Страница:
Я был доволен своими матросами. Они работали с таким старанием, что я готов был каждому из них привезти из Лауриса рабыню из пага-таверны для прислуживания ему за обедом.
— Как идут дела? — спросил я, подходя к Турноку.
— Все в порядке, капитан — ответил он.
Я и сам видел, что работа близится к концу. Лагерь Марленуса, великого убара Ара, полагаю, находится где-нибудь в глубине леса, к северу или северо-востоку от Лауриса. Вполне вероятно также, что Марленус мог воспользоваться тем лагерем, который он возвел, находясь здесь несколько месяцев назад, когда, устав от государственных дел, охотился в северных лесах и, помимо четвероногих хищников, поймал Вьерну, предводительницу женщин-разбойниц, вместе с несколькими членами ее банды. Это событие, думаю, сделало Марленуса излишне самоуверенным.
Второй раз, полагаю, ему уже не удастся захватить Вьерну с такой легкостью.
— Еще пара кольев — и изгородь будет закончена, — сообщил Турнок.
Я взглянул на солнце: его нижний край уже спрятался за верхушками деревьев. Через пол-ана начнет темнеть.
Рабам самое время для побега.
Я посмотрел на Ширу.
— Поднимайся, — сказал я. Она покорно встала на ноги.
Я еще раз окинул взглядом ее крепкую фигурку в короткой шерстяной тунике без рукавов, волосы, стянутые на затылке белой лентой, руки, скованные цепями, ошейник… И внезапно впервые понял, что она красива.
Она внимательно посмотрела на меня. Руки у нее медленно сжались в кулаки.
— Ты приобрел меня именно для этого? — спросила она.
— Да, — ответил я.
Шира повернулась и проскользнула в щель в изгороди, еще не забранную кольями. Оказавшись по ту сторону изгороди, она, не оглядываясь, быстро направилась в лес.
В ее интересах было как можно скорее оказаться в руках разбойниц Вьерны. Уже через ан голодные слины выйдут на охоту.
— Что будем делать теперь, капитан? — спросил Турнок, закончивший загонять в землю недостававшие в стенке забора колья и с гордостью оглядывающий творение рук своих.
— Теперь будем готовить еду, — ответил я, — ужинать и — ждать.
Ближе к полуночи, в двадцатом ане по горианскому времени, с наружной стороны ограждения до нас донесся какой-то легкий шорох.
— Костер не гасить, — приказал я вполголоса, — но от огня держаться подальше.
Оставленный гореть костер свидетельствовал о том, что мы не имеем враждебных намерений и хотим установить контакт. И все же на свет выходить не следовало, поскольку лесные жители могли оказаться не столь миролюбивы и поприветствовать наше появление выпущенными из темноты стрелами. Однако это, видимо, не входило в планы лесных жителей, в противном случае, думаю, мы бы не услышали их приближения.
Более того, чуть позже они сознательно сломали сухую ветку в руках, чтобы привлечь к себе внимание и посмотреть на ответную реакцию.
Я подошел ближе к огню, чтобы они смогли убедиться в том, что я не вооружен.
— Я — Боск, торговец свободного острова Таборга! — крикнул я в темноту. — Я хочу говорить с вами.
В лесу царила тишина.
— Мы привезли с собой товары для обмена, — продолжал я.
Из темноты вынырнула девушка, одетая в шкуры лесных пантер. В руке она держала лук и выглядела весьма уверенно.
— Разожгите огонь поярче, — приказала она.
— Давай, — кивнул я Турноку.
Он неохотно подбросил в костер охапку хвороста, и вскоре пламя осветило всю внутреннюю часть лагеря. Мы не могли видеть, что происходит за изгородью.
— Пусть горит так же ярко, — распорядилась женщина.
— Подбрось дров, делать нечего, — сказал я Турноку.
Теперь каждый из находящихся внутри ограниченного изгородью пространства был виден как на ладони и представлял собой отличную мишень.
— Снимите мечи и бросьте оружие, — продолжала командовать женщина.
Я бросил на землю поясной ремень, меч, щит и нож. Матросы с явной неохотой последовали моему примеру.
— Отлично! — донесся до нас с внешней стороны изгороди довольный голос женщины.
Она настороженно наблюдала за нами. Теперь, в свете ярко пылающего костра, мы тоже могли рассмотреть ее как следует.
На ней были коротко подрубленные шкуры, а в руке она сжимала лук. Левое запястье украшал широкий золотой браслет; на щиколотке правой ноги также сверкала изящная золотая полоска. Это была настоящая женщина-пантера.
— Вы окружены, — сообщила она.
— Не сомневаюсь, — ответил я.
— Сейчас в сердце каждого из вас нацелена стрела.
— Это тоже не вызывает сомнений.
— Вы отдаете себе отчет в том, что, если только пожелаем, мы можем захватить вас в плен и обратить в рабство?
— Конечно.
— Хорошо. О чем же вы хотели поговорить?
— Может, нам лучше беседовать не через забор?
— Вытащите из заграждения несколько кольев, и мы поговорим через проем, — предложила женщина.
Я обернулся к Турноку:
— Вытащи из частокола четыре кола. Здоровяк крестьянин с видимой неохотой выполнил мое распоряжение. С гордо поднятой головой женщина-пантера вошла на территорию нашего лагеря. Здесь она внимательно осмотрелась. Взгляд у нее был пристальный и бесстрашный. Она подошла к лежащему на земле оружию и ногой отодвинула его подальше от стоящих мужчин.
— Садитесь, — предложила она матросам, указывая на пространство возле образуемой частоколом стены. — И повернитесь лицом к огню.
Я жестом подтвердил, что они должны в точности следовать ее указаниям.
— Устраивайтесь ближе друг к другу, — распорядилась она.
Я снова кивком головы подтвердил ее приказ. Она сознательно усадила их лицами к огню, чтобы глаза, привыкшие к свету, не смогли сразу привыкнуть к темноте. Теперь, если костер внезапно потушить, мои люди в течение целого ена будут слепыми и беспомощными, в полной зависимости от женщин-пантер. Не зря им приказали и расположиться ближе друг к другу, чтобы разбойницам, вздумай они начать стрельбу, легче было выбирать себе цель. Женщина тоже устроилась возле костра, по-мужски скрестив перед собой ноги. Из-за частокола опять донесся какой-то звук, и я увидел, как из темноты выплывает что-то белое, с обеих сторон стиснутое двумя женщинами-пантерами.
