Страница:
– Почему я должен верить вам, если соглашусь выполнить все эти требования?
– Потому что вы знаете меня, – ответил Трэвен. – Вы приняли все меры, чтобы узнать меня как можно лучше. Надеюсь, мы оба – люди чести.
– Вы не должны соглашаться с такими идиотскими требованиями, – сказал Кема Дебучи, вставая с дивана. – Это всего лишь человек. Убейте его, и все будет кончено.
– Баикен, – коротко произнес Матахачи.
Баикен Матахачи достал из-под пиджака маленький плоский пистолет и выстрелил в живот Дебучи. Тот упал на ковер и застонал.
Матахачи подошел к нему и остановился, глядя вниз.
– Не смей говорить мне, как я должен вести дела, – прошипел он ледяным тоном, в котором слышалось дыхание смерти, – иначе моя любимая дочь станет вдовой.
– Конечно, Матахачи-сан, – выдавил Дебучи, прижимая ладони к ране.
Трэвен стоял не двигаясь.
Крейг Трэвен смотрел на происходящее, не веря своим глазам.
– Советую запомнить все, что вы видели сегодня, Крейг Трэвен, – произнес Матахачи, – чтобы у вас не появилось соблазна отказаться от договоренности с этим человеком. Когда я даю слово, я даю его от имени всех нас.
– Да, сэр.
Матахачи остановился перед Трэвеном..
– Вы хотите еще что-нибудь сказать?
Трэвен протянул руку и взял маленький острый нож со стойки бара, на которой стояло блюдо с нарезанными лимонами.
– Остался вопрос моей чести. Вы преследовали меня, пытались убить, порочили мои профессиональные способности, принудили нарушить закон чести, которого я придерживался всю жизнь. Пойдя на компромисс с вами, я покрыл себя позором, несмотря на то, что такой исход дела, очевидно, наиболее благоприятен для всех. Я не могу больше считать себя таким же благородным человеком, как раньше. Вы меня понимаете?
– Да. – Бесстрастное выражение ни на миг не покинуло лицо Матахачи.
Он взял нож, положил мизинец левой руки на стойку бара и отрезал его у первого сустава. Хлынула кровь. Вместо того чтобы перевязать искалеченный палец, Матахачи взял отрезанный кончик мизинца, завернул его в салфетку, тут же ставшую алой, и с поклоном протянул ее Трэвену.
– Теперь у каждого из нас остались шрамы, напоминающие о допущенных ошибках.
Трэвен поклонился в ответ.
– Да, – согласился он и вышел из гостиной, держа в руке отрезанный палец.
47
48
– Потому что вы знаете меня, – ответил Трэвен. – Вы приняли все меры, чтобы узнать меня как можно лучше. Надеюсь, мы оба – люди чести.
– Вы не должны соглашаться с такими идиотскими требованиями, – сказал Кема Дебучи, вставая с дивана. – Это всего лишь человек. Убейте его, и все будет кончено.
– Баикен, – коротко произнес Матахачи.
Баикен Матахачи достал из-под пиджака маленький плоский пистолет и выстрелил в живот Дебучи. Тот упал на ковер и застонал.
Матахачи подошел к нему и остановился, глядя вниз.
– Не смей говорить мне, как я должен вести дела, – прошипел он ледяным тоном, в котором слышалось дыхание смерти, – иначе моя любимая дочь станет вдовой.
– Конечно, Матахачи-сан, – выдавил Дебучи, прижимая ладони к ране.
Трэвен стоял не двигаясь.
Крейг Трэвен смотрел на происходящее, не веря своим глазам.
– Советую запомнить все, что вы видели сегодня, Крейг Трэвен, – произнес Матахачи, – чтобы у вас не появилось соблазна отказаться от договоренности с этим человеком. Когда я даю слово, я даю его от имени всех нас.
– Да, сэр.
Матахачи остановился перед Трэвеном..
– Вы хотите еще что-нибудь сказать?
Трэвен протянул руку и взял маленький острый нож со стойки бара, на которой стояло блюдо с нарезанными лимонами.
– Остался вопрос моей чести. Вы преследовали меня, пытались убить, порочили мои профессиональные способности, принудили нарушить закон чести, которого я придерживался всю жизнь. Пойдя на компромисс с вами, я покрыл себя позором, несмотря на то, что такой исход дела, очевидно, наиболее благоприятен для всех. Я не могу больше считать себя таким же благородным человеком, как раньше. Вы меня понимаете?
– Да. – Бесстрастное выражение ни на миг не покинуло лицо Матахачи.
Он взял нож, положил мизинец левой руки на стойку бара и отрезал его у первого сустава. Хлынула кровь. Вместо того чтобы перевязать искалеченный палец, Матахачи взял отрезанный кончик мизинца, завернул его в салфетку, тут же ставшую алой, и с поклоном протянул ее Трэвену.
– Теперь у каждого из нас остались шрамы, напоминающие о допущенных ошибках.
Трэвен поклонился в ответ.
– Да, – согласился он и вышел из гостиной, держа в руке отрезанный палец.
47
Эрл Брэндстеттер подключился к центральной системе искусственного интеллекта здания на первом этаже, запросил данные относительно Мика Трэвена и начал подниматься в служебном лифте на этаж, где находилась его квартира, воспользовавшись паролем, извлеченным из программы домашнего компьютера.
Оставаясь частью системы искусственного интеллекта, он через электронные органы чувств слышал жужжание лифта, звук вращающихся шестерен подъемного механизма, ощущал вибрацию тросов и автоматических шкивов. Он чувствовал свой вес, давящий на пол лифта. Все шло хорошо.
Боевой нож, лежащий в кармане, казался длинным и твердым. На руках Брэндстеттера были перчатки. По мере подъема лифта сердце билось все чаще.
Трэвена не было дома. Это он узнал из системы искусственного интеллекта здания. А вот Отсу Хайята находится в его квартире одна. Брэндстеттер закрыл глаза и представил себе ее, сидящую у терминала компьютера в спальне Трэвена. Желание продолжало расти, превратилось в нечто огромное, оно больше не было тем маленьким, робким зверьком, с которым он жил столько лет. Сейчас Брэндстеттер существовал вне своего физического тела, его интеллект охватывал все здание и парил над ним, подобно хищной птице. Трэвен скоро вернется домой, и тогда Брэндстеттер навсегда избавится от опасности, угрожающей ему и его матери.
Мысли проносились у него в голове со сверхъестественной кибербыстротой. За все это время лифт поднялся только на один этаж, хотя Брэндстеттеру казалось, что он находится в лифте по крайней мере в течение часа.
