Амуром стать я всей душой желаю
Не с тем, чтоб править небом и землей -
Я и богов, и смертных забываю,
Когда Темиру вижу пред собой -
Иль взор закрыть повязкою глухой -
Темире в сердце не войдет измена -
Иль наслаждаться славою нетленной:
Я жить хочу, пока она жива.
Затем, чтоб, обретя колчан бесценный,
В нее послать все стрелы божества.
Господин де Вольтер без лишних церемоний извлекает из сочинений древних
и новых авторов все, что найдет изящным, остроумным и любезным своему
сердцу; не может быть никаких сомнений, что, следуя этому достохвальному
обыкновению, он позаимствовал идею мадригала у Феррана. Вглядевшись
внимательно в литературный венец господина де Вольтера, мы найдем там очень
мало цветов, взращенных им самим. Впрочем, и сам Ферран в мадригале, о
котором идет речь, недалеко ушел от Вольтера, ибо мысль и форму своего
творения он почерпнул из прелестного десятистишия, которое еще в 1524 году,
то есть двести сорок четыре года назад, посвятил предмету своей сердечной
склонности, Диане де Пуатье, наш изящный Маро; в третьем томе его
"Сочинений" (Гаага, у П. Жосса и Жана Неольма, 1731) оно напечатано на
странице 123:
Стать Фебом непрестанно я желаю
Не с тем, чтобы постигнуть свойства трав, -
Недуг, которым я давно страдаю,
Не уврачует ни один состав -
Иль в небе мчаться, ярко воссияв, -
Лишь на земле избавлюсь я от мук -
Иль на Амура навести свой лук:
Восстать на государя было б странно.
Затем хочу я Фебом стать, мой друг,
Чтоб быть любимым нежною Дианой.
Вы сами можете убедиться, сударь, что Ферран списал свое стихотворение у
Маро. Впрочем, мадригал господина де Вольтера походит на Маро даже больше,
чем на Феррана, ибо Ферран хотел быть Амуром, а Маро и господин де Вольтер -
Фебами.
Фрерон".
"Вы, конечно, читали, сударь, прелестный роман "Задиг", и среди глав,
поразивших вас своей изобретательностью, наверняка была глава "Отшельник".
Так вот, эта очаровательная глава, каковую вы полагали большой удачей
господина де Вольтера, почти дословно списана с оригинала, о котором этот
великий копиист не проронил ни звука. Листая на днях прекрасные английские
книги, которые Про-младший, книгопродавец с набережной Конти, выписывает из
Лондона, я обнаружил небольшой томик под названием "The works in verse and
prose of dr. Thomas Parnell, late Archdeacon of Clogher" ("Сочинения в
стихах и в прозе доктора Томаса Парнелла, архидьякона из Клогхиэ"); автор
его скончался пятьдесят лет назад. В книге этой есть небольшая поэма в сто с
лишним строк под названием "Отшельник"; она-то и является тайной
сокровищницей, откуда почерпнул свои богатства господин де Вольтер. Вы
убедитесь в этом, сравнив двух "Отшельников".
ПАРНЕЛЛ:
В далекой пустыне жил с юных лет почтенный отшельник. <...> Однажды он
покинул свою обитель, дабы узнать людей. <..> Он отправился в путь и шел
целое утро, а в полдень, когда солнце высоко поднялось над землей,
повстречал юношу. "Здравствуйте, отец мой", - сказал незнакомец.
"Здравствуй, сын мой", - отвечал старец. Они разговорились и за
увлекательной беседой не замечали трудностей пути. Несмотря на разницу в
летах, они привязались друг к другу. Вскоре солнце зашло. В свете луны
глазам путников предстал великолепный дворец; к нему вела роскошная аллея -
кроны деревьев смыкались, образуя свод, внизу расстилался травяной ковер.
Высокородный" хозяин дворца всегда радушно встречал странников, однако
гостеприимство его проистекало не из человеколюбия, а из тщеславия и
суетности - ему нравилось выставлять напоказ несметные сокровища. Когда
путники подошли к дворцу, слуги в богатых ливреях проводили их к хозяину, а
тот пригласил их в роскошно убранную залу. Стол ломился от самых изысканных
кушаний, щедрость хозяина превосходила все ожидания странников, мечтавших
лишь о скромном ужине и крыше над головой. Затем старца и юношу проводили в
предназначенные им покои; опустившись на пуховые перины и укрывшись
шелковыми одеялами, они забыли об усталости и. погрузились в глубокий сон.
Когда они проснулись, на столе уже стоял завтрак. Хозяин велел подать
путникам ароматнейшее вино в золотой чаше: отведав его, они покинули замок,
исполненные довольства и признательности. Однако хозяину замка пришлось
вскоре пожалеть о своей доброте, ибо он обнаружил пропажу золотой чаши -
юный спутник отшельника украл ее. Отшельник был потрясен, когда юноша спустя
некоторое время показал ему свою драгоценную добычу. Ужаснувшись в сердце
своем, он от волнения не мог вымолвить ни слова, но не посмел расстаться с
юношей. Он только сокрушенно пробормотал что-то сквозь зубы и взглядом дал
юноше понять, как огорчает его низкий и подлый поступок, которым тот
отплатил за гостеприимство.
Тем временем солнце внезапно скрылось, небо заволокли темные тучи.
Поднялся ветер. Надвигалась буря, испуганные стада метались с жалобными
криками, словно моля о пощаде.
Странники задумались о пристанище; оглядевшись кругом, они увидели
вдали высокую гору, а на ней дом; там в полном одиночестве жил скупец,
недоверчивый и жестокосердый. Не успели путники добраться до дома, как
разразилась страшная буря: лил дождь, сверкали молнии, грохотал гром. Юноша
и старик долго стучались в дверь, умоляя хозяина пустить их под крышу.
Наконец в сердце скряги проснулось что-то похожее на сострадание; он
осторожно приоткрыл дверь и впустил продрогших странников в дом. В очаге,
освещая голые стены, горела жалкая охапка хвороста. На ужин хозяин дал им по
ломтю черного хлеба и по глотку прокисшего вина; лишь только гроза начала
стихать, он поспешил выпроводить незваных гостей. Отшельника поразило, что
такой богатый человек ведет нищенскую жизнь. "Отчего, - размышлял он, - этот
человек владеет столькими сокровищами и не пользуется ими, меж тем как
многие люди лишены самого насущного?" Но еще сильнее его поразило то, что
его юный спутник достал из-за пазухи чашу, принадлежавшую давешнему богачу,
и подарил ее скряге - невеже и грубияну. Меж тем на лазурном небосклоне
вновь засияло солнце, воздух наполнился благоуханием, поникшая было природа
вновь засверкала всеми своими красками, и путники покинули убогий приют,
хозяин которого с радостью закрыл за ними дверь.