Приблизившись к частоколу, разбойницы втолкнули свою жертву внутрь огороженной территории. Цепи по-прежнему оставались на руках рабыни, а запястья теперь дополнительно стягивали кожаные ремни. Туника на ней была разорвана до пояса, а шерстяная лента, перевязывавшая прежде ее волосы, исчезла совсем. Пришедшие рывком поставили Ширу на колени у самого костра. Голова ее была низко опущена, на спине виднелись рубцы от плетей.
— Неподалеку отсюда мы встретили эту плутавшую по лесу рабыню, — сообщила женщина.
— Это моя рабыня, — сказал я.
— Ты знаешь, кто она такая?
— Рабыня, — пожал я плечами.
Темнота по всему периметру лагеря ответила дружным женским смехом. Шира еще ниже опустила голову.
— Эту девушку зовут Шира, — сообщила моя собеседница. — Некогда она тоже была женщиной-пантерой и даже предводителем разбойниц.
— Вот как? — Я сделал вид, что удивлен. Молодая женщина рассмеялась.
— Когда-то она была главной соперницей Вьерны, — продолжала она. — Теперь же Вьерна с большим удовольствием возвращает ее тебе. — Она перевела взгляд на Ширу. — Ошейник тебе очень к лицу, Шира.
В обращенных к ней глазах Ширы безграничная ненависть смешалась с отчаянием.
— Торговец говорит, что ты принадлежишь ему. Это правда? — спросила молодая женщина.
От переполнявшей ее ярости Шира не в силах была произнести ни слова.
— Отвечай, рабыня! — настойчиво потребовала женщина.
— Да, — процедила сквозь зубы Шира, — это мой хозяин.
Раскаты дружного женского хохота прокатились далеко за пределами лагеря.
Молодая женщина кивнула в сторону Ширы.
— Ну, и как из нее рабыня? Послушная? — поинтересовалась она.
Я посмотрел на Ширу:
— Вполне.
Шира еще ниже уронила голову. Смех девушек вокруг лагеря стал громче.
— Мы хотим за ее возвращение четыре металлических наконечника для стрел, — сказала молодая женщина.
— Цена вполне приемлемая, — согласился я.
— Даже высокая за такое ничтожество. — В голосе женщины слышалось безграничное презрение.
Шира сжала кулаки и, не в силах более сдерживаться, разрыдалась от отчаяния.
Я жестом указал одной из стоящих рядом с ней девушек, что она может взять четыре наконечника для стрел из мешка с товарами. Та подошла к мешку и вытащила четыре наконечника: именно четыре, и не единым больше.
— Значит, ты — Вьерна? — спросил я молодую женщину.
— Нет, — ответила она.
Я постарался придать своему лицу разочарованное выражение. Во взгляде сидящей напротив женщины появилась настороженность.
— Ты ищешь Вьерну? — поинтересовалась она.
— Я приехал издалека специально, чтобы поговорить с ней. — Думаю, я выглядел сейчас в достаточной степени недовольным. — Я полагал, что эта территория входит в зону обитания ее банды.
— Я действительно из банды Вьерны, — призналась моя собеседница.
— Вот как? Это уже лучше.
У сидящей напротив меня молодой женщины были очень светлые волосы и голубые глаза, как у большинства девушек, населяющих эти места. Она была довольно хороша собой, но жесткие черты лица производили отталкивающее впечатление. Поэтому в глубине души я даже порадовался, что эта женщина — не Вьерна.
— Я — Боск с Таборга, — представился я.
— А я — Мира, — ответила она.
— Значит, ты пришла от Вьерны? — уточнил я. — Ты можешь говорить от ее имени?
— Да. А от чьего имени будешь говорить ты?
— От своего собственного.
— Не от имени Марленуса из Ара?
— Нет.
— Это интересно, — задумчиво произнесла она. — Хотя Вьерна предупреждала, что Марленус не будет подходить так близко, как это сделали вы, и не станет поручать вести свое дело торговцу.
— Вероятно, она права, — пожал я плечами.
Марленус, разумеется, вышел на охоту за Вьерной не в одиночку. И никаких разговоров с женщинами-пантерами он не будет вести до тех пор, пока они не предстанут перед ним коленопреклоненными и закованными в цепи.
— Тебе известно, что Марленус находится в этих лесах? — поинтересовалась Мира.
— Да, я об этом слышал, — ответил я.
— А ты знаешь, где его лагерь?
— Нет, — покачал я головой, — но поговаривают, будто он расположен где-то к северу или северо-востоку от Лауриса.
— Мы примерно представляем себе, где это может быть.
— Лично меня, — сказал я, — больше интересует девушка, находящаяся в лагере Вьерны в качестве пленницы.
— Рабыня? — усмехнулась Мира.
— Возможно, — согласился я. — Говорят, она очень красивая.
— Ты имеешь в виду Талену, — рассмеялась Мира, — дочь Марленуса из Ара.
— Верно, — согласился я. — Она в вашем лагере?
— Может быть, да, — неопределенно ответила молодая женщина, — а может быть, и нет.
— Я готов предложить за нее хорошие деньги. Дам целый вейт золота.
Вейт — десять горианских стоунов, а стоун весит примерно четыре фунта.
— Если она окажется у тебя, ты когда-нибудь снова вернешь ее Марленусу из Ара? — Вопрос Миры напоминал скорее утверждение.
— Нет, — ответил я. — У меня на этот счет другие планы. Я сумею извлечь из этой женщины большую выгоду.
Мира встала. Я поднялся следом за ней.
— Десять вейтов золота, — повысил цену я, но, заглянув в глаза молодой женщины, понял, что Талена не предназначена для продажи. — Девушка находится в вашем лагере? — спросил я.
— Может быть, да, а может быть, и нет, — снова повторила Мира.
— Назови свою цену, — сказал я.
— Эти леса, — медленно произнесла Мира, — принадлежат женщинам-пантерам. Не стоит задерживаться здесь слишком долго. Торговец, дождись утра и уходи отсюда.
Я посмотрел ей в глаза.
— Тебе повезло, что мы смогли договориться и кое-чем обменяться. — Она раскрыла ладонь, на которой лежало четыре металлических наконечника, полученные за возвращение Ширы.
Я понял, что она хотела этим сказать. Мира обернулась к моим матросам, оглядев их так, как обычно мужчина осматривает женщину.
— Некоторые из них довольно интересные экземпляры, — заметила она. — Сильные, красивые. Они бы неплохо смотрелись в рабских оковах.
Молодая женщина направилась к проему в частоколе, но, прежде чем скрыться в нем, еще раз обернулась и посмотрела на меня.
— Берегись, — предупредила она. — Эти леса принадлежат женщинам-пантерам. Уходи отсюда!
— Я слышал.
