Страница:
Рука женщины шевельнулась, скользнула по его бедру, обхватила за поясницу и прижала к своему телу требовательным движением.
– Нет! – Возглас Брэндстеттера прозвучал хрипло и отчаянно. Она нарушила все, чего ему удалось добиться. Он почувствовал, как теряет контроль над собой.
– Ну давай же, – простонала женщина. – Ты возбуждаешь меня уже двадцать минут. Сколько времени может девушка терпеть, прежде чем сойдет с ума от желания? – Камилла обняла его обеими руками и приподняла голову, чтобы куснуть грудь склонившегося над ней Брэндстеттера.
Осознание того, что она не спала почти все это время и всего лишь делала вид, что спит, погасило его желание, подобно холодной воде. Он легко вырвался из ее объятий, встал на колени и одним ударом отбросил женщину от себя.
– Нет! Ты все испортила! Все испортила!
– О чем ты говоришь, черт побери? Наконец-то у тебя что-то начало получаться. – Ее голос звучал рассерженно и пронзительно.
Брэндстеттер опустил ноги на пол, встал, снял с крючка халат и надел на себя. Он успел заметить, как женщина прикрыла обнаженную грудь краем простыни, прежде чем вышел в коридор, ведущий в гостиную.
– Свет! – скомандовал он. Домашний компьютер включил освещение в гостиной. Просторная комната была обставлена дорогой мебелью. Он не обратил внимания на видеостенку и не включил ее, так что она выглядела подобно окну в бесконечность, закрытому стеклом, прошел мимо кожаных диванов и кресел в гостиной, приобретенных после его недавнего успешного продвижения по службе и все еще пахнущих новизной, и остановился у пуленепробиваемого стекла лоджии, выходящей на центральную часть Далласа.
Небоскребы корпорации «Нагамучи Тауэре» сверкали в лунном свете. В падающем снегу их очертания казались размытыми. Глядя на три огромных здания, принадлежащих его работодателю, Брэндстеттер понял, почему месяц назад Нагамучи поселил его именно в этой квартире. Для всех смотрящих отсюда на мир вид из окна подтверждал, что в центре Вселенной находится «Нагамучи Тауэре».
Он не повернулся к разъяренно ворвавшейся в гостиную Камилле, наблюдая за ее отражением в темном стекле перед собой. Она одевалась на ходу, балансируя на одной ноге, чтобы натянуть на себя алые виниловые брюки; ее расстегнутая блузка распахнулась, обнажив подпрыгивающие груди.
– Новая работа тебя ничуть не изменила, верно? – прошипела женщина. – Ты по-прежнему тот самый паршивый Эрл Брэндстеттер из многоквартирного дома, где мы с тобой встречались. – Она надела один сапог, доходивший ей до колена. – Неудивительно, что тебе потребовалось столько времени, чтобы заманить меня к себе. А ведь я не слишком сопротивлялась, не правда ли?
Он продолжал смотреть в окно, изо всех сил сдерживая кипящую в нем ярость.
– И зачем только я пришла сюда? – Она натянула второй сапог и застегнула на нем молнию. – Могла бы выбрать из дюжины других парней настоящего мужчину вместо тебя.
Брэндстеттер стремительно повернулся к ней, зная, что на его лице отражается ярость.
– Ты пришла сюда, сука, потому что хотела вкусить хорошей жизни. Ты хотела увидеть, как выглядят эти квартиры, хотела понять, как чувствует себя человек, смотрящий сверху вниз на весь город, вместо того чтобы оставаться в своей грязной трущобе, где человеку перерезают горло за несколько монет. Только не говори, что оказала мне услугу, потому что такая мысль даже не могла появиться в твоей маленькой пустой голове.
Идя к выходу, застегивая блузку, с бюстгальтером, переброшенным через плечо, она смеялась над ним:
– У тебя с этим большая проблема, но мне наплевать. Сейчас я выйду отсюда и найду себе мужчину, пусть и без всей той роскоши, что у тебя в квартире, но способного дать мне то, чего я хочу. Это будет настоящий мужчина, способный сделать женщину счастливой. Понятно? – Она с торжествующей улыбкой чувственно качнула бедрами, словно исполняя на сцене танец живота; затем дверь с шипением закрылась за ней.
Брэндстеттер выдохнул воздух из легких и разжал кулаки. Он все-таки удержался от искушения выплеснуть на женщину скопившуюся ярость. Правда, он еще никогда не делал этого и сомневался, что сумеет. Ярость была точно такой же страстью, как и похоть, и Брэндстеттер не был уверен, что и здесь не потерпит неудачи. Если дело обстояло именно так, ему не хотелось бы убедиться в справедливости своих опасений.
Он снова повернулся к окну, глядя на свое отражение и сдерживая желание опять сжать кулаки. Теперь он мог позволить себе больше не терпеть оскорблений Камиллы. Гарантией этого служило его положение в корпорации Нагамучи. Теперь он принадлежал к могущественной элите, а не был каким-то занюханным программистом, зарабатывающим крохи в американской фирме.
Брэндстеттер был крупный мужчина, и его отражение заполняло почти все оконное стекло. Даже босиком его рост превышал шесть футов четыре дюйма. Глаза зеленые, как у ящерицы, – он сам с неудовольствием признавал это и все-таки отказался от косметической хирургии, бесплатной для всех служащих корпорации и способной легко придать его глазам любой другой цвет. Совершенно лысый человек с гневом смотрел на него со стекла. На висках поблескивали крошечные хромированные пуговки – гнезда, куда вставлялись троды компьютерных контактов. Узкая полоска коротко подстриженных рыжих волос окаймляла голову. Еще одна хирургическая операция могла исправить и этот природный недостаток, но Брэндстеттер отказался. Он знал, что и после операции его внутренняя сущность не изменится. Изнурительными упражнениями он довел до совершенства все физические достоинства своего тела, и теперь оно казалось словно отлитым из бронзы. Атлетическое сложение привлекало к нему внимание множества женщин, похожих на Камиллу Эстеван, но он всегда предпочитал держаться подальше от них. Улыбка, кивок – и он поворачивался к ним спиной.
Его тело было покрыто потом. Брэндстеттер сбросил халат и встал перед окном обнаженный, глядя на город. Он с силой ударил кулаком по пуленепробиваемому стеклу и проклял тот момент, когда поддался на зов плоти и привел сюда женщину. Она была первой, и он догадывался, что теперь Камилла знает это. Брэндстеттер был намного больше и сильнее ее, он мог бы принудить ее сдаться, и это не было бы изнасилованием, потому что Эрл ясно понимал, какое наслаждение она получила бы.
