Он вел себя так, как я и ожидал.
   Его весла заработали на полную мощность, и тяжелый корабль устремился к нам с такой скоростью, что таран его, мощный тарнский клюв, поднялся над водой, высекая из ее поверхности белую пену.
   Я рассмеялся.
   Мы поймали этот корабль, доказали ему преимущество «Дорны» и ее гребного мастера.
   Противник не слишком хотел вступать в сражение.
   — Рулевые — четверть поворота на правый борт! — приказал я.
   — Да, капитан! — ответили они.
   — Мастер, — сказал я, — по-моему, теперь у нас свидание с флотилией Тироса и Коса.
   — Да, капитан, — усмехнулся он и, обращаясь к темп-мастеру, добавил: — Скорость максимальная!
   Таран неприятельского корабля прошел мимо нас. Мы проскользнули один возле другого так быстро, что не успели даже обменяться выстрелами.
   Через какое-то мгновение неприятрльстсил корабль был уже в сотне ярдов у нас за кормой.
   Я рассмеялся.
   Обернувшись, я наблюдал, кaк он разворачивается по направлению к Косу.
   Я помог ему уклониться от сражения, если, конечно, оно должно было состояться.
   — Рулевые — держать направление на флотилию с сокровищами, — распорядился я.
   — Да, капитан, — откликнулись они.
   — Скорость — половина максимальной, — сказал я гребному мастеру.
   — Да, капитан, — кивнул он.
 
   С флотилией с сокровищами все обстояло именно так, как я ожидал. Из сорока сопровождающих ее боевых кораблей тридцать, увлекшись преследованием, позволили себе удалиться на непростительно большое расстояние. Четыре из них я потопил, а пятый вывел с театра боевых действий. Подобная история повторилась с каждым из моих одиннадцати заманивавших неприятеля в ловушку кораблей. Некоторым из судов противника, уцелевшим при возвращении к флотилии, удалось сгруппироваться, образовав бригаду из десяти-одиннадцати кораблей. Они, безусловно, продолжали представлять собой определенную угрозу, но к флотилии с сокровищами они еще не подошли. Остальные же суда противника были либо потоплены, либо повреждены настолько, что не в состоянии были продолжать движение. Сама флотилия и оставшиеся у нее в качестве прикрытия десять наиболее быстроходных судов, пока их увлеченные преследованием товарищи бороздили воды блистательной Тассы, подверглись молниеносному, беззвучному, абсолютно неожиданному нападению остальных моих восемнадцати боевых кораблей. Используя в основном довольно простую тактику так называемой «двойной атаки» — заключающейся в том, что два действующих в паре корабля, нападая на одиночно стоящий корабль противника, подходят к нему с разных направлений, вынуждал его тем самым подставить незащищенный борт или корму либо одному, либо другому из нападающих, — моим матросам удалось меньше чем за час уничтожить или вывести из строя семь из десяти оставшихся в качестве прикрытия боевых кораблей. Еще двоим позволено было убежать с поля боя, а последний, десятый, так и продолжал уклоняться от поединка, держась — даже сейчас! — среди круглых кораблей. Кстати, большинство круглых кораблей благоразумно отошли подальше от места, на котором разыгралось сражение, хотя из тридцати первоначально входивших в состав флотилии круглых кораблей после окончания сражения мы смогли собрать лишь двадцать два, да еще один подобрали по дороге и пригнали назад наши возвращающиеся корабли.
   Вести какие-либо действия против захваченных мной круглых кораблей я вовсе не собирался. Они были моими. Гораздо больше я был заинтересован в том, чтобы вернуть и те семь круглых судов, которым удалось от нас ускользнуть. Поэтому, как только к месту сосредоточения флотилии вернулось достаточное число моих кораблей, я начал организовывать преследование оставшихся тиросцев. Вывешенными на мачтовых фалах флажками и сигналами боевой трубы я отдал соответствующие распоряжения находящимся поблизости от меня кораблям, а те, в свою очередь, передали их более дальним. Я откомандировал для преследования десять своих кораблей и направил пять из них к Косу, предполагая, что, вероятнее всего, именно это направление изберут для себя ускользнувшие суда противника. Остальным пяти кораблям предстояло следовать прямо противоположным курсом, растянувшись — как и первая пятерка — в ряд на максимально возможное расстояние. Если поиски обеих пятерок не увенчаются успехом, через два дня они должны будут вернуться в Порт-Кар.
