Норман Джон. Охотники Гора

   После полудня Римм и Турнок, хорошо знакомые с подобными вещами, установили в лесу ловушки. В этот день они продемонстрировали свое мастерство в полной мере, доставив на борт «Терсефоры» шесть довольно крупных — размером с небольшую собаку — лесных у ртов, каждый из которых был тщательно завернут в парусину. На корабле мы поместили их в клетку, по которой они довольно бодро метались, раздраженные присутствием людей, а когда перед ужином мы поднесли клетку к откинутой крышке люка в нижнем трюме и распахнули дверцу клетки, все шестеро мгновенно растворились в темноте, беззвучно ступая по влажному песку.
   Мы с Риммом и Турноком снова вернулись в столовую, где нас еще дожидалась пара кусков жареного боска и аппетитно дымящийся гарнир к вуло.
   Думаю, очень скоро девушки заметят, что в нижнем трюме они не одни.
   Я с удовольствием расправлялся с куском жареного вуло, когда тишину на корабле разорвал донесшийся снизу пронзительный вопль.
   Девушки услышали какой-то шорох в темноте? Скрежетание когтей по деревянной обшивке корабля? Или почувствовали легкое дыхание животных у себя на лицах? А может, различили хищный блеск кроваво-красных глаз? Или жесткая шкура животного на мгновение коснулась их тела?
   Новый душераздирающий вопль потряс корабль. Могу себе представить, как они сейчас судорожно пытаются освободиться от стягивающих их тело веревок. К доносящимся снизу крикам добавилось приглушенное, сдавленное рыдание. Это уже были не воинственные, потерявшие женственность лесные разбойницы, а обычные, до смерти напуганные девушки.
   Я продолжал лакомиться жареным вуло.
   К столу подошел один из матросов.
   — Капитан, девчонки в нижнем трюме просят у вас аудиенции, — усмехнулся он.
   — Веди их сюда, — рассмеялся я.
   Вскоре обе девушки, дрожащие, с всклокоченными волосами, испачканные в мокром песке, уже стояли передо мной на коленях. Я по-прежнему сидел в кресле. Они были все так же связаны и посажены на цепь, кончающуюся у кольца в перегородке задней палубы. Только позы теперь у них были уже не столь горделивыми: обе они распростерлись на дощатом настиле палубы, склонив головы к самому полу и робко бросая на меня жалобные взгляды.
   — Лагерь Вьерны находится к северо-востоку от города Лаурии, — без предисловия начала Тана. — Чтобы найти его, нужно добраться до противоположного от реки конца города и дальше идти прямо к лесу. У самого его начала отыщите тур-дерево, там на высоте десяти футов от земли наконечником копья сделана на коре отметина. Оттуда нужно держать направление строго на север, отыскивая деревья с такими же отметинами, которые расположены в четверти пасанга одно от другого. Всего таких деревьев будет пятьдесят. На последнем зарубка копьем будет двойной. Оттуда нужно свернуть к северо-востоку и снова искать деревья с отметинами. Теперь их должно быть двадцать. Последнее дерево подходит к границам зоны обитания банды Вьерны. Лагерь находится в двух пасангах к северу оттуда, на берегу небольшого ручья.
   Девушки как по команде подняли головы. На лицах у обеих застыло тревожное выражение: неужели я снова отправлю их в нижний трюм?
   — Как твое имя? — спросил я у первой девушки.
   — Тана, — ответила она.
   — А твое? — обратился я ко второй.
   — Эйла, — сказала она.
   — Нет, — покачал я головой, — у вас нет имен. Вы — рабыни.
   Они обреченно уронили головы.
   — Надеть ошейники им на шею, — приказал я матросу.
   Приказ был тут же выполнен.
   — Развязать их, — распорядился я. Веревки с девушек сняли.
   Они продолжали стоять на коленях, тревожно всматриваясь мне в лицо. Я обвел их внимательным взглядом. Они выглядели жалкими и потерянными, как настоящие рабыни.
   — Завтра утром выставить их на продажу в Лидиусе, — распорядился я.
   Они низко опустили головы и разрыдались.

3
Я ПОКУПАЮ ВОРОВКУ

 
   На полном ходу со мной столкнулась темноволосая девушка, хотя и в короткой тунике, но свободная. Бросив на меня откровенный чувственный взгляд, она тут же затерялась в толпе.