Он отвернулся от окна и бесшумными шагами прошел к своему рабочему месту.
– Свет, – произнес он. Компьютер включил освещение. – Питание на терминал. – Знакомое жужжание наполнило комнату.
Опустившись в кресло перед терминалом со сложнейшими микросхемами внутри, изготовленным лично для него по специальному заказу фирмой «Тендрай», Брэндстеттер вставил троды компьютера в гнезда у себя на висках и сразу почувствовал, как его подхватила и понесла ледяная темнота киберпространства.
Наступило мгновение знакомого небытия, затем компьютер захватил его, увлек с собой в глубины матрицы киберпространства. Ему показалось, что он погрузился в леденящую воду бассейна после раскаленной сауны. Сколько бы раз он ни проделывал это, к каким бы терминалам ни подключался, ощущение всегда было одинаковым – и всегда настолько чудесным, что у него перехватывало дыхание. Фигурально говоря, разумеется, потому что в киберпространстве не было необходимости дышать.
Брэндстеттер уверенно мчался по лабиринтам матрицы, увлекаемый силами, существующими внутри пространства, расположенного во Вселенной, достигнув скорости света, пока не нашел наконец свою логическую структуру. Она была пурпурной, однако такого пурпурного цвета он никогда не видел в материальном мире. Темно-зелеными нитями, похожими на световоды, но световодами не являющимися, она прикреплялась к канареечно-желтой матрице Нагамучи, словно рыба-прилипала, прильнувшая к киту.
Некоторые хэкеры утверждали, что киберпространство наполнено звуками, а не красками, тогда как другие клялись, что двигались внутри с помощью тактильных ощущений, не ориентируясь на звуки и краски. Брэндстеттер никогда не встречал тех, кто перемещался в киберпространстве с помощью запахов или вкусовых ощущений, хотя и слышал, что такие хэкеры существуют, однако их возможности во многом были бы ограничены. Лучшие фанатики-программисты вроде него ориентировались внутри киберпространства визуально.
Пульсируя в такт сокращениям кристаллов, он проник через оболочку своей логической конструкции, почувствовал, как на него пахнуло лавандой, и ступил внутрь созданного им для себя рабочего пространства. Брэндстеттер шел в тишине дома мимо лабораторий, мимо спальни, мимо всего, пока не приблизился к гостиной.
Он взялся за ручку двери, уже чувствуя жар, исходящий от камина. Гостиная была освещена только языками пламени от потрескивающих сосновых поленьев, запах которых царил повсюду. Мебель в этой части конструкции была именно такая, какая нравилась ему: изготовленная искусными краснодеревщиками прошлого, из дорогого дерева, причудливо изогнутого человеческими руками, а не на станках, как теперь.
Полки вдоль стен уставлены книгами, но он никогда не снимал ни одного тома, чтобы прочесть. Книги принадлежали ей. Камин казался еще одним дверным проемом, пламя отражалось от шведского письменного стола с опускающейся крышкой, от обитых кожей стульев перед ним, от ваз и картин на стенах.
Она ждала его на медвежьей шкуре – еще одно приобретение, сделанное ею, а не им. Черные волосы обрамляли ее лицо. Она приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него. Ее кожа была гладкой как шелк и безупречной, словно слоновая кость, такой светлой по сравнению с черными волосами и глазами.
– Я ждала тебя, – сказала она мелодичным голосом.
– Да, я знаю, – хрипло произнес он. Внезапно Брэндстеттер почувствовал, как пересохло его горло, по-прежнему удивляясь тому, с какой силой плоть влияла на него внутри конструкции. Тем не менее он полагался именно на силу этих ощущений. Даже когда желание подавляло его чувства, страсти одерживали верх.
– Подойди ближе. – Она посмотрела на него. – Я вижу, что у тебя есть что подарить мне.
Он шагнул вперед, теперь уже не в прежнем тридцативосьмилетнем теле, а как тринадцатилетний мальчик, удерживаясь от того, чтобы подбежать к ней. Страсть пульсировала у него в висках, подталкивая вперед.
– Подарок, – нежно прошептала она алыми губами, с улыбкой, обещавшей несказанные наслаждения. – И мне даже не понадобится его разворачивать.
Она взяла Брэндстеттера за руку и потянула к себе. Женщина была значительно больше, ведь ему еще предстояло вырасти. Он почувствовал, как грубая шерсть шкуры скользит под спиной. Она впилась в его губы, жадно пробежала языком внутри рта и зажгла жаром своего тела.
– Сейчас, – хрипло прошептала она, – сейчас. – Она уложила Брэндстеттера на спину и опустилась на него. – А теперь будь хорошим мальчиком. Сделай, чтобы мне было приятно.
– Да, мама, – ответил он мальчишеским голосом послушного ребенка. Она взялась за него рукой и направила внутрь себя, затем начала опускаться и подниматься, сидя на нем, все быстрее и быстрее. Он старался помочь ей, приподнимая в такт узкие мальчишеские бедра.
– Мама любит своего маленького мальчика, – прошептала она, задыхаясь, откинув назад голову и закрыв глаза.
И он знал, что это правда.
3
4
– Нет! – Возглас Брэндстеттера прозвучал хрипло и отчаянно. Она нарушила все, чего ему удалось добиться. Он почувствовал, как теряет контроль над собой.
– Ну давай же, – простонала женщина. – Ты возбуждаешь меня уже двадцать минут. Сколько времени может девушка терпеть, прежде чем сойдет с ума от желания? – Камилла обняла его обеими руками и приподняла голову, чтобы куснуть грудь склонившегося над ней Брэндстеттера.
Осознание того, что она не спала почти все это время и всего лишь делала вид, что спит, погасило его желание, подобно холодной воде. Он легко вырвался из ее объятий, встал на колени и одним ударом отбросил женщину от себя.
– Нет! Ты все испортила! Все испортила!
– О чем ты говоришь, черт побери? Наконец-то у тебя что-то начало получаться. – Ее голос звучал рассерженно и пронзительно.
Брэндстеттер опустил ноги на пол, встал, снял с крючка халат и надел на себя. Он успел заметить, как женщина прикрыла обнаженную грудь краем простыни, прежде чем вышел в коридор, ведущий в гостиную.