   Отдав необходимые указания и распрощавшись с уходящими на задание судами, мы стали дожидаться возвращения последнего из моих одиннадцати участвовавших в отвлекающем маневре кораблей.
   С его приходом для охраны и конвоирования флотилии с сокровищами у нас уже было двадцать судов — более чем достаточно, чтобы справиться с возможно решившими вернуться боевыми кораблями противника.
   Я приказал установить мачту и закрепить ее в мачтовой скважине, после чего поднялся на смотровую площадку.
   Вид двадцати трех только что обретенных мною круглых кораблей доставил мне истинное удовольствие.
   Круглые корабли, как, впрочем, и корабли-тараны, имеют между собой некоторые отличия, но в основном это — как я уже говорил, — двухмачтовые, с намертво закрепленным мачтовым стволом корабли, несущие два треугольных паруса. Несмотря на то, что на борту каждого круглого судна есть гребцы — как правило, рабы, — они большей частью передвигаются под парусом. Определяется это не только тяжестью самого судна, но и его возможностью двигаться чуть ли не прямо против ветра, чего лишены корабли-тараны, обладающие для этого слишком мелкой посадкой и малой yстойчивостью. Двигаясь против ветра даже под большим углом, боевой корабль практически невозможно удержать от крена на подветренный борт и захлестывания водой его гребных люков, что зачастую приводит к трагическим результатам. Поэтому боевые корабли, как правило, идут под парусом только при благоприятном ветре. По сравнению с кораблем-тараном круглое судно меньше боится непогоды, а следовательно, и длительных переходов. Обладая большой вместительностью, оно способно принять на борт значительный груз. Конструкция корабля определяется его предназначением: круглого — транспортировкой грузов на большие расстояния, корабля-тарана — охотой и уничтожением неприятельского судна. В отличие от крепкого, добротного, медлительного круглого корабля, боевому нужна прежде всего скорость и маневренность; это не извозчик, это — хищник.
   Рассматривая корабли через подзорную трубу, я не мог сдержать усмешку.
   В самом центре между двадцатые тремя круглыми судами на волнах покачивалась длинная багрово-красного цвета галера, над которой развевался пурпурный флаг Коса. Судно поражало своей красотой, а золотая кайма по краю знамени свидетельствовала о том, что оно принадлежит главнокомандующему флотилии с сокровищами.
   Я сложил подзорную трубу и по узкой веревочной лестнице спустился на палубу.
   — Турнок, — сказал я, — передай флажками команду: «На абордаж! «
   — Да, капитан, — ответил тот.
   Экипажем «Дорны» сообщение было воспринято с радостью.
   Как я и предполагал, команды круглых кораблей практически не оказали нам сопротивление. Причин тому было предостаточно. Во-первых, их согнали всех вместе, лишив возможности маневрирования. Во-вторых, они ни в коей мере не могли сравниться с моими кораблями-таранами, которым в боевом отношении проигрывали по всем статьям. Но самое главное, гребцы-рабы к этому времени уже знали, что они окружены кораблями Боска, и рассчитывать на их поддержку в рукопашной не приходилось.
   Мои люди захватывали одно судно за другим, не сталкиваясь с большими трудностями.
   По численности вольнонаемного состава матросов круглые суда значительно уступали моим кораблям. Имея на борту от ста до двухсот сидящих на веслах рабов, сама команда круглого судна редко насчитывает больше двадцати-тридцати пяти человек, являющихся к тому же обычными матросами и офицерами, а никак не воинами. На «Дорне» же, напротив, число свободных матросов, включая работающих веслами, достигало двухсот пятнадцати человек, подавляющее большинство которых прекрасно владело оружием.
   Через час я уже ступил на трап, переброшенный с «Дорны» на палубу флагманского корабля, к тому времени полностью очищенного от не пожелавшего сдаться неприятеля.
   Я был встречен высоким худощавым человеком с коротко подстриженной бородой и наброшенной на плечи пурпурной накидкой.
   — Я Ренциус Хо-Бар из Телнуса, — высокомерно произнес он, — главнокомандующий объединенной флотилией Тироса и Коса, которой доверена транспортировка сокровищ.
   — Наденьте на него кандалы, — распорядился я. Адмирал сжал от ярости кулаки. Я повернулся к Клинтусу, попавшему на флагманский корабль раньше меня.
   — Не удалось отыскать перечень имеющегося на борту груза? — спросил я.
