Трэвен убрал руку от зажигалки и посмотрел на него.
   – Я контролирую все происходящее здесь.
   – Где она? – спросил Трэвен, намереваясь использовать единственное слабое место, обнаруженное им у Брэндстеттера.
   Брэндстеттер с недоумением оглянулся по сторонам.
   – Она мертва, – снова произнес Трэвен. Ему хотелось сломить противника, но его пугало чувство неизвестности. Если Брэндстеттер утратил контроль над действительностью, это значит, что они оба оказались в ловушке и не смогут выбраться из логической конструкции. Зензо говорил Трэвену, что, пока ты находишься в киберпространстве, в виртуальном мире время останавливается.
   Брэндстеттер внезапно повернулся и без малейшего предупреждения огромным кулаком ударил детектива в лицо, отшвырнув его назад с силой, далеко выходящей за пределы человеческой.
   Трэвен упал на стол сзади, разбил его в щепки и при падении разбросал в разные стороны стулья. Он встал, не ощущая никакой боли, запомнив только чувство невероятной силы удара. Его плащ остался по-прежнему чистым. К нему не пристало ни одного обломка.
   – Она здесь, – произнес Брэндстеттер, глядя на потолок. Свет керосиновых ламп освещал полированную деревянную поверхность. – Она боится тебя. Почему?
   – Я не знаю, – ответил Трэвен.
   – Она предупреждала, что ты узнаешь о нас, – сказал Брэндстеттер. – Но я хочу продемонстрировать ей, что справлюсь с тобой. Пусть она наглядно убедится: ты больше не представляешь для нас никакой опасности. Ты умрешь.
   Трэвен старался вспомнить все, что говорил ему Зензо о логических конструкциях и киберпространстве. Да, техник упоминал что-то… но Трэвен никак не мог вспомнить, что именно.
   – Она где-то там, – внезапно произнес Брэндстеттер. – Когда она чем-то испугана, то всегда прячется там. Она сама создала для себя ту часть дома. – Он повернулся и пошел обратно по извилистым коридорам.
   Трэвен последовал за ним. Теперь он сомневался, что принятие решения зависит от него одного. Слова Брэндстеттера о чем-то напомнили ему. Зензо говорил об этом.
   Брэндстеттер шел первым, поднимался по одним лестницам, ведущим, казалось, вниз, спускался по другим, словно бы направленным вверх. Здесь не было ничего, кроме лестниц. Темнота, готовая поглотить Трэвена, висела по обеим сторонам узких проходов. Неожиданно впереди появилась дверь. Брэндстеттер отпер замок, и они вошли внутрь.
   – Вот ее комната, – произнес он благоговейно.
   Трэвен остановился, мысленно сопротивляясь невозможному, окружающему его. Комната была маленькая, но создавалось впечатление, что она огромная. Вешалки для одежды и коробки обуви вытянулись вдоль стен и возвышались штабелями по всему полу. Освещенное трюмо стояло у одной стены. Дюжины порнографических фотографий приколоты к стенам. Темная, мрачная атмосфера наполняла комнату. И здесь же царил запах смерти.
   Из-за трюмо вышла женщина. Она была моложе, чем ожидал Трэвен, вряд ли намного старше его самого. И он тут же вспомнил, что умерла она молодой. Блестящие черные волосы обрамляли лицо. Кожа ее обнаженного бледного тела словно светилась в полумраке. На лице было выражение отвращения и гнева.
   – Ты не должен был приводить его сюда, Эрл, – сказала она. – Ему не следовало видеть меня. Я ведь говорила, что его нужно держать подальше отсюда.
   Брэндстеттер подошел к ней.
   – Он утверждал, что ты мертва. Мне хотелось, чтобы он видел, как ошибается. – Брэндстеттер взял ее за руку.
   Не веря своим глазам, Трэвен смотрел, как исчезают годы и уменьшается рост Брэндстеттера, превращающегося в тринадцатилетнего мальчика.
   – Убей его, Эрл, – скомандовала женщина. – Убей его прежде, чем он уничтожит нас обоих. – Холодное и бледное лицо женщины превратилось в маску гнева.
   Теперь Трэвен увидел это. Когда женщина говорила, губы Брэндстеттера тоже двигались, повторяя ее слова, будто он произносил их вместе с ней.
   Женщина посмотрела на детектива мертвыми глазами. Ее голос напоминал ледяной шепот. Запах смерти в комнате усилился.
