О'Найт Натали. Время жалящих стрел

   Король изменил все это. Он заявил, что подданные его вправе видеть, как наместник Митры на земле воплощает в жизнь божественную справедливость…
   И ритуал носил на себе отпечаток своего создателя.
   Покойному королю явно недоставало воображения. Процедура суда не отличалась ни изысканностью церемоний, ни особой пышностью. Все было по-военному четко и строго.
   А потому достаточно коротко.
   Не дожидаясь, пока приведут подсудимого, старший королевский советник поднялся, чтобы зачитать обвинительный лист.
   Здесь было все.
   И сношение с силами Тьмы, и всевозможные святотатства.
   И убийства, столь многочисленные, что даже счет им был утрачен, однако убиение венценосца стояло в списке отдельно.
   И лжесвидетельство.
   И разбойное нападение на дом барона Тиберия.
   И совращение девицы благородного рода.
   И Митра ведает что еще…
   Свиток в руках советника казался бесконечным. Он бубнил монотонно, так что слова слипались у него во рту, превращаясь в неразборчивое бормотание, заунывную молитву, которой не пожелало бы слушать ни одно божество… и зал, сперва жадно внимавший каждому слову, понемногу отвлекся.
   Вельможи, не стесняясь, переговаривались между собой. Дамы обмахивались веерами и прикладывали к носу надушенные платочки. Иные неприкрыто строили глазки будущему королю, недвижимо, точно восточное изваяние, восседавшему в огромном кресле на отдельном возвышении в центре помоста.
   Простолюдины же, до которых и без того не долетало почти ни единого слова и которым, в сущности, было глубоко наплевать на судьбу какого-то Валерия, о котором большинство и слыхом не слыхивали, пока он год назад не объявился из Хаурана, озирались с любопытством по сторонам и шушукались, восторгаясь роскошью королевских покоев.
   А поглазеть и впрямь было на что.
   Парадный зал королевского дворца, видевший величие сильных мира сего и их падение, был убран позднецветом и можжевеловыми гирляндами, окропленными медом и воском в честь Великого Митры. Мозаичные панно на стенах, искусно выложенные из искрящихся шаронских самоцветов сноровистыми руками безвестных мастеров, живописали бесчисленные картины пиров, охот, сражений, коронаций и венчаний.
   Панно разделялись между собой узкими бронзовыми полосками, на которых мерцала тонкая чеканка орнамента, изображавшего Священный Солярный Крест.
   В парадном зале было дымно от бесчисленных масляных светильников и курившихся благовоний, пряный аромат которых назойливо щекотал ноздри и дурманил непривычных к подобной роскоши простолюдинов. Им казалось, что не на суд собрались они сегодня, но на празднество. И смерти осужденного они ждали с жадностью, с какой ждут пирующие главного блюда…
   Советник на миг оторвался от бесконечного свитка, переводя дыхание.
   …И в этот миг женщина в охристом одеянии монахини вскочила на судейский помост.
   Время вздыбилось, подобно обезумевшему жеребцу с огненной гривой.
   Медленно. Так медленно…
   Жрица словно на крыльях взлетела на возвышение. Никто не видел ее еще мгновение назад – и вот она уже здесь, на виду у всех. Никто не понимает, кто она, как здесь оказалась, чего хочет… Но она здесь, перед ними, и несмотря на внешнюю хрупкость угроза и необоримая сила ощущается во всем облике ее.
   Она явилась, подобно Огненной Птице Смерти, что уносит в острых когтях своих души людские на суд Солнцеликого. Возникла на помосте среди опешивших судей, сея вокруг сумятицу и хаос.
   Одинокая фигура в развевающихся желтых одеждах – и весь огромный зал замер, не в силах оторвать от нее глаз.
   И голос ее, полнозвучный и глубокий, донесся до каждого, словно она обращалась к ним ко всем, по отдельности, здесь, совсем рядом.
   Но она говорила только с принцем.