   Он протянул мне небольшого формата книжицу, отделанную по краю золотым шнурком, завязанным и скрепленным на обложке восковой печатью, на которой красовались инициалы Чембара, убара Тироса.
   Адмирал, уже в наручниках и кандалах, соединенных длинной цепью, стоял неподалеку.
   Я сломал восковую печать, разорвал шнурок и, раскрыв блокнот, погрузился в чтение перечня груза.
   Его можно было читать, как поэму.
   Время от времени то с одного корабля, то с другого доносились ликующие крики, когда мои матросы выпускали на свободу сидевших на гребных скамьях рабов.
   Все вольнонаемные, наоборот, будут закованы в цепи — как простые матросы, так и офицеры: на гребной скамье большого различия между ними не будет.
   — Адмирал, — требовательным тоном обратился ко мне главнокомандующий захваченной нами флотилии.
   Это отвлекло меня от чтения.
   Я взглянул на адмиральский флаг с расшитой золотом каймой.
   — Снимите его, — приказал я, — и повесьте на его место флаг Боска.
   — Да, капитан, — ответил Турнок.
   — Но послушайте! — негодующим тоном воспротестовал было главнокомандующий.
   — И этого заберите отсюда, — кивком указал я на него.
   Бородатого адмирала немедленно увели. Я захлопнул книжицу.
   — Если эти записи верны, в чем у нас нет никакой причины сомневаться, — заметил я Клинтусу, — мы и все капитаны Порт-Кара являемся теперь владельцами несметных сокровищ.
   — Да, — рассмеялся он, — их здесь хватит, чтобы сделать всех нас богатейшими из людей.
   — Более разумным было бы потратить эти сокровища на увеличение числа кораблей Арсенала Порт-Кара.
   — Но ведь Арсенал не потребует так много? — с сомнением в голосе поинтересовался Клинтуc.
   Я рассмеялся.
   — Арсеналу полагается восемнадцать тридцатых из общего количества добытых нами сокровищ, — сказал я. — Ведь восемнадцать кораблей из нашей флотилии принадлежат ему.
   Впоследствии по решению городского Совета я оставил себе двадцать тридцатых, или две трети стоимости всех сокровищ.
   Ко мне подошел один из матросов.
   — Разрешите обратиться? — спросил он.
   — Да, — ответил я.
   — Убара Вивина, — сказал он, — просит позволения увидеться с вами.
   — Очень хорошо. Передайте, что ей дозволено меня увидеть.
   — Да, капитан, — ответил матрос.
   Я снова раскрыл книжку с перечнем сокровищ.
   Когда я поднял голову, я заметил, что Вивина уже стоит передо мной, и, вероятно, стоит уже довольно долго.
   Встретив мой взгляд, она вздрогнула.
   Я рассмеялся.
   Она поднесла руку к губам. На ней был ослепительно переливающийся на солнце, отделанный золотом окрыляющий убор из тончайшего пурпурного шелка и ниспадающая на лицо темно-алая вуаль.
   Какое-то мгновение она смотрела на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.
   Затем она постаралась взять себя в руки к держать себя со мной, как подобает женщине ее положения.
   — Я — Вивина из Кастры, с острова Тирос, — представилась она.
   — А меня можешь называть просто Боском, — откликнулся я. — Я один из капитанов Порт-Кара.
   Позади девушки, в одеяниях почти столь же роскошных, как у нее самой, стояли две ее фрейлины, также, несомненно, благородного происхождения.
   — Как я догадываюсь, — с известной долей высокомерия произнесла она, — я являюсь вашей пленницей.
   Я не ответил.
   — Вы, конечно, понимаете, что жестоко поплатитесь за свои действия, — продолжала она. Я рассмеялся.
   — Как вам известно, я приняла официальное предложение Луриуса, убара Коса, стать его свободной спутницей. Следовательно, вы можете ожидать, что предложенный за меня выкуп будет достаточно велик.
   Я кивнул Клинтусу на стоящих позади Вивины девушек.
   — И много здесь этого добра? — поинтересовался я.
   — Сорок штук, — усмехнулся он.
   — Странно, что они не занесены в перечень находящеюся на борту груза, — заметил я. Усмешка Клинтуса стала шире. Девушки встревоженно переглянулись.
   — За моих девушек вам тоже предложат выкуп, — сочла нужным внести ясность Вивинa. — Хoтя он, конечно, будет несколько меньшим, чем мой.
