Одом Мэл. Граница смерти

   – Мы не контролируем прессу, – сказал Трэвен. – Журналисты имеют право печатать или передавать по телевидению все, что считают нужным, – если только, разумеется, это не делается с целью намеренно нанести кому-либо ущерб.
   – Разве вы не смотрите новости по телевидению? – Не ожидая ответа, Йоримаса подал команду компьютеру. В зале погас свет, а восточная стена превратилась в телевизионный экран – самый большой из всех, которые когда-либо видел Трэвен. Зрелище было захватывающим и даже вызывало легкое головокружение. Изображение стало четким, и они увидели, как в ночной темноте городской улицы в машину «Скорой помощи» поднимали закрытое простыней тело мертвой женщины. Голоса репортеров и присутствующих звучали подобно глухому грому. Йоримаса повернулся к детективам. Его лицо освещалось светом от цветного экрана невероятно большой видеостенки.
   – Мы обнаружили, что название корпорации Нагамучи упоминается в так называемых новостях чаще, чем имя убитой женщины, причем во многих случаях это делается в неблагоприятном и даже враждебном для корпорации свете.
   Трэвен молча смотрел на экран. Он узнавал репортеров из независимых телекомпаний, ничем не связанных с корпорацией Нагамучи или ее филиалами. Передач было не так уж много – всего четыре. Из них самая интересная шла по каналу «Сайнер Бродкастинг Систем». СБС пользовалась большой популярностью в обществе. Йоримаса и корпорация Нагамучи имели все основания для беспокойства. Репортер СБС знал даже о том, что оружием убийства стал нож для разрезания бумаги. Такая информация – насколько было известно Трэвену – средствам массовой информации не сообщалась.
   – Вы со своим коллегой, как это говорится у вас в стране, дали волю своему языку, – заметил Йоримаса. – Свет, – произнес он, и люстра вспыхнула ослепительно ярко.
   Когда Трэвен посмотрел на Йоримасу, он увидел, что японец уже не один. Женщина двигалась в полумраке очень быстро и беззвучно, потому детектив и не услышал ее шагов.
   Она была высокой и стройной, с явными признаками смешанной восточной и англосаксонской крови. На ней была надета белая блузка, скрывающая высокую грудь, серая куртка с узкой талией и юбка до колен. Трэвен не заметил на ее круглом лице следов макияжа. Волосы женщины были заплетены в длинную косу, свернутую узлом на голове.
   – Вы ошибаетесь, – возразил Трэвен. – Ни один из нас не беседовал с прессой.
   Йоримаса сухо усмехнулся:
   – Может быть, и так, сержант, возможно, я ошибаюсь, но кто докажет это? – Он сжал кончики пальцев. – Вы обвиняетесь так же бездоказательно, как и я. Итак, что нам делать с этими обвинениями?
   – Нас они не касаются, – произнес Хайэм, делая шаг вперед. Почувствовав, что его напарник хочет продемонстрировать свое старшинство, Трэвен замолчал и посмотрел на женщину. Она ответила ему пристальным взглядом, что удивило детектива. Молодая женщина явно старалась как можно лучше выполнять свои обязанности. Одновременно было заметно, что она испытывает неуверенность в себе и нервно подергивает плечами под серой курткой.
   – Нам нужно найти убийцу Нами Шикары, – продолжал Хайэм.
   – Тогда почему вы пришли сюда? – сухо осведомился Йоримаса. – Почему вы не занимаетесь поисками убийцы вместо того, чтобы разговаривать со мной?
   – Мы хотим выяснить, как случилось, что орудием убийства стал ваш нож для разрезания бумаг, – ответил Хайэм.
   – Не сомневаюсь, что вы сумеете найти гораздо больше объяснений этому, чем я, – развел руками Йоримаса. – Не забывайте, что главная ваша задача – найти убийцу.
   – Как нож попал в ее квартиру?
   – И в этом случае можно найти множество объяснений. Может быть, она украла его, а убийца случайно увидел нож и воспользовался им. Или кто-то взял его из моего кабинета, чтобы ложно обвинить меня в причастности к убийству.
   – Почему кому-то понадобилось обвинять вас? – спросил Трэвен, глядя на японца.
   – Разумеется, чтобы попытаться убрать меня с занимаемой мной должности. – Йоримаса снова сладко улыбнулся. – На своем высоком посту я пользуюсь многими благами: привилегии, власть и, конечно, деньги. Множество моих соперников, стремящихся устранить меня и занять мое место, будут рады прочитать в газетах, что я как-то замешан в таком скандале.