Душу отшельника раздирали противоречивые чувства: он не мог объяснить
поступков своего спутника, и не понимал, кто перед ним - преступник или
безумец. Если преступник, он был достоин ненависти, если безумец - жалости;
отшельник терялся в догадках. Снова настала ночь, землю окутал мрак.
Путникам опять понадобился кров, и они нашли его. Дом этот был простой и
опрятный, не слишком большой и не слишком маленький; ничто здесь не
свидетельствовало ни о расточительности, ни о скупости: все говорило о том,
что хозяин дома живет в покое и довольстве, что он рад гостям по доброте
душевной, а не потому, что алчет похвал. Путники поздоровались и попросили
хозяина приютить их, на что он ответствовал: "Добро пожаловать; вы -
служители того, кому мы обязаны всем в этой жизни, и я с радостью отдам ему
свою лепту. От всего сердца приглашаю вас разделить нашу скромную трапезу".
Он приказал накрыть на стол.. Зазвонил колокол, семья собралась за столом, и
весь вечер гости и хозяева беседовали о добродетели, а перед сном вместе
прочли молитву.
На заре путники поднялись; перед уходом юноша проскользнул в комнату,
где спал в колыбели сын хозяина, его отрада и надежда. Какая
неблагодарность! - он задушил младенца, единственного сына столь
милосердного хозяина. О ужас! Что же сталось с нашим отшельником, на глазах
которого свершилось убийство? Адские муки - ничто в сравнении с его
страданиями. В изумлении и страхе он со всех ног бросился прочь; юноша бежал
следом. Сбившись с пути, отшельник спросил дорогу у повстречавшегося ему
слуги. Внезапно путь им преградила река; не зная, где брод, странники пошли
вперед по бревну; внизу клокотала и пенилась вода. И тут юноша, который,
казалось, только и ждал случая совершить новое злодеяние, столкнул доброго
слугу, указавшего им путь, в реку. Тот на мгновение вынырнул и снова ушел
под воду, на этот раз навсегда. Чаша терпения отшельника переполнилась;
глаза его засверкали от ярости. "Гнусный злодей!" - вскричал он. Но не успел
он договорить, как облик его странного спутника изменился: юноша стал выше
ростом, лицо его просветлело, платье превратилось в длинные белые одежды,
вокруг головы воссиял нимб, от волос повеяло сладостным ароматом. За спиной
юноши выросли сверкающие крылья. Без сомнения, то был посланник неба; из
глаз его струилось сияние, взгляд их был полон величия. Как ни силен был
гнев отшельника, он тотчас прошел; изумленный старец не знал, кто перед ним,
но на душу его снизошел покой. Ангел заговорил; речь его была исполнена
божественной гармонии: "На Олимпе узнали о твоих молитвах и достоинствах, о
твоей праведной жизни; добродетели твои удостоились похвал в наших
сверкающих чертогах; решено было послать на землю ангела, дабы он возвратил
покой твоей душе; выбор пал на меня!.. Не преклоняй колен, ибо мы равны;
узнай волю господню и отбрось сомнения. Создатель правит миром, я все
пребывает в его священной власти, хотя порой он добивается своей цели с
помощью случайностей. Провидение правит вами незаметно, оно руководит вашими
поступками, не сковывая вашей воли и не разуверяя тех сынов человеческих,
которые сомневаются в его всесилии. Что может быть удивительнее событий,
недавно тобою виденных? А между тем в них выразилась Господня воля, и если
вы не в силах понять ее, научитесь по крайней мере покоряться ей, не ропща.
Гордец, который вкушал заморские яства и утопал в роскоши, не оставляющей
места добродетели, который укладывал гостей спать на шелковых простынях и
подавал им вино в драгоценных сосудах, вместе с чашей лишился гордыни; он и
впредь будет принимать чужестранцев, но уже без чванства. Злой и
подозрительный скряга, чья дверь всегда была заперта для бедных путников,
узнает теперь, когда я оставил ему эту чашу, что небо вознаграждает за
милосердие; незаслуженный дар пробудит в его сердце признательность и
сострадание. Наш набожный друг долго шел по стезе добродетели, но сын
отвратил его сердце от Господа. Предавшись душою этому ребенку, он жил в
вечной тревоге, забывал о небе и устремлял все свои помыслы к грешной земле.
Ради ребенка безумец был готов на все. Дабы спасти отца, Господь отнял у
него сына. Ты увидел в моем поступке тяжкое преступление, но мне было
приказано нанести этот удар. Простершись во прахе, несчастный отец признает
теперь со слезами смирения, что покаран по заслугам. Ты хочешь знать, чем
провинился слуга? Теперь, когда он утонул, он уже не сможет промышлять по
ночам разбоем. Итак, небеса в милосердии своем преподали тебе урок; будь
благодарен за него, будь послушен господней воле, живи в мире и не греши".
Тут юноша взмахнул крылами и воспарил. Отшельник застыл от изумления, не
сводя глаз с серафима: тот поднялся ввысь, взошел на небесную колесницу и
вскоре скрылся из виду. Всем сердцем желая последовать за ангелом, отшельник
преклонил колена и обратил к Господу такие слова: "Да свершится воля твоя на
небесах и на земле". С легким сердцем возвратился он в обитель и весь
остаток дней провел в молитвах {Здесь и далее "Задиг" цитируется в пер. И.
Дмитриева.}. ВОЛЬТЕР:
Дорогой он [Задиг] встретил отшельника с почтенной седой бородой,
доходившей тому до пояса. Старец держал в руках книгу и внимательно ее
читал. Остановившись, Задиг отвесил ему глубокий поклон. Отшельник
приветствовал его с таким достоинством и кротостью, что Задига охватило
желание побеседовать с ним. <..> В словах отшельника заключалась как будто
высокая мудрость. <...> Задиг стал настоятельно упрашивать старика не
оставлять его до возвращения в Вавилон. "Я сам хотел просить вас об этом как
о милости", - сказал отшельник. <..> Вечером путники подошли к великолепному
замку. Отшельник попросил гостеприимства для себя и своего молодого друга.
Привратник, похожий скорее на знатного барина, впустил их с видом
презрительного снисхождения и провел к дворецкому, который показал им
роскошные комнаты хозяина. За ужином их посадили в конце стола, и владелец
замка не удостоил их даже взглядом. Однако их накормили столь же изысканно и
обильно, как остальных. Для умывания им подали золотой таз, украшенный
изумрудами и рубинами, спать их уложили в прекрасном покое, а на другое утро
слуга принес каждому из них по золотому, после чего обоих отправили на все
четыре стороны.
