Одо Сьюзен. Такие, как есть

   Иногда она встречалась взглядом с отцом, и тогда они обменивались понимающей улыбкой. В эти моменты Карен думала, что разбивает его сердце ложью. Внутренне содрогаясь, она спешила отвести глаза.
   Карен осознавала всю безвыходность ситуации. Она любила Крис. Они жили вместе и планировали свое будущее вдвоем. Рано или поздно ей придется признаться родителям. И Карен не знала, чего боится больше: причинить им боль или привести их в негодование.
   Накануне вечером они столкнулись на старой почве. Крис напоминала ей двуликое создание наподобие доктора Джекила и мистера Хайда: сначала она кричала и впадала в истерику, осыпала Карен упреками и обвинениями, затем утешала и ободряла ее. Она говорила, что все понимает и разделяет ее чувства, но Карен была уже вне себя от ярости. Как только Крис могло прийти в голову, что она знает ее родителей? Остаток вечера прошел в гнетущем, тягостном молчании.
   Утром Карен принесла Крис в постель чай и тосты, не зная, как та воспримет этот жест. Она ждала одобрения или порицания, как школьница или служанка. Казалось, прошла вечность, прежде чем Крис наградила Карен укоризненным взглядом, после чего приняла из ее рук поднос — это означало, что она великодушно приняла извинения.
   Карен снова потянулась к телефону и добралась до пятой цифры телефона Дженет, после чего сорвалась с места и бросилась в класс, надеясь, что ученики отвлекут ее от неразрешимой проблемы.
 
   К тому моменту, когда за Дженет закрылась входная дверь, она уже расстегнула три верхние пуговицы жакета. На пороге спальни Дженет появилась уже без блузки, затем сбросила туфли и расстегнула молнию на узкой юбке. Однако лишь после того, как Дженет, оставшись в одной футболке, аккуратно сложила одежду и поставила туфли возле кровати, она полностью расслабилась.
   В строительной компании, где работала Дженет, в эти дни была настоящая запарка, потому что несколько человек из штата сказались больными. Понедельники всегда выдавались особенно тяжелыми, поскольку после уик-энда регулярно возникал наплыв клиентов, рьяно бросавшихся улаживать свои дела. Дженет предполагала, что так называемое плохое самочувствие у сотрудников возникает на психосоматической почве и вызвано желанием избежать «черного понедельника». Самая давняя и одна из самых опытных сотрудниц, Дженет смирилась с необходимостью тянуть воз за всех и не выходить из себя в общении с людьми, внушающими ей стойкое отвращение. Она ненавидела свою работу.
   Забившись в угол дивана, Дженет подтянула колени к подбородку и закрыла их широкой футболкой. Горячий чай немного согрел ее, отчего она почувствовала себя уютно и спокойно. На каминной полке стояла их со Стивом фотография в рамке. Странно, но эта фотография всегда действовала Дженет ободряюще, вселяла в нее уверенность, давала силы жить. Словно она могла взглянуть на них обоих как прежде, в тот далекий день, когда был сделан этот снимок — в день помолвки Сьюзи, — еще до того, как Стив согласился на искусственное оплодотворение. Сначала они долго ссорились, пока наконец не остыли и впервые не поговорили спокойно. Разговор состоялся. Дженет помнила, как была счастлива тогда: у нее снова появилась надежда. Но временами картина их жизни пугала Дженет. Тогда она ощущала на себе взгляд Стива, обвиняющий ее в том, что она не может родить ему ребенка, которого он так хотел.
   Услышав, как хлопнула входная дверь, Дженет вздрогнула и пролила чай на футболку.
   — Джен? — окликнул ее Стив из коридора.
   — Я здесь.
   — Привет! — улыбнулся он с порога. Пиджак был переброшен у него через плечо, узел галстука ослаблен. — Что с тобой?
   — А что ты подумал? — Она пожала плечами, проходя мимо него. — Я собираюсь принять ванну.
