Одом Мэл. Граница смерти

   – Иди с мамой. Иди с мамой, и ты увидишь, какой она приготовила для тебя сюрприз.
   Он послушно встал и пошел за ней, снова превратившись в мальчика– тринадцати лет. Они шли по дорожке, отличающейся от тех, по которым ходили раньше, поднимались по темным и мрачным лестницам, один поворот, другой, вниз по лестнице, хотя ему казалось, что лестница ведет вверх. На мгновение его едва не охватила паника.
   Она повернулась к нему, и внезапно ее улыбка исчезла.
   – Смотри только не испорть все. Мама не позволит, чтобы с ее мальчиком что-нибудь случилось. – Она взяла в ладони его лицо и вытерла слезы, которых он даже не заметил.
   Он шел за ней, огорчаясь, что мать не выпускает его руку и он не может снова обрести свой взрослый возраст и тело, радуясь, что она не отпускает руку, и боясь, что она может исчезнуть в темноте, поглотившей их. Ему казалось, что по обеим сторонам лестницы зияла пустота, он не видел ни верха, ни низа лестницы. Он не заметил и того, как они прошли через дверь.
   – Свет, – произнесла она.
   Комната осветилась. Ряды одежды на вешалках протянулись вдоль стен. Повсюду лежали коробки с обувью. В дальнем конце стоял освещенный туалетный столик с зеркалом и плюшевое кресло. На стенах – разнообразные порнографические снимки.
   Брэндстеттер с трудом отвел взгляд от снимков. Он заметил, что мать фигурировала на каждом снимке.
   – Что это за комната?
   – Сюда я ухожу, когда тебя нет.
   Он посмотрел на снимок размером 10 на 13 дюймов. На нем мать занималась сексом сразу с двумя мужчинами.
   – Что это за фотографии?
   Она посмотрела на него удивленным взглядом:
   – Не знаю. Но снимал ты.
   Брэндстеттер попытался вспомнить, когда это произошло, и не смог. Он перевел взгляд на мать и увидел ее рядом со шкафом, дверца которого была украшена плакатом, изображающим мать в знаменитой позе Мэрилин Монро в расстегнутом платье.
   – А вот это тебе понравится. – Она открыла шкаф, и внутри зажегся свет.
   Брэндстеттер едва не вскрикнул и от страха отшатнулся назад.
   Внутри шкафа на вешалке висело безжизненное тело Нами Шикары. Она была такой, какой увидел ее Брэндстеттер, когда проник в ее квартиру.
   Мать протянула руку в шкаф и легко сняла тело с вешалки.
   – Видишь? Разве она не прелестна? – Она прижала тело девушки к своему, разглаживая морщинки свободной рукой, давая понять, что это совсем не тело, а всего лишь кожа Шикары.
   Не в силах удержаться, Брэндстеттер протянул руку и коснулся одной из ладоней. Поразительно, но кожа была теплой. Он отдернул руку.
   – Ну разве она не мягкая? – спросила мать, проводя пальцами по очертаниям груди. Ее глаза насмешливо улыбались. – Ты ведь хотел ее, правда?
   – Как она попала сюда? – Даже сейчас, когда происходило нечто невероятное, Брэндстеттер не мог удержаться от врожденного любопытства. Он на мгновение прикоснулся к плавному изгибу шеи и почувствовал пульсацию, странно напоминающую биение сердца.
   – Неужели это имеет значение? – Она отодвинулась от шкафа, легко, как пушинка, вращаясь на носках, приложив кожу Шикары к своему телу, словно примеряла новое платье. – Тебе нравится?
   – Да.
   Мать дотронулась до чего-то на спине кожи, и она словно распахнулась. Затем мать ступила внутрь, отвернувшись от него, покрыв свою наготу смуглой кожей Шикары.