- Хозяин дома, - сказал Задиг дорогой, - кажется мне человеком гордым,
но великодушным; гостеприимство его исполнено благородства. - Говоря это, он
заметил, что сума отшельника чем-то битком набита, и краем глаза увидел в
ней украденный старцем золотой таз. Задиг был поражен тем, что старец его
украл, но не решился ничего сказать.
Около полудня отшельник подошел к небольшому домику, в котором жил
богатый скряга, и попросил у него гостеприимства на несколько часов. Старый,
одетый в поношенное платье слуга принял их грубо, отвел на конюшню и принес
им туда несколько гнилых оливок, черствого хлеба и прокисшего пива.
Отшельник ел и пил с не меньшим удовольствием, чем накануне, потом обратился
к старому слуге, смотревшему в оба, чтобы они что-нибудь не украли, и
торопившему их уйти, дал ему два золотых, полученных утром, и поблагодарил
его за оказанное внимание.
- Прошу вас, позвольте мне поговорить с вашим господином, - сказал он в
заключение.
Удивленный слуга отвел их к хозяину.
- Великодушный господин, - сказал отшельник, - я могу лишь очень
скромно отблагодарить вас за ваше благородное гостеприимство. Соблаговолите
принять этот золотой таз как слабый знак моей признательности.
Скупец чуть не упал наземь. Не дав ему времени прийти в себя, отшельник
поспешно удалился со своим молодым спутником.
- Отец мой, - спросил его Задиг, - как объяснить все то, что я вижу? Вы
совсем не похожи на других людей: вы крадете золотой таз, украшенный
драгоценными камнями, у вельможи, оказавшего вам великолепный прием, и
отдаете его скряге, который принял вас самым недостойным образом.
- Сын мой,. - отвечал старик, - этот гордец, принимающий странников из
одного только тщеславия и желания похвастать своими богатствами, станет
разумнее, а скряга научится оказывать гостеприимство. Не удивляйтесь ничему
и следуйте за мной.
Задиг не мог понять, с кем он имеет дело - с безрассуднейшим или
мудрейшим из смертных, но отшельник говорил так властно, что у Задига,
связанного к тому же клятвой, не хватало духа покинуть его.
Вечером они пришли к небольшому, изящной архитектуры, но скромному
дому, в котором не было ничего ни от расточительности, ни от скупости.
Хозяин оказался философом, который, удалившись от света, целиком посвятил
себя занятиям добродетельным и мудрым и, несмотря на это, нисколько не
скучал. Он с радостью построил это убежище, где принимал чужестранцев с
достоинством, чуждым тщеславия. Он сам встретил путешественников и прежде
всего повел их отдохнуть в уютный покой, а немного погодя пригласил к
опрятно и вкусно приготовленному ужину, во время которого сдержанно говорил
о последних событиях в Вавилоне. <...> В ходе беседы сотрапезники единодушно
признали, что события в этом мире не всегда происходят так, как того желали
бы наиболее разумные из людей. Но отшельник все время утверждал, что никто
не знает путей провидения и что люди не правы, когда берутся судить о целом
по ничтожным крупицам, доступным их пониманию. <...> Задиг удивился, что
отшельник, делавший столь сумасбродные вещи, может так здраво рассуждать.
Наконец после беседы, и поучительной и приятной, хозяин проводил обоих
путешественников в отведенный для них покой, благословляя небо, пославшее
ему столь мудрых и добродетельных гостей. Он с такой непринужденностью и
благородством предложил им денег, что они не могли этим оскорбиться.
Отшельник от денег отказался и сказал, что хочет проститься с ним, так как
еще до рассвета намерен отправиться в Вавилон. Попрощались они очень тепло;
особенно был растроган Задиг, который проникся уважением и симпатией к этому
достойному человеку.
Когда отшельник и Задиг остались в приготовленном для них покое, они
долго восхваляли хозяина. На рассвете старец разбудил своего спутника.
- Пора отправляться, - сказал он ему. - Пока все спят, я хочу оставить
этому человеку свидетельство своего уважения и преданности. - И с этими
словами он взял факел и поджег дом.
Задиг в ужасе вскрикнул и попытался помешать ему совершить столь
ужасное дело, но отшельник со сверхъестественной силой повлек его за собой.
Дом был весь в огне. Отшельник, уже далеко отошедший с Задигом, спокойно
смотрел на пожар.
- Хвала богу, - сказал он, - дом нашего хозяина разрушение основания!
Счастливец!
При этих словах Задигу захотелось одновременно и рассмеяться, и
наговорить дерзостей почтенному старцу, и прибить его, и убежать от него. Но
ничего этого он не сделал и, против воли повинуясь обаянию отшельника,
покорно пошел за ним к последнему ночлегу.
Они пришли к одной милосердной и добродетельной вдове, у которой был
четырнадцатилетний племянник, прекрасный юноша, ее единственная надежда.
Вдова приняла их со всем возможным гостеприимством. На другой день она
велела племяннику проводить гостей до моста, который недавно провалился и
стал опасен для пешеходов. Услужливый юноша шел впереди. Когда они взошли на
мост, отшельник сказал ему:
- Подойдите ко мне, я хочу засвидетельствовать мою признательность
вашей тетушке. - С этими словами он схватил его за волосы и бросил в воду.
Мальчик упал, показался на минуту на поверхности и снова исчез в бурном
потоке.
- О чудовище! О изверг рода человеческого! - закричал Задиг.
- Вы обещали мне быть терпеливым, - прервал его отшельник. - Узнайте
же, что под развалинами дома, сгоревшего по воле провидения, хозяин нашел
несметные богатства, а отрок, который по воле того же провидения свернул
себе шею, через год убил бы свою тетку, а через два - вас.
- Кто открыл тебе все это, варвар? - воскликнул Задиг. - Да если бы ты
даже прочел это в книге судеб, кто дал тебе право утопить дитя, которое не
причиняло тебе зла?
Произнеся эти слова, вавилонянин вдруг увидел, что борода у старца
исчезла и лицо его стало молодым. Одежда отшельника как бы растаяла, четыре
великолепных крыла прикрывали величественное, лучезарное тело.
- О посланник Неба! О божественный ангел! - воскликнул Задиг, падая
ниц. - Значит, ты сошел с высоты небес, дабы научить слабого смертного
покоряться предвечным законам?
