был у меня. Более того,
сейчас, когда я пишу эти строки, число экземпляров, возможно, сильно
выросло. Однако вот что странно: даже книги, сохранившиеся в одном-двух
экземплярах, такие, как знаменитое сочинение Сервета, первое издание
"Кимвала мира" Деперье, "Бич веры" Жоффруа Балле и "История Калежавы"
Жильбера, были описаны в каталогах и продавались с торгов. Что же могло
задержать появление на книжном рынке интересующего нас сочинения, если оно в
самом деле вышло задолго до конца XVIII столетия? Известный коллекционер
господин де Мокюн написал на полях принадлежавшего ему каталога библиотеки
герцога де Лавальера. что герцог сам изготовил эту книгу в сообществе с
аббатом Мерсье де Сен-Леже, ловким библиографом, вполне способным принять
всяческие меры предосторожности против возможного разоблачения. Господин
Ренуар взял на себя труд защитить герцога де Лавальера от этого позорного
обвинения в мошенничестве, на которое не пошел бы, по его словам, даже самый
наглый старьевщик; впрочем, надо отметить, что свою защиту господин Ренуар
построил на одних предположениях и что, судя по его каталогу, он сам толком
не знает, где и когда было издано находящееся в его руках библиографическое
сокровище. Он лишь счел нужным добавить, что герцога де Лавальера и Мерсье
де Сен-Леже полностью оправдывают слова, написанные на первой странице его
собственного экземпляра: Ex libris Frid. Allamand, dono Abrah. Valloton,
Roterodami, 1762, поскольку эта дата противоречит обвинению господина де
Мокюна. Признаюсь, поначалу этот довод не удовлетворил меня, но за время,
прошедшее после выхода первого издания моей книги, я смог убедиться в его
полнейшей справедливости, и если я в ту пору оставил вопрос открытым, ибо
располагал лишь сведениями, которые хранила моя память, и не имел
возможности их проверить, то почему злой рок помешал разобраться в судьбе
"De Tribus Impostoribus" всем остальным исследователям? и как могло
случиться, что три вышедших одно за другим издания прекрасного "Учебника
книгопродавца" господина Брюне нимало не рассеяли окружавшую этот вопрос
тьму, такую прозрачную, такую легкую, такую, выражаясь словами Мильтона,
"зримую"? Да что там говорить! Господин Барбье, посвятивший нашему трактату
весьма пространное рассуждение в последнем издании "Словаря произведений,
выпущенных анонимно", не только не внял доводам господина Ренуара, но,
напротив, усугубил путаницу, отстаивая нелепую выдумку господина де Мокюна,
причем в конце своего рассуждения он, как ни странно, вдруг ненароком
приводит цитату, которая не оставляет камня на камне от всего, изложенного
им выше, ибо содержит единственную здравую мысль, какую когда-либо
высказывали по этому поводу. Однако господин Барбье не внял этой мысли: пав
жертвой собственной системы, он оказался глух к очевидной истине. Вот вам
наша филология! Вернемся к тому, что мы знаем наверное. Еще шестьдесят лет
назад все немецкие книголюбы, библиографы и филологи пришли к единому
мнению: все экземпляры описанного в начале этой главы издания книга "De
Tribus Impostoribus" были отпечатаны около 1753 года стараниями венского
книготорговца Страубия, который продавал их по двадцать золотых монет, а то
и дороже, за что и был надолго заточен в тюрьму в Брауншвейге. Из этого
следует, что в 1762 году господин Алламан вполне мог стать обладателем этой
книги, а господин Барбье совершенно напрасно поверил тем, кто записал
герцога де Лавальера и аббата Мерсье де Сен-Леже в мошенники. Между прочим,
приведенные нами сведения - не просто предания и толки, они подтверждены
множеством фактов, с которыми можно ознакомиться, заглянув хотя бы в
"Избранную историко-литературную библиотеку" Юглера (Т. III. С. 1665).
Вероятно, экземпляр герцога де Лавальера вызвал недоверие оттого, что
был продан всего за 474 ливра - сумму крупную, но явно недостаточную для
единственной в своем роде книги, само существование которой долгое время
находилось под сомнением. Экземпляр господина Кревенны, судя по всему, не
был пущен в продажу из-за скромных размеров аукциона, во всяко случае, я
никогда не встречал в каталоге, который не раз держал в руках, его цены.
Ясно одно: если книга эта - подделка, то; несмотря на всю свою редкость, она
не заслуживает особенного внимания, тем более в наше время, когда в защиту
деизма высказались авторы множества других, более глубоких и солидных
трудов. Дело, разумеется, обстояло бы иначе, будь эта книга написана в XVI
веке и принадлежи она перу Доле, Анри Этьенна, Мюре или хотя бы Постеля -
тогда помимо необычайной редкости она обладала бы и иными достоинствами, в
частности донесла бы до нас мысли прославленного литератора, а заодно
помогла решить знаменитую библиологическую загадку.
О подложных отрывках
Обстоятельства, заставившие библиографов так долго разыскивать трактат
"De Tribus Impostoridus", разительно отличаются от тех, которые принесли
известность Флегону. Этот сочинитель, родом из города Траллы в Лидии,
написал весьма любопытный трактат "О вещах чудесных". Евсевий Кесарийский
приводит в своей истории его рассказ о тьме, накрывшей землю в миг смерти
Иисуса Христа; первые христиане так охотно вставляли в рукописи,
находившиеся в их распоряжении, подобные свидетельства, что сами отцы церкви
не раз горько сетовали на эти подлоги. Многознающий Иоганн Мерсиус, автор
стольких замечательных книг по древней истории и по лексикологии (в
частности, глоссария, который, быть может, подсказал Дю Канжу идею его
словарей), не включил эту цитату в свое издание Флегона, вышедшее в 1620
году в Лейдене у Эльзевира-старшего; сомневаюсь даже, что он помянул его
хоть словом, впрочем, поручиться за это я не могу, поскольку лишился всех
своих книг, и в их числе труда Флегона (у меня был замечательный экземпляр
из библиотеки де Ту - конволют из сочинений Флегона, Антигона Каристского и
Аполлония Дискола). Как бы там ни было, вся эта история вызвала огромный
интерес к Флегону, и цена его труда "О вещах чудесных" (история которого,
замечу в скобках, до сих пор почти неизвестна нашим библиографам) подскочила
на распродаже книг господина Гуттара до 54 ливров; впрочем, если бы у
Флегона в самом деле говорилось о накрывшей землю тьме, то книга его стоила
бы гораздо дороже. Издание 1622 года не отличается от предыдущих ничем,
кроме заглавия.