Любопытство заставило его проникнуть внутрь квартиры Трэвена. Компьютерный терминал притягивал Брэндстеттера к себе, подобно тому как магнит притягивает сталь. Он подключился к нему, начал знакомиться с информацией байт за байтом. Вся она касалась его биографии. Имя, фамилия, место и дата рождения, работа, адрес, возраст, уголовное прошлое – ни слова, разумеется, – заработок, счет в банке, семья…
– Нет! – Голос матери прозвучал резко и громко и сразу нарушил канал связи с компьютером Трэвена. – Не надо знакомиться с этим, милый.
Брэндстеттер почувствовал боль из-за того, что она прикрикнула на него. Он попытался скрыть разочарование.
– Не расстраивайся, мой мальчик, – сказала мать. – То, что находится в памяти компьютера, не имеет для нас никакого значения. Важно лишь то, что Трэвен и Хайята собираются разлучить нас. Ты ведь не хочешь этого, правда?
– Не хочу.
– Вот и хорошо. Сделай так, чтобы я могла гордиться тобой. Незаметно войди в квартиру, убей женщину и подожди Трэвена. Он скоро вернется.
– Я знаю. – И все-таки любопытство не давало ему покоя. В голове появился мысленный образ матери. Она дико кричала, пыталась закрыть себя и его, он видел испуганное лицо с широко открытым, перекошенным от ужаса ртом. И тут же образ исчез, лопнул, словно мыльный пузырь, оставив позади уходящее эхо. Он вздрогнул, на мгновение покрылся гусиной кожей и с трудом поборол приступ тошноты.
Мать исчезла, оставив взамен образ Отсу Хайяты, раздев ее, словно за прозрачной занавеской ярко освещенного окна. Она разожгла в нем страстное желание, управляющее его действиями, пообещала райское блаженство, не произнеся ни звука в его сознании.
Он провел подушечкой большого пальца по острому лезвию ножа.
Лифт остановился, и дверцы раздвинулись.
Брэндстеттер вышел в коридор и встал, глядя на закрытую дверь, ведущую в квартиру Трэвена. Он протянул руку к входной панели, открывающей дверь.
– Эй, ты, убирайся от двери к чертовой матери!
Брэндстеттер повернулся и автоматически поднял руку. Мужчина, окликнувший его, держал в руке пистолет. Брэндстеттер с трудом вспомнил его имя. Детектив Хайэм. Он работал вместе с Трэвеном во время опроса служащих корпорации.
– Я знаю все про твой бронежилет, приятель, – произнес Хайэм, – поэтому обрати внимание, куда я направил пистолет. – Темное отверстие дула смотрело прямо в лицо Брэндстеттеру, застывшему на месте. Детектив направился к нему.
– Мы сделаем все это тихо и спокойно. – Хайэм держал пистолет в обеих руках, вытянутых перед собой. – Сейчас мы спустимся в вестибюль и подойдем к телефону-автомату. Я вызову полицейский патруль, и все вместе мы направимся в участок для маленькой беседы.
Владея физическими и электронными органами чувств, Брэндстеттер имел исчерпывающее представление о Хайэме и создавшейся ситуации. Умело контролируя действия своего тела, он ждал, когда наступит удобный момент.
– Протяни руку, – скомандовал Хайэм. Брэндстеттер опустил правую руку. Детектив достал из-за пояса наручники. Двойное стальное кольцо защелкнулось на кисти Брэндстеттера. В следующее мгновение он рванул к себе кисть с защелкнутым наручником, присел, сунул правую руку в карман и сжал ею рукоятку ножа.
Хайэм выстрелил. Пуля сбила штукатурку со стены позади Брэндстеттера. Тут же он вызвал импульс атмосферных помех, заглушивших звуки видеостенок во всем доме, чтобы скрыть грохот выстрела; уперся плечом в грудь детектива и погнал его перед собой к стене коридора, о которую Хайэм ударился с такой силой, что воздух вырвался из его легких. Затем боевой нож пронзил тонкую ткань и легко вошел в тело детектива, под ребра.
Фонтан теплой крови брызнул на Брэндстеттера. Его охватило незабываемое наслаждение. Видеокамеры системы безопасности засняли первую рану с трех различных направлений, как только он перешел в кибервремя и погрузился в его волны.
Он ударил левой рукой снизу по руке Хайэма, сжимавшей пистолет, и сломал ее. Послышался резкий треск. Брэндстеттер усмехнулся, увидев гримасу боли на лице детектива. Он выхватил нож из кармана, легко вонзил лезвие в левое ухо и далее в головной мозг. Судорожно вздрагивающее тело опустилось в руки Брэндстеттера.
Он заставил себя не дышать запахом смерти, исходящим от трупа. Его губы ощутили приятный соленый вкус крови. Брэндстеттер без труда поднял мертвое тело, уже решив, что он сделает с ним. Мать сказала, что не следует оставлять труп в коридоре. Его могут обнаружить люди, проходящие мимо, и вызвать полицию. Брэндстеттер хотел, чтобы все решилось во время встречи между ним и Трэвеном, потому что она посоветовала поступить именно так.
Остановившись у служебного лифта, он подключился к системе искусственного интеллекта и обошел охранную сигнализацию. Войдя в кабину, Брэндстеттер снял верхнюю панель и положил труп на крышу лифта. Затем поставил панель на место, так, чтобы труп не было заметно.
Избавившись от трупа, он сунул боевой нож в карман и вышел из кабины. Дверцы с легким шорохом задвинулись позади него. Брэндстеттер провел ладонью по свежей крови, покрывающей его одежду, с удовольствием чувствуя, какая она скользкая и одновременно липкая.
– Скоро крови будет еще больше, – послышался в мозгу голос матери. – Гораздо больше.
Он прикоснулся рукой к входной пластинке, дверь отодвинулась в сторону, и Брэндстеттер вошел внутрь.
Оставаясь частью системы искусственного интеллекта, он через электронные органы чувств слышал жужжание лифта, звук вращающихся шестерен подъемного механизма, ощущал вибрацию тросов и автоматических шкивов. Он чувствовал свой вес, давящий на пол лифта. Все шло хорошо.
Боевой нож, лежащий в кармане, казался длинным и твердым. На руках Брэндстеттера были перчатки. По мере подъема лифта сердце билось все чаще.
Трэвена не было дома. Это он узнал из системы искусственного интеллекта здания. А вот Отсу Хайята находится в его квартире одна. Брэндстеттер закрыл глаза и представил себе ее, сидящую у терминала компьютера в спальне Трэвена. Желание продолжало расти, превратилось в нечто огромное, оно больше не было тем маленьким, робким зверьком, с которым он жил столько лет. Сейчас Брэндстеттер существовал вне своего физического тела, его интеллект охватывал все здание и парил над ним, подобно хищной птице. Трэвен скоро вернется домой, и тогда Брэндстеттер навсегда избавится от опасности, угрожающей ему и его матери.