– Свет! – скомандовал он. Домашний компьютер включил освещение в гостиной. Просторная комната была обставлена дорогой мебелью. Он не обратил внимания на видеостенку и не включил ее, так что она выглядела подобно окну в бесконечность, закрытому стеклом, прошел мимо кожаных диванов и кресел в гостиной, приобретенных после его недавнего успешного продвижения по службе и все еще пахнущих новизной, и остановился у пуленепробиваемого стекла лоджии, выходящей на центральную часть Далласа.
Небоскребы корпорации «Нагамучи Тауэре» сверкали в лунном свете. В падающем снегу их очертания казались размытыми. Глядя на три огромных здания, принадлежащих его работодателю, Брэндстеттер понял, почему месяц назад Нагамучи поселил его именно в этой квартире. Для всех смотрящих отсюда на мир вид из окна подтверждал, что в центре Вселенной находится «Нагамучи Тауэре».
Он не повернулся к разъяренно ворвавшейся в гостиную Камилле, наблюдая за ее отражением в темном стекле перед собой. Она одевалась на ходу, балансируя на одной ноге, чтобы натянуть на себя алые виниловые брюки; ее расстегнутая блузка распахнулась, обнажив подпрыгивающие груди.
– Новая работа тебя ничуть не изменила, верно? – прошипела женщина. – Ты по-прежнему тот самый паршивый Эрл Брэндстеттер из многоквартирного дома, где мы с тобой встречались. – Она надела один сапог, доходивший ей до колена. – Неудивительно, что тебе потребовалось столько времени, чтобы заманить меня к себе. А ведь я не слишком сопротивлялась, не правда ли?
Он продолжал смотреть в окно, изо всех сил сдерживая кипящую в нем ярость.
– И зачем только я пришла сюда? – Она натянула второй сапог и застегнула на нем молнию. – Могла бы выбрать из дюжины других парней настоящего мужчину вместо тебя.
Брэндстеттер стремительно повернулся к ней, зная, что на его лице отражается ярость.
– Ты пришла сюда, сука, потому что хотела вкусить хорошей жизни. Ты хотела увидеть, как выглядят эти квартиры, хотела понять, как чувствует себя человек, смотрящий сверху вниз на весь город, вместо того чтобы оставаться в своей грязной трущобе, где человеку перерезают горло за несколько монет. Только не говори, что оказала мне услугу, потому что такая мысль даже не могла появиться в твоей маленькой пустой голове.
Идя к выходу, застегивая блузку, с бюстгальтером, переброшенным через плечо, она смеялась над ним:
– У тебя с этим большая проблема, но мне наплевать. Сейчас я выйду отсюда и найду себе мужчину, пусть и без всей той роскоши, что у тебя в квартире, но способного дать мне то, чего я хочу. Это будет настоящий мужчина, способный сделать женщину счастливой. Понятно? – Она с торжествующей улыбкой чувственно качнула бедрами, словно исполняя на сцене танец живота; затем дверь с шипением закрылась за ней.
Брэндстеттер выдохнул воздух из легких и разжал кулаки. Он все-таки удержался от искушения выплеснуть на женщину скопившуюся ярость. Правда, он еще никогда не делал этого и сомневался, что сумеет. Ярость была точно такой же страстью, как и похоть, и Брэндстеттер не был уверен, что и здесь не потерпит неудачи. Если дело обстояло именно так, ему не хотелось бы убедиться в справедливости своих опасений.
Он снова повернулся к окну, глядя на свое отражение и сдерживая желание опять сжать кулаки. Теперь он мог позволить себе больше не терпеть оскорблений Камиллы. Гарантией этого служило его положение в корпорации Нагамучи. Теперь он принадлежал к могущественной элите, а не был каким-то занюханным программистом, зарабатывающим крохи в американской фирме.
Брэндстеттер был крупный мужчина, и его отражение заполняло почти все оконное стекло. Даже босиком его рост превышал шесть футов четыре дюйма. Глаза зеленые, как у ящерицы, – он сам с неудовольствием признавал это и все-таки отказался от косметической хирургии, бесплатной для всех служащих корпорации и способной легко придать его глазам любой другой цвет. Совершенно лысый человек с гневом смотрел на него со стекла. На висках поблескивали крошечные хромированные пуговки – гнезда, куда вставлялись троды компьютерных контактов. Узкая полоска коротко подстриженных рыжих волос окаймляла голову. Еще одна хирургическая операция могла исправить и этот природный недостаток, но Брэндстеттер отказался. Он знал, что и после операции его внутренняя сущность не изменится. Изнурительными упражнениями он довел до совершенства все физические достоинства своего тела, и теперь оно казалось словно отлитым из бронзы. Атлетическое сложение привлекало к нему внимание множества женщин, похожих на Камиллу Эстеван, но он всегда предпочитал держаться подальше от них. Улыбка, кивок – и он поворачивался к ним спиной.
Его тело было покрыто потом. Брэндстеттер сбросил халат и встал перед окном обнаженный, глядя на город. Он с силой ударил кулаком по пуленепробиваемому стеклу и проклял тот момент, когда поддался на зов плоти и привел сюда женщину. Она была первой, и он догадывался, что теперь Камилла знает это. Брэндстеттер был намного больше и сильнее ее, он мог бы принудить ее сдаться, и это не было бы изнасилованием, потому что Эрл ясно понимал, какое наслаждение она получила бы.
Он отвернулся от окна и бесшумными шагами прошел к своему рабочему месту.
– Свет, – произнес он. Компьютер включил освещение. – Питание на терминал. – Знакомое жужжание наполнило комнату.
Опустившись в кресло перед терминалом со сложнейшими микросхемами внутри, изготовленным лично для него по специальному заказу фирмой «Тендрай», Брэндстеттер вставил троды компьютера в гнезда у себя на висках и сразу почувствовал, как его подхватила и понесла ледяная темнота киберпространства.
Наступило мгновение знакомого небытия, затем компьютер захватил его, увлек с собой в глубины матрицы киберпространства. Ему показалось, что он погрузился в леденящую воду бассейна после раскаленной сауны. Сколько бы раз он ни проделывал это, к каким бы терминалам ни подключался, ощущение всегда было одинаковым – и всегда настолько чудесным, что у него перехватывало дыхание. Фигурально говоря, разумеется, потому что в киберпространстве не было необходимости дышать.