- Люди, - отвечал ему ангел Иезрад, - судят обо всем, ничего не зная.
Ты больше других достоин божественного откровения.
Задиг попросил дозволения говорить.
- Я не доверяю своему разумению, - сказал он, - но смею ли я просить
тебя рассеять одно сомнение: не лучше ли было бы исправить это дитя и
сделать его добродетельным вместо того, чтобы утопить?
Иезрад возразил:
- Если бы он был добродетелен и остался жить, судьба определила бы ему
быть убитым вместе с женой, на которой бы он женился, и с сыном, который
родился бы от нее. <...> Люди думают, будто мальчик упал в воду случайно,
что так же случайно сгорел и дом, но случайности не существует - все на этом
свете либо наказание, либо награда, либо предвозвестие. Вспомни рыбака,
который считал себя несчастнейшим человеком в мире. Оромазд послал тебя,
дабы ты изменил его судьбу. Жалкий смертный, перестань роптать на того,
перед кем должен благоговеть!
- Но... - начал Задиг. Но ангел уже воспарял на десятое небо.
Задиг упал на колени и покорился воле провидения.
NB Читая корректурные листы, я заметил у господина де Вольтера
несообразность. Отшельник говорит о юноше, сброшенном в реку: "Узнайте же,
что отрок, который по воле того же провидения свернул себе шею..." Утонуть и
свернуть себе шею - вещи разные, но, поскольку в оригинале был младенец,
которого задушили, господин де Вольтер, соединивший два события в одно,
запутался; ему пришел на память ребенок из поэмы Парнелла, и он безотчетно
воспользовался выражением "свернуть себе шею", говоря об утонувшем юноше.
Надо признать, что блестящая память господина де Вольтера на этот раз
сыграла с ним злую шутку.
Фрерон".
"Письмо господину Фрерону
Вы неопровержимо доказали, сударь, что глава "Отшельник" из романа
"Задиг" списана слово в слово из книги Томаса Парнелла. Думаю, что вам
небезынтересно будет узнать о другом плагиате господина де Вольтера; я имею
в виду главу "Собака и лошадь" из того же романа. Эта глава, в которой
восхищенные поклонники увидели плод неиссякающей творческой силы автора, -
не что иное как подражание одному забытому сочинению, которое господин де
Вольтер прочел, потому что он читает все подряд, читает не без умысла и не
без пользы, обращая особенное внимание на те книги, о которых, как ему
кажется, никто уже не помнит. К числу таких книг относится изданный в 1716
году маленький томик под названием "Путешествие и приключения трех принцев
из Серендипа, перевод с персидского". Господин де Вольтер разыскал этот
рудник, нашел там драгоценный камень, отшлифовал его и украсил им своего
"Задига", заменив - какой полет фантазии! - верблюда на собаку и лошадь.
Прочтите, сударь, и судите сами! Следуя вашему примеру, я переписал оба
текста.
ПЕРЕВОД С ПЕРСИДСКОГО
Три принца, покинувшие пределы своих владений, прибыли в государство,
которым правил могущественный император по имени Бехрам. На пути в столицу
империи они встретили погонщика, который потерял одного из своих верблюдов;
погонщик спросил принцев, не видели ли они случайно пропавшее животное? Юные
принцы, которым попадались на дороге следы, похожие на верблюжьи, отвечали,
что видели, причем для вящей убедительности старший из принцев
поинтересовался, не кривой ли тот верблюд, второй, перебив брата, сказал,
что у верблюда не хватает одного зуба, а младший добавил, что верблюд хром.
Погонщик узнал своего верблюда, поблагодарил принцев и, обрадованный их
словами, отправился на поиски по дороге, которую они ему указали. Он проехал
целых двадцать миль, но верблюда не нашел. Опечаленный, двинулся он в
обратный путь и назавтра снова повстречал принцев; они отдыхали под чинарой
близ живописного источника. Погонщик пожаловался, что долго искал, но так и
не нашел потерянного верблюда. "И хотя вы назвали мне все его приметы, -
сказал он, - я не могу отделаться от мысли, что вы посмеялись надо мной".
Старший из принцев отвечал ему: "По названным приметам вы сами можете
судить, собирались ли мы смеяться, над вами, а чтобы у вас не осталось
сомнений, я спрошу у вас, не гружен ли ваш верблюд маслом и медом?" - "А я,
- вступил в разговор второй брат, - скажу вам, что на вашем верблюде ехала
женщина". - "И что женщина эта в тягости, - добавил третий брат, - судите же
сами, обманываем мы вас или нет". Услыхав эти речи, погонщик подумал, что
принцы украли его верблюда.
Он решил обратиться за помощью к судье и, как только принцы въехали в
столицу, обвинил их в краже. Судья приказал взять их под стражу и начал
разбирательство. Император, узнав, что обвиняемые - юноши благородной
наружности и, судя по всему, знатного происхождения, повелел привести их к
себе; призвал он также и погонщика, чтобы услышать от него, как было дело.
Погонщик рассказал все, что знал, и император,
сочтя принцев виновными, обратился к ним с такой речью: "Вы
заслуживаете казни, но я милосерден и подарю вам жизнь, если вы вернете
украденного верблюда, если же вы этого не сделаете, вас ждет позорная
смерть". - "Государь, - отвечали принцы, - мы странствуем по свету, дабы
узнать обычаи и нравы разных народов; мы начали с вашей страны и на дороге
встретили погонщика, который спросил нас, не видали ли мы случайно верблюда,
которого он потерял. Хотя мы не видели верблюда, мы в шутку ответили, что
видели, а чтобы погонщик поверил, перечислили ему приметы потерянного
животного. Не найдя верблюда, погонщик решил, что мы его украли, и потому мы
оказались в тюрьме. Вот, государь, как было дело, и если это ложь, мы готовы
умереть самой позорной смертью". Император, не в силах поверить, что принцы
могли так точно угадать приметы верблюда, сказал: "Вы не колдуны, и раз вы '
так точно назвали шесть примет верблюда, значит, вы его украли; выбирайте
одно из двух: либо вы вернете верблюда, либо умрете". Сказав это, он
приказал отвести принцев в тюрьму и закончить разбирательство.
Тем временем сосед погонщика нашел заблудившегося верблюда и привел его
к хозяину. Погонщик очень обрадовался верблюду, но устыдился, что юноши
страдают без вины из-за его навета; он бросился к императору и стал умолять
его отпустить пленников. Император тотчас отдал приказ об их освобождении;
призвав принцев во дворец, он сказал, что рад убедиться в их невиновности и
очень сожалеет, что обошелся с ними так сурово. Затем он пожелал узнать, как
Не с тем, чтоб править небом и землей -
Я и богов, и смертных забываю,
Когда Темиру вижу пред собой -
Иль взор закрыть повязкою глухой -
Темире в сердце не войдет измена -
Иль наслаждаться славою нетленной:
Я жить хочу, пока она жива.