Мысли проносились у него в голове со сверхъестественной кибербыстротой. За все это время лифт поднялся только на один этаж, хотя Брэндстеттеру казалось, что он находится в лифте по крайней мере в течение часа.
Любопытство заставило его проникнуть внутрь квартиры Трэвена. Компьютерный терминал притягивал Брэндстеттера к себе, подобно тому как магнит притягивает сталь. Он подключился к нему, начал знакомиться с информацией байт за байтом. Вся она касалась его биографии. Имя, фамилия, место и дата рождения, работа, адрес, возраст, уголовное прошлое – ни слова, разумеется, – заработок, счет в банке, семья…
– Нет! – Голос матери прозвучал резко и громко и сразу нарушил канал связи с компьютером Трэвена. – Не надо знакомиться с этим, милый.
Брэндстеттер почувствовал боль из-за того, что она прикрикнула на него. Он попытался скрыть разочарование.
– Не расстраивайся, мой мальчик, – сказала мать. – То, что находится в памяти компьютера, не имеет для нас никакого значения. Важно лишь то, что Трэвен и Хайята собираются разлучить нас. Ты ведь не хочешь этого, правда?
– Не хочу.
– Вот и хорошо. Сделай так, чтобы я могла гордиться тобой. Незаметно войди в квартиру, убей женщину и подожди Трэвена. Он скоро вернется.
– Я знаю. – И все-таки любопытство не давало ему покоя. В голове появился мысленный образ матери. Она дико кричала, пыталась закрыть себя и его, он видел испуганное лицо с широко открытым, перекошенным от ужаса ртом. И тут же образ исчез, лопнул, словно мыльный пузырь, оставив позади уходящее эхо. Он вздрогнул, на мгновение покрылся гусиной кожей и с трудом поборол приступ тошноты.
Мать исчезла, оставив взамен образ Отсу Хайяты, раздев ее, словно за прозрачной занавеской ярко освещенного окна. Она разожгла в нем страстное желание, управляющее его действиями, пообещала райское блаженство, не произнеся ни звука в его сознании.
Он провел подушечкой большого пальца по острому лезвию ножа.
Лифт остановился, и дверцы раздвинулись.
Брэндстеттер вышел в коридор и встал, глядя на закрытую дверь, ведущую в квартиру Трэвена. Он протянул руку к входной панели, открывающей дверь.
– Эй, ты, убирайся от двери к чертовой матери!
Брэндстеттер повернулся и автоматически поднял руку. Мужчина, окликнувший его, держал в руке пистолет. Брэндстеттер с трудом вспомнил его имя. Детектив Хайэм. Он работал вместе с Трэвеном во время опроса служащих корпорации.
– Я знаю все про твой бронежилет, приятель, – произнес Хайэм, – поэтому обрати внимание, куда я направил пистолет. – Темное отверстие дула смотрело прямо в лицо Брэндстеттеру, застывшему на месте. Детектив направился к нему.
– Мы сделаем все это тихо и спокойно. – Хайэм держал пистолет в обеих руках, вытянутых перед собой. – Сейчас мы спустимся в вестибюль и подойдем к телефону-автомату. Я вызову полицейский патруль, и все вместе мы направимся в участок для маленькой беседы.
Владея физическими и электронными органами чувств, Брэндстеттер имел исчерпывающее представление о Хайэме и создавшейся ситуации. Умело контролируя действия своего тела, он ждал, когда наступит удобный момент.
– Протяни руку, – скомандовал Хайэм. Брэндстеттер опустил правую руку. Детектив достал из-за пояса наручники. Двойное стальное кольцо защелкнулось на кисти Брэндстеттера. В следующее мгновение он рванул к себе кисть с защелкнутым наручником, присел, сунул правую руку в карман и сжал ею рукоятку ножа.
Хайэм выстрелил. Пуля сбила штукатурку со стены позади Брэндстеттера. Тут же он вызвал импульс атмосферных помех, заглушивших звуки видеостенок во всем доме, чтобы скрыть грохот выстрела; уперся плечом в грудь детектива и погнал его перед собой к стене коридора, о которую Хайэм ударился с такой силой, что воздух вырвался из его легких. Затем боевой нож пронзил тонкую ткань и легко вошел в тело детектива, под ребра.
Фонтан теплой крови брызнул на Брэндстеттера. Его охватило незабываемое наслаждение. Видеокамеры системы безопасности засняли первую рану с трех различных направлений, как только он перешел в кибервремя и погрузился в его волны.
Он ударил левой рукой снизу по руке Хайэма, сжимавшей пистолет, и сломал ее. Послышался резкий треск. Брэндстеттер усмехнулся, увидев гримасу боли на лице детектива. Он выхватил нож из кармана, легко вонзил лезвие в левое ухо и далее в головной мозг. Судорожно вздрагивающее тело опустилось в руки Брэндстеттера.
Он заставил себя не дышать запахом смерти, исходящим от трупа. Его губы ощутили приятный соленый вкус крови. Брэндстеттер без труда поднял мертвое тело, уже решив, что он сделает с ним. Мать сказала, что не следует оставлять труп в коридоре. Его могут обнаружить люди, проходящие мимо, и вызвать полицию. Брэндстеттер хотел, чтобы все решилось во время встречи между ним и Трэвеном, потому что она посоветовала поступить именно так.
Остановившись у служебного лифта, он подключился к системе искусственного интеллекта и обошел охранную сигнализацию. Войдя в кабину, Брэндстеттер снял верхнюю панель и положил труп на крышу лифта. Затем поставил панель на место, так, чтобы труп не было заметно.
Избавившись от трупа, он сунул боевой нож в карман и вышел из кабины. Дверцы с легким шорохом задвинулись позади него. Брэндстеттер провел ладонью по свежей крови, покрывающей его одежду, с удовольствием чувствуя, какая она скользкая и одновременно липкая.
– Скоро крови будет еще больше, – послышался в мозгу голос матери. – Гораздо больше.
Он прикоснулся рукой к входной пластинке, дверь отодвинулась в сторону, и Брэндстеттер вошел внутрь.
48
Свернув с бульвара Мушаши на Оук-Лаун-авеню, Трэвен увидел мигающий желтый огонек на телефоне в «Чероки». Ему казалось, что тело болит в тысяче мест. Он снял трубку:
– Трэвен.
– Мик, Эрл Брэндстеттер, вне всякого сомнения, и есть человек, которого мы ищем, – послышался взволнованный голос Отсу Хайяты. – Я пыталась связаться с тобой в течение целого часа. Вот послушай. В тринадцатилетнем возрасте Эрл Брэндстеттер был доставлен в больницу Гастона с многочисленными пулевыми ранениями. Я отыскала эту информацию в закрытом файле, хранящемся в судебном архиве. Не знаю, почему сотрудники Нагамучи, проверявшие его прошлое, упустили это.