   – Он все знает. Знает правду о нас с тобой. Трэвен заставил себя сохранять спокойствие, не в силах отвернуться, когда Брэндстеттер смотрел на него и беззвучно повторял слова женщины. Затем он вспомнил, что когда-то говорил ему Зензо о логических структурах.
   – Мне всего лишь хотелось сделать тебя счастли-вой, – произнес Брэндстеттер, опускаясь перед ней на колени и продолжая держать за руку. – Я мечтал показать, как защищаю тебя.
   – Это не твоя мать, – сказал Трэвен.
   Она протянула вниз руку и погладила волосы мальчика.
   – Я – твоя мать, и ты знаешь это. Не имеет значения, что думают другие. Пока я с тобой, тебе больше никогда не придется испытывать одиночество. – Их губы двигались в унисон.
   Трэвен подошел ближе, захваченный происходящим.
   – Это не твоя мать. Вспомни о возможностях, предоставляемых тебе логической структурой. Ее основой являются как сознательные, так и бессознательные мысли. Два разума, соединенных друг с другом хрупким звеном.
   Испуганное мальчишеское лицо повернулось к нему.
   – Нет, нет, нет! – зарыдал он и прижался к ногам женщины.
   Губы мальчика двигались одновременно с ее губами, тело содрогалось от рыданий.
   – Два разума, – повторил Трэвен. Испытывая понимание и отвращение одновременно, он протянул руку, схватил женщину за лицо, почувствовал, как кожа поддается под его пальцами, и потянул. Лицо оказалось у него в руке.
   Внезапно выросший Эрл Брэндстеттер поднял голову и посмотрел вверх на лицо и плечи своего двойника, вырвавшегося из тонкой кожи существа, только что казавшегося его матерью.
   – Твое подсознание, – сказал Трэвен. – Твое подсознание создавало образ матери, когда ты появлялся здесь. Ты обманывал себя.
   Выпрямившись, Брэндстеттер уставился диким взглядом на фотографии, висевшие на стенах. Изображение матери исчезло с них. Он видел только себя в роли соблазнителя и соблазненного. Плакат на двери шкафа изображал теперь Эрла Брэндстеттера в платье Мэрилин
   Монро.
   – Убей его! – крикнул двойник Брэндстеттера, пытаясь натянуть на себя разорванную кожу. Голос был женский.
   Губы Брэндстеттера двигались вместе с губами двойника. Он бросился на Трэвена.
   – Ты убил ее! – Громкий вопль вернул их в материальный мир.
   Трэвен почувствовал боль от боевого ножа, пробившего кевларовую броню и глубоко вонзившегося ему в грудь. Лишь теперь он понял, что снова находится в своей квартире. Тяжелое тело Брэндстеттера навалилось на него. Трэвен не мог дышать. Коммуникационный микрокристалл бездействовал.
   – Мерзавец! – почти бессвязно кричал Брэндстеттер. – Ты убил ее! Ты убил ее!
   Опершись об пол, Трэвен сбросил его с себя и сумел наконец вздохнуть. Нож снова врезался в него, проведя на этот раз длинную кровоточащую линию над кевларовым бронежилетом. Трэвен почувствовал, как по груди потекла кровь. Он увидел, что Брэндстеттер замахнулся снова, и сумел увернуться от стремительно опускающегося лезвия. Трэвен не мог нащупать пистолет, потерянный им в темноте, но запасной по-прежнему находился в кобуре, пристегнутой к лодыжке. Если бы только ему удалось дотянуться до него…
   Брэндстеттер продолжал кричать. Слова звучали неразборчиво.
   Трэвен почувствовал себя израненным, слабым и одиноким. Даже если бы у его противника не было ножа, детектив уступал ему в росте, весе и физической силе. Он парировал очередной удар и услышал, как треснула кость кисти, подставленной им под опускающуюся руку Брэндстеттера. Боль ослабила его еще больше. Трэвен сумел перекатиться на бок, встал, опираясь на раненую ногу, и нанес удар здоровой ногой в голову противника. Острая боль пронзила ступню.
   С воплем боли и ярости Брэндстеттер снова бросился на него.
