Трэвен молчал.
   – Почему вы не согласились на операцию?
   – Шрам служит напоминанием о том, как опасна легкомысленная самонадеянность.
   – Горькое напоминание.
   – Зато я многое понял.
   – Да, похоже на это. С тех пор вы стали очень опасным противником.
   Трэвен никак не отреагировал на слова Эскобара.
   – Значит, я правильно полагаю, что сегодня вечером вы приняли все необходимые меры предосторожности?
   – Надеюсь.
   – И вот мы беседуем снова, – кивнул Эскобар.
   – Да.
   – Хотите, чтобы я помог вам?
   – Мне кажется, мы можем помочь друг другу.
   – И вы пойдете на такой шаг?
   – Мне больше нравится враг, которого я знаю, чем неизвестный противник.
   Эскобар засмеялся. Это был искренний смех. Он подозвал к себе одну из официанток и заказал еще по стакану сока.
   – Господи, Трэвен, вы нравитесь мне. Честное слово, я буду жалеть, когда в одну прекрасную ночь вас убьют. Мне бы не хотелось стать свидетелем этого.
   – Если вы станете свидетелем моей гибели, вас арестуют по обвинению в убийстве и самое меньшее вышлют из страны.
   – Это верно.
   Официантка принесла полные стаканы, забрала пустые и ушла.
   Один из телохранителей Эскобара подошел к нему, наклонился и зашептал на ухо, указывая на что-то
   пальцем.
   Трэвен посмотрел в этом направлении и сразу заметил приближающегося к ним молодого мужчину.
   Эскобар провел ладонью по лицу, и спокойное выражение с него мгновенно исчезло.
   Молодой мужчина был худощав и смугл, длинные темные волосы падали на плечи. Тело покрыто многочисленными шрамами от ножевых и пулевых ранений. Его лицо искажала злобная гримаса. Он говорил с заметным акцентом.
   – Так это, дядя, и есть тот самый полицейский, который причинил нам столько неприятностей?
   – Прошу у вас извинения за поведение моего племянника, – произнес Эскобар, не глядя на Трэвена. – Он забывает, в чьем доме находится, и не знает, что благородный человек не убивает тех, кто находится под крышей его дома.
   – Кому нужно твое благородство? Сидишь рядом с одним из тех людей, кто несет наибольшую ответственность за подрыв твоего влияния, и не собираешься ничего предпринимать. Твоя слабость ставит в неловкое положение всю нашу семью!
   Телохранители быстро приблизились к Эскобару, но тот сделал жест рукой, и они послушно отошли. Он презрительно посмотрел на своего племянника:
   – Значит, ты хотел бы убить его, Пабло? Убить здесь, в моем доме, и допустить, чтобы тебя арестовали, а меня выслали из страны и я навсегда утратил возможность управлять делами, лично наблюдая за всем, принимая непосредственное участие в решении возникающих проблем?
   – Я могу поручить сделать это одному из моих людей. Тогда вышлют его, а не тебя. – Пабло не сводил с Трэвена взгляда, полного ярости.
   Сердце Трэвена забилось чаще. Он пристально смотрел на младшего члена клана Эскобаров.
   – Ты приехал сюда недавно, племянник, и многого не знаешь. В этой стране проблемы не всегда решаются с помощью ножа, пули или взрывчатки. Часто необходимо прибегать к хитрости и обману. Ты не умеешь пользоваться ни тем, ни другим.
   Пабло потряс сжатым кулаком перед лицом пожилого колумбийца.
   – Зато умею не склоняться перед этими людьми, не искать их благосклонности.
   – Тогда, значит, ты еще больший дурак, чем я предполагал.
   – Я могу убить его прямо сейчас и избавить тебя от него раз и навсегда. – Пабло сделал шаг вперед.
   Трэвен поставил стакан на столик и сунул руку в карман плаща, не зная, как обернутся дела.
   – Немедленно прекрати! – скомандовал Эскобар, повелительно подняв руку. – Еще один шаг, Пабло, и я сам застрелю тебя, пока мы все не погибли из-за твоей глупости.
   Трэвен всмотрелся в красные от алкоголя глаза. Было очевидно, что парень колеблется, не зная, подчиниться или поступить по-своему.
   – Неужели ты думаешь, что сержант Трэвен, хорошо зная меня, войдет в мой дом, – продолжал Эскобар, – не приняв каких-то мер, способных защитить его или по крайней мере уравнять шансы?
   Пабло молчал.