   Брэндстеттер видел, как ее руки скользнули вдоль рваных краев кожи, протянувшихся от ягодиц вдоль позвоночника, и исчезли где-то под темным водопадом волос. Воздух, казалось, был заряжен электричеством. Трюмо в дальнем конце комнаты отражало смутные очертания фигуры матери, прилаживающей к своему телу чужую кожу, становящуюся ее собственной.
   Она повернулась и посмотрела на него, став теперь гораздо меньше, провела ладонями по своему телу, приняла кокетливую позу и улыбнулась.
   – Тебе нравится такое зрелище? – спросила она своим голосом, а не голосом Шикары.
   Он уставился в ее глаза, глаза своей матери, а не убитой девушки.
   – Да. – Ему пришлось заставить себя произнести это слово. Вены пульсировали на его висках, а боль в паху казалась невыносимой.
   Мать подошла ближе и положила руки ему на грудь. Рядом с ней он чувствовал себя невероятно сильным и большим.
   – Сейчас ты мужчина, – сказала она. – Взрослый мужчина, а не мальчик.
   Он поднял ее с пола, затерявшись во взгляде, принадлежащем ей одной, обхватил руками ягодицы, вдохнул ее аромат и почувствовал, что волна желания грозит захлестнуть его.
   Она отстранила его рукой:
   – Нет. Это должно стать для нас чем-то особенным. Давай извлечем максимальное наслаждение – ты и я. Забери меня куда-нибудь. Куда угодно. Туда, где цветет подлинная любовь.
   Держа ее за руку, Брэндстеттер влился в киберпространство.
 

***

 
   Брэндстеттер подключился к старинной мультипликационной программе фирмы «Монтана Дата Браш». Матери рядом с ним не было, но он знал, где ее отыскать. В руке он держал хрустальную туфельку.
   Непривычно яркий солнечный свет заставил его прищуриться. Окованные железом колеса кареты скрипели и подпрыгивали на булыжной мостовой. Четверка белых лошадей влекла ее вперед. Он посмотрел на свою одежду и без всякого удивления увидел, что на нем небесно-голубая рубашка, пурпурный плащ члена королевской семьи, высокие кожаные сапоги, доходящие почти до колен, и голубые, в обтяжку, рейтузы.
   Ряды приземистых белых домов стояли по обеим сторонам извилистой дороги. Между домами и во дворах росли поразительно ухоженные и прямые деревья, отбрасывающие густую тень. Животные – собаки, кошки, мыши и прочие – разбегались перед мчащейся каретой.
   Его беспокоила усиливающаяся эрекция, такая заметная в тугих рейтузах. Ему казалось, что это как-то не соответствует званию принца.
   Он сразу узнал дом и яростно застучал по крыше кареты. Кучер остановил лошадей, ливрейный лакей спрыгнул со своего места позади кареты и подбежал, чтобы открыть дверцу.
   Соседи прекратили повседневную работу, наблюдая за высоким гостем. Он, однако, направился прямо к входу в дом, не обращая внимания на любопытных. Лакей обогнал его и постучал в дверь прежде, чем принц успел приблизиться.
   Дверь открылась, и лакей сделал шаг в сторону.
   На пороге стояла пожилая седовласая женщина, одетая в воскресное платье.
   – О, принц! – взвизгнула она. Ее голос звучал подобно скрипу ногтей по классной доске. – Девушки, идите сюда. К нам прибыл принц. Ваше высочество, прошу вас, заходите в наш скромный дом.
   Брэндстеттер вошел в дом, держа в руке хрустальную туфельку.
   Девушки, прибежавшие на зов матери, выглядели ее уменьшенными копиями и совсем не были похожи на ту, которую он искал.
   – Где она? – спросил Брэндстеттер.
   – Кто, ваше высочество?
   Он поднял хрустальную туфельку.
   – Девушка, с ноги которой соскользнула эта туфелька.
   – Ваше высочество, у моих дочерей такие миниатюрные ножки, что туфелька вполне придется им впору.
   Повинуясь компьютерной программе мультипликационного фильма, Брэндстеттер встал на одно колено и примерил туфельку каждой из девушек. Но она оказалась им мала.
