— Не ему это решать, Модести.
   — Но он хочет этого.
   — Это потому, что его возможности ограниченны и он не видит того, что вижу я. — На лице Люцифера появилась улыбка. — Он не доверяет тебе. Он убежден, что ты восстала против меня.
   — Ты так не думаешь?
   — Я знаю, что это не так, — отвечал Люцифер с неколебимой уверенностью.
   — Я рада, что ты это понимаешь. И я рада, что ты дал еще один шанс своему новому слуге Колльеру. Он хорошо трудится?
   — Да. — Люцифер задумчиво помолчал, потом добавил: — Но он медленно усваивает уроки. Я учил его все утро, но он постоянно просил меня показать ему это еще раз…
 
   В одной из комнат нижнего этажа Боукер задвинул ящик картотеки и закурил сигарету. Он не предложил закурить Колльеру, который сидел, поставив локти на колени и уронив голову на ладони. Лицо его было изможденно до предела.
   В комнату вошли Сефф и Регина. Регина приблизилась к дивану, сняла туфли и, присев на краешек, начала тереть лоб ментоловым карандашом.
   — Как результаты, доктор Боукер? Вы довольны Люцифером? — спросил Сефф.
   — Вот кто эксперт, — отозвался Боукер, кивая на Колльера.
   — Итак, мистер Колльер? — Сефф обернулся к нему, скрипя шеей. — Что можете сказать?
   Тот посмотрел на него с сочетанием усталости и ненависти, потом монотонно произнес:
   — Способности Люцифера гораздо выше, чем у кого-либо из известных мне лиц, наделенных задатками экстрасенсов. Но вы, кажется, недовольны его результатами?
   — Прошу вас объяснить этот парадокс.
   Колльер посмотрел в окно и заговорил:
   — Большинство людей, наделенных сверхчувственным восприятием, обладает им в достаточно ограниченных пределах. Я имею в виду, конечно, расхожий смысл этого эпитета. Причем это проявляется лишь при специальных статистических подсчетах.
   Попробуйте подбросить монету тысячу раз и попросите вашего тестируемого предсказать результат — орел или решка. Если точность его предсказаний превышает теорию вероятности на двадцать процентов, это уже предмет восхищения. — Колльер замолчал, посмотрел на Регину и задал себе вопрос, почему он ненавидит эту женщину даже сильнее, чем Сеффа. После отвратительного кукольного спектакля, который был показан вчера, Стив ощутил это особенно отчетливо. — Вы же хотите чего-то сверхвыдающегося, — продолжил он. — Вы хотите, чтобы Люцифер предсказывал смерти методом психометрии с точностью до девяноста процентов. Мы сегодня предложили ему тысячу конвертов, и он выбрал тринадцать. Затем мы повторили ту же самую процедуру, и он выбрал пятнадцать. Причем среди них семь совпали с его первым выбором.
   — Что это означает, мистер Колльер?
   — Я пока еще не разработал адекватной математической формулы, и я не смогу этого сделать, пока не будет ясно, каков процент точности. Подсчеты Боукера по предыдущим предсказаниям не дают полной картины, но в качестве общего предположения я рискнул бы отметить, что точность его предсказаний действительно понижается.
   Колльер замолчал и снова посмотрел в окно. Он очень хотел увидеть фигурку в красном чонсаме. Он сам не понимал, для чего ему это нужно, — может, чтобы почувствовать, что он не одинок в этом кошмарном мире.
   — Забудем о математических формулах, — сказал Сефф. — Нас сейчас интересуют практические результаты. Как вы считаете, ваши эксперименты в состоянии улучшить ситуацию с предсказаниями?
   — Господи! Я не знаю! В области парапсихологии нет правил, а если и есть, мы их еще не сформулировали.
