Страница:
— Зачем тебе красть книгу? — продолжал тот свой допрос. — Ты ищешь ее по указанию Крафа?
Этот вопрос двеллера удивил. Он не знал, что Крафа знают за пределами Рассветных Пустошей. С другой стороны, тот несколько раз сопровождал Великого магистра Фонарщика в его путешествиях на материк — или, по крайней мере, отправлял Великого магистра через Кровавое море.
— Я разузнаю твои секреты, маленькое дрянное существо, — угрожающе посулил маг, — Есть люди, которые дорого заплатят за то, что ты можешь знать.
— Эй, — воскликнул в этот момент Рейшо, выходя из толпы с рыбачьей сетью в руках. — Эй, волшебник!
Эртономус Дрон раздраженно повернулся к матросу, но не успел он сказать хотя бы слово, как тот бросил сеть.
Маг вскинул руку, и сеть на мгновение застыла в воздухе, но все же продолжила свое движение. Джаг решил, что дело было в том, что сеть не была метательным оружием — некоторая магия действовала только на атаки острыми предметами или тем, что волшебник, применяющий заклятие, признавал как смертельно опасное. А может, дело было в том, что сеть была больше копья или стрелы.
Как бы то ни было, сеть раздулась будто медуза и упала на мага. Она была недостаточно тяжелая, чтобы сбить его с ног, но Эртономус Дрон все же пошатнулся. Пузырь вокруг двеллера слегка расширился, и тот даже смог сделать несколько судорожных вдохов. Потом магический кокон снова сжался так, что едва не сломал Джагу кости, а воздух опять превратился в густой сироп.
— Ты за это заплатишь, дерзкий глупец, — зловеще процедил сквозь зубы волшебник. Он просунул свободную руку сквозь ячейки сети и взмахнул ею, призывая темные силы, которым служил.
Сверкающая волна ударила в Рейшо и отшвырнула его прочь. Он отлетел назад и с такой силой врезался в борт кормовой надстройки, что несколько досок треснуло.
Эртономус Дрон вцепился руками в сеть, пытаясь разорвать свои путы, но та не поддавалась и все больше запутывалась вокруг него.
Трое других матросов рванулись вперед, намереваясь воспользоваться слабостью мага. Если бы густая жид-ость, булькавшая в легких двеллера, позволяла ему говорить, он попытался бы остановить их от этого смертельно опасного поступка. Эртономус Дрон согнул пальцы, потом вытянул их вперед. Матросы дернулись, будто пронзенные гарпунами. Из ран, внезапно открывшихся у них на груди, забила кровь.
— Теперь, — злобно сказал волшебник, повернувшись к Рейшо, — тебе придется…
— А вот хрена тебе! — воскликнул тот. Молодой матрос резко наклонился вперед, и в руке его словно чудом оказался метательный нож.
На мгновение двеллер решил, что усилия его друга окажутся столь же тщетными, что и предыдущие. Но Рейшо направил бросок вовсе не в старого мага.
Нож дважды перевернулся в воздухе и ударил прямо в рычаг, отпускавший кормовой якорь. От удара рычаг дернулся и отомкнулся, и с колеса начала с громким звоном отматываться цепь.
В этот же момент между магом и молодым матросом дернулся моток веревки. Совершенно ошеломленный происходящим, Джаг озадаченно хлопал глазами, но потом все-таки понял, в чем дело и чего добивался его друг.
Один конец веревки был привязан к якорной цепи и тянулся вместе с ней вниз, а другой — к рыбацкой сети, в которой запутался Эртономус Дрон. Волшебник тоже понял, что сейчас произойдет, и принялся лихорадочно разрывать сеть.
Но он еще не успел освободиться, когда веревка натянулась и вес якоря и цепи сбил его с ног. Маг хрипло вскрикнул, и Джаг почувствовал, как ему было страшно — Эртономус Дрон был похож в этот момент вовсе не на волшебника, а на обыкновенного старика, который страшно не хочет умирать.
Царапаясь, будто падающая с ветки кошка, волшебник попытался ухватиться за борт кормовой надстройки, но попытка его не увенчалась успехом. Вслед за цепью он рухнул в воду и скрылся в темных серо-зеленых волнах.
В этот момент Джаг почувствовал, что заклятие, наложенное на него магом, все еще действовало, — сфера, в которую он был заключен, стремительно сдвинулась с места. Он испуганно попытался позвать на помощь, но по-прежнему не мог вымолвить ни слова.