   – Девушка, которую я ищу, не ваша дочь. – Он повернулся к выходу, начиная опасаться, что программа, составленная для этого фильма, может оказаться более сложной, чем он предполагал.
   – Ваше высочество, – произнес лакей, – здесь есть еще одна девушка. – Он сделал повелительный жест.
   У нее была миниатюрная фигура, большие груди, узкая талия и незабываемое выражение лица. Она была одета в рваную, грязную рубашку, далеко не доходящую до колен, и выглядела удивительно сексуально.
   – Девушка, – негромко произнес он, протягивая ей туфельку, – подойди сюда.
   Она подошла к нему, положив на пол веник и совок, которые держала в руках.
   – Это не та девушка! – закричала пожилая женщина. – Она всего лишь служанка и не пара принцу.
   Сестры хором присоединились к матери.
   Девушка вытянула ногу, глядя ему прямо в глаза.
   Туфелька пришлась ей просто идеально.
   – Убирайтесь! – приказал Брэндстеттер, обнимая девушку. – Убирайтесь все вон!
   Они выбежали из комнаты, оставив его наедине с девушкой.
   Он прижал ее к себе, чувствуя волнение от прикосновения к тугим грудям.
   – Ты хотела именно этого?
   – Да, – засмеялась она. – Этого и всего остального.
   – Я люблю тебя.
   – Да, я знаю. Я тоже люблю тебя. – Она обняла его руками и ногами. – Отнеси меня на кухню.
   Следуя ее указаниям, он нашел кухню, несмотря на то, что ее горячие губы не отрывались от его губ.
   – Стол, – сказала она.
   Стол был большим, круглым и прочным. Два окна на противоположных стенах выходили во двор и на ту сторону дома, где росла яблоня. Она была босой, и это только увеличивало ее прелесть.
   Он сбросил с себя пурпурный плащ. Она помогла ему снять остальную одежду.
   – Давай, – шептала она. – Возьми меня. Мама ждет. – Она обхватила босыми ногами его поясницу. Брэндстеттер сорвал с нее рубашку, чувствуя, как часто бьется сердце и тяжело дышит грудь.
   Мать извивалась и билась под ним, царапая ногтями его грудь, помогая ему достигнуть оргазма. Когда небывалое ощущение пронизало все его естество, Эрл Брэндстеттер понял, что еще никогда не испытывал такого наслаждения.

20

   – Мы здесь, Мик.
   Трэвен запер за собой дверь квартиры, бросил на диван плащ, сунул свой СИГ/Зауэр под подушку, оставив запасной пистолет в кобуре на лодыжке, и пошел на голос Дэнни к двери лоджии, стараясь понять, кто эти «мы».
   Дэнни сидел на стуле из кованого железа, положив ноги на парапет лоджии. Пальцы опущенной руки сжимали бутылку пива «Куэрс». Шерил сидела напротив, опираясь локтями о столик для коктейлей, поддерживая ладонями голову. Рядом стояла пустая бутылка из-под пива. Еще три находились в середине стола. Она улыбнулась, когда он взглянул на нее, и сказала:
   – Привет, милый. А мы уже почти отчаялись.
   – Возникла маленькая проблема, – ответил Трэвен. Он подошел к краю лоджии и посмотрел через пуленепробиваемое стекло на Холланд-стрит, протянувшуюся пятнадцатью этажами ниже. Транспорта почти не было. На востоке виднелась темная масса театра Кэлина Хамфриз, почти затерявшегося среди высотных домов, окружающих «Гоулдстар», где он жил. Трэвен коснулся стекла. Оно было холодным и удерживало теплый воздух внутри квартиры.
   – Ты голоден? – спросил Дэнни.
   – Вы так и не ужинали?
   Шерил подняла сухой кренделек, посыпанный солью.
   – Это все, что мы позволили себе. И пиво, разумеется.