   — Будьте добры не выражаться, мистер Колльер, — мягко напомнил Сефф. — Вы находитесь в присутствии дамы. — Он посмотрел на Регину, которая отозвалась гордой и любящей улыбкой. Колльера затошнило. — Кроме того, — продолжал Сефф, — вы, вероятно, ранее изучали воздействие на сверхчувственные способности внешних факторов.
   — Мы не изучали предсказания смерти, — пожал плечами Колльер. — Но в целом оптимальные результаты получаются, когда объект не предпринимает никаких специальных усилий. Сознательные усилия только мешают реализации подсознательных способностей. Кроме того, мы пришли к выводу, что тренировкой можно добиться лучших результатов. С тех пор как мы сюда прибыли, Люцифер работает с карточками и выполняет прочие стандартные тесты.
   Пока прошло еще слишком мало времени, чтобы говорить о прогрессе.
   — Может, ваша методика имеет изъяны?
   — Посмотрим, каковы будут результаты, если я прекращу опыты, — сухо улыбнулся Колльер. — Люцифер пока явно регрессирует.
   — Он прав, Сефф, — подал голос Боукер. — Люцифер слишком напряжен. Я слежу за ним, когда Колльер проводит опыты. Надо, чтобы он как-то расслабился, и тогда он снова вернет себе прежнюю блестящую форму.
   — Чтобы он как-то расслабился, — повторил Сефф. — Но это как раз ваша область, доктор Боукер. У вас есть какие-то рекомендации?
   — Я пробовал транквилизаторы, но они не помогают, — отвечал Боукер, задумчиво гася сигарету в пепельнице. — Меня особенно удивило, как он воспротивился ликвидации этой Блейз. Тут что-то есть. Я мог бы, конечно, выразить это в профессиональных терминах, но первым это сформулировал простым языком Джек Уиш еще там, на Зильте, когда сказал, что Люцифер уже большой и ему нужна женщина.
   Регина захихикала, и на ее щеках появился румянец.
   — Если не считать женщин моро, — сказала она, — остается только эта самая Блейз.
   — Ее-то я и имел в виду, — сказал Боукер.
   В наступившем молчании Колльер пытался подавить в себе желание встать, подойти к Боукеру и врезать ему по морде. Он, правда, сильно сомневался, что у него получится очень хорошо, но и Боукер, с другой стороны, тоже не производил впечатления кулачного бойца. А было бы приятно почувствовать, как под твоим кулаком что-то там хрустит и ломается. Но он глубоко вздохнул и постарался успокоиться.
   Сефф стоял, сцепив руки за спиной, и то поднимался на носках, то снова опускался. Губы его были поджаты.
   — А это не опасно? — наконец осведомился он. — Насколько я помню, источник заболевания Люцифера как раз связан с близостью с женщиной.
   — Это, скорее, опасно для Блейз, — возразил Боукер. — Но поскольку мы все равно намерены ее убрать, это нас не должно беспокоить. Что бы ни случилось, мания Люцифера так и останется при нем. Его недуг неизлечим. В худшем случае это не нанесет Люциферу вреда, в лучшем — приведет к повышению точности его предсказаний. Если ему нужна разрядка, то я лично обеими руками за то, чтобы предоставить ему такой шанс.
   — Это может несколько понизить его физические способности, — хрипло проговорил Колльер.
   — Вы тут не совсем объективны, мистер Колльер, — отозвался Сефф с ледяной улыбкой. — Кроме того, вы вряд ли в состоянии предложить статистические выкладки относительно влияния половых сношений на сверхчувственное восприятие.
   — Тут есть одно «но», — тихо заметила Регина.
   — Да, моя дорогая, — обернулся к ней Сефф.
   — Дело не в том, чтобы отдать эту Блейз Люциферу. Бедный мальчик сам попросил бы об этом, если бы понял, конечно, что ему нужно. Но тут необходимо ее содействие. Ей придется как-то убедить его… приложить старания.