Брэндстеттер уверенно мчался по лабиринтам матрицы, увлекаемый силами, существующими внутри пространства, расположенного во Вселенной, достигнув скорости света, пока не нашел наконец свою логическую структуру. Она была пурпурной, однако такого пурпурного цвета он никогда не видел в материальном мире. Темно-зелеными нитями, похожими на световоды, но световодами не являющимися, она прикреплялась к канареечно-желтой матрице Нагамучи, словно рыба-прилипала, прильнувшая к киту.
Некоторые хэкеры утверждали, что киберпространство наполнено звуками, а не красками, тогда как другие клялись, что двигались внутри с помощью тактильных ощущений, не ориентируясь на звуки и краски. Брэндстеттер никогда не встречал тех, кто перемещался в киберпространстве с помощью запахов или вкусовых ощущений, хотя и слышал, что такие хэкеры существуют, однако их возможности во многом были бы ограничены. Лучшие фанатики-программисты вроде него ориентировались внутри киберпространства визуально.
Пульсируя в такт сокращениям кристаллов, он проник через оболочку своей логической конструкции, почувствовал, как на него пахнуло лавандой, и ступил внутрь созданного им для себя рабочего пространства. Брэндстеттер шел в тишине дома мимо лабораторий, мимо спальни, мимо всего, пока не приблизился к гостиной.
Он взялся за ручку двери, уже чувствуя жар, исходящий от камина. Гостиная была освещена только языками пламени от потрескивающих сосновых поленьев, запах которых царил повсюду. Мебель в этой части конструкции была именно такая, какая нравилась ему: изготовленная искусными краснодеревщиками прошлого, из дорогого дерева, причудливо изогнутого человеческими руками, а не на станках, как теперь.
Полки вдоль стен уставлены книгами, но он никогда не снимал ни одного тома, чтобы прочесть. Книги принадлежали ей. Камин казался еще одним дверным проемом, пламя отражалось от шведского письменного стола с опускающейся крышкой, от обитых кожей стульев перед ним, от ваз и картин на стенах.
Она ждала его на медвежьей шкуре – еще одно приобретение, сделанное ею, а не им. Черные волосы обрамляли ее лицо. Она приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него. Ее кожа была гладкой как шелк и безупречной, словно слоновая кость, такой светлой по сравнению с черными волосами и глазами.
– Я ждала тебя, – сказала она мелодичным голосом.
– Да, я знаю, – хрипло произнес он. Внезапно Брэндстеттер почувствовал, как пересохло его горло, по-прежнему удивляясь тому, с какой силой плоть влияла на него внутри конструкции. Тем не менее он полагался именно на силу этих ощущений. Даже когда желание подавляло его чувства, страсти одерживали верх.
– Подойди ближе. – Она посмотрела на него. – Я вижу, что у тебя есть что подарить мне.
Он шагнул вперед, теперь уже не в прежнем тридцативосьмилетнем теле, а как тринадцатилетний мальчик, удерживаясь от того, чтобы подбежать к ней. Страсть пульсировала у него в висках, подталкивая вперед.
– Подарок, – нежно прошептала она алыми губами, с улыбкой, обещавшей несказанные наслаждения. – И мне даже не понадобится его разворачивать.
Она взяла Брэндстеттера за руку и потянула к себе. Женщина была значительно больше, ведь ему еще предстояло вырасти. Он почувствовал, как грубая шерсть шкуры скользит под спиной. Она впилась в его губы, жадно пробежала языком внутри рта и зажгла жаром своего тела.
– Сейчас, – хрипло прошептала она, – сейчас. – Она уложила Брэндстеттера на спину и опустилась на него. – А теперь будь хорошим мальчиком. Сделай, чтобы мне было приятно.
– Да, мама, – ответил он мальчишеским голосом послушного ребенка. Она взялась за него рукой и направила внутрь себя, затем начала опускаться и подниматься, сидя на нем, все быстрее и быстрее. Он старался помочь ей, приподнимая в такт узкие мальчишеские бедра.
– Мама любит своего маленького мальчика, – прошептала она, задыхаясь, откинув назад голову и закрыв глаза.
И он знал, что это правда.
3
Трэвен вырвал стрелу из кевларовой брони, которую носил под рубашкой, и почувствовал, как струйка крови потекла по груди. Схватившись за перила пожарной лестницы, он перебросил через них свое тело и полетел вниз. Зрение переключилось с видимого спектра на инфракрасный, и тут же еще одна стрела застряла в полах плаща, не попав в тело. Он не сумел заметить лучника. В следующее мгновение его ноги грохнулись о бетонную мостовую, и от силы удара у Трэвена перехватило дыхание.
На противоположной стороне улицы переулки расходились в нескольких направлениях. Здесь постоянно вели ремонт, строительство и модернизацию зданий, так что внутренняя часть квартала превратилась в лабиринт, полный теней. Зеленый силуэт человека выделялся на фоне здания вьетнамской фирмы, занимающейся доставкой пищи на дом. Трэвен присел, когда движение выдало его, потерял человека из виду, потому что яркие огни проезжающего автомобиля ослепили детектива и все стало молочно-серым.
Внутри мозга послышался тихий голос Ковальски:
– Мик!
– Слушаю. – Трэвен продолжал искать исчезнувший силуэт, держа СИГ/Зауэр в вытянутых руках.
– Я на крыше, прямо над тобой.
– Отлично, сейчас найду тебе цель. Только постарайся накрыть ублюдка с первого раза.
– Взять живым?
– На твое усмотрение. Это як, он пользуется долбаным луком и стрелами, настоящий сын бусидо.
– Верно, и его хозяева наверняка сделали ему нейронную вставку, чтобы устранить сомнения. Если мы захватим его живым, можно допрашивать до тех пор, пока не сожжем ему мозг, и все равно ничего не добьемся.
Трэвен не обратил внимания на холодный смешок и переключил коммуникационный микрокристалл, устанавливая сенсорный контакт с остальными членами группы. Оставалось шесть человек, не считая Чеймберса. Воспоминание об отрубленной руке не покидало Трэвена.
– Не промахнись, Ковальски! – Он выпрыгнул из-под прикрытия пожарной лестницы и устремился по скользкой мостовой, невольно моргая, когда в глаза попадали снежинки.
