Страница:
– Я тебе не верю, – сказала дочь. Она открыла глаза и посмотрела на меня. – Ради меня ты даже не можешь бросить пить.
Она опять закрыла глаза.
От паха к голове поднялась теплая волна. Горячая, прямо кипяток. Забило в висках. К рукам прилила сила. Как будто мне двадцать лет, я стою на стадионе, и размалеванный Бутусов со сцены поет «Я хочу быть с тобой». Только в тысячу раз сильнее. Или, как будто я в пятом классе и Ленка Петрова сказала мне: «Я тебя люблю». Только в сто раз сильнее. Или как будто я совсем ребенок и меня поцеловала мама, только все равно сильнее.
Теперь я разревелся во всю.
– Я брошу! – прошмыгал я. – Я брошу. Мне это раз плюнуть! Слышишь, Маринка! Больше никогда!
Я был уверен, что говорю правду. Теперь я смеялся. И плакал. Плакал и смеялся.
Я присел, поцеловал дочь, обнял ее и погладил по волосам, потом подошел к Чебоксарову. Он стоял на коленях и тряс головой.
– Как ты? – спросил я.
– Не знаю, – он поднял лицо. Страдальческое выражение сменилось испугом, когда он посмотрел мне за спину. Там что-то двигалось.
Я хотел обернуться, но не успел, а получил удар по почкам, потом по затылку. Меня бросили в грязь лицом вниз и раздвинули ноги. Кто-то сильный заломил руки за спину и придавил плечи коленом. Послышался витиеватый мат и устрашающие крики. Замелькали тени. Краем глаза я видел, что Чебоксарова распластали в такой же позе.
Вначале я решил, что это сообщники похитителей, потом понял, что прибыл спецназ и, для начала, как это у них водится, роняет всех подряд без разбора.
Снег забился под джемпер, проник под рубашку и таял на пузе.
Колька пытался что-то втолковать ребятам в бронежилетах, но его никто не слушал, наоборот, за словоблудие ему пришлось схлопотать пару лишних тумаков по черепушке.
Мы лежали и сопели минут десять, я задыхался. Наконец появился Спарыкин. Он кому-то что-то втолковал, и хватка ослабла. Вместе со Спарыкиным прибыл Полупан. За то время, что мы не виделись, они успели спеться. Когда нам разрешили сесть, дом уже вовсю горел снаружи.
Спарыкин пытался мне что-то объяснить, но я ничего не слышал из-за воя сирен. Я подошел к дочери и хотел взять ее на руки, но меня опередил Полупан, он подхватил Маринку вместе с дубленкой и понес к воротам. Я пошел сам, а Чебоксаров повис у Спарыкина на шее и заковылял, еле-еле переставляя свои огарки. На пути нам попадались деловитые пожарные, разматывающие бухты со шлангами.
Я поискал глазами собаку, но ее нигде не было. Псина совсем не дура, умеет вовремя спрятаться. Я встретился взглядом с Колькой. Вид у него, надо сказать, был весьма трагический. Черное лицо, всклокоченные волосы, кровь на дымящейся одежде, обуглившиеся ноги. Да еще этот идиотский гипс. Мне стало его жалко.
– Наверное, у тебя сильные ожоги, – выразил я свои соболезнования.
Он пожал плечами. За воротами он бухнулся задом в снег, а Полупан присел на корточки и положил на правое колено мою дочь, отставив левую ногу на носок для балансировки.
– Там в комнате лежал мужик, – сказал Чебоксаров.
– В какой комнате? – не понял полковник.
– В доме.
– И где он теперь? – спросил Полупан.
– Сгорел, наверное, – пожал плечами Колька.
– Чего же ты сразу не сказал? – спросил я.
– А толку? Ты что, бросился бы его спасать?
– Не знаю.
Я подошел к «Дальтонику» и закатал ему правую штанину. Под ней были невредимые шерстяные подштанники.
– Ты хочешь сказать, что там, в доме, лежит труп? – уточнил Полупан.
– Да.
Я снял левый ботинок. Под ним тоже было все в порядке. Если уж начал, то приходится заканчивать. Чтобы быть последовательным, снял носок и засучил подштанники. Ни один волосок на ногах Чебоксарова не обгорел, ноги были розовые и чистые как у младенца. Симулянт проклятый.
– У тебя, кальсоны из стекловаты, что ли?
– Почему?
– Ноги как из сейфа.
– А что он делал этот мужик? – перебил меня Полупан.
– Лежал.
– Где?
– На диване.
– Лежал и все?
– Да.
– Живой?
– У меня не было времени его рассматривать.
– А глаза у него были открытые? – спросил Спарыкин.
– А почему ты его не вытащил? – одновременно с ним поинтересовался Полупан
– Слушайте, прекратите задавать долбоебские вопросы, – попросил я. – Мы сами еле ноги оттуда унесли. На кой хер нам спасать похитителей?
Приехали врачи. Двое в белых халатах подбежали к нам и поставили в снег носилки. Чебоксаров, стремительным броском мангуста, ринулся к ним, упал на брезент, вытянул ноги и изобразил на лице высшую степень блаженства.
– Че ты разлегся? – спросил я.
– Вот именно, не для тебя носилки, – поддержал меня Полупан. Ему было тяжело держать мою дочь.
– Освободи место для девочки, – приказал полковник.
Колька нехотя сполз с носилок. Полупан положил туда Маринку.
– Она жива? – спросил парень в белом халате.
– Это мы должны спрашивать у вас, – зло сказал Чебоксаров.
– За такие вопросы я тебе нос откусить могу, – сообщил я.
– Я санитар, – привел веский довод в свое оправдание паренек.
Двое медиков подняли Маринку и понесли ее к машине. Я поплелся за ними. В «скорой помощи» сидела женщина в годах. Она склонилась над моей дочерью, потрогала ее, посмотрела в глаза, потом взяла за кисть.
– Что с ней? – спросил я.
– По-моему, она просто спит, – предположила врач после долгой паузы. – Пульс ровный, дыхание тоже.
– Как это?
– Очень просто. Ей чего-то подмешали,или дали понюхать. Думаю, ничего страшного. Выспится и все будет нормально. На всякий случай поставим стационарный пост. У вас деньги есть?
– Зачем?
– Медсестре. Чтобы сидела не отрываясь.
– Сколько?
– Дайте рублей пятьсот.
– Поеду с вами, – сказал я и дал ей бумажку.
– В этом нет необходимости. Все будет хорошо. Приходите завтра. Больница скорой помощи, в реанимацию. Опять эта больница!
Приковылял Чебик.
– Мне тоже нужно в госпиталь, – сообщил он.
– Зачем? – спросила врач.
– У меня ноги обгорели и ушибы везде.
– Ничего у тебя не обгорело, кроме штанин – не согласился я. – Ноги как ноги.
– А может, я сломал что-то? Нужно сделать рентген и всякое такое.