Сходные причины на несколько лет привлекли всеобщее внимание к
"Mirabilis liber" {Книга о чудесах (лат.).}, известной также под названием
"Предсказания святого Цезария", хотя святой Цезарий не имеет к ней ни
малейшего отношения, а короткое уведомление, помещенное, если мне не
изменяет память, на обороте титульного листа, называет автором этих
пророчеств некоего епископа Бемешобия, о котором молчат и книги и легенды.
Этот жалкий альманах был однажды напечатан с указанием года издания (1524) и
один или два раза, по-видимому чуть раньше, без даты; набраны все издания
одним и тем же скверным готическим шрифтом. Мне реже всего попадалось то
издание, где на последней странице под последней строкой идут слова:
"Продается на улице Сен-Жак, у Слона", напечатанные так грубо, что экземпляр
на первый взгляд кажется дефектным. Вся ценность "Книги о чудесах"
заключается в двух-трех страницах, где якобы предсказана вся история
французской революции и даже год, когда она должна начаться (тут, впрочем,
не обошлось без подтасовки). Весь секрет этой глупой книжонки заключается в
том, что ее составитель, как и все подобные шарлатаны, среди сотни
нелепостей случайно высказал две-три здравые мысли, но это еще не означает,
что святой Цезарий читает в будущем лучше дьявола, а "Книга о чудесах" более
достойна веры, чем предсказания Нострадамуса. Конечно, есть люди, умеющие
предчувствовать грядущее и на основе уже свершившегося вычислять вероятность
того, что может произойти, но этому искусству не научат ни Бемещобий, ни
Кардано, ни Мопертюи - оно доступно лишь тем, кто хорошо знает историю и
человеческое сердце, то есть не святым, не ясновидцам и не колдунам, но
людям здравомыслящим и наблюдательным.
О ложных датах
Рассказывать о тех уловках, с помощью которых взвинчивают цены на самые
заурядные и бесполезные книги, можно бесконечно. Так, торговцы выдавали за
древнейшую из первопечатных книг, более раннюю, чем все известные
инкунабулы, издание проповедей Леонардо из Удине, вышедшее якобы в 1446
"году; книга эта в самом деле замечательна, однако в 1446 году составляющие
ее тексты были просто-напросто объединены в сборник, а издана она много
позже. В данном случае мошенники могут сослаться в свое оправдание на
собственное невежество, но известны ухищрения гораздо более
предосудительные. Вспомним, например, "Гипнеротомахию" Полифила, изданную в
Венеции, у Альдов, в 1499 году; автора ее, Франциска Колумну, скрывшего свое
имя в начальных буквах глав, как позднее поступил Этьенн Табуро, мы не можем
упрекнуть в обмане - что еще оставалось влюбленному монаху, описывающему
свои видения? Хуже поступали иные торговцы редкими книгами, которые, вырвав
из "Гипнеротомахии" последнюю страницу, выдавали ее за издание, вышедшее в
1467 году в Тревизо, поскольку в конце "Сна Полифила" указаны эта дата и
этот город - время и место его написания. В других случаях мошенники
изменяли дату, стирая одни цифры и подпечатывая на их место другие. Так,
трактат Гоббса "Политическое тело" в дивном издании Эльзевиров 1653 года
часто выдавали за издание 1652 года, которому коллекционеры неведомо почему
отдавали предпочтение. Тем же объясняется, по мнению иных библиографов,
"опечатка" в "Decor puellarum" {О приличиях, кои следует соблюдать девицам
(лат.).} Никола Йенсона, где вместо 1461 должна была бы стоять другая,
верная дата - 1471; ведь не может быть, говорят эти библиографы, чтобы такой
большой художник ошибся в столь памятной для него дате; однако, кто бы что
ни говорил, для меня совершенно очевидно, что дата эта правильная и
останется таковой, даже если будет доказано, что Йенсон, изгнанный на десять
лет из Италии, лишь с десятилетним опозданием смог отстоять свое право
называться основоположником книгопечатания в этой стране. У такого мастера,
как Йенсон, эскизы стоят готовых работ.
На фронтисписе прелестного эльзевировского издания Шаррона нет даты,
зато там изображена обнаженная Мудрость, оскорблявшая взоры иных чересчур
щепетильных читателей, которые вырывали эту страницу или заливали ее
чернилами; этим воспользовались мошенники - они искусно подделывали
утраченный фронтиспис и сбывали его обладателям дефектных экземпляров;
однако с некоторых пор этот новый фронтиспис стал встречаться и в начале
изданий 1656 и 1662 годов, отчего-то считающихся менее ценными. В результате
нашлись коллекционеры, которые попались на удочку и, доверившись
фронтиспису, перепутали издание 1656 года с изданием без даты.
Назовем и еще один вид мошенничества - когда книге приписывают
достоинства, каковыми она не обладает: сулят читателю приложения либо
вставки, более занимательные, чем основной текст, но не исполняют
обещанного. Так, Катулл ин-кварто, изданный в 1684 году Фоссиусом, долгое
время был в большой цене благодаря слухам о том, что помимо стихов
латинского поэта в это издание вошел полный текст весьма любопытного
трактата Беверланда "De Prostibules veterum" {О домах разврата древности
(лат.)}. Поскольку никто никогда не видел ни одного экземпляра с таким
дополнением, слухи о нем можно считать чистейшей выдумкой; недаром книга эта
ныне стоит не дороже, чем другие издания того времени; нечего и говорить,
что, будь история о дополнении правдой, любой экземпляр Катулла 684 года по
праву занял бы место среда редчайших и драгоценнейших книг.
