Новоселов Дмитрий. Бизнес-блюз

   Тикали часы, билось сердце. На каждый ход стрелки, два удара по ребрам.
   Кто-то поднимается по лесенке. Я выключил монитор и стал спускаться. Это оказался охранник.
   – Николай Александрович спрашивает, вы идете?
   – Иду, уже спускаюсь.
   Охранник развернулся и пошел впереди меня. Мы почти в вестибюле.
   – Ой, – хлопаю себя по карманам, – забыл зажигалку.
   Возвращаюсь через три ступеньки.
   Включаю монитор. Папочка закаталась! Опять удаляю ее в корзину, потом вхожу в корзину и нажимаю на клавишу «очистить». Достаю диск, кладу в футляр и в карман. Все выключаю. Билет на тропический остров у меня за пазухой. Там же дом и небольшая яхта. Настроение близкое к истерике.
   Колька вышел из своего мерса и подошел ко мне.
   – Чего же ты так долго?
   – Полный ящик. Сам понимаешь, всякие поздравления и открытки.
   – Ну что? С Новым Годом?
   – С Новым Годом.
   – Давай, всего тебе хорошего.
   – Ты прости меня за глупые подозрения.
   – Дурак ты.
   – Я же знаю, ты влюблен в мою жену.
   – Это было сто лет назад.
   – Разве кончилось?
   – Еще в институте.
   – Что-то я не заметил.
   – В последний год, перед выпуском. Я ее разлюбил.
   – Разве так бывает? Взял и разлюбил.
   – Так же, как и любовь с первого взгляда. Помнишь, мы отмечали окончание последней зимней сессии?
   – Смутно.
   – Там была твоя Ольга с медичками и еще две девчонки из университета с биофака.
   – Допустим.
   – Разговор зашел про сусликов. Вспомнил?
   – Пока нет.
   – Кто-то спросил, а что суслики делают зимой? Биологички сказали, что спят. Ты предложил поехать будить сусликов. Все были на рогах и подхватили эту идею.
   – Представляешь, ничего не помню.
   – Мы оделись, кто во что, поймали два такси, забились туда как шпроты, пообещали двойной счетчик и поехали за город на поле, будить сусликов.
   – Что-то припоминаю.
   – Бегали по полю, по пояс в снегу, орали, топали ногами, пили водку и будили сусликов.
   – А при чем тут Ольга?
   – Она слишком радовалась этой затее. Она ловила кайф. Ей нравилось будить сусликов и нравилось, что это предложил именно ты.
   – Ну, и что?
   – По-моему это глупость.
   – А я бы и сейчас не прочь, разбудить пару зловредных грызунов.
   – В том-то и дело, – загадочно выразился Дальтоник.
   – Слушай, – сказал я, – а поехали ко мне, встречать Новый Год. Куда ты теперь?
   – Меня ждет девушка, – гордо сказал Колька.
   – У тебя есть девушка?
   – Да, и давно.
   – А что же ты нас не познакомил?
   – С тобой опасно знакомить девушек. Будь здоров.
   – Пока.
   Чебоксаров развернулся и пошел к машине. Еще две секунды, он хлопнет дверью и растворится в белом многоточие.
   – Эй! – крикнул я.
   – Чего тебе?
   – Спасибо.
   – За что?
   – За дочь.
   – Пожалуйста.
   Он исчез в машине, включил фары и поехал к своей девушке, а я поехал к себе домой, хотя меня неудержимо влекло в поле – будить сусликов.

13.

   Я решил оставить машину во дворе. Снег валил сплошной стеной. Вряд ли дворник утром расчистит ворота, а мне нужно ехать в больницу к жене и дочери. Я все еще был без шапки. Теперь вообще непонятно, куда она запропастилась. Прежде чем зайти в подъезд, я запрокинул голову и постарался рассмотреть небо. Одна сплошная чернота, только бледные пятна от ламп накаливания. Почти во всех окнах горел свет. Люди чему-то радовались и на что-то надеялись.
