Норман Джон. Охотники Гора

   Музыка стала громче.
   И вдруг я узнал девушку — та самая, с надрезом на ухе, что сегодня утром так ловко расправилась с ремнем моего кошеля! Очевидно, позднее удача от нее отвернулась. Теперь ее ожидало наказание, официально принятое на Горе для женщин, вторично уличенных в воровстве.
   На плоской дощатой поверхности повозки уже установили широкую металлическую подставку с раскаленной добела медной жаровней, из которой торчала длинная рукоятка щипцов. Здесь же возвышалась небольшая дыба для публичного клеймения рабов, выполненная в манере, распространенной в окрестностях Тироса, — лишнее свидетельство смешения различных культур, столь характерное для Лидиуса.
   Повозка остановилась на широком перекрестке неподалеку от набережной. Один из судей поднялся по ступеням на повозку, прочие остались на мостовой.
   Девушка, оказавшись в центре плотно обступивших ее зрителей, низко опустила голову. Она продолжала стоять спиной к повозке.
   — Не соблаговолит ли леди Тина из Лидиуса повернуться ко мне лицом? — обратился к ней старший судья, используя напыщенные и цветистые обороты речи, столь любимые свободными горианскими женщинами.
   Я обменялся с Риммом и Турноком быстрым взглядом.
   — Это она, — сказал я. Мои спутники усмехнулись.
   — Должно быть, та самая, что опоила наркотиками и обчистила Арна, — добавил Римм.
   Мы рассмеялись. Да, Арн, наверное, многое бы отдал, чтобы оказаться сейчас здесь. Чего, конечно, не скажешь о самой Тине.
   — Не соблаговолит ли леди Тина из Лидиуса повернуться ко мне? — с прежней издевательской учтивостью повторил старший судья.
   Девушка неловко повернулась в прилегающей к ее шее полукруглой кожаной подушечке, удерживаемой на плечах толстой цепью, и подняла глаза на стоящего на повозке судью.
   — Вы пытались — и это совершенно точно установлено — совершить воровство, — официальным тоном произнес судья.
   — Чего там пыталась! Она меня обокрала! — обращаясь к толпе, видимо, уже не в первый раз, закричал один из присутствующих. — Она украла два золотых! У меня есть свидетели!
   — Верно, — поддержал его еще кто-то. — Нам потребовалось не меньше ана, чтобы ее поймать.
   Судья не обращал внимания на их реплики.
   — Вы пытались совершить воровство вторично, — продолжал он.
   На лице девушки отразился ужас.
   — Вы обвиняетесь в воровстве вторично, — напомнил судья, — и со всем прискорбием я вынужден привести приговор в исполнение.
   Девушка не в силах была пошевелиться.
   — Леди Тина, вы понимаете, что это означает?
   — Да, господин судья, — едва слышно пробормотала она.
   — Желаете ли выслушать, какой вам вынесен приговор, леди Тина? — поинтересовался судья.
   — Да, господин судья, — глядя на него, ответила девушка.
   — Леди Тина, вы приговариваетесь к публичному обращению в рабство.
   Слова судьи потонули в одобрительном хоре голосов. Девушка обречено уронила голову. Ее уже ничего не могло спасти.
   — Подведите ее к дыбе, — распорядился судья.
   Человек, управлявший повозкой, подошел к связанной девушке. Он отстегнул цепь, прижимающую ее шею к кожаной подушке, и, поддерживая под руки, по-прежнему связанные за спиной, помог ей подняться по ступенькам на повозку. Она остановилась рядом с судьей и низко опустила голову.
   — Леди Тина, подойдите к дыбе, — потребовал судья.
   Девушка машинально, словно во сне, подошла к дыбе и прижалась спиной к металлической поверхности. Правивший повозкой человек опустился на колени и закрепил лодыжки девушки на ободе дыбы. Затем обошел ее сзади и развязал веревки, стягивающие ее запястья.
   — Положи руки на голову. Разведи локти пошире, — командовал он.