О поддельных редкостях
Не меньше трудов затрачивали мошенники, когда, желая повысить цену на
книгу, выдавали ее за редчайший экземпляр. Весьма любопытные примеры
подобного шарлатанства мы найдем в каталогах, где ничем не замечательные
издания превознесены до небес, что, впрочем, не мешает искушенным
покупателям давать за них на аукционах истинную цену, поскольку здравый
смысл, как правило, берет верх над уловками жуликов. Разумеется, я вовсе не
намерен бранить здесь библиографические заметки мудрых каталогизаторов, -
напротив, если они основательны и заслуживают доверия, я читаю их с
неизменным чувством признательности и желал бы, чтобы число их росло. Именно
подобным заметкам обязаны мы знанием курьезных и пикантных подробностей,
многие годы ускользавших от высокоученых и многотерпеливых изыскателей. В
самом деле, разве знали бы мы что-либо о первом издании "Отвоеванного
Мальмантиля" Липпи, вдвойне ценном благодаря любопытному послесловию
Чинелли, если бы не заметка одного миланского издателя, переписанная слово в
слово почтенным господином Гамбой? А без сообщения Реньо-Бретеля, скромного
букиниста, обладавшего обширными познаниями, мы и не подозревали бы о
существовании полного издания "Каменного гостя" Мольера, которое пребывало в
течение восьмидесяти лет в такой безвестности, что Вольтер, желая дать хоть
какое-то представление о знаменитой "сцене с нищим", принужден был
воспользоваться рукописной копией Маркассу? {Это открытие несколько
потускнело с тех пор, как выяснилось, что та же сцена вошла и в прелестное
брюссельское издание Баке 1694 г. (4 тома в 12-ю долю листа), украшенное
вдобавок дивными гравюрами Харревийна, но разве могло кому-нибудь прийти в
голову, что бесценное сокровище Маркассу было уже три, а может, и четыре
раза напечатано, ибо все комедии Мольера до 1682 г. публиковались по
отдельности?} Таким образом, я согласен, что встречаются замечательные
книги, которые ускользнули от взоров библиофилов и библиографов и которым
литератор, наделенный здравым смыслом и критическим умом, может посвятить
полезную и увлекательную заметку, но из этого никак не следует, что всякое
извлеченное из-под спуда сочинение непременно совершит переворот в
литературе; как правило, все, что заслуживает известности, уже известно, а
искатели неведомых сокровищ слишком часто и легко попадаются на удочку
мошенников, которые, говоря словами Жака Ланфана, подсовывают им стекляшки
вместо бриллиантов. Хуже всего, что находятся литераторы, которые, кто из
тщеславия, а кто из корысти, опускаются до подлого обмана, чтобы повысить
спрос на собственные сочинения. Так, Габриэль Ноде утверждал, что его
"Размышления о государственных переворотах" ин-кварто, изданные в 1639 году
(согласно титульному листу в Риме, а на самом деле в Париже), были
напечатаны всего в двенадцати экземплярах, а между тем крупнейшие библиотеки
Европы насчитывают до сорока экземпляров этой книги. Я счел бы поступок Ноде
совершенно непростительным, не будь у меня всех оснований утверждать, что
Ноде писал свое предисловие не для того римского издания, которое в
действительности вышло в Париже, а для того, которое и вправду печаталось в
Риме, где он в ту пору жил, римское же издание, если верить Ги Патену,
первым обратившему внимание на эту деталь, сильно отличалось от парижского
хотя бы тем, что состояло всего из двадцати восьми страниц. Я не стану
останавливаться на этом вопросе подробно, поскольку рассмотрел его в другой
своей, книге, носящей название "Заметки об одной небольшой библиотеке".
Скажу лишь, что парижское издание ни достоинствами, ни ценой почти не
отличается от других любопытных и относительно редких книг; страсбургская
перепечатка 1673 года с примечаниями Луи Дюме, пожалуй, интереснее.
О переменах заглавий
Издание Дюме - пример еще одного весьма нехитрого книжного
жульничества, а именно перемены названия плохо расходящейся книги. В самом
деле, в издании Луи Дюме "Размышления о государственных переворотах" Ноде
именуются "Наукой государей"; по сути это то же самое, а по форме - нечто
новое. Наши книгопродавцы так хорошо усвоили эту премудрость, что мне
случалось три или даже четыре раза приниматься за чтение книги, которой я
был уже сыт по горло, но всякий раз я пребывал в уверенности, что передо
мной новинка, ибо всякий раз она носила новое заглавие; похожие случаи
нередки и в театре, где зрителям, доверившимся новой афише, приходится
смотреть давно известную им пьесу. Я знал одного литератора, любителя
обновлять заглавия, который каждый раз, когда его старая книга являлась в
свет в новом обличье, потирал руки: "Теперь-то они меня прочтут, будьте
покойны!" Если бы кто-нибудь не поленился собрать все придуманные этим
автором заглавия и приложить к его книге, она стала бы вдвое толще {Приведем
один пример. У Спинозы есть книга, которая в переводе барона де Сен-Глена
трижды выходила в свет под тремя разными названиями: "Ключ от Святилища",
"Трактат об обрядах и суевериях иудеев" и "Любопытные размышления
беспристрастного наблюдателя о спасении души". Под всеми этими названиями и
разыскивают ее библиофилы, хотя вообще-то она отнюдь не является редкостью,
ибо была отпечатана довольно большим тиражом, да еще и переиздана в 1731 г.
вместе со знаменитым опровержением Фенелона, Лами и Буленвилье. В
переиздании воспроизведены два названия, но третье - "Ключ от Святилища" -
здесь опущено, что увеличивает ценность отдельного издания, озаглавленного
таким образом. Впрочем, лет тридцать назад перепечатали и его.}.
О хитростях некоторых фанатиков
Коль скоро мы заговорили о заглавиях и вспомнили о Спинозе, расскажем
об уловках некоторых фанатиков, которые публиковали свои мысли под видом
мыслей своих противников. Мне не доводилось читать "Побежденый атеизм"
Кампанеллы, но я не раз слышал, что в этих диалогах доводы в пользу безбожия
звучат так убедительно, а возражения так беспомощно, что намерения автора не
вызывают никаких сомнений. Так же обстоит дело и с "Опровержением Спинозы"
Фенелона, Лами и Буленвилье, изданным в 1731 году в Брюсселе: Буленвилье
свое опровержение не закончил и лишь весьма обстоятельно изложил взгляды,
которые намеревался опровергнуть, что привело к запрещению книги, хотя не
сделало ее особенно редкой. Не чуждались этого приема и наши философы XVIII
столетия; один из многих примеров тому - "Теологический словарь", не раз
вводивший книгопродавцев в заблуждение.
