Новоселов Дмитрий. Бизнес-блюз

   Настоящие выходки губернатора я положил в коробку из-под мультика «Ледниковый период» и спрятал в самом центре стойки среди музыкалок. И на виду, и фиг найдешь.
   – Запомни, никому ни слова, – предупредил Макарыч. – Забудь о том, что видел. Живее будем.
   Я сел в кресло и закрыл глаза.
   – Пойду переоденусь, – сообщил Макарыч. – А то сейчас понаедут орлики. Придется что-то объяснять.
   Генерал оказался прав. Через пять минут после его ухода, комната наполнилась людьми, которые моргали фотовспышками, громко разговаривали и задавали кучу вопросов. Некоторые были в белых халатах, а кто-то в выходных костюмах. Я почти не обращал на них внимания. Я уже привык.
   Появился Спарыкин. Он отогнал от меня назойливых типов и сам стал отвечать на их тупые вопросы. Потом пришел Полупан. Он был пьян, склонился над трупом и принялся повторять:
   – Вот он, блядь! В-о-т о-о-н, бля-я-ядь!
   Потом он подошел ко мне и произнес длинную речь:
   – Вот видишь, мы его поймали. Согласен, если бы не я, то фигу! Согласен?
   Я согласился.
   – Моей заслуги тут процентов восемьдесят. Согласен?
   Я опять согласился.
   – Ну и где благодарность?
   – Какая благодарность?
   – Не желаете помочь милиции?
   – В твоем лице?
   – Да, именно, в моем лице. А чем оно тебе не нравится? Между прочим, моим лицом можно олицетворять все МВД России.
   Я согласился, поразившись тому, с какой легкостью он произносил трудные и длинные слова.
   – И чем же я могу помочь?
   – Деньгами.
   – Завтра, – заверил я.
   Спарыкин что-то подозревал, или делал вид, что что-то подозревает. Он подходил ко мне несколько раз и как бы невзначай спрашивал:
   – Интересно, а что они искали? Этот ублюдок говорит, что понятия не имеет. Якобы, в чем фишка знал только главный. Он ничего не говорил?
   – Нет.
   – Молчал что ли?
   – Требовал какую-то информацию. Скорее всего, Виталик ее посеял или стер. Мы вряд ли узнаем.
   – Ну-ну. И ты даже не догадываешься?
   – Ума не приложу.
   – Если что узнаешь, я в деле. Наверное, эта информация стоила немеряных денег, раз столько трупов.
   Я заверил его, что сразу поделюсь, как узнаю.
   Пока в комнате находились люди, мне страшно хотелось спать, но, как только все ушли, сон отбило. Часа три они донимали меня своими вопросами, часа три не вывозили тело. Спасибо Макарычу, он всех разогнал. И вот он долгожданный миг одиночества, а мне не спится. Я лежу и думаю.
   В новом году моя психология несколько изменилась. Теперь я уже не хотел зарабатывать на этой информации деньги. Я постоянно думал о каких-то колхозниках, старушках, детях и о развращенных малолетних девочках. Нас трахают, а мы думаем, что так и надо, только кряхтим и переворачиваемся. Мне было нестерпимо жалко себя, и всех людей нашей огромной непутевой страны. Я ненавидел этого урода всеми фибрами своей души. Я этого так не оставлю. Он в марте загремит под фанфары!
   Я эти ролики опубликую. Точно, отнесу в газету или на телевидение.
   Где мне сразу же скрутят клюшки. Все газеты и все телевидение в области находится в руках губернатора.
   Тогда я отправлю диск в центральные СМИ. ОРТ или НТВ, может быть ТВЦ.
   И тогда кто-то в Москве заработает большие деньги. Не факт, что их покажут. А мне опять по шапке.
   Что же делать?
   Может, отправить их в Администрацию президента? Ага. Там меня без труда вычислят, сдадут с потрохами тому же губернатору взамен на пару нефтеперерабатывающих заводов. Никто ни о чем не узнает, просто в битве за большие деньги в чьих-то руках появится лишний козырь.