   Девушка послушно выполняла все, что ей говорили.
   — Ложись, — приказал он, поддерживая ее за плечи.
   Она легла, растянувшись на металлической, несколько выгнутой поверхности дыбы, напоминающей большое колесо. После этого человек развел ей руки, уложил ее запястья в специальные углубления на ободе дыбы и привязал их ремнями. Такую же операцию он проделал с ногами девушки, закрепив в пазах на ободе ее щиколотки. Затем широкими ремнями притянул ее колени к спицам дыбы и, когда девушка замерла на ней, словно распятая, длинным рычагом сзади еще больше выгнул центральную наружную часть колеса. Теперь у девушки не было ни малейшей возможности пошевелиться. Ее бедра оказались закрепленными намертво. Клеймо должно получиться четким и глубоким.
   Человек, натянув длинные кожаные рукавицы, вытащил из жаровни раскаленное тавро для клеймения рабов. На его торце даже отсюда была заметна пылающая буква размером в целый дюйм — начальная буква слова «кейджера», означающая на горианском «рабыня». Это красивая, изящная буква.
   Судья оглядел распростертую на дыбе леди Тину из Лидиуса. Она ответила ему беспомощным, наполненным беспредельным ужасом взглядом.
   — Поставить клеймо на теле леди Тины, — распорядился судья. — Отныне она рабыня. — Он повернулся и медленно спустился с повозки.
   Девушка у него за спиной разразилась душераздирающим воплем, утонувшим в ликующих криках зрителей.
   Человек отбросил тавродержатель в жаровню и быстрыми грубыми движениями сорвал ремни с запястий и щиколоток девушки. Теперь с ней можно было не церемониться. Схватив несчастную за волосы, он рывком поставил девушку на ноги. Она захлебывалась от рыданий.
   — Перед вами новоиспеченная рабыня! — громовым голосом провозгласил держащий ее за волосы человек. — Сколько мне будет предложено за нее?
   — Четырнадцать медных монет! — крикнул кто-то из присутствующих.
   — Шестнадцать! — перебил его другой.
   В толпе я заметил двоих матросов с нашего корабля и жестом подозвал их к себе. Усердно работая локтями, они начали продираться сквозь толпу.
   — Двадцать монет! — предложил стоящий поблизости скобяных дел мастер.
   Я заметил, что судьи уже ушли. Не видно было и музыкантов, тех, что сопровождали двигавшуюся сюда процессию.
   Рабыни, впряженные в повозку, сбились в кучу и с любопытством наблюдали за происходящим.
   — Двадцать две медные монеты! — продолжал торговаться скобяных дел мастер.
   Мужчина на повозке держался как заправский аукционист. Стоявшая рядом с ним девушка словно оцепенела. Казалось, она не вполне отдавала себе отчет в происходящем. Голова ее была низко опущена, волосы упали на лицо, и только капающие на грудь слезы свидетельствовали о том, что она еще жива. Вероятно, девушка пребывала в шоке. Внезапно она словно очнулась и, запрокинув голову, зашлась в истеричном, пронзительном крике, в котором смешались и раздиравшая ее боль от горящего на бедре клейма, и пережитое за день нервное потрясение.
   Она наконец поняла, что ее продают в рабство.
   — Двадцать пять монет! — предложил какой-то уличный торговец.
   — Двадцать семь! — выкрикнул стоящий рядом матрос.
   Я оглянулся. Вокруг собралось уже человек двести — мужчин, женщин, даже детей.
   — Покажи ее нам целиком! — крикнул уличный торговец.
   Мужчина рывком отбросил голову девушки назад и, схватив за подол шелковую тунику, задрал ее до самого лица девушки, открывая любопытным взглядам все, что только может скрыть от них женщина.
   — Ну-ка, дай посмотреть на себя, малышка! — рассмеялся выставивший ее на всеобщее обозрение мужчина.
   А посмотреть на нее стоило.