Затем, чтоб, обретя колчан бесценный,
В нее послать все стрелы божества.
Господин де Вольтер без лишних церемоний извлекает из сочинений древних
и новых авторов все, что найдет изящным, остроумным и любезным своему
сердцу; не может быть никаких сомнений, что, следуя этому достохвальному
обыкновению, он позаимствовал идею мадригала у Феррана. Вглядевшись
внимательно в литературный венец господина де Вольтера, мы найдем там очень
мало цветов, взращенных им самим. Впрочем, и сам Ферран в мадригале, о
котором идет речь, недалеко ушел от Вольтера, ибо мысль и форму своего
творения он почерпнул из прелестного десятистишия, которое еще в 1524 году,
то есть двести сорок четыре года назад, посвятил предмету своей сердечной
склонности, Диане де Пуатье, наш изящный Маро; в третьем томе его
"Сочинений" (Гаага, у П. Жосса и Жана Неольма, 1731) оно напечатано на
странице 123:
Стать Фебом непрестанно я желаю
Не с тем, чтобы постигнуть свойства трав, -
Недуг, которым я давно страдаю,
Не уврачует ни один состав -
Иль в небе мчаться, ярко воссияв, -
Лишь на земле избавлюсь я от мук -
Иль на Амура навести свой лук:
Восстать на государя было б странно.
Затем хочу я Фебом стать, мой друг,
Чтоб быть любимым нежною Дианой.
Вы сами можете убедиться, сударь, что Ферран списал свое стихотворение у
Маро. Впрочем, мадригал господина де Вольтера походит на Маро даже больше,
чем на Феррана, ибо Ферран хотел быть Амуром, а Маро и господин де Вольтер -
Фебами.
Фрерон".
"Вы, конечно, читали, сударь, прелестный роман "Задиг", и среди глав,
поразивших вас своей изобретательностью, наверняка была глава "Отшельник".
Так вот, эта очаровательная глава, каковую вы полагали большой удачей
господина де Вольтера, почти дословно списана с оригинала, о котором этот
великий копиист не проронил ни звука. Листая на днях прекрасные английские
книги, которые Про-младший, книгопродавец с набережной Конти, выписывает из
Лондона, я обнаружил небольшой томик под названием "The works in verse and
prose of dr. Thomas Parnell, late Archdeacon of Clogher" ("Сочинения в
стихах и в прозе доктора Томаса Парнелла, архидьякона из Клогхиэ"); автор
его скончался пятьдесят лет назад. В книге этой есть небольшая поэма в сто с
лишним строк под названием "Отшельник"; она-то и является тайной
сокровищницей, откуда почерпнул свои богатства господин де Вольтер. Вы
убедитесь в этом, сравнив двух "Отшельников".
ПАРНЕЛЛ:
В далекой пустыне жил с юных лет почтенный отшельник. <...> Однажды он
покинул свою обитель, дабы узнать людей. <..> Он отправился в путь и шел
целое утро, а в полдень, когда солнце высоко поднялось над землей,
повстречал юношу. "Здравствуйте, отец мой", - сказал незнакомец.
"Здравствуй, сын мой", - отвечал старец. Они разговорились и за
увлекательной беседой не замечали трудностей пути. Несмотря на разницу в
летах, они привязались друг к другу. Вскоре солнце зашло. В свете луны
глазам путников предстал великолепный дворец; к нему вела роскошная аллея -
кроны деревьев смыкались, образуя свод, внизу расстилался травяной ковер.
Высокородный" хозяин дворца всегда радушно встречал странников, однако
гостеприимство его проистекало не из человеколюбия, а из тщеславия и
суетности - ему нравилось выставлять напоказ несметные сокровища. Когда
путники подошли к дворцу, слуги в богатых ливреях проводили их к хозяину, а
тот пригласил их в роскошно убранную залу. Стол ломился от самых изысканных
кушаний, щедрость хозяина превосходила все ожидания странников, мечтавших
лишь о скромном ужине и крыше над головой. Затем старца и юношу проводили в
предназначенные им покои; опустившись на пуховые перины и укрывшись
шелковыми одеялами, они забыли об усталости и. погрузились в глубокий сон.
Когда они проснулись, на столе уже стоял завтрак. Хозяин велел подать
путникам ароматнейшее вино в золотой чаше: отведав его, они покинули замок,
исполненные довольства и признательности. Однако хозяину замка пришлось
вскоре пожалеть о своей доброте, ибо он обнаружил пропажу золотой чаши -
юный спутник отшельника украл ее. Отшельник был потрясен, когда юноша спустя
некоторое время показал ему свою драгоценную добычу. Ужаснувшись в сердце
своем, он от волнения не мог вымолвить ни слова, но не посмел расстаться с
юношей. Он только сокрушенно пробормотал что-то сквозь зубы и взглядом дал
юноше понять, как огорчает его низкий и подлый поступок, которым тот
отплатил за гостеприимство.
Тем временем солнце внезапно скрылось, небо заволокли темные тучи.
Поднялся ветер. Надвигалась буря, испуганные стада метались с жалобными
криками, словно моля о пощаде.
Странники задумались о пристанище; оглядевшись кругом, они увидели
вдали высокую гору, а на ней дом; там в полном одиночестве жил скупец,
недоверчивый и жестокосердый. Не успели путники добраться до дома, как
разразилась страшная буря: лил дождь, сверкали молнии, грохотал гром. Юноша
и старик долго стучались в дверь, умоляя хозяина пустить их под крышу.
Наконец в сердце скряги проснулось что-то похожее на сострадание; он
осторожно приоткрыл дверь и впустил продрогших странников в дом. В очаге,
освещая голые стены, горела жалкая охапка хвороста. На ужин хозяин дал им по
ломтю черного хлеба и по глотку прокисшего вина; лишь только гроза начала
стихать, он поспешил выпроводить незваных гостей. Отшельника поразило, что
такой богатый человек ведет нищенскую жизнь. "Отчего, - размышлял он, - этот
человек владеет столькими сокровищами и не пользуется ими, меж тем как
многие люди лишены самого насущного?" Но еще сильнее его поразило то, что
его юный спутник достал из-за пазухи чашу, принадлежавшую давешнему богачу,
и подарил ее скряге - невеже и грубияну. Меж тем на лазурном небосклоне
вновь засияло солнце, воздух наполнился благоуханием, поникшая было природа
вновь засверкала всеми своими красками, и путники покинули убогий приют,
хозяин которого с радостью закрыл за ними дверь.