– Слушай, успокойся, тут всего одни носилки, ты не влезешь.
– Мы можем вызвать по рации еще одну машину, – выразила готовность помочь женщина.
– Не надо, спасибо, – поблагодарил я.
– А вдруг я заболею? – упрямо твердил Чебоксаров.
– И что? Умрешь что ли?
– А вдруг?
Мне бы, конечно, как всегда промолчать, но я не выдержал:
– Знаешь, от чего ты умрешь?
– От чего?
– От лучевой болезни.
– Это почему? – испуганно спросил Колька.
– Ты так часто делаешь рентген, что уже давным-давно схлопотал приличную дозу.
– Я думал, что рентген безвреден! – пробормотал он в ужасе. – Мне врачи ничего не говорили!
– Ты все время у разных облучаешься. Откуда им знать, сколько раз в месяц ты делаешь снимки.
Это известие привело Кольку в состояние шока. Он даже забыл про то, что ему нужно в больницу. Скорая уехала. Подошли Полупан и Спарыкин.
– Там труп, – констатировал полковник.
– Обгорел не сильно, – добавил Полупан. – По описанию соседей вроде похож на хозяина дома. Между прочим, бывший мент. Уволен из органов за превышение должностных полномочий. Парни его уже пробили.
– Пока ничего не понятно, – продолжил Спарыкин. – Будем работать дальше. Слава богу, Маринка жива.
– Вопреки вашим идиотским действиям, – подал голос Чебоксаров.
Я стрельнул у Полупана сигаретку и с наслаждением закурил. Я теперь ничего не боялся. Правда, не до конца очистившиеся легкие стали сопротивляться дыму, и после третьей затяжки я надолго закашлялся.
Вокруг нас стали собираться какие-то непонятные люди. Соседи, прохожие, усталые пожарные и даже один репортер. Опять пошел снег.
Мне стало холодно. Я подхватил с земли дубленку и напялил ее, подняв воротник.
– Поехали отсюда, – позвал я Кольку.
– Пока не уезжайте, нужно дать показания, – сказал Полупан.
– Пошел ты в жопу со своими показаниями, – опять выругался Чебоксаров. Между прочим, уже в который раз за сегодняшний день.
– Ладно, ладно, – успокоил его Спарыкин. – Езжайте, я все улажу. Потом поговорим.
Мы сели в машину. Я включил печку. Колька лихорадочно шарил по карманам.
– Я потерял кошелек.
– Пошли, поищем.
– Бесполезно, он там, в доме. Сгорел, наверное.
– А много денег было?
– Ерунда. Копейки, тысяч пять. Не это обидно. Там были дисконтные карточки во все аптечные сети города. Две из них – золотые, пятнадцать процентов!
– Ясно, – я включил сцепление. Машина покатилась.
– Давай ко мне, – предложил Дальтоник. – Помоемся, переоденемся.
– Согласен.
Когда машина прогрелась, мой напарник наморщил нос и посетовал:
– Блин. Как от тебя воняет!
Я принюхался. Запах шел от дубленки. Это собака. Остановил машину, снял с себя верхнюю одежду и даже свитер и бросил все за заднее сиденье в багажник. Потом сдам в химчистку.
В огромной, богато обставленной Колькиной квартире мы разошлись в разные концы, Чебик залез в ванную, а я встал под душ. Массаж головы, тепло по плечам. Засыпаю. Я сижу на берегу бледно голубого океана и колю кокосовые орехи. Там вдали в волнах плещется прекрасная девушка. По ее волосам стекает вода, переливаясь всеми цветами радуги в лучах полуденного солнца. Девушка очень похожа на мою жену. Это она и есть. Машет мне рукой и зовет. Со скал в воду падают малахитовые игуаны. Я бросаю свое занятие и иду к ней. У меня опять эрекция. Может, это теперь моя планида, и положительная реакция будет наступать только на законную супругу?
Тук, тук, тук – стучит кокосовый орех волной о камни.
Тук, тук, тук – постучал Колька и сразу вошел.
– Ты чего тут застрял? – он отодвинул дверцу душевой кабины. – Я принес тебе трусы. Они абсолютно новые, вот этикетка. Потом можешь выбросить.
Он посмотрел на мой член и ушел.
Я вытерся мягким и душистым полотенцем. Трусы мне как раз.
Колька в гостиной разливает по чашкам чай. Он тоже в трусах. Я вижу, что он снял гипс и обработал всего себя зеленкой. На руках, ногах, животе, и даже каким-то образом на спине он умудрился наставить зеленых пятен.
– Я снял гипс, – гордо заявил он.
– Отлично, – похвалил я и вздрогнул, вспомнив Отличника.
– А это правда, что ты говорил про рентген?
– Конечно, не так опасно, – поспешил его успокоить. – Но все равно вредно.
Только теперь заметил, что охрип.
Мы пили зеленый чай с бергамотом.
– Я тут подумал, – сказал Колька. – Что все мои так называемые болезни, на самом деле – чушь на постном масле.
Наконец-то! Правду говорят: для того, чтобы осознать собственную глупость нужно посмотреть в глаза смерти.
– На самом деле, – продолжил он, – мне нужно прекращать лечиться, травить организм лекарствами и облучаться, – он замолчал и посмотрел в потолок. – Мне нужно прочистить карму. У тебя нет знакомого экстрасенса? Ну вот, все испортил!
– С экстрасенсами я не якшаюсь.
Позвонил Спарыкин.
– Хозяин сгоревшего дома некто Зимарин. После увольнения из органов нигде официально не числился. Бывшие коллеги говорят, что он занимался околокриминальным бизнесом, обделывал грязные делишки, следил, стучал, возможно, занимался вымогательством. Все, кто его знают, в один голос утверждают, что он и компьютер – две вещи несовместные. С покойницей Леной знаком с раннего детства. Сейчас пробиваем связи. С ним по одному рапорту выгоняли из милиции некоего Антипина, тот помоложе и поумнее. Такой может сойти и за организатора.
– Организатора чего? – уточнил я.
– Пока еще не ясно. Но у нас всего две версии. Первая: что в последнем эпизоде фортуна отвернулась от преступника, Зимарин напился и случайно устроил пожар. Тогда дело автоматически закрывается, что хорошо для следователей. Все сваливается на труп и дальше ни у кого голова не болит. И вторая: что его и твою дочь чем-то опоили и устроили пожар, с целью замести следы. Этот вариант самый трудоемкий и неудобный, но и наиболее вероятный.
– Так он был пьян?
– В крови водки немеряно. Но это ни о чем не говорит. Сейчас есть такие препараты, угнетают волю. Достаточно просто нюхнуть, и с человеком можно делать все что угодно. Хоть ведро водки в него заливай. Кстати, мы постоянно держим связь с больницей. С Маринкой все в порядке. Она уже пришла в себя. Завтра постараемся ее мягко опросить.