   Дженет пожалела о том, что ее слова прозвучали так недружелюбно. Как бы ей хотелось произнести их иначе, без злости! Но демон овладел Дженет, и она была не в силах бороться с собой. Понимая, что она причина бед Стива и не может изменить этого, Дженет вскипела от ярости.
   Она вошла в ванную, закрыла за собой дверь и открыла краны. Погруженная в тягостные раздумья, Дженет сидела на краю ванны и наблюдала, как поднимается уровень воды. Наедине с собой она дала волю слезам. Дженет казалось, что накопившееся за долгое время отчаяние нашло наконец выход. Как-то Стив сказал, будто согласился на искусственное оплодотворение потому, что понимал — она никогда не смирится с неудачей и не оставит попыток добиться своего. Дженет с ним спорила, говорила, что дело в нем самом, а не в ней. Утверждала, что виной всему его мужское «я». Но в душе признавала, что Стив прав.
   Она была разочарована, когда им удалось добыть только четыре яйцеклетки. Дженет рассчитывала не меньше чем на десять — тогда их шансы резко возросли бы. Но доктор успокоил ее, сказав, что этого количества достаточно. Стив протянул доктору бутылочку с заранее собранной спермой, после чего им предложили вернуться домой и позвонить через два дня.
   Ожидание показалось Дженет бесконечным. Она решила временно отказаться от работы и общения с друзьями, поскольку не хотела ни с кем делиться своими переживаниями. Окружающий ее мир заволокло пеленой суеверий: если она не будет подходить к телефону, все сложится благополучно; если не станет заранее придумывать имя ребенку, все обойдется; если чем-нибудь займется и выбросит из головы то, что не дает ей покоя, их ждет удача. Стива она отправила на работу.
   Когда Дженет наконец позвонила, ей сообщили, что ни одна яйцеклетка не была оплодотворена. Именно в этот момент она почувствовала, что мир рухнул. Словно со стороны Дженет слышала свой бесцветный дребезжащий голос, который вежливо благодарил доктора и приводил разумные доводы в качестве оправдания неудачи, как будто эта трагедия произошла не с ней самой, а с каким-то посторонним человеком, как будто сердце ее не обливалось кровью.
   Боясь самого страшного, Стив позвонил сразу. В трубке долго раздавались длинные гудки, прежде чем Дженет ответила и сообщила ему новость, хотя в этом уже не было необходимости — Стив и так обо всем догадался. Она поняла это, но все же пересказала ему разговор с доктором от начала до конца, причиняя себе тем самым нестерпимую боль.
   С того самого дня Дженет погрузилась в такую глубокую скорбь, словно оплакивала своих умерших детей. Ее не преследовали ни их лица, ни погребенные тела, но в сознании Дженет эти четыре младенца, извлеченные из ее бесплодного чрева, погибли навсегда. Она невольно представляла себе, как выглядели бы ее нерожденные дети; думала о том, мальчики это были или девочки; надеялась на чудо, на луч света, который мелькнет в конце черной дыры, затянувшей их со Стивом. Последнюю надежду отнял у Дженет один короткий телефонный разговор.
   Ее мать давно советовала им оставить тщетные попытки. Она сказала Дженет, что та должна радоваться, поскольку у нее есть Стив, — не многие женщины могут похвастаться такой удачей в жизни. Дженет тогда едва не набросилась на мать, но вдруг заметила боль в глубине ее глаз и остро ощутила всю тяжесть бремени, лежавшего на плечах матери. Другие, проявляя заботу, говорили, что следует попытаться еще раз — как будто она сдавала экзамен для получения водительских прав. Дженет никому из них не рассказывала о том, как ей плохо, даже если бы они захотели это знать.
   Прошло два месяца, и Дженет показалось, что она пережила эту трагедию. С одержимостью тонущего человека, хватающегося за спасительную соломинку, она внушала себе, что никто не мешает им попробовать еще раз. Дженет думала, что доктор предоставит им еще один шанс.