   Мы с Риммом и Турноком пробирались сквозь бесчисленное скопище людей, собравшихся неподалеку от причалов Лидиуса. Я посмотрел вслед девушке. Она, безусловно, была свободной женщиной, такие довольно часто встречались в этом портовом городе; не имея семьи, они зарабатывали на жизнь чем придется, но каким-то образом ухитрялись избегать рабских цепей. Что-то сверкнувшее у нее на шее привлекло мое внимание, но она так быстро проскользнула мимо, что я не успел ничего рассмотреть.
   Вокруг бушевало людское море. Мой взгляд выхватил из толпы светловолосого гиганта с Торвальдсленда с всклокоченной бородой и синими, холодными как лед глазами; торговца с Тироса, румяного, надушенного, с прилизанными волосами; матросов с Коса и из Порт-Кара — непримиримые враги, они обменивались неприязненными взглядами, но воздерживались от выяснения отношений на улицах нейтрального Лидиуса. Над толпой проплыла восседающая на носилках женщина в скрывающем лицо уборе, прибывшая, судя по смуглой, дочерна загоревшей коже, откуда-нибудь с Янды или Ананго; рядом прошагали два охотника, должно быть, из Ара, с их плеч свешивались привезенные на продажу выделанные шкуры черных пантер. Отдуваясь и смахивая пот со лба, прошел крестьянин, несущий целую корзину садовых су л, приехавший сюда из южных районов, с верховьев Лаурии. Прошагал погруженный в свои мысли книжник, облаченный в традиционные голубые цвета, вероятно прибывший давать уроки сыновьям какого-нибудь богача за высокую плату. Важно прошествовал толстый работорговец, увешанный цепями с медальонами Ара; за ним, стараясь никого не задеть, проскользнули две светловолосые рабыни, окидывая все вокруг любопытным взглядом и обмениваясь негромкими, но достаточно отчетливыми замечаниями, так что я смог различить у обеих тентисский акцент. Увидел я и тачакского воина с далеких, лишенных деревьев южных равнин; сам он мне был незнаком, но спутать это характерное мужественное лицо с глубокими волевыми складками с лицами представителей других народностей было невозможно.
   До меня донесся обрывок разговора между продавцом овощей и двумя его покупательницами — женщинами из низшей касты, но в скрывающих лица уборах.
   Из ближайшей пага-таверны доносились нестройные музыкальные аккорды, заглушаемые зычным голосом мелкого торговца-разносчика, выкрикивающего цены на свой нехитрый товар.
   И над всем этим витало свежее дыхание Тассы, смешивающееся со спешащими раствориться в ее волнах водами Лаурии.
   Мы пришвартовали «Терсефору» к центральному городскому причалу. Я хотел задержаться в Лидиусе еще на несколько дней, чтобы надлежащим образом подготовиться к предстоящей охоте.
   Я знал, что мы на пару дней пути отстали от Марленуса, который к этому времени уже, должно быть, находился в верховьях Лаурии. Он искал Вьерну, чтобы отомстить: теперь, когда честь его задета, он ни перед чем не остановится. Я же искал не столько Вьерну, сколько Талену, бывшую некогда моей свободной спутницей, а теперь, вероятно, оказавшуюся в руках этой разбойницы.
   Мне снова вспомнилась Телима, незадолго до моего отъезда на север вернувшаяся на свои треклятые болота. Ну что за человек? Как можно не понимать, что я просто обязан найти Талену?
   Турнок в это утро по моему распоряжению пытался продать обеих девушек-пантер, Тану и Эйлу, выставив их на невольничьем рынке неподалеку от городской пристани Лидиуса.
   Я знал: найти Талену будет нелегко, но меня не покидала уверенность в том, что я сумею это сделать.
   Мимо торопливо прошагал кожаных дел мастер.
   В непосредственной близости от Лидиуса я не хотел поднимать свой флаг, флаг Боска, некогда вышедшего из болот, с изображением головы моего тезки-животного на фоне вертикальных белых и зеленых полос. Я не хотел быть узнанным, и здесь, в городе, мы с Риммом и Турноком носили простые моряцкие туники. Я представлялся Боском с Таборга, небольшого острова на Тассе, к югу от Телетуса, получившего свое название за сходство с горианским барабаном. Я выдавал себя за торговца, пробирающегося к верховьям Лаурии, чтобы там по относительно низким ценам приобрести десяток-другой спиновых шкур и затем, вернувшись к южным островам, продать их с неплохой прибылью. Товар довольно компактный, легкий и в то же время дорогостоящий, поэтому тот факт, что мы совершаем торговое путешествие на боевой галере, ни у кого не должен был вызывать подозрений. Следует заметить, что обычно доставка грузов и товаров осуществляется «круглыми» кораблями, называемыми так за гигантские размеры. Эти ширококилевые суда, обладающие вместительными трюмами и низкой посадкой, известны во всех уголках блистательной Тассы.