Продолжение предыдущих
Я уже говорил о контрафакциях - этом материальном плагиате, отнимающем
у автора и издателя законные плоды их трудов. Существует, правда,
разновидность контрафакции, на первый взгляд кажущаяся более невинной, - это
перепечатки книг, давно ставших всеобщим достоянием. В этом случае не
страдают ни сочинитель, ни издатель, а неискушенные читатели, заплатившие за
подделку как за оригинал, получают тем не менее полное и точное
представление о первоиздании. И все же эта уловка, к которой без зазрения
совести прибегают некоторые мошенники, - такое же воровство, как и
контрафакция в собственном смысле слова, и, следовательно, поступок в
нравственном отношении столь же предосудительный.
Очевидно, что, перепечатывая книгу, главное достоинство которой - ее
редкость, мы сильно снижаем, а то и вовсе сводим на нет ценность этой книги,
однако не стоит осуждать людей, перепечатывающих книги не корысти ради, а
единственно для пользы и удовольствия читателей. Именно так поступали
издатели XVII и XVIII столетий, и никому еще не приходило в голову винить Ле
Дюша, Лангле-Дюфренуа, Ламоннуа, Салленгра, Фожа де Сен-Фона и Бюшо в том,
что они сделали более доступными сочинения Бернара Палисси, редкие трактаты
Грендоржа о синьгах и Форми об адианте, а также многие другие книги.
Поступки такого рода, напротив, достойны всяческих похвал, и, пока
существует наша словесность, имя регента Филиппа Орлеанского будет так же
славно, как имена Лонга и Амио, с которыми оно неразрывно связано.
Совсем иначе следует расценивать перепечатки, сделанные ловкими
дельцами с намерением одурачить доверчивых и неискушенных библиоманов. В
1527 году во Флоренции вышел том сочинений Боккаччо; два столетия спустя
книга эта была переиздана в Венеции, причем абсолютное сходство подделки с
оригиналом ввело в заблуждение не одного коллекционера.
Когда "Канские древности" сьера Бра де Бургевиля сделались величайшей
редкостью, привлекающей в Кан библиофилов-чужестранцев, там нашлись
книгопродавцы, которые, поставив на своей довольно грубо сработанной
подделке тот же год издания, что и на первоиздании, стали продавать ее по
такой же цене. В любом библиографическом сочинении вы найдете тысячи
подобных примеров.
Эти перепечатки корысти ради, на которых книгопродавцы наживаются,
обманывая покупателей, не надо путать с любительскими перепечатками,
сделанными из любви к искусству. Любознательные читатели горячо признательны
за них Карону, господину Понтье из Экса, господину Томассену из Безансона
или пользующемуся заслуженной известностью господину Гамбе, чья перепечатка
"Танцевальных песен" Лоренцо Медичи представляет собой настоящее
факсимильное издание. Столь же невинны и рисованные копии Фьо, которые никто
никогда не думал выдавать за оригинал, хотя совершенство исполнения могло
обмануть самых искушенных знатоков.
Несмотря на то что прелестные издания Эльзевиров обычно почти не
отличаются от допечаток (незаслуженно называемых подделками), которые, если
книга хорошо расходилась, выпускали сами Эльзевиры, ставя на титульном листе
ту же дату, книги из основной и дополнительной частей тиража ценятся
по-разному, чем возбуждают алчность фальсификаторов. Подделкам здесь несть
числа. Поэтому мало знать, что из всех изданий "Мудрости" самое ценное -
издание без даты, что Вергилия 1636 года можно узнать по красным буквицам, в
Теренции 104-я страница названа 108-й, а в Цезаре 149-я перепутана со 153-й;
нужно еще убедиться, что книга ваша не побывала в руках у какого-нибудь
ловкого каллиграфа или беззастенчивого умельца и он не вклеил в нее
страницы, вырванные из дефектного экземпляра подлинного издания. Для этого
помимо библиографических познаний потребны наметанный глаз и многолетний
опыт.
Должен сказать, что современная мода на факсимильные переиздания, с
обескураживающей легкостью воспроизводящие драгоценные оригиналы, никогда не
получит одобрения истинных ценителей книги. В первую очередь это относится к
воспроизведению рукописей. Ведь знаток дорожит не начертаниями букв, не
росчерком пера, он мечтает обладать листком бумаги, который принадлежал
великому человеку, побывал у него в руках, послужил предметом его раздумий.