   Закрутив краны, она с наслаждением опустилась в горячую ванну. Дверь была закрыта, тихо работала вытяжка, где-то вдалеке раздался телефонный звонок.
   — Хэлло.
   — Привет, Стив! Это Карен.
   — Привет, Карен. Джен в ванной.
   — Это ничего…
   — Передать, чтобы перезвонила тебе?
   — Нет, не нужно… Просто я решила сообщить ей о том, что Сьюзи родила. Мальчика.
   — Хорошо, — еле слышно отозвался Стив.
   — Сьюзи позвонила мне из больницы и попросила всем сообщить, — нарушая неловкую паузу, добавила Карен. — Мы собираемся навестить ее сегодня, так что если Джен…
   — Нет! Она не сможет! — Стив испуганно оглянулся на дверь, поймав себя на том, что почти кричит в трубку. — Дело в том, что мы сегодня приглашены на обед. Извини.
   — — Никаких проблем! — с облегчением вздохнула Карен. — Я просто подумала… Ну ладно, передавай Джен привет.
   — Да, конечно. Пока, Карен.
   Дженет лежала в белой пене, так что над поверхностью воды торчала только ее голова, и гладила свой плоский живот. Она не слышала, как Стив обрадовался звонку Карен, и не видела, как встревоженно выслушал новость о Сьюзи. Она не чувствовала, как он мучается из-за собственной беспомощности, желая смягчить удар, уберечь ее от еще больших страданий. Не догадывалась и о том, какие горькие слезы текут по его щекам.
   Услышав осторожный стук в дверь, Дженет вздрогнула и отняла руки от живота. Она вдруг испугалась, как ребенок, застигнутый родителями за непристойным занятием.
   — Джен?
   — Что?
   — Давай пойдем куда-нибудь пообедаем…
 
   Анна причесала свои коротко стриженные волосы перед маленьким зеркальцем. Затем достала из косметички губную помаду, вывалив для этого все содержимое на стол, и тронула ею губы с ловкостью опытной женщины. Проработав много лет в женских журналах и опубликовав сотни снимков популярных фотомоделей, она по-прежнему пренебрегала железным правилом макияжа — наносить губную помаду только кисточкой. Где взять время на соблюдение всех этих тонкостей? Однажды Анна сидела на великосветском обеде рядом с принцессой Маргарет. Тогда она с изумлением и восхищением заметила, как эта женщина легко и незаметно подкрашивает губы после каждой перемены блюд без помощи зеркала. Вот это да! Анна растерла помаду губами, подкрасила ресницы и с недовольным видом убрала косметичку в сумку.
   Последняя страница рабочего дня была давно прочитана и перевернута, и Анна чувствовала, что Рейчел теряет терпение, ожидая, когда она наконец покинет офис. Рейчел принадлежала к числу тех редких женщин в издательском мире, которые видят свое призвание в том, чтобы занимать пост личного секретаря редактора, и относятся к своим обязанностям чрезвычайно ревностно. Мало того что она никогда не уходит домой раньше босса, хотя рабочий день давно кончился, — ей по плечу был любой объем работы. Единственное, чего Рейчел категорически не выносила, так это бессмысленного времяпрепровождения, когда в унынии и бездействии тянется рабочий день. К сожалению, последние несколько месяцев дела в редакции обстояли именно так.
   Смутно видя сквозь стеклянную стену фигуру Рейчел, Анна злорадно улыбалась, поскольку именно из-за нее та нетерпеливо барабанила пальцами по столешнице.
   — Рэйч! — позвала ее Анна, как всегда не прибегая к помощи селектора.
   Почти в ту же секунду Рейчел появилась на пороге. Ее зеленые глаза, пойманные в густую сеть морщин, возбужденно сверкали из-под короткой светлой челки. Она улыбалась в радостной надежде.