   Трэвену удалось отразить предплечьем левой руки удар ножа, он тут же сделал шаг вперед, уклонился от повторного удара и ударил Брэндстеттера в лицо открытой ладонью. Он почувствовал, как хрустнул нос противника и хлынула кровь, обрызгавшая руку. Брэндстеттер отшатнулся назад и заревел, подобно раненому зверю, затем снова обрушился на Трэвена, сбил его с ног и впился зубами в шею.
   Борьба продолжалась словно в тумане. Наконец Трэвену удалось дотянуться пальцами до рукоятки пистолета на лодыжке, но он тут же ощутил удар ножа. Детектив чувствовал, что быстро слабеет. Левой рукой он схватил противника за рубашку на груди, пальцы соскользнули и задержались на застежке кевларового бронежилета. Трэвен инстинктивно потянул за нее, и бронежилет расстегнулся с резким скрежетом. Пытаясь забыть о боли, уже теряя сознание, он сумел вытащить пистолет, упереться дулом в щель, образовавшуюся на груди Брэндстеттера между двумя половинками бронежилета, и нажать на спусковой крючок. Первая пуля сотрясла огромное тело противника, но Брэндстеттер не отпускал Трэвена, продолжая колоть его ножом.
   Последнее, что запомнил Трэвен, было щелканье курка разряженного пистолета.

49

   Трэвен пришел в себя в больничной палате. Он открыл глаза и тут же закрыл их, ослепленный ярким светом ламп, отражающимся от белых стен. Похоже, был день, но так ли это, Трэвен не знал. В палате не было окон. Он хрипло дышал, и у него болело горло. Только теперь он заметил, что через ноздрю в горло пропущена трубка. Банка с жидкостью для внутреннего вливания висела над головой, и у стены виднелся ряд экранов мониторов. Трэвен повернул голову и тут же закрыл глаза от резкого приступа боли.
   Мужчина в белом халате и со стерильной маской на лице вошел в палату. В одной руке он держал микрорекордер и считывал данные с экранов. Он посмотрел на Трэвена усталыми карими глазами:
   – Как ты себя чувствуешь?
   – Хуже, чем когда-либо в жизни, – честно признался Трэвен. Говорить с трубкой в горле было трудно.
   – И все-таки ты остался с нами, – заметил врач. – На операционном столе у тебя пару раз наступала клиническая смерть. Но я – чертовски хороший хирург. – Вокруг глаз появились морщинки, и Трэвен понял, что под стерильной маской доктор улыбается. – Разумеется, помогло и то, что мы оба оказались на редкость упрямыми.
   – Где я?
   – В Парклэнд Мемориэл. Меня зовут доктор Тодд. Трэвен попытался улыбнуться, и оказалось, что это возможно.
   – Я пожал бы вам руку, но, боюсь, у меня что-нибудь отвалится.
   Вокруг глаз снова появились морщинки.
   – Не беспокойся, все наиболее важные части тела мы пришили на место.
   Трэвен кивнул и тут же пожалел об этом – трубка в носу повернулась.
   – И все-таки, как у меня дела? – Он почувствовал страх, едва задал вопрос.
   Врач посветил ему в глаза фонариком.
   – Выздоравливаешь, Мик, выздоравливаешь. У тебя не будет никаких серьезных последствий, мешающих вести нормальную жизнь, но придется некоторое время побыть у нас в больнице, чтобы окончательно восстановиться. Не скажу, что ты будешь стопроцентно здоров, когда мы тебя выпишем, но очень близко к этому. Как я уже сказал, мне удалось превосходно зашить тебя. Короче говоря, ты делай свое дело, а я сделаю свое. Согласен?
   – Согласен. Можно немного воды?
   – Лучше кусочек льда. Этого будет достаточно, чтобы смочить рот, но не больше. – Тодд взял ложку и чашку с крупинками льда.
   Трэвен смочил рот и оттолкнул языком ложку.
   – Спасибо. Сколько времени я был без сознания?
   – Четверо суток. Сегодня среда. – Тодд убрал чашку. – В коридоре тебя ждут. Я сказал ей, что разрешу повидать тебя, но недолго, потому что тебе нужен отдых.
   Трэвен закрыл глаза, когда доктор ушел, и снова открыл их, как только почувствовал прикосновение женской руки к лицу.
   Шерил Бишоп выглядела усталой, но ее неуверенная улыбка была счастливой.
   – Привет, ковбой. Как ты себя чувствуешь? Он улыбнулся:
   – В точности как выгляжу. Шерил покачала головой.