   – Спагетти придутся тебе по вкусу? – Дэнни встал. Трэвен кивнул, и юноша исчез за дверью.
   – Как ты оказалась здесь? – спросил Трэвен, опускаясь на стул.
   – Это Дэнни. Он позвонил и сказал, что ты приглашаешь меня поужинать.
   – Вот как? – удивленно поднял брови Трэвен.
   – Не обязательно быть детективом, чтобы догадаться: это и для тебя является неожиданностью.
   – Почему он так поступил?
   – Перестань, Мик, не притворяйся тупым. – Шерил улыбнулась, чтобы смягчить резкость слов. – Дэнни отнюдь не дурак. Он понимает, что его присутствие здесь нарушает твою личную жизнь.
   Трэвен потер ладонью лицо, словно стараясь стереть усталость, не покидавшую его, как и воспоминания об убитой женщине.
   Шерил взяла его руку в свои теплые ладони.
   – Что с тобой, Мик? Все в порядке? Ему удалось улыбнуться.
   – Ну конечно, – ответил он и нажал пальцем на курносый нос девушки. – Я ведь крутой парень – или ты забыла?
   – Ну что ж, я провела немало времени с этим крутым парнем и знаю, когда что-то его беспокоит.
   Вспомнив, что он не рассказал ей о своем временном переводе из отдела по борьбе с наркотиками, Трэвен вкратце описал события последних двух дней, скрыв ошибку Хайэма при обыске преступника и лишь в двух словах коснувшись происшедшего убийства.
   Когда он закончил, она дала команду включить освещение, прижала ладони к его щекам и посмотрела на ожог на лице.
   – А я даже не заметила, – сказала она. – Такой большой ожог, мне следовало сразу обратить на него внимание.
   Трэвен мягким движением убрал ладони Шерил от своих щек и голосом выключил свет.
   – Все в порядке. Мне даже не больно. Во всяком случае не очень больно. – Он поцеловал ее, наслаждаясь ощущением теплоты ее губ, прижавшихся к его губам.
   Дэнни вернулся, неся большую салатницу, три бокала и бутылку красного вина.
   – Наливай, – сказал он, – а я принесу вилки. Шерил протянула руку к салатнице, сунула листок салата-латука в рот.
   – Я боюсь, что ему очень трудно справиться с проблемами, встречающимися у него на жизненном пути, но не знаю, как говорить с ним.
   – Знаешь, он привязался к тебе. Сегодня вечером мы только о тебе и говорили. Дэнни хотелось узнать, что тебя интересует, что ты делаешь в свободное время. – Шерил вопросительно посмотрела на него.
   Не в силах выдержать ее взгляда, Трэвен отвернулся и откинулся на спинку кресла.
   – Понимаешь, я не знаю, как установить с ним контакт. И вообще, ситуация какая-то странная.
   – Тебе не кажется, что он думает то же самое?
   Трэвен посмотрел на нее:
   – Насколько я знаю, уже завтра он может исчезнуть. Дэнни находится под опекой отца: достаточно одного слова – и парня заберут у меня.
   – Дэнни – трудный подросток, – заметила Шерил. – Я вижу это не хуже тебя. Ты хорошо поступил, Мик, дав ему возможность прогуляться, поручив заботиться о пище для вас обоих, но этого недостаточно. Всего несколько дней назад он потерял мать. Ты знаешь, какой у него отец. Ему нужен близкий человек, на которого он сможет при необходимости опереться. Даже если отец захочет забрать его отсюда – по-моему, мы оба не верим, что такое случится в ближайшее время, – неужели ты готов так легко расстаться с ним?
   Прежде чем Трэвен успел ответить, появился Дэнни с тарелками и столовыми приборами.
   Шерил взяла у него маленькие тарелки для салата.
   – Найди способ и выбери время, – закончила она.
   – Я упустил что-то интересное? – спросил Дэнни, придвигая стул.
   – Твой брат сделал мне непристойное предложение, – объяснила Шерил, поливая соусом свой салат. – И я собираюсь принять его.