Разве может факсимильное воспроизведение передать самый дух этой
запечатленной мысли? Нет, оно остается всего-навсего слепком, подспорьем в
работе, восковой фигурой, скелетом из анатомического театра. Кроме того,
всякий собиратель - собственник, ему дороги даже самые незначительные из его
приобретений, а редкости для него и вовсе бесценны; стоит, однако, этим
предметам сделаться общедоступными, и коллекционер теряет к ним всякий
интерес. Конечно, коллекционеры заблуждаются - но все человеческие увлечения
и пристрастия, даже самые милые и невинные, зиждутся на подобных
заблуждениях. Разумеется, смешно и несправедливо питать к факсимильным
копиям рукописей и книг такую ненависть, какую питал к изобретателям
искусственных насекомых энтомолог Фабрициус, утверждавший, что damnandoe
но в ту пору мне не пришло в голову это проверить). На книге стояла дата
издания - 1598, которую некоторые библиографы читают как 1698. Разумеется,
ни та ни другая дата не верна, хотя более вероятно, что подделка была
совершена в 1698 году. Во-первых, незадолго до того Кристина Шведская
пообещала тридцать тысяч ливров за экземпляр этой книги - какой соблазн для
мошенников! Во-вторых, свободомыслие, а в некоторых странах и свобода печати
достигли в эту пору небывалого расцвета. Голландия и Германия кишели
дерзкими беженцами, которым ничего не стоило изготовить такую подделку, и,
хотя нападать на одно или два вероучения всегда было опаснее, чем осмеивать
все религии разом, издание подобной книги встретило бы не больше
затруднений, чем публикация смелых теорий Гоббса или Спинозы. С другой
стороны, очевидно, что королева Кристина трактата "De Tribus Impostoribus"
не получила; если же он был издан, пусть даже крошечным тиражом, после ее
смерти, то как объяснить, что Ламоннуа, чье исследование вышло, по-видимому,
несколько лет спустя, ничего об этом не слышал? Как объяснить, что эта книга
ускользнула от внимания ученых библиографов XVIII столетия - таких, как
Проспер Маршан, Саленгр, Давид Клеман, Бауэр, Фогт, Дебюр и тысяча других, -
и что мы не обнаруживаем никаких ее следов в каталогах богатейших и
любопытнейших библиотек того времени? Точно узнать ее тираж невозможно, но я
могу назвать четыре экземпляра, существование которых, на мой взгляд, не
подлежит сомнению: это книги из собраний господина де Лавальера, господина
Кревенны, господина Ренуара и тот экземпляр, что был у меня. Более того,
сейчас, когда я пишу эти строки, число экземпляров, возможно, сильно
выросло. Однако вот что странно: даже книги, сохранившиеся в одном-двух
экземплярах, такие, как знаменитое сочинение Сервета, первое издание
"Кимвала мира" Деперье, "Бич веры" Жоффруа Балле и "История Калежавы"
Жильбера, были описаны в каталогах и продавались с торгов. Что же могло
задержать появление на книжном рынке интересующего нас сочинения, если оно в
самом деле вышло задолго до конца XVIII столетия? Известный коллекционер
господин де Мокюн написал на полях принадлежавшего ему каталога библиотеки
герцога де Лавальера. что герцог сам изготовил эту книгу в сообществе с
аббатом Мерсье де Сен-Леже, ловким библиографом, вполне способным принять
всяческие меры предосторожности против возможного разоблачения. Господин
Ренуар взял на себя труд защитить герцога де Лавальера от этого позорного
обвинения в мошенничестве, на которое не пошел бы, по его словам, даже самый
наглый старьевщик; впрочем, надо отметить, что свою защиту господин Ренуар
построил на одних предположениях и что, судя по его каталогу, он сам толком
не знает, где и когда было издано находящееся в его руках библиографическое
сокровище. Он лишь счел нужным добавить, что герцога де Лавальера и Мерсье
де Сен-Леже полностью оправдывают слова, написанные на первой странице его
собственного экземпляра: Ex libris Frid. Allamand, dono Abrah. Valloton,
Roterodami, 1762, поскольку эта дата противоречит обвинению господина де
Мокюна. Признаюсь, поначалу этот довод не удовлетворил меня, но за время,
прошедшее после выхода первого издания моей книги, я смог убедиться в его
полнейшей справедливости, и если я в ту пору оставил вопрос открытым, ибо
располагал лишь сведениями, которые хранила моя память, и не имел
возможности их проверить, то почему злой рок помешал разобраться в судьбе
"De Tribus Impostoribus" всем остальным исследователям? и как могло
случиться, что три вышедших одно за другим издания прекрасного "Учебника
книгопродавца" господина Брюне нимало не рассеяли окружавшую этот вопрос
тьму, такую прозрачную, такую легкую, такую, выражаясь словами Мильтона,
"зримую"? Да что там говорить! Господин Барбье, посвятивший нашему трактату
весьма пространное рассуждение в последнем издании "Словаря произведений,
выпущенных анонимно", не только не внял доводам господина Ренуара, но,
напротив, усугубил путаницу, отстаивая нелепую выдумку господина де Мокюна,
причем в конце своего рассуждения он, как ни странно, вдруг ненароком
приводит цитату, которая не оставляет камня на камне от всего, изложенного
им выше, ибо содержит единственную здравую мысль, какую когда-либо
высказывали по этому поводу. Однако господин Барбье не внял этой мысли: пав
жертвой собственной системы, он оказался глух к очевидной истине. Вот вам
наша филология! Вернемся к тому, что мы знаем наверное. Еще шестьдесят лет
назад все немецкие книголюбы, библиографы и филологи пришли к единому
мнению: все экземпляры описанного в начале этой главы издания книга "De
Tribus Impostoribus" были отпечатаны около 1753 года стараниями венского
книготорговца Страубия, который продавал их по двадцать золотых монет, а то
и дороже, за что и был надолго заточен в тюрьму в Брауншвейге. Из этого
следует, что в 1762 году господин Алламан вполне мог стать обладателем этой
книги, а господин Барбье совершенно напрасно поверил тем, кто записал
герцога де Лавальера и аббата Мерсье де Сен-Леже в мошенники. Между прочим,
приведенные нами сведения - не просто предания и толки, они подтверждены
множеством фактов, с которыми можно ознакомиться, заглянув хотя бы в
"Избранную историко-литературную библиотеку" Юглера (Т. III. С. 1665).
Вероятно, экземпляр герцога де Лавальера вызвал недоверие оттого, что
был продан всего за 474 ливра - сумму крупную, но явно недостаточную для
единственной в своем роде книги, само существование которой долгое время
находилось под сомнением. Экземпляр господина Кревенны, судя по всему, не
был пущен в продажу из-за скромных размеров аукциона, во всяко случае, я
никогда не встречал в каталоге, который не раз держал в руках, его цены.
Ясно одно: если книга эта - подделка, то; несмотря на всю свою редкость, она
не заслуживает особенного внимания, тем более в наше время, когда в защиту
деизма высказались авторы множества других, более глубоких и солидных
трудов. Дело, разумеется, обстояло бы иначе, будь эта книга написана в XVI
веке и принадлежи она перу Доле, Анри Этьенна, Мюре или хотя бы Постеля -
тогда помимо необычайной редкости она обладала бы и иными достоинствами, в
частности донесла бы до нас мысли прославленного литератора, а заодно
помогла решить знаменитую библиологическую загадку.