   Остается интернет. Отошлю их на всякие новостные сайты, или на Компромат.ру. Прямо сейчас пойду и отправлю. Я даже встал.
   Стоп. И здесь меня без труда вычислят.
   На ум ничего не приходило. Может быть, отправлять файлы из интернет-кафе? Если, конечно, там имеется такая услуга. Надо попробовать. Параллельно буду переписывать на диски и рассылать в печатные издания по почте. Без обратного адреса, с одним и тем же пояснительным текстом. Причем из разных городов! Придется поездить. Решено. Интернет-кафе различных населенных пунктов и почтовая рассылка. Пока не прошибу стену, пока все об этом не заговорят!
   После того, как я принял такое решение, мне стало как-то спокойнее. Пора бы и поспать. Вместо этого я стал шарахаться по квартире. Бесцельно и тупо.
   В зале в самом углу у плинтуса валялась та самая белая тряпочка. Тоже мне, горе сыщики! Упустили главную улику. Я поднял ее, прошел в спальню, лег на кровать и поднес к лицу. Она по-прежнему ничем не пахла. Но уснул я мгновенно.
   Я спал без снов и очнулся как по команде, уже ближе к обеду. У меня все болело. На телефоне, который я предусмотрительно поставил на беззвучный режим, числилось тридцать два неотвеченных вызова. Наверное, поздравления. Потом посмотрю.
   Я привел себя в порядок, сходил в душ, побрился, сменил всю одежду. Потом открыл холодильник и стал наполнять два пластиковых пакета фруктами и напитками. Высох, оделся и вышел в коридор. Макарыч тут как тут.
   – Пошли, выпьем.
   «Я с водкой завязал», – не сказал я, а подумал. Наверное, со временем мне придется научиться говорить эту фразу.
   – Мне некогда, нужно идти в больницу к дочери и жене.
   – Привет им.
   – Ты мне жизнь спас. С меня причитается.
   – Да ладно.
   – Не да ладно. Что тебе подарить?
   – Не знаю.
   – Подумай.
   – Слушай, а подари мне трусы с генеральскими лампасами. Перед тем, как американцы ввели войска в Ирак, я по поручению генштаба летал в Багдад с секретной миссией. Так вот у одного из Саддамовских генералов были такие. Я сам видел.
   Я вспомнил, что той весной Макарыч неожиданно исчез и отсутствовал недели две или три. Когда я это вспомнил, я неожиданно поверил соседу. Я поверил в то, что он ездил в Ирак, в то, что он знал Гагарина, воевал во Вьетнаме, и даже в то, что он спас весь мир.
   – Хорошо, найду я тебе генеральские трусы.
   – Пойдем, выпьем. Все-таки праздник.
   – Да какой это праздник?
   – Если Новый Год перестает быть чудом – кончается детство, если Новый Год перестает быть праздником – кончается все!
   Перед «все» он сделал глубокомысленную паузу.
   – Слава богу, все кончилось.
   – Да, кончилось.
   Я вышел к лифту, но на лифте не поехал. Спускаясь по лестнице, я думал о том, что в моей жизни в последнее время произошло так много всяких событий, после которых, по теории Макарыча, все должно перемениться.
   Мне казалось, что я уже чувствую эти перемены, в себе, по крайней мере. А может быть, все изменилось и в других местах. Может быть, я выйду сейчас на улицу, а там вовсю зеленеют пальмы, гнутся бананы и поют райские птицы? От этой мысли у меня даже захватило дух. Я спустился на первый этаж, остановился перед дверью, но никак не решался открыть ее и выглянуть наружу.
   Что там за этой дверью? Что?
   Я стоял минут пять, потом собрался с силами, толкнул ее и решительно вышел на крыльцо.
   Ничего не изменилось. Все так же мела метель, все так же низко висели тучи, все так же стонали от холода продрогшие ветви деревьев. Ничего не изменилось, лишь какой-то дурак уже выбросил елку. Она сиротливо валялась у помойки, и на ее ветвях переливались всеми цветами радуги остатки мишуры, а у самой макушки блестел «дождь».
   И только это теплое слово давало надежду на то, что когда-нибудь все равно наступит весна.