— И послушайся моего совета, торговец, не ищи себе приключений, не вмешивайся в дела Вьерны и Марленуса.
— Я слышал тебя, — повторил я.
Молодая женщина бесшумно скользнула в темноту ночи; остальные растаяли вслед за ней.
Матросы вскочили на ноги и немедленно расхватали свое оружие.
Я подошел к Шире и приподнял ее подбородок.
— Ты видела Вьерну? — спросил я.
— Да, — ответила она.
— А в их лагере ты была?
— Нет.
— Талена у них?
Я почувствовал, как у меня сами собой сжимаются кулаки.
— Не знаю, — покачала головой Шира.
— Вьерна велела тебе что-нибудь мне передать?
— Да, но это не так важно.
— Что это за сообщение?
— Это не сообщение, скорее совет. Он касается меня… — Шира уронила голову.
— Что она хотела?
— Она велела передать… — пробормотала Шира.
— Ну, скорее!
— …велела передать, чтобы вы научили меня быть настоящей рабыней, — едва слышно пробормотала девушка.
— И это все?
— Все…
«Черт бы побрал вас обеих», — раздраженно подумал я и обернулся к Турноку: — Вставь катая на место.
Крестьянин заделал проем в частоколе.
Я пристально вгляделся в окружающую нас темноту леса. Мы, конечно, уйдем отсюда. Уйдем завтра же утром. Но мы еще вернемся.
Я дал Вьерне и ее банде возможность подумать. Они от нее отказались. Это их право.
Я снял с Ширы наручники.
— Кара, — распорядился я, — обучи эту девушку всему, что должна уметь рабыня.
— Да, хозяин, — ответила Кара и, тронув девушку за плечо, повела за собой.
Уходя, Шира оглянулась и посмотрела на меня через плечо. Кара научит ее готовить пищу, шить, стирать и гладить одежду — всему тому, что обычно делает рабыня. Бывшей женщине-пантере придется с самых азов обучаться тому, что знает каждая рабыня.
Пусть занимается делом. Это лучше, чем шататься по лесу.
Меньше чем через ан мы с Риммом, Турноком и пятью матросами вернулись из лагеря, возведенного нами в лесу для встречи с женщинами-пантерами, в наш основной лагерь на берегу реки.
Я внимательно осмотрел корпус «Терсефоры»: его уже очистили от ракушек и налипших водорослей. Матросы поработали на совесть.
За время моего отсутствия несколько охотников и разбойников принесли в лагерь шкуры слинов и пантер. Им предложили хорошую цену, в золоте или товарами — на выбор. Нам необходимо было играть свою роль до конца, поскольку и жители Лауриса, и обитатели лесов, за исключением теперь, пожалуй, разбойниц из банды Вьерны, не сомневались в том, что мы — торговцы, прибывшие сюда именно за шкурами и мехами. Результаты наших приобретений меня не разочаровали.
— Смотрите! — негромко воскликнул Римм. — Вот уж настоящая сучка слина!
Мы оглянулись на Тину, подносящую кувшин с водой очищавшим борт судна матросам. Ноги у нее были до самых колен облеплены песком. Тунику ее, как я заметил, подпоясывал тонкий шнурок. Я невольно усмехнулся.
Мы с Риммом подошли ближе. Она обернулась и удивленно посмотрела на нас. Затем, искусно пряча охватившее ее волнение, протянула кувшин с водой одному из матросов.
— Хозяева что-то хотели? — спросила она.
— Да, — сказал я. — Подними руки над головой.
Она повиновалась. Собравшиеся вокруг матросы с любопытством наблюдали. Повязанный вокруг талии девушки тонкий шнурок позволял ее короткой тунике ниспадать свободными складками, но, думаю, маленькая чертовка использовала его вовсе не для того, чтобы подчеркнуть прелести своей ладной фигурки.
Римм развязал узел на шнурке. Из-под туники к ногам девушки упало несколько небольших горианских слив, недоспелый плод ларма и две серебряные монеты.
— Ах ты, маленькая воровка! — укоризненно произнес Римм.
— Да, воровка! — воскликнула девушка. — И отец мой был вором! И отец его отца тоже!
Матросы обступили нас плотной стеной.
— Это у меня пропало два серебряных тарска, — сказал один из них.
Он нагнулся и поднял с земли монеты. Девушка была напугана. Воровство на Горе не поощрялось.
— Где твой тайник? — спросил я.
Она посмотрела на меня, обвела глазами сурово нахмуренные лица матросов и снова остановила свой взгляд на мне.
— У меня нет никакого тайника, — прошептала она.
— Даю тебе десять ин, чтобы показать его нам, — сказал я.
— У меня нет тайника! — крикнула девушка.
— Один, — начал я отсчет.
— У меня нет тайника! — снова закричала она. — Там ничего нет!
— Два, — продолжал я.
Тина со стоном рванулась по направлению к ограждающему лагерь частоколу, к тому месту, где ее усадили на песок и оставили ждать дальнейших приказаний. Здесь она упала на колени и стала, всхлипывая, испуганно оглядываясь по сторонам, разрывать песок.
Мы подошли ближе.
— Девять, — произнес я, продолжая отсчет.
Она протянула мне небольшой, обернутый куском кожи сверток, с которого тонкими ручейками сыпались мелкие песчинки, и с глухим рыданием упала к моим ногам.
Я развернул сверток. В нем оказались всевозможные женские побрякушки: несколько колец, медальонов, монет и два небольших зеркальца.
— Ты искусная воровка, — заметил я.
— Мой отец был вором, — тихо повторила девушка. — И отец его отца тоже воровал.
Я бросил на песок все ее нажитое тяжким трудом богатство.
— Ты ведь знаешь, что рабу не положено иметь какие-либо вещи? — спросил я.
— Да, хозяин, — пробормотала Тина.
Раб может пользоваться вещами, но не имеет права обладать ими. Он сам — вещь того, кому принадлежит.
— Что хозяин собирается сделать со мной? — робко поднимая на меня испуганный взгляд, спросила она.
— Встань, — приказал я. Она поднялась на ноги.
— Ты заслуживаешь сурового наказания, — сказал я.
Девушка обреченно уронила голову.
— И я действительно накажу тебя, если через один ен ты не принесешь мне золотую монету двойного веса.
— Но у меня нет золота! — воскликнула она.
— Тогда плетей тебе не избежать, — пообещал я.
— Нет! — закричала она. — Нет! — И бросилась расталкивать еще плотнее обступивших ее людей.
Через несколько ин матросам удалось с ней справиться, и ее снова швырнули на песок, заставив опуститься передо мной на колени.
Она стояла, низко склонив голову.