   — Даю за нее серебряный тарск, — предложил я. В толпе воцарилось молчание. За такую девчонку цена была более чем неплохая. Римм и Турнок одарили меня удивленными взглядами. Я ждал реакции остальных.
   Эта девушка — мастер своего дела. Руки у нее ловкие и умелые. Может, она сумеет быть мне чем-то полезной. А кроме того, я знал, что именно она опоила наркотиком и обчистила Арна, предводителя разбойников. Думаю, ему будет приятно снова ее увидеть. События же могут повернуться таким образом, что помощь этого человека окажется для нас вовсе не лишней.
   — Мне предложен за девчонку один серебряный тарск! — с энтузиазмом уведомил публику вошедший в роль человек на повозке. — Даст ли кто-нибудь за нее больше?
   А зачем она в самом деле мне нужна? — начала закрадываться ко мне отрезвляющая мысль. Да нет, она не будет для меня совершенно бесполезной. В конце концов, я всегда смогу сплавить ее Арну.
   — Услышу ли я еще какие-нибудь предложения? — вопрошал с повозки устроитель этого маленького аукциона.
   А кроме всего прочего, эта дрянь и меня обворовала. Мне не хотелось ее прощать.
   — Предложит кто-нибудь больше? — в последний раз обвел присутствующих взглядом аукционист. Он все еще держал девушку за волосы, запрокинув ее голову далеко назад.
   Это была миниатюрная черноволосая девушка с чувственным выразительным лицом. Закусив губу от боли, она пыталась вырваться из рук державшего ее человека.
   — Продана этому капитану! — объявил наш аукционист.
   Теперь она принадлежала мне.
   — Турнок, — сказал я, — дай ему серебряную монету.
   — Да, капитан, — ответил тот.
   Толпа зрителей начала медленно расходиться.
   — Останьтесь, — сказал я двум своим матросам.
   Пока Турнок помогал девушке спуститься с повозки и вел ее к нам, стоящие тут же рабыни, впряженные в повозку, провожали несчастную тычками, плевками и злорадным шипением.
   — У-ух, рабыня! — презрительно цедили они сквозь зубы. — Рабыня!
   Турнок подвел девушку к нам. Она подняла на меня остекленевшие глаза.
   — Заберите ее с собой и посадите на цепь в грузовом трюме, — распорядился я, обращаясь к матросам.
   — Да, капитан.
   Когда они отошли на несколько шагов, девушка внезапно остановилась и посмотрела назад.
   — Это были вы? — спросила она. — Сегодня утром?
   — Да, — ответил я.
   Мне было приятно, что она вспомнила. Она уронила голову на грудь, и густые волосы закрыли ее лицо. Матросы, держа девушку за цепи на наручниках, повели ее на «Терсефору». Думаю, мне не придется пожалеть о своем приобретении.
   — А теперь, — предложил я Римму и Турноку, — давайте вернемся в таверну и закончим обед.
   У меня снова поднялось настроение.
   — Давайте, — согласился Римм, подбрасывая на ладони ключ. — Тендина, наверное, уже меня заждалась.
   — А мне больше понравилась эта танцовщица, — заметил Турнок. — Такая гибкая, сочная, как резвый маленький табук.
   — Верно, — согласился Римм.
   — Интересно, сколько хозяин захочет за час ее времени? — обвел нас взглядом Турнок.
   — Думаю, пару медных монет, не больше, — пожал я плечами.
   Как правило, стоимость обычных прислуживающих в таверне рабынь, таких, например, как Тендина, вообще не превышала кружки паги.
   — Тогда скорее возвращаемся, — согласился Турнок.
   Мы дружно рассмеялись.
   Солнце стояло в зените; у нас еще будет сегодня время, чтобы начать подготовку к экспедиции. Мне не хотелось лишать Римма возможности отдохнуть с приглянувшейся ему Тендиной, а у Турнока отнимать шанс проверить, действительно ли маленькая танцовщица такая горячая и сочная, какой кажется с первого взгляда.
   Сам же я рассчитывал за этот ан насладиться бокалом паги.