– Спасибо. Я только не понимаю, в чем суть всей этой заварухи?
– Может случиться так, что мы никогда этого не узнаем.
– Ясно.
Чебоксаров притащил мне свои вещи. Пуховик, шапку, спортивные брюки, свитер. Все было впору. У Кольки только рост поменьше.
Между прочим уже стемнело. Оживление на улицах спало. Вдоль тротуаров испуганно неслись отбившиеся от стаи автобусы. Скоро все сядут за столы и зажгут бенгальские огни.
– Слушай, а зачем в тот вечер, когда сгорел склад, ты ездил к Виталику? – спросил я.
– За компьютером. Я забирал готовый аппарат после ремонта. Свободных водителей не было, а Лариска просила привести побыстрей, ей нужно было для квартального отчета.
– Значит, ты забирал Ларискин агрегат?
– Да.
– Если рассуждать логически, то именно в нем и должна быть та бяка, из-за которой все проблемы. Глянем?
– Понимаешь, у меня времени нет совсем.
– Пять минут.
– Вряд ли там что-то есть. Как можно попутать информацию? Я лично не понимаю.
– Пять минут.
– Ладно.
Мы подъехали к офису, вышли из машины и позвонили в дверь. Нам открыл перепуганный охранник.
– С наступающим, – виновато промычал он.
Мы прошли внутрь, причем охранник старательно закрывал своей широкой спиной пропускное окошко, через которое мы могли увидеть, что творилось в его комнате. Мы и так знали, что там баба.
На лестнице и в приемной царили грязь и запустение. Фая обиделась и, видимо, решила до Нового Года швабру в руки не брать. Колька включил свет и ткнул кнопочку на Ларисином процессоре. Монитор засветился, начали грузиться «окна», я закурил.
– Знаешь, а Лариска очень сильно возмущалась, – вспомнил Чебоксаров. – Что он, то есть Наконечный, вернул ей пустой комп, типа стер все ее файлы, а записал какую-то лажу. К счастью, она всегда делала копии на «CD».
Мы принялись копаться. Открыли «проводник». Жесткий диск разбит на диски С, D, Е, F, G, H. Памяти непомерно. Тут пятью минутами не пахнет.
– Зачем ей такая крутая машина? – раздраженно спросил Колька. – Она все равно стоит полупустая.
– Давай начнем с конца, с «H». Проверим подозрительные папки, а потом полезем по традиционным.
– Знать бы, что мы ищем, – Дальтоник посмотрел на часы.
Я начал по порядку открывать файлы. Вначале “Microsoft Word”, затем “Microsoft Excel”. Письма, прайс-листы, заявки и заказы. Ничего интересного. Иногда встречались сжатые файлы с расширением «rar» и «zip». В них скрывались какие-то бессмысленные тексты, на уяснение которых тоже требовалось какое-то время. Была там даже какая-то художественная книга. Потом пошли расширения «jpg» и «gif», в этих отсеках Лариса хранила открытки и фотографии.
В самом углу директории нам попалась на глаза скромненькая папочка, которая называлась: «Сохраненные файлы». Она хранила в себе десять файлов «mpg». Я вспомнил Федю.
– Тут фильмы с порнухой, – сказал я и стал искать дальше. Конечно, интересно бы посмотреть, чем у нас забавляются серенькие мышки. Но не сейчас. Цейтнот.
На изучение содержимого этой машины у нас ушло полчаса. Ровно через тридцать минут, когда мы уже сидели в диске “D”, у Кольки в голове щелкнул выключатель. Да, да. Я слышал! Именно щелкнул. Такой характерный звук, когда извилина задевает за извилину.
Он закрыл “D” при помощи клавиатуры, вернулся в «Н» и открыл папку «Сохраненные файлы».
– Название очень подходящее, – объяснил он свои действия.
Я его понял и щелкнул мышкой по первому «mpg». Ролики никак не назывались, просто имели номер. Проигрыватель очень долго грузился. Потом показал какую-то муть. Резкости никакой, два тела, делают всем понятные движения. Вначале медленно, потом быстро. Кто из них мужчина, а кто – женщина, мы спервоначалу не разобрались. Качество отвратительное. Просмотрели весь эпизод, но так ничего и не поняли. Камера не двигалась, она, видимо была закреплена в одном месте, на штативе. Действующие лица иногда вставали и уходили, предоставляя зрителям возможность любоваться пустой кроватью.
– И че? Кто-то от этого возбуждается? – Чебоксаров вложил в этот вопрос иронию и сарказм в равных долях.
– Мне кажется, что это не любительская и не постановочная съемка, – высказал я догадку. – Кто-то за кем-то подсматривал.
– Точно!
Мы открыли следующий ролик. Теперь нам предложили другой ракурс той же кровати. Камеру поставили ближе. Изображение стало четче. В этом эпизоде нам удалось различить субъектов по полу, можно было даже угадать их приблизительный возраст. Девчонка, например, – очень молодая. А мужику – лет пятьдесят
Если честно, то порнуха – скучная. Никакого изврата, если не считать анала и минета. Традиционные позы, заштампованные вздохи. Никакой смекалки и изобретательности.
– Это точно компромат, – высказал предположение Колька.
– Только ничего не видно. Давай дальше.
В третьем клипе камеру поставили еще ближе к кровати, или поменяли оптику. Теперь объектив смотрел на происходящее не сверху, а немного сбоку, под углом градусов в тридцать. В этот раз нам удалось рассмотреть лицо девушки. Совсем салага.
– Лет четырнадцать, – воскликнул Чебоксаров.
– Если не меньше.
Мужик пользовал девчушку, а она улыбалась, думала о чем-то о своем и смотрела куда-то в сторону.
– Подонки, – выругался Дальтоник.
– Кто?
– Она ведь совсем ребенок. Она ничего не понимает. Ей сказали: соси. Она и сосет. Думает, что так и надо, что это и есть жизнь – лежать под здоровыми жирными мужиками. Потом ей дадут конфетку.
– Наверное наркоманка.
– Они их специально наркоманами делают. Потом продают. Приличные деньги, между прочим, зарабатывают. Это тебе не канцтоварами торговать.
Я подумал о своей дочери. Почти тот же возраст. Не дай бог. Сам лично глотку перегрызу любому.
Перед самым финалом записи, мы, наконец, смогли рассмотреть морду мужика, когда он сел, надел трусы и очень удачно посмотрел в камеру. Ничего особенного, лицо как лицо, только красное, счастливое и уставшее.
– Говорят, что педофилы могут только на детвору возбуждаться.
В пятом фильме обстановка сменилась. Никаких кроватей, яркий свет с потолка, большой стол, несколько стульев, кресло и диван. За столом сидел мужик. Он кого-то ждал. Вошли двое, поздоровались, пожали друг-другу руки. Один вышел. Остались двое. Стали о чем-то мирно беседовать.
– Интересно, а звук тут есть? – поинтересовался Колька.