— Кажется, придется отходить ее плетьми, — заметил Римм.
— Не думаю, — возразил я.
Тина подняла голову. Глаза ее радостно сияли. Она протянула мне ладонь, на которой лежала золотая монета. Двойного веса.
По рядам матросов прошел восхищенный гул. Они дружно забарабанили правой, сжатой в кулак рукой по левому плечу, что, по горианским традициям означает аплодисменты.
Я поднял девушку на ноги. Она весело рассмеялась.
— Ты непревзойденный мастер, — не удержался я.
— Мой отец был вором, — пожала она плечами.
— Знаем. И отец твоего отца тоже воровал, — усмехнувшись добавил Римм.
Тина снова рассмеялась и смущенно опустила голову.
— Ну и что, ты так и будешь нас обворовывать? — поинтересовался я.
Она пристально посмотрела мне в глаза.
— Нет, хозяин, — твердо ответила она. — Не буду!
— Наоборот, — возразил я, — мое желание в том и состоит, чтобы ты продолжала совершенствовать свое мастерство. В лагере можешь красть, что хочешь и у кого хочешь, но в течение ана ты обязана вернуть все украденное.
Девушка радостно рассмеялась. Мужчины напряженно переглянулись.
— После ужина продемонстрируешь свои способности, — распорядился я.
— Да, хозяин, — ответила рабыня.
— Чьи это деньги? — спросил я, подбрасывая на ладони золотую монету.
Матросы хлопали себя по карманам. Ни один пропажи не обнаружил. Неужели она ухитрилась стащить ее у меня? Невероятно!
— Это мои деньги? — спросил я.
— Нет, — рассмеялась она, — Турнока.
Турнок, не проверявший свои карманы, поскольку был уверен, что уж он-то, крестьянин, никогда не станет жертвой какой-то мелкой уличной воровки, лишь презрительно фыркнул в ответ.
— Это не мои деньги, — с непоколебимой уверенностью заявил он.
— У тебя была золотая монета двойного веса? — спросил я.
— Да, вот она, — ответил Турнок и сунул руку в карман.
В течение следующих нескольких секунд все мы с любопытством наблюдали, как самоуверенность на его лице сменяется хмурым недоумением. Стоящие вокруг матросы дружно рассмеялись. Я швырнул ему монету.
— Ты хороша, маленькая воровка, — покачал я головой. — Ну-ка, повернись ко мне спиной.
Она послушно развернулась. Я поднял с земли шнурок, подпоясал им талию девушки и крепко завязал его сзади, у нее за спиной. Она раскрыла рот от удивления.
— Вы повязываете мне этот шнурок, чтобы я могла прятать под туникой все, что украла? — спросила она.
— Нет, — усмехнулся я, — чтобы каждый мужчина мог сразу же заметить и по достоинству оценить твою привлекательность.
К моему удивлению, Тина, эта портовая воровка из Лидиуса, покраснела от смущения. Я притянул ее к себе и поцеловал в губы. Тело ее было напряжено; непривычная к рабскому ошейнику, к подобному общению с мужчиной, она вся дрожала. Не выпуская ее из своих объятий, я несколько отстранился и заглянул ей в лицо. Очевидно, поцелуй не оставил ее равнодушной и, хотя в глазах все еще стоял испуг, губы потянулись ко мне и мягко коснулись щеки.
— А если я не верну в течение ана того, что украла, — спросила она, — что со мной будет?
— Да в общем, ничего страшного, — сказал я. — На первый раз тебе отрубят левую руку.
Она попыталась вырваться из моих объятий.
— Да, не расстраивайся так, — поспешил я ее утешить. — У тебя ведь останется еще правая рука. Тебе ее отрубят только после второго проступка.
Ее черные глаза, наполненные безграничным ужасом, пылали в нескольких дюймах от моего лица.
— Ты все поняла? — спросил я.
— Да, хозяин.
— Ты рабыня, не забывай об этом.
— Не забуду, хозяин.
Я снова поцеловал ее, надолго прижавшись к ее губам. Она чуть не задохнулась и, когда я выпустил ее из своих объятий, так и застыла, с трудом переводя дыхание и не сводя с меня затуманенных глаз.
Я заметил, что у Ширы это зрелище вызвало совершенно иную реакцию: она даже забыла про кувшин, который несла на кухню, и наблюдала за нами с сердитым выражением лица.
Я мысленно усмехнулся и, обернувшись к своим парням, сказал:
— Губы у нее — что надо! Кто хочет, может убедиться сам!
Желающих убедиться оказалось более чем достаточно. Девушка переходила из рук в руки, под одобрительные замечания как уже прошедших процедуру убеждения, так и с нетерпением дожидающихся своей очереди. Лицо девушки раскраснелось, она тяжело дышала и слезы на ее щеках давно высохли. Во взгляде, которым она наградила меня, проскользнула даже некоторая дерзость.
— Главное — не забывай, что ты рабыня, — напомнил я.
— Я не забуду, — пообещала она и внезапно, быстро развернувшись, побежала к кухне.
Мужчины, пересмеиваясь, расступились и дали ей дорогу. Двигалась она гибко и грациозно.
В скором времени, думаю, отношения между ней и матросами станут менее напряженными.
Мы с матросами, свободными от несения службы на посту, сидели вокруг костра, разведенного под защитой частокола, неподалеку от корпуса вытащенной на берег «Терсефоры».
Рядом со мной, опустившись на колени, сидела Шира, следившая, чтобы мой кубок не пустовал. Я попивал пагу, не обращая на нее внимания.
— Когда мы снова вернемся в лес? — поинтересовался Римм; ему прислуживала устроившаяся рядом Кара.
— Не сразу, — ответил я. — Сначала мне бы хотелось получше устроить тех, кто останется в лагере.
— Значит, у нас еще есть время?
— Думаю, да. Мы знаем примерное месторасположение лагеря Вьерны и зону обитания ее банды. Марленусу же это неизвестно. Сейчас он все еще выслеживает разбойниц где-нибудь в окрестностях Лауриса.
— Завидую вашей выдержке, — покачал головой Римм.
— Выдержка — главное достоинство торговца, — усмехнулся я и подставил Шире свой кубок, чтобы та смогла его наполнить.
— Думаю, хорошему игроку и воину без выдержки также не обойтись, — заметил Римм.
— Верно. — Я сделал глоток вина.
— А вот мне терпения недостает, — признался Римм. — Мне постоянно нужно быть чем-то занятым.
— Отлично, — сказал я. — Значит, завтра отправишься вниз по реке, в Лаурис, и договоришься там насчет четверых самых красивых девиц из пага-таверн для наших остающихся здесь матросов. После этого сразу же возвращайся сюда. Девчонок приведи с собой.