   В Торговой Палате, где я заполнил бумаги о прибытии своего корабля и уплатил пошлину за постановку судна на причал, мне не задали никаких вопросов. Откровенно говоря, чиновники отнеслись ко всей процедуре довольно формально и не проявили излишнего любопытства. Торговая Палата, стоящая во главе города, живущего по законам свободного торгового города-порта, такого же, как Хельмутспорт, Шенди и Бази, больше заинтересована в расширении торговых связей со всеми желающими, нежели в сокращении их из-за усиления полицейского надзора. Причем преуспела в этом до такой степени, что на городской пристани я даже заметил два зеленых пиратских судна. Думаю, что, когда их капитаны заполняли декларацию о цели своего прибытия в город, их мучили расспросами не больше, чем меня. Представители верховной власти Лидиуса, большинство из которых также принадлежали к торговой олигархии, стремились установить в городе те же правила, которых придерживались острова свободных торговых зон на Тассе. С тремя из них — Телетусом, Таборгом и лежащим к северу от Торвальдсленда Сканьяром — я познакомился лично, побывав на них во время своих плаваний. Следует отметить, что, хотя руководство всеми этими островами осуществляется на основе торгового права свободной зоны, Торговые Палаты Таборга и Телетуса ведут себя с приезжающими гораздо строже, что, по мнению самих торговцев, побуждает их проводить законные сделки именно в этих местах, хотя цены здесь несколько выше, а незаконный сбыт товаров, равно как и контрабандные операции, переносить в припортовые города с менее жестким соблюдением законов, где выбор товаров больше, а цены ниже.
   Подавляющее большинство городов и островов Тассы управляются, конечно, не Торговыми Палатами, а магистратами с их законодательными органами — Верховными Городскими Советами. В Порт-Каре, например, моем городе, роль подобного органа выполняет Совет Капитанов, который после свержения враждовавших между собой убаров взял на себя все руководство городскими делами. Не думаю, чтобы члены нашего Совета с такой же легкостью отнеслись к выполнению возложенных на них функций, как ответственный чиновник, откровенно посмеивавшийся при заполнении наших регистрационных документов и лукаво посматривавший на моих людей. Они, конечно, даже отдаленно не напоминали торговцев: то, что они из Порт-Кара, сразу бросалось в глаза. Тем не менее регистрация наша прошла быстро и без заминки.
   Мы пришвартовались рядом с кораблем-тараном среднего класса с Тироса. Его корпус и широкие балки перекрытий были выкрашены в желтый цвет.
   Пока мы спускали трап, старший помощник капитана с соседнего корабля — в натянутой на одно ухо желтой шапочке без полей, напоминающей берет, — перегнулся к нам через поручни.
   — Я слышал, вы с Таборга, — заговорил он.
   — Да, — подтвердил я.
   — А мы из Турий.
   Я рассмеялся. Турия — город, лежащий далеко на юге, у самого экватора, посреди бескрайних степей, по которым кочуют народы фургонов. Поблизости на тысячи пасангов не сыскать водоема размером больше плавательного бассейна. С таким же успехом команда соседнего корабля могла назвать портом своей приписки Тор — город, лежащий среди безжизненных пустынь, в центре крохотного оазиса. Помощник капитана рассмеялся в ответ. Я приветственно помахал ему рукой и вместе с Риммом и Турноком спустился на берег.
   Мы шли вдоль портовой зоны города, забитой снующими во всех направлениях людьми. Повсюду высились горы всевозможных товаров — в основном каких-нибудь изделий из металла, инструментов или шерстяной, тонкой вязки одежды. Вскоре их погрузят на баржи и доставят в верховья Лаурии, чтобы там обменять на шкуры слинов, табуков и пантер. Обратно с верховьев суда потянутся в порт с древесиной, солью и клетками, заполненными светловолосыми девушками, хотя этот последний товар не будет, скорее всего, выставлен на продажу в Лидиусе, а, погруженный на более крупные суда, будет еще долгие недели томиться в грузовых трюмах, пока не окажется на рынках южных городов.