Старый «бьюик-электра», мчащийся по улице, свернул в сторону и пошел юзом – водитель в последний момент успел крутануть руль, чтобы не сбить Трэвена. Тот оперся одной рукой и перемахнул через широкий капот автомобиля не останавливаясь, заметив движение зеленой фигуры слева от себя. Як приложил новую стрелу к тетиве лука и натянул ее, прежде чем ноги Трэвена коснулись грунта. Волосы на затылке Трэвена встали дыбом – он понял, что лучник слишком близко и теперь ему не удастся спастись от стрелы. Як наверняка знает, что полицейский в бронежилете, поэтому будет целиться туда, где его тело не защищено. Трэвен почувствовал, как напряглись мышцы паха.
На лбу яка появилась яркая рубиновая точка. Трэвен узнал ее – наведенный лазерный прицел снайперской винтовки «Беретта-М-21», которой вооружен Ковальски, – и тут же голова яка под скрывающей ее маской разлетелась от прямого попадания пули.
Трэвен споткнулся и с разбегу рухнул на потрескавшуюся мостовую. Ободрав о камень вытянутую вперед руку, которой он попытался смягчить силу падения, Трэвен покатился по мостовой, гремя кевларовым бронежилетом по пустым банкам, валявшимся на обочине. Он слышал, как позади него, скрипя тормозами, останавливались автомобили. Разъяренные голоса, ревущие гудки и скрежет искореженного при столкновениях металла преследовали его даже на тротуаре. Из витрин магазинов по сторонам переулка лился яркий свет.
Трэвен прижался спиной к стене дома, держа пистолет наготове, и послал по сети связи общий запрос:
– Кто-нибудь хоть что-то видел? Послышались отрицательные ответы шести человек.
– Тебе удалось сосчитать врагов? – спросил Ханнесэккер.
– Нет.
– Но это определенно якудзи?
– Один из мертвых яков лежит рядом.
– Не понимаю, почему Донни Куортерс вдруг решил объединиться со своими главными конкурентами? – удивился Ханнесэккер.
– Мне нужен курьер – немедленно. Тогда мы сможем найти разгадку этой тайны и узнаем, кто нам противостоит. – Трэвен отключился от коммуникационного канала и в последний раз взглянул на распростертое тело яка, лежащее на расстоянии вытянутой руки.
Люди выходили из автомобилей и указывали на него. Над головой мелькнули голубые огни спасательного вертолета, опускающего вниз люльку с двумя санитарами, уцепившимися за цепи.
– Ковальски.
– Слушаю.
– Где полиция?
– Уже в пути.
– Распорядись, чтобы оцепили этот район с шестью прилегающими кварталами на случай, если кто-то из бандитов попытается скрыться.
– Будет сделано.
Трэвен отключил свой коммуникационный микрокристалл и бросился в переулок, когда голубые огни спасательного вертолета залили улицу ярким светом.
Большие участки мостовой в переулке были разобраны – немое свидетельство того, что многие жители превратились в крыс и тащили все, что можно поднять и унести, чтобы отгородиться стенами от окружающего мира.
Он пошел по грязи, слушая, как вязкая слизь хлюпает под ногами, заглушая биение сердца. Его ладони были скользкими от пота, снега и крови. Трэвен поборол желание вытереть их, не решаясь оторвать руки от пистолета и стремясь к полной концентрации внимания.
Переулок поворачивал налево.
Прижимаясь к стене, Трэвен обогнул поворот, и поле видимости снова расширилось. Он дышал ртом, стараясь удовлетворить возросшую потребность тела в кислороде и не чувствовать окружающих отвратительных запахов.
То, что осталось от тела курьера, он обнаружил после следующего поворота. Труп бросили головой вперед в мусорный ящик – вот только выше плеч курьера ничего не осталось. Трэвен обнаружил это, когда вытащил тело и оно безжизненно распростерлось у его ног.
Сдерживая спазмы желудка, реагирующего на свежий запах смерти, смешанный со смрадом гниения, царящим в переулке, Трэвен включил микрокристалл связи.
– Ковальски.
– Слушаю.
– Я нашел курьера, но эти подонки отрубили ему голову. Судя по всему, операция была крупномасштабная. По-видимому, убитый нес в голове огромный объем информации.
– Следовало ожидать этого, раз здесь замешаны яки.
– Мне нужна голова парня. Если мы не найден ее, все, что у нас останется, это мертвый курьер, мертвый як и ни малейшего представления о том, что происходило сегодня вечером. Стоит найти кристалл памяти, вживленный в отрубленную голову, и тогда, как мне кажется, у нас будут все доказательства, необходимые для обвинения Донни Куортерса и тех, кто с ним связан. – Теперь Трэвен двигался по переулку быстрее. Его ноги шлепали по грязи, и сердце колотилось в груди от растущего напряжения.
В поле зрения замелькали зеленые краски, как только Трэвен пробежал по извилистому переулку и оказался у развилки, где переулки расходились в разные стороны. На стене дома он увидел пятно, кажущееся в инфракрасном спектре серовато-синим. Детектив остановился, убедился, что это кровь, и пришел к выводу: те, кого он преследует, тоже торопились.
– Ковальски?
– Слушаю.
– Можешь определить, где я нахожусь? – Трэвен мгновенно обернулся, почувствовав движение позади себя, и увидел худую кошку, исчезнувшую за кучей мусора.
– Нет. В твоем районе слишком много помех от терминалов и компьютеров.
Трэвен перепрыгнул через кучу сломанных досок, слишком коротких и гнилых, чтобы ими заинтересовались местные обитатели.
– Я дам сейчас опознавательный сигнал. Поднимись повыше и сообщи остальным, где я нахожусь. Преследую яка. – Он достал из кармана плаща сигнальную гранату яйцевидной формы и бросил ее на крышу двухэтажного здания рядом. Граната взорвалась и выпустила облако газа. Ковальски должен заметить облако.
– Вижу.
– Где я?
– К востоку от Девайн-стрит. Похоже, парень, которого ты преследуешь, собирается улизнуть на машине.
Трэвен побежал быстрее. Каждый вдох обжигал ему горло.
– Нельзя дать ему уйти, черт побери.
– Знаю.
– Эй, парни, глядите повнимательнее. Я вроде заметил мерзавца, – послышался новый голос.
Трэвен оттолкнулся от стены и внезапно повернул направо. В поле его инфракрасного зрения появилось несколько зеленых черточек – капли крови размером с монету вели поперек узкого переулка.
– Что ты видишь, Альварец? – прохрипел он.
– Выглядит как небольшой старый минивэн, но мне кажется, что это бронированный автомобиль, оборудованный для налетов – от бампера до бампера. На задней оси сдвоенные колеса, чтобы нести дополнительный вес брони и пуленепробиваемого стекла.