   Диск за пазухой обжигал тело, как фляжка во время запоя. Теперь, поостыв, я прекрасно понимал, что одному мне с этой затеей не справиться. Нужно кого-то привлечь. Впрочем, у меня имеется всего две кандидатуры, это Спарыкин и Макарыч. И обе они далеки от идеала.
   Поднимаясь в лифте, я загадал, что если Макарыч сейчас выйдет мне навстречу, и если не будет пьян, то я расскажу все ему. А если он занят и не выйдет, то завтра первым делом позвоню Спарыкину.
   Я открывал дверь очень медленно, чтобы дать фору генералу. Он хоть и мудак, но все же роднее чем полковник. Я даже замешкался в проеме и нарочито громко покашлял. Никого. Тоже мне – молодожен.
   В двери три замка, соответственно три ключа. Каждый из них шепчет по-своему. Сегодня их голоса были охрипшими. В прихожей перегорела лампочка. Я щелкнул приличия ради пару раз выключателем – никакого эффекта. Снял Колькин пуховик, прошел в зал, нашарил клавишу, но нажать не успел. Рука взлетела сама по себе куда-то за спину, за ней другая. Потом меня уронили на пол. Я уже сбился со счета, в который раз за последние сутки мне приходится принимать горизонтальное положение.
   Орудовали как минимум двое. Один держал за кисти, другой – соединил локти и стал обматывать руки скотчем, от предплечий до кистей.
   – Осторожно, – сказал высокий голос прямо мне в правое ухо. – Не наделай ему синяков, и не задевай скотчем за кожу. Запомни: только одежда.
   – Знаю, – раздраженно ответил второй.
   Очень заботливые ребята.
   После рук принялись за ноги, обмотали их тоже. Потом меня посадили, прислонили спиной к креслу и включили свет.
   Одного из них я уже видел. Это был тот самый самозванец, компьютерщик, пытавшийся влезть в нашу базу. Второго встречать раньше не приходилось, по крайней мере, вот так на вскидку, ничего не припоминалось. Оба они были моего возраста, средней комплекции с никакими лицами. Компьютерщика я бы назвал мутным, а его напарника – субтильным. Их физиономии ничего не выражали, судя по всему они не испытывали ко мне никакой ненависти, как впрочем и особой любви. Ситуация напоминала деловую встречу, когда стороны изучают друг друга, прежде чем начать диалог.
   Непрошеные гости присели около меня на корточки и стали деловито рассматривать рукава моего свитера. Тот, которого я не знаю, отогнул ворот рубашки и посмотрел шею.
   – Пить охота, – сказал мутный. – Я схожу на кухню, а ты присмотри за этим.
   Этот тип вел себя властно, чувствовалось, что он привык, когда его слушаются. Он встал и пошел вразвалку, привычно, как у себя дома. На кухне минуты три стучал стеклом и фыркал помпой.
   – Тебе принести, Антип? – крикнул он.
   – Неси, – отозвался субтильный.
   Мутный притащил стакан воды. Налил, между прочим, в хрусталь. Не хухры-мухры, со вкусом пацан.
   Напарник осушил его в один миг и попросил еще. Видать, волнуется. Тот, хоть и главный, но безропотно пошел выполнять просьбу друга.
   Утолив жажду, они опять сели передо мной на корточки.
   – Вроде все чисто, – сказал субтильный.
   – Кажись, – усмехнулся мутный. – Теперь считай до тридцати.
   – Зачем? – удивился Антип.
   – Надо. Чтобы снять с него стресс.
   Глупость какая-то.
   – Один, два, три, – начал Антип, – четыре, пять, шесть…
   На двенадцати он сбился. Или мне показалось. Двадцать пять он повторил два раза, двадцать шесть – четыре. На двадцати семи его совсем заклинило. Он повторил «семь» раза три, потом закатил глаза и стал заваливаться на бок. Мутный вскочил, подхватил его подмышки и потащил к дивану. Посадил, аккуратно запрокинул голову на спинку, снял верхнюю одежду, ботинки и отнес все в прихожую, потом вернулся и стащил с бедолаги свитер.