   Обоих рабов-мужчин, выкупленных у Ширы, я отпустил на волю. Я дал им одежду и по два серебряных тарска каждому. Видя такое расположение к себе, они выразили желание остаться у меня на службе, и я им позволил.
   — Сколько ты получил за продажу девчонок? — спросил я Турнока. Подобная статья дохода меня совершенно не интересовала, и мне только сейчас пришло в голову узнать, сколько же я на них заработал.
   — Я продал их за четыре золотых, — ответил Турнок.
   — Отлично, — заметил я.
   Высокая цена для дикарок из северных лесов. Они, конечно, были довольно красивы, но ума это им не прибавляло. Думаю, посидев в нижнем трюме «Терсефоры», девицы начали понимать, что они прежде всего женщины, а не воины. Будем надеяться, из них получатся неплохие рабыни, усмехнулся я про себя.
   Мы продолжали прогуливаться вдоль пристаней Лидиуса, с любопытством оглядывая огромный городской порт. Прошли мимо просторных, хорошо укрепленных складских помещений, у стен которых уже не было такого скопления народа. Здесь, должно быть, хранятся изделия из золота и драгоценных камней, тонкие, выдержанные вина и благовония, специи и изысканные украшения — товары, погрузка которых на корабль, равно как и выгрузка на берег, происходит вдалеке от любопытных глаз. В таких местах, несомненно, должны находиться и доставляемые в Лидиус из крупнейших работорговых городов — прежде всего из Ара — прошедшие специальный курс обучения рабыни наслаждений, продажа которых наверняка будет происходить на центральном невольничьем рынке либо на каком-нибудь престижном закрытом аукционе. Таких женщин не часто встретишь в северных городах, и цены на них чрезвычайно высоки.
   Мы миновали одну из многочисленных таверн. Я облизал пересохшие губы.
   Мне вспомнилось, что Лидиус является одним из немногих северных городов, в которых есть общественные бани, как в Турий и Аре, хотя здесь они не отличаются роскошью и размерами. И вообще, это город парадоксов, где самым причудливым образом переплетаются роскошь и изысканная утонченность юга и грубая простота менее избалованного природой севера. Здесь никто не удивится, увидев охотника в длинной, до колен, куртке из слиновых шкур, голову которого будет украшать повязка из тончайшего арского шелка. При этом на плече у него будет тяжелый обоюдоострый, характерный для северных краев топор, а за поясом — тончайшей работы длинный турианский кинжал. Он будет говорить на типичном тиросском наречии и при этом поразит вас осведомленностью о привычках диких тарнов, узнать о которых можно лишь после долгих лет жизни на Тентисе.
   Горожане, стремящиеся подчеркнуть собственную цивилизованность и неординарность, делают крыши своих домов — как правило, деревянных — очень высокими и остроконечными, на манер — как они полагают — Ара, Турий или Ко-ро-ба, однако все вопросы, задевающие их честь, решаются традиционным способом, по старинке: с противником встречаются с топором в руках где-нибудь на отвесном скалистом выступе на берегу Тассы.
   Мне вспомнилась девушка, столкнувшаяся со мной в центральной части порта. Да, чувственная, должно быть, штучка. И снова в памяти на мгновение всплыл ускользающий образ: нечто в мимолетном повороте ее головы, шеи, волосах привлекло мое внимание, но что именно — определить я не мог. Время близилось к полудню.
   — Давайте зайдем в какую-нибудь пага-таверну — и поближе к кораблю, — предложил я.
   — Давайте, — согласился Турнок.
   Я хотел сегодня же после обеда начать запасаться всем необходимым. Мне не терпелось отправиться в путь.
   Мы с Риммом и Турноком повернули назад. Мимо гордо прошагали два воина в красном одеянии. Наемники, должно быть. Их речь и манера держаться напомнили мне об Аре, хотя я не заметил у них на цепочках медальонов с изображением убара. Нет, они не из свиты Марленуса; тот, очевидно, сейчас находится в среднем течении Лаурии или, по крайней мере, где-нибудь поблизости от этих мест.
   Мне особенно сильно захотелось уже сейчас быть в пути. Так надо добраться до Вьерны раньше Марленуса из Ара! Я надеялся, что мне в этом повезет. Благодаря Тане и Эйле, я располагал информацией, которой, вероятно, не было у Марленуса.
   — Перекусить бы чего-нибудь, — с чувством сказал Римм.