   — Регина права, — подал голос Боукер. — Я думал об этом. Для того чтобы Люцифер оказался в постели с женщиной, требуется умело проведенное соблазнение. Блейз не может просто взять и отдаться ему. Но она, как мы видим, человек весьма одаренный и если желает пожить немножко дольше, то должна несколько напрячь, так сказать, свои способности…
   Колльер только дивился, сколько еще ненависти может выдержать его сознание, не отдав приказ мускулам уничтожить это мерзкое существо. Но Сефф сунул руку в карман и был готов нажать на кнопку передатчика. Да и Регина тоже сунула руку в свою сумочку.
   Сефф посмотрел на Колльера и усмехнулся.
   — Мне представляется перспективной эта идея, доктор Боукер, — сказал он. — Поставьте в известность Джека Уиша насчет изменений в местонахождении определенных лиц в ночное время, с тем чтобы охранники знали свои новые обязанности. А вы, мистер Колльер, должны уведомить мисс Блейз о нашем решении.
   — Я? — тупо переспросил Колльер.
   — Да, вы. Я полагаю, никто лучше вас не сможет изложить наши пожелания и растолковать все необходимые детали. Рекомендую вам прогуляться вдвоем по горе вечером после обеда. Разумеется, мы будем следить за вами. — На лице Сеффа изобразилось нечто похожее на удовольствие.
   Регина надела колпачок на ментоловый карандаш и положила его в свою сумку рядом с черным продолговатым предметом, который был не чем иным, как передатчиком.
   — Какая жалость, — протянула она своим дребезжащим голоском, — что у нас тут нет телевизионной камеры.
 
   Трапезы происходили в большой комнате за двумя отдельными столами. Модести находилась в обществе Боукера, Люцифера и Джека Уиша. Колльер питался вместе с Сеффами.
   Пищу готовила Регина, а подавала женщина из племени моро.
   Если бы на месте Колльера оказался Вилли Гарвин, то именно тут и можно было попытаться устроить восстание — Вилли разобрался бы с Сеффами, а Модести с Боукером и Уишем до того, как сработал бы чей-то передатчик или пистолет Уиша. Впрочем, даже при участии Вилли это сопрягалось бы с большим риском, а без него было чистым самоубийством.
   Колльер особенно ненавидел эти совместные трапезы. От близости к Сеффам его начинала охватывать тошнота, словно от зрелища распада и гниения. Но Модести вела себя спокойно, не выказывая никаких признаков напряжения.
   После обеда вечером Люцифер, по своему обыкновению, отправился к себе слушать пластинки. Обычно он проводил за этим занятием час. У него были записи Сен-Санса и Пьерне, которые он мог слушать снова и снова. Сефф вытер рот салфеткой и проговорил:
   — Мистер Колльер немного прогуляется с вами, мисс Блейз. Он вам сделает одно сообщение.
   Регина хихикнула и отхлебнула джина с содовой. Модести молча встала и направилась к двери, которую распахнул перед ней Стив.
   Они двинулись от дома к вершине холма. Смеркалось. Сейчас охрану несли четверо моро. Потом число охранников должно было увеличиться.
   Колльер никак не мог построить простейшей фразы. Первой заговорила Модести:
   — По крайней мере, мы получили возможность немного пообщаться. Как ты себя чувствуешь, Стив?
   — Отвратительно. Господи, как это тебе удается держаться так, словно тебя это все не касается? Ты прямо как камень!
   — Я бы этого не сказала. Но мне случалось и раньше попадать в неприятные ситуации.
   — И даже в такие жуткие?
   — Трудно оценить ситуацию, пока дело не доведено до конца. Но мой тебе совет — ешь как следует и высыпайся. Старайся хоть как-то отвлекаться от происходящего. Потому что если у тебя случится нервный срыв, то Сефф просто тебя ликвидирует.
   — Отвлекаться? — Стив издал сухой смешок. — Но как, черт возьми, тебе удается отвлекаться?
   Она остановилась и посмотрела на него.
   — Сделай над собой усилие. Посади на голодный паек возражение и корми до отвала волю.