   – Все произошло в точности так, как я рассчитывал. Эта штука почти всегда срабатывает на счет тридцать, – он показал пальцем на хрустальный бокал. Потом мотнул головой в сторону лежащего на диване и спросил: – Ты его знаешь?
   – Первый раз вижу.
   – Познакомься – Антипин. Между прочим, вы друзья и сегодня справляли Новый Год вместе.
   – Он мне не друг.
   – Теперь это будет тяжело доказать.
   – Мне руки больно.
   – Теперь это уже не важно, – он сделал пару шагов в сторону лоджии и достал из-за шторки небольшую текстильную сумку, расстегнул молнию и извлек на свет божий бутылку водки.
   Когда он вернул штору на место, материя продолжала шевелиться, как будто за ней не было стекла. Я понял, откуда эти люди взялись в моей квартире. Можно было сразу догадаться, что проникли они ко мне по пожарной лестнице. Это ясно, как дважды два, если уж в жизни начались пожары один за другим, значит, и пожарная лестница должна для чего-то пригодиться. Давно уже нужно было поставить сигнализацию.
   Мутный открутил крышку и понюхал.
   – Пришлось купить «Финляндию». Никто не поверит, что бизнесмен такого уровня, как ты отмечает Новый Год какой-нибудь «Гжелкой».
   Слово «бизнесмен» он произнес презрительно.
   – Нужен стакан, – сказал он сам себе и опять пошел на кухню, около двери неожиданно резко развернулся, как по команде «кругом». – А этот фужерчик тщательно помыть! Остатки еды мы организуем позже.
   Он взял хрусталь, пробормотал что-то себе под нос, задумался секунд на тридцать, сделал несколько шагов, потом остановился, и, наконец, исчез в коридоре.
   Вернулся он с обыкновенным стеклянным стаканом в руке, подсел к своему уснувшему напарнику и налил в сосуд грамм сто водки.
   – Открой ротик, дружок, – похлопал он Антипина по щекам. – Надо чуть-чуть выпить.
   Он надавил указательным и большим пальцами на щеки бедняги, рот у того приоткрылся. Он влил всю водку, почти не разлив. Подопытный сделал два больших судорожных глотка.
   – После этого наркотика, – пояснил он для меня. – Люди превращаются в тесто. Можно лепить что угодно, – он усмехнулся. – Мне надо, чтобы содержание алкоголя в крови соответствовало алкогольному отравлению, не какой-то там стадии опьянения, а именно отравлению. Только отравление может свалить с ног двух таких здоровых мужиков, как ты и Антипин. Понимаешь, именно в крови, а не в желудке. Конечно, вряд ли кто-то будет проверять кровь на алкоголь, но все же. Нужно все предусмотреть. Он ласково улыбнулся и налил еще пол стакана.
   – Никто никогда не видел этого Антипина в моем обществе, – попытался возразить я. – Мне очень больно руки.
   – Да ты с ним мог на улице познакомиться. Мало ли у тебя было приключений. Ты ведь пьяница. Это знаю я, это знаешь ты, это знают все. Хочешь, расскажу сценарий?
   Я пожал плечами.
   – Я тут ничего не изобретал. Все банально и просто. Встречаются два одиноких пьяницы, отмечают Новый Год, напиваются, один из них засыпает, а другой, неизвестно зачем, стреляет из петарды. Возникает пожар. Оба они погибают. Согласись, достоверно?
   Он влил в Антипина еще сто грамм.
   – Подождем, пусть впитается, – он потер ладошки. – Мы ведь не торопимся?
   Я опять пожал плечами. Он подошел ко мне.
   – А теперь ты скажешь, где ты хранишь это чертово видео.
   – Я не знаю, о чем вы говорите.
   – Вежливый.
   Он опять улыбнулся.
   – А если ты не знаешь, о чем речь, то зачем ты послал следить за нами того неудачника?
   – Он следил не за вами.
   – Да ну? Интересно. А за кем же?
   – За женой.
   – За женой?