   – Встань, Нумедидес, сын проклятого Серьена! – провозгласила она, и он оцепенело поднялся ей навстречу. – Ответь за преступления свои!
   Принц Нумедидес не мигая смотрел на ее руки.
   Где-то он видел их. Эти ладони – сухие, сильные, с длинными пальцами, на кончиках которых загибались длинные ногти.
   Но где? Где это было?
   Он вспомнил, и сердце его болезненно сжалось.
   – Марна, – прошептал он еле слышно. – Ведьма в кожаной маске…
   – Да, ты узнал меня, – величаво кивнула жрица. – Пришел миг молиться Нумедидес! Молись, проси тех, в кого веруешь, даровать душе твоей покой. Ибо пришел час расплаты!
   Медленно, в каком-то дремотном недоумении, он шагнул к ней. Страх в его взоре сменился опустошением.
   – Кто дал тебе право обвинять владыку Аквилонии, несчастная? И как смеешь ты прерывать королевский суд своими лживыми измышлениями? Прочь отсюда! Прочь, пока я не приказал гвардейцам высечь тебя плетьми или не спалил тебя на костре за занятия чернокнижием!
   Она лишь расхохоталась в ответ.
   Зал был мертв. Застыли придворные. Затаили дыхание простолюдины, уверенные, что стали свидетелями новой, недоступной их пониманию дворцовой церемонии. Челядь, стражники, – все замерли, раскрыв рот, трепеща от ужаса и восторга, больше всего опасаясь пропустить хоть жест, хоть звук из того, что происходило у них на глазах.
   – Боги дали нам право, – провозгласила она торжествующе.
   И откинула с лица покрывало.
   Вид, открывшийся тем, кто стоял перед ней, должно быть, был страшен, ибо советники, вскочившие перед тем с мест, готовые схватить дерзкую митрианку, отшатнулись в стороны, точно от зачумленной, одни отвернулись, другие, побледневшие, упали в кресла, не в силах отвести от лица женщины помертвелого взгляда, третьи заозирались по сторонам, словно бы в поисках подмоги, однако в движениях их не было осмысленности, а была лишь слепая паника…
   – Боги дали нам право, – повторила она торжественно, и голос ее был подобен медной трубе, призывающей мертвецов с последнего поля боя, где должен Митра в Последний День встретить войска Черного Сета.
   – Они повелели нам призвать тебя к ответу. И спросить, как посмел ты предать их, отвергнуть Веру отцов?
   Как посмел повернуться к Звероликим, низринутым демонам, чье имя – проклятие для живущих?!
   Не дожидаясь ответа, дочь Хагена взмахнула руками. Желтое покрывало, окутывавшее ее плечи, взметнулось над головой монахини, вырвалось из пальцев и поплыло вперед шафранным облачком, не падая на пол.
   Толпа сдавленно ахнула.
   – Взгляни на наше лицо, лживый пес! – крикнула она. – Взгляни и вспомни его, чтобы знать, кого благодарить, за то, что, оборвав нить твоей презренной жизни, мы спасли тебя от новых бесчинств!
   Принц не мигая уставился в лицо колдунье. Их глаза встретились – темные зрачки Нумедидеса, застывшие точно пойманные в силок птицы, и незрячие бельма ведьмы.
   Не выдержав этого мертвого взгляда, он отшатнулся, закрывая рукой лицо.
   – Дочь Хагена, – прошептал он цепенеющими губами. – Дочь Хагена восстала из могилы, чтобы отомстить за своего сына!
   Машинально Нумедидес отшагнул назад, – но наткнулся на возвышение, где стоял его трон, оступился и застыл на месте, не сводя зачарованного взгляда с рук ведьмы, что выделывали над повисшим платком замысловатые пассы, оставляя в воздухе пламенный след.
   И внезапно ткань вспыхнула.
   Выгнулась дугой.
   Разом потухли мириады костров, очагов и светильни ков во всей Хайбории, отдав свою энергию зловещему клинку возмездия.