Эпилог.

   На моем рабочем столе в небольшой вазе, подделке под «Гусевской хрусталь», поселились гномы. Они тянут наружу мохнатые розовые ладони, то ли здороваются, то ли хотят выбраться. Это дочь нарвала в лесопарке подснежники, они стоят уже две недели, и совсем не вянут.
   Дочь никогда раньше не дарила мне цветы. Точнее она вообще никогда раньше ничего мне не дарила. Даже в дошкольном возрасте, когда дети рисуют родителям на дни рождения корявые абстракции или клеят детсадовские аппликации, она после напоминания жены, добросовестно садилась за работу, начинала выводить цветочек, писала: «Папа поздра…», потом забывала, бросала, не успевала закончить в срок и стеснялась преподносить недоделки. Позже, класса со второго, жена, протягивая мне очередной одеколон или дежурную рубашку, всегда говорила: «Это от нас с Маринкой». На этом вопрос исчерпывался. Мне казалось, что все нормально. Так и должно быть.
   Нынче я очень удивился, когда мое лупоглазое чадо нарисовалось на пороге моего кабинета с букетом в руках.
   – Это тебе, папа.
   – В честь чего?
   – Просто так. Мы с классом ходили в лес.
   – Цветы дарят женщинам.
   – Ну и что. А я хочу тебе.
   – Мама посоветовала?
   – Мама не знает, – обиделась она.
   «Наверное, сейчас что-нибудь попросит», – подумал я.
   – Я пойду?
   – Пока.
   Она ушла.
   «Сейчас вернется и что-нибудь попросит».
   Она не вернулась. Я поставил цветы в вазу и смотрел на них минут сорок. Как бы это выразиться? То ли я был счастлив, то ли ошарашен. Короче, мне было радостно. Я даже не сказал ей спасибо, точнее, сказал, но позже, дома, вечером, перед сном.
   Между прочим, эти цветы весьма кстати. Все эти две недели мы готовились к тому, чтобы торжественно отметить десятилетие фирмы, и они создавали праздничное настроение в моей коморке. Я практически не работал, готовил списки приглашенных, составлял меню, распределял премии. Дальтоник взял на себя культурную программу. Сегодня он, наконец, познакомит нас со своей девушкой.
   Скоро обед, я сижу, смотрю на цветы и подвожу итоги двух ударных пятилеток. Особо хвастаться нечем, за эти годы нелепого предпринимательского труда я не заработал ни на личный самолет, ни на маломальскую яхту, ни, тем более, на футбольную команду. Мы с напарником не разработали известного бренда, не отличились на ниве благотворительности и меценатства и не оставили никакого следа в истории нашего славного города. Мы не участвовали в демонстрациях, не рисковали шкурами ради свободы России, не подписывали воззваний и не критиковали существующую власть. Наоборот, в переломные периоды истории переводили все свое имущество в доллары и ждали в сторонке, чем вся эта шняга закончится. Только полный идиот может поставить нашу жизнь кому-нибудь в пример, и уж, тем более что совсем невероятно, написать о нас книгу. Кому все это интересно?
   С другой стороны, мы – два провинциальных паренька, без всякого блата, без влиятельных мам и пап, смогли пробиться в областном центре, создать на пустом месте некую систему, коммерческую организацию, которая сама себя кормит, создает рабочие места и приносит прибыль.
   Можем ли мы собой гордиться? Не знаю. Чувство гордости за себя любимого обычно появляется в момент достижения поставленной цели. К сожалению человек так устроен, что как только очередная цель достигнута, на горизонте начинает маячить другая, еще более призрачная. Причем любая цель имеет вполне реальный денежный эквивалент. Все упирается в бабки. Или не все?
   Не мешало бы мне со всем этим как-нибудь на досуге разобраться.
   Вот открывается дверь и влетает Аркашка.
   – Шеф, я заказал для тебя на вечер двенадцать бутылок безалкогольного пива.
   – Ты хочешь, чтобы я обоссался?
   – Вообще-то, когда ты пил, это была твоя норма.