   — Хорошая формула.
   — Не надо так переживать за себя. И за меня тоже. Я понимаю: тебе не по себе, потому что ты должен сообщить мне нечто малоприятное. Но пока забудь про это и выслушай лучше, что я тебе скажу.
   — Ладно. — Он провел рукой по лбу, радуясь этой небольшой отсрочке и презирая себя за это облегчение. — Как же посадить на голодный паек воображение и как накормить до отвала волю?
   — Ну, видишь ли, — Модести развела руками так, словно речь шла о чем-то самоочевидном, — всякий раз, когда ты начинаешь думать о том, что Сефф может сделать с нами, обрывай себя. Переключайся на то, что мы можем сделать.
   — Мы? — недоверчиво протянул он. — Например?
   — Например, если удастся выкроить полчаса общения наедине без помех, я удалю из тебя капсулу с ядом, а потом, если операция пройдет успешно, ты сделаешь то же самое с моей капсулой. У меня есть бритва.
   — Бритва? — У Стива отпала челюсть. — Ну и ну! Ты советуешь мне успокоить воображение и тут же сообщаешь, что у тебя завелась бритва. Ну, после такой новости я буду ночью спать как бревно, можешь не сомневаться.
   — Вот молодец, — сказала Модести, и в сумерках блеснули в улыбке ее зубы. — Наконец-то услышала от тебя живое слово.
   Колльер вдруг понял, что ему полегчало. Тяжесть в животе исчезла, да и мускулы немного расслабились. Он сказал:
   — Тут особенно не повеселишься. Ситуация не из приятных.
   — Поменьше думай о неприятностях, и тогда они не так будут тебя угнетать. Будь самим собой.
   — Я и так чувствую себя самим собой. Перепуганным насмерть мальчиком, желающим к тому же поскорее попасть домой.
   — Я тоже очень хочу домой. Скажи, за тобой следят постоянно?
   — Не то чтобы мне дышали в ухо, но где-то кто-то все время маячит. Только ночью я остаюсь один. Но дверь запирается снаружи, и в коридоре дрыхнет охранник-моро с винтовкой. А на окнах решетка.
   — У меня то же самое. Но нам надо придумать, как выбраться из клетки. Ночью. Пошевели мозгами.
   — Это, правда, не по моей специальности, но я постараюсь. Ну а что случится, если мы с тобой уединимся и блеснем хирургическим искусством с помощью твоей бритвы? Если, конечно, нам это удастся.
   — Вот ты и об этом думай, особенно когда у тебя начнет чересчур разыгрываться воображение. Чем больше будешь думать, тем легче что-то придумать. И думай также о своей работе с Люцифером. Это очень существенно, если хочешь остаться в живых.
   Упоминание имени Люцифера вернуло Стива к печальной новости, которую он должен был ей сообщить, но Модести продолжала говорить:
   — У нас есть два варианта спасения. Один — вырваться самим. Второй шанс — это Вилли Гарвин.
   — Вилли? — растерянно повторил Стив, пытаясь справиться одновременно с двумя идеями.
   — Да. Вилли видел, как нас увозили. И он, поверь, не будет сидеть сложа руки.
   — Но Господи, Вилли же ни за что не отыщет нас тут, на краю света!
   — Так думают Сефф и его подручные. Так думали раньше очень многие. Они полагали, что раз я выведена из игры, то на Вилли уже можно не обращать внимания. Многие заплатили за такое пренебрежение дорогой ценой. Нет, когда Вилли Гарвин выходит на ринг, Сеффу и иже с ним лучше улепетывать без оглядки.
   Она снова двинулась в путь, и Стив последовал за ней. Он стал понимать, как она сражается с безнадежностью ситуации. Для нее не существовало безвыходных положений, и ее ум был ориентирован на победу, блокируя все страхи, опасения, доводы вроде бы здравого смысла, а на самом деле малодушия.