О подложных отрывках
Обстоятельства, заставившие библиографов так долго разыскивать трактат
"De Tribus Impostoridus", разительно отличаются от тех, которые принесли
известность Флегону. Этот сочинитель, родом из города Траллы в Лидии,
написал весьма любопытный трактат "О вещах чудесных". Евсевий Кесарийский
приводит в своей истории его рассказ о тьме, накрывшей землю в миг смерти
Иисуса Христа; первые христиане так охотно вставляли в рукописи,
находившиеся в их распоряжении, подобные свидетельства, что сами отцы церкви
не раз горько сетовали на эти подлоги. Многознающий Иоганн Мерсиус, автор
стольких замечательных книг по древней истории и по лексикологии (в
частности, глоссария, который, быть может, подсказал Дю Канжу идею его
словарей), не включил эту цитату в свое издание Флегона, вышедшее в 1620
году в Лейдене у Эльзевира-старшего; сомневаюсь даже, что он помянул его
хоть словом, впрочем, поручиться за это я не могу, поскольку лишился всех
своих книг, и в их числе труда Флегона (у меня был замечательный экземпляр
из библиотеки де Ту - конволют из сочинений Флегона, Антигона Каристского и
Аполлония Дискола). Как бы там ни было, вся эта история вызвала огромный
интерес к Флегону, и цена его труда "О вещах чудесных" (история которого,
замечу в скобках, до сих пор почти неизвестна нашим библиографам) подскочила
на распродаже книг господина Гуттара до 54 ливров; впрочем, если бы у
Флегона в самом деле говорилось о накрывшей землю тьме, то книга его стоила
бы гораздо дороже. Издание 1622 года не отличается от предыдущих ничем,
кроме заглавия.
Сходные причины на несколько лет привлекли всеобщее внимание к
"Mirabilis liber" {Книга о чудесах (лат.).}, известной также под названием
"Предсказания святого Цезария", хотя святой Цезарий не имеет к ней ни
малейшего отношения, а короткое уведомление, помещенное, если мне не
изменяет память, на обороте титульного листа, называет автором этих
пророчеств некоего епископа Бемешобия, о котором молчат и книги и легенды.
Этот жалкий альманах был однажды напечатан с указанием года издания (1524) и
один или два раза, по-видимому чуть раньше, без даты; набраны все издания
одним и тем же скверным готическим шрифтом. Мне реже всего попадалось то
издание, где на последней странице под последней строкой идут слова:
"Продается на улице Сен-Жак, у Слона", напечатанные так грубо, что экземпляр
на первый взгляд кажется дефектным. Вся ценность "Книги о чудесах"
заключается в двух-трех страницах, где якобы предсказана вся история
французской революции и даже год, когда она должна начаться (тут, впрочем,
не обошлось без подтасовки). Весь секрет этой глупой книжонки заключается в
том, что ее составитель, как и все подобные шарлатаны, среди сотни
нелепостей случайно высказал две-три здравые мысли, но это еще не означает,
что святой Цезарий читает в будущем лучше дьявола, а "Книга о чудесах" более
достойна веры, чем предсказания Нострадамуса. Конечно, есть люди, умеющие
предчувствовать грядущее и на основе уже свершившегося вычислять вероятность
того, что может произойти, но этому искусству не научат ни Бемещобий, ни
Кардано, ни Мопертюи - оно доступно лишь тем, кто хорошо знает историю и
человеческое сердце, то есть не святым, не ясновидцам и не колдунам, но
людям здравомыслящим и наблюдательным.
О ложных датах
Рассказывать о тех уловках, с помощью которых взвинчивают цены на самые
заурядные и бесполезные книги, можно бесконечно. Так, торговцы выдавали за
древнейшую из первопечатных книг, более раннюю, чем все известные
инкунабулы, издание проповедей Леонардо из Удине, вышедшее якобы в 1446
"году; книга эта в самом деле замечательна, однако в 1446 году составляющие
ее тексты были просто-напросто объединены в сборник, а издана она много
позже. В данном случае мошенники могут сослаться в свое оправдание на
собственное невежество, но известны ухищрения гораздо более
предосудительные. Вспомним, например, "Гипнеротомахию" Полифила, изданную в
Венеции, у Альдов, в 1499 году; автора ее, Франциска Колумну, скрывшего свое
имя в начальных буквах глав, как позднее поступил Этьенн Табуро, мы не можем
упрекнуть в обмане - что еще оставалось влюбленному монаху, описывающему
свои видения? Хуже поступали иные торговцы редкими книгами, которые, вырвав
из "Гипнеротомахии" последнюю страницу, выдавали ее за издание, вышедшее в
1467 году в Тревизо, поскольку в конце "Сна Полифила" указаны эта дата и
этот город - время и место его написания. В других случаях мошенники
изменяли дату, стирая одни цифры и подпечатывая на их место другие. Так,
трактат Гоббса "Политическое тело" в дивном издании Эльзевиров 1653 года
часто выдавали за издание 1652 года, которому коллекционеры неведомо почему
отдавали предпочтение. Тем же объясняется, по мнению иных библиографов,
"опечатка" в "Decor puellarum" {О приличиях, кои следует соблюдать девицам
(лат.).} Никола Йенсона, где вместо 1461 должна была бы стоять другая,
верная дата - 1471; ведь не может быть, говорят эти библиографы, чтобы такой
большой художник ошибся в столь памятной для него дате; однако, кто бы что
ни говорил, для меня совершенно очевидно, что дата эта правильная и
останется таковой, даже если будет доказано, что Йенсон, изгнанный на десять
лет из Италии, лишь с десятилетним опозданием смог отстоять свое право
называться основоположником книгопечатания в этой стране. У такого мастера,
как Йенсон, эскизы стоят готовых работ.
На фронтисписе прелестного эльзевировского издания Шаррона нет даты,
зато там изображена обнаженная Мудрость, оскорблявшая взоры иных чересчур
щепетильных читателей, которые вырывали эту страницу или заливали ее
чернилами; этим воспользовались мошенники - они искусно подделывали
утраченный фронтиспис и сбывали его обладателям дефектных экземпляров;
однако с некоторых пор этот новый фронтиспис стал встречаться и в начале
изданий 1656 и 1662 годов, отчего-то считающихся менее ценными. В результате
нашлись коллекционеры, которые попались на удочку и, доверившись
фронтиспису, перепутали издание 1656 года с изданием без даты.