   Но нашел в таверне нечто большее, на что никак не мог рассчитывать.

4
КОРОТКАЯ ВСТРЕЧА СО СТАРОЙ ЗНАКОМОЙ

 
   Едва войдя в зал, Римм сразу же направился к Тендине. Девушка, стоявшая на коленях у темной низкой стены, встретила его недобрым взглядом.
   — Спасибо, что дождалась меня, мой маленький талендр! — усмехнувшись, бросил ей Римм.
   Он снял с нее наручники и, проходя мимо стойки хозяина таверны, швырнул ему ключ. Девушка подошла к дальней, высокой стене таверны и по длинной узкой лестнице поднялась к одной из свободных зашторенных ниш. Римм последовал за ней.
   Турнок тем временем начал переговоры с владельцем таверны. Я взял у него несколько монет и засунул их за пояс: мне вовсе не хотелось оставаться совсем без денег, когда нечем даже заплатить за кружку паги. Разговор между владельцем таверны и Турноком оказался весьма непродолжительным, и вскоре грузный человек в кожаном переднике тяжело выплыл из-за стойки через заднюю дверь, а Турнок остался в зале, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Ждать ему пришлось недолго. Уже через минуту танцовщица в желтых просвечивающих шелках выпорхнула из коридора, ведущего на кухни, и по длинной лестнице поднялась к ближайшей зашторенной нише в стене таверны. Через мгновение, едва не обгоняя девушку, следом ринулся Турнок. В нише они скрылись почти одновременно. Занавес за ними тут же задернулся.
   Да, думаю, хозяину таверны удалось выманить у Турнока неплохую плату за этот час наедине с маленькой танцовщицей. Надеюсь, Турнок не будет разочарован.
   Я окинул взглядом зал. Посетителей было немного. Вокруг них под мелодичный перезвон колокольчиков на щиколотках суетились обслуживающие рабыни в коротких шелковых туниках.
   Хозяин таверны уже снова стоял за стойкой и как ни в чем не бывало протирал тряпкой бокалы.
   Я невольно усмехнулся. В дальнем углу зала все в том же задумчивом оцепенении продолжали сидеть, склонившись над игровой доской, гроссмейстер и парень с Торвальдсленда. За это время, казалось, ни тот ни другой даже не пошевелился, не говоря уже о том, чтобы как-то отреагировать на происходившее на улице. Думаю, они ничего и не заметили.
   Я отхлебнул принесенной мне паги и настроился на длительное ожидание Римма и Турнока. Спешить они не будут, в этом я уверен. Спешка в подобных делах — не для горианских мужчин.
   Ничего, пусть отдохнут. Следующие несколько дней пройдут у нас в подготовке к экспедиции. Другого времени у них не будет. Скоро, очень скоро мы будем подниматься вверх по течению Лаурии.
   Я был доволен. Все шло как надо. И тут я увидел ее.
   Она вышла из дверей, ведущих на кухню, — в коротком желтом шелковом одеянии, воздушном и полупрозрачном, с колокольчиками, прикрепленными к щиколотке левой ноги. Очевидно, накануне вечером девушке пришлось работать допоздна, и утром ей позволили отдохнуть подольше, поскольку до сих пор в зале я ее не видел.
   Осторожно ступая босыми ногами по каменным плитам пола, она несла на плече кувшин с пагой. Тут она заметила меня и замерла на месте. На лице ее отразилось безграничное удивление, свободная рука невольно скользнула к приоткрывшимся губам. Я усмехнулся.
   Она мгновенно развернулась и бросилась на кухню. Я прищелкнул пальцами, подзывая к себе хозяина таверны. Он подошел.
   — Одна из ваших рабынь только что появилась в зале и тут же снова ушла на кухню, — заметил я.
   — Верно, — ответил он.
   — Пришлите эту рабыню ко мне, — приказал я.
   — Хорошо.
   Через мгновение к моему столику подошла девушка с кувшином паги в руках и опустилась рядом со мной на колени. Я подвинул ей свой стакан.