   Неплохой подход, конечно, но она так жила всю жизнь. Посади на голодный паек воображение…
   — Значит, так, — заговорил Колльер, изгнав из интонаций все эмоции. — Люцифер стал предсказывать смерти с меньшей точностью. Они хотят как-то выправить положение, и Боукер решил, что ты можешь помочь. Они хотят, чтобы ты соблазнила Люцифера… В противном случае…
   Она не замедлила и не ускорила шага, и на ее лице Стив заметил только легкую сосредоточенность.
   — Это может плохо кончиться, — сказала она.
   — Еще бы, — срывающимся голосом отозвался Стив. — Ведь именно из-за женщины и начался этот его бред, когда он вообразил себя Царем Тьмы. Ты об этом знаешь?
   — Да. Боукер говорил… Но я не про то. Тут все дело в Сеффе. Если он поймет, что я стала оказывать на Люцифера слишком большое влияние, он не постоит перед тем, чтобы уничтожить меня. — Помолчав, она добавила: — Но все-таки попробую…
   — Горизонтальный гавот с Люцифером, — мрачно процедил Стив.
   Она остановилась, обернулась и, не выказав нетерпения, сказала:
   — Не надо драматизировать. В таком месте выжить лишний день уже неплохо. Поверь мне, я платила и цену повыше.
   — Ну что ж, — фыркнул Колльер, выведенный из себя тем спокойствием, с которым она приняла эту новость. — Желаю приятно провести время.
   Модести ничего не сказала, но только посмотрела на него с улыбкой, в которой было сочетание кротости и недовольства. Колльер опустил глаза.
   — Прости, — сказал он. — Я мерзавец. Ревнивый мерзавец.
   — Что есть, то есть, — согласилась она. — Но кто ты еще, Стив?
   — Не понял.
   — Ну, ты не металлург, это мы установили. Да и парапсихология не твое основное занятие.
   — Нет, нет. — Колльер сумел выдавить из себя улыбку. — Я вообще-то математик. Я преподавал, а лет пять назад написал и опубликовал школьный учебник. Мне повезло. Его стали использовать во многих школах, и на гонорары от переизданий я получил неплохой доход: шесть-семь тысяч в год. Поэтому я бросил преподавать и занялся своим хобби.
   — Парапсихологией?
   — Да, — кивнул он. — Я подошел со стороны статистики, потом двинулся дальше. Вроде бы у меня получалось неплохо. Я не только ревнивый мерзавец, но и весьма скептически настроенный мерзавец. Иначе нельзя, если хочешь как-то разобраться с экстрасенсорными явлениями.
   — Теперь ты стал в этой области авторитетом?
   — Вроде бы да. Я широко известен в узких кругах.
   — Но почему ты представляешься металлургом?
   На лице Стива появилось подобие усмешки.
   — Попробуй сказать, что ты занимаешься парапсихологией, и от тебя не отстанут. У любого есть друг, который видел привидение. Причем в шестидесяти трех с половиной процентах случаев это была чья-то тетушка. Ну а если сказать, что ты металлург, тебе не будут докучать никакими вопросами. Этот предмет никого не волнует.
   — Разве что Вилли Гарвина.
   — Да, Гарвина с его чертовым бериллием. — Он осекся. — Слушай, о чем это мы толкуем?
   — О том о сем. О былых временах. Настоящий момент мы вроде бы уже обсудили.
   — Вроде бы.
   — Эй! — раздался оклик. Они оглянулись. У дома виднелась коренастая фигура Джека Уиша. — Эй! — снова крикнул он. — Идите сюда.
   — Ну что ж, пошли, — сказала Модести, коснувшись рукой плеча Стива, и они повернули к дому. Там в нескольких окнах уже горел свет. В доме имелись резервные аккумуляторы, но основное электропитание поступало из маленького генератора, установленного на южном склоне горы на бурной речушке, стремительно несшей свои воды к морю. Из нее же поступала и вода в резервуар на крыше.