Душу отшельника раздирали противоречивые чувства: он не мог объяснить
поступков своего спутника, и не понимал, кто перед ним - преступник или
безумец. Если преступник, он был достоин ненависти, если безумец - жалости;
отшельник терялся в догадках. Снова настала ночь, землю окутал мрак.
Путникам опять понадобился кров, и они нашли его. Дом этот был простой и
опрятный, не слишком большой и не слишком маленький; ничто здесь не
свидетельствовало ни о расточительности, ни о скупости: все говорило о том,
что хозяин дома живет в покое и довольстве, что он рад гостям по доброте
душевной, а не потому, что алчет похвал. Путники поздоровались и попросили
хозяина приютить их, на что он ответствовал: "Добро пожаловать; вы -
служители того, кому мы обязаны всем в этой жизни, и я с радостью отдам ему
свою лепту. От всего сердца приглашаю вас разделить нашу скромную трапезу".
Он приказал накрыть на стол.. Зазвонил колокол, семья собралась за столом, и
весь вечер гости и хозяева беседовали о добродетели, а перед сном вместе
прочли молитву.
На заре путники поднялись; перед уходом юноша проскользнул в комнату,
где спал в колыбели сын хозяина, его отрада и надежда. Какая
неблагодарность! - он задушил младенца, единственного сына столь
милосердного хозяина. О ужас! Что же сталось с нашим отшельником, на глазах
которого свершилось убийство? Адские муки - ничто в сравнении с его
страданиями. В изумлении и страхе он со всех ног бросился прочь; юноша бежал
следом. Сбившись с пути, отшельник спросил дорогу у повстречавшегося ему
слуги. Внезапно путь им преградила река; не зная, где брод, странники пошли
вперед по бревну; внизу клокотала и пенилась вода. И тут юноша, который,
казалось, только и ждал случая совершить новое злодеяние, столкнул доброго
слугу, указавшего им путь, в реку. Тот на мгновение вынырнул и снова ушел
под воду, на этот раз навсегда. Чаша терпения отшельника переполнилась;
глаза его засверкали от ярости. "Гнусный злодей!" - вскричал он. Но не успел
он договорить, как облик его странного спутника изменился: юноша стал выше
ростом, лицо его просветлело, платье превратилось в длинные белые одежды,
вокруг головы воссиял нимб, от волос повеяло сладостным ароматом. За спиной
юноши выросли сверкающие крылья. Без сомнения, то был посланник неба; из
глаз его струилось сияние, взгляд их был полон величия. Как ни силен был
гнев отшельника, он тотчас прошел; изумленный старец не знал, кто перед ним,
но на душу его снизошел покой. Ангел заговорил; речь его была исполнена
божественной гармонии: "На Олимпе узнали о твоих молитвах и достоинствах, о
твоей праведной жизни; добродетели твои удостоились похвал в наших
сверкающих чертогах; решено было послать на землю ангела, дабы он возвратил
покой твоей душе; выбор пал на меня!.. Не преклоняй колен, ибо мы равны;
узнай волю господню и отбрось сомнения. Создатель правит миром, я все
пребывает в его священной власти, хотя порой он добивается своей цели с
помощью случайностей. Провидение правит вами незаметно, оно руководит вашими
поступками, не сковывая вашей воли и не разуверяя тех сынов человеческих,
которые сомневаются в его всесилии. Что может быть удивительнее событий,
недавно тобою виденных? А между тем в них выразилась Господня воля, и если
вы не в силах понять ее, научитесь по крайней мере покоряться ей, не ропща.
Гордец, который вкушал заморские яства и утопал в роскоши, не оставляющей
места добродетели, который укладывал гостей спать на шелковых простынях и
подавал им вино в драгоценных сосудах, вместе с чашей лишился гордыни; он и
впредь будет принимать чужестранцев, но уже без чванства. Злой и
подозрительный скряга, чья дверь всегда была заперта для бедных путников,
узнает теперь, когда я оставил ему эту чашу, что небо вознаграждает за
милосердие; незаслуженный дар пробудит в его сердце признательность и
сострадание. Наш набожный друг долго шел по стезе добродетели, но сын
отвратил его сердце от Господа. Предавшись душою этому ребенку, он жил в
вечной тревоге, забывал о небе и устремлял все свои помыслы к грешной земле.
Ради ребенка безумец был готов на все. Дабы спасти отца, Господь отнял у
него сына. Ты увидел в моем поступке тяжкое преступление, но мне было
приказано нанести этот удар. Простершись во прахе, несчастный отец признает
теперь со слезами смирения, что покаран по заслугам. Ты хочешь знать, чем
провинился слуга? Теперь, когда он утонул, он уже не сможет промышлять по
ночам разбоем. Итак, небеса в милосердии своем преподали тебе урок; будь
благодарен за него, будь послушен господней воле, живи в мире и не греши".
Тут юноша взмахнул крылами и воспарил. Отшельник застыл от изумления, не
сводя глаз с серафима: тот поднялся ввысь, взошел на небесную колесницу и
вскоре скрылся из виду. Всем сердцем желая последовать за ангелом, отшельник
преклонил колена и обратил к Господу такие слова: "Да свершится воля твоя на
небесах и на земле". С легким сердцем возвратился он в обитель и весь
остаток дней провел в молитвах {Здесь и далее "Задиг" цитируется в пер. И.
Дмитриева.}. ВОЛЬТЕР:
Дорогой он [Задиг] встретил отшельника с почтенной седой бородой,
доходившей тому до пояса. Старец держал в руках книгу и внимательно ее
читал. Остановившись, Задиг отвесил ему глубокий поклон. Отшельник
приветствовал его с таким достоинством и кротостью, что Задига охватило
желание побеседовать с ним. <..> В словах отшельника заключалась как будто
высокая мудрость. <...> Задиг стал настоятельно упрашивать старика не
оставлять его до возвращения в Вавилон. "Я сам хотел просить вас об этом как
о милости", - сказал отшельник. <..> Вечером путники подошли к великолепному
замку. Отшельник попросил гостеприимства для себя и своего молодого друга.
Привратник, похожий скорее на знатного барина, впустил их с видом
презрительного снисхождения и провел к дворецкому, который показал им
роскошные комнаты хозяина. За ужином их посадили в конце стола, и владелец
замка не удостоил их даже взглядом. Однако их накормили столь же изысканно и
обильно, как остальных. Для умывания им подали золотой таз, украшенный
изумрудами и рубинами, спать их уложили в прекрасном покое, а на другое утро
слуга принес каждому из них по золотому, после чего обоих отправили на все
четыре стороны.