   – Кто именно? – Хайэм достал из кармана записную книжку.
   – За кого вы меня принимаете? – поморщился Йоримаса. – Если бы мне было известно имя преступника, работающего в корпорации, мы сами решили бы эту проблему. У нас есть свои способы. Если бы Нами Шикара не была гражданкой США, вам бы не открыли
   сюда доступ.
   – Где вы находились вчера вечером? – спросил Трэвен. Женщина, стоявшая рядом с Йоримасой, уставилась на детектива, словно не веря своим ушам.
   В помещении воцарилась мертвая тишина. Йоримаса повернулся к Трэвену и посмотрел на него убийственным взглядом:
   – Вы недостойно ведете себя, детектив Трэвен. И не удивительно, что вас недавно перевели из другого отдела. Но еще более странно то, что вы вообще все еще служите в полиции.
   – Вы не ответили на мой вопрос. – Трэвен не сводил с японца холодных глаз.
   – Это верно, не ответил. – Йоримаса сжал руки за спиной, выпрямился и расправил плечи. – И не собираюсь отвечать. Мое местонахождение не может служить предметом интереса для полиции, не говоря уж о том ее отделе, который не способен хранить тайну следствия. Моя корпорация поручилась за меня, и в полицию направлено письмо, подписанное советом директоров, заявляющих, что в момент убийства Нами Шикары я не мог находиться вблизи ее квартиры. Наша встреча – простая формальность, и в ней даже не было необходимости, но мне захотелось увидеть вас и предупредить о серьезных последствиях ошибок, которые могут быть допущены вами в ходе расследования.
   – Значит, вы вчера присутствовали на заседании совета директоров? – спросил Хайэм.
   – Я не говорил этого. Я сказал, что они знают, где я был.
   – Итак, им известно, где вы находились?
   – Если бы им не было известно, они не подписали бы официального документа, говорящего об этом, не так ли?
   – Не знаю. А вас я все же прошу рассказать нам, и поподробнее, где вы были вчера. – Лицо Хайэма выглядело бесстрастным.
   Повернув кисть с тяжелыми золотыми часами, украшенными драгоценными камнями, Йоримаса произнес:
   – Господа, наша беседа окончена. В оставшиеся несколько минут мне хотелось бы представить вам Отсу Хайяту, сотрудницу отдела по связям с общественностью, с которой вы будете теперь поддерживать связь.
   Женщина чуть наклонила голову.
   – Она предоставит вам все, что может понадобиться для успешного хода следствия, а также передаст мне ваши вопросы, хотя я не вижу в этом необходимости. Надеюсь, что, работая вместе с ней, вы сумеете найти способ покончить с распространяемой враждебной информацией, касающейся корпорации Нагамучи. – Йоримаса позволил себе улыбнуться. – Мне хотелось бы порекомендовать вам найти человека, действительно совершившего убийство, и сообщить его имя средствам массовой информации. – Он повернулся и пошел к двери под символом корпорации.
   – До свидания, господа, – произнесла женщина тихим голосом и поклонилась.
   Трэвен сделал ответный поклон, не сводя глаз с женщины, идущей по ковру следом за Йоримасой.
   – Мне кажется, нас действительно пнули в зад, – заметил Хайэм, глядя на закрывающуюся дверь.
   Трэвен молча согласился с ним, подошел к двери и приложил к считывающей панели магнитную карточку. Дверь раздвинулась.
   – А откуда он мог узнать относительно твоего недавнего перевода в наш отдел? – продолжил Хайэм. – Такая информация не могла содержаться в тех сведениях о тебе, которые имел право передать капитан Канеоки службе безопасности Нагамучи.
   – Я не знаю.
   – Значит, они копались в нашем прошлом. Зачем? Трэвен остановился перед дверью маленького лифта.
   – Не сомневаюсь, нам все сообщат, когда, по их мнению, придет время.
   – Вот это больше всего приводит меня в ярость. Я чувствую, что сукин сын что-то скрывает.
   Двери лифта закрылись, и повсюду снова появились вспышки рекламных клипов, включая новый, только что выпущенный Крейгом Трэвеном.
   – Черт побери, – произнес Трэвен с усмешкой. – Ты – настоящий оптимист. Не исключено, что он скрывает не что-то, а очень многое.
   – Единственное, в чем я не сомневаюсь, так это в вероятности предъявления судебного иска.