   Огненный полумесяц взмыл и медленно поплыл в сторону принца…
   Нумедидес помертвел.
   Рдяный Серп Зандры – сгусток адского пламени, от которого нет спасения!
   Глаза Нумедидеса в ужасе расширились. Пот стекал по лицу. Губы шевелились в немом призыве. Он вытянул вперед руки…
   Охранное поле Звероликих вздыбилось, словно парус от порыва ветра, и воссияло черным светом.
   И огненный полумесяц, едва коснувшись этой чужеродной Мощи, разбился вдребезги, полыхнув снопом бессильных, мгновенно гаснущих искр.
   Бог-Олень не оставил своего ничтожного слугу!
   Из глотки принца вырвался полуторжествующий-полустрадальческий вопль, подхваченный залом. Казалось, все они слились воедино, принц и его двор, превратились в одно многоликое существо, противостоящее общей угрозе. Это на них на всех и каждого в отдельности нападала зловещая ведьма, их стремилась уничтожить черным колдовством, и они готовы были сообща встать у нее на пути.
   Каждый с радостью отдал бы в этот миг жизнь за принца. Каждый отдавал ему частичку своей силы…
   И, словно ощутив их поддержку, Нумедидес захохотал.
   – Я раздавлю тебя, исчадие Тьмы! Раздавлю, словно ядовитую сколопендру, и отправлю в Преисподнюю, из которой ты выползла! Ничто не может противостоять силе Древних Богов!
   Мертвое лицо Марны зияло белыми бельмами.
   – Мы будем там вместе, Принц-изменник. Принц-отступник! Принц-убийца! Тебе не бывать королем Аквилонии, и тем, кому ты служишь, недолго осталось торжествовать победу!
   Алое сияние окутало ее целиком, возникнув где-то на уровне горла и распространившись мгновенно по всему телу, точно окутал ее огненный полог, почти скрывая очертания фигуры.
   Она шагнула к принцу.
   Огненный полумесяц вновь соткался из пустоты.
   На далеких островах тухли Огненные Горы, застывала лава, падали густые хлопья пепла.
   Принц попытался отступить – но трон надежно преграждал дорогу к бегству. И ему не оставалось ничего другого, как двинуться ей навстречу.
   Вершители правосудия давно разбежались, и они остались на помосте вдвоем, подобно актерам на сцене, представляющим странное, замысловатое и пугающее действо, за которым зрители следили, затаив дыхание.
   Но на сей раз это было реальностью.
   Рука Нумедидеса судорожно шарила по бедру, ища и не находя меч, который, по традиции, в начале церемонии ему пришлось снять с себя и передать сенешалю.
   Хотя чем помог бы ему меч?
   И мысль эта внезапно наполнила его ужасом.
   Он внезапно понял, что второго удара Рдяного Серпа его защита может не выдержать. Никто не ведает, кто из Бессмертных могущественнее, и ему меньше всего хотелось проверять их силу на себе.
   Трясущимися губами Нумедидес прошептал:
   – Изыди, именем Цернунноса! Изыди…
   Но имя его Покровителя лишь сильнее разъярило колдунью. Алое сияние вспыхнуло ярче.
   Язык полумесяца развернулся для нового удара.
   – Помоги мне, о Звероликий! Помоги, Бог-Олень, своему сыну! Приди, Цернуннос!
   Внезапно он ощутил толчок изнутри.
   Сердце дрогнуло испуганно-радостно. Так бывало всегда, когда Повелитель откликался на зов.
   Когда сила его начинала течь вольным потоком по жилам, переполняя все существо, когда исчезали пределы, не существовало границ и не было более ничего невозможного.
   – Цернуннос!!!
   Ведьма нанесла еще один удар. Адское лезвие вонзилось в черный полог.
   Мерцающее поле вокруг тела принца заколебалось.
   Алое сияние запульсировало сильнее.
   Местами оно уже касалось принца, и в этих местах одежда его вспыхивала и принималась тлеть, и чудовищный жар обжигал кожу.