   – Это разные вещи, – я чешу затылок. – Впрочем, придет Шамрук. Нам как раз хватит.
   – А что, Шамрук тоже?
   – Тоже.
   – Ух, ты.
   Аркашка убегает, но тут же возвращается снова.
   – Совсем забыл! Я нашел эту бабу! – орет он.
   – Какую бабу?
   – Доктора, психиатра, по фамилии Сенчилло. Помнишь, ты мне давал задание найти ее?
   Дверь открыта настежь.
   – Пожалуйста, не ори и закрой дверь. Где ты ее нашел?
   – По объявлению в газете. Она, между прочим, никуда не пряталась, и не убегала. Просто сменила офис. Вышло постановление мэрии, запрещающее сдавать под коммерческие цели помещения социального назначения, больницы, школы, детсады. Вот ей и пришлось съехать.
   Аркашка протягивает мне визитку.
   – Она тебя помнит. «Зачем я ему»? – спрашивает. А я даже не знаю что ответить.
   – Не твое дело.
   – Шеф, ну скажи.
   – Отстань.
   – А она очень даже ничего. Ты того, что ли с ней?
   – Нет, не того.
   – А хочется?
   – В том то и дело, что много чего хочется, да не можется. Эта стерва меня загипнотизировала. После ее сеанса мой член ни на кого кроме жены подниматься не хочет. Мне нужно чтобы она сняла код. Так хочется налево, что зубы сводит.
   Аркашка пожимает плечами и уходит.
   В дверях его чуть не сшибает Петровна.
   – Сергей Леонидович! Это безобразие!
   – Что случилось?
   – В списках премированных нет декретников!
   – Каких декретников?
   – Женщин, которые сидят с детьми.
   – Они сидят с детьми?
   – Да.
   – Не работают?
   – Да.
   – А с какого ляда мы им должны премии платить?
   – Так ведь это – юбилейная премия. А не за работу. Все-таки десять лет!
   – Мы им пособие платим?
   – Платим.
   – Больше, чем соцстрах?
   – Больше.
   – И продукты подкидываем. Так?
   – Так.
   – При чем тут премия?
   – Так ведь: десять лет!
   – Вот послушай. Там есть одна такая, Смирнова. Знаешь?
   – Знаю.
   – Я ее увольнять собирался. Готовил статью. А она – в декрет. Черт знает от кого! Мы ей выплатили?
   – Выплатили. Но, соцстрах возместил.
   – Ну и что. Я ее если увижу – ухо откушу, столько она мне нервов попортила. А ты говоришь – премия.
   – Так ведь – десять лет.
   – Хорошо. Всем декретникам премию за твой счет.
   – Почему за мой?
   – А почему за мой?
   – Не за ваш, а за счет фирмы.
   – А фирма-то чья? Моя! Моя и Чебоксарова!!! Петровна, забудь про распределения. Мы не бюджетники. Мы частная контора. Петровна уходит, поджав губы.
   Она хороший бухгалтер. И очень хороший человек только растленный групповым извращенным социализмом.
   Насладиться одиночеством мне удается не более пяти минут. В дверную щель просовывается голова нашего нового заведующего складом, которого мы приняли вместо Кирилла. Мы долго отбирали кандидатуры и остановились на этом парне, потому что за него поручилась двоюродная сестра Петровны, чьим зятем он и является. Он таджик, или киргиз, а может даже узбек. Я уже не помню.
   – Можно? – застенчиво спрашивает новый завсклад.
   – Секунду. Позови Ларису.
   Голова кладовщика исчезает, появляется Лариса.
   – Закрой дверь и подойди.
   – Как его зовут? – шепчу я ей на ушко.
   – Кого?
   – Кладовщика.
   – Дебильнур
   – Дебильнур?
   – Да.
   – Дебильнур, Дебильнур. Все время забываю. Неудобно. Пусть зайдет.
   Заходит Дебильнур, на нем пожилой костюм и красный галстук. Наверное, уже прибыл на праздник. Я смотрю на часы. Все верно. Скоро начнем.