   – При первом же движении, – произнес Эскобар, обращаясь к телохранителям, – убейте его.
   Пабло нервно моргнул.
   – Сержант Трэвен, покажите этому несдержанному идиоту, что вас следует принимать всерьез, – сказал Эскобар и откинулся на спинку шезлонга, презрительно глядя на молодого мужчину.
   Трэвен поднял вверх левую руку – правая была по-прежнему опущена в карман плаща и сжимала рукоятку пистолета – и подал сигнал.

25

   Три рубиновые точки размером с десятицентовую монету мгновенно появились на волосатой груди Пабло. Еще две – одна над другой – украсили темную ткань халата Эваристо Эскобара. Несмотря на напряженность ситуации, было забавно смотреть на растерянность, появившуюся на лице представителя Медельинского картеля, но Трэвен сдержался и не произнес ни слова.
   Через мгновение пятна лазерных прицелов исчезли.
   Эскобар поднес к губам стакан и отпил из него.
   – Уходи, – скомандовал он Пабло. – Ты и без того поставил меня в неловкое положение.
   Дрожа от ярости, младший Эскобар повернулся и вышел из зала, грубо толкнув одну из официанток. Девушка выронила из рук серебряный поднос, и стаканы, стоявшие на нем, разбились о пурпурные керамические плитки пола. Официантка сердито топнула ногой, затем принялась убирать осколки.
   – Вот таково будущее моей страны, – насмешливо прокомментировал Эскобар. – Не слишком приятная мысль, не так ли?
   – Столь же неприятно и воспоминание о кокаине, который все еще производят у вас в стране, – ответил Трэвен.
   Эскобар покачал головой:
   – Вы пришли сюда не для того, чтобы беседовать о политике, и отлично знаете, что сбор листьев кокки в Колумбии является единственным источником дохода, оставшимся у нас после того, как весь остальной мир полностью опустошил экономику Южной Америки. Мы не можем прожить, полагаясь на заработки одного Хуана Вальдеса, каким бы великим игроком он ни был. – По его лицу промелькнула улыбка. – К тому же на рынке мы постоянно сталкиваемся с растущей японской конкуренцией. Героин и «красный бархат» отняли у нас немало клиентов, любящих развлечения такого рода.
   – Несмотря на все, у вас по-прежнему огромная клиентура, – сухо напомнил Трэвен, – особенно если принять во внимание, что среди покупателей немало детей.
   – Ответственность за это во многом ложится на американское правительство. После того как экономика вашей страны перешла в руки японцев, правительство мало что может предложить детям. Оно по частям распродавало их будущее тем, кто был готов заплатить самую высокую цену на аукционе, и никому не пришло в голову остановить процесс или хотя бы публично заявить о его опасных последствиях. – Эскобар развел руками. – Я продаю мечты, временные разумеется, и, подобно всему остальному, на них лежит отпечаток смерти. Даже вы, сержант Трэвен, не можете утверждать, что смерть обошла вас стороной. Средства массовой информации прозвали вас копом-убийцей из-за ваших недавних успехов. Меня удивляет, почему до сих пор не нашелся предприимчивый человек, который пустил бы в продажу майки, украшенные изображением сержанта Трэвена с головой курьера Донни Куортерса в руках. Знаете, на улицах найдется немало покупателей такого товара.
   Трэвен понял, что спор может длиться бесконечно, и отступил. Сражение с наркотиками ведется на улицах, а не в разговорах.
   – Мы говорили о Луисе Очоа, – напомнил он.
   Эскобар поудобнее устроился в кресле.
   – Теперь он работает на Куортерса. И он не первый, кто переметнулся в его лагерь.
   – Почему?
   – Да потому, что на той стороне забора сейчас растет более сочная трава. Все козыри в руках Донни Куортерса. Но только пока.
   – Козыри в руках Донни Куортерса? Из-за его связи с якудзи?
   Эскобар провел пальцем по краю стакана.
   – Вы умело действуете на улице, сержант Трэвен, и у вас более острый нюх, чем у большинства людей, с которыми мне приходилось сталкиваться. В противном случае вы уже давно были бы мертвы.
   Трэвен инстинктивно коснулся пальцем шрама на лице, спохватился и отдернул руку.
   – Когда вам впервые стало известно о связи между Куортерсом и яками? – спросил Эскобар.
   – В пятницу вечером.