– Наверное есть, просто нет колонок.
Шестой отрывок тоже был неинтересным. Те же самые мужики, но уже переоделись. Наверное, в другой день. Только ракурс поменялся. Ничего не происходило. Они разговаривали, иногда спорили, но беззлобно, даже смеялись.
Как только начался показ седьмого эпизода, Колька заорал как сумасшедший:
– Вот, блин! Ё-моё!
– Что случилось?
– Ты посмотри!
Я посмотрел. Это были те же самые люди, теперь они не только разговаривали, но еще и что-то читали, какие-то бумаги, их было видно гораздо лучше. А я все равно никого не узнавал.
Колька наклонился поближе к монитору, прищурился и снова запричитал:
– Вот это да!!!
Камера показывала крупные планы.
Чебоксаров отвел квадратик назад и пустил запись сначала.
– Дай ему в одну руку ножницы, а в другую – ленту.
– В смысле?
– Ну представь!
Я представил.
– Это же губернатор!
– А второй?!
– Неужто олигарх Пичугин?!
– Именно!
– Ё-моё!
-Я тоже так думаю!
– Это еще похлеще порнухи!
На оставшихся трех файлах непримиримые противники так же мило беседовали, что-то подписывали, а в конце Пичугин передал нашему борцу за справедливость большой кожаный дипломат.
– Пошли в мою комнату, – предложил я, – послушаем, о чем они говорят.
– Нам это ни к чему, – не согласился Дальтоник. – Меньше знаешь, лучше спишь.
– Вот так продают область.
– В чемодане деньги. Точно.
– Ну пошли, послушаем!
– Нам это ни к чему, – опять отшатнулся Дальтоник.
Мы еще раз посмотрели все ролики с участием губернатора. Было понятно, что происходит какая-то сделка. При желании можно увеличить картинку, добавить пикселей и прочитать заголовки документов.
Теперь мы решили еще раз взглянуть на мужика, забавляющегося с девчонкой, прокрутили все видео от начала до конца, но так и не узнали этого типа.
– Вроде лицо знакомое, – напрягался Колька, – но вспомнить не могу.
У меня тоже не было ни каких предположений.
– Как ты думаешь, какая связь между губером и этим педофилом? – спросил Чебоксаров.
– Не знаю. Люди делают деньги на компромате. Может и нет никакой связи.
По третьему разу встречи Пичугина и губернатора мы рассматривали не торопясь, обращая внимание на детали. Снимали до холодов, потому что Пичугин на первом кадре появлялся в легкой кожаной куртке.
– Вот бы показать все это по телевизору, – мечтательно произнес Дальтоник. – Чтобы народ узнал, кто есть кто на самом деле. Представляешь, что тут будет!
– Ничего не будет! Народу пофиг. Народу можно что-нибудь наплести.
– А в чем тогда компромат?
– В том, что они кинули третьего участника сделки.
– Кого?
Я с презрением посмотрел на своего напарника.
– Папу в кремле. Вот кого. Именно для кремля они изображают из себя непримиримых врагов. Если в Москве увидят эту пленку, им головы не сносить. А на народ всем глубоко насрать. Это тебе не девяносто второй год. Кому сейчас интересно, что думает народ.?!
– Только во время выборов, да и то вряд ли.
– Слушай, мы его когда выбрали? – спросил я.
– Четыре года назад.
– А на новый срок?
– Он пойдет в марте вместе с президентом.
Минут десять каждый из нас думал, о своем.
– Ты знаешь, – первым подал я голос. – Сколько эти кадрики могут стоить?
– Миллиона три-четыре гринов.
– Или пять. Если продать конкурентам. А если продать сразу двум кандидатам? Все десять.
– Или мы трупы.
– Не надо быть пессимистом.
У Кольки на висках выступил пот.
– Надеюсь, ты не станешь их никому продавать? – испуганно спросил он.
– А почему бы и нет?
– Нас с тобой растопчут, как младенцев, как только мы сунем голову в это змеиное гнездо. Мы и сейчас в опасности. Как ты думаешь? Кто-нибудь из наших это еще видел?
– Это видел Федя, но он губера не узнал.
– Может, Лариса?
– Вряд ли.
– Их нужно уничтожить. И навсегда забыть.
– Не спеши.
– Я тебе говорю, что это надо стереть! Тут не может быть двух мнений. Мы с этого ничего не выиграем. На него работает целая махина от ФСБ до МВД, мы только заявим о себе, как нас тут же скрутят! Вот влипли, так влипли! – запричитал он.
– Можно что-то придумать. Обезопасить себя.
– Как ты себя обезопасишь?! Надо валить отсюда, как Ленин в ссылку. До марта! Вот лажа!
– Да теперь никто уже не знает, что она у нас. По одной из версий хозяин сгорел.
– А по второй? Вряд ли он был один. Забудь. Давай уедем на какой-нибудь срок. Ты только что чуть всю семью не потерял!
Этот ссыкун меня заколебал.
Я вспомнил, что у меня в кабинете, на полке лежат два компакт-диска, На одном записан дизайн рекламного плаката для нашего магазина, разработанный нашими партнерами в студии «Эго-Дизайн», а на другом парни записывали мне какую-то игру для дочери, но она не запустилась, я приволок ее обратно и забыл. Я стал думать о том, какой из этих дисков мне лучше использовать. Решение созрело просто. Игра могла не запуститься из-за некачественного диска, а баннер – открывался, я сам видел.
– Что молчишь? – проявил нервозность Чебоксаров.
– Как хочешь, – примирительным тоном сказал я. – Стирай.
Дальтоник сел за стол, и нет чтобы, удалить всю папку, принялся удалять каждый ролик в отдельности. «Вы действительно хотите отправить 01.mpg в корзину?» – спрашивал у него компьютер. «Да», – отвечал Колька. Вообще-то мне это было на руку.
– Пойду пока приму почту с интернета, – как можно безразличнее сказал я.
– Угу.
В своей комнате я быстренько врубил комп в сеть, взял с полки диск, и, дождавшись, когда машина загрузилась, открыл его. Там было всего пять картинок. Я их удалил, вытащил диск, положил его в футляр и спрятал в карман. Когда Колька вошел и встал за моей спиной, я уже успел подключиться к интеренету и вовсю пялился в «Outlook express».
– Ты идешь? – спросил он.
– Сейчас.
– Пойду пока заведу машину и смету снег.
Как только он закрыл за собой дверь, я вырубил свой персональник и кинулся в приемную.
Ларисин компьютер грузился целую вечность, потом еще несколько лет открывалась корзина. Там было много всякого хлама. В том числе и все наши десять порно роликов. Я не стал в ней рыскать, просто нажал клавишу «восстановить все». Вставил CD, вошел в локальный диск «Н» и отправил папку «сохраненные файлы» всю целиком в дисковод. Потом разберемся. Папка записывалась медленно и неохотно. Ой, как не хотелось, чтобы Колька сейчас поднялся и застал меня за этим занятием.