   – Сергей Леонидович, – начинает он, переминаясь с ноги на ногу, – у меня к вам нет никакого дела. Просто я хочу сказать… Извините, я волнуюсь.
   Я не перебиваю его, даю возможность поволноваться. Пауза затягивается. Наконец, собравшись с мыслями, он продолжает:
   – Вы знаете, когда я сюда приехал… У меня жена русская…
   Говорит он почти без акцента, но с трудом. Лоб изрешетили глубокие морщины. Вроде поймал мысль. Открывает рот. В это время дверь распахивается настежь, стукаясь ручкой о стену. Врывается Лариса. У нее глаза квадратные, в уголках рта пена.
   – Губернатор на проводе!!! – истерично орет она.
   Дебильнур пугается, я тоже.
   – Губернатор?
   – Да, приемная. Просят соединить с вами.
   – Ну, так соединяй.
   Лариса уходит, перепуганный кладовщик тоже. Они закрывают дверь.
   Звонит телефон. Я поднимаю трубку, медленно и осторожно, как снимают крышку с кипящей кастрюли. Я наслаждаюсь моментом.
   – Сергей Леонидович? – спрашивает женский голос.
   – Да.
   – Соединяю с губернатором, – в ее голосе чудятся знакомые нотки.
   Играет музыка. Потом щелчок, потом мужской голос:
   – Алло.
   – Привет, Макарыч!! – ору я.
   – Салют, сосед.
   – Как здоровье?
   – Здоровье в порядке, спасибо зарядке.
   Я не разговаривал с Макарычем с февраля месяца, с того самого момента, когда он неожиданно для всех выдвинул свою кандидатуру на выборах и исчез из дома.
   – Поздравляю тебя с избранием, – искренне говорю я.
   – А что ж ты сам не позвонил?
   – Я звонил раз сто, но разве через твоих московских горилл пробьешься? А дома тебя нет.
   – Да, охрана у меня серьезная. Неудобств масса.
   – Слушай, а эта твоя секретарша, та девушка, о которой я думаю?
   – Да.
   – То-то голос знакомый. А чего ж она так официально со мной?
   – В приемной люди.
   Повисает пауза. Я не знаю, что еще сказать.
   – А у нас сегодня с Дальтоником юбилей – десять лет фирме.
   – Поздравляю. Только твой друг мне не нравится.
   – Приезжай. Посидим.
   – У меня регламент. Теперь мой визит немалых денег стоит, я уж не говорю про подпись. Шучу, конечно.
   – Извините.
   – Попробую заскочить минут на двадцать.
   – Будем ждать.
   – А ведь ты меня обманул.
   – Когда? – пугаюсь я.
   – Подсунул не тот диск.
   – Каюсь.
   – Спасибо тебе за это. Был такой момент, когда Москва колебалась, кого поддержать: старого кадра, или стоящих за мной людей. Сам понимаешь, у противников денег – то побольше, чувствуем, что начинаем проигрывать. А тут как раз в прессе и в интернете начался скандал о закулисных махинациях Пичугина и руководства области, мы вытащили его на телевидение, а дальше дело техники. Я сразу понял, что это твоя работа.
   – До сих пор не возьму в толк, как ты решился?
   – Ребята из Москвы продвинули. Неожиданно все получилось. Как-нибудь в общих чертах расскажу. В деталях не имею права.
   – Ну, ты его посадишь?
   – Вряд ли.
   – Он же урод.
   – Согласен. Но, я обещал. Одним из условий было то, что его никто не тронет. Да и потом, его нет в области, уже свалил.
   – Плохо.
   – Знаешь, я теперь немного жалею, что ввязался во все это. Раньше Макар водку лакал, а ныне Макар в воеводы попал. Политика говно, – он отвлекся от меня и кому-то что-то сказал. Потом опять вернулся. – Рад был слышать.
   – Спасибо за звонок.
   – Пока.
   Я кладу трубку.
   Минут через пять после стука в дверь заходит Лариса.
   – Ну, как? – спрашивает она.
   – В плане?
   – Все нормально?
   – Все отлично. Возможно, нас заедет поздравить губернатор.