   — Вы не забыли послать цветы?
   Даже если Рейчел и была раздосадована этим бессмысленным вопросом, то не подала виду.
   — Я попросила, чтобы их доставили немедленно, так что она их, наверное, уже получила.
   — Машина пришла?
   — Ждет у подъезда уже двадцать минут.
   Не обращая внимания на укоризненный тон секретарши, Анна бросила взгляд на часы. Скорее всего сейчас он не станет звонить. Хотя, возможно, стоит подождать еще пять минут. Анна выдвинула нижний ящик стола и достала свою сумочку, чтобы проверить, не сели ли батарейки в мобильном телефоне.
   — Хорошо. Передайте шоферу, что я спущусь через пару минут и сначала поеду в больницу. Пусть узнает, как туда добраться. Я не хочу колесить по городу полчаса, как в последний раз.
   Несколько минут она неподвижно смотрела на телефон, мысленно умоляя его зазвонить. Наконец Анна неохотно поднялась и направилась к двери, запихивая мобильный телефон в сумочку.
   В свое время она возлагала так много надежд на отношения с Каллумом. Это была величайшая любовь в ее жизни! Когда он неожиданно прилетел из Нью-Йорка, обрушившись как снег на голову, она подумала, что теперь все пойдет на лад. Наконец-то.
   Они говорили и говорили, так что впервые с тех пор, как это произошло, она почувствовала в себе силы пережить трагедию аборта. Это печальное событие подорвало ее силы. На протяжении двух лет мысль о совершенном злодействе жила в подсознании Анны, неотступно преследовала ее. Наконец она обрела способность противостоять ей.
   Анна слушала объяснения Каллума по поводу того, почему он тогда так отреагировал на ее беременность; разделяла его чувство потери и отчаяние из-за невозможности принять решение: заводить или не заводить ребенка. По щекам обоих текли слезы, зато в конце разговора они ощутили, что близки друг другу, как никогда прежде, и готовы вместе идти по жизни.
   Они вели себя как обезумевшие от любви тинейджеры. Когда Каллум вернулся в Нью-Йорк, Анна потратила целое состояние на телефонные переговоры и факсовые послания. Ежедневно они проводили уйму времени, болтая, обмениваясь новостями, обсуждая либо ее визит в Нью-Йорк, либо его очередной приезд в Лондон. Но каждое с нетерпением ожидаемое свидание таило в себе опасения, страх и разочарования, наподобие того, которое испытываешь, когда приезжаешь отдохнуть в незнакомое место и понимаешь, что оно вовсе не так прекрасно, как на картинке в рекламной брошюре. Но Анна с головой бросалась в бездну разочарования, и независимо от того, насколько была полна решимости противостоять этой бездне, сомнения, неуверенность и сожаления все же отдаляли их с Каллумом друг от друга, пробуждая в каждом инстинкт самосохранения.
   Поначалу ничто не мешало их разговорам и не нарушало планы: важные звонки откладывались, встречи отменялись, клиентам приходилось ждать. Но под конец встречи они оба ссылались на необходимость работать, чтобы оправдать отмену очередной совместной поездки за город. Расставшись, оба испытали облегчение.
   Анна никогда не сомневалась, что это и есть настоящая любовь. Кроме того, она всегда подозревала, что рано или поздно их отношения придут к концу, поэтому нисколько не удивилась, когда это произошло.
   Тогда она решила с головой уйти в работу, сделать рывок в карьере. Возвращаясь домой с работы поздно вечером, Анна, как бездыханный труп, падала в постель и уже не могла даже страдать от пустоты и одиночества, от невозможности ощутить рядом тепло родного человека. В эти минуты она мечтала только о сне, но никак не о любовных утехах.