– Кто стрелял в него? – спросил Трэвен.
– Его отчим. – Трэвен слышал щелканье клавишей компьютера. – Человек по имени Уэйн Холлистер.
– Почему?
– В полицейском отчете говорится, что Холлистер однажды вернулся домой и обнаружил свою жену в постели с ее тринадцатилетним сыном, Эрлом Брэндстеттером. Холлистер был пьян. Он достал из шкафа пистолет и начал стрелять в них. Мать, Кэтрин Холлистер, была мертва, когда прибыла полиция.
– Ты хочешь сказать, что Брэндстеттер находился в интимных отношениях со своей матерью, занимался с ней инцестом? – Трэвену пришлось заставить себя думать. Все становилось на места, но за последнее время произошло столько разных событий, что ему было трудно вернуться обратно к расследованию убийства пяти женщин и поискам маньяка-убийцы.
– Да. Мне удалось найти в этом файле доклад психолога. Судя по приведенным в докладе данным, интимные отношения Брэндстеттера с матерью продолжались по крайней мере пять лет.
– Половая связь? С восьмилетним ребенком?
– Все началось с взаимного поглаживая, ласк, мастурбации, сна обнаженными в одной постели и тому подобного. Я плохо разбираюсь в этом. Мне казалось, что ты лучше знаком с такими вещами, чем я.
– Мне не приходилось заниматься расследованием преступлений, связанных с сексом, – ответил Трэвен, – но это похоже на правду.
– Психолог также указал в своем докладе, что Брэндстеттер с трудом привыкал к обществу других людей после убийства матери. В детском доме вел одинокую жизнь. Его так и не усыновили.
– Он остался сиротой?
– Да.
– А где его отчим?
– В материалах об этом ничего не сказано. Трэвен запомнил имя.
– Ты считаешь, что Холлистер нужен для нашего расследования?
– Не знаю, нужен он или нет, но что-то подтолкнуло Брэндстеттера к совершению всех убийств. Я пытаюсь понять, чем это, было вызвано. А где Хайэм?
– Он еще не приехал.
Трэвен подключился к центральному банку данных «Дата Мэйн». Сейчас 3.58 ночи. Приближалось утро. Хайэм должен был приехать уже давно. Трэвен услышал в трубке шорох открывающейся двери квартиры.
– Может быть, это пришел он, – сказала Хайята. Сжав в руке телефонную трубку, Трэвен произнес:
– Отсу, немедленно уходи из квартиры. У Хайэма нет пароля для прохода через мою систему охраны.
Послышался резкий щелчок – это на другом конце провода положили трубку на твердую поверхность.
– Отсу! – Трэвен нажал ногой на педаль газа, включил сирену и выехал на середину шоссе. – Отсу! – снова крикнул он в трубку. Молчание. Трэвен почувствовал леденящий холод страха, мгновенно заставивший исчезнуть мысли о боли, терзавшей его тело.
Из трубки донесся приглушенный крик, затем хриплое мужское дыхание. – Трэвен?
Детектив попытался взять себя в руки.
– Что тебе надо, Брэндстеттер?
– Ты, Трэвен. Мне нужен ты. Если хочешь увидеть Хайяту живой, то приезжай сюда. Мы встретимся с тобой один на один, Трэвен. Если одержишь верх, то выйдешь отсюда в сопровождении женщины. Если нет, то не пойдешь никуда. Стоит мне увидеть полицейских, я убью ее и скроюсь. Тебе не удастся найти меня. Я просто исчезну, как исчезаю всегда. В конце концов, я ведь мистер Никто, помнишь? – В трубке до тех пор раздавался хриплый хохот, пока не прервалась связь.
Трэвен положил трубку и взялся за руль обеими руками. Он рвался вперед через транспортный поток, лавировал между автомобилями и слышал сердитые гудки недовольных водителей, едущих на утреннюю смену. Детектив пытался сравнить безумный голос, только что услышанный по телефону, с голосом человека, с которым он беседовал в Нагамучи, и не смог. Эрл Брэндстеттер казался тогда уверенным в себе, спокойным и сдержанным, и ничто не указывало на то, что он когда-нибудь будет так говорить. Воспоминание о безумном смехе заставило Трэвена вздрогнуть.
Он подумал – а не вызвать ли полицию, но тут же отказался от этой мысли. Даже если бы Трэвен продолжал работать в Департаменте полиции, Брэндстеттера было бы нелегко арестовать – он умел необычайно ловко ускользать от преследования. Детектив занес имя Брэндстеттера и обстоятельства происходящего в память коммуникационного микрокристалла. В случае его смерти Зензо или какой-нибудь другой техник сумеет извлечь информацию и воспользоваться ею. Брэндстеттеру пришел конец, чем бы ни завершилась их встреча. Сейчас самым главным было спасти Хайяту, если это возможно.
Повернув на юго-восток на Оук-Лаун-авеню, Трэвен с ревом промчался по Холланд-стрит и поставил «Чероки» у обочины. Когда он выпрыгнул из машины и бросился к главному входу в здание, у него в руке уже был пистолет. Трэвен вбежал в дом и направился к лифту. Опустив руку с пистолетом вниз и скрыв ее в складках плаща, он нажал на кнопку своего этажа.
Все лифты бездействовали. Трэвен хотел было броситься к лестнице, но тут открылись дверцы служебного лифта.
– Заходи, Трэвен, – прошептал механический голос кабины. – Мы ждем тебя.
Телевизионная камера в углу лифта зажужжала и повернулась в его сторону, как только он оказался внутри кабины. Трэвен протянул руку, схватился за объектив и дернул. Объектив остался у него в руке, и детектив бросил его на пол. Едва кабина устремилась вверх, Трэвен заметил на полу лужу крови. Рывок был настолько резким, что его отбросило в сторону. На мгновение он подумал – а уж не хочет ли Брэндстеттер воспользоваться лифтом, чтобы убить противника, но затем пришел к выводу, что воспринимает как само собой разумеющееся, будто Брэндстеттер каким-то образом превратился в составную часть здания. Если это действительно так, подумал Трэвен, как, черт возьми, он сумеет справиться с ним?
Когда лифт остановился на его этаже, Трэвен посмотрел вверх, пытаясь определить, откуда натекла лужа крови. Круглое пятно, похожее на протечку на дырявой крыше, виднелось в одном углу люка, ведущего на крышу кабины. Все еще сжимая в руке СИГ/Зауэр, Трэвен протянул вверх свободную руку и отбросил в сторону панель. Затем нащупал в темноте ткань, схватил ее и потянул к себе.