   – Я узнал об этом на три недели раньше. – Эскобар повернулся и опустил ноги на плиточный пол, глядя на Трэвена. – И узнал только потому, что в это дело оказались втянуты и мои люди. Три недели назад я потерял крупную партию груза, переправляемую по моим каналам через Панаму. Знаете, что сообщили мне торговые агенты?
   Трэвен покачал головой, почти зачарованный тихим голосом, похожим на шепот.
   – Мне сообщили, что груз перехватили ниндзя еще до того, как корабль вышел из панамской гавани. Ниндзя. – Эскобар отпил из стакана. – Эти люди подкрались на чем-то вроде миниатюрной подводной лодки, сумели отключить радиолокатор и бортовые компьютеры на грузовом судне, где находился мой товар, и в середине ночи поднялись на борт. Почти все члены команды были убиты мечами, стрелами и ножами. Защищаясь, матросы сумели убить всего одного ниндзя. Когда с убитого сняли одежду, то увидели, что все его тело, за исключением рук, шеи и лица, покрыто традиционной для яков татуировкой. Мы проверили отпечатки пальцев, сетчатку глаз, подвергли анализу молекулы ДНК и тем не менее не смогли ничего узнать. В наш век документации и учета мы натолкнулись на человека, которого не существует.
   – Как вам стало известно о связях Куортерса с якудзи?
   – Было проведено еще два рейда, причем точность планирования нападений оказалась такой, что я исключил вероятность простого везения. Тогда я провел свое расследование, пользуясь осведомителями с улицы. Неделю назад мне удалось проследить канал утечки информации – им оказался один из моих людей, в преданности которого я не сомневался. Потребовалось время, но я наконец сумел убедить его рассказать правду.
   Трэвен не мог не подумать о том, что вскоре будет обнаружен труп этого человека.
   – Яки угрожали семье моего человека смертью, если он не будет снабжать их информацией, в которой они нуждались.
   – Что случилось, когда он исчез?
   – Яки расправились с его семьей. – Эскобар снова поднес стакан ко рту.
   Чувствуя подступающую тошноту, Трэвен отвел взгляд от стеклянной стены, по которой стекали струйки дождя. Он увидел, как с трамплина в бассейн прыгнула девушка, и в тот момент, когда ее тело погрузилось в воду, с нее слетел лифчик. Зрители, окружившие бассейн, издали одобрительные крики.
   – Вы чем-то удивлены? – спросил Эскобар.
   – Из-за вас погибли члены его семьи. – Голос Трэвена прозвучал резко и осуждающе.
   – Мне жалко их, но такой шаг был необходим. Требовалось убедиться, что он говорил правду.
   – Никто не попытался предотвратить убийство?
   – Вы имеете в виду моих людей? – Эскобар покачал головой. – Нет, тогда яки узнали бы, что я нашел человека, снабжавшего их информацией.
   – Значит, им это неизвестно?
   – Нет. Мы сделали так, что его отъезд выглядел заранее запланированным. На его имя был приобретен авиабилет, что легко проверить в компьютерном банке аэропорта, а затем он исчез.
   Трэвен понял: ему только что дали понять, что смерть этого человека, даже если полиция сумеет узнать его имя, не удастся связать с именем Эскобара. И, скорее всего, труп никогда не будет обнаружен.
   – На следующий день мы воспользовались информацией, полученной от предателя, и один из дилеров Донни Куортерса расстался как с жизнью, так и с товаром. Проанализировав состав товара на спектроскопе, мы обнаружили, что это часть одного из похищенных грузов. Куортерс торгует украденным у меня товаром, а также получает наркотики от нового поставщика.
   – Откуда вы знаете?
   – Знаю, вот и все. Те, кто раньше снабжали Куортерса, перестали этим заниматься. Они обратились ко мне, потому что им нужен человек, способный доставлять товар в Соединенные Штаты. У них есть товар, но они не могут переправить его в наиболее благоприятные для распространения места. Я отклонил предложение, по крайней мере до тех пор, пока не сумею найти выход из создавшейся ситуации.
   Трэвен подумал о рейде, совершенном в пятницу, и попытался понять, почему якудзи проявили такой интерес к чему-то, находившемуся у Куортерса.
   – Вряд ли Куортерс действительно руководит операциями яков. В тот вечер курьер нес что-то настолько важное, что якудзи решили похитить его голову.
   – Я слышал об этом.
   – Так что же собирался продать Куортерс? Эскобар пожал плечами:
   – По моим – правда, весьма ограниченным – сведениям, Куортерсу удалось получить доступ к высокотехнологичному программному обеспечению, которое стоит огромных денег.