   Фрэнк не столько вошел, сколько вломился в ее жизнь. Уже во время их первой встречи — на деловом ленче для сотрудников издательства — он на языке тела дал понять, что она вызывает в нем романтический интерес. Анна оставила его призыв без ответа. В ней самой, однако, проявились те же плотские чувства, но след Каллума в душе Анны еще не остыл. К тому же она никогда не умела выстраивать отношения с мужчиной сама. Так к чему было придавать этому значение? Однако Фрэнк не сдавался. Он ухаживал за ней, стараясь очаровать любыми способами, и в конце концов соблазнил. Анна не сразу узнала, что он женат, а когда это выяснилось, ей уже было все равно.
   Она достала телефон из сумочки и включила его, собираясь набрать номер, но, поразмыслив, передумала. Будь что будет! Она убрала телефон и быстро направилась к лифту.
   — Теперь налево по Гровер-стрит, затем первый поворот направо, — сказала она шоферу, подавшись вперед. — Стоп. Я выйду здесь. — Анна открыла дверь, не дожидаясь, пока машина окончательно остановится, вышла и направилась к воротам больницы.
 
   — Между прочим, — рассказывала Сьюзи, устраивая младенца на кровати рядом с собой, — это вовсе не так романтично, как считается! Мне показали простыню, на которой я рожала, — она вся в крови. У меня было такое ощущение, словно вывалились все внутренности. Я до сих пор не могу сдвинуть ноги!
   — А что в этом плохого? — Анна и Карен с усмешкой переглянулись.
   — Вы что, издеваетесь?! — обиделась Сьюзи. — Я и подумать не могу о том, чтобы когда-нибудь снова лечь в постель с мужчиной!
   — Должна заметить, что однажды ты это уже говорила, — заметила Карен.
   — Да, я тоже помню, — кивнула Анна. — По-моему, это было после аборта от Барри Эванса.
   — Именно. — Карен подмигнула Анне. — Сколько она тогда продержалась без секса? Неделю?
   — Если бы! Ее воздержание закончилось, как только доктор разрешил Сьюзи возобновить интимные отношения.
   — Жуть! Даже не напоминайте мне! — с отвращением поморщилась Сьюзи, и подруги весело рассмеялись.
   Сьюзи достала из ящика под детской кроваткой маленькую пластмассовую миску, чистую пеленку, тюбик крема и бумажное полотенце одноразового пользования.
   — Тебе объяснили, как это делать? — спросила Карен, разглядывая все эти вещи.
   — Конечно. Они от меня ни на шаг не отходят, вьются, как надоедливые мухи. Особенно в этой палате. Здесь почти всем делали кесарево сечение. Вон, посмотрите на нее. — Сьюзи кивнула в сторону спящей женщины, кровать которой стояла ближе к двери. — Она заснула незадолго до вашего прихода, а вообще-то плачет с утра до вечера. Иногда мне хочется дать ей затрещину. Не все ли равно, каким образом из тебя достают ребенка! Когда дело шло к концу, меня охватило полное безразличие, и если бы врачам понадобилось выдернуть мне ноги, чтобы достать ребенка, я согласилась бы и на это.
   Карен снисходительно усмехнулась и покачала головой. Внимание Анны было полностью поглощено младенцем. Оперевшись на локоть, она протянула ему руку, и малыш зажал ее указательный палец сморщенным кулачком. Его ручонка оказалась невероятно сильной. Анна осторожно поводила пальцем из стороны в сторону и убедилась в том, что малыш держится очень крепко.
   Сьюзи и Карен молча переглянулись.
   — Ты не могла бы принести воды? — Сьюзи протянула Анне миску.
   — Что?
   — Воды. Чтобы помыть его. Раковина там.
   Анна направилась за водой. Проходя мимо коек, она с любопытством разглядывала женщин, но не для того, чтобы выяснить, как они переносят послеродовой период, а желая определить их возраст.
   Когда она вернулась, Сьюзи подкладывала под младенца непромокаемую клеенку. Неторопливо и торжественно она распеленала дитя. Обнаженный малыш вызвал бурю неподдельного восторга у ее подруг.