Рейшо подбежал к нему и обхватил невидимую сферу руками. Всем своим весом молодой матрос придавил ее к палубе так, чтобы двеллер не упал за борт. Пузырь лопнул, хотя Джаг и не был уверен, в том ли было дело, что он преодолел границу действия чар волшебника, или в том, что маг выпустил его из поля зрения. Согласно книгам по черной и белой магии, и то и другое было весьма важно.
Возможно, дело было и в том, что где-то в морских глубинах Эртономус Дрон встретил наконец свою смерть.
Двеллер знал только, что Рейшо не дал ему упасть в морскую пучину и встретить ту же судьбу, которая настигла старого волшебника. И он снова мог дышать. Джаг проверил это, глубоко вздохнув.
— Все в порядке, книгочей, — сказал Рейшо. — Теперь ты в безопасности.
— Теперь — да, — отозвался Джаг. — Ты опять спас мне жизнь.
Молодой матрос встал и протянул руку, чтобы помочь Джагу подняться.
— Эй, Рейшо, — воскликнул Навин, вытирая кровь с глубокой царапины на щеке, — а ловко это у тебя вышло с сетью. Жаль, что ты не сразу это придумал.
— Ну… — начал было молодой матрос, выпятив грудь.
Тут раздался жуткий треск ломающихся досок. «Мясная муха» вздрогнула и резко накренилась. «Ветрогон», все еще прикованный к ней абордажными цепями, врезался в гоблинский корабль. Доски снова затрещали, и палуба под ногами Джага вздыбилась.
— Рейшо, олух ты эдакий! — крикнул один из матросов. — А ты не подумал, что этот якорь устроит, когда дойдет до дна?
Судя по выражению лица своего приятеля, двеллер понял, что это Рейшо как-то упустил из виду. Правда, Джаг его в этом обвинять бы не стал. Смекалка молодого матроса спасла их всех от гнева волшебника.
Но «Мясной мухе» пришел конец.
— Всем покинуть тюрабль, — приказал капитан Аттикус.
«Ветрогон» снова и снова ударял в «Мясную муху», и каждое столкновение все сильнее ломало гоблинскую шхуну. За одно мгновение «Мясная муха» осела на добрый десяток футов — трюм ее стремительно наполнялся водой.
Палуба накренилась, и мимо Джага пролетел голубой сверток. Книга! Он в последний момент не дал загадочному тому плюхнуться в воду, плескавшуюся за кормовой надстройкой. Присев, двеллер схватил книгу и упрятал ее обратно за пазуху.
По команде капитана Аттикуса пираты забрали тела своих мертвых товарищей, подбежали к борту и стали перебираться на палубу «Ветрогона». Эту задачу одновременно и облегчал, и осложнял тот факт, что их судно продолжало биться о гоблинский корабль, пока оба они сражались с тягой якоря.
Рейшо задержался на корме ровно настолько, чтобы отломать якорное колесо и бросить его за борт, освободив тем самым оба корабля. Но к тому времени матросы на палубе уже ходили по колено в воде и «Мясная муха» опустилась ниже палубы «Ветрогона».
Когда всех погибших в схватке людей переместили с гоблинской шхуны на «Ветрогон», Джаг тоже перешел по цепям на свое судно. Когда он добрался до палубы, сил у него уже не оставалось совершенно, но он все равно помог убрать абордажные цепи.
Последние матросы, среди которых был и Рейшо, сошли с «Мясной мухи», когда ее носовая и кормовая надстройки уже погрузились в воду. К этому моменту гибнущий корабль держали на плаву только природная плавучесть дерева и, возможно, несколько воздушных карманов в трюме.
«Ветрогон» начал выбираться из водоворота, созданного тонущим судном. Он тоже сильно пострадал; а кроме мертвых моряков на палубе много было и тяжелораненых.
Капитан Аттикус, бледный и осунувшийся от боли и потери крови, скомандовал поднять паруса. Вздрагивая, будто он и сам был ранен, «Ветрогон» медленно отошел от тонущего гоблинского корабля.
Наверху, на реях, разворачивая паруса вместе с остальной командой, Джаг с болью подумал о том, сколько народу потерял экипаж пиратов. Он снова и снова виновато возвращался мыслью к книге у себя за пазухой. Какие в ней скрывались тайны? И стоила ли она жизней стольких его товарищей, защитников Рассветных Пустошей?
9. НЕОБЫЧНЫЙ ДАР
Этот вопрос двеллера удивил. Он не знал, что Крафа знают за пределами Рассветных Пустошей. С другой стороны, тот несколько раз сопровождал Великого магистра Фонарщика в его путешествиях на материк — или, по крайней мере, отправлял Великого магистра через Кровавое море.