— Как идут дела? — спросил я, подходя к Турноку.
— Все в порядке, капитан — ответил он.
Я и сам видел, что работа близится к концу. Лагерь Марленуса, великого убара Ара, полагаю, находится где-нибудь в глубине леса, к северу или северо-востоку от Лауриса. Вполне вероятно также, что Марленус мог воспользоваться тем лагерем, который он возвел, находясь здесь несколько месяцев назад, когда, устав от государственных дел, охотился в северных лесах и, помимо четвероногих хищников, поймал Вьерну, предводительницу женщин-разбойниц, вместе с несколькими членами ее банды. Это событие, думаю, сделало Марленуса излишне самоуверенным.
Второй раз, полагаю, ему уже не удастся захватить Вьерну с такой легкостью.
— Еще пара кольев — и изгородь будет закончена, — сообщил Турнок.
Я взглянул на солнце: его нижний край уже спрятался за верхушками деревьев. Через пол-ана начнет темнеть.
Рабам самое время для побега.
Я посмотрел на Ширу.
— Поднимайся, — сказал я. Она покорно встала на ноги.
Я еще раз окинул взглядом ее крепкую фигурку в короткой шерстяной тунике без рукавов, волосы, стянутые на затылке белой лентой, руки, скованные цепями, ошейник… И внезапно впервые понял, что она красива.
Она внимательно посмотрела на меня. Руки у нее медленно сжались в кулаки.
— Ты приобрел меня именно для этого? — спросила она.
— Да, — ответил я.
Шира повернулась и проскользнула в щель в изгороди, еще не забранную кольями. Оказавшись по ту сторону изгороди, она, не оглядываясь, быстро направилась в лес.
В ее интересах было как можно скорее оказаться в руках разбойниц Вьерны. Уже через ан голодные слины выйдут на охоту.
— Что будем делать теперь, капитан? — спросил Турнок, закончивший загонять в землю недостававшие в стенке забора колья и с гордостью оглядывающий творение рук своих.
— Теперь будем готовить еду, — ответил я, — ужинать и — ждать.
Ближе к полуночи, в двадцатом ане по горианскому времени, с наружной стороны ограждения до нас донесся какой-то легкий шорох.
— Костер не гасить, — приказал я вполголоса, — но от огня держаться подальше.
Оставленный гореть костер свидетельствовал о том, что мы не имеем враждебных намерений и хотим установить контакт. И все же на свет выходить не следовало, поскольку лесные жители могли оказаться не столь миролюбивы и поприветствовать наше появление выпущенными из темноты стрелами. Однако это, видимо, не входило в планы лесных жителей, в противном случае, думаю, мы бы не услышали их приближения.
Более того, чуть позже они сознательно сломали сухую ветку в руках, чтобы привлечь к себе внимание и посмотреть на ответную реакцию.
Я подошел ближе к огню, чтобы они смогли убедиться в том, что я не вооружен.
— Я — Боск, торговец свободного острова Таборга! — крикнул я в темноту. — Я хочу говорить с вами.
В лесу царила тишина.
— Мы привезли с собой товары для обмена, — продолжал я.
Из темноты вынырнула девушка, одетая в шкуры лесных пантер. В руке она держала лук и выглядела весьма уверенно.
— Разожгите огонь поярче, — приказала она.
— Давай, — кивнул я Турноку.
Он неохотно подбросил в костер охапку хвороста, и вскоре пламя осветило всю внутреннюю часть лагеря. Мы не могли видеть, что происходит за изгородью.
— Пусть горит так же ярко, — распорядилась женщина.
— Подбрось дров, делать нечего, — сказал я Турноку.
Теперь каждый из находящихся внутри ограниченного изгородью пространства был виден как на ладони и представлял собой отличную мишень.
— Снимите мечи и бросьте оружие, — продолжала командовать женщина.
Я бросил на землю поясной ремень, меч, щит и нож. Матросы с явной неохотой последовали моему примеру.
— Отлично! — донесся до нас с внешней стороны изгороди довольный голос женщины.
Она настороженно наблюдала за нами. Теперь, в свете ярко пылающего костра, мы тоже могли рассмотреть ее как следует.
На ней были коротко подрубленные шкуры, а в руке она сжимала лук. Левое запястье украшал широкий золотой браслет; на щиколотке правой ноги также сверкала изящная золотая полоска. Это была настоящая женщина-пантера.
— Вы окружены, — сообщила она.
— Не сомневаюсь, — ответил я.
— Сейчас в сердце каждого из вас нацелена стрела.
— Это тоже не вызывает сомнений.
— Вы отдаете себе отчет в том, что, если только пожелаем, мы можем захватить вас в плен и обратить в рабство?
— Конечно.
— Хорошо. О чем же вы хотели поговорить?
— Может, нам лучше беседовать не через забор?
— Вытащите из заграждения несколько кольев, и мы поговорим через проем, — предложила женщина.
Я обернулся к Турноку:
— Вытащи из частокола четыре кола. Здоровяк крестьянин с видимой неохотой выполнил мое распоряжение. С гордо поднятой головой женщина-пантера вошла на территорию нашего лагеря. Здесь она внимательно осмотрелась. Взгляд у нее был пристальный и бесстрашный. Она подошла к лежащему на земле оружию и ногой отодвинула его подальше от стоящих мужчин.
— Садитесь, — предложила она матросам, указывая на пространство возле образуемой частоколом стены. — И повернитесь лицом к огню.
Я жестом подтвердил, что они должны в точности следовать ее указаниям.
— Устраивайтесь ближе друг к другу, — распорядилась она.
Я снова кивком головы подтвердил ее приказ. Она сознательно усадила их лицами к огню, чтобы глаза, привыкшие к свету, не смогли сразу привыкнуть к темноте. Теперь, если костер внезапно потушить, мои люди в течение целого ена будут слепыми и беспомощными, в полной зависимости от женщин-пантер. Не зря им приказали и расположиться ближе друг к другу, чтобы разбойницам, вздумай они начать стрельбу, легче было выбирать себе цель. Женщина тоже устроилась возле костра, по-мужски скрестив перед собой ноги. Из-за частокола опять донесся какой-то звук, и я увидел, как из темноты выплывает что-то белое, с обеих сторон стиснутое двумя женщинами-пантерами.
Приблизившись к частоколу, разбойницы втолкнули свою жертву внутрь огороженной территории. Цепи по-прежнему оставались на руках рабыни, а запястья теперь дополнительно стягивали кожаные ремни. Туника на ней была разорвана до пояса, а шерстяная лента, перевязывавшая прежде ее волосы, исчезла совсем. Пришедшие рывком поставили Ширу на колени у самого костра. Голова ее была низко опущена, на спине виднелись рубцы от плетей.