- Хозяин дома, - сказал Задиг дорогой, - кажется мне человеком гордым,
но великодушным; гостеприимство его исполнено благородства. - Говоря это, он
заметил, что сума отшельника чем-то битком набита, и краем глаза увидел в
ней украденный старцем золотой таз. Задиг был поражен тем, что старец его
украл, но не решился ничего сказать.
Около полудня отшельник подошел к небольшому домику, в котором жил
богатый скряга, и попросил у него гостеприимства на несколько часов. Старый,
одетый в поношенное платье слуга принял их грубо, отвел на конюшню и принес
им туда несколько гнилых оливок, черствого хлеба и прокисшего пива.
Отшельник ел и пил с не меньшим удовольствием, чем накануне, потом обратился
к старому слуге, смотревшему в оба, чтобы они что-нибудь не украли, и
торопившему их уйти, дал ему два золотых, полученных утром, и поблагодарил
его за оказанное внимание.
- Прошу вас, позвольте мне поговорить с вашим господином, - сказал он в
заключение.
Удивленный слуга отвел их к хозяину.
- Великодушный господин, - сказал отшельник, - я могу лишь очень
скромно отблагодарить вас за ваше благородное гостеприимство. Соблаговолите
принять этот золотой таз как слабый знак моей признательности.
Скупец чуть не упал наземь. Не дав ему времени прийти в себя, отшельник
поспешно удалился со своим молодым спутником.
- Отец мой, - спросил его Задиг, - как объяснить все то, что я вижу? Вы
совсем не похожи на других людей: вы крадете золотой таз, украшенный
драгоценными камнями, у вельможи, оказавшего вам великолепный прием, и
отдаете его скряге, который принял вас самым недостойным образом.
- Сын мой,. - отвечал старик, - этот гордец, принимающий странников из
одного только тщеславия и желания похвастать своими богатствами, станет
разумнее, а скряга научится оказывать гостеприимство. Не удивляйтесь ничему
и следуйте за мной.
Задиг не мог понять, с кем он имеет дело - с безрассуднейшим или
мудрейшим из смертных, но отшельник говорил так властно, что у Задига,
связанного к тому же клятвой, не хватало духа покинуть его.
Вечером они пришли к небольшому, изящной архитектуры, но скромному
дому, в котором не было ничего ни от расточительности, ни от скупости.
Хозяин оказался философом, который, удалившись от света, целиком посвятил
себя занятиям добродетельным и мудрым и, несмотря на это, нисколько не
скучал. Он с радостью построил это убежище, где принимал чужестранцев с
достоинством, чуждым тщеславия. Он сам встретил путешественников и прежде
всего повел их отдохнуть в уютный покой, а немного погодя пригласил к
опрятно и вкусно приготовленному ужину, во время которого сдержанно говорил
о последних событиях в Вавилоне. <...> В ходе беседы сотрапезники единодушно
признали, что события в этом мире не всегда происходят так, как того желали
бы наиболее разумные из людей. Но отшельник все время утверждал, что никто
не знает путей провидения и что люди не правы, когда берутся судить о целом
по ничтожным крупицам, доступным их пониманию. <...> Задиг удивился, что
отшельник, делавший столь сумасбродные вещи, может так здраво рассуждать.
Наконец после беседы, и поучительной и приятной, хозяин проводил обоих
путешественников в отведенный для них покой, благословляя небо, пославшее
ему столь мудрых и добродетельных гостей. Он с такой непринужденностью и
благородством предложил им денег, что они не могли этим оскорбиться.
Отшельник от денег отказался и сказал, что хочет проститься с ним, так как
еще до рассвета намерен отправиться в Вавилон. Попрощались они очень тепло;
особенно был растроган Задиг, который проникся уважением и симпатией к этому
достойному человеку.
Когда отшельник и Задиг остались в приготовленном для них покое, они
долго восхваляли хозяина. На рассвете старец разбудил своего спутника.
- Пора отправляться, - сказал он ему. - Пока все спят, я хочу оставить
этому человеку свидетельство своего уважения и преданности. - И с этими
словами он взял факел и поджег дом.
Задиг в ужасе вскрикнул и попытался помешать ему совершить столь
ужасное дело, но отшельник со сверхъестественной силой повлек его за собой.
Дом был весь в огне. Отшельник, уже далеко отошедший с Задигом, спокойно
смотрел на пожар.
- Хвала богу, - сказал он, - дом нашего хозяина разрушение основания!
Счастливец!
При этих словах Задигу захотелось одновременно и рассмеяться, и
наговорить дерзостей почтенному старцу, и прибить его, и убежать от него. Но
ничего этого он не сделал и, против воли повинуясь обаянию отшельника,
покорно пошел за ним к последнему ночлегу.
Они пришли к одной милосердной и добродетельной вдове, у которой был
четырнадцатилетний племянник, прекрасный юноша, ее единственная надежда.
Вдова приняла их со всем возможным гостеприимством. На другой день она
велела племяннику проводить гостей до моста, который недавно провалился и
стал опасен для пешеходов. Услужливый юноша шел впереди. Когда они взошли на
мост, отшельник сказал ему:
- Подойдите ко мне, я хочу засвидетельствовать мою признательность
вашей тетушке. - С этими словами он схватил его за волосы и бросил в воду.
Мальчик упал, показался на минуту на поверхности и снова исчез в бурном
потоке.
- О чудовище! О изверг рода человеческого! - закричал Задиг.
- Вы обещали мне быть терпеливым, - прервал его отшельник. - Узнайте
же, что под развалинами дома, сгоревшего по воле провидения, хозяин нашел
несметные богатства, а отрок, который по воле того же провидения свернул
себе шею, через год убил бы свою тетку, а через два - вас.
- Кто открыл тебе все это, варвар? - воскликнул Задиг. - Да если бы ты
даже прочел это в книге судеб, кто дал тебе право утопить дитя, которое не
причиняло тебе зла?
Произнеся эти слова, вавилонянин вдруг увидел, что борода у старца
исчезла и лицо его стало молодым. Одежда отшельника как бы растаяла, четыре
великолепных крыла прикрывали величественное, лучезарное тело.
- О посланник Неба! О божественный ангел! - воскликнул Задиг, падая
ниц. - Значит, ты сошел с высоты небес, дабы научить слабого смертного
покоряться предвечным законам?
- Люди, - отвечал ему ангел Иезрад, - судят обо всем, ничего не зная.