   – Аквилонии не бывать вотчиной Древних, и тебе, пес не сидеть на троне Дракона!
   – Нет! Именем Цернунноса, нет!!!
   Сила прибывала все стремительнее, безудержный напор снес последнюю плотину, удерживавшую ее в прежних границах, и теперь не оставалось ничего человеческого в теле и сознании принца.
   Серп Зандры изогнулся для последнего удара.
   Где-то сгорели кометы и погасли звезды.
   Но перед багровым лезвием стоял уже не сын маркграфа Серьена.
   Теперь его глазами на колдунью смотрел сам Цернуннос, Повелитель Леса.
   И взгляд его был ужасен.
   Это он скалился хищно, не сводя глаз с фигуры, объятой алым. Это его руки протянулись, не замечая ядовитого пламени, к самому ее горлу.
   В последний миг она, казалось, осознала опасность. Попыталась отпрянуть – но поздно.
   Чудовищные пальцы мертвой хваткой сомкнулись у нее на горле.
   Из последних сил она попыталась сопротивляться. Посиневшие губы прошептали заклятье, и Рдяный Серп сверкнул с новой силой, поглотив обе фигуры, почти скрывая происходящее на помосте от зачарованных зрителей, – но мгновенно огонь начал опадать.
   Со стороны казалось: женщина в багровом варварском наряде сморщивается на глазах, усыхает, уменьшается, тогда как фигура принца делается непомерно огромной, почти под потолок, угрожающей, победительной.
   Руки его стискивали горло жертвы.
   Она еще пыталась сопротивляться, но уже слабее, слабее… и у людей в зале перехватило дыхание, точно божественные длани перекрыли воздух и им также, и не было сил ни вздохнуть, ни закричать.
   – Цернуннос! – продолжал взывать принц с лицом, искаженным безумием. – Приди, Цернуннос! Приди! Защити твоего слугу!
   Принц и колдунья застыли, точно две змеи в сплетенных объятиях.
   Точно медведь и олень на старинном гобелене.
   Невозможно было понять, кто держит кого… кто из двоих одолевает…
   Внезапно из глотки Нумедидеса вырвался торжествующий трубный вой, руки его конвульсивно сжались, и ведьма забилась в предсмертных судорогах.
   – Умри, ничтожная! – взвыл принц. – Умри!!! Рдяный Серп Зандры зашипел, словно на него плеснули водой.
   Повалил густой пар.
   …Алое сияние померкло не сразу. Подобно воде, оно стекло по оседающему телу, растворившись в густой крови, хлынувшей у ведьмы изо рта. Изуродованное лицо исказилось еще сильнее, и ужас запечатлелся в этой маске смерти. Губы шевельнулись, точно тщась прошептать какое-то имя, тень узнавания мелькнула во взгляде.
   Но глаза ведьмы закрылись.
   Марна была мертва.
   Принц Валерий в растерянности огляделся по сторонам.
   Куда же он двинется теперь?
   Изгой, объявленный вне закона. Опальный принц, которому не кинет корки даже нищий. Отныне все пути закрыты для него.
   Вернуться во дворец? К Релате? Нет! Слишком опасно. К тому же, что может он предложить девушке? Вот когда он найдет себе приют, обретет прежнюю власть и богатство…
   Не время сейчас думать о красотке. Пусть подождет его подольше. Докажет свою преданность…
   Но куда же направить стопы? Столь вожделенная воля внезапно показалась принцу тягостнее любого ярма.
   Он готов был впасть в отчаяние – ибо видел теперь, что свобода лишь поманила его, посмеялась, даровав обманчивое счастье на миг, и тут же готова была лишить его.
   Скоро на поиски бросятся стражники…
   Внезапно до ушей его донесся сдавленный стон.
   Бородач на козлах невозмутимо заметил:
   – Похоже, очухался ваш дружок, месьор! Прикажете вытащить его наружу?
   – Нет, я сам подойду к нему!