– Берись за него, – скомандовал Трэвен.
– Ясно.
– Ковальски, ты далеко от яка?
– Почти над самой его головой. – В голосе Ковальски чувствовалось напряжение.
– Координируй действия группы, пока я не доберусь туда.
– Понял.
– Мне нужна голова курьера, а также как можно больше ребят Донни – живых.
– Не могу обещать.
– Живых, – повторил Трэвен, отключился от канала связи и вернулся в свой собственный мир, где было необходимо – но так трудно – выжить. Обогнув угол, он увидел, что переулок соединяется с улицей.
Вдоль правой стены нервно двигался человек. В одной руке он держал меч, почти касающийся голенища, в другой сжимал голову курьера, как центральный защитник в американском футболе прижимает к себе мяч, устремляясь вперед, чтобы отвоевать еще несколько ярдов.
Трэвен переключился на нормальное зрение, остановился и поднял пистолет. Як был одет во все черное, верхнюю часть лица закрывал капюшон, а рот и подбородок – черный шарф. Голова курьера в согнутой руке слепо сверкала белками глаз, озадаченная гримаса искажала окровавленный рот.
Со стороны улицы послышались автоматные очереди, и минивэн, описанный Альварецом, с ревом ворвался в переулок и остановился. Боковая дверца распахнулась, и оттуда выглянул человек, зовущий яка к машине. Снова прогремели выстрелы, и человек вывалился из минивэна на мостовую.
Як вздрогнул – он не решался броситься к минивэну, опасаясь попасть под огонь полиции.
В следующее мгновение Альварец, сидевший за рулем тяжелого полицейского транспортера, ударил сзади по минивэну и развернул его боком к себе. Загудели сервомоторы, из передней части транспортера выдвинулись ножи, пробили тонкую броню минивэна и удержали его на месте, несмотря на то, что задние колеса машины гангстеров бешено вращались. Тут же в переулок вбежали остальные члены оперативной группы, и Трэвен услышал шум голосов – это Ковальски расставлял их по местам.
Як повернулся, пытаясь скрыться в переулке.
Трэвен встал у него на пути, сжимая обеими руками рукоятку СИГ/Зауэра.
– И не думай бежать, – негромко произнес он.
Як медленно выпрямился, держа меч в побелевшей от напряжения руке.
– Трэвен. – Его голос звучал тихо и бесстрастно, но совсем не как у человека, готового сдаться. – Меня предупреждали о тебе.
– Правильно сделали. – Трэвен не двигался. Дуло десятимиллиметрового пистолета замерло, направленное в грудь яка. У того под одеждой, несомненно, кевларовый бронежилет, однако удары разрывных пуль все равно опрокинут его на спину, а тем временем Трэвен успеет выстрелить в голову.
Возле минивэна кипела схватка. Яки, находившиеся внутри, не собирались сдаваться полиции. Слышался рев сирен все новых и новых полицейских патрулей, прибывающих к месту схватки.
– Мне также сказали, что ты – благородный человек, – продолжал як. Он медленно наклонился вперед, поставил отрубленную голову курьера на мостовую лицом к Трэвену, затем выпрямился и достал второй меч из ножен за спиной. – Ты стоишь у меня на пути, и мы оба стремимся получить один и тот же приз. – Як сдернул черную маску. Улыбающееся лицо, казалось, ничем не угрожало детективу.
Трэвен не отводил пистолет от цели.
– Предлагаю тебе поединок, Трэвен-сан, – произнес як и бросил Трэвену меч, который упал рядом с ним. – Ты хорошо владеешь мечом. Решим дело в честном поединке. Добыча достанется победителю. – Он взялся обеими руками за рукоятку меча и медленно направился к полицейскому, опустив вниз острие. Его глаза были черными и бесстрастными.
На лице Трэвена появилась мрачная улыбка.
– Хотя я и простой коп из Техаса, приятель, но это не означает, что я родился с комплексом неполноценности и мне нужно доказывать свою мужественность, рискуя при этом жизнью. – Он поднял пистолет и застрелил яка выстрелом в голову.
На противоположной стороне улицы переулки расходились в нескольких направлениях. Здесь постоянно вели ремонт, строительство и модернизацию зданий, так что внутренняя часть квартала превратилась в лабиринт, полный теней. Зеленый силуэт человека выделялся на фоне здания вьетнамской фирмы, занимающейся доставкой пищи на дом. Трэвен присел, когда движение выдало его, потерял человека из виду, потому что яркие огни проезжающего автомобиля ослепили детектива и все стало молочно-серым.
Внутри мозга послышался тихий голос Ковальски:
– Мик!
– Слушаю. – Трэвен продолжал искать исчезнувший силуэт, держа СИГ/Зауэр в вытянутых руках.
– Я на крыше, прямо над тобой.
– Отлично, сейчас найду тебе цель. Только постарайся накрыть ублюдка с первого раза.
– Взять живым?
– На твое усмотрение. Это як, он пользуется долбаным луком и стрелами, настоящий сын бусидо.
– Верно, и его хозяева наверняка сделали ему нейронную вставку, чтобы устранить сомнения. Если мы захватим его живым, можно допрашивать до тех пор, пока не сожжем ему мозг, и все равно ничего не добьемся.
Трэвен не обратил внимания на холодный смешок и переключил коммуникационный микрокристалл, устанавливая сенсорный контакт с остальными членами группы. Оставалось шесть человек, не считая Чеймберса. Воспоминание об отрубленной руке не покидало Трэвена.
– Не промахнись, Ковальски! – Он выпрыгнул из-под прикрытия пожарной лестницы и устремился по скользкой мостовой, невольно моргая, когда в глаза попадали снежинки.
Старый «бьюик-электра», мчащийся по улице, свернул в сторону и пошел юзом – водитель в последний момент успел крутануть руль, чтобы не сбить Трэвена. Тот оперся одной рукой и перемахнул через широкий капот автомобиля не останавливаясь, заметив движение зеленой фигуры слева от себя. Як приложил новую стрелу к тетиве лука и натянул ее, прежде чем ноги Трэвена коснулись грунта. Волосы на затылке Трэвена встали дыбом – он понял, что лучник слишком близко и теперь ему не удастся спастись от стрелы. Як наверняка знает, что полицейский в бронежилете, поэтому будет целиться туда, где его тело не защищено. Трэвен почувствовал, как напряглись мышцы паха.