Она опять закрыла глаза.
От паха к голове поднялась теплая волна. Горячая, прямо кипяток. Забило в висках. К рукам прилила сила. Как будто мне двадцать лет, я стою на стадионе, и размалеванный Бутусов со сцены поет «Я хочу быть с тобой». Только в тысячу раз сильнее. Или, как будто я в пятом классе и Ленка Петрова сказала мне: «Я тебя люблю». Только в сто раз сильнее. Или как будто я совсем ребенок и меня поцеловала мама, только все равно сильнее.
Теперь я разревелся во всю.
– Я брошу! – прошмыгал я. – Я брошу. Мне это раз плюнуть! Слышишь, Маринка! Больше никогда!
Я был уверен, что говорю правду. Теперь я смеялся. И плакал. Плакал и смеялся.
Я присел, поцеловал дочь, обнял ее и погладил по волосам, потом подошел к Чебоксарову. Он стоял на коленях и тряс головой.
– Как ты? – спросил я.
– Не знаю, – он поднял лицо. Страдальческое выражение сменилось испугом, когда он посмотрел мне за спину. Там что-то двигалось.
Я хотел обернуться, но не успел, а получил удар по почкам, потом по затылку. Меня бросили в грязь лицом вниз и раздвинули ноги. Кто-то сильный заломил руки за спину и придавил плечи коленом. Послышался витиеватый мат и устрашающие крики. Замелькали тени. Краем глаза я видел, что Чебоксарова распластали в такой же позе.
Вначале я решил, что это сообщники похитителей, потом понял, что прибыл спецназ и, для начала, как это у них водится, роняет всех подряд без разбора.
Снег забился под джемпер, проник под рубашку и таял на пузе.
Колька пытался что-то втолковать ребятам в бронежилетах, но его никто не слушал, наоборот, за словоблудие ему пришлось схлопотать пару лишних тумаков по черепушке.
Мы лежали и сопели минут десять, я задыхался. Наконец появился Спарыкин. Он кому-то что-то втолковал, и хватка ослабла. Вместе со Спарыкиным прибыл Полупан. За то время, что мы не виделись, они успели спеться. Когда нам разрешили сесть, дом уже вовсю горел снаружи.
Спарыкин пытался мне что-то объяснить, но я ничего не слышал из-за воя сирен. Я подошел к дочери и хотел взять ее на руки, но меня опередил Полупан, он подхватил Маринку вместе с дубленкой и понес к воротам. Я пошел сам, а Чебоксаров повис у Спарыкина на шее и заковылял, еле-еле переставляя свои огарки. На пути нам попадались деловитые пожарные, разматывающие бухты со шлангами.
Я поискал глазами собаку, но ее нигде не было. Псина совсем не дура, умеет вовремя спрятаться. Я встретился взглядом с Колькой. Вид у него, надо сказать, был весьма трагический. Черное лицо, всклокоченные волосы, кровь на дымящейся одежде, обуглившиеся ноги. Да еще этот идиотский гипс. Мне стало его жалко.
– Наверное, у тебя сильные ожоги, – выразил я свои соболезнования.
Он пожал плечами. За воротами он бухнулся задом в снег, а Полупан присел на корточки и положил на правое колено мою дочь, отставив левую ногу на носок для балансировки.
– Там в комнате лежал мужик, – сказал Чебоксаров.
– В какой комнате? – не понял полковник.
– В доме.
– И где он теперь? – спросил Полупан.
– Сгорел, наверное, – пожал плечами Колька.
– Чего же ты сразу не сказал? – спросил я.
– А толку? Ты что, бросился бы его спасать?
– Не знаю.
Я подошел к «Дальтонику» и закатал ему правую штанину. Под ней были невредимые шерстяные подштанники.
– Ты хочешь сказать, что там, в доме, лежит труп? – уточнил Полупан.
– Да.
Я снял левый ботинок. Под ним тоже было все в порядке. Если уж начал, то приходится заканчивать. Чтобы быть последовательным, снял носок и засучил подштанники. Ни один волосок на ногах Чебоксарова не обгорел, ноги были розовые и чистые как у младенца. Симулянт проклятый.
– У тебя, кальсоны из стекловаты, что ли?
– Почему?
– Ноги как из сейфа.
– А что он делал этот мужик? – перебил меня Полупан.
– Лежал.
– Где?
– На диване.
– Лежал и все?
– Да.
– Живой?
– У меня не было времени его рассматривать.
– А глаза у него были открытые? – спросил Спарыкин.
– А почему ты его не вытащил? – одновременно с ним поинтересовался Полупан
– Слушайте, прекратите задавать долбоебские вопросы, – попросил я. – Мы сами еле ноги оттуда унесли. На кой хер нам спасать похитителей?
Приехали врачи. Двое в белых халатах подбежали к нам и поставили в снег носилки. Чебоксаров, стремительным броском мангуста, ринулся к ним, упал на брезент, вытянул ноги и изобразил на лице высшую степень блаженства.
– Че ты разлегся? – спросил я.
– Вот именно, не для тебя носилки, – поддержал меня Полупан. Ему было тяжело держать мою дочь.
– Освободи место для девочки, – приказал полковник.
Колька нехотя сполз с носилок. Полупан положил туда Маринку.
– Она жива? – спросил парень в белом халате.
– Это мы должны спрашивать у вас, – зло сказал Чебоксаров.
– За такие вопросы я тебе нос откусить могу, – сообщил я.
– Я санитар, – привел веский довод в свое оправдание паренек.
Двое медиков подняли Маринку и понесли ее к машине. Я поплелся за ними. В «скорой помощи» сидела женщина в годах. Она склонилась над моей дочерью, потрогала ее, посмотрела в глаза, потом взяла за кисть.
– Что с ней? – спросил я.
– По-моему, она просто спит, – предположила врач после долгой паузы. – Пульс ровный, дыхание тоже.
– Как это?
– Очень просто. Ей чего-то подмешали,или дали понюхать. Думаю, ничего страшного. Выспится и все будет нормально. На всякий случай поставим стационарный пост. У вас деньги есть?
– Зачем?
– Медсестре. Чтобы сидела не отрываясь.
– Сколько?
– Дайте рублей пятьсот.
– Поеду с вами, – сказал я и дал ей бумажку.
– В этом нет необходимости. Все будет хорошо. Приходите завтра. Больница скорой помощи, в реанимацию. Опять эта больница!
Приковылял Чебик.
– Мне тоже нужно в госпиталь, – сообщил он.
– Зачем? – спросила врач.
– У меня ноги обгорели и ушибы везде.
– Ничего у тебя не обгорело, кроме штанин – не согласился я. – Ноги как ноги.
– А может, я сломал что-то? Нужно сделать рентген и всякое такое.
– Слушай, успокойся, тут всего одни носилки, ты не влезешь.