— Неподалеку отсюда мы встретили эту плутавшую по лесу рабыню, — сообщила женщина.
— Это моя рабыня, — сказал я.
— Ты знаешь, кто она такая?
— Рабыня, — пожал я плечами.
Темнота по всему периметру лагеря ответила дружным женским смехом. Шира еще ниже опустила голову.
— Эту девушку зовут Шира, — сообщила моя собеседница. — Некогда она тоже была женщиной-пантерой и даже предводителем разбойниц.
— Вот как? — Я сделал вид, что удивлен. Молодая женщина рассмеялась.
— Когда-то она была главной соперницей Вьерны, — продолжала она. — Теперь же Вьерна с большим удовольствием возвращает ее тебе. — Она перевела взгляд на Ширу. — Ошейник тебе очень к лицу, Шира.
В обращенных к ней глазах Ширы безграничная ненависть смешалась с отчаянием.
— Торговец говорит, что ты принадлежишь ему. Это правда? — спросила молодая женщина.
От переполнявшей ее ярости Шира не в силах была произнести ни слова.
— Отвечай, рабыня! — настойчиво потребовала женщина.
— Да, — процедила сквозь зубы Шира, — это мой хозяин.
Раскаты дружного женского хохота прокатились далеко за пределами лагеря.
Молодая женщина кивнула в сторону Ширы.
— Ну, и как из нее рабыня? Послушная? — поинтересовалась она.
Я посмотрел на Ширу:
— Вполне.
Шира еще ниже уронила голову. Смех девушек вокруг лагеря стал громче.
— Мы хотим за ее возвращение четыре металлических наконечника для стрел, — сказала молодая женщина.
— Цена вполне приемлемая, — согласился я.
— Даже высокая за такое ничтожество. — В голосе женщины слышалось безграничное презрение.
Шира сжала кулаки и, не в силах более сдерживаться, разрыдалась от отчаяния.
Я жестом указал одной из стоящих рядом с ней девушек, что она может взять четыре наконечника для стрел из мешка с товарами. Та подошла к мешку и вытащила четыре наконечника: именно четыре, и не единым больше.
— Значит, ты — Вьерна? — спросил я молодую женщину.
— Нет, — ответила она.
Я постарался придать своему лицу разочарованное выражение. Во взгляде сидящей напротив женщины появилась настороженность.
— Ты ищешь Вьерну? — поинтересовалась она.
— Я приехал издалека специально, чтобы поговорить с ней. — Думаю, я выглядел сейчас в достаточной степени недовольным. — Я полагал, что эта территория входит в зону обитания ее банды.
— Я действительно из банды Вьерны, — призналась моя собеседница.
— Вот как? Это уже лучше.
У сидящей напротив меня молодой женщины были очень светлые волосы и голубые глаза, как у большинства девушек, населяющих эти места. Она была довольно хороша собой, но жесткие черты лица производили отталкивающее впечатление. Поэтому в глубине души я даже порадовался, что эта женщина — не Вьерна.
— Я — Боск с Таборга, — представился я.
— А я — Мира, — ответила она.
— Значит, ты пришла от Вьерны? — уточнил я. — Ты можешь говорить от ее имени?
— Да. А от чьего имени будешь говорить ты?
— От своего собственного.
— Не от имени Марленуса из Ара?
— Нет.
— Это интересно, — задумчиво произнесла она. — Хотя Вьерна предупреждала, что Марленус не будет подходить так близко, как это сделали вы, и не станет поручать вести свое дело торговцу.
— Вероятно, она права, — пожал я плечами.
Марленус, разумеется, вышел на охоту за Вьерной не в одиночку. И никаких разговоров с женщинами-пантерами он не будет вести до тех пор, пока они не предстанут перед ним коленопреклоненными и закованными в цепи.
— Тебе известно, что Марленус находится в этих лесах? — поинтересовалась Мира.
— Да, я об этом слышал, — ответил я.
— А ты знаешь, где его лагерь?
— Нет, — покачал я головой, — но поговаривают, будто он расположен где-то к северу или северо-востоку от Лауриса.
— Мы примерно представляем себе, где это может быть.
— Лично меня, — сказал я, — больше интересует девушка, находящаяся в лагере Вьерны в качестве пленницы.
— Рабыня? — усмехнулась Мира.
— Возможно, — согласился я. — Говорят, она очень красивая.
— Ты имеешь в виду Талену, — рассмеялась Мира, — дочь Марленуса из Ара.
— Верно, — согласился я. — Она в вашем лагере?
— Может быть, да, — неопределенно ответила молодая женщина, — а может быть, и нет.
— Я готов предложить за нее хорошие деньги. Дам целый вейт золота.
Вейт — десять горианских стоунов, а стоун весит примерно четыре фунта.
— Если она окажется у тебя, ты когда-нибудь снова вернешь ее Марленусу из Ара? — Вопрос Миры напоминал скорее утверждение.
— Нет, — ответил я. — У меня на этот счет другие планы. Я сумею извлечь из этой женщины большую выгоду.
Мира встала. Я поднялся следом за ней.
— Десять вейтов золота, — повысил цену я, но, заглянув в глаза молодой женщины, понял, что Талена не предназначена для продажи. — Девушка находится в вашем лагере? — спросил я.
— Может быть, да, а может быть, и нет, — снова повторила Мира.
— Назови свою цену, — сказал я.
— Эти леса, — медленно произнесла Мира, — принадлежат женщинам-пантерам. Не стоит задерживаться здесь слишком долго. Торговец, дождись утра и уходи отсюда.
Я посмотрел ей в глаза.
— Тебе повезло, что мы смогли договориться и кое-чем обменяться. — Она раскрыла ладонь, на которой лежало четыре металлических наконечника, полученные за возвращение Ширы.
Я понял, что она хотела этим сказать. Мира обернулась к моим матросам, оглядев их так, как обычно мужчина осматривает женщину.
— Некоторые из них довольно интересные экземпляры, — заметила она. — Сильные, красивые. Они бы неплохо смотрелись в рабских оковах.
Молодая женщина направилась к проему в частоколе, но, прежде чем скрыться в нем, еще раз обернулась и посмотрела на меня.
— Берегись, — предупредила она. — Эти леса принадлежат женщинам-пантерам. Уходи отсюда!
— Я слышал.
— И послушайся моего совета, торговец, не ищи себе приключений, не вмешивайся в дела Вьерны и Марленуса.