— Я разузнаю твои секреты, маленькое дрянное существо, — угрожающе посулил маг, — Есть люди, которые дорого заплатят за то, что ты можешь знать.
— Эй, — воскликнул в этот момент Рейшо, выходя из толпы с рыбачьей сетью в руках. — Эй, волшебник!
Эртономус Дрон раздраженно повернулся к матросу, но не успел он сказать хотя бы слово, как тот бросил сеть.
Маг вскинул руку, и сеть на мгновение застыла в воздухе, но все же продолжила свое движение. Джаг решил, что дело было в том, что сеть не была метательным оружием — некоторая магия действовала только на атаки острыми предметами или тем, что волшебник, применяющий заклятие, признавал как смертельно опасное. А может, дело было в том, что сеть была больше копья или стрелы.
Как бы то ни было, сеть раздулась будто медуза и упала на мага. Она была недостаточно тяжелая, чтобы сбить его с ног, но Эртономус Дрон все же пошатнулся. Пузырь вокруг двеллера слегка расширился, и тот даже смог сделать несколько судорожных вдохов. Потом магический кокон снова сжался так, что едва не сломал Джагу кости, а воздух опять превратился в густой сироп.
— Ты за это заплатишь, дерзкий глупец, — зловеще процедил сквозь зубы волшебник. Он просунул свободную руку сквозь ячейки сети и взмахнул ею, призывая темные силы, которым служил.
Сверкающая волна ударила в Рейшо и отшвырнула его прочь. Он отлетел назад и с такой силой врезался в борт кормовой надстройки, что несколько досок треснуло.
Эртономус Дрон вцепился руками в сеть, пытаясь разорвать свои путы, но та не поддавалась и все больше запутывалась вокруг него.
Трое других матросов рванулись вперед, намереваясь воспользоваться слабостью мага. Если бы густая жид-ость, булькавшая в легких двеллера, позволяла ему говорить, он попытался бы остановить их от этого смертельно опасного поступка. Эртономус Дрон согнул пальцы, потом вытянул их вперед. Матросы дернулись, будто пронзенные гарпунами. Из ран, внезапно открывшихся у них на груди, забила кровь.
— Теперь, — злобно сказал волшебник, повернувшись к Рейшо, — тебе придется…
— А вот хрена тебе! — воскликнул тот. Молодой матрос резко наклонился вперед, и в руке его словно чудом оказался метательный нож.
На мгновение двеллер решил, что усилия его друга окажутся столь же тщетными, что и предыдущие. Но Рейшо направил бросок вовсе не в старого мага.
Нож дважды перевернулся в воздухе и ударил прямо в рычаг, отпускавший кормовой якорь. От удара рычаг дернулся и отомкнулся, и с колеса начала с громким звоном отматываться цепь.
В этот же момент между магом и молодым матросом дернулся моток веревки. Совершенно ошеломленный происходящим, Джаг озадаченно хлопал глазами, но потом все-таки понял, в чем дело и чего добивался его друг.
Один конец веревки был привязан к якорной цепи и тянулся вместе с ней вниз, а другой — к рыбацкой сети, в которой запутался Эртономус Дрон. Волшебник тоже понял, что сейчас произойдет, и принялся лихорадочно разрывать сеть.
Но он еще не успел освободиться, когда веревка натянулась и вес якоря и цепи сбил его с ног. Маг хрипло вскрикнул, и Джаг почувствовал, как ему было страшно — Эртономус Дрон был похож в этот момент вовсе не на волшебника, а на обыкновенного старика, который страшно не хочет умирать.
Царапаясь, будто падающая с ветки кошка, волшебник попытался ухватиться за борт кормовой надстройки, но попытка его не увенчалась успехом. Вслед за цепью он рухнул в воду и скрылся в темных серо-зеленых волнах.
В этот момент Джаг почувствовал, что заклятие, наложенное на него магом, все еще действовало, — сфера, в которую он был заключен, стремительно сдвинулась с места. Он испуганно попытался позвать на помощь, но по-прежнему не мог вымолвить ни слова.
Рейшо подбежал к нему и обхватил невидимую сферу руками. Всем своим весом молодой матрос придавил ее к палубе так, чтобы двеллер не упал за борт. Пузырь лопнул, хотя Джаг и не был уверен, в том ли было дело, что он преодолел границу действия чар волшебника, или в том, что маг выпустил его из поля зрения. Согласно книгам по черной и белой магии, и то и другое было весьма важно.
Возможно, дело было и в том, что где-то в морских глубинах Эртономус Дрон встретил наконец свою смерть.