Кабина лифта внезапно вздрогнула, когда через открытый люк на Трэвена упало тело. Детектив опустился под его тяжестью на колени и только после этого понял, что это тело Хайэма.
Кабину наполнил маниакальный хохот Брэндстеттера:
– Он не сумел остановить меня, Трэвен. Может быть, это удастся тебе?
Трэвен не ответил. Он приложил палец к шее Хайэма, пытаясь найти пульс, и понял, что полицейский мертв. Кровь Хайэма оставила пятно на плаще Трэвена, и ее запах в маленькой кабине лифта казался удушающим. Двери с шуршанием раздвинулись.
– Выходи, Трэвен, – скомандовал голос лифта. – Быстро выходи, или умрешь!
Детектив мгновенно выскочил из кабины, и в следующее мгновение она обрушилась вниз. Он лежал на животе в вестибюле. Камеры охраны здания дружно повернулись в его сторону, и тут же снизу донесся грохот упавшей кабины лифта.
– Я вижу тебя, – послышался шепот Брэндстеттера из динамика аварийной системы, висевшего на стене. – Ты боишься, Трэвен. Это видно по твоему лицу. Тебе не удастся остановить меня. Никому из вас не удастся. Она сказала, что вы все слабаки по сравнению со мной.
– Она? – переспросил Трэвен, направляясь к открытой двери своей квартиры, держа перед собой пистолет.
– Да, – ответил Брэндстеттер. – Она и сейчас со мной. Никто не сможет отнять ее у меня.
Трэвен прислушался к звукам, доносящимся из квартиры. Внутри было тихо. Он слышал только лихорадочное биение своего сердца.
– Ты имеешь в виду свою мать? Это она сейчас с тобой? – Безумный вопрос, но Трэвену хотелось, чтобы Брэндстеттер говорил, надеясь, что его удастся вывести из равновесия и заставить совершить ошибку.
– Да. Она сказала, что ты догадываешься о ее существовании. Именно тебя она считала самым опасным, говорила мне, что ты узнаешь о нас.
Трэвен остановился в дверях и обвел прихожую пистолетом в вытянутых руках. Видеостенка была включена, изображенные на ней предметы казались больше, чем в жизни. Трэвен увидел себя. На мгновение у него закружилась голова. Камера увеличила изображение, теперь он был на видеостенке крупным планом. На лице виднелись пятна крови Хайэма. С трудом он заставил себя выбросить это из головы.
– Твоя мать мертва, Брэндстеттер. Ее убили, когда тебе было тринадцать лет.
– Ты лжешь! – Голос донесся из динамиков квартирной системы искусственного интеллекта, причем в каждой комнате он включался на мгновение позже, что создавало ревущее эхо.
Боль в голове Трэвена усилилась. Ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Затем головокружение исчезло. Его руки дрожали. Коммуникационный микрокристалл в голове походил на живое существо, пульсируя, подобно червю, пытающемуся проскользнуть через его мозг. Какие-то изображения накапливались, подобно теням в интерференционной полосе приема, они казались одновременно более четкими и более расплывчатыми, чем то рассеивание, о котором предупреждал его Зензо.
– Она предупреждала меня, что ты скажешь это, – произнес Брэндстеттер. – Она говорила, что ты будешь лгать о ней. Все и раньше пытались убедить меня в том, что она мертва.
– Посмотри на экран компьютера, – сказал Трэвен и пошел вперед. Изображение на видеостенке начало перемещаться одновременно с ним. Его органы чувств переставали подчиняться ему. Становилось все труднее и труднее различить реальность и игру воображения. – Уэйн Холлистер убил твою мать, когда тебе было тринадцать лет. И едва не убил тебя.
– Ложь, – отозвался Брэндстеттер. – Все это ложь. Они пытались не пускать меня к ней. Все они хотели разлучить нас. Но я знал, что она все еще жива. Я знал, что, если буду ждать, придет время, когда она вернется ко мне.
Трэвен вошел в коридор, ведущий к спальне. Его охватил приступ тошноты, вызванный микрокристаллом связи в голове. Он испытывал слабость от боли и головокружение, колени подгибались. На мгновение Трэвен усомнился в том, находится ли он действительна у себя в квартире или Брэндстеттеру удалось каким-то образом исказить его ощущение реальности. Он подумал о вероятности того, что приближается к краю здания, следуя сценарию, созданному Брэндстеттером.
– Где тебе удалось отыскать ее?
– Внутри компьютера в Нагамучи. Она находилась в моей логической конструкции и ждала меня все это время. Еще немного – и я не оправдал бы ее ожиданий. Ведь мне с трудом удалось получить там работу. Я собирался отказаться от предложенной должности. Я не знал. Она не могла предупредить меня о себе. Еще немного – и наши пути разошлись бы навсегда. – В голосе Брэндстеттера звучало отчаяние. – Теперь, когда мы снова вместе, никто не разлучит нас.
Трэвен попытался представить себе логическую конструкцию. Он никогда не бывал в ней, никогда не бывал в киберпространстве, но Зензо описывал ему логические структуры. Зензо называл их земным раем, говорил, будто в них есть все, что только может пожелать хэкер. Однако ничто не было реальным. Теперь Трэвен понял: в них могут осуществиться даже мечты безумца. Холодок пробежал у него по коже, когда он вспомнил убитых женщин, проносящихся в его сознании, как шарики ртути, и снова представил себе тело Хайэма, падающее из люка внутрь кабины лифта. Детектив сделал еще шаг, надеясь, что Хайята все еще жива.
– Зачем ты убивал женщин?
– Я убил Нами Шикару потому, что Йоримаса угрожал моей работе. Затем я понял, как нуждался в них.
– В женщинах?
– Да.
– Почему? – Трэвен вышел из-за угла и увидел Хайяту.
– Чтобы мать могла стать прекрасной. Она всегда Говорила, что хочет быть прекрасной для меня. Она говорила, что хочет, чтобы я касался ее.
При свете экрана компьютера Трэвен увидел, как на шее Хайяты медленно пульсирует жилка. Женщина жива, всего лишь потеряла сознание. Он оглянулся по сторонам в поисках Брэндстеттера. В комнате было темно. Видеостенка выключена.
– Поэтому Холлистер и убил ее, не так ли?
– Она жива! – донесся оглушительный ответ из всех динамиков квартиры.
Казалось, Брэндстеттер исчез. Трэвен прошел через спальню к Хайяте и протянул к ней руку.
Брэндстеттер вышел из видеостенки. Внезапно его фигура появилась на темном фоне экрана.
– Она жива, черт побери! – крикнул он.
Трэвен нажал на спусковой крючок и два раза выстрелил. Обе пули пролетели мимо, пробили видеостенку, но не задели Брэндстеттера.