   Я ответил ей удивленным взглядом.
   — А почему ты так уверена, что тебя будут держать здесь ради выкупа? — поинтересовался я. На ее лице отразилось полное недоумение,
   — Ну-ка, сними свою вуаль, — сказал я.
   — Нет, нет! — закричала она. — Никогда! Я пожал плечами.
   — Ну, как хочешь, — сказал я, возвращаясь к изучению перечня находящегося на борту груза.
   — Что вы собираетесь с нами сделать? — спросила она.
   Я обернулся к Клинтусу.
   — Удостой убару Вивину чести быть привязанной к носу этого корабля — флагманского корабля флотилии с сокровищами, — распорядился я.
   — Нет! — крикнула она.
   — Да, капитан, — ответил Клинтус. Двое стоящих рядом матросов подхватили ее под руки.
   — Девушек ее тоже распределите по кораблям, — продолжал я, — Двадцать из них отправьте на наши суда — причем самую красивую привяжите на носовой палубе «Дорны», — а остальных распределите по захваченным нами круглым кораблям.
   — Да, капитан, — кивнул Клинтус.
   Широкие ладони матросов легли на плечи стоящих за спиной Вивины девушек; они вскрикнули от ужаса.
   Я снова попытался сосредоточиться на бесконечном перечне находящихся на борту грузов.
   — Капитан, — обратилась ко мне Вивина.
   — Да? — поднял я голову.
   — Я… я… — запинаясь пробормотала она, — я согласна снять перед вами свою вуаль.
   — В этом нет никакой необходимости, — пожал я плечами.
   Я передал Клинтусу книжку с перечнем грузов, подошел к Вивине, вытащил заколки, удерживающие ее вуаль, и сдернул шелковую материю с лица девушки.
   — Ты — животное! — закричала Вивина. — Животное!
   Я жестом приказал матросам снять вуали с остальных девушек.
   Да, они стоили того, чтобы на них посмотреть.
   Я пристально вгляделся в лицо Вивины. Она была очень красива.
   — Выставить ее на нос судна, — распорядился я и снова взял у Клинтуса книжку с перечнем грузов.
   Через час мы были готовы поднять паруса и ваять курс на Порт-Кар. Я подозвал к себе стоящего в цепях Ренциуса Хо-Бара, адмирала перевозившей сокровища флотилии.
   — Я собираюсь отправить один из круглых кораблей на Кос, — сказал я. — Вы, вместе с несколькими захваченными нами матросами, займете места на скамьях гребцов. Помимо этих наших пленников я дам вам десять людей из числа ваших свободных, двое из которых станут на руль, семеро пойдут матросами и один — гребным мастером. Сокровища с этого корабля, естественно, будут перенесены на борт других взятых нами в качестве добычи Порт-Кара круглых судов. Выделят вам и провизию, в количестве, достаточном для пятидневного перехода. Надеюсь, этого времени вам хватит, чтобы добраться до Телнуса.
   — Вы очень благородны, — с мрачным видом процедил адмирал сквозь зубы.
   — Я ожидаю, что по возвращении в Телнус, — продолжал я, — вы сделаете максимально подробный отчет о том, что здесь произошло.
   — Да, уж этого мне избежать не удастся, — криво усмехнулся адмирал.
   — Чтобы ваша информация была максимально полной — по крайней мере, в этом аспекте, — ставлю вас в известность, что семи кораблям с сокровищами из состава вашей флотилии удалось от меня ускользнуть, хотя я не теряю надежды их догнать. Что касается ваших боевых кораблей, один из них, флагманский, нами захвачен, а восемнадцать или двадцать, по докладам моих капитанов, пущены на дно или получили серьезные повреждения. Таким образом у вас остается десять-двенадцать кораблей, все еще бороздящих воды Тассы.
   В этот момент с ближайшего круглого корабля донесся голос наблюдателя:
   — Вижу двенадцать парусов! — кричал он. — Двенадцать парусов справа по носу корабля!
   — А вот, кстати, и ушедшие от нас корабли! — заметил я.
   — Они будут драться! — воскликнул адмирал. — Победа еще не за вами!
   — Вы так считаете? — спросил я. — Тогда они скоро опустят мачты. Хотя я сомневаюсь, что они решат вступить в бой.
   Адмирал стиснул кулаки; глаза его метали молнии.