21

   – Оставьте оружие здесь, – потребовал офицер службы безопасности Нагамучи. – Получите его, когда будете уходить.
   Трэвен молча посмотрел на него. В бесстрастном взгляде японца не было угрозы – он всего лишь исполнял свои обязанности.
   Кабинет начальника службы безопасности Нагамучи был маленький, а сам начальник – большой. Одно дополняло другое. Небольшие размеры кабинета означали, что для обеспечения безопасности корпорации требуется всего несколько человек, а огромный рост начальника этой службы как бы свидетельствовал, что он справляется со своими обязанностями весьма эффективно.
   Хайэм был раздражен и зол на весь мир. От него пахло зубным эликсиром. Он наклонился вперед, оперся руками о стол, за которым сидел офицер, и произнес угрожающим тоном:
   – Нас никто не предупреждал, черт побери, что придется сдавать оружие при входе.
   Начальник службы безопасности посмотрел на детектива бесстрастным взглядом.
   – Мы никого никогда не предупреждаем и предупреждать не собираемся. Таковы правила, касающиеся служащих любого департамента американского правительственного агентства, как федерального, так и относящегося к штату, обратившихся с просьбой о допуске в корпорацию Нагамучи. Вы можете выполнить мою просьбу, а можете просто уйти. Когда немного успокоитесь, прошу принять во внимание, что корпорация находится под защитой вашего правительства и обладает теми же привилегиями, что и посольство, включая дипломатический иммунитет. – Он развел огромными, покрытыми шрамами руками. – Мы добровольно согласились допустить вас сюда, а вовсе не под давлением каких-либо законов.
   Даже в новом костюме, с пистолетом СИГ/Зауэр в наплечной кобуре и с коротко остриженными волосами – их подстригла Шерил сегодня утром – Трэвен чувствовал здесь себя не в своей тарелке. Он не ожидал увидеть такую роскошь, хотя много слышал об этом здании от других полицейских, имевших счастье – или несчастье – быть допущенными внутрь его.
   Черный мундир сидел на офицере безопасности словно влитой, а вшитые пластины из кевлара защищали все уязвимые части тела. Кроме короткоствольного пистолета, стреляющего пучком миниатюрных стрел, японец был также вооружен коротким мечом, свисающим с плеча. Впрочем, меч выглядел скорее декоративной принадлежностью мундира, чем настоящим оружием. В широких рукавах и штанинах, несомненно, скрывалось и другое смертоносное оружие. Вместо сапог на ногах офицера были традиционные «таби» – японские босоножки. Судя по всему, блеск, лак и красота заканчивались там, где они мешали молниеносным рефлексам и оборонительным действиям.
   – Клади оружие на стол, – произнес Трэвен, доставая свой СИГ/Зауэр из наплечной кобуры. – Обо всем договаривался Канеоки, а он предупреждал нас, что придется играть по их правилам.
   Хайэм насмешливо фыркнул и бросил свой револьвер рядом с пистолетом Трэвена.
   Наклонившись к кобуре, пристегнутой к лодыжке, Трэвен достал второй пистолет и положил его рядом с первым. Лицо офицера службы безопасности продолжало оставаться бесстрастным.
   – Но мы идем не с пустыми руками, – мягко заметил Трэвен, глядя в глаза японцу. – Говорят, не существует более мощного оружия нападения или более прочной защиты, чем правда. Мы пришли сюда именно по этой причине.
   Офицер чуть улыбнулся:
   – В этом мире, сержант Трэвен, много правд, и – подобно любому хорошему оружию – правда похожа на обоюдоострый меч. Мудрый человек проводит свою жизнь в соответствии с теми несколькими правдами, которые ему нужны, а не отправляется на поиски остальных. Имейте это в виду, занимаясь своим расследованием. – В его словах по-прежнему звучала не угроза, это было всего лишь заявление убежденного в своей правоте человека.