   Лифт медленно опускался, и внимание Хайэма поглотили особенно сексуальные рекламные клипы.
   Трэвен принялся обдумывать каждое слово только что закончившейся беседы с Йоримасой, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, но быстро сдался, потому что в его воображении то и дело появлялась Отсу Хайята. И это тоже показалось ему странным.

22

   Трэвен вывел свой «Чероки» из подземного гаража корпорации Нагамучи, притормозил у ворот, где одетый в черный комбинезон охранник отклеил с ветрового стекла машины гостевой пропуск, и остановился у выезда на бульвар. Хайэм сидел рядом с ним на переднем сиденье, перелистывая тоненькую папку с материалами об убийстве Нами Шикары.
   – Дело просто дрянь, – сердито произнес он и закрыл папку.
   Трэвен не ответил, сконцентрировав внимание на сплошном потоке автомобилей, едущих по бульвару Мушаши между трех небоскребов. Клонящееся к закату солнце закрывали надвигающиеся дождевые облака, и на улицах быстро темнело. Он подключился к банку данных «Дата Мэйн», узнал, что уже семнадцать минут пятого. Значит, такой поток автомобилей – следствие окончания дневной смены на заводах. Он медленно продвинулся вперед, ожидая просвета, чтобы успеть влиться в нескончаемую вереницу машин, движущихся по ближней к нему стороне улицы с шестью транспортными полосами. Трэвен даже подумал, не стоит ли включить полицейскую сирену и мигалку, но потом решил, что это может привлечь внимание едущих в потоке представителей прессы или телевидения и они не упустят случая подчеркнуть связь корпорации Нагамучи с убитой женщиной.
   – Без разрешения Йоримасы мы даже не сможем получить доступа к личным делам их служащих, – проворчал Хайэм.
   – Кое-какие документы можно добыть в архивах департамента иммиграции, – заметил Трэвен, включил сцепление, и «Чероки» занял освободившееся место в транспортном потоке, так как один из автомобилей свернул в боковую улицу.
   – Это верно, но иммиграционная служба не такой уж всезнающий источник информации, когда речь заходит о крупнейших корпорациях. Им известно лишь то, что сообщают им Нагамучи и другие крупные фирмы, вот и все. – Хайэм презрительно бросил тонкую папку. – Для того чтобы получить доступ даже к тем документам, которые у них есть, нам потребуется ордер.
   Транспорт двигался медленно, метр за метром, каждый автомобиль полз мимо светофора на перекрестке в конце длинного квартала.
   Не обращая внимания на переполняющее его нетерпение, Трэвен снова обдумывал разговор с Йоримасой, пытаясь понять, что тот скрывает от полиции. А может быть, все высокопоставленные чиновники крупных корпораций ведут себя так? Он лениво постучал пальцем по рулю.
   – Тебе приходилось раньше иметь дело со служащими подобных корпораций?
   – Сталкивался пару раз, – ответил Хайэм, глядя в боковое зеркало у своего локтя. – Проклятье, ты только посмотри, в какую пробку мы попали. Ни за какие деньги не согласился бы ездить вот так каждый день.
   – Как ты считаешь, он прикрывал свой собственный зад или защищал интересы корпорации? – Трэвен включил мигалку левого поворота и начал пробираться в левый ряд, чтобы повернуть налево. Между ним и перекрестком стояли еще пять машин. Сзади послышался рев двигателя приближающегося мотоцикла.
   – При том огромном жалованье, которое он получает, разве это не одно и то же?
   Всего три машины успели проскочить через перекресток, прежде чем зажегся красный свет. «Чероки» Трэвена был вынужден остановиться позади кричаще-красного спортивного японского автомобиля с номерными знаками какой-то корпорации. Тонированные стекла не давали возможности увидеть водителя или заглянуть внутрь машины, однако на стороне водителя из окна высовывалась рука с массивным золотым браслетом.
   – Ты уже работал в отделе по расследованию убийств, когда сталкивался со служащими японских
   корпораций?
   – Да, но хочу сразу тебе сказать, что по занимаемому ими положению они были намного ниже, чем Йоримаса, обладающий таким влиянием, что он действительно способен уволить тебя из полиции.
   – Тогда почему он не сделал этого?
   Двигатель мотоцикла зазвучал совсем рядом, на низкой передаче.
   – Не имею представления, – пожал плечами Хайэм. – Может быть, ему доставляет удовольствие мучить маленьких людей вроде нас.