   — Турнок, — распорядился я, — просигналь семнадцати из двадцати моих кораблей выйти навстречу нашим друзьям. Еще два корабля пусть подежурят у дальнего конца флотилии с сокровищами, а «Дорна» пока останется здесь. Семнадцати встречающим кораблям не вступать в бой, пока к ним не присоединится «Дорна», и, как бы ни развивались события — если сражению все же суждено состояться, — ни при каких условиях не удаляться от флотилии дальше, чем на четыре пасанга.
   — Да, капитан, — пророкотал в отает Турнок и, перебравшись по трапу на палубу «Дорны», направился к корме.
   Через мгновение на фалах грот-мачты «Дорны» взметнулись сигнальные флажки.
   Боевые приготовления на наших кораблях шли полным ходом. Вскоре семнадцать из них начнут кружить вокруг флотилии c сокровищами, охраняя ее со всех сторон. На «Дорне» матросы сидели на веслах, дожидаясь, когда я ступлю на ее палубу, и люди уже стояли с топорами наготове, чтобы тут же перерубить удерживающие ее у борта флагманского корабля канаты.
   — Они убирают мачты! — донесся сверху голос наблюдателя.
   Еще через четверть часа суда противника уже можно было различить невооруженным глазом. Мои корабли начали выстраиваться в боевой порядок.
   Противник находился уже в четырех пасангах от нас. Я приготовился перейти на «Дорну» и взять на себя командование, как только он приблизится к тиросцам на расстояние двух пасангов.
   Я приказал снять с адмирала кандалы, чтобы он тоже мог подняться на капитанское возвышение на палубе своего собственного корабля и вместе со мной наблюдать за приближающимися галерами.
   — Вы все же считаете, что они подойдут к нам на два пасанга? — спросил я.
   — Они будут драться! — уверенно ответил он.
   Вивина, приготовленная к тому, чтобы ее выставили на всеобщее обозрение на носовой палубе корабля, в сопровождении двух матросов также наблюдала за действиями галер.
   Отчаянный, полный разочарования крик девушки смешался с яростным воплем адмирала.
   — Нет! Нет! — в один голос закричали они; адмирал — сжимая кулаки, девушка — прижимая руки к груди.
   Двенадцать галер, неторопливо развернувшись, взяли курс на Кос.
   — Заберите адмирала, — сказал я Турноку. Адмирала увели.
   Я посмотрел на Вивину. Наши глаза встретились.
   — А ее привяжите к носу корабля, — приказал я.

Глава пятнадцатая. ТРИУМФАЛЬНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ БОСКА В ПОРТ-КАР

   Возвращение в Порт-Кар было действительно. триумфальным.
   На мне было темно-алое адмиральское одеяние с золотыми нашивками на рукавах, в тон ему накидка и фуражка с кистями.
   На боку у меня висел меч, украшенный драгоценными камнями, не длиннее того, что я носил в годы, когда находился на службе у Царствующих Жрецов. По прибытии в Порт-Кар от старого меча мне пришлось отказаться и приобрести себе новый. Я просто не мог им больше пользоваться: его сталь хранила в себе слишком много воспоминаний. Теперь, когда я стал мудрее, он наводил меня на мысли о прежней жизни и о тех глупостях, которые я успел в ней совершить. А кроме того, что гораздо важнее, со своей простой рукоятью и гладким, лишенным граненой насечки лезвием он был недостаточно величествен для человека, занимающего мое положение: одного из самых значительных людей величайшего горианского города-порта. Я — Боcк, простой, но строптивый человек, пришедший из болот в наводящий на жителей Гора ужас Порт-Кар и ошеломивший, потрясший горианские города своим мечом, хитростью и коварством, как теперь потрясаю их своим могуществом и богатством.
   Несмотря на потерю семи круглых кораблей, команды четырех из которых оказались настолько глупы, что отправились в Телнус, на Кос, моя флотилия, первоначально состоящая из десятка судов, выросла больше чем в пять раз. Что ж, в мире по-прежнему хватает глупцов. Есть глупые и мудрые, и теперь, возможно, впервые в жизни я с полной уверенностью могу причислить себя к последним.
   Я стоял на носу длинного багрово-красного флагманского корабля — настоящего украшения моей флотилии. На улицах города и даже на крышах домов собрались бесчисленные толпы. Я приветственно поднял руку, и ко мне понеслись восторженные крики зрителей. Корабли, выстроившись за мной в великолепную, строгую, длинную линию — сначала «Дорна», затем боевые корабли и уже за ними круглые, весельные, — медленно двигались вдоль центральных улиц города, совершая по его широким каналам круг почета.