   Он запрыгнул назад в карету и притворил дверцу.
   Ораст, доселе недвижимо обвисший на обитой бархатом лавке, заслышав шаги Валерия, поднял голову, озираясь по сторонам.
   – Что со мной было? – пробормотал он в полном смятении. – Где я?
   Он вновь пришел в себя. И этому, понял жрец, могло быть лишь одно объяснение – проклятая ведьма мертва!
   А со смертью колдуньи рухнули и наложенные ею чары. Он был свободен!
   Выслушав рассказ принца об их чудесном спасении – почему-то у Ораста возникло впечатление, что тот чего-то не договаривает, но он не стал допытываться – юноша сразу понял, что надлежит предпринять. Точно некий тайный голос подсказывал ему!
   Он с усмешкой превосходства взглянул на растерянно озирающегося по сторонам шамарца.
   – Не бойтесь ничего, месьор. – Тот словно и не заметил его покровительственного тона, или принял это как должное. – Можете мне поверить, что побег наш до сих пор не обнаружили. И пока у нас есть шанс выбраться из Тарантии незамеченными.
   – Но куда могут двинуться убийца короля и опальный принц?
   Ораст застыл на миг, прислушиваясь к тому, что говорил внутренний голос.
   – Мне кажется, нам стоит отправиться в Амилию! Лучшего укрытия невозможно и придумать. Там никому и в голову не придет нас искать. Первое время мы сможем укрыться в лесу, в бывшем жилище Марны. Теперь, когда ведьма мертва, нам нечего бояться…
   Хоть бы поверил, взмолился жрец про себя. Хоть бы согласился и приказал повернуть лошадей! Ведь там, в лачуге мертвой ведьмы, осталась Книга, ради которой он вынес столько мук. Он не может продолжить путь без нее. Без нее он не мыслит жизни!
   Скрижаль Изгоев.
   И пусть он по-прежнему не будет понимать ее письмен. Пройдут зимы, и он кропотливо, слово за словом расшифрует древний труд…
   Он с надеждой обернулся к принцу. Глаза Валерия вспыхнули.
   – Друг мой, ваша уверенность вернула мне силы. Амилия! Если ворожея и впрямь мертва – можно ли измыслить убежище лучше?
   Впервые он обратился к Орасту почтительно, как к равному, и жрец с удовлетворением отметил это. Первый шаг сделан. Но придет еще тот день, когда надменный шамарец склонит пред ним главу и назовет своим господином… Это будет миг его торжества!
   Но вслух он сказал лишь:
   – Тогда не будем медлить, месьор. Иначе мы можем и опоздать.
   Душа королевы-колдуньи простилась с телом.
   Оторвавшись от бренной оболочки без тени сожаления, воспарила она над залом, оглядывая пестрое сборище застывших в изумлении вельмож и слуг. Пораженные, взирали они на помост, где корчился в охвативших его судорогах принц Нумедидес и лежало, брошенное, ее мертвое тело.
   Ей больше нечего было делать здесь.
   Огненноперстый Страж Горних Врат уже звал ее ввысь, туда, где у входа в Небесный Чертог небожителей новопредставленной должно узреть весы, что измерят добрые и дурные деяния, совершенные ею при жизни. Куда склонится стрелка весов, туда и надлежит отправиться душе – и потому Марна пока не торопилась наверх.
   Ибо оттуда предстояло ей падение стремительное и страшное.
   Но у нее было еще время.
   Время окинуть взором, от которого теперь ничто не могло укрыться, весь дворец, и отыскать Валерия.
   Ее сын был свободен! Это первое, что она поняла.
   Если бы души могли проливать слезы, должно быть, Марна – впрочем, нет, теперь она наконец вновь стала Мелани – разрыдалась бы.
   Но, увы, это было ей недоступно.