— Я слышал тебя, — повторил я.
Молодая женщина бесшумно скользнула в темноту ночи; остальные растаяли вслед за ней.
Матросы вскочили на ноги и немедленно расхватали свое оружие.
Я подошел к Шире и приподнял ее подбородок.
— Ты видела Вьерну? — спросил я.
— Да, — ответила она.
— А в их лагере ты была?
— Нет.
— Талена у них?
Я почувствовал, как у меня сами собой сжимаются кулаки.
— Не знаю, — покачала головой Шира.
— Вьерна велела тебе что-нибудь мне передать?
— Да, но это не так важно.
— Что это за сообщение?
— Это не сообщение, скорее совет. Он касается меня… — Шира уронила голову.
— Что она хотела?
— Она велела передать… — пробормотала Шира.
— Ну, скорее!
— …велела передать, чтобы вы научили меня быть настоящей рабыней, — едва слышно пробормотала девушка.
— И это все?
— Все…
«Черт бы побрал вас обеих», — раздраженно подумал я и обернулся к Турноку: — Вставь катая на место.
Крестьянин заделал проем в частоколе.
Я пристально вгляделся в окружающую нас темноту леса. Мы, конечно, уйдем отсюда. Уйдем завтра же утром. Но мы еще вернемся.
Я дал Вьерне и ее банде возможность подумать. Они от нее отказались. Это их право.
Я снял с Ширы наручники.
— Кара, — распорядился я, — обучи эту девушку всему, что должна уметь рабыня.
— Да, хозяин, — ответила Кара и, тронув девушку за плечо, повела за собой.
Уходя, Шира оглянулась и посмотрела на меня через плечо. Кара научит ее готовить пищу, шить, стирать и гладить одежду — всему тому, что обычно делает рабыня. Бывшей женщине-пантере придется с самых азов обучаться тому, что знает каждая рабыня.
Пусть занимается делом. Это лучше, чем шататься по лесу.
Меньше чем через ан мы с Риммом, Турноком и пятью матросами вернулись из лагеря, возведенного нами в лесу для встречи с женщинами-пантерами, в наш основной лагерь на берегу реки.
Я внимательно осмотрел корпус «Терсефоры»: его уже очистили от ракушек и налипших водорослей. Матросы поработали на совесть.
За время моего отсутствия несколько охотников и разбойников принесли в лагерь шкуры слинов и пантер. Им предложили хорошую цену, в золоте или товарами — на выбор. Нам необходимо было играть свою роль до конца, поскольку и жители Лауриса, и обитатели лесов, за исключением теперь, пожалуй, разбойниц из банды Вьерны, не сомневались в том, что мы — торговцы, прибывшие сюда именно за шкурами и мехами. Результаты наших приобретений меня не разочаровали.
— Смотрите! — негромко воскликнул Римм. — Вот уж настоящая сучка слина!
Мы оглянулись на Тину, подносящую кувшин с водой очищавшим борт судна матросам. Ноги у нее были до самых колен облеплены песком. Тунику ее, как я заметил, подпоясывал тонкий шнурок. Я невольно усмехнулся.
Мы с Риммом подошли ближе. Она обернулась и удивленно посмотрела на нас. Затем, искусно пряча охватившее ее волнение, протянула кувшин с водой одному из матросов.
— Хозяева что-то хотели? — спросила она.
— Да, — сказал я. — Подними руки над головой.
Она повиновалась. Собравшиеся вокруг матросы с любопытством наблюдали. Повязанный вокруг талии девушки тонкий шнурок позволял ее короткой тунике ниспадать свободными складками, но, думаю, маленькая чертовка использовала его вовсе не для того, чтобы подчеркнуть прелести своей ладной фигурки.
Римм развязал узел на шнурке. Из-под туники к ногам девушки упало несколько небольших горианских слив, недоспелый плод ларма и две серебряные монеты.
— Ах ты, маленькая воровка! — укоризненно произнес Римм.
— Да, воровка! — воскликнула девушка. — И отец мой был вором! И отец его отца тоже!
Матросы обступили нас плотной стеной.
— Это у меня пропало два серебряных тарска, — сказал один из них.
Он нагнулся и поднял с земли монеты. Девушка была напугана. Воровство на Горе не поощрялось.
— Где твой тайник? — спросил я.
Она посмотрела на меня, обвела глазами сурово нахмуренные лица матросов и снова остановила свой взгляд на мне.
— У меня нет никакого тайника, — прошептала она.
— Даю тебе десять ин, чтобы показать его нам, — сказал я.
— У меня нет тайника! — крикнула девушка.
— Один, — начал я отсчет.
— У меня нет тайника! — снова закричала она. — Там ничего нет!
— Два, — продолжал я.
Тина со стоном рванулась по направлению к ограждающему лагерь частоколу, к тому месту, где ее усадили на песок и оставили ждать дальнейших приказаний. Здесь она упала на колени и стала, всхлипывая, испуганно оглядываясь по сторонам, разрывать песок.
Мы подошли ближе.
— Девять, — произнес я, продолжая отсчет.
Она протянула мне небольшой, обернутый куском кожи сверток, с которого тонкими ручейками сыпались мелкие песчинки, и с глухим рыданием упала к моим ногам.
Я развернул сверток. В нем оказались всевозможные женские побрякушки: несколько колец, медальонов, монет и два небольших зеркальца.
— Ты искусная воровка, — заметил я.
— Мой отец был вором, — тихо повторила девушка. — И отец его отца тоже воровал.
Я бросил на песок все ее нажитое тяжким трудом богатство.
— Ты ведь знаешь, что рабу не положено иметь какие-либо вещи? — спросил я.
— Да, хозяин, — пробормотала Тина.
Раб может пользоваться вещами, но не имеет права обладать ими. Он сам — вещь того, кому принадлежит.
— Что хозяин собирается сделать со мной? — робко поднимая на меня испуганный взгляд, спросила она.
— Встань, — приказал я. Она поднялась на ноги.
— Ты заслуживаешь сурового наказания, — сказал я.
Девушка обреченно уронила голову.
— И я действительно накажу тебя, если через один ен ты не принесешь мне золотую монету двойного веса.
— Но у меня нет золота! — воскликнула она.
— Тогда плетей тебе не избежать, — пообещал я.
— Нет! — закричала она. — Нет! — И бросилась расталкивать еще плотнее обступивших ее людей.
Через несколько ин матросам удалось с ней справиться, и ее снова швырнули на песок, заставив опуститься передо мной на колени.
Она стояла, низко склонив голову.
— Кажется, придется отходить ее плетьми, — заметил Римм.
— Не думаю, — возразил я.