   Мы как раз поравнялись с одной из пага-таверн. Через открытую дверь была видна танцующая на арене в центре зала хорошенькая девушка-рабыня, невысокая, с изящной, словно выточенной, фигуркой. Заглянув внутрь, мы с Турноком рассмеялись.
   — Пожалуй, стоит зайти, — согласился я. — Ближе к пристани все таверны будут, наверное, битком набиты.
   Мы со смехом обменялись понимающими взглядами и вошли в зал. Я был в хорошем настроении: меня не оставляла уверенность, что я сумею вернуть Талену. Да и Тана с Эйлой ушли по хорошей цене, дав нам возможность позволить себе роскошный ужин. Мы выбрали столик в глубине зала, незаметный, но расположенный прямо перед ареной. Танцовщица и вправду была великолепна. Ничто не могло скрыть ее красоту, причем именно потому, что на ней, кроме ошейника и тонких цепей, протянувшихся от запястий до лодыжек, ничего не было.
   Сзади послышался легкий перезвон колокольчиков, и рядом с нашим низким столиком опустилась на колени обслуживающая зал девушка-рабыня в короткой шелковой тунике.
   — Паги хозяевам?
   — Да, всем троим, — ответил я. — И принеси еще хлеба, жареного боска и каких-нибудь фруктов.
   — Да, хозяин, — послушно поклонилась она.
   Настроение у меня было приподнятым. Скоро, очень скоро Талена снова окажется рядом со мной. А эти девчонки, Тана и Эйла? Неплохо мы на них заработали. Подарок судьбы.
   Я усмехнулся. Музыканты старались вовсю. Я потянулся к висевшему на поясе кошелю, чтобы бросить им монету.
   — Что случилось? — обеспокоенно спросил у меня Турнок.
   В ответ я показал ему перерезанный ремешок, оставшийся от украденного кошеля. Мы, все трое, переглянулись, покачали головами и рассмеялись.
   — Это девчонка, — сказал я. — Та, черноволосая, с которой мы столкнулись неподалеку от пристани.
   Римм согласно кивнул головой. Я был удивлен. Все произошло так быстро и незаметно. Она действовала мастерски.
   — Надеюсь, хоть твой кошелек на месте? — обратился я к Турноку.
   Тот кинул быстрый взгляд на свой ремень и с довольным видом похлопал по нему рукой.
   — В целости и сохранности, — ответил он.
   — У меня тоже найдется немного денег, — предложил Римм, — хотя я и не так богат, как вы.
   — У меня остались четыре золотые монеты, полученные за продажу этих двух дикарок, — остановил его Турнок.
   — Хорошо, — подытожил я. — Значит, давайте попируем.
   Этому занятию мы отдались всей душой. В самый разгар трапезы меня словно осенило.
   — Вот оно что! — невольно воскликнул я и рассмеялся. В моем сознании со всей отчетливостью всплыло то, что так настойчиво подсказывала мне память, но что я никак не мог ухватить.
   — Что ты имеешь в виду? — с набитым ртом поинтересовался Турнок.
   — Мне снова вспомнилась обворовавшая меня девчонка, — ответил я. — Теперь я понял, что в тот момент так привлекло мое внимание. И ведь я заметил это сразу, но только сейчас осознал.
   — Что заметил? — спросил Турнок.
   В глазах Римма тоже блеснуло любопытство.
   — Ее ухо, — ответил я. — У нее надрез на ухе. Римм и Турнок рассмеялись.
   — Нам встретилась воровка, — сказал Турнок, запивая жареного боска пагой.
   — Причем очень искусная, — заметил я. — Очень!
   Сомневаться в этом не приходилось. Наоборот, оставалось лишь восхищаться ее мастерством, как мы восхищаемся любым мастером своего дела: портным, искусно владеющим иглой, или виноделом, в руках которого обычная ягода превращается в чудодейственный напиток.