Нога Брэндстеттера стремительно взвилась вверх и ударила Трэвена в подбородок.
Ослепительный свет пронзил мозг детектива, и вспышка головной боли словно рассекла ему голову. Он почувствовал, что падает от сокрушительного удара, и выронил СИГ/Зауэр. Огромная фигура Брэндстеттера внезапно выросла над ним. Его глаза светились в темноте.
Одной рукой Брэндстеттер держал Трэвена за подбородок, в другой руке сжимал окровавленный боевой нож, лезвие которого находилось всего в нескольких сантиметрах от горла Трэвена. Волосы Брэндстеттера стояли дыбом, в его взгляде сквозило безумие.
Трэвен попытался сопротивляться и понял, что его двигательный аппарат парализован внезапным нападением. Он не мог поднять рук, словно налитых свинцом.
– Она жива, – сказал Брэндстеттер. – Я покажу тебе.
Коммуникационный микрокристалл с ужасающей болью шевельнулся в голове Трэвена, на мгновение словно раскалился добела под влиянием мощного кибернетического воздействия и затем поглотил Трэвена целиком.
Трэвен стоял на ногах. Он не чувствовал боли. Он провел руками по телу, удивленный странным ощущением. Его плащ был совершенно чистым, пистолеты исчезли. Трэвен оглянулся вокруг, осматривая комнату, в которой они находились. Брэндстеттер стоял рядом с камином. Их окружали полки с книгами. На полу лежала медвежья шкура.
– Она здесь, – произнес Брэндстеттер. Он был обнажен и двигался с грацией разъяренного льва.
– Где мы? – спросил Трэвен.
– В моей логической конструкции, – рассеянно ответил Брэндстеттер и вышел из комнаты.
Трэвен последовал за ним, убеждая себя, что все окружающее нереально, что на самом деле он все еще лежит на полу у себя в квартире, а лезвие маньяка приставлено к его горлу. Они шли мимо лабораторий, мимо спален, украшенных зеркалами и разноцветными коврами, мимо закрытых дверей, по извилистым коридорам, кажущимся бесконечными. Трэвен касался руками предметов, которые можно было бы использовать в качестве оружия: бронзовых подсвечников, причудливых хрустальных пепельниц, рам картин, висящих на стенах. Он не мог поднять ни один из этих предметов, словно был призраком, лишенным физической силы в этом мире. На мгновение ему показалось, что Брэндстеттер уже убил его и обрек на скитания внутри логической конструкции до тех пор, пока кто-то не сотрет программу.
– Мама! – прогремел голос Брэндстеттера, и крик его отозвался эхом со всех сторон.
Трэвен заметил зажигалку в виде двойной спирали ДНК, лежащую на столе в комнате, напоминающей салун в вестерне. Пока Брэндстеттер обыскивал комнату, детектив попытался взять зажигалку со стола. Даже если она недостаточно тяжелая, чтобы применить ее в качестве оружия, может быть, удастся поджечь логическую конструкцию. Может быть. Трэвен попытался поднять зажигалку, но понял, что и ее ему не оторвать от стола.
– Все здесь принадлежит мне, – сказал Брэндстеттер.
– Трэвен.
– Мик, Эрл Брэндстеттер, вне всякого сомнения, и есть человек, которого мы ищем, – послышался взволнованный голос Отсу Хайяты. – Я пыталась связаться с тобой в течение целого часа. Вот послушай. В тринадцатилетнем возрасте Эрл Брэндстеттер был доставлен в больницу Гастона с многочисленными пулевыми ранениями. Я отыскала эту информацию в закрытом файле, хранящемся в судебном архиве. Не знаю, почему сотрудники Нагамучи, проверявшие его прошлое, упустили это.
– Кто стрелял в него? – спросил Трэвен.
– Его отчим. – Трэвен слышал щелканье клавишей компьютера. – Человек по имени Уэйн Холлистер.
– Почему?
– В полицейском отчете говорится, что Холлистер однажды вернулся домой и обнаружил свою жену в постели с ее тринадцатилетним сыном, Эрлом Брэндстеттером. Холлистер был пьян. Он достал из шкафа пистолет и начал стрелять в них. Мать, Кэтрин Холлистер, была мертва, когда прибыла полиция.
– Ты хочешь сказать, что Брэндстеттер находился в интимных отношениях со своей матерью, занимался с ней инцестом? – Трэвену пришлось заставить себя думать. Все становилось на места, но за последнее время произошло столько разных событий, что ему было трудно вернуться обратно к расследованию убийства пяти женщин и поискам маньяка-убийцы.
– Да. Мне удалось найти в этом файле доклад психолога. Судя по приведенным в докладе данным, интимные отношения Брэндстеттера с матерью продолжались по крайней мере пять лет.
– Половая связь? С восьмилетним ребенком?
– Все началось с взаимного поглаживая, ласк, мастурбации, сна обнаженными в одной постели и тому подобного. Я плохо разбираюсь в этом. Мне казалось, что ты лучше знаком с такими вещами, чем я.
– Мне не приходилось заниматься расследованием преступлений, связанных с сексом, – ответил Трэвен, – но это похоже на правду.
– Психолог также указал в своем докладе, что Брэндстеттер с трудом привыкал к обществу других людей после убийства матери. В детском доме вел одинокую жизнь. Его так и не усыновили.
– Он остался сиротой?
– Да.
– А где его отчим?
– В материалах об этом ничего не сказано. Трэвен запомнил имя.
– Ты считаешь, что Холлистер нужен для нашего расследования?
– Не знаю, нужен он или нет, но что-то подтолкнуло Брэндстеттера к совершению всех убийств. Я пытаюсь понять, чем это, было вызвано. А где Хайэм?
– Он еще не приехал.
Трэвен подключился к центральному банку данных «Дата Мэйн». Сейчас 3.58 ночи. Приближалось утро. Хайэм должен был приехать уже давно. Трэвен услышал в трубке шорох открывающейся двери квартиры.
– Может быть, это пришел он, – сказала Хайята. Сжав в руке телефонную трубку, Трэвен произнес:
– Отсу, немедленно уходи из квартиры. У Хайэма нет пароля для прохода через мою систему охраны.
Послышался резкий щелчок – это на другом конце провода положили трубку на твердую поверхность.
– Отсу! – Трэвен нажал ногой на педаль газа, включил сирену и выехал на середину шоссе. – Отсу! – снова крикнул он в трубку. Молчание. Трэвен почувствовал леденящий холод страха, мгновенно заставивший исчезнуть мысли о боли, терзавшей его тело.
Из трубки донесся приглушенный крик, затем хриплое мужское дыхание. – Трэвен?