   – Насколько огромных?
   – Возможно, слишком больших даже для Нагамучи.
   – Что-то не похоже на Куортерса.
   – Так же странно и то, что яки занялись распространением наркотиков. – Эскобар подозвал к себе официантку.
   – Если им удалось занять место поставщиков Куортерса, следовательно, у них имеется источник товара и метод его доставки в Соединенные Штаты.
   – Я тоже так думаю.
   Трэвен удивленно поднял брови:
   – Но мне об этом ничего не известно. Абсолютно ничего. Должно быть, поставки идут по хорошо защищенному каналу, – произнес Трэвен, протягивая руку за стаканом апельсинового сока. – Или трех нападений на ваши грузовики достаточно, чтобы замаскировать действительные намерения Куортерса?
   – Семи, – поправил его Эскобар. – На вчерашний день. Нет, этого не хватит. Такие нападения подрывают веру клиентов в надежность моих поставок и наносят мне немалый финансовый ущерб – я несу убытки, но всего этого недостаточно, чтобы обеспечить убедительное прикрытие подлинных намерений Куортерса. Его люди нападают на мою сеть сбыта товара и убивают моих людей. Я без всяких колебаний признаю, что в данный момент Куортерс держит под контролем восемьдесят процентов торговли наркотиками в Далласе, сержант Трэвен. И его деятельность не ограничивается одним городом. Из достоверных источников мне стало известно, что организация Куортерса охватывает несколько иностранных государств.
   – Похоже, кто-то помог ему создать столь благоприятную для него ситуацию.
   – Вы так думаете? – Эскобар беспокойно пошевелился, словно устав наконец обсуждать эту проблему. – Вот почему меня так заинтересовал ваш перевод из отдела по борьбе с наркотиками.
   – Чем вас это затрагивает?
   – У вас есть собственные принципы, руководствуясь которыми вы живете, свой, так сказать, закон чести. Правда, время от времени вы из-за этого попадаете в неприятные ситуации, но тем не менее предпочитаете идти своим путем. При этом полагаетесь на инстинктивное понимание проблем и делаете это лучше, чем такие люди, как Пабло. – Эскобар пристально посмотрел на Трэвена. – Вам никогда не приходило в голову поступиться вашими принципами?
   – Нет.
   – Я вам верю. Иначе никогда не согласился бы на сегодняшнюю встречу.
   – Вы когда-нибудь слышали, чтобы сотрудники отдела по борьбе с наркотиками соглашались продать себя? – Трэвен попытался подавить внезапный страх, охвативший его, когда подумал о людях вроде Ковальски, готовых скорее умереть, чем брать взятки.
   – Пока не слышал. Но ведь вы больше не служите в этом отделе.
   Трэвен промолчал.
   – Таким образом, у нас есть теперь нечто общее кроме любви к бейсболу. Донни Куортерс угрожает нам обоим. – Эскобар поднял стакан красноречивым жестом. – Может быть, общими усилиями мы сумеем избавиться от этой угрозы.
   Трэвен покачал головой:
   – Не сумеем, если Куортерсу принадлежит восемьдесят процентов рынка наркотиков. Предположим, мне удастся устранить его. Тогда создастся гигантский вакуум, и его кто-то неизбежно заполнит, взяв в свои руки управление величайшей преступной империей в истории нашего города.
   – Вы забываете, что такая империя уже существует.
   – Я не хочу, чтобы на смену одному торговцу наркотиками пришел другой.
   – Когда наступит такой момент, у нас возникнут различные интересы и мы перестанем быть союзниками, – спокойно произнес Эскобар.
   – А до тех пор?
   – Я буду информировать вас обо всем, что мне станет известно. Как и вы, сержант Трэвен, я считаю самым опасным такого врага, о котором ничего не знаю.
   Трэвен допил апельсиновый сок и поставил пустой стакан на ручку кресла.
   – А если яки предложат вам сотрудничать с ними?
   – Но ведь до сих пор они не сделали этого, правда? – Эскобар улыбнулся и пожал плечами. – Мы представляем разных производителей, и у нас разные интересы. Такой шаг был бы похож на попытку захватить контрольный пакет акций моей компании, чтобы использовать ее в своих целях. Трэвен кивнул и встал:
   – Спасибо за угощение.
   Эскобар щелкнул пальцами, и к нему подошел один из телохранителей.