   – Да, – я подумал, что лучше умру, чем в очередной раз начну объяснять, как я приревновал свою супругу к своему напарнику, тем более этому уроду.
   – Значит, этот парень со склада не продавал вам видео, вы не прятали его и за нами не следили?
   – Я даже не понимаю, о чем речь.
   Теперь он нахмурился. Его стали раздражать мои ответы.
   – Я тебе предлагаю два варианта. Первый: ты сам мне рассказываешь, где порнуха, и я тебя убиваю по-тихому. Второй: я ввожу тебе мой любимый препарат, и ты все равно колешься, я тебя убиваю, но не обделяю вниманием и твоих женщин. Между прочим, у меня есть номера их палат в больнице. Знаешь, они оказались чересчур живучими. А мне не нравится, когда у меня что-то не получается. Меня с детства учили, что нужно доводить начатое до конца.
   Я попытался изобразить на лице глубокую задумчивость.
   – Я не шучу. Надеюсь, ты веришь?
   – Верю. Но, у меня на самом деле ничего нет, – я упрямился, и сам не знал почему.
   – А у кого?
   – Мы все стерли. Чебоксаров настоял, и мы все стерли. Испугались.
   Собеседник расхохотался.
   – Тихонов Сергей Леонидович. Так ведь?
   – Да.
   – Я о тебе все знаю. Абсолютно все. Знаешь, как тебя характеризуют твои работники?
   Я пожал плечами. На самом деле я совершал эти движения, для того чтобы ослабли путы, чтобы не было так больно.
   – Алкаш и жадина. Ты – жмот. Ты никогда не выбросишь то, на чем можно прилично заработать.
   Он, разумеется, врал. Мои работники меня любят. Хотя…. За что, интересно?
   – Ну, будем говорить?
   Я опять дернул плечом, у меня свело судорогой правую руку.
   – Тогда мы тебя сначала обыщем, а потом сделаем укольчик. Аккуратненький, маленький, точечка за ухом или в ступню.
   Он подошел ко мне и похлопал по ребрам. Потом засунул руку в карман пиджака и достал кошелек. Из другого кармана выудил диск.
   – Ну вот. Почему-то мне кажется, что это именно то, что мне надо. Где-то тут я видел компьютер. Я удалюсь на минутку, а ты пока отдохни. Сильно не напрягайся, а то еще что-нибудь себе сломаешь, это может испортить картину.
   Он ушел в кабинет.
   Зря я его не послушал, попробовал пошевелиться, что-то сделать с собой, проползти или еще чего. В результате только звонко стукнулся головой о паркет.
   Его не было минут десять. У меня окончательно свело конечности. Антипин на диване слегка пошевелился.
   – Ну, вот и все, – сказал мутный, появившись на пороге. – Пока удача на твоей стороне. Ты легко отделаешься, – он посмотрел на меня осуждающе. – Я же не советовал тебе двигаться. Ударился, бедняга?
   – Что ты собираешься делать?
   – У тебя есть шампанское?
   – Нет.
   – Жаль. До Нового Года пятнадцать минут. Это мое упущение, о шампанском я и не подумал. Хотя два таких придурка вполне могут налакаться и без вина.
   – Что ты собираешься делать?
   – Пожалуй, выпью водки вместе с тобой. Жалко выливать в канализацию такую вкусную вещь. А пустых бутылок должно быть много. Новый Год все же. Нужно как-то отметить.
   Он подошел к Антипину и влил в него еще треть стакана. Потом сходил на кухню, принес два мандарина и тот же самый хрустальный бокал.
   – Хочешь? – протянул мне цитрус.
   – Нет. Что ты собираешься делать?
   – Отметить праздник.
   Он освободил мандарин от шкурки, налил в хрусталь прозрачную жидкость, выпил, поморщился и съел дольку.
   – Может, развяжешь меня? А то начнется омертвление конечностей. Могут возникнуть подозрения.
   – Ничего. Пока алкоголь будет впитываться в кровь, твои руки размякнут.
   Он доел мандарин, очистил второй и налил себе еще.