   Элизабет Кардуэл наполнила его.
   Мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова.
   Я хорошо помнил Элизабет. Некогда эта девушка была мне небезразлична, как, впрочем, и я ей. Тогда мы находились на службе у Царствующих Жрецов. Выполняя возложенную на меня миссию, мне пришлось подвергнуть ее серьезной опасности, поэтому, когда все было кончено и мы снова оказались в Сардаре, я посчитал, что с нее достаточно. Решил вернуть ее на Землю. Там она была бы надежно защищена от опасностей, поджидавших ее на Горе. На Земле ее ожидала спокойная жизнь. Она могла бы выйти замуж, завести семью, иметь свой дом, наполненный всевозможными устройствами, облегчающими ведение домашнего хозяйства.
   Но эта девчонка осмелилась все сделать по-своему. И ради чего? Неужели Гор — подходящее место для женщины с Земли?
   Одним словом, я принял решение на этот счет. Я знал, что для нее действительно лучше, и знал, как это сделать. Все уже было готово к ее возвращению на Землю. Но накануне ночью она исчезла из Сардара.
   По какой-то совершенно необъяснимой для меня причине Убар Небес, мой боевой тарн, беспощадно расправлявшийся с мужчинами за одну лишь попытку приблизиться к нему, неожиданно позволил этой девчонке оседлать себя и вместе с ней покинул горный массив Сардара.
   И это после того, что я для нее сделал. И что еще собирался сделать — подарить возможность спокойной, безопасной, наверное, даже счастливой жизни.
   Она перечеркнула все мои решения, отказалась выполнить мою волю.
   Позже, через четыре дня, Убар Небес вернулся, но я в бешенстве выгнал его с Сардара. Больше я не видел своего тарна. Не видел я с тех пор и эту своевольную дуру, Элизабет Кардуэл, в цепях и коротком рабском одеянии стоящую сейчас на коленях перед моим столом.
   — Тэрл, — едва слышно прошептала девушка.
   — Иди к стене, — приказал я.
   Она опустила кувшин с пагой на пол и легко поднялась с колен. Прозрачный шелк не только не скрывал, но, наоборот, подчеркивал ее красоту. Рабыня подошла к низкой стене, где еще недавно стояла Тен-дина.
   Я встал и направился к владельцу таверны.
   — Ключ, — потребовал я у него, протягивая ему медный кружок с изображением тарна.
   На ключе значилась цифра десять. Я кивнул Элизабет, приказывая ей встать на колени у вделанного в стену металлического кольца номер десять. Она завела руки за спину, и я надел на нее наручники, после чего устроился на полу напротив, выбрав себе место почище. Она улыбнулась.
   — Тэрл, — снова прошептала она.
   — Меня зовут Боск, — поправил я ее.
   Она позвенела наручниками.
   — Кажется, тебе удалось меня поймать.
   — Куда ты делась в тот раз?
   — Пыталась укрыться в северных лесах. Я знала, что там, случается, живут свободные женщины. — Она опустила голову.
   — Значит, ты добралась до окраины северных лесов и отпустила тарна.
   — Да, — сказала она.
   — После этого вошла в лес. Так?
   — Да.
   — И что же случилось потом?
   — Несколько дней я прожила в лесу, питаясь только ягодами и орехами. Пыталась сделать какие-то ловушки, но ничего не поймала. А однажды утром, подняв голову над ручьем, где я умывалась, я обнаружила себя в окружении вооруженных женщин-пантер. Их было одиннадцать. Я очень обрадовалась. Они показались мне такими гордыми, сильными и свободными. К тому же они были вооружены.
   — И они приняли тебя в свою банду?
   — Нет. Я им не подошла.
   — Что было дальше?
   — Они приказали мне раздеться, связали за спиной руки и набросили на шею петлю с поводком. После этого отвели меня на берег реки и привязали к двум вкопанным в землю вертикальным шестам — руками к верхним концам, а ногами — к нижним. Мимо проходила речная баржа. Меня обменяли на сто металлических наконечников для стрел. Меня приобрел Сарпедон, хозяин этой таверны. Он как раз скупал таких, как я.