   – Обязательно воспользуюсь вашим советом, – кивнул Трэвен, и детективы пошли к двери в сопровождении двух охранников в одинаковых черных комбинезонах. Они миновали роскошный вестибюль и коридор, идущий к залу, от которого расходились все коридоры, ведущие внутрь здания «Нагамучи Корпорейшн». Когда сзади послышалось негромкое жужжание, он обернулся и увидел, что Хайэма остановили обнажившие мечи охранники.
   Офицер службы безопасности взглянул на свой стол, нажал на скрытую кнопку, и сбоку отодвинулась панель.
   – Сержант Хайэм, вы пытаетесь пронести в здание корпорации какой-то металлический предмет, скрытый под одеждой. – Он посмотрел на детектива холодным взглядом. Его черные глаза не выражали никаких эмоций.
   Хайэм положил руки на затылок, и охранники обыскали его.
   Через несколько мгновений один из них достал из внутреннего кармана пиджака металлическую фляжку и бросил ее офицеру. Тот легко поймал фляжку, внимательно осмотрел ее и отвернул крышку. Понюхав содержимое, поморщился, завернул крышку и положил фляжку на стол рядом с конфискованным оружием.
   – Уверяю вас, сержант Хайэм, любой из сортов виски в приемных корпорации лучше вашего. Когда вернетесь, можете забрать и это.
   Хайэм молча повернулся, прошел между охранниками и направился по коридору. На этот раз металлоискатель молчал.
   Для вызова лифта Трэвен воспользовался магнитной карточкой, выданной офицером безопасности. Кабина оказалась такой маленькой, что они вдвоем едва там поместились. Намеренно нажав на кнопку шестнадцатого этажа вместо восемнадцатого, где они должны были встретиться с Йоримасой, Трэвен посмотрел на красную шею спутника. Ему было жаль Хайэма, однако он понимал, что алкоголь смертельно опасен при полицейской работе, и если его напарник – алкоголик, с ним в любую минуту может произойти что угодно.
   Прошла целая минута, прежде чем лифт поднялся до указанного этажа. За это время на его стенках, крыше и полу постоянно вспыхивали рекламы. Большинство было изготовлено рекламным агентством Крейга Трэвена.
   Трэвен ничуть не удивился, когда лифт поднялся на восемнадцатый этаж и остановился там, а не на шестнадцатом, кнопку которого он нажал. Детектив посмотрел на магнитную карточку, пытаясь догадаться, какая еще дополнительная информация внесена в нее, затем пришел к выводу, что, если он «случайно» зайдет не в ту комнату, зазвучат сигналы тревоги.
   Хайэм первым вышел из лифта и посмотрел вокруг. На полу коридора были нанесены полосы разных цветов шириной в шесть дюймов.
   – Нам приказали идти вдоль желтой, верно?
   – Да. – Трэвен положил в карман магнитную карточку и последовал за Хайэмом, не сомневаясь, что установленные на стенах телевизионные камеры следят за каждым их шагом, причем поля зрения камер перекрываются, так что детективы постоянно находятся на виду.
   – Ты обратил внимание на то, что Йоримаса встречается с нами в конференц-зале, а не у себя в кабинете? – спросил Хайэм, следуя вдоль желтой полосы.
   – Конечно. – Трэвен смотрел на стеклянные двери по сторонам коридора, размышляя о том, всегда ли они закрыты жалюзи или только по случаю появления полицейских из отдела по расследованию убийств.
   – А почему он решил встретиться с нами именно там, а не в кабинете?
   – Может быть, у него в кабинете припрятана еще пара трупов и он не хочет, чтобы мы заметили их, – ответил Трэвен. Впрочем, эти слова предназначались скорее для ушей офицера службы безопасности, чем для Хайэма.
   – Думаю, он просто не намерен пачкать свой кабинет белой швалью, – бросил сержант через плечо.
   Трэвен повернул вслед за Хайэмом в другой коридор и на мгновение потерял из виду желтую полосу, когда они пересекали просторный вестибюль, окна которого были закрыты жалюзи.