Двеллер знал только, что Рейшо не дал ему упасть в морскую пучину и встретить ту же судьбу, которая настигла старого волшебника. И он снова мог дышать. Джаг проверил это, глубоко вздохнув.
— Все в порядке, книгочей, — сказал Рейшо. — Теперь ты в безопасности.
— Теперь — да, — отозвался Джаг. — Ты опять спас мне жизнь.
Молодой матрос встал и протянул руку, чтобы помочь Джагу подняться.
— Эй, Рейшо, — воскликнул Навин, вытирая кровь с глубокой царапины на щеке, — а ловко это у тебя вышло с сетью. Жаль, что ты не сразу это придумал.
— Ну… — начал было молодой матрос, выпятив грудь.
Тут раздался жуткий треск ломающихся досок. «Мясная муха» вздрогнула и резко накренилась. «Ветрогон», все еще прикованный к ней абордажными цепями, врезался в гоблинский корабль. Доски снова затрещали, и палуба под ногами Джага вздыбилась.
— Рейшо, олух ты эдакий! — крикнул один из матросов. — А ты не подумал, что этот якорь устроит, когда дойдет до дна?
Судя по выражению лица своего приятеля, двеллер понял, что это Рейшо как-то упустил из виду. Правда, Джаг его в этом обвинять бы не стал. Смекалка молодого матроса спасла их всех от гнева волшебника.
Но «Мясной мухе» пришел конец.
— Всем покинуть тюрабль, — приказал капитан Аттикус.
«Ветрогон» снова и снова ударял в «Мясную муху», и каждое столкновение все сильнее ломало гоблинскую шхуну. За одно мгновение «Мясная муха» осела на добрый десяток футов — трюм ее стремительно наполнялся водой.
Палуба накренилась, и мимо Джага пролетел голубой сверток. Книга! Он в последний момент не дал загадочному тому плюхнуться в воду, плескавшуюся за кормовой надстройкой. Присев, двеллер схватил книгу и упрятал ее обратно за пазуху.
По команде капитана Аттикуса пираты забрали тела своих мертвых товарищей, подбежали к борту и стали перебираться на палубу «Ветрогона». Эту задачу одновременно и облегчал, и осложнял тот факт, что их судно продолжало биться о гоблинский корабль, пока оба они сражались с тягой якоря.
Рейшо задержался на корме ровно настолько, чтобы отломать якорное колесо и бросить его за борт, освободив тем самым оба корабля. Но к тому времени матросы на палубе уже ходили по колено в воде и «Мясная муха» опустилась ниже палубы «Ветрогона».
Когда всех погибших в схватке людей переместили с гоблинской шхуны на «Ветрогон», Джаг тоже перешел по цепям на свое судно. Когда он добрался до палубы, сил у него уже не оставалось совершенно, но он все равно помог убрать абордажные цепи.
Последние матросы, среди которых был и Рейшо, сошли с «Мясной мухи», когда ее носовая и кормовая надстройки уже погрузились в воду. К этому моменту гибнущий корабль держали на плаву только природная плавучесть дерева и, возможно, несколько воздушных карманов в трюме.
«Ветрогон» начал выбираться из водоворота, созданного тонущим судном. Он тоже сильно пострадал; а кроме мертвых моряков на палубе много было и тяжелораненых.
Капитан Аттикус, бледный и осунувшийся от боли и потери крови, скомандовал поднять паруса. Вздрагивая, будто он и сам был ранен, «Ветрогон» медленно отошел от тонущего гоблинского корабля.
Наверху, на реях, разворачивая паруса вместе с остальной командой, Джаг с болью подумал о том, сколько народу потерял экипаж пиратов. Он снова и снова виновато возвращался мыслью к книге у себя за пазухой. Какие в ней скрывались тайны? И стоила ли она жизней стольких его товарищей, защитников Рассветных Пустошей?
9. НЕОБЫЧНЫЙ ДАР
Он выживет? Джаг, возившийся со стрелой, застрявшей в груди капитана Аттикуса, устало вытер со лба пот. Рейшо стоял рядом с ним на коленях, подавая ему хирургические инструменты, горячую воду и чистые полотенца. К счастью, лежал капитан в своей каюте на своей собственной постели.
— Выживет. — Двеллер бросил взгляд на рану Аттикуса, из которой торчал сломанный конец стрелы. — Судя по местоположению стрелы и тому, что капитан не кашляет кровью, можно предположить, что легкое стрела не задела.
— Я так понимаю, это хорошо?
— Да, — кивнул Джаг, — очень даже хорошо. Потому что если бы она проткнула легкое, я бы его, наверное, спасти не смог.
— Так значит, если б стрела туда попала, ты не смог бы спасти капитана?