   Я окинул ее внимательным взглядом.
   — Ты такая глупая, — сказал я.
   Ее маленькие кулачки напряглись в сковывающих их наручниках. Она гордо отвернулась, сверкнув в полутьме таверны покрытым желтой эмалью ошейником и рассыпав по плечам волну длинных густых волос. В этом едва прикрывающем тело клочке полупрозрачного шелка она была сейчас очень красива. Даже цепи не портили впечатления. С минуту она являла собой воплощение оскорбленной невинности, затем напряжение спало, Элизабет взглянула на меня и улыбнулась.
   — Хорошо все-таки, что ты меня нашел, Тэрл.
   — Я — Боск, — напомнил я ей.
   Она передернула плечами.
   — Что случилось с тобой после того, как мы расстались?
   — Я стал богат.
   — А как обстоит дело с Царствующими Жрецами?
   — Я больше не состою на службе у Царствующих Жрецов.
   Она окинула меня непонимающим взглядом.
   — Я служу только себе самому и делаю только то, что хочу.
   — Вот как, — неопределенно заметила Элизабет; чувствовалось, что мои слова мало что для нее прояснили.
   — Ты все еще сердишься за то, что я улетела тогда с Сардара? — спросила она.
   — Нет, — ответил я. — Это было довольно смело с твоей стороны.
   Ее лицо посветлело.
   — Я сейчас ищу Талену, — сказал я. — Хочу отыскать тех, кто ее держит.
   — А меня ты уже забыл? — спросила Элизабет.
   — Я ищу Талену, — сказал я.
   Она на мгновение уронила голову.
   — Я не захотела возвращаться на Землю, — вернулась она к тому, что волновало ее больше всего. — Ты ведь не будешь на этом настаивать, правда?
   Я внимательно посмотрел ей в лицо.
   — Не буду, — пообещал я.
   — Спасибо, Тэрл, — прошептала она. Некоторое время мы молчали.
   — Значит, ты теперь богат?
   — Да, — ответил я.
   — Достаточно богат, чтобы меня выкупить?
   — В десять тысяч раз богаче, — усмехнулся я. Это была правда.
   Она облегченно вздохнула.
   — Тэрл…
   — Боск, — настойчиво поправил я.
   — А почему ты не называешь меня по имени? — поинтересовалась она.
   — А какое у тебя имя?
   — Ты и сам прекрасно знаешь, — удивленно ответила она.
   — Разве? И как же тебя зовут?
   — Элизабет Кардуэл, конечно, — огрызнулась она. — Или Велла, как меня зовут на Горе!
   — А тебя здесь кто-нибудь так называет? — поинтересовался я.
   Удивление у нее на лице не исчезало.
   — Что там у тебя на щиколотке левой ноги? — спросил я.
   — Ножной браслет с колокольчиками.
   — А это что такое? — приподнял я край ее короткой накидки.
   — Шелковая туника рабыни, — без прежнего энтузиазма пробормотала девушка.
   — А это? — Я пощелкал пальцем по ее покрытому желтой эмалью ошейнику.
   — Это ошейник Сарпедона, моего хозяина, — едва слышно прошептала она.
   — Так как же тебя зовут?
   — Я поняла, что ты хочешь сказать.
   — Как твое имя? — потребовал я.
   — Тана, — ответила она.
   Я рассмеялся. Это же имя носила одна из девушек-пантер, проданных сегодня Турноком. Имя, конечно, довольно распространенное, но я не ожидал услышать его вновь так скоро. Что-то в совпадении имен этих двух девушек — одной проданной сегодня утром, и другой, стоящей сейчас передо мной на коленях — заставляло задуматься.
   — Тебя зовут просто Тана, — заметил я, — и ты самая обычная рабыня.
   Она сжала кулачки. Цепи на ее руках глухо зазвенели.