Ты больше других достоин божественного откровения.
Задиг попросил дозволения говорить.
- Я не доверяю своему разумению, - сказал он, - но смею ли я просить
тебя рассеять одно сомнение: не лучше ли было бы исправить это дитя и
сделать его добродетельным вместо того, чтобы утопить?
Иезрад возразил:
- Если бы он был добродетелен и остался жить, судьба определила бы ему
быть убитым вместе с женой, на которой бы он женился, и с сыном, который
родился бы от нее. <...> Люди думают, будто мальчик упал в воду случайно,
что так же случайно сгорел и дом, но случайности не существует - все на этом
свете либо наказание, либо награда, либо предвозвестие. Вспомни рыбака,
который считал себя несчастнейшим человеком в мире. Оромазд послал тебя,
дабы ты изменил его судьбу. Жалкий смертный, перестань роптать на того,
перед кем должен благоговеть!
- Но... - начал Задиг. Но ангел уже воспарял на десятое небо.
Задиг упал на колени и покорился воле провидения.
NB Читая корректурные листы, я заметил у господина де Вольтера
несообразность. Отшельник говорит о юноше, сброшенном в реку: "Узнайте же,
что отрок, который по воле того же провидения свернул себе шею..." Утонуть и
свернуть себе шею - вещи разные, но, поскольку в оригинале был младенец,
которого задушили, господин де Вольтер, соединивший два события в одно,
запутался; ему пришел на память ребенок из поэмы Парнелла, и он безотчетно
воспользовался выражением "свернуть себе шею", говоря об утонувшем юноше.
Надо признать, что блестящая память господина де Вольтера на этот раз
сыграла с ним злую шутку.
Фрерон".
"Письмо господину Фрерону
Вы неопровержимо доказали, сударь, что глава "Отшельник" из романа
"Задиг" списана слово в слово из книги Томаса Парнелла. Думаю, что вам
небезынтересно будет узнать о другом плагиате господина де Вольтера; я имею
в виду главу "Собака и лошадь" из того же романа. Эта глава, в которой
восхищенные поклонники увидели плод неиссякающей творческой силы автора, -
не что иное как подражание одному забытому сочинению, которое господин де
Вольтер прочел, потому что он читает все подряд, читает не без умысла и не
без пользы, обращая особенное внимание на те книги, о которых, как ему
кажется, никто уже не помнит. К числу таких книг относится изданный в 1716
году маленький томик под названием "Путешествие и приключения трех принцев
из Серендипа, перевод с персидского". Господин де Вольтер разыскал этот
рудник, нашел там драгоценный камень, отшлифовал его и украсил им своего
"Задига", заменив - какой полет фантазии! - верблюда на собаку и лошадь.
Прочтите, сударь, и судите сами! Следуя вашему примеру, я переписал оба
текста.
ПЕРЕВОД С ПЕРСИДСКОГО
Три принца, покинувшие пределы своих владений, прибыли в государство,
которым правил могущественный император по имени Бехрам. На пути в столицу
империи они встретили погонщика, который потерял одного из своих верблюдов;
погонщик спросил принцев, не видели ли они случайно пропавшее животное? Юные
принцы, которым попадались на дороге следы, похожие на верблюжьи, отвечали,
что видели, причем для вящей убедительности старший из принцев
поинтересовался, не кривой ли тот верблюд, второй, перебив брата, сказал,
что у верблюда не хватает одного зуба, а младший добавил, что верблюд хром.
Погонщик узнал своего верблюда, поблагодарил принцев и, обрадованный их
словами, отправился на поиски по дороге, которую они ему указали. Он проехал
целых двадцать миль, но верблюда не нашел. Опечаленный, двинулся он в
обратный путь и назавтра снова повстречал принцев; они отдыхали под чинарой
близ живописного источника. Погонщик пожаловался, что долго искал, но так и
не нашел потерянного верблюда. "И хотя вы назвали мне все его приметы, -
сказал он, - я не могу отделаться от мысли, что вы посмеялись надо мной".
Старший из принцев отвечал ему: "По названным приметам вы сами можете
судить, собирались ли мы смеяться, над вами, а чтобы у вас не осталось
сомнений, я спрошу у вас, не гружен ли ваш верблюд маслом и медом?" - "А я,
- вступил в разговор второй брат, - скажу вам, что на вашем верблюде ехала
женщина". - "И что женщина эта в тягости, - добавил третий брат, - судите же
сами, обманываем мы вас или нет". Услыхав эти речи, погонщик подумал, что
принцы украли его верблюда.
Он решил обратиться за помощью к судье и, как только принцы въехали в
столицу, обвинил их в краже. Судья приказал взять их под стражу и начал
разбирательство. Император, узнав, что обвиняемые - юноши благородной
наружности и, судя по всему, знатного происхождения, повелел привести их к
себе; призвал он также и погонщика, чтобы услышать от него, как было дело.
Погонщик рассказал все, что знал, и император,
сочтя принцев виновными, обратился к ним с такой речью: "Вы
заслуживаете казни, но я милосерден и подарю вам жизнь, если вы вернете
украденного верблюда, если же вы этого не сделаете, вас ждет позорная
смерть". - "Государь, - отвечали принцы, - мы странствуем по свету, дабы
узнать обычаи и нравы разных народов; мы начали с вашей страны и на дороге
встретили погонщика, который спросил нас, не видали ли мы случайно верблюда,
которого он потерял. Хотя мы не видели верблюда, мы в шутку ответили, что
видели, а чтобы погонщик поверил, перечислили ему приметы потерянного
животного. Не найдя верблюда, погонщик решил, что мы его украли, и потому мы
оказались в тюрьме. Вот, государь, как было дело, и если это ложь, мы готовы
умереть самой позорной смертью". Император, не в силах поверить, что принцы
могли так точно угадать приметы верблюда, сказал: "Вы не колдуны, и раз вы '
так точно назвали шесть примет верблюда, значит, вы его украли; выбирайте
одно из двух: либо вы вернете верблюда, либо умрете". Сказав это, он
приказал отвести принцев в тюрьму и закончить разбирательство.
Тем временем сосед погонщика нашел заблудившегося верблюда и привел его
к хозяину. Погонщик очень обрадовался верблюду, но устыдился, что юноши
страдают без вины из-за его навета; он бросился к императору и стал умолять
его отпустить пленников. Император тотчас отдал приказ об их освобождении;
призвав принцев во дворец, он сказал, что рад убедиться в их невиновности и
очень сожалеет, что обошелся с ними так сурово. Затем он пожелал узнать, как