Назовем и еще один вид мошенничества - когда книге приписывают
достоинства, каковыми она не обладает: сулят читателю приложения либо
вставки, более занимательные, чем основной текст, но не исполняют
обещанного. Так, Катулл ин-кварто, изданный в 1684 году Фоссиусом, долгое
время был в большой цене благодаря слухам о том, что помимо стихов
латинского поэта в это издание вошел полный текст весьма любопытного
трактата Беверланда "De Prostibules veterum" {О домах разврата древности
(лат.)}. Поскольку никто никогда не видел ни одного экземпляра с таким
дополнением, слухи о нем можно считать чистейшей выдумкой; недаром книга эта
ныне стоит не дороже, чем другие издания того времени; нечего и говорить,
что, будь история о дополнении правдой, любой экземпляр Катулла 684 года по
праву занял бы место среда редчайших и драгоценнейших книг.
О поддельных редкостях
Не меньше трудов затрачивали мошенники, когда, желая повысить цену на
книгу, выдавали ее за редчайший экземпляр. Весьма любопытные примеры
подобного шарлатанства мы найдем в каталогах, где ничем не замечательные
издания превознесены до небес, что, впрочем, не мешает искушенным
покупателям давать за них на аукционах истинную цену, поскольку здравый
смысл, как правило, берет верх над уловками жуликов. Разумеется, я вовсе не
намерен бранить здесь библиографические заметки мудрых каталогизаторов, -
напротив, если они основательны и заслуживают доверия, я читаю их с
неизменным чувством признательности и желал бы, чтобы число их росло. Именно
подобным заметкам обязаны мы знанием курьезных и пикантных подробностей,
многие годы ускользавших от высокоученых и многотерпеливых изыскателей. В
самом деле, разве знали бы мы что-либо о первом издании "Отвоеванного
Мальмантиля" Липпи, вдвойне ценном благодаря любопытному послесловию
Чинелли, если бы не заметка одного миланского издателя, переписанная слово в
слово почтенным господином Гамбой? А без сообщения Реньо-Бретеля, скромного
букиниста, обладавшего обширными познаниями, мы и не подозревали бы о
существовании полного издания "Каменного гостя" Мольера, которое пребывало в
течение восьмидесяти лет в такой безвестности, что Вольтер, желая дать хоть
какое-то представление о знаменитой "сцене с нищим", принужден был
воспользоваться рукописной копией Маркассу? {Это открытие несколько
потускнело с тех пор, как выяснилось, что та же сцена вошла и в прелестное
брюссельское издание Баке 1694 г. (4 тома в 12-ю долю листа), украшенное
вдобавок дивными гравюрами Харревийна, но разве могло кому-нибудь прийти в
голову, что бесценное сокровище Маркассу было уже три, а может, и четыре
раза напечатано, ибо все комедии Мольера до 1682 г. публиковались по
отдельности?} Таким образом, я согласен, что встречаются замечательные
книги, которые ускользнули от взоров библиофилов и библиографов и которым
литератор, наделенный здравым смыслом и критическим умом, может посвятить
полезную и увлекательную заметку, но из этого никак не следует, что всякое
извлеченное из-под спуда сочинение непременно совершит переворот в
литературе; как правило, все, что заслуживает известности, уже известно, а
искатели неведомых сокровищ слишком часто и легко попадаются на удочку
мошенников, которые, говоря словами Жака Ланфана, подсовывают им стекляшки
вместо бриллиантов. Хуже всего, что находятся литераторы, которые, кто из
тщеславия, а кто из корысти, опускаются до подлого обмана, чтобы повысить
спрос на собственные сочинения. Так, Габриэль Ноде утверждал, что его
"Размышления о государственных переворотах" ин-кварто, изданные в 1639 году
(согласно титульному листу в Риме, а на самом деле в Париже), были
напечатаны всего в двенадцати экземплярах, а между тем крупнейшие библиотеки
Европы насчитывают до сорока экземпляров этой книги. Я счел бы поступок Ноде
совершенно непростительным, не будь у меня всех оснований утверждать, что
Ноде писал свое предисловие не для того римского издания, которое в
действительности вышло в Париже, а для того, которое и вправду печаталось в
Риме, где он в ту пору жил, римское же издание, если верить Ги Патену,
первым обратившему внимание на эту деталь, сильно отличалось от парижского
хотя бы тем, что состояло всего из двадцати восьми страниц. Я не стану
останавливаться на этом вопросе подробно, поскольку рассмотрел его в другой
своей, книге, носящей название "Заметки об одной небольшой библиотеке".
Скажу лишь, что парижское издание ни достоинствами, ни ценой почти не
отличается от других любопытных и относительно редких книг; страсбургская
перепечатка 1673 года с примечаниями Луи Дюме, пожалуй, интереснее.
О переменах заглавий
Издание Дюме - пример еще одного весьма нехитрого книжного
жульничества, а именно перемены названия плохо расходящейся книги. В самом
деле, в издании Луи Дюме "Размышления о государственных переворотах" Ноде
именуются "Наукой государей"; по сути это то же самое, а по форме - нечто
новое. Наши книгопродавцы так хорошо усвоили эту премудрость, что мне
случалось три или даже четыре раза приниматься за чтение книги, которой я
был уже сыт по горло, но всякий раз я пребывал в уверенности, что передо
мной новинка, ибо всякий раз она носила новое заглавие; похожие случаи
нередки и в театре, где зрителям, доверившимся новой афише, приходится
смотреть давно известную им пьесу. Я знал одного литератора, любителя
обновлять заглавия, который каждый раз, когда его старая книга являлась в
свет в новом обличье, потирал руки: "Теперь-то они меня прочтут, будьте
покойны!" Если бы кто-нибудь не поленился собрать все придуманные этим
автором заглавия и приложить к его книге, она стала бы вдвое толще {Приведем
один пример. У Спинозы есть книга, которая в переводе барона де Сен-Глена
трижды выходила в свет под тремя разными названиями: "Ключ от Святилища",
"Трактат об обрядах и суевериях иудеев" и "Любопытные размышления
беспристрастного наблюдателя о спасении души". Под всеми этими названиями и
разыскивают ее библиофилы, хотя вообще-то она отнюдь не является редкостью,
ибо была отпечатана довольно большим тиражом, да еще и переиздана в 1731 г.
вместе со знаменитым опровержением Фенелона, Лами и Буленвилье. В
переиздании воспроизведены два названия, но третье - "Ключ от Святилища" -
здесь опущено, что увеличивает ценность отдельного издания, озаглавленного
таким образом. Впрочем, лет тридцать назад перепечатали и его.}.