   – Я так долго ждал, когда мне, наконец, повезет. Не может черная полоса длиться вечно. У меня квартирка была получше твоей. Знаешь, за сколько пришлось продать?
   Я промолчал. Еще не хватало вести с этим придурком задушевные беседы.
   – За штуку баксов. Ты представляешь? Всего штукарь! В центре Целинограда! Я когда в контейнер вещи грузил, эти уроды все очень внимательно рассматривали, я только потом понял – они выбирали. Знаешь, что пришло в контейнере?
   Я опять промолчал.
   – Одна панцирная сетка, три табуретки и настольная лампа. А кому предъявлять? Там уже другое государство! Меня, майора КГБ, имеющего правительственные награды, обворовали и вышвырнули за порог, как дворнягу! – он выпил и съел дольку.
   – А здесь знаешь, кем назначили? Опером! Опять опером. Видите ли, у меня плохие характеристики. А кто мне их писал? Кто? Очемчиров. Мой шестерка. Был до развала. Что он может написать?
   Он доел мандарин.
   – Пошли они все на хер! Он встал, подошел к тумбочке с телевизором.
   – Где пульт?
   Пульт оказался на кресле. По телевизору показывали рекламу.
   – Сейчас наш голубок начнет выступать, – язвительно заметил он и стал щелкать по клавишам, в поисках местного канала.
   Наконец, нашелся губернатор, он сидел на фоне новогодней елки, которая в свою очередь стояла перед российским флагом.
   – Дорогие земляки…
   – Я восемь лет ждал этого момента. Восемь лет лизал задницы, следил за жирными мордами и радовался подачкам.
   – Прошедший год был нелегким…
   – Я случайно вышел на это помещение. Совершенно случайно! Был заказ топтать одного «коммерса». А он постоянно в этом доме ошивался. А домик не простой, домик секретный, для тайных свиданий предназначен. Охраняется сильно. Трудно мне было туда попасть. Но смог. Чтобы не дергаться установил стационарные камеры. Потом, когда заказ отработал, решил камеры не убирать. Менял батарейки и ждал удачи. Думал, авось на что-нибудь интересное поймаю. Вот и дождался! Я вначале даже не понял, на кого нарвался. Меня просто раздражало плохое качество. Я не мог идентифицировать человека. Когда я чего-то не понимаю, меня это выводит из себя. Я сменил камеру. Сменил место установки. И то, чуть не проворонил. Представляешь, не узнал губернатора! Пичугина узнал, а его нет. Это же такой фарт! А когда, наконец, получил нормальное качество, эти дебилы чуть все не испортили.
   – Проложено пятьсот километров асфальтированных дорог…
   – У меня на подхвате работали два дебила, бывшие менты. Я им строго настрого запретил подходить к компьютеру. Так нет же, одному взбрела в голову мысль поиграть в игры. В какие-то гонки. То ли игра была с вирусом, то ли просто нажимал не на те клавиши, но у него все зависло. Не включается ни в какую! Второй говорит, у меня есть бывшая соседка, она живет с компьютерщиком. Пошли, отнесем, он, мол, наладит. Зассали парни. Это я, конечно, все потом узнал.
   – Построено десять школ…
   – Отнесли, велели к утру наладить. Тот берет другой винт, чистый, такой же, от одной из ваших машин, и, чтобы не копаться, списывает на него всю информацию с нашего, и, по всей видимости, самый последний локальный диск забывает. Я-то, конечно, сперва подумал, что все подстроено специально.
   – Желаю вам, дорогие…
   – Когда я обнаружил пропажу, у меня чуть инфаркт не случился. Эти начали колоться. Поехали к вашему парню. Он делает вид, что не при делах. Антип возьми да и тресни его по башке. Да на глушняк! Пришлось устраивать пожар. Потом помчались к его девке. Она тоже вроде ни бум-бум. Говорит, что, скорее всего винт у вас в конторе. Девку вслед за другом. Когда обнаружил за собой хвост, если честно, вначале струхнул. Потом пробил машину по каналам, понял, что не ФСБ. Убрали на всякий случай.