На лбу яка появилась яркая рубиновая точка. Трэвен узнал ее – наведенный лазерный прицел снайперской винтовки «Беретта-М-21», которой вооружен Ковальски, – и тут же голова яка под скрывающей ее маской разлетелась от прямого попадания пули.
Трэвен споткнулся и с разбегу рухнул на потрескавшуюся мостовую. Ободрав о камень вытянутую вперед руку, которой он попытался смягчить силу падения, Трэвен покатился по мостовой, гремя кевларовым бронежилетом по пустым банкам, валявшимся на обочине. Он слышал, как позади него, скрипя тормозами, останавливались автомобили. Разъяренные голоса, ревущие гудки и скрежет искореженного при столкновениях металла преследовали его даже на тротуаре. Из витрин магазинов по сторонам переулка лился яркий свет.
Трэвен прижался спиной к стене дома, держа пистолет наготове, и послал по сети связи общий запрос:
– Кто-нибудь хоть что-то видел? Послышались отрицательные ответы шести человек.
– Тебе удалось сосчитать врагов? – спросил Ханнесэккер.
– Нет.
– Но это определенно якудзи?
– Один из мертвых яков лежит рядом.
– Не понимаю, почему Донни Куортерс вдруг решил объединиться со своими главными конкурентами? – удивился Ханнесэккер.
– Мне нужен курьер – немедленно. Тогда мы сможем найти разгадку этой тайны и узнаем, кто нам противостоит. – Трэвен отключился от коммуникационного канала и в последний раз взглянул на распростертое тело яка, лежащее на расстоянии вытянутой руки.
Люди выходили из автомобилей и указывали на него. Над головой мелькнули голубые огни спасательного вертолета, опускающего вниз люльку с двумя санитарами, уцепившимися за цепи.
– Ковальски.
– Слушаю.
– Где полиция?
– Уже в пути.
– Распорядись, чтобы оцепили этот район с шестью прилегающими кварталами на случай, если кто-то из бандитов попытается скрыться.
– Будет сделано.
Трэвен отключил свой коммуникационный микрокристалл и бросился в переулок, когда голубые огни спасательного вертолета залили улицу ярким светом.
Большие участки мостовой в переулке были разобраны – немое свидетельство того, что многие жители превратились в крыс и тащили все, что можно поднять и унести, чтобы отгородиться стенами от окружающего мира.
Он пошел по грязи, слушая, как вязкая слизь хлюпает под ногами, заглушая биение сердца. Его ладони были скользкими от пота, снега и крови. Трэвен поборол желание вытереть их, не решаясь оторвать руки от пистолета и стремясь к полной концентрации внимания.
Переулок поворачивал налево.
Прижимаясь к стене, Трэвен обогнул поворот, и поле видимости снова расширилось. Он дышал ртом, стараясь удовлетворить возросшую потребность тела в кислороде и не чувствовать окружающих отвратительных запахов.
То, что осталось от тела курьера, он обнаружил после следующего поворота. Труп бросили головой вперед в мусорный ящик – вот только выше плеч курьера ничего не осталось. Трэвен обнаружил это, когда вытащил тело и оно безжизненно распростерлось у его ног.
Сдерживая спазмы желудка, реагирующего на свежий запах смерти, смешанный со смрадом гниения, царящим в переулке, Трэвен включил микрокристалл связи.
– Ковальски.
– Слушаю.
– Я нашел курьера, но эти подонки отрубили ему голову. Судя по всему, операция была крупномасштабная. По-видимому, убитый нес в голове огромный объем информации.
– Следовало ожидать этого, раз здесь замешаны яки.
– Мне нужна голова парня. Если мы не найден ее, все, что у нас останется, это мертвый курьер, мертвый як и ни малейшего представления о том, что происходило сегодня вечером. Стоит найти кристалл памяти, вживленный в отрубленную голову, и тогда, как мне кажется, у нас будут все доказательства, необходимые для обвинения Донни Куортерса и тех, кто с ним связан. – Теперь Трэвен двигался по переулку быстрее. Его ноги шлепали по грязи, и сердце колотилось в груди от растущего напряжения.
В поле зрения замелькали зеленые краски, как только Трэвен пробежал по извилистому переулку и оказался у развилки, где переулки расходились в разные стороны. На стене дома он увидел пятно, кажущееся в инфракрасном спектре серовато-синим. Детектив остановился, убедился, что это кровь, и пришел к выводу: те, кого он преследует, тоже торопились.
– Ковальски?
– Слушаю.
– Можешь определить, где я нахожусь? – Трэвен мгновенно обернулся, почувствовав движение позади себя, и увидел худую кошку, исчезнувшую за кучей мусора.
– Нет. В твоем районе слишком много помех от терминалов и компьютеров.
Трэвен перепрыгнул через кучу сломанных досок, слишком коротких и гнилых, чтобы ими заинтересовались местные обитатели.
– Я дам сейчас опознавательный сигнал. Поднимись повыше и сообщи остальным, где я нахожусь. Преследую яка. – Он достал из кармана плаща сигнальную гранату яйцевидной формы и бросил ее на крышу двухэтажного здания рядом. Граната взорвалась и выпустила облако газа. Ковальски должен заметить облако.
– Вижу.
– Где я?
– К востоку от Девайн-стрит. Похоже, парень, которого ты преследуешь, собирается улизнуть на машине.
Трэвен побежал быстрее. Каждый вдох обжигал ему горло.
– Нельзя дать ему уйти, черт побери.
– Знаю.
– Эй, парни, глядите повнимательнее. Я вроде заметил мерзавца, – послышался новый голос.
Трэвен оттолкнулся от стены и внезапно повернул направо. В поле его инфракрасного зрения появилось несколько зеленых черточек – капли крови размером с монету вели поперек узкого переулка.
– Что ты видишь, Альварец? – прохрипел он.
– Выглядит как небольшой старый минивэн, но мне кажется, что это бронированный автомобиль, оборудованный для налетов – от бампера до бампера. На задней оси сдвоенные колеса, чтобы нести дополнительный вес брони и пуленепробиваемого стекла.
– Берись за него, – скомандовал Трэвен.
– Ясно.
– Ковальски, ты далеко от яка?
– Почти над самой его головой. – В голосе Ковальски чувствовалось напряжение.
– Координируй действия группы, пока я не доберусь туда.
– Понял.