   – Это не объяснение. – Трэвен посмотрел в зеркало и увидел мотоцикл, медленно пробирающийся в голову вереницы замерших машин. Наконец он был вынужден остановиться позади грузовика, почти упершегося бампером в минивэн. На мощном «Судзуки» вызывающе небрежно сидели двое худощавых молодых парней, одетых в одинаковые темно-коричневые кожаные куртки и брюки. Овальные шлемы с темными забралами походили на пули. Низкий рев мотора напоминал отдаленный гром.
   – Что ты сказал? – переспросил Хайэм, внимание которого было поглощено видом застывших автомобилей.
   – Если Йоримаса обладает за стенами могущественных корпораций таким политическим влиянием, он может добиться чего угодно.
   – Может быть, ему надоела прежняя гейша и захотелось чего-то новенького.
   Вспыхнул зеленый свет, и Трэвен устремился вперед вместе с волной автомобилей. Он пропустил седан, меняющий полосы без сигнала поворота, и присоединился к полудюжине других водителей, выразивших свое негодование громкими гудками.
   – Нет, – сказал он, поудобнее устроился за рулем и направил машину в потоке транспорта к центру города, прочь от Хайлэнд-парка. – Йоримаса согласился на встречу с нами по каким-то своим собственным соображениям.
   – Каким?
   – Ему хотелось выяснить, что мы сумели узнать.
   – О чем?
   – Вот здесь и возникают новые вопросы. Что конкретно он пытается скрыть от нас? Свои отношения с этой женщиной? Нет. Что он убил ее? Может быть. А вдруг он знает, кто на самом деле убил ее? Вот это интересно. В таком случае, пока расследование убийства не закончено, он держит над чьей-то головой острый меч.
   – От такого метода воздействия он не откажется, это точно. – Хайэм усмехнулся и шевельнулся в кресле, потирая подбородок. – Мне нравится такая мысль, но доказать ее будет очень трудно.
   Трэвен кивнул.
   – Ты даже можешь сделать еще один шаг в этом направлении: возможно, Йоримаса предполагает, что знает имя убийцы, но хочет, чтобы мы собрали доказательства, а он потом использует полученную информацию в своих целях.
   – А вот это доказать еще труднее.
   – Зато так походит на психологический портрет высокопоставленного чиновника, стремящегося подняться еще выше.
   – Верно.
   Рев мотоцикла усилился и зазвучал где-то рядом. Трэвен посмотрел в зеркало и увидел, что «Судзуки» Догоняет их с правой стороны. Он нажал на тормоз, готовясь остановиться у следующего светофора на Брин-Маур-драйв.
   – Мне казалось, что для тебя работа в отделе по расследованию убийств всего лишь временное занятие, – чуть улыбнулся Хайэм. – Когда ты начал относиться к ней так серьезно?
   – В тот день, когда приколол к груди значок полицейского, – ответил Трэвен, глядя прямо в глаза партнеру. – Я всегда относился к своей работе серьезно, даже когда выписывал квитанции за нарушение правил парковки автомобилей. Может быть, мне не нравится многое из происходящего или я не одобряю некоторые перемены, но еще не было случая, чтобы я небрежно отнесся к своим обязанностям.
   Улыбка на лице Хайэма сменилась серьезным выражением, он замолчал и повернулся в сторону стоящих рядом автомобилей.
   На перекрестке возник просвет, и Трэвен включил сигнал поворота, колеса «Чероки» повернулись направо. Мотоцикл обогнал соседний автомобиль и, сделав несколько поворотов, протиснулся еще между двумя. Парень, сидящий на пассажирском месте, поднял с противоположной стороны мотоцикла какой-то продолговатый предмет, находившийся на уровне его коленей. Поток встречного ветра сорвал ткань с предмета, и сверкнул металл.
   Трэвен взглянул вперед, увидел сплошной ряд стоящих автомобилей впереди, мгновенно принял решение и крикнул:
   – Осторожно!
   На тротуарах стояла толпа людей, ожидавших автобусы, и он не стал бы сворачивать туда, даже если бы ему удалось проскочить в крайний правый ряд. Слева проходила разделительная полоса высотой в метр с растущими на ней деревьями бонсай и вишнями.
   Хайэм поднял голову за секунду до того, как мотоцикл направился прямо к их машине, и мгновенно выхватил пистолет.