   Она отыскала Валерия, трясущегося в позолоченной карете с гербами на дверцах. Ораст был с ним, и по тому, как он тер глаза, колдунья поняла, что смерть ее освободила жреца от заклятия. На миг это испугало ее, но тут же она поняла, что страхи ее беспричинны. Жрец-отступник не мог больше причинить никому вреда.
   Так пусть теперь станет верным сторожевым псом ее сына!
   Желая убедиться в том, что сын будет в безопасности, она проследила путь кареты из города. Стражники у ворот, признав экипаж нового владыки, пропустили его без досмотра.
   Возница хлестнул лошадей, и повозка повлекла свой тайный груз прочь от Тарантии, проклятого места, где поселилось Древнее Зло.
   Подобно всем душам недавно умерших, взору Мелани отныне было доступно многое из того, что сокрыто от живых. И потому она с невольным трепетом смотрела на большой тюк, брошенный слугами на пол кареты, на который сын ее так небрежно поставил ноги.
   Там покоилось тело Релаты Амилийской.
   Тело обезображенное, распухшее, оводеневшее в одночасье, с костями, обратившимися в студень, когда яд проник в ее кровь.
   Тело, не заслужившее оплакивания и погребения.
   Мелани с содроганием думала о том, что станет с Валерием, доведись ему узреть, во что превратилась его былая возлюбленная. Всеми слабыми силами, доступными ей после смерти, постаралась она отвести глаза обоим юношам. По счастью, те были слишком возбуждены вновь обретенной свободой, чтобы замечать что-то вокруг себя.
   Мелани поняла, что они движутся к ее прижизненному убежищу в амилийском лесу, и мысль эта наполнила ее радостью. Все было именно так, как хотелось бы ей!
   Она с жадностью вглядывалась в черты принца, открывшиеся ей наконец при солнечном свете.
   Ее Валерий – наконец она видела его лицо.
   Как похож он на своего отца!
   Волосы короля Хагена, его орлиный взор, его повадки. Поразительно, как слепы могли быть люди, чтобы не заметить этого сходства!
   А глупец Троцеро еще мнил мальчика своим…
   Сейчас она даже готова была простить Хагену то, что сотворил он с ней тридцать три зимы назад, когда силою овладел родной дочерью, презрев все законы божеские и человеческие.
   Валерий был плодом этой кровосмесительной связи.
   Неудивительно, что отец так настаивал, чтобы она погубила младенца. Но Мелани скорее была готова убить его самого.
   Никто не мог безнаказанно поднять руку на ее сына!
   И Нумедидес, осмелившийся сделать это, умрет.
   Пусть не сегодня. Сила Бога-Оленя оказалась слишком велика, чтобы колдунья могла противостоять ей в одиночку.
   Пусть!
   Но заклятье, наложенное ею на принца тридцать зим назад, по-прежнему венцом смерти лежит у него на челе. И никакому Цернунносу не под силу отвратить неизбежное.
   Став королем, Нумедидес подпишет себе приговор.
   И тогда трон Аквилонии будет свободен. И сын Хагена возьмет то, что принадлежит ему по праву!
   Мелани могла лишь надеяться, что даже из глубин Преисподни, где предстояло страдать ее душе, она сможет хоть краем глаза узреть судьбу, ожидающую проклятого принца. Отодвинуть завесу тайны, краешек которой ей удалось приподнять, когда она смотрела в Зеркало Грядущего.
   С тихим вздохом душа ведьмы устремилась ввысь. Земной путь ее был завершен.
   Правосудие Неба призывало ее.
   Но когда она поднялась над городом и окинула прощальным взглядом мир, который покидала навеки, страх объял ее, и душа Мелани затрепетала, подобно листку на ветру.
   Она бессильна была что-то изменить.
   Не могла даже помочь. Предупредить о грозящей опасности…
   Огненноперстый Страж подхватил не в меру задержавшуюся на земле душу.
   Отныне, сказал он ей, дела смертных закрыты для нее, и надлежит обратить свой взор наверх.
   Но Мелани-Марна осталась глуха к его увещеваниям. Она помнила лишь ужасное зрелище, что открылось ей.