   – Мигуэль проводит вас к выходу – на случай, если Пабло решится предпринять что-либо еще более глупое, чем раньше. Вам будет непросто объяснить своему капитану, почему вы были вынуждены застрелить человека в моем доме.
   – Очень непросто, – согласился Трэвен с угрюмой усмешкой.

26

   – Что это? – спросил Эрл Брэндстеттер, разглаживая пальцами морщинку на безупречном плече.
   Она улыбнулась ему, мягким движением сняла с плеча его руку и дала стакан с коктейлем. Они находились в гостиной. Пылающие дрова потрескивали в камине, воздух был наполнен запахом гикори. Оба испытывали удовлетворение и приятную усталость после секса. На ней был просторный белый халат, едва скрывающий прелести Нами Шикары.
   Повинуясь движению ее маленькой руки, Брэндстеттер обошел вокруг и сел перед ней на медвежью шкуру, скрестив ноги. Он был обнажен до пояса, в тренировочных брюках. Его внимание привлекла морщинка на коже в ложбинке между грудей, и он протянул к ней руку.
   Ошибочно истолковав движение как проявление сексуального интереса, она ласково погладила ладонью его руку, закрыв глаза.
   В другой момент ее поведение возбудило бы его, однако на этот раз морщинка показалась Брэндстеттеру грубее той, что была на плече. Он потянул за складку кожи, которая тут же отделилась от тела огромным лоскутом, обнажив другой слой кожи. Опешив, он отдернул руку и пролил коктейль на пол.
   Она моргнула своими глазами на лице Нами Шикары и озадаченно посмотрела на него, затем взглянула на свои груди. Рассерженно швырнула стакан в камин, встала, и ее осветил голубой свет вспыхнувшего в камине воображаемого алкоголя, словно коктейль был настоящим.
   – Черт тебя побери, Эрл! – воскликнула она, отошла и оперлась плечом о книжную полку.
   – Что за чертовщина здесь происходит? – с трудом выдавил Брэндстеттер.
   Звуки резкого, лающего смеха прорвались сквозь плач. Она стремительно обернулась и посмотрела на него. Ее рот растянулся в гримасе смеха, а глаза сверкали слезами.
   – Ты ведь не рассчитывал, что эти вещи можно носить вечно. – Она потянула за висящий лоскут, сдирая кожу Нами и обнажая свою. Халат соскользнул с плеч.
   – О чем ты говоришь?
   Внезапно улыбка снова стала улыбкой матери, а не принадлежащей Нами Шикаре. По лицу побежали морщины.
   – Это все лишь временное, – сказала она приглушенным голосом, указывая на свое тело, разрывая по швам наружную кожу и сразу прибавляя в росте. Она сдернула кожу с одной руки целиком и бросила ее в огонь. Упав на пылающее полено, кожа зашипела. – Долго так продолжаться не может. Мы создали это вместе, но, как бы ни старались, не сможем сохранить навсегда.
   Он стоял словно окаменев, глядя на мать, появляющуюся из кожи Нами Шикары, подобно линяющей змее. Тело светилось, словно покрытое маслом.
   Она стянула лицо вместе с волосами и, не глядя, швырнула в камин. Волосы двигались в пламени, как у умирающего живого существа.
   – Она хорошо сыграла свою роль, – спокойно заметила мать и сорвала кожу с торса. – Но теперь для занятий любовью нам понадобится другая кожа.
   Брэндстеттер понимал, что не сможет отказать ей. Он всегда исполнял ее желания.
   – Ты знаешь, чья кожа понадобится мне в следующий раз?
   – Да

27

   Трэвен не стал снимать плащ, под которым прятал пистолет в наплечной кобуре. Робин Бенедикт нетерпеливо ждал его в фойе ресторана. Он выглядел как-то странно среди вытянувшихся от пола до потолка растений, похожих на те, что растут в джунглях. Трэвен и репортер выделялись среди остальных посетителей, которые были в костюмах и рубашках, как принято одеваться для обеда в дорогом ресторане. Бенедикт захлопнул блокнот, который держал в руке, и подошел к Трэвену. Прелестная молодая женщина – хостесса – уже направлялась к ним.
   – Будете обедать? – спросила она. На ней была искусственная тигровая шкура со свисающим сзади хвостом, едва прикрывающая груди и ягодицы.
   – Нет, – сказал Бенедикт. – Зашли выпить коктейль.
   – Совершенно верно, – кивнул Трэвен. – Пожалуйста, столик на двоих.