   – И своего убрал!
   – Он мне не свой. Вообще, все из-за него. Твоя дочь нас не видела. Мы были в гриме. Только Зимарин засветился. Теперь уж и не страшно. Самое интересное, что эти двое даже не знали, что мы ищем. Я их в курс не вводил. А сами они с техникой не дружат. Я ни с кем делиться не намерен! Ни с кем! Это мой последний шанс, и я его не отдам.
   – А голый кто? – зачем-то спросил я, – с девочкой?
   – О! Это тот еще кадр. Я его приберегу на потом. Он далеко пойдет. Думаю, штук на сто гринов он у меня к лету созреет. Возьму бабки за губернатора, за педофила, и все. Сразу валить отсюда к чертям собачьим. На остров.
   – С пальмами?
   – И с голубыми озерами. На берег океана.
   Вот так и исполняются мечты. У кого-то. Не у меня. Может быть, мне за него порадоваться? Оказывается, одни и те же стремления рождают противоположные поступки. Может мне поменять мечту, раз ее мечтают кроме меня такие выродки? О чем это я? Жить то мне осталось…
   Изображение губернатора на экране сменилось репортажем с центральной областной елки.
   – Ну что, ты сам пить будешь, или мне придется дать тебе что-нибудь понюхать для сговорчивости?
   – Понимаешь, – сказал я. – Мне пьяным никак нельзя умирать. Я ведь дочери пообещал, что пить брошу. Может, что-нибудь другое придумаешь?
   Он воспринял мою просьбу серьезно и задумался.
   – Никак. Тут уже ничего не изменишь. Придется тебе подохнуть мудаком и вруном в глазах дочери. Это единственная копия? Кто-нибудь еще, кроме тебя знает?
   Я подумал о Чебоксарове и сказал:
   – Нет. Может, давай без водки? – еще раз попытался поканючить я.
   – Извини. Не получится. Пока еще есть время, помолись.
   Он опять взялся за сумку, извлек из бокового кармана пузырек с черной крышкой и белую тряпочку.
   – Ты помолился? Сейчас мы будем баиньки.
   В телевизоре появился Путин.
   – Уважаемые граждане России. Дорогие друзья…
   Я решил воспользоваться советом моего убийцы и помолиться перед смертью. Нелепо, конечно, и глупо, и, собственно, не для чего. Что поделать. Навалилась глубокая тоска. И жалость к самому себе. Еще я подумал о том, что же будет с Ольгой и Маринкой? Вся надежда на Дальтоника. Неожиданно я забыл все имена бога.
   Убийца сел мне на колени и намочил тряпочку.
   – …И у нас есть все основания назвать уходящий год в целом успешным. В эти минуты каждый из нас вспоминает свои главные – личные и семейные – события….
   Я решил молиться Путину. Дорогой Путин, сделай так, чтобы с моей семьей все было хорошо. Чтобы Маринка всегда поминала меня добрым словом.… Такая глупость!
   Убийца поднес тряпочку к моему носу. Она ни чем не пахла.
   Я вспомнил про Деда Мороза и подумал, что лучше уж я буду молиться ему. Дорогой Дед Мороз! Дорогой Дед Мороз! Дорогой, блин, Дед Мороз! Я покосился на телевизор. Путин стоял под пальмой на фоне черных пятнистых гор, за которыми плескался океан.
   – …Дорогие друзья! Новый год – это праздник, который был и останется символом добра и надежд. И мы, с полным на то основанием…
   На горе были высечены часы. Они показывали двенадцать. Мне стало легко и радостно.
   – …Счастья вам, дорогие соотечественники! С Новым вас годом!
   Стали бить куранты. Я посмотрел на своего убийцу. Он был милым и добрым, очень близким мне человеком. Но, все-таки это был совсем не тот, кто мне нужен. Неужели я так и не увижу в этом году Деда Мороза? Все из-за него. Вернее из-за его отсутствия. Все напасти.
   Удары были гулкими и величественными. Я еще мог их считать. Три, четыре, пять…
   Во время двенадцатого удара раздался выстрел. Голова убийцы взорвалась и из нее полетели брызги. Как шампанское!