– Мы можем вызвать по рации еще одну машину, – выразила готовность помочь женщина.
– Не надо, спасибо, – поблагодарил я.
– А вдруг я заболею? – упрямо твердил Чебоксаров.
– И что? Умрешь что ли?
– А вдруг?
Мне бы, конечно, как всегда промолчать, но я не выдержал:
– Знаешь, от чего ты умрешь?
– От чего?
– От лучевой болезни.
– Это почему? – испуганно спросил Колька.
– Ты так часто делаешь рентген, что уже давным-давно схлопотал приличную дозу.
– Я думал, что рентген безвреден! – пробормотал он в ужасе. – Мне врачи ничего не говорили!
– Ты все время у разных облучаешься. Откуда им знать, сколько раз в месяц ты делаешь снимки.
Это известие привело Кольку в состояние шока. Он даже забыл про то, что ему нужно в больницу. Скорая уехала. Подошли Полупан и Спарыкин.
– Там труп, – констатировал полковник.
– Обгорел не сильно, – добавил Полупан. – По описанию соседей вроде похож на хозяина дома. Между прочим, бывший мент. Уволен из органов за превышение должностных полномочий. Парни его уже пробили.
– Пока ничего не понятно, – продолжил Спарыкин. – Будем работать дальше. Слава богу, Маринка жива.
– Вопреки вашим идиотским действиям, – подал голос Чебоксаров.
Я стрельнул у Полупана сигаретку и с наслаждением закурил. Я теперь ничего не боялся. Правда, не до конца очистившиеся легкие стали сопротивляться дыму, и после третьей затяжки я надолго закашлялся.
Вокруг нас стали собираться какие-то непонятные люди. Соседи, прохожие, усталые пожарные и даже один репортер. Опять пошел снег.
Мне стало холодно. Я подхватил с земли дубленку и напялил ее, подняв воротник.
– Поехали отсюда, – позвал я Кольку.
– Пока не уезжайте, нужно дать показания, – сказал Полупан.
– Пошел ты в жопу со своими показаниями, – опять выругался Чебоксаров. Между прочим, уже в который раз за сегодняшний день.
– Ладно, ладно, – успокоил его Спарыкин. – Езжайте, я все улажу. Потом поговорим.
Мы сели в машину. Я включил печку. Колька лихорадочно шарил по карманам.
– Я потерял кошелек.
– Пошли, поищем.
– Бесполезно, он там, в доме. Сгорел, наверное.
– А много денег было?
– Ерунда. Копейки, тысяч пять. Не это обидно. Там были дисконтные карточки во все аптечные сети города. Две из них – золотые, пятнадцать процентов!
– Ясно, – я включил сцепление. Машина покатилась.
– Давай ко мне, – предложил Дальтоник. – Помоемся, переоденемся.
– Согласен.
Когда машина прогрелась, мой напарник наморщил нос и посетовал:
– Блин. Как от тебя воняет!
Я принюхался. Запах шел от дубленки. Это собака. Остановил машину, снял с себя верхнюю одежду и даже свитер и бросил все за заднее сиденье в багажник. Потом сдам в химчистку.
В огромной, богато обставленной Колькиной квартире мы разошлись в разные концы, Чебик залез в ванную, а я встал под душ. Массаж головы, тепло по плечам. Засыпаю. Я сижу на берегу бледно голубого океана и колю кокосовые орехи. Там вдали в волнах плещется прекрасная девушка. По ее волосам стекает вода, переливаясь всеми цветами радуги в лучах полуденного солнца. Девушка очень похожа на мою жену. Это она и есть. Машет мне рукой и зовет. Со скал в воду падают малахитовые игуаны. Я бросаю свое занятие и иду к ней. У меня опять эрекция. Может, это теперь моя планида, и положительная реакция будет наступать только на законную супругу?
Тук, тук, тук – стучит кокосовый орех волной о камни.
Тук, тук, тук – постучал Колька и сразу вошел.
– Ты чего тут застрял? – он отодвинул дверцу душевой кабины. – Я принес тебе трусы. Они абсолютно новые, вот этикетка. Потом можешь выбросить.
Он посмотрел на мой член и ушел.
Я вытерся мягким и душистым полотенцем. Трусы мне как раз.
Колька в гостиной разливает по чашкам чай. Он тоже в трусах. Я вижу, что он снял гипс и обработал всего себя зеленкой. На руках, ногах, животе, и даже каким-то образом на спине он умудрился наставить зеленых пятен.
– Я снял гипс, – гордо заявил он.
– Отлично, – похвалил я и вздрогнул, вспомнив Отличника.
– А это правда, что ты говорил про рентген?
– Конечно, не так опасно, – поспешил его успокоить. – Но все равно вредно.
Только теперь заметил, что охрип.
Мы пили зеленый чай с бергамотом.
– Я тут подумал, – сказал Колька. – Что все мои так называемые болезни, на самом деле – чушь на постном масле.
Наконец-то! Правду говорят: для того, чтобы осознать собственную глупость нужно посмотреть в глаза смерти.
– На самом деле, – продолжил он, – мне нужно прекращать лечиться, травить организм лекарствами и облучаться, – он замолчал и посмотрел в потолок. – Мне нужно прочистить карму. У тебя нет знакомого экстрасенса? Ну вот, все испортил!
– С экстрасенсами я не якшаюсь.
Позвонил Спарыкин.
– Хозяин сгоревшего дома некто Зимарин. После увольнения из органов нигде официально не числился. Бывшие коллеги говорят, что он занимался околокриминальным бизнесом, обделывал грязные делишки, следил, стучал, возможно, занимался вымогательством. Все, кто его знают, в один голос утверждают, что он и компьютер – две вещи несовместные. С покойницей Леной знаком с раннего детства. Сейчас пробиваем связи. С ним по одному рапорту выгоняли из милиции некоего Антипина, тот помоложе и поумнее. Такой может сойти и за организатора.
– Организатора чего? – уточнил я.
– Пока еще не ясно. Но у нас всего две версии. Первая: что в последнем эпизоде фортуна отвернулась от преступника, Зимарин напился и случайно устроил пожар. Тогда дело автоматически закрывается, что хорошо для следователей. Все сваливается на труп и дальше ни у кого голова не болит. И вторая: что его и твою дочь чем-то опоили и устроили пожар, с целью замести следы. Этот вариант самый трудоемкий и неудобный, но и наиболее вероятный.
– Так он был пьян?
– В крови водки немеряно. Но это ни о чем не говорит. Сейчас есть такие препараты, угнетают волю. Достаточно просто нюхнуть, и с человеком можно делать все что угодно. Хоть ведро водки в него заливай. Кстати, мы постоянно держим связь с больницей. С Маринкой все в порядке. Она уже пришла в себя. Завтра постараемся ее мягко опросить.
– Спасибо. Я только не понимаю, в чем суть всей этой заварухи?