   Хостесса повернулась, взяла два меню и повела гостей в глубь темного ресторана. Раскачивающийся хвост подчеркивал амплитуду бедер, двигающихся из стороны в сторону. Она остановилась и положила меню на столик у стены:
   – Что будете пить?
   – Кофе, – ответил Трэвен, снимая плащ и прикрывая СИГ/Зауэр от любопытных взглядов.
   – Двойной бурбон со льдом, – заказал Бенедикт и сел напротив, бросив на Трэвена внимательный взгляд. – Сегодня у меня выходной.
   Хостесса кивнула и отошла.
   Бенедикт переплел пальцы, уперся локтями в стол и положил подбородок на руки.
   – Итак, что у тебя интересного?
   – Ты всегда так торопишься? – спросил Трэвен.
   – Когда речь идет о новостях – всегда. За то время, которое требуется, чтобы вытянуть из тебя что-то любопытное, новость успевает устареть.
   – На этот раз ты получаешь сигнальный экземпляр.
   Спокойствие исчезло с лица Бенедикта, и в глазах репортера загорелся хищный огонек.
   – Тебе удалось раскрыть убийство? Неужели сумел узнать, как этот парень ухитрился обойти систему безопасности, управляемую искусственным интеллектом?
   – Нет.
   Бенедикт откинулся на спинку кресла с нескрываемым разочарованием.
   – Перестань, сейчас не время водить меня за нос. Ты отдаешь себе отчет в том, насколько сенсационна эта история?
   – О ней говорят на всех каналах, которые я включал, – кивнул Трэвен. – Впрочем, я не любитель телевидения.
   – Ты абсолютно прав – об этом убийстве говорят по каждому телевизионному каналу. Оно вполне заслуженно привлекло внимание средств массовой информации. Ты знаешь, сколько телезрителей в Америке перестали чувствовать себя в безопасности в своих домах после убийства этой женщины?
   Трэвен сдержал охвативший его гнев.
   – Нами Шикары.
   – Что? – озадаченно переспросил Бенедикт.
   – Так зовут убитую женщину. У нее есть имя. И родители.
   Бенедикт достал из кармана микрорекордер.
   – Она местная? Можно написать великолепную душещипательную статью.
   – Нет.
   – Я так и думал. Иначе кто-нибудь обязательно докопался бы до этого.
   Официантка принесла чашку кофе Трэвену и коньяк для Бенедикта.
   Детектив отпил глоток и обнаружил, что кофе слишком горячий. Он отодвинул чашку в сторону.
   – Так где же сигнальный экземпляр, который ты мне обещал? – спросил репортер.
   – Терпение.
   – Это не относится к числу добродетелей в деле получения новостей. Кому-нибудь еще удалось разнюхать про твой эксклюзивный материал?
   – Нет.
   – Даже твоим начальникам? Трэвен отрицательно покачал головой. Бенедикт наклонился вперед и прошептал:
   – Ты скрываешь добытую информацию от собственного департамента?
   – Не совсем так. Просто я копнул несколько глубже, чем от меня требовалось. Меня предупредили, чтобы я не залезал слишком глубоко.
   – Значит, тебе известно имя убийцы?
   – Нет.
   – Тогда скажи мне, чем мы здесь занимаемся, черт побери?! – раздраженно воскликнул репортер.
   Трэвен усмехнулся, глядя на журналистское рвение Бенедикта, испытывая облегчение, освободившись от сомнений и приняв окончательное решение. В некотором смысле оно казалось предательством по отношению к его собственному департаменту, ведь он знал, как средства массовой информации подадут все, рассказанное им. Более того, он и рассчитывал на нескрываемую вражду между прессой и государственной бюрократией, надеясь с ее помощью достичь желаемых результатов. Проблема заключалась в том, что он не видел иного пути достижения своей цели – успешного проведения расследования. А это было для него самым важным, потому что, если он не сможет успешно завершить начатую работу, пострадают невинные люди от рук тех, кого он преследовал.
   У стола остановилась официантка.
   – У меня нет времени на обед, – запротестовал Бенедикт.
   Трэвен заказал два бифштекса, печеный картофель и салат. Когда официантка ушла, он предложил:
   – Если ты придешь к выводу, что рассказанное мной не представляет интереса, расплачиваюсь за обед я. А если представляет – ты.
   – Согласен, – кивнул репортер. – В таком случае я отнесу плату за обед на счет своего агентства новостей. Рассказывай.
   – Что тебе известно о расследовании? – Трэвен отпил кофе и обнаружил, что он уже остыл.