Детектив попытался взять себя в руки.
– Что тебе надо, Брэндстеттер?
– Ты, Трэвен. Мне нужен ты. Если хочешь увидеть Хайяту живой, то приезжай сюда. Мы встретимся с тобой один на один, Трэвен. Если одержишь верх, то выйдешь отсюда в сопровождении женщины. Если нет, то не пойдешь никуда. Стоит мне увидеть полицейских, я убью ее и скроюсь. Тебе не удастся найти меня. Я просто исчезну, как исчезаю всегда. В конце концов, я ведь мистер Никто, помнишь? – В трубке до тех пор раздавался хриплый хохот, пока не прервалась связь.
Трэвен положил трубку и взялся за руль обеими руками. Он рвался вперед через транспортный поток, лавировал между автомобилями и слышал сердитые гудки недовольных водителей, едущих на утреннюю смену. Детектив пытался сравнить безумный голос, только что услышанный по телефону, с голосом человека, с которым он беседовал в Нагамучи, и не смог. Эрл Брэндстеттер казался тогда уверенным в себе, спокойным и сдержанным, и ничто не указывало на то, что он когда-нибудь будет так говорить. Воспоминание о безумном смехе заставило Трэвена вздрогнуть.
Он подумал – а не вызвать ли полицию, но тут же отказался от этой мысли. Даже если бы Трэвен продолжал работать в Департаменте полиции, Брэндстеттера было бы нелегко арестовать – он умел необычайно ловко ускользать от преследования. Детектив занес имя Брэндстеттера и обстоятельства происходящего в память коммуникационного микрокристалла. В случае его смерти Зензо или какой-нибудь другой техник сумеет извлечь информацию и воспользоваться ею. Брэндстеттеру пришел конец, чем бы ни завершилась их встреча. Сейчас самым главным было спасти Хайяту, если это возможно.
Повернув на юго-восток на Оук-Лаун-авеню, Трэвен с ревом промчался по Холланд-стрит и поставил «Чероки» у обочины. Когда он выпрыгнул из машины и бросился к главному входу в здание, у него в руке уже был пистолет. Трэвен вбежал в дом и направился к лифту. Опустив руку с пистолетом вниз и скрыв ее в складках плаща, он нажал на кнопку своего этажа.
Все лифты бездействовали. Трэвен хотел было броситься к лестнице, но тут открылись дверцы служебного лифта.
– Заходи, Трэвен, – прошептал механический голос кабины. – Мы ждем тебя.
Телевизионная камера в углу лифта зажужжала и повернулась в его сторону, как только он оказался внутри кабины. Трэвен протянул руку, схватился за объектив и дернул. Объектив остался у него в руке, и детектив бросил его на пол. Едва кабина устремилась вверх, Трэвен заметил на полу лужу крови. Рывок был настолько резким, что его отбросило в сторону. На мгновение он подумал – а уж не хочет ли Брэндстеттер воспользоваться лифтом, чтобы убить противника, но затем пришел к выводу, что воспринимает как само собой разумеющееся, будто Брэндстеттер каким-то образом превратился в составную часть здания. Если это действительно так, подумал Трэвен, как, черт возьми, он сумеет справиться с ним?
Когда лифт остановился на его этаже, Трэвен посмотрел вверх, пытаясь определить, откуда натекла лужа крови. Круглое пятно, похожее на протечку на дырявой крыше, виднелось в одном углу люка, ведущего на крышу кабины. Все еще сжимая в руке СИГ/Зауэр, Трэвен протянул вверх свободную руку и отбросил в сторону панель. Затем нащупал в темноте ткань, схватил ее и потянул к себе.
Кабина лифта внезапно вздрогнула, когда через открытый люк на Трэвена упало тело. Детектив опустился под его тяжестью на колени и только после этого понял, что это тело Хайэма.
Кабину наполнил маниакальный хохот Брэндстеттера:
– Он не сумел остановить меня, Трэвен. Может быть, это удастся тебе?
Трэвен не ответил. Он приложил палец к шее Хайэма, пытаясь найти пульс, и понял, что полицейский мертв. Кровь Хайэма оставила пятно на плаще Трэвена, и ее запах в маленькой кабине лифта казался удушающим. Двери с шуршанием раздвинулись.
– Выходи, Трэвен, – скомандовал голос лифта. – Быстро выходи, или умрешь!
Детектив мгновенно выскочил из кабины, и в следующее мгновение она обрушилась вниз. Он лежал на животе в вестибюле. Камеры охраны здания дружно повернулись в его сторону, и тут же снизу донесся грохот упавшей кабины лифта.
– Я вижу тебя, – послышался шепот Брэндстеттера из динамика аварийной системы, висевшего на стене. – Ты боишься, Трэвен. Это видно по твоему лицу. Тебе не удастся остановить меня. Никому из вас не удастся. Она сказала, что вы все слабаки по сравнению со мной.
– Она? – переспросил Трэвен, направляясь к открытой двери своей квартиры, держа перед собой пистолет.
– Да, – ответил Брэндстеттер. – Она и сейчас со мной. Никто не сможет отнять ее у меня.
Трэвен прислушался к звукам, доносящимся из квартиры. Внутри было тихо. Он слышал только лихорадочное биение своего сердца.
– Ты имеешь в виду свою мать? Это она сейчас с тобой? – Безумный вопрос, но Трэвену хотелось, чтобы Брэндстеттер говорил, надеясь, что его удастся вывести из равновесия и заставить совершить ошибку.
– Да. Она сказала, что ты догадываешься о ее существовании. Именно тебя она считала самым опасным, говорила мне, что ты узнаешь о нас.
Трэвен остановился в дверях и обвел прихожую пистолетом в вытянутых руках. Видеостенка была включена, изображенные на ней предметы казались больше, чем в жизни. Трэвен увидел себя. На мгновение у него закружилась голова. Камера увеличила изображение, теперь он был на видеостенке крупным планом. На лице виднелись пятна крови Хайэма. С трудом он заставил себя выбросить это из головы.
– Твоя мать мертва, Брэндстеттер. Ее убили, когда тебе было тринадцать лет.
– Ты лжешь! – Голос донесся из динамиков квартирной системы искусственного интеллекта, причем в каждой комнате он включался на мгновение позже, что создавало ревущее эхо.
Боль в голове Трэвена усилилась. Ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Затем головокружение исчезло. Его руки дрожали. Коммуникационный микрокристалл в голове походил на живое существо, пульсируя, подобно червю, пытающемуся проскользнуть через его мозг. Какие-то изображения накапливались, подобно теням в интерференционной полосе приема, они казались одновременно более четкими и более расплывчатыми, чем то рассеивание, о котором предупреждал его Зензо.