– Может случиться так, что мы никогда этого не узнаем.
– Ясно.
Чебоксаров притащил мне свои вещи. Пуховик, шапку, спортивные брюки, свитер. Все было впору. У Кольки только рост поменьше.
Между прочим уже стемнело. Оживление на улицах спало. Вдоль тротуаров испуганно неслись отбившиеся от стаи автобусы. Скоро все сядут за столы и зажгут бенгальские огни.
– Слушай, а зачем в тот вечер, когда сгорел склад, ты ездил к Виталику? – спросил я.
– За компьютером. Я забирал готовый аппарат после ремонта. Свободных водителей не было, а Лариска просила привести побыстрей, ей нужно было для квартального отчета.
– Значит, ты забирал Ларискин агрегат?
– Да.
– Если рассуждать логически, то именно в нем и должна быть та бяка, из-за которой все проблемы. Глянем?
– Понимаешь, у меня времени нет совсем.
– Пять минут.
– Вряд ли там что-то есть. Как можно попутать информацию? Я лично не понимаю.
– Пять минут.
– Ладно.
Мы подъехали к офису, вышли из машины и позвонили в дверь. Нам открыл перепуганный охранник.
– С наступающим, – виновато промычал он.
Мы прошли внутрь, причем охранник старательно закрывал своей широкой спиной пропускное окошко, через которое мы могли увидеть, что творилось в его комнате. Мы и так знали, что там баба.
На лестнице и в приемной царили грязь и запустение. Фая обиделась и, видимо, решила до Нового Года швабру в руки не брать. Колька включил свет и ткнул кнопочку на Ларисином процессоре. Монитор засветился, начали грузиться «окна», я закурил.
– Знаешь, а Лариска очень сильно возмущалась, – вспомнил Чебоксаров. – Что он, то есть Наконечный, вернул ей пустой комп, типа стер все ее файлы, а записал какую-то лажу. К счастью, она всегда делала копии на «CD».
Мы принялись копаться. Открыли «проводник». Жесткий диск разбит на диски С, D, Е, F, G, H. Памяти непомерно. Тут пятью минутами не пахнет.
– Зачем ей такая крутая машина? – раздраженно спросил Колька. – Она все равно стоит полупустая.
– Давай начнем с конца, с «H». Проверим подозрительные папки, а потом полезем по традиционным.
– Знать бы, что мы ищем, – Дальтоник посмотрел на часы.
Я начал по порядку открывать файлы. Вначале “Microsoft Word”, затем “Microsoft Excel”. Письма, прайс-листы, заявки и заказы. Ничего интересного. Иногда встречались сжатые файлы с расширением «rar» и «zip». В них скрывались какие-то бессмысленные тексты, на уяснение которых тоже требовалось какое-то время. Была там даже какая-то художественная книга. Потом пошли расширения «jpg» и «gif», в этих отсеках Лариса хранила открытки и фотографии.
В самом углу директории нам попалась на глаза скромненькая папочка, которая называлась: «Сохраненные файлы». Она хранила в себе десять файлов «mpg». Я вспомнил Федю.
– Тут фильмы с порнухой, – сказал я и стал искать дальше. Конечно, интересно бы посмотреть, чем у нас забавляются серенькие мышки. Но не сейчас. Цейтнот.
На изучение содержимого этой машины у нас ушло полчаса. Ровно через тридцать минут, когда мы уже сидели в диске “D”, у Кольки в голове щелкнул выключатель. Да, да. Я слышал! Именно щелкнул. Такой характерный звук, когда извилина задевает за извилину.
Он закрыл “D” при помощи клавиатуры, вернулся в «Н» и открыл папку «Сохраненные файлы».
– Название очень подходящее, – объяснил он свои действия.
Я его понял и щелкнул мышкой по первому «mpg». Ролики никак не назывались, просто имели номер. Проигрыватель очень долго грузился. Потом показал какую-то муть. Резкости никакой, два тела, делают всем понятные движения. Вначале медленно, потом быстро. Кто из них мужчина, а кто – женщина, мы спервоначалу не разобрались. Качество отвратительное. Просмотрели весь эпизод, но так ничего и не поняли. Камера не двигалась, она, видимо была закреплена в одном месте, на штативе. Действующие лица иногда вставали и уходили, предоставляя зрителям возможность любоваться пустой кроватью.
– И че? Кто-то от этого возбуждается? – Чебоксаров вложил в этот вопрос иронию и сарказм в равных долях.
– Мне кажется, что это не любительская и не постановочная съемка, – высказал я догадку. – Кто-то за кем-то подсматривал.
– Точно!
Мы открыли следующий ролик. Теперь нам предложили другой ракурс той же кровати. Камеру поставили ближе. Изображение стало четче. В этом эпизоде нам удалось различить субъектов по полу, можно было даже угадать их приблизительный возраст. Девчонка, например, – очень молодая. А мужику – лет пятьдесят
Если честно, то порнуха – скучная. Никакого изврата, если не считать анала и минета. Традиционные позы, заштампованные вздохи. Никакой смекалки и изобретательности.
– Это точно компромат, – высказал предположение Колька.
– Только ничего не видно. Давай дальше.
В третьем клипе камеру поставили еще ближе к кровати, или поменяли оптику. Теперь объектив смотрел на происходящее не сверху, а немного сбоку, под углом градусов в тридцать. В этот раз нам удалось рассмотреть лицо девушки. Совсем салага.
– Лет четырнадцать, – воскликнул Чебоксаров.
– Если не меньше.
Мужик пользовал девчушку, а она улыбалась, думала о чем-то о своем и смотрела куда-то в сторону.
– Подонки, – выругался Дальтоник.
– Кто?
– Она ведь совсем ребенок. Она ничего не понимает. Ей сказали: соси. Она и сосет. Думает, что так и надо, что это и есть жизнь – лежать под здоровыми жирными мужиками. Потом ей дадут конфетку.
– Наверное наркоманка.
– Они их специально наркоманами делают. Потом продают. Приличные деньги, между прочим, зарабатывают. Это тебе не канцтоварами торговать.
Я подумал о своей дочери. Почти тот же возраст. Не дай бог. Сам лично глотку перегрызу любому.
Перед самым финалом записи, мы, наконец, смогли рассмотреть морду мужика, когда он сел, надел трусы и очень удачно посмотрел в камеру. Ничего особенного, лицо как лицо, только красное, счастливое и уставшее.
– Говорят, что педофилы могут только на детвору возбуждаться.
В пятом фильме обстановка сменилась. Никаких кроватей, яркий свет с потолка, большой стол, несколько стульев, кресло и диван. За столом сидел мужик. Он кого-то ждал. Вошли двое, поздоровались, пожали друг-другу руки. Один вышел. Остались двое. Стали о чем-то мирно беседовать.
– Интересно, а звук тут есть? – поинтересовался Колька.
– Наверное есть, просто нет колонок.