   С дикими воплями Лариса бросается по лестнице делиться этой сногсшибательной новостью со своими товарками. Опять звонок. Это Полупан.
   – Сколько лет, сколько зим! – радуюсь я. – А мы тебя совсем заждались. Тут в сейфе для тебя один конвертик завалялся.
   – Какой конвертик?
   – Помощь милиции.
   – Да брось ты. Это я по пьяни. Не надо мне ничего.
   – Хочешь сказать, что ты честный мент?
   – Да. Только я этого стыжусь. Ты пожалуйста никому не говори. Не правильно поймут.
   Я смотрю в окно и вижу, что Дальтоник уже приехал, его сверкающий «мерседес» припаркован под фонарем. Пора идти в зал. Почему-то задерживается жена. Я приглашаю Полупана на банкет, поправляю костюм подхожу к зеркалу, придирчиво рассматриваю свою помолодевшую за последнее время физиономию. Из носа выбился длинный черный волос. Непорядок. Как-то мы его с моим парикмахером проглядели. Я засовываю его, как можно глубже. Благо у меня тонкие пальцы. Вроде бы теперь все в норме. Я отхожу от зеркала, потом возвращаюсь и принимаюсь вытаскивать волос обратно. На это занятие времени уходит гораздо больше. Чувствуя неминуемую кончину, волос прячется, теряясь в слизистой. Наконец подлец пойман. Я цепляю его ногтями и с силой вырываю. Боль жуткая. Из глаз текут слезы. Впопыхах я ухватил целый пучок.
   Со слезами на глазах и перекошенным от боли лицом выхожу в приемную. На стуле сидит завсклад. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но, увидев мою гримасу, видимо решает, что я не в настроении, встает и уходит.
   На лестнице мне встречается Снегурочка. Та самая, с Нового Года. Без нее теперь не проходит ни одна наша корпоративная вечеринка. Коллектив ее очень любит и жалеет. Она и ведущая, и тамада, и заводила. Снегурочка сегодня в строгом темном костюме, который вполне соответствует важности момента. Правда, на ногах – кеды. Она рада меня видеть, и дает понять это, улыбаясь во всю ширь, так что мне становятся видны ее загорелые гланды. Один из передних зубов в ее необъятной пасти отсутствует. Наверное, у этой престарелой травести нет денег на ортопеда, а может она не вставляет его, специально, готовясь к какой-нибудь новой для себя роли, Бабы Яги, например.
   Я спускаюсь в зал. В последнее время после открытия нескольких гипермаркетов, в нашем магазине дела шли совсем плохо. Мы не стали дожидаться полного краха и в срочном порядке переоборудовали его под ресторан. Сегодня мы испытаем на себе его кулинарные возможности, а завтра должно состояться официальное открытие. Мне жаль тех огромных денег, которые мы потратили на рекламу этого события. Правда, Дальтоник настроен оптимистически. Он утверждает, что мы отобьем капусту в течение одной недели.
   А вот и он – легок на помине. Рядом девушка юркая и очкастая. Я останавливаюсь в дверях и изучаю новую пассию моего партнера. Она моложе нас лет на пятнадцать. Чувствуется наличие интеллекта и темперамента.
   Меня замечает кто-то из гостей, все оборачиваются. Я начинаю здороваться с приглашенными, потом занимаю отведенное мне место. Справа садится Чебоксаров, слева пустой стул. Я не собираюсь звонить жене. Только нервы тратить. Она любит опаздывать и обращать на себя внимание. Чебоксаров знакомит меня со своей дамой. Та застенчиво опускает глаза долу и лупает ими на скатерть через толстые линзы. Она красива.
   Постепенно веселье начинается. Что-то орет Шамрук с другого конца стола, разбивается тарелка, мелькает Аркашка, оставляя за собой шлейф дорогого французского одеколона. Прибывает глава районной администрации со свитой. Естественно без подарков. Они вяло жмут наши с Дальтоником натруженные руки и говорят какие-то слова, хищно поглядывая на уставленный яствами стол. Все. Можно начинать. Если не считать стул рядом со мной, свободных мест нет. Народу битком.