Тина подняла голову. Глаза ее радостно сияли. Она протянула мне ладонь, на которой лежала золотая монета. Двойного веса.
По рядам матросов прошел восхищенный гул. Они дружно забарабанили правой, сжатой в кулак рукой по левому плечу, что, по горианским традициям означает аплодисменты.
Я поднял девушку на ноги. Она весело рассмеялась.
— Ты непревзойденный мастер, — не удержался я.
— Мой отец был вором, — пожала она плечами.
— Знаем. И отец твоего отца тоже воровал, — усмехнувшись добавил Римм.
Тина снова рассмеялась и смущенно опустила голову.
— Ну и что, ты так и будешь нас обворовывать? — поинтересовался я.
Она пристально посмотрела мне в глаза.
— Нет, хозяин, — твердо ответила она. — Не буду!
— Наоборот, — возразил я, — мое желание в том и состоит, чтобы ты продолжала совершенствовать свое мастерство. В лагере можешь красть, что хочешь и у кого хочешь, но в течение ана ты обязана вернуть все украденное.
Девушка радостно рассмеялась. Мужчины напряженно переглянулись.
— После ужина продемонстрируешь свои способности, — распорядился я.
— Да, хозяин, — ответила рабыня.
— Чьи это деньги? — спросил я, подбрасывая на ладони золотую монету.
Матросы хлопали себя по карманам. Ни один пропажи не обнаружил. Неужели она ухитрилась стащить ее у меня? Невероятно!
— Это мои деньги? — спросил я.
— Нет, — рассмеялась она, — Турнока.
Турнок, не проверявший свои карманы, поскольку был уверен, что уж он-то, крестьянин, никогда не станет жертвой какой-то мелкой уличной воровки, лишь презрительно фыркнул в ответ.
— Это не мои деньги, — с непоколебимой уверенностью заявил он.
— У тебя была золотая монета двойного веса? — спросил я.
— Да, вот она, — ответил Турнок и сунул руку в карман.
В течение следующих нескольких секунд все мы с любопытством наблюдали, как самоуверенность на его лице сменяется хмурым недоумением. Стоящие вокруг матросы дружно рассмеялись. Я швырнул ему монету.
— Ты хороша, маленькая воровка, — покачал я головой. — Ну-ка, повернись ко мне спиной.
Она послушно развернулась. Я поднял с земли шнурок, подпоясал им талию девушки и крепко завязал его сзади, у нее за спиной. Она раскрыла рот от удивления.
— Вы повязываете мне этот шнурок, чтобы я могла прятать под туникой все, что украла? — спросила она.
— Нет, — усмехнулся я, — чтобы каждый мужчина мог сразу же заметить и по достоинству оценить твою привлекательность.
К моему удивлению, Тина, эта портовая воровка из Лидиуса, покраснела от смущения. Я притянул ее к себе и поцеловал в губы. Тело ее было напряжено; непривычная к рабскому ошейнику, к подобному общению с мужчиной, она вся дрожала. Не выпуская ее из своих объятий, я несколько отстранился и заглянул ей в лицо. Очевидно, поцелуй не оставил ее равнодушной и, хотя в глазах все еще стоял испуг, губы потянулись ко мне и мягко коснулись щеки.
— А если я не верну в течение ана того, что украла, — спросила она, — что со мной будет?
— Да в общем, ничего страшного, — сказал я. — На первый раз тебе отрубят левую руку.
Она попыталась вырваться из моих объятий.
— Да, не расстраивайся так, — поспешил я ее утешить. — У тебя ведь останется еще правая рука. Тебе ее отрубят только после второго проступка.
Ее черные глаза, наполненные безграничным ужасом, пылали в нескольких дюймах от моего лица.
— Ты все поняла? — спросил я.
— Да, хозяин.
— Ты рабыня, не забывай об этом.
— Не забуду, хозяин.
Я снова поцеловал ее, надолго прижавшись к ее губам. Она чуть не задохнулась и, когда я выпустил ее из своих объятий, так и застыла, с трудом переводя дыхание и не сводя с меня затуманенных глаз.
Я заметил, что у Ширы это зрелище вызвало совершенно иную реакцию: она даже забыла про кувшин, который несла на кухню, и наблюдала за нами с сердитым выражением лица.
Я мысленно усмехнулся и, обернувшись к своим парням, сказал:
— Губы у нее — что надо! Кто хочет, может убедиться сам!
Желающих убедиться оказалось более чем достаточно. Девушка переходила из рук в руки, под одобрительные замечания как уже прошедших процедуру убеждения, так и с нетерпением дожидающихся своей очереди. Лицо девушки раскраснелось, она тяжело дышала и слезы на ее щеках давно высохли. Во взгляде, которым она наградила меня, проскользнула даже некоторая дерзость.
— Главное — не забывай, что ты рабыня, — напомнил я.
— Я не забуду, — пообещала она и внезапно, быстро развернувшись, побежала к кухне.
Мужчины, пересмеиваясь, расступились и дали ей дорогу. Двигалась она гибко и грациозно.
В скором времени, думаю, отношения между ней и матросами станут менее напряженными.
Мы с матросами, свободными от несения службы на посту, сидели вокруг костра, разведенного под защитой частокола, неподалеку от корпуса вытащенной на берег «Терсефоры».
Рядом со мной, опустившись на колени, сидела Шира, следившая, чтобы мой кубок не пустовал. Я попивал пагу, не обращая на нее внимания.
— Когда мы снова вернемся в лес? — поинтересовался Римм; ему прислуживала устроившаяся рядом Кара.
— Не сразу, — ответил я. — Сначала мне бы хотелось получше устроить тех, кто останется в лагере.
— Значит, у нас еще есть время?
— Думаю, да. Мы знаем примерное месторасположение лагеря Вьерны и зону обитания ее банды. Марленусу же это неизвестно. Сейчас он все еще выслеживает разбойниц где-нибудь в окрестностях Лауриса.
— Завидую вашей выдержке, — покачал головой Римм.
— Выдержка — главное достоинство торговца, — усмехнулся я и подставил Шире свой кубок, чтобы та смогла его наполнить.
— Думаю, хорошему игроку и воину без выдержки также не обойтись, — заметил Римм.
— Верно. — Я сделал глоток вина.
— А вот мне терпения недостает, — признался Римм. — Мне постоянно нужно быть чем-то занятым.
— Отлично, — сказал я. — Значит, завтра отправишься вниз по реке, в Лаурис, и договоришься там насчет четверых самых красивых девиц из пага-таверн для наших остающихся здесь матросов. После этого сразу же возвращайся сюда. Девчонок приведи с собой.