   – Так плохо никто себя не чувствует. – Он засмеялся и снова почувствовал острую боль. Она засмеялась вместе с ним, но на глазах у нее были слезы.
   – Что с Брэндстеттером? – спросил он. Воспоминание о лезвии, вонзающемся ему в грудь, заставило сердце забиться чаще. Трэвен напряг силы, чтобы прогнать приступ тошноты.
   – Он мертв. Когда прибыла полиция, он был уже мертв.
   Трэвен кивнул.
   – Они знали, что он – убийца. Хайята рассказала подробности, не упоминавшиеся в файлах. – Шерил сделала паузу. – В средствах массовой информации тебя называют героем. Полицейскому департаменту пришлось приложить немало сил, чтобы не допустить к тебе репортеров. О твоем здоровье беспокоилась даже корпорация Нагамучи.
   При этих словах на лице Трэвена снова появилась улыбка. Он знал, что беспокойство корпорации вызвано совершенно иными, чисто эгоистическими причинами.
   – Как дела у Хайяты?
   – У нее сотрясение мозга, несколько царапин, но ничего серьезного. Провела сутки в больнице, и потом ее выписали. Корпорация Нагамучи предоставила ей отпуск, чтобы она могла навестить семью. Хайята обещала навестить тебя, когда ты выйдешь из больницы.
   – Я очень рад. Она так рисковала, когда согласилась оказать помощь в расследовании.
   – Дэнни ждет в коридоре. Он заснул, но не уходил отсюда с того момента, как тебя привезли в больницу. Наотрез отказался ехать домой.
   – Пусть спит. Мы поговорим позже. – Трэвен почувствовал, как его охватывает усталость, прогоняющая из памяти страшные воспоминания о Брэндстеттере, сверкающем ноже и безумии, жившем в логической конструкции. Он знал: эти воспоминания долго останутся с ним. Затем он посмотрел на Шерил:
   – Я чувствовал себя таким одиноким после того, как ты ушла.
   По ее щекам текли слезы.
   – Я сразу приехала, узнав о случившемся, – сказала она. – Боялась, что ты умрешь до моего приезда.
   Трэвен протянул руку и сжал ее ладонь. У него перехватило горло, и он не решался говорить.
   – Пару дней назад я встретила в коридоре капитана Кайли, – заметила Шерил. – Он просил меня передать тебе вот это, когда я увижу тебя. Капитан собирался сделать все лично, но пока сюда пускают только членов семьи, а тебе наверняка хочется получить этот предмет как можно быстрее.
   Он взял золотой значок детектива и почувствовал его тяжесть на ладони, затем положил на грудь, снова взял руки девушки, улыбнулся и заставил себя говорить, не обращая внимания на сухость в горле и находящуюся там трубку.
   – Я так скучал по тебе, честное слово, – прошептал он. – За последние несколько дней многое случилось. – У него прервался голос, и он не смог продолжать.
   – Я знаю, – кивнула она и провела пальцами по его волосам.
   Трэвен снова заставил себя говорить:
   – Мне хочется так много тебе рассказать о себе, о том, что я делал.
   – Это не имеет значения. Я говорила с Хайятой. Она подошла ко мне в коридоре, когда узнала, кто я. Отсу рассказала мне, как ты вел поиски убийцы. – Шерил сжала его руку. – И она рассказала о той ночи, которую провела с тобой.
   – Прости меня.
   Шерил улыбнулась сквозь слезы:
   – Самое главное, что ты живой и выздоравливаешь. Неужели тебе это не понятно?
   Трэвен посмотрел на девушку, увидел боль у нее в глазах и пожалел, что не может прогнать ее боль.
   – Я так долго боялся тебя. Когда ты уходила, я не мог решиться просить тебя остаться.
   – Я знаю.
   – Я не хотел, чтобы ты уходила. Мне хотелось, чтобы ты осталась со мной. Но я просто не мог просить тебя об этом.
   – Я знаю.
   Трэвен посмотрел на нее:
   – А теперь я прошу тебя остаться со мной. Я люблю тебя, Шерил.
   Она сжала его руку.
   – И я тоже люблю тебя, Мик Трэвен. – Шерил наклонилась и поцеловала его в угол рта.
   Чувствуя свою руку в ее руках, ощущая вкус ее слез на губах, Трэвен погрузился в сон, отгоняя от себя кошмары и веря только в будущее.