   Джек Уиш вошел в дом, оставив открытой тяжелую дверь.
   У двери стоял охранник-моро с винтовкой «гаранда» через плечо. На плоской крыше маячила еще одна фигура.
   Это был Сефф. Он следил за ними, не спуская глаз, сунув пуку в карман черного пиджака.
   — Насчет Люцифера, — заговорила Модести, — это начнется сегодня?
   — Да, — кивнул Стив и, тут же подавив всплеск воображения, перевел мысли на зарешеченное окно своей комнаты. Прутья были толщиной в три дюйма. Насколько глубоко они входили в пазы? Если бы найти какой-то инструмент… — Да, — сказал он. — Сегодня.

Глава 15

   — Играть придется с листа, — сказал Боукер. Он явно нервничал. — Не знаю, как он отнесется к этому, но Бога ради, не действуйте прямолинейно.
   — Он сейчас спит? — коротко спросила Модести.
   — Не исключено. — Боукер остановился у двери комнаты Люцифера и негромко постучал. Ответа не последовало. — Похоже, спит, — пробормотал Боукер и наклонился, чтобы отодвинуть засов.
   — Вы и его запираете?
   — Да, он к этому привык в психбольнице. Он уверен, что запирает дверь своей властью.
   — А если он вдруг захочет выйти?
   — Не захочет. Но даже если он вдруг попробует открыть дверь, а она не откроется, он убедит себя, что просто проверяет, надежно ли она заперта. Люцифер всему находит рациональное объяснение. — Боукер нагнулся и отодвинул второй засов. — Мне не зайти на несколько минут, чтобы как-то его успокоить?
   — Нет.
   Боукер пожал плечами и тихо отворил дверь. Модести увидела большую комнату с дорогой мебелью и двуспальной кроватью, возле которой тускло горел ночник под красным абажуром. На кровати на спине лежал в черных трусах Люцифер. Он спал.
   Дверь бесшумно закрылась. Модести немного подождала потом попробовала открыть ее. У нее ничего не вышло, так как Боукер снова задвинул засовы. Она этого вполне ожидала, хотя и почувствовала легкое неудовольствие. Она все-таки лелеяла слабую надежду пробраться к Стиву и постараться удалить эти проклятые капсулы.
   Она сняла сандалии и двинулась к кровати, тихо шурша своим желтым чонсамом. Когда она взглянула на бронзовый торс и молодое лицо спящего, то испытала очередной шок. Люцифер весь был в напряжении. Модести чувствовала это по тому, как напряглись сухожилия на руках и плечах. На лице застыла маска благородной боли и печали. Наклонившись чуть ниже, она заметила следы влаги под закрытыми веками.
   Там, в преисподней, Люцифер проносился над огненными безднами, где мучились души осужденных. Обычно он испытывал радость оттого, что продолжал нести бремя, возложенное на него в качестве кары за попытку восстания на небесах. Но иногда это бремя страшно тяготило его, иногда он не мог подавить в себе жалость к тем, кого он был принужден держать в вечном плену. Их агония передавалась ему, и Люцифер, Князь Тьмы, оплакивал их судьбу.
   Но теперь что-то повлекло его ввысь, прочь от адского пламени. Он поднимался в верхние сферы своего царства, и его тянула какая-то рука.
   Люцифер принял свою земную оболочку, сбросив мохнатую шкуру, клыки и рога. Он открыл глаза.
   На краю кровати сидела Модести Блейз, держала его за руку и смотрела на него. На какое-то мгновение он испытал то, что простые смертные могли бы назвать удивлением и испугом, но потом он вспомнил, что сам пожелал видеть ее, и она послушно явилась по его велению. На Модести было то самое желтое платье, которое ему нравилось больше всего, и она была, без сомнения, самой красивой из всех его подданных.
   — Ты посылал за мной, Люцифер, — сказала она, и он уловил в ее голосе дрожащие нотки.