   Вдалеке, у самой кромки окоема, там, где темнела синяя полоса Валонского леса, выросла, раздвигая вековые дубы, огромная фигура Бога-Оленя.
   Рога его задевали небо.
   От шагов его содрогалась земля.
   И он шел прямиком к Тарантии.
   Аой.

ВРЕМЯ ЖАЛЯЩИХ СТРЕЛ

   Земля содрогалась. Волны ужаса перекатывались по тверди, точно по глади морской, ибо господин ее и повелитель, пробудившись ото сна, вышел на Великую Охоту.
   Гнулись вековые дубы, ломались, словно лучины, сосны и ели. Низкие облака разлетались в стороны, подобно птицам, завидевшим черную тень коршуна. Казалось, северный ветер сметает с дерев остатки листвы, вздымает с земли огромные тучи валежника, выкорчевывает пни, чьи комли простираются до центра земли, гонит против течения воду в реках, выплескивает на сушу озера. Но то был не ветер, а дыхание Древнего Бога, Владыки Лесов Цернунноса. Падали гнезда, птицы со всполошенным граем тучами вздымались в застывшее свинцовое небо. Живая лавина струилась по земле – медведи и рыси, волки и лисы, барсуки и белки. Все, кто только мог двигаться, бежали, вздыбив шерсть, поджав хвосты, прижимая уши, припадая брюхом к земле и оглашая мрачный лес жалобном воем. Трава тщилась вырваться с корнем из почвы, расползтись в стороны, попрятаться в норы, подобно змеям, лишь бы не попасться под чудовищные копыта. Воздух свертывался подобно скисшему молоку, и дождь тек вверх.
   Все живое расступалось перед Богом-Оленем, ибо в гневе и ярости шагал он по владениям своим, и не было от него спасения.
   В тарантийском дворце воцарился переполох.
   Людская стихия, мгновения назад смиренная, оцепенелая, окаменевшая от ужаса, внимавшая происходившему затаив дыхание, враз ожила и накатилась разноцветным валом на серебряные двери, ведущие к выходу.
   Вельможи и простолюдины, купцы и ремесленники, гвардейцы и придворные дамы мчались прочь, словно стая крыс, бегущих от наводнения. Они бормотали молитвы, судорожно жестикулировали, надеясь отогнать демонов, вопили, брызгали слюной, пихали друг друга, царапались, хватались за мечи, стенали и сквернословили.
   Парадный зал королевского дворца, видевший величие сильных мира сего и их падение, тот, что убран был позднецветом и можжевеловыми гирляндами, окропленными медом и воском в честь Великого Митры, трещал от натиска беснующегося людского моря.
   Нумедидес с презрением смотрел на толпу, обуянную паникой, и взгляд его был насмешлив.
   – Куда вы, благородные месьоры, – лукаво бормотал он, – куда же вы? Служители Тьмы низринуты, враги короны повержены и втоптаны в прах. Аквилония свободна от скверны, и сила новых богов будет править здесь отныне!
   Но никто не мог услышать его, даже кричи он во все горло. Шум в огромном зале не стихал. Принца не замечали. С выпученными глазами люди штурмовали закрытые двери, возле которых стояли невозмутимые гвардейцы со скрещенными алебардами. Королевский суд еще не кончился, и никто не должен был покидать эти стены без разрешения венценосца.
   Нумедидес повернулся к единственному человеку, который не потерял голову во всеобщем безумии.
   – Утихомирь этих глупцов, – повелел он гневно. Конан-киммериец, капитан его личной гвардии, стоял у принца за спиной, с невозмутимым прищуром оглядывая гудящую толпу.
   Когда жрица-колдунья вскочила на возвышение, он один бросился на помощь принцу – но меч его оказался бессилен преодолеть магическое кольцо, которым окружила себя и свою жертву ведьма. Раз за разом клинок киммерийца ударялся о стену огня, выросшую вокруг них – но тщетно.