Шестой отрывок тоже был неинтересным. Те же самые мужики, но уже переоделись. Наверное, в другой день. Только ракурс поменялся. Ничего не происходило. Они разговаривали, иногда спорили, но беззлобно, даже смеялись.
Как только начался показ седьмого эпизода, Колька заорал как сумасшедший:
– Вот, блин! Ё-моё!
– Что случилось?
– Ты посмотри!
Я посмотрел. Это были те же самые люди, теперь они не только разговаривали, но еще и что-то читали, какие-то бумаги, их было видно гораздо лучше. А я все равно никого не узнавал.
Колька наклонился поближе к монитору, прищурился и снова запричитал:
– Вот это да!!!
Камера показывала крупные планы.
Чебоксаров отвел квадратик назад и пустил запись сначала.
– Дай ему в одну руку ножницы, а в другую – ленту.
– В смысле?
– Ну представь!
Я представил.
– Это же губернатор!
– А второй?!
– Неужто олигарх Пичугин?!
– Именно!
– Ё-моё!
-Я тоже так думаю!
– Это еще похлеще порнухи!
На оставшихся трех файлах непримиримые противники так же мило беседовали, что-то подписывали, а в конце Пичугин передал нашему борцу за справедливость большой кожаный дипломат.
– Пошли в мою комнату, – предложил я, – послушаем, о чем они говорят.
– Нам это ни к чему, – не согласился Дальтоник. – Меньше знаешь, лучше спишь.
– Вот так продают область.
– В чемодане деньги. Точно.
– Ну пошли, послушаем!
– Нам это ни к чему, – опять отшатнулся Дальтоник.
Мы еще раз посмотрели все ролики с участием губернатора. Было понятно, что происходит какая-то сделка. При желании можно увеличить картинку, добавить пикселей и прочитать заголовки документов.
Теперь мы решили еще раз взглянуть на мужика, забавляющегося с девчонкой, прокрутили все видео от начала до конца, но так и не узнали этого типа.
– Вроде лицо знакомое, – напрягался Колька, – но вспомнить не могу.
У меня тоже не было ни каких предположений.
– Как ты думаешь, какая связь между губером и этим педофилом? – спросил Чебоксаров.
– Не знаю. Люди делают деньги на компромате. Может и нет никакой связи.
По третьему разу встречи Пичугина и губернатора мы рассматривали не торопясь, обращая внимание на детали. Снимали до холодов, потому что Пичугин на первом кадре появлялся в легкой кожаной куртке.
– Вот бы показать все это по телевизору, – мечтательно произнес Дальтоник. – Чтобы народ узнал, кто есть кто на самом деле. Представляешь, что тут будет!
– Ничего не будет! Народу пофиг. Народу можно что-нибудь наплести.
– А в чем тогда компромат?
– В том, что они кинули третьего участника сделки.
– Кого?
Я с презрением посмотрел на своего напарника.
– Папу в кремле. Вот кого. Именно для кремля они изображают из себя непримиримых врагов. Если в Москве увидят эту пленку, им головы не сносить. А на народ всем глубоко насрать. Это тебе не девяносто второй год. Кому сейчас интересно, что думает народ.?!
– Только во время выборов, да и то вряд ли.
– Слушай, мы его когда выбрали? – спросил я.
– Четыре года назад.
– А на новый срок?
– Он пойдет в марте вместе с президентом.
Минут десять каждый из нас думал, о своем.
– Ты знаешь, – первым подал я голос. – Сколько эти кадрики могут стоить?
– Миллиона три-четыре гринов.
– Или пять. Если продать конкурентам. А если продать сразу двум кандидатам? Все десять.
– Или мы трупы.
– Не надо быть пессимистом.
У Кольки на висках выступил пот.
– Надеюсь, ты не станешь их никому продавать? – испуганно спросил он.
– А почему бы и нет?
– Нас с тобой растопчут, как младенцев, как только мы сунем голову в это змеиное гнездо. Мы и сейчас в опасности. Как ты думаешь? Кто-нибудь из наших это еще видел?
– Это видел Федя, но он губера не узнал.
– Может, Лариса?
– Вряд ли.
– Их нужно уничтожить. И навсегда забыть.
– Не спеши.
– Я тебе говорю, что это надо стереть! Тут не может быть двух мнений. Мы с этого ничего не выиграем. На него работает целая махина от ФСБ до МВД, мы только заявим о себе, как нас тут же скрутят! Вот влипли, так влипли! – запричитал он.
– Можно что-то придумать. Обезопасить себя.
– Как ты себя обезопасишь?! Надо валить отсюда, как Ленин в ссылку. До марта! Вот лажа!
– Да теперь никто уже не знает, что она у нас. По одной из версий хозяин сгорел.
– А по второй? Вряд ли он был один. Забудь. Давай уедем на какой-нибудь срок. Ты только что чуть всю семью не потерял!
Этот ссыкун меня заколебал.
Я вспомнил, что у меня в кабинете, на полке лежат два компакт-диска, На одном записан дизайн рекламного плаката для нашего магазина, разработанный нашими партнерами в студии «Эго-Дизайн», а на другом парни записывали мне какую-то игру для дочери, но она не запустилась, я приволок ее обратно и забыл. Я стал думать о том, какой из этих дисков мне лучше использовать. Решение созрело просто. Игра могла не запуститься из-за некачественного диска, а баннер – открывался, я сам видел.
– Что молчишь? – проявил нервозность Чебоксаров.
– Как хочешь, – примирительным тоном сказал я. – Стирай.
Дальтоник сел за стол, и нет чтобы, удалить всю папку, принялся удалять каждый ролик в отдельности. «Вы действительно хотите отправить 01.mpg в корзину?» – спрашивал у него компьютер. «Да», – отвечал Колька. Вообще-то мне это было на руку.
– Пойду пока приму почту с интернета, – как можно безразличнее сказал я.
– Угу.
В своей комнате я быстренько врубил комп в сеть, взял с полки диск, и, дождавшись, когда машина загрузилась, открыл его. Там было всего пять картинок. Я их удалил, вытащил диск, положил его в футляр и спрятал в карман. Когда Колька вошел и встал за моей спиной, я уже успел подключиться к интеренету и вовсю пялился в «Outlook express».
– Ты идешь? – спросил он.
– Сейчас.
– Пойду пока заведу машину и смету снег.
Как только он закрыл за собой дверь, я вырубил свой персональник и кинулся в приемную.
Ларисин компьютер грузился целую вечность, потом еще несколько лет открывалась корзина. Там было много всякого хлама. В том числе и все наши десять порно роликов. Я не стал в ней рыскать, просто нажал клавишу «восстановить все». Вставил CD, вошел в локальный диск «Н» и отправил папку «сохраненные файлы» всю целиком в дисковод. Потом разберемся. Папка записывалась медленно и неохотно. Ой, как не хотелось, чтобы Колька сейчас поднялся и застал меня за этим занятием.