   Я окинул взглядом полупустую таверну. В глубине зала, отрешившись от окружающего, над доской, уставленной красными и желтыми деревянными фигурками, склонились два человека. Их полностью поглотила каисса. Один из них был профессионалом, мастером, зарабатывающим игрой себе на жизнь — на ночлег где-нибудь в таверне на окраине города и кружку паги, выпитой здесь же, у стойки; противником его оказался тот широкоплечий светловолосый гигант с Торвальдсленда, что запомнился мне своей всклокоченной бородой и синими, холодными как лед глазами. Волосы у него на затылке были сплетены в небольшую косицу, на коленях лежал массивный обоюдоострый топор, а длинную, до колен, куртку из толстых шкур обитателей северных лесов опоясывал широкий ремень, расшитый знаками, приносящими, как традиционно считается, удачу. На Торвальдсленде каисса популярна так же, как и везде на Горе. Северяне считаются особенно настойчивыми и упрямыми противниками, и их поединки нередко затягиваются до глубокой ночи, а любая нечестность в игре неизменно заканчивается выяснением отношений на мечах или топорах. Однако не сама по себе игра разжигает огонь вражды в противниках и толкает их на кровопролитие; наоборот, она объединяет людей, собирает вокруг себя всех способных насладиться ее безграничной красотой, независимо от их национальности, профессии, склада характера и образа жизни — объединяет их, несмотря на все их различия.
   Вот и сейчас над доской как зачарованные замерли широкоплечий молодой человек с Торвальдсленда и гроссмейстер, прибывший, должно быть, откуда-нибудь из далекой Турий, Ара или Тора.
   Игра прекрасна. Девушка, прислуживающая нам, тоже была прекрасна, хотя блистала красотой несколько иного рода. Мы уже расправились с мясом и осушили по два стакана паги.
   — Хозяева желают еще чего-нибудь? — опустившись рядом с нами на колени, спросила она.
   — Как тебя зовут? — спросил Римм, приподняв девушке подбородок и разглядывая ее.
   — Тендина, если хозяину угодно, — ответила она, послушно повинуясь движению его рук.
   Турианское имя, отметил я про себя. В свое время я знал девушку, звавшуюся так же.
   — Хозяева желают еще чего-нибудь? — снова спросила девушка.
   Римм усмехнулся. Вдруг с улицы донеслись какие-то крики. Мы переглянулись. Турнок бросил на стол серебряный тарск. Все мы были удивлены. Даже Римм, не сводивший с девушки оценивающего взгляда. Она попробовала было встать и отойти от нашего столика, но Римм ловко поймал ее за волосы и быстро подвел к дальней стене зала, где потолок, плавно опускаясь, доходил почти до самого пола.
   — Ключ! — не останавливаясь, бросил он владельцу таверны, и тот, перегнувшись через стойку, протянул ему небольшой плоский ключ.
   Римм отпер им наручник на запястье рабыни и, продев соединяющую его цепь через вделанное в стене металлическое кольцо, снова защелкнул его на руке девушки. Этим он давал понять, что оставляет ее за собой.
   — Я скоро вернусь, — пообещал он, поднимая к себе лицо стоящей на коленях рабыни и пряча ключ от ее наручников за пояс.
   Девушка ответила ему гневным взглядом.
   — Не скучай, — усмехнулся Римм и поспешил к нам.
   Мы направились к выходу, чтобы посмотреть, чем вызван такой переполох на улице. Многие из посетителей таверны были уже здесь, даже танцовщица и музыканты поспешили следом за ними.
   Прохожие сплошным потоком текли по обеим сторонам улицы по направлению к набережной, находящейся в какой-нибудь сотне пасангов от таверны, откуда до нас доносились звуки флейты и барабана.
   — Что там такое? — спросил я у обгоняющего нас парня, очевидно скобяных дел мастера.
   — Публичное обращение в рабство, — пояснил он. Из-за спин столпившихся у края мостовой людей нам с Риммом и Турноком едва удалось разглядеть понуро бредущую, спотыкающуюся на каждом шагу девушку. Руки ее были связаны за спиной, а шла она так, словно что-то подталкивало ее сзади. Я привстал на цыпочки. За девушкой медленно двигалась повозка, едва достигавшая четырех футов в высоту, с плоским дощатым верхом, которую тащили впряженные в нее восемь женщин-рабынь в коротких туниках. Управлял повозкой идущий позади нее человек, который держал в руке кожаные вожжи, тянущиеся от ошейников рабынь. По обеим сторонам повозки шли музыканты с флейтами и барабанами, а замыкали процессию пятеро гордо вышагивающих людей в белых одеяниях, украшенных золотистой и малиновой вышивкой. Это, вероятно, судьи, решил я. С передней части повозки выступал шест длиной восемь-девять футов, заканчивающийся полукруглой кожаной подушечкой и короткой цепью. Подушечка упиралась как раз в шею девушки, а цепь, плотно охватывая шею, была пристегнута к шесту. Таким образом, повозка, двигаясь вперед, подталкивала девушку и заставляла ее идти.