   — Ой, какой хорошенький! — всплеснула руками Карен.
   — Да, действительно. — Анна сосредоточенно прищурилась. — Не могу понять, что мне напоминает эта штучка.
   Она рассмеялась, а Сьюзи почувствовала, как промежность у нее увлажнилась от крови, и испуганно прижала ладонь к панталонам.
   — Согласна, она и вправду не очень похожа на те огромные вибраторы, к которым ты привыкла! А я лично предпочитаю сидеть на настоящем члене!
   — Сьюзи! — воскликнула Карен, заметив, что вся палата прислушивается к их разговору.
   — Это правда! — отозвалась Анна. — Я имею в виду, что размер роли не играет, но ведь что-то же здесь должно быть!
   — Здесь есть все, что нужно!
   — Хорошо, хорошо. Успокойся.
   Карен и Анна лукаво переглянулись, и Сьюзи догадалась, что они подшучивают над ней.
   — Дуры! — Она наклонилась над сыном, взяла его кулачки в ладони и нежно поцеловала. — Если в конце концов у него вырастет штуковина хотя бы вполовину такая, как у отца, бабы будут к нему в очередь становиться.
   — Как же тебе повезло, подружка! — хмыкнула Анна. — Кстати, а где счастливый папаша?
   — Бедняжка совсем уморился. Он чуть было не заснул прямо здесь. Я отправила его домой. Хотя скорее всего Джо двинулся прямиком в паб.
   — Не суди его слишком строго, — посоветовала Карен. — Ему наверняка хочется поделиться этой новостью с друзьями. Живописать роды во всех деталях.
   — Ха! Можно подумать, что от него был какой-нибудь толк! Если честно, в какой-то момент я подумала: если он еще раз скажет «дыши глубже», я вцеплюсь ему в мошонку! — Сьюзи положила пеленку под младенца и подоткнула ее со всех сторон. — Я пеленала его всего четыре раза. У меня пока не очень здорово получается.
   — Ничего, научишься, — отозвалась Анна.
   — Да уж. — Сьюзи улыбнулась и осторожно приподняла дитя за подмышки. — Ты дозвонилась до Мэнди, Кар?
   — Да. Она сказала, что постарается приехать, если сможет.
   — Хорошо. — Сьюзи не могла сдержать удивления.
   — Она в порядке? — поинтересовалась Анна.
   — А почему бы и нет? — откликнулась Сьюзи.
   — Да, действительно.
   — Я имела в виду только то, что ей, может быть, немного неловко из-за того, что было… вы знаете, о чем я говорю. Много воды утекло с тех пор, Анна. Мэнди давно уже пережила это. Мы с ней говорили и пришли к выводу, что это был всего лишь легкий роман, из-за которого вовсе не стоит лезть в петлю. Так что не вижу, с какой стати ей чувствовать себя неловко.
   Однако, заметив выражение лица Сьюзи, Анна не поверила ей. Перехватив умоляющий взгляд Карен, она решила оставить эту тему.
   — Да, наверное, ты права.
 
   Мэнди придирчиво оглядела себя в зеркале лифта и с удовольствием отметила, что краснота вокруг глаз незаметна. Она понимала, что глупо было плакать. Мэнди давно не испытывала никаких чувств к Джо. Последний след любви исчез после того, как она поговорила об этом со своей лучшей подругой. И все же не могла удержаться от слез после звонка Карен. Эта новость стала для нее последней каплей, переполнившей чашу терпения.
   Мэнди долго сомневалась, ехать ли, и, решившись на это в последнюю минуту, купила букет цветов в ближайшем мини-маркете — ей не хотелось приходить к Сьюзи с пустыми руками.