   Букеты цветов усыпали воды каналов, падали на палубы наших проходящих торжественным строем кораблей.
   Повсюду нас сопровождали оглушительные ликующие крики.
   Я объявил, что из имеющегося у нас на борту сокровища каждому рабочему Арсенала будет выделена золотая монета, а каждый житель города получит серебряную.
   Не в силах удержаться от радостной улыбки, я снова помахал им рукой.
   Рядом со мной, в качестве главной, выставленной на всеобщее обозрение добычи, вызывавшей глумление и презрительные крики, стояла связанная по рукам и ногам, словно обычная девушка-рабыня, Вивина — убара острова Тирос.
   Немногие, подумалось мне, могли бы похвастаться такой победой, таким триумфом.
   Тут я поймал себя на мысли — сколь ни жалким это могло показаться, — что мне не терпится предстать во всем блеске моего нового одеяния и привезенных сокровищ перед Мидис, моей излюбленной рабыней. Теперь я смог бы предоставить ей такие украшения и одежды, которым позавидовали бы даже убары. Я уже представлял себе изумление на ее лице от осознания того недосягаемого величия, которого добился ее хозяин, воображал то рвение, с каким она будет мне служить.
   Я чувствовал себя полностью удовлетворенным.
   Как просто, думал я, стать настоящим мужчиной, сильным и могущественным, хищным, уверенным в себе и пользующимся уважением. Нужно только отбросить никчемные колебания и стягивающие тебя путы бессмысленных условностей, надеваемые на себя глупцами и слабаками, становящимися их пленниками, рабами, лишающими себя возможности процветания и удачи. Я лично по прибытии в Порт-Кар впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему свободным.
   Я снова поднял руку к толпе. К моим ногам полетели цветы. Я взглянул на связанную девушку на носу корабля — мою добычу, мой главный приз — и снова обратил внимание на восторженные крики приветствовавшей меня толпы. Я Боcк — тот, кто может делать все, что он захочет, взять все, что пожелает. Я расхохотался.
   Был ли еще когда-либо триумф такой, как этот, в Порт-Каре?
   Я привел с собой пятьдесят восемь кораблей, главный из которых, флагманский, уже сам по себе является настоящим сокровищем, Вивину, стоящую сейчас связанной, как простая рабыня, «Дорну» и остальные корабли, составлявшие мою первоначальную флотилию, не говоря уже о груженных сокровищами двадцати семи круглых кораблях, представлявших собой сказочно богатую казну Коса и Тироса. И, связанная, на носу идущего первым флагманского корабля стояла высокородная красавица, которой некогда судьбой предназначалось стать убарой острова Кос, а ныне обреченная на клеймение и рабский ошейник.
   Я поднял руку к захлебывающейся от восторженных криков толпе.
   — Вот он, Порт-Кар, — сказал я Вивине.
   Она не ответила.
   Люди на берегу продолжали неистовствовать и забрасывать цветами величественно двигающуюся меж высящихся по обеим сторонам центрального канала домов нескончаемую цепь кораблей.
   Я стоял среди падающих вокруг меня цветов с поднятой в приветственном жесте рукой.
   — Если бы я поместил тебя в какой-нибудь общественной пага-таверне, — кивнул я на беснующуюся на берегу толпу, — сотни из них стояли бы у ее дверей только ради возможности быть обслуженными той, кому некогда предназначалось стать убарой Коса.
   — Лучше убей меня, — сказала она.
   Я помахал рукой столпившимся на берегу.
   — Что с моими девушками? — спросила она.
   — Они — рабыни, — ответил я.
   — А я? — спросила она.
   — Тоже рабыня, — ответил я.
   Она закрыла глаза.
   В течение пяти дней, потребовавшихся нам из-за медлительности передвижения круглых кораблей, чтобы добраться до Порт-Кара после стычки с везущей сокровища флотилией, я, конечно, не держал Вивину и ее девушек связанными на носу кораблей и поставил их так только дважды — после одержанной мной победы и при вхождении в Порт-Кар.
   Я вспомнил, как в первый вечер, довольно поздно, при свете факелов, Вивине приказали спуститься с носа флагманского корабля и привели ее ко мне.