   – Может быть, ты и прав. Тебе не кажется странным, что мы никого не встретили?
   – Думаешь, нас заманили в ловушку? – Лицо Хайэма чуть побледнело.
   – Наверняка заманили, вот только ловушка окажется безобидной, как пить дать. Нам все убедительно объяснят, похлопают по плечу и на прощание пнут в зад. Раз с нами согласились поговорить, значит, к просьбам Канеоки в корпорации прислушиваются или кто-то очень обеспокоен тем, что говорят о Нагамучи в средствах массовой информации. А то, что мы никого не встретили, сделано специально: у нас нет возможности задавать служащим нежелательные для корпорации вопросы.
   – Не буду скрывать, что мне с самого начала не нравилось задание. Я убежден, что дело нам явно не по зубам. И это уже само по себе мне не нравится, – раздраженно заявил Хайэм.
   Желтая полоса сделала еще один поворот и наконец уперлась в широкую дверь с надписью «Конференц-зал № 18Ф». Три коридора, расходящиеся в разные стороны от двери, были пустыми. Трэвен провел магнитной карточкой по считывающей панели рядом со входом в зал. Дверь отодвинулась, и механический голос компьютера произнес на четырех языках: «Добро пожаловать».
   Первым вошел Хайэм, за ним Трэвен.
   В большом, великолепно обставленном помещении вполне могло разместиться больше сотни человек. На одной из белых стен сверкал золотом символ корпорации Нагамучи – скрещенные мечи над стилизованным изображением комодского дракона. Ряды длинных прямоугольных столов, покрытых темно-бордовыми скатертями, стояли на огромном дорогом серовато-белом ковре. Хрустальная люстра, свисающая с высокого потолка, наполняла зал ярким сиянием, превращая дневной свет, заливающий зал из стеклянной южной стены, в множество крошечных радуг. В прохладном воздухе чувствовался запах цветущих вишен.
   – Да, здесь денег не жалеют, – сухо заметил Хайэм.
   – Это верно, – послышался мужской голос.
   Трэвен посмотрел налево и увидел японца в традиционном черном костюме японского бизнесмена, который вышел из двери в северной стене зала под символом корпорации Нагамучи. Мужчина небольшого роста, коренастый, немного полноватый, с удивительно сладкой улыбкой. В его черных волосах виднелось достаточно много седины, чтобы внушить уважение собеседнику.
   – Вы – Таира Йоримаса? – спросил Трэвен.
   – Хай, – поклонился мужчина.
   Трэвен поклонился в ответ скорее по привычке, чем из желания завоевать расположение высокопоставленного служащего корпорации. Занятия боевыми единоборствами сделали это правилом поведения по отношению ко всем, кого он считал потенциальным противником.
   – Мы – детективы Хайэм и Трэвен. – Он показал полицейский значок и только потом с раздражением сообразил, что карточки корпорации Нагамучи, врученные им при входе и пристегнутые к нагрудным карманам, и без того дали понять Йоримасе, кто его гости.
   – Хай. Я знаю, что вы из полиции. Ваше управление сообщило корпорации о предстоящем визите, и я должен признаться, что считаю свою встречу с вами весьма неприятной, особенно в день, и без того переполненный неприятными событиями.
   – С вашей стороны очень любезно так четко выразить свое отношение к нам, – заметил Хайэм.
   – Мое отношение к вам полно глубокого уважения, сержант Хайэм. Если бы не усилия ваши и вашего напарника, я, возможно, не стал бы мишенью столь враждебных комментариев в средствах массовой информации. Заявления и обвинения, связанные с этим делом, порученным вам, не следовало высказывать до тех пор, пока не появится достаточно оснований для ареста преступника. В настоящее время корпорация Нагамучи рассматривает возможность предъявления судебного иска к департаменту полиции Далласа, если необоснованные обвинения такого рода будут продолжать публиковать в печати.