   Лифт остановился на втором этаже, и Мэнди вышла в ярко освещенный больничный коридор. Навстречу ей попалась компания весело болтавших посетителей. Здесь стойко держался обычный больничный запах, издалека доносились крики новорожденных младенцев. Двери лифта закрылись у нее за спиной. Мэнди не двигалась с места. Она вдруг живо вспомнила, как рожала своих мальчишек, как часами сидела у кроваток и смотрела на них, терпеливо ожидая, когда они проснутся. Вспомнила, как они с Питом были тогда счастливы.
   — Простите, я могу вам помочь? — раздался у нее за спиной чей-то участливый голос. Мэнди не сразу поняла вопрос. — Вы пришли навестить кого-то?
   — Что? Ах да. Подругу. Сьюзи Болл.
   — В конце палаты слева, — улыбнулась сестра, распахнув перед ней двери и придержав одну из створок.
   Мэнди вошла, а когда оглянулась, чтобы поблагодарить сестру, та уже исчезла. В глубине души Мэнди молила Бога, чтобы Джо здесь не оказалось. И вдруг к хору детских голосов примешался громоподобный раскат взрослого смеха. Мэнди вздрогнула от неожиданности, узнав этот голос.
   Анна, все еще смеясь, махнула ей рукой и обратилась к Карен и Сьюзи.
   — Смотрите, Мэнди здесь!
   — Вот видите! — просияла Сьюзи, поглощенная тем, чтобы пристроить малыша к груди. — Я же говорила, что не будет никаких проблем!
   Анна и Карен переглянулись, но промолчали.
   Когда Мэнди остановилась возле кровати, младенец присосался к материнской груди и затих. Какая идиллическая картина!
   — Он настоящий красавец, Сьюзи.
   — Да, это правда, — самодовольно кивнула та.
   — Как это было?
   — Лучше не спрашивай! Они говорили, что боль забудется, как только родишь. Чушь собачья! У меня до сих пор мороз по коже, как вспомню. Такое ощущение, словно пытаешься протолкнуть футбольный мяч через трубочку для стрельбы горохом!
   — Жаль, что меня при этом не было, — рассмеялась Анна.
   — Садистка! Если бы ты хоть раз прошла через это, у тебя навсегда отбило бы охоту повторить. Джо был белый, как эта простыня. Видели бы вы его, когда вышел послед!
   — Фу! Какое счастье, что я лесбиянка! — поморщилась Карен.
   — А где Джо? — спросила Мэнди, разворачивая букет и ни на кого не глядя.
   — Дома, — ответила Карен.
   В голосе подруги слышались утешающие нотки. Мэнди улыбнулась, оценив желание Карен поддержать ее в сложной ситуации.
   — Прости, Сьюзи, ничего лучше этого веника мне не удалось раздобыть.
   — Не говори ерунду! Цветы великолепные! — воодушевленно солгала Сьюзи. — Вон там есть ваза.
   Мэнди подошла к столу, на котором в трех вазах стоял роскошный букет, присланный Анной. Ее подвядшие хризантемы выглядели убого рядом со свежими, благоухающими экзотическими соцветиями.
   Сьюзи закончила кормление, запеленала малыша и, неловко подняв его на руки, передала Мэнди.
   — Хочешь подержать немного?
   В глазах Мэнди отразился такой ужас, словно ей предложили прыгнуть с парашютом и подвели к открытому люку самолета.
   — Знаешь, я немного простужена, — ответила она и для убедительности шмыгнула носом.
   — Ничего страшного. Только минутку. — Сьюзи вложила ей в руки малыша, делая вид, что не замечает укоризненных взглядов Карен и Анны.
   — Ты не чувствуешь себя от этого наседкой? — язвительно осведомилась Анна.
   — Этого еще недоставало! — воскликнула Мэнди и вдруг испугалась, что ее неправильно поймут. Она оказалась в сложной ситуации, поэтому приходилось тщательно взвешивать каждое слово. — Ну, то есть я вовсе не горю желанием, чтобы вери моего дома осаждали доноры с пробирками спермы.