   Трэвен резко нажал на тормоза. Послышался протестующий визг покрышек. Он увидел, как мотоциклист откатился от задних колес «Чероки», которые занесло в сторону, и тоже выхватил пистолет. Трэвен снял ногу с тормоза и включил задний ход. Водитель мотоцикла увернулся от двинувшейся на него машины, но этим сбил прицел стрелка.
   Грохот выстрела охотничьего ружья прорезал шум улицы. На капоте «Чероки» появились металлические царапины. Заднее стекло машины, остановившейся перед Трэвеном, разлетелось под ударами картечи. Колесо «Судзуки» задело передний бампер автомобиля Трэвена, мотоцикл опрокинулся, и оба парня упали на мостовую.
   Поставив машину на ручной тормоз, Трэвен открыл дверцу и выпрыгнул наружу, крикнув Хайэму: «Вызывай подкрепление!» Он тут же опустился на колени и оперся руками о мостовую, чтобы заглянуть под машину. Мотоциклисты вскочили, забрались на свой «Судзуки» и с ревом рванули вперед. Раздался еще один выстрел из ружья, картечь поцарапала корпус «Чероки», и мотоцикл исчез из виду. Теперь он мчался в обратную сторону, навстречу сплошному потоку автомобилей.
   Трэвен вскочил на ноги, крепко сжал в руке СИГ/Зауэр, пару раз присел, заставляя себя дышать носом, а не ртом, готовясь к преследованию.
   К тому моменту, когда Трэвен успел подбежать к заднему бамперу «Чероки», первое столкновение уже произошло. Водитель машины, пытаясь уклониться от самоубийственно мчащегося навстречу мотоцикла, свернул на правую полосу и врезался в борт грузовика, нагруженного овощами, и из кузова на мостовую посыпались ящики с помидорами и головками салата-латука. Между застывшими автомобилями оставались только узкие промежутки, используя которые и пытался скрыться мотоциклист.
   Трэвен бежал вдоль высокого разделительного барьера, стараясь следить за потоком транспорта и одновременно не упускать из виду «Судзуки». Каждый вдох обжигал его легкие, изнемогающие от недостатка кислорода. Пробежав вдоль нескольких десятков автомобилей, он сумел приблизиться к мотоциклу, но впереди был перекресток, и Трэвен понимал, что если парням удастся проскочить через него, догнать их ему не удастся.
   Еще один автомобиль попытался увернуться от мчащегося на него мотоцикла, столкнулся с соседней машиной, в него врезались еще две, и бульвар перекрыла пробка из разбитых автомобилей. Послышался рев множества гудков. Водители вылезали из автомобилей, чтобы разобраться в происходящем.
   Трэвен бежал, держа перед собой пистолет, надеясь, что это лучше убедит окружающих, что он – полицейский, преследующий преступников, чем демонстрация значка на груди.
   При его приближении водители в поисках безопасности тут же исчезали внутри своих машин.
   Теперь «Судзуки» находился от Трэвена на расстоянии длины пяти автомобилей и совсем недалеко от перекрестка. И вдруг прямо перед мотоциклом водитель грузовика внезапно открыл тяжелую дверцу кабины. Мотоциклист попытался затормозить, мотоцикл занесло, и он врезался прямо в дверцу. Удар был настолько сильным, что дверцу едва не сорвало с петель, а у парня, сидевшего за спиной водителя мотоцикла, треснуло лицевое стекло шлема, тут же окрасившееся в красный цвет. Мотоциклист включил первую скорость и начал лавировать между застывшими машинами, стараясь выбраться из пробки.
   Трэвен спрыгнул с разделительной полосы и вскарабкался на капот автомобиля, перепрыгнул на капот другой машины, успев заметить изумленное лицо водителя. Детектив чувствовал, как скользят ноги на гладкой металлической поверхности, упругой и прогибающейся под ним. Не останавливаясь, он прыгнул на крышу соседней машины, поскользнулся, упал и съехал вниз.
   Парень на пассажирском сиденье мотоцикла заметил его и показал водителю, затем начал поднимать ружье, пока водитель объезжал неподвижный пикап.
   Трэвен бросился на землю, когда прозвучал выстрел, и откатился к стоящим автомобилям. Картечь с визгом прорезала воздух. Он мгновенно прицелился и выстрелил пять раз, целясь в грудь стрелка. Мотор мотоцикла взревел, заднее колесо забуксовало на мостовой. Стрелявший согнулся, выронил ружье и упал с пассажирского сиденья.