– Она предупреждала меня, что ты скажешь это, – произнес Брэндстеттер. – Она говорила, что ты будешь лгать о ней. Все и раньше пытались убедить меня в том, что она мертва.
– Посмотри на экран компьютера, – сказал Трэвен и пошел вперед. Изображение на видеостенке начало перемещаться одновременно с ним. Его органы чувств переставали подчиняться ему. Становилось все труднее и труднее различить реальность и игру воображения. – Уэйн Холлистер убил твою мать, когда тебе было тринадцать лет. И едва не убил тебя.
– Ложь, – отозвался Брэндстеттер. – Все это ложь. Они пытались не пускать меня к ней. Все они хотели разлучить нас. Но я знал, что она все еще жива. Я знал, что, если буду ждать, придет время, когда она вернется ко мне.
Трэвен вошел в коридор, ведущий к спальне. Его охватил приступ тошноты, вызванный микрокристаллом связи в голове. Он испытывал слабость от боли и головокружение, колени подгибались. На мгновение Трэвен усомнился в том, находится ли он действительна у себя в квартире или Брэндстеттеру удалось каким-то образом исказить его ощущение реальности. Он подумал о вероятности того, что приближается к краю здания, следуя сценарию, созданному Брэндстеттером.
– Где тебе удалось отыскать ее?
– Внутри компьютера в Нагамучи. Она находилась в моей логической конструкции и ждала меня все это время. Еще немного – и я не оправдал бы ее ожиданий. Ведь мне с трудом удалось получить там работу. Я собирался отказаться от предложенной должности. Я не знал. Она не могла предупредить меня о себе. Еще немного – и наши пути разошлись бы навсегда. – В голосе Брэндстеттера звучало отчаяние. – Теперь, когда мы снова вместе, никто не разлучит нас.
Трэвен попытался представить себе логическую конструкцию. Он никогда не бывал в ней, никогда не бывал в киберпространстве, но Зензо описывал ему логические структуры. Зензо называл их земным раем, говорил, будто в них есть все, что только может пожелать хэкер. Однако ничто не было реальным. Теперь Трэвен понял: в них могут осуществиться даже мечты безумца. Холодок пробежал у него по коже, когда он вспомнил убитых женщин, проносящихся в его сознании, как шарики ртути, и снова представил себе тело Хайэма, падающее из люка внутрь кабины лифта. Детектив сделал еще шаг, надеясь, что Хайята все еще жива.
– Зачем ты убивал женщин?
– Я убил Нами Шикару потому, что Йоримаса угрожал моей работе. Затем я понял, как нуждался в них.
– В женщинах?
– Да.
– Почему? – Трэвен вышел из-за угла и увидел Хайяту.
– Чтобы мать могла стать прекрасной. Она всегда Говорила, что хочет быть прекрасной для меня. Она говорила, что хочет, чтобы я касался ее.
При свете экрана компьютера Трэвен увидел, как на шее Хайяты медленно пульсирует жилка. Женщина жива, всего лишь потеряла сознание. Он оглянулся по сторонам в поисках Брэндстеттера. В комнате было темно. Видеостенка выключена.
– Поэтому Холлистер и убил ее, не так ли?
– Она жива! – донесся оглушительный ответ из всех динамиков квартиры.
Казалось, Брэндстеттер исчез. Трэвен прошел через спальню к Хайяте и протянул к ней руку.
Брэндстеттер вышел из видеостенки. Внезапно его фигура появилась на темном фоне экрана.
– Она жива, черт побери! – крикнул он.
Трэвен нажал на спусковой крючок и два раза выстрелил. Обе пули пролетели мимо, пробили видеостенку, но не задели Брэндстеттера.
Нога Брэндстеттера стремительно взвилась вверх и ударила Трэвена в подбородок.
Ослепительный свет пронзил мозг детектива, и вспышка головной боли словно рассекла ему голову. Он почувствовал, что падает от сокрушительного удара, и выронил СИГ/Зауэр. Огромная фигура Брэндстеттера внезапно выросла над ним. Его глаза светились в темноте.
Одной рукой Брэндстеттер держал Трэвена за подбородок, в другой руке сжимал окровавленный боевой нож, лезвие которого находилось всего в нескольких сантиметрах от горла Трэвена. Волосы Брэндстеттера стояли дыбом, в его взгляде сквозило безумие.
Трэвен попытался сопротивляться и понял, что его двигательный аппарат парализован внезапным нападением. Он не мог поднять рук, словно налитых свинцом.
– Она жива, – сказал Брэндстеттер. – Я покажу тебе.
Коммуникационный микрокристалл с ужасающей болью шевельнулся в голове Трэвена, на мгновение словно раскалился добела под влиянием мощного кибернетического воздействия и затем поглотил Трэвена целиком.
Трэвен стоял на ногах. Он не чувствовал боли. Он провел руками по телу, удивленный странным ощущением. Его плащ был совершенно чистым, пистолеты исчезли. Трэвен оглянулся вокруг, осматривая комнату, в которой они находились. Брэндстеттер стоял рядом с камином. Их окружали полки с книгами. На полу лежала медвежья шкура.
– Она здесь, – произнес Брэндстеттер. Он был обнажен и двигался с грацией разъяренного льва.
– Где мы? – спросил Трэвен.
– В моей логической конструкции, – рассеянно ответил Брэндстеттер и вышел из комнаты.
Трэвен последовал за ним, убеждая себя, что все окружающее нереально, что на самом деле он все еще лежит на полу у себя в квартире, а лезвие маньяка приставлено к его горлу. Они шли мимо лабораторий, мимо спален, украшенных зеркалами и разноцветными коврами, мимо закрытых дверей, по извилистым коридорам, кажущимся бесконечными. Трэвен касался руками предметов, которые можно было бы использовать в качестве оружия: бронзовых подсвечников, причудливых хрустальных пепельниц, рам картин, висящих на стенах. Он не мог поднять ни один из этих предметов, словно был призраком, лишенным физической силы в этом мире. На мгновение ему показалось, что Брэндстеттер уже убил его и обрек на скитания внутри логической конструкции до тех пор, пока кто-то не сотрет программу.
– Мама! – прогремел голос Брэндстеттера, и крик его отозвался эхом со всех сторон.
Трэвен заметил зажигалку в виде двойной спирали ДНК, лежащую на столе в комнате, напоминающей салун в вестерне. Пока Брэндстеттер обыскивал комнату, детектив попытался взять зажигалку со стола. Даже если она недостаточно тяжелая, чтобы применить ее в качестве оружия, может быть, удастся поджечь логическую конструкцию. Может быть. Трэвен попытался поднять зажигалку, но понял, что и ее ему не оторвать от стола.
– Все здесь принадлежит мне, – сказал Брэндстеттер.