   Он рухнул грудью мне на лицо. По-моему, я сломал руку. А может быть и шею.
   Благодаря невероятному усилию, я изогнулся и скинул тело со своего живота.
   В дверном проеме стоял Дед Мороз. Самый настоящий Дед Мороз. В его руках дымилось ружье. Он повел им в сторону дивана и глухо сказал:
   – Не двигаться, долбоебы.
   Антипин и не думал двигаться. Убийца тоже не шевелился.
   Убедившись, что никто не нападает, Дед Мороз подошел ко мне, наклонился и потрогал меня за кисть.
   – Де… Мо…, – сказал я. – Де… Мо…. Развяжитнекс мне руткин, – и вырубился.
   Когда я опять открыл глаза, Дед Мороз все еще находился в комнате, я все еще лежал на полу, мне было нестерпимо холодно, но я уже мог шевелить руками. И ногами, оказывается, тоже. Все окна были распахнуты настежь. Видимо, я пролежал в забытьи какое-то время.
   – Вот ты отъелся, – сказал Дед Мороз. – Хер подымешь! Давай-ка вместе!
   Он наклонился надо мной и взял меня за пальцы. Его сказочный халат распахнулся, и из-под него показались подозрительно знакомые трусы.
   С грехом пополам мы вдвоем смогли переместить мое тело на диван, сбросив на пол Антипина. Он, между прочим, очнулся, на его руках блестели знакомые наручники. Пуля с ненавистью грызла у трупа ботинок.
   – Ты чего это вырядился? – спросил я Макарыча.
   – Должна была прийти Белла. Мы с ней сговорились, что я буду в костюме Деда Мороза.
   – И не пришла?
   – Нет.
   – Ты расстроился?
   – Очень.
   – Помнишь, я говорил тебе, что она загоняется по старикам?
   – Помню.
   – Наверное, ты для нее слишком молод.
   – Успокоил.
   Его тоже немного трясло.
   – Прежде чем звонить на ноль два, я вызвал своих ребят, да и твоих тоже. Скоро приедут. Праздник, конечно, испорчен.
   – А как ты здесь оказался?
   – Хотел сделать тебе сюрприз. Я видел, как ты пришел. У меня же есть ключ. Открыл тихонечко, смотрю, а у нас – гости! Сбегал за ружьем, делов-то!
   Он немного помолчал в задумчивости.
   – Нужно будет по фасаду глазки установить. Или спилить эту лестницу к чертям собачьим.
   – А зачем ты его убил? Можно было руку прострелить, или задницу.
   – Во-первых, я не знал, чем он тебя пичкает. Может, ядом? А во-вторых, на охоте выработал привычку не оставлять подранков. Ничего не могу с собой поделать. Валю всех на глушняк.
   Руки и ноги кололо тысячами иголок. Я с трудом встал и сделал два шага. Вот как оно скачет – то черное, то белое, то жизнь, то смерть.
   Я вышел в коридор. Макарыч последовал за мной и шепотом сказал:
   – Я все слышал. Дай-ка мне диск. Я обшарил труп, у него ничего нет.
   – Наверное, оставил в кабинете.
   Я пошел к себе, покопался три минуты, взял со стола диск и отдал Макарычу. Тот вытащил его из футляра, бросил на пол и раздавил. Потом попрыгал, сел на корточки, собрал осколки и отправился в туалет.
   – Так-то оно лучше будет, – попытался он перекричать шум спускаемой воды.
   Жалко конечно, хороший был диск, редкий. Эксклюзивный концерт Шевчука, записанный им в начале восьмидесятых в Уфимском дворце культуры «Нефтяник», под гитару, несколько бутылок водки и пьяные вопли Федосова. Такой сейчас днем с огнем не сыскать. Кстати, мне его закатал покойный Виталик.
   Как я поменял диски? Сам не сообразил. Руки вперед головы сработали. Уже когда дед дернул за ручку унитаза, понял, что наделал. Не живется мне спокойно.