   Да, вот именно, эти цепи, этот ошейник, короткая шелковая прозрачная накидка…
   Она стала обычной рабыней, такой же, какими забиты сотни пага-таверн в Лидиусе.
   Я еще раз окинул ее внимательным взглядом.
   — Что ты собираешься со мной сделать? — спросила она.
   — Я заплатил полную стоимость своего пребывания в таверне, — пожал я плечами.
   Наши тени сливались на стене крохотной ниши, освещавшейся робко дрожащим в светильнике язычком пламени. Она все еще была в цепях, которые я сам на нее надел. Клочок шелковой материи, скомканный, мокрый от пота, валялся на полу.
   — Ну, и как тебе нравится жить рабыней, прислуживающей в пага-таверне? — поинтересовался я.
   Элизабет молча отвернулась.
   Я уже получил от нее все, что может получить посетитель таверны от обслуживающих ее рабынь.
   — Ты злишься за то, что я убежала от тебя, — ответила она. — Злишься и таким образом пытаешься мне отомстить.
   — Я просто использовал тебя как обычную прислуживающую в таверне рабыню, вот и все, — сказал я.
   Это была правда. Я обращался с ней не хуже и не лучше, чем рядовой посетитель с понравившейся ему рабыней. Да она и сама это знала. Она чувствовала, что я заставляю ее обслуживать себя как обычного клиента.
   Это не было местью с моей стороны, всего лишь обращение, на которое может рассчитывать женщина в ее положении. При этом даже называл я ее Таной — именем, данным ей как рабыне.
   — Что ты собираешься теперь делать? — спросила она, все еще лежа закованной в цепи.
   Я сидел напротив нее и надевал ремень.
   — Собираюсь отыскать Талену. Именно для этого я сюда и приехал.
   Она приподнялась, опершись на локоть.
   — Ты очень изменился с тех пор, как я тебя знала.
   — Что же именно во мне изменилось?
   — Ты стал жестче. В тебе уже нет той мягкости и добросердечия.
   — Вот как?
   — Ты стал… — Она замялась.
   — Кем же?
   — …стал больше похож на горианина. — На лице ее появился испуг. — Да, вот именно. Ты стал настоящим германским мужчиной.
   Я пожал плечами.
   — Ну что ж. Вполне возможно.
   Она отшатнулась от меня и плотнее прижалась к стене. Я усмехнулся. Поправил на поясе ножны с мечом и начал завязывать сандалии. Когда я поднял голову, она снова заговорила:
   — Ты сказал, что стал богат.
   — Да.
   — Что у тебя хватит денег выкупить меня.
   Я рассмеялся.
   — У меня их хватит на десять тысяч таких, как ты.
   Она криво улыбнулась.
   — Но теперь, когда ты нашел меня здесь… — Она замялась. — Ты ведь не отправишь меня на Землю?
   — Не отправлю, — покачал я головой, глядя ей в лицо.
   Она улетела с Сардара, сделала свой выбор. Это было очень смело с ее стороны. Я восхищался ею. Но принятое решение было связано с огромным риском, и она это, безусловно, знала.
   — Сарпедон не подозревает, что я прошла в Аре полный курс обучения рабыни, — продолжала она. — Он не запросит за меня больше двадцати золотых монет.
   — Я тоже так думаю.
   — Это будет здорово — снова оказаться на воле!
   Мне вспомнилось, как однажды — казалось, с тех пор прошло столько лет! — эта девушка и две ее подруги, Вирджиния Кент и Филлис Робертсон, произвели настоящий фурор на Курулеанском невольничьем рынке, Центральном рынке Ара, и были проданы за баснословную цену в три тысячи золотых монет. Впоследствии Вирджиния Кент стала свободной спутницей простого воина из Ара, Релиуса, а Филлис Робертсон попала в руки другому воину, Хо-Сарлу, но думаю, она до сих пор носит ошейник. Элизабет же, самая красивая и способная из них троих, вообще превратилась в обычную рабыню, из тех, что обслуживают посетителей захудалой таверны, затерявшейся у пристани.