О хитростях некоторых фанатиков
Коль скоро мы заговорили о заглавиях и вспомнили о Спинозе, расскажем
об уловках некоторых фанатиков, которые публиковали свои мысли под видом
мыслей своих противников. Мне не доводилось читать "Побежденый атеизм"
Кампанеллы, но я не раз слышал, что в этих диалогах доводы в пользу безбожия
звучат так убедительно, а возражения так беспомощно, что намерения автора не
вызывают никаких сомнений. Так же обстоит дело и с "Опровержением Спинозы"
Фенелона, Лами и Буленвилье, изданным в 1731 году в Брюсселе: Буленвилье
свое опровержение не закончил и лишь весьма обстоятельно изложил взгляды,
которые намеревался опровергнуть, что привело к запрещению книги, хотя не
сделало ее особенно редкой. Не чуждались этого приема и наши философы XVIII
столетия; один из многих примеров тому - "Теологический словарь", не раз
вводивший книгопродавцев в заблуждение.
Продолжение предыдущих
Я уже говорил о контрафакциях - этом материальном плагиате, отнимающем
у автора и издателя законные плоды их трудов. Существует, правда,
разновидность контрафакции, на первый взгляд кажущаяся более невинной, - это
перепечатки книг, давно ставших всеобщим достоянием. В этом случае не
страдают ни сочинитель, ни издатель, а неискушенные читатели, заплатившие за
подделку как за оригинал, получают тем не менее полное и точное
представление о первоиздании. И все же эта уловка, к которой без зазрения
совести прибегают некоторые мошенники, - такое же воровство, как и
контрафакция в собственном смысле слова, и, следовательно, поступок в
нравственном отношении столь же предосудительный.
Очевидно, что, перепечатывая книгу, главное достоинство которой - ее
редкость, мы сильно снижаем, а то и вовсе сводим на нет ценность этой книги,
однако не стоит осуждать людей, перепечатывающих книги не корысти ради, а
единственно для пользы и удовольствия читателей. Именно так поступали
издатели XVII и XVIII столетий, и никому еще не приходило в голову винить Ле
Дюша, Лангле-Дюфренуа, Ламоннуа, Салленгра, Фожа де Сен-Фона и Бюшо в том,
что они сделали более доступными сочинения Бернара Палисси, редкие трактаты
Грендоржа о синьгах и Форми об адианте, а также многие другие книги.
Поступки такого рода, напротив, достойны всяческих похвал, и, пока
существует наша словесность, имя регента Филиппа Орлеанского будет так же
славно, как имена Лонга и Амио, с которыми оно неразрывно связано.
Совсем иначе следует расценивать перепечатки, сделанные ловкими
дельцами с намерением одурачить доверчивых и неискушенных библиоманов. В
1527 году во Флоренции вышел том сочинений Боккаччо; два столетия спустя
книга эта была переиздана в Венеции, причем абсолютное сходство подделки с
оригиналом ввело в заблуждение не одного коллекционера.
Когда "Канские древности" сьера Бра де Бургевиля сделались величайшей
редкостью, привлекающей в Кан библиофилов-чужестранцев, там нашлись
книгопродавцы, которые, поставив на своей довольно грубо сработанной
подделке тот же год издания, что и на первоиздании, стали продавать ее по
такой же цене. В любом библиографическом сочинении вы найдете тысячи
подобных примеров.
Эти перепечатки корысти ради, на которых книгопродавцы наживаются,
обманывая покупателей, не надо путать с любительскими перепечатками,
сделанными из любви к искусству. Любознательные читатели горячо признательны
за них Карону, господину Понтье из Экса, господину Томассену из Безансона
или пользующемуся заслуженной известностью господину Гамбе, чья перепечатка
"Танцевальных песен" Лоренцо Медичи представляет собой настоящее
факсимильное издание. Столь же невинны и рисованные копии Фьо, которые никто
никогда не думал выдавать за оригинал, хотя совершенство исполнения могло
обмануть самых искушенных знатоков.
Несмотря на то что прелестные издания Эльзевиров обычно почти не
отличаются от допечаток (незаслуженно называемых подделками), которые, если
книга хорошо расходилась, выпускали сами Эльзевиры, ставя на титульном листе
ту же дату, книги из основной и дополнительной частей тиража ценятся
по-разному, чем возбуждают алчность фальсификаторов. Подделкам здесь несть
числа. Поэтому мало знать, что из всех изданий "Мудрости" самое ценное -
издание без даты, что Вергилия 1636 года можно узнать по красным буквицам, в
Теренции 104-я страница названа 108-й, а в Цезаре 149-я перепутана со 153-й;
нужно еще убедиться, что книга ваша не побывала в руках у какого-нибудь
ловкого каллиграфа или беззастенчивого умельца и он не вклеил в нее
страницы, вырванные из дефектного экземпляра подлинного издания. Для этого
помимо библиографических познаний потребны наметанный глаз и многолетний
опыт.
Должен сказать, что современная мода на факсимильные переиздания, с
обескураживающей легкостью воспроизводящие драгоценные оригиналы, никогда не
получит одобрения истинных ценителей книги. В первую очередь это относится к
воспроизведению рукописей. Ведь знаток дорожит не начертаниями букв, не
росчерком пера, он мечтает обладать листком бумаги, который принадлежал
великому человеку, побывал у него в руках, послужил предметом его раздумий.
Разве может факсимильное воспроизведение передать самый дух этой
запечатленной мысли? Нет, оно остается всего-навсего слепком, подспорьем в
работе, восковой фигурой, скелетом из анатомического театра. Кроме того,
всякий собиратель - собственник, ему дороги даже самые незначительные из его
приобретений, а редкости для него и вовсе бесценны; стоит, однако, этим
предметам сделаться общедоступными, и коллекционер теряет к ним всякий
интерес. Конечно, коллекционеры заблуждаются - но все человеческие увлечения
и пристрастия, даже самые милые и невинные, зиждутся на подобных
заблуждениях. Разумеется, смешно и несправедливо питать к факсимильным
копиям рукописей и книг такую ненависть, какую питал к изобретателям
искусственных насекомых энтомолог Фабрициус, утверждавший, что damnandoe