– Мне нужна голова курьера, а также как можно больше ребят Донни – живых.
– Не могу обещать.
– Живых, – повторил Трэвен, отключился от канала связи и вернулся в свой собственный мир, где было необходимо – но так трудно – выжить. Обогнув угол, он увидел, что переулок соединяется с улицей.
Вдоль правой стены нервно двигался человек. В одной руке он держал меч, почти касающийся голенища, в другой сжимал голову курьера, как центральный защитник в американском футболе прижимает к себе мяч, устремляясь вперед, чтобы отвоевать еще несколько ярдов.
Трэвен переключился на нормальное зрение, остановился и поднял пистолет. Як был одет во все черное, верхнюю часть лица закрывал капюшон, а рот и подбородок – черный шарф. Голова курьера в согнутой руке слепо сверкала белками глаз, озадаченная гримаса искажала окровавленный рот.
Со стороны улицы послышались автоматные очереди, и минивэн, описанный Альварецом, с ревом ворвался в переулок и остановился. Боковая дверца распахнулась, и оттуда выглянул человек, зовущий яка к машине. Снова прогремели выстрелы, и человек вывалился из минивэна на мостовую.
Як вздрогнул – он не решался броситься к минивэну, опасаясь попасть под огонь полиции.
В следующее мгновение Альварец, сидевший за рулем тяжелого полицейского транспортера, ударил сзади по минивэну и развернул его боком к себе. Загудели сервомоторы, из передней части транспортера выдвинулись ножи, пробили тонкую броню минивэна и удержали его на месте, несмотря на то, что задние колеса машины гангстеров бешено вращались. Тут же в переулок вбежали остальные члены оперативной группы, и Трэвен услышал шум голосов – это Ковальски расставлял их по местам.
Як повернулся, пытаясь скрыться в переулке.
Трэвен встал у него на пути, сжимая обеими руками рукоятку СИГ/Зауэра.
– И не думай бежать, – негромко произнес он.
Як медленно выпрямился, держа меч в побелевшей от напряжения руке.
– Трэвен. – Его голос звучал тихо и бесстрастно, но совсем не как у человека, готового сдаться. – Меня предупреждали о тебе.
– Правильно сделали. – Трэвен не двигался. Дуло десятимиллиметрового пистолета замерло, направленное в грудь яка. У того под одеждой, несомненно, кевларовый бронежилет, однако удары разрывных пуль все равно опрокинут его на спину, а тем временем Трэвен успеет выстрелить в голову.
Возле минивэна кипела схватка. Яки, находившиеся внутри, не собирались сдаваться полиции. Слышался рев сирен все новых и новых полицейских патрулей, прибывающих к месту схватки.
– Мне также сказали, что ты – благородный человек, – продолжал як. Он медленно наклонился вперед, поставил отрубленную голову курьера на мостовую лицом к Трэвену, затем выпрямился и достал второй меч из ножен за спиной. – Ты стоишь у меня на пути, и мы оба стремимся получить один и тот же приз. – Як сдернул черную маску. Улыбающееся лицо, казалось, ничем не угрожало детективу.
Трэвен не отводил пистолет от цели.
– Предлагаю тебе поединок, Трэвен-сан, – произнес як и бросил Трэвену меч, который упал рядом с ним. – Ты хорошо владеешь мечом. Решим дело в честном поединке. Добыча достанется победителю. – Он взялся обеими руками за рукоятку меча и медленно направился к полицейскому, опустив вниз острие. Его глаза были черными и бесстрастными.
На лице Трэвена появилась мрачная улыбка.
– Хотя я и простой коп из Техаса, приятель, но это не означает, что я родился с комплексом неполноценности и мне нужно доказывать свою мужественность, рискуя при этом жизнью. – Он поднял пистолет и застрелил яка выстрелом в голову.
4
– Эй, Мик! – крикнул Ковальски из толпы, окружившей минивэн, все еще висевший на выдвинутых ножах полицейского бронетранспортера. – Я всегда считал, что ты на голову выше всех в нашем деле, но никогда не думал, что тебе захочется носить ее в руках.
Трэвен пожал плечами, никак не реагируя на мрачный юмор детектива, и перешел на другую сторону переулка, держа голову курьера за волосы.
Полицейские патрули Далласа окружили кольцом место схватки. Рядом с первым трупом, выпавшим из минивэна, лежали еще два. Четыре оставшихся в живых бандита стояли с поднятыми руками лицом к машине – им надевали наручники и зачитывали их права, как это предписывает делать при аресте закон. На припаркованных рядом патрульных автомобилях мигали синие маячки, поблизости остановились две пожарные машины. Вокруг собрались зеваки, прижимаясь к кольцу полицейских и пытаясь получше рассмотреть, что происходит. Автомобили прессы и телевидения расположились чуть в стороне. Выдвинутые консоли для съемочных камер и телескопические восьмидесятифутовые антенны сразу выделяли их среди остальных.
– Кто-нибудь из наших пострадал? – спросил Трэвен.
Ковальски отрицательно покачал головой:
– Альварец утверждает, что ударился коленом, когда врезался в машину наркомафии. Думаю, он надеется получить двухдневный отпуск по ранению. У него все еще продолжается медовый месяц – разумеется, когда ты не проводишь полуночные операции.
Трэвен пожал плечами, никак не реагируя на мрачный юмор детектива, и перешел на другую сторону переулка, держа голову курьера за волосы.
Полицейские патрули Далласа окружили кольцом место схватки. Рядом с первым трупом, выпавшим из минивэна, лежали еще два. Четыре оставшихся в живых бандита стояли с поднятыми руками лицом к машине – им надевали наручники и зачитывали их права, как это предписывает делать при аресте закон. На припаркованных рядом патрульных автомобилях мигали синие маячки, поблизости остановились две пожарные машины. Вокруг собрались зеваки, прижимаясь к кольцу полицейских и пытаясь получше рассмотреть, что происходит. Автомобили прессы и телевидения расположились чуть в стороне. Выдвинутые консоли для съемочных камер и телескопические восьмидесятифутовые антенны сразу выделяли их среди остальных.
– Кто-нибудь из наших пострадал? – спросил Трэвен.
Ковальски отрицательно покачал головой:
– Альварец утверждает, что ударился коленом, когда врезался в машину наркомафии. Думаю, он надеется получить двухдневный отпуск по ранению. У него все еще продолжается медовый месяц – разумеется, когда ты не проводишь полуночные операции.