   — Да, но тебе нечего бояться…
   — Это не так-то просто. Я ведь не вхожу в число твоих приближенных. Я простая смертная…
   — Да, это так, — сказал Люцифер, сжимая ее руку. — Но я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Модести.
   Ему было приятно, что ее рука чуть расслабилась и лицо обрело спокойствие. Модести сказала:
   — Ты повелел мне явиться, потому что прочитал мои мысли, о Люцифер, понял, что мне хочется быть с тобой.
   — Да, но ты должна сама сказать мне, почему ты хотела меня видеть, — отозвался Люцифер, не спуская с нее глаз.
   — Ты все прекрасно знаешь… Я хотела тебя попросить…
   — Проси.
   — Но ты же сам все знаешь, о Люцифер!
   На какое-то мгновение его взгляд сделался пустым, затем он кротко улыбнулся.
   — Верно. Но ты должна выразить это словами, Модести, в знак того, что больше не боишься…
   Модести снова напряглась, по ее телу пробежала дрожь, словно она боролась сама с собой.
   — Я не могу не бояться. Я могу попросить тебя, только если буду думать о тебе как о мужчине, а не как о Люцифере. О том, кто иногда плавает со мной, играет на берегу, говорит о самых обычных вещах.
   — Думай обо мне как о таком человеке. Я не стану сердиться.
   Модести молчала, потупив взор. Пока все шло хорошо. Люцифер спокойно воспринял ее появление у него в спальне. Более того, когда он только увидел ее, в его глазах засветилась радость. И пока они говорили, он смотрел то на ее лицо, то на ее формы под легким шелком. Его голод лишь дремал, готовый пробудиться, но стоило ей проявить излишний напор, и тогда последствия могут оказаться непредсказуемыми.
   Модести без труда справлялась со своей ролью. Его невинность позволяла обходиться без тонких нюансов. Но слова приходилось выбирать тщательно. Она делала осторожный шаг, готовая двинуться дальше или отступить обратно.
   — Если ты не сердишься, — пролепетала она, и на лице ее появилась жалкая улыбка, — если бы ты был простым смертным, я бы хотела принадлежать тебе, Люцифер.
   Легкий испуг появился и исчез на его лице.
   — Ты и так принадлежишь мне, Модести, — сказал он быстро и строго. — И ты это знаешь.
   Люцифер сразу понял, к чему она клонит, и дал отпор. Но он не был потрясен, испуган, разгневан. Поэтому можно было попробовать продолжить в том же духе. Запинаясь, Модести сказала:
   — Я имела в виду принадлежать не в качестве подданной, о Люцифер. Я имела в виду… — Она оборвала фразу и, помолчав, продолжила: — Ты обладаешь способностью быть просто мужчиной, Люцифер?
   — Я всегда должен оставаться Люцифером, — неторопливо произнес он, но она почувствовала легкую неуверенность в его словах. Он достаточно неплохо понимал смысл ее речей, и теперь в нем постепенно начиналась борьба возбуждения и страха. Пока что этот конфликт не разгорелся всерьез, но Модести понимала что опасных последствии можно избежать лишь передав ему инициативу.
   — Да, ты всегда должен оставаться Люцифером, — проговорила она с явной грустью. — Другие, твои приближенные, твои верные слуги, могут позволить себе быть как простые смертные потому что ты так повелел. — Она посмотрела на него с явным смущением и пробормотала: — Мне страшно… Мне порой бывает страшно, что они могут захотеть меня как мужчина хочет женщину но если бы на их месте оказался ты, я бы не боялась. Потому что я знаю: ты был бы добр и снисходителен и помог бы мне…
   Его глаза вдруг сверкнули, и она поспешила убрать руку, прежде чем он мог стиснуть ее. Она встала, быстро отошла от кровати, затем обернулась и взглянула на него. Он, чуть приподнявшись на локте, смотрел на нее, и по его лицу было видно, что в нем борются противоречивые чувства.