   Торжественную часть открывает Петровна. Она это любит. Вначале радетельница за всеобщее благополучие хвалит нас, своих директоров, потом произносит панегирики в адрес районного руководства и, наконец, сообщает, что и весь коллектив в общем-то неплох. После вступительного слова, она зачитывает приказы, вручает конверты и грамоты.
   Под бравурную музыку влетает беззубая Снегурочка. Кружась в лихом танце она умудряется произносить какие-то красивые слова и полностью завладевает вниманием аудитории.
   Колька наклоняет голову и шепчет в ухо:
   – Сильно заметно?
   – Что?
   – Разница.
   – Какая?
   – В возрасте.
   Наконец я понимаю о чем речь. Я даже знаю, какой ответ ему хочется услышать.
   – Ну, за ее папашу ты не сканаешь. Слишком юн. А вот за молодого, только что из института, учителя литературы, соблазнившего отличницу, вполне возможно.
   Дальтоник злится. Морда наливается кровью.
   – Шучу, шучу, – успокаиваю его я. – Классная деваха, – шепчу как можно тише и поднимаю вверх большой палец правой руки.
   Колька сияет. Честное слово, как ребенок!
   Во время краткой речи, которую произносит глава администрации, в моем кармане предательски звонит телефон. Я быстро переключаю его на бесшумный режим и, опустив руку под стол, мельком смотрю на дисплей. Звонок из дома.
   После начальства нас начинают поздравлять друзья и партнеры. Шамрук дарит картину метр на два, на которой изображены два обнаженных тела в полете, и смахивает скупую слезу во время торжественного тоста. Наконец распорядительница бала объявляет перекур.
   Я закуриваю на ходу и поднимаюсь к себе, чтобы позвонить домой.
   – Что случилось? – спрашиваю я жену.
   – Мне не здоровится.
   – Простыла?
   – Нет, какое-то недомогание.
   – Ты не придешь что ли?
   – Зачем я вам буду портить праздник своим кислым видом.
   – Ну не знаю, если полегчает, подъезжай. Я пошлю за тобой машину. Тебя тут все ждут.
   В это время открывается дверь и в нее опять просовывается голова заведующего складом. Я машу ему рукой, чтобы он вошел.
   – Вряд ли я приеду, – говорит жена.
   – Хорошо, я до конца задерживаться не буду. Принесу чего-нибудь. Посидим вместе. Пока.
   Кладовщик заходит и скромно садится на один из стульев. Лицо у него в розовых пятнах. Он видимо слегка выпил.
   – Постой, – говорит Ольга. – Я беременна.
   Последнее слово – это просто звуки. Бессмысленные. Интересно, что они означают?
   – Ты что, оглох? Я говорю, что беременна.
   – Откуда ты знаешь? – задаю идиотский вопрос.
   Жена раздраженно смеется.
   – Я имею ввиду, это точно?
   – Я, между прочим, врач.
   Я закрываю трубку рукой, извиняюсь перед парнем и прошу, чтобы он вышел.
   Он не расстраивается и не обижается, просто встает и уходит.
   – Что будем делать? – одновременно спрашиваем мы друг у друга.
   – Не знаю, – опять синхронно говорим мы.
   В который раз дверь нараспашку. Забегает Лариса в полуобморочном состоянии. Проходной двор какой-то.
   – Губернатор приехал! – кричит она.
   – Ты, почему без стука? – злюсь я.
   – Так ведь губернатор приехал!!!
   – Мне похер, – говорю я. – Мне некогда.
   Лариса открывает и закрывает рот, но звуков нет. Глаза могут выпасть на паркет.
   – Иди, иди, давай. Встречай гостей. Заодно подумай, – советует жена и прерывает связь.
   Сбивая с ног кладовщика, мы с Ларисой спускаемся в зал. Там царит полный хаос. Глава районной администрации со свитой находятся в состоянии шока. Макарыч тщетно старается пробиться к столу через плотное кольцо окруживших его гостей. Чебоксаров снисходительно улыбается и пыжится перед своей девушкой. Все торчат от нашей крутизны.