   Вытянув перед собой руки с пистолетом, Трэвен пошел к лежащему стрелку. В это мгновение рев мотоциклетного двигателя, начавшего ускорение, еще более усилился. Детектив пинком ноги отбросил в сторону ружье и быстро наклонился, чтобы прощупать пульс у лежащего на мостовой человека. Сердце не билось, но Трэвен почувствовал под своими пальцами тонкую шею и нежную кожу, которые не могли принадлежать мужчине.
   Он выругался, встал и бросился за набирающим скорость мотоциклом. В его воображении появился образ убитой женщины, окровавленное лицо которой было скрыто за треснутым стеклом шлема.
   Голос Хайэма прозвучал у него в мозгу:
   – Трэвен?
   – Слушаю.
   – Где ты?
   – Здесь, в северной части бульвара Мушаши. Я застрелил одного из преступников. Так где же подкрепление, черт побери?
   – На подходе.
   – Слишком поздно. Иди сюда и встань у тела.
   – У тела?
   Трэвен не ответил. Он бежал, лавируя между автомобилями, стараясь не упустить из виду мотоциклиста, поскользнулся, ударился о борт машины. Острая боль пронзила бедро. Он оперся руками на борт соседнего автомобиля, подтянулся и влез на капот, порвав рубашку обо что-то острое, вскочил, прыгнул на крышу пикапа, успел поставить пистолет на предохранитель и бросился на мотоциклиста.

23

   Трэвен обрушился на водителя мотоцикла с такой силой, что воздух с хрипом вырвался из его легких. Когда мощный «Судзуки» начал серию диких поворотов, он подавил желание прыгнуть в сторону, схватил мотоциклиста за руку и стащил с седла. Потеряв равновесие, не в силах удержаться, Трэвен упал вместе с водителем мотоцикла на мостовую и ушиб об асфальт локоть. Ему показалось, что в руку вонзились острые осколки стекла, и детектив выронил пистолет.
   Парень ударил его в лицо головой в шлеме и рассек лоб. Вывернувшись из-под более легкого противника, Трэвен нанес удар по шлему открытой ладонью, и голова мотоциклиста откинулась назад. Детектив попытался поднять правую руку, и его онемевшие пальцы скользнули по гладкому пластику шлема.
   Внезапно он увидел сверкающее лезвие ножа – парень достал его из потайного кармана кожаной куртки. Преступник упал на Трэвена, пытаясь вогнать в него нож. Детектив рванулся в сторону и услышал, как острое лезвие скрипнуло по асфальту. Он ударил ребром левой, неповрежденной руки по горлу противника. Тот захрипел, и Трэвену удалось отбросить его в сторону и встать. Преступник тут же снова взмахнул ножом, демонстрируя скорее ярость, чем умение, однако на этот раз детектив был наготове. Трэвен сильно ударил ногой по шлему противника. Нападавший упал на спину и замер, выронив нож из безжизненных пальцев.
   Трэвен наклонился, подобрал пистолет и держал его в левой руке, чувствуя, как иглы боли продолжают пронизывать правую. Затем сделал несколько глубоких вдохов, снял пистолет с предохранителя и подошел к лежащему мужчине, ударом ноги отбросил нож в сторону и оперся о борт стоящего рядом автомобиля.
   – Я из полиции, – произнес он, обращаясь к испуганному водителю.
   – Мик? – послышался в мозгу Трэвена низкий голос.
   – Это ты, Ковальски?
   – Да. У тебя все в порядке?
   – Бывало лучше. – Обернувшись на рев сирены, Трэвен увидел бронированный автомобиль полицейской группы быстрого реагирования, вырвавшийся из-за угла и резко затормозивший перед собирающейся толпой зевак.
   Ковальски выпрыгнул из машины. Он был в полном боевом снаряжении, поперек его широкой груди висело крупнокалиберное ружье. Толпа расступалась перед ним. Следом появились еще трое полицейских с надписью крупными буквами на спинах черных курток «Отдел наркотиков». Они начали оттеснять любопытных. Ковальски двигался, как пантера, постоянно глядя по сторонам и отдавая команды своей группе.
   Над местом происшествия пронесся вертолет прессы, окрашенный в малиновый цвет. Вихрь от его несущего винта рассеивал валяющийся на мостовой мусор. Вертолет круто развернулся, полетел обратно и завис над улицей. Из дверцы высунулся оператор с телекамерой, а пилот включил микрофон направленного действия, закрепленный на днище.
   Голоса толпы усилились и превратились в беспорядочный гул.