Двеллер пожал плечами.
— Скорее всего, не смог бы. Опытные целители знают, полагаю, как поступать в подобных случаях, но я с таким до сих пор не сталкивался.
— А с тем, что сейчас делаешь?
— Такое было. Три раза. Один раз мне пришлось доставать стрелу из собственной ноги, когда я застрял в Унылых болотах. Тогда вся сложность была в том, что-бы не оставлять за собой крови, иначе вольфуры мигом бы меня по ней выследили. — Память о той операции до сих пор иногда заставляла Джага вскакивать ночью в холодном поту.
— Ты был в Унылых болотах?
Двеллер прижал стрелу большим пальцем и обнаружил, что она шевелится с достаточной легкостью. Хорошо — значит, мышцы вокруг нее не сомкнулись и не зажали стрелу на одном месте. В противном случае достать ее было бы сложнее и выздоравливать Аттикусу пришлось бы гораздо дольше.
— Да. Дважды. И оба раза не по собственной воле.
— С Великим магистром Фонарщиком ездил, значит. Джаг кивнул.
— И как там? — поинтересовался его друг. — Я-то никогда в этих местах не бывал.
— Мокро очень. А в лесах бродят твари, которые только того и хотели, что прикончить нас и съесть. И еще там полным-полно москитов размером с мой кулак.
— Вы туда за сокровищами ходили? Я слышал, там, в болотах, целые города затонувшие.
— Мы нашли три города. Приподними капитана немножко и переверни на бок.
Наклонившись вперед, матрос без всякого напряжения выполнил указание.
— Три города, — повторил он. — И что, нашли вы там какие-нибудь сокровища?
— Нашли, только пришлось спешно оттуда убираться, местные обитатели нашему появлению не очень-то обрадовались. И вообще, мы не за тем туда шли.
— За книгой, небось, дело ясное.
Стрела высовывалась из спины капитана Аттикуса примерно на пару дюймов. Головка у нее была гладкая, и двеллер знал, что это большая удача: широкая головка с четырьмя крестообразно расположенными острыми краями причинила бы, впившись в тело, куда больше повреждений. Такие раны оставались открытыми, и жертва чаще всего истекала кровью.
Джаг достал пару щипцов из тех, что хранились на корабле. На «Ветрогоне» со всеми проблемами раненые до сих пор обращались к квартирмейстеру. К несчастью, Люциус погиб одним из первых, и сейчас его тело вместе с остальными лежало на палубе, завернутое в парусину. Как оказалось, из оставшихся в живых членов экипажа только у двеллера оказался хоть какой-то опыт целителя.
— Верно, именно за книгой. Вообще-то мы их девять штук нашли. — Джаг щипцами ухватил сломанную стрелу.
— А люди тогда погибли? — спросил Рейшо, понизив голос. — Из тех, что с тобой и Великим магистром отправились?
— Да. — Джаг потянул стрелу. Капитан Аттикус дернулся. — Рейшо, мне надо, чтобы ты покрепче держал капитана. Я собираюсь сейчас выдернуть стрелу.
— А разве у него кровь не потечет?
— Потечет, конечно. Но немного. И ее количество можно сократить, прижав рану. Мы специально подождали какое-то время, чтобы приток крови к ране уменьшился.
— А что, разве так случается?
— Конечно. Ты никогда не замечал, как из царапины постепенно перестает течь кровь?
— Замечал. — Молодой матрос обхватил капитана по-над ежнее.
— Если бы кровотечение рано или поздно само собой не прекращалось, можно было бы умереть даже от маленькой царапины. Правда, когда рана слишком глубокая, этого может и не произойти… — Джаг снова взялся за стрелу. Дергать он не стал — так можно было бы причинить капитану новые повреждения, и он, возможно, даже лишился бы возможности пользоваться рукой. Стрела медленно заскользила сквозь грудь капитана, выходя наружу. Из раны, заливая руки и щипцы двеллера, потекла кровь. Его слегка замутило. Даже после всего, что Джагу пришлось пережить, после всего, что он видел, от такой работы ему становилось не по себе.
— Тебя этому аптекарь научил? — поинтересовался Рейшо.
— Кое-чему я научился от самых разных людей, — сказал двеллер. — Аптекарей, травников, цирюльников — им ведь тоже приходится лечить раны. Но большинству того, что я знаю, я научился из книг, и тому, как обращаться с такими ранами, как у капитана, тоже. Я видел, как от стрелы, пробившей грудь насквозь, люди умирали.
— Это когда в сердце попадают?
— И в сердце тоже. Но от такой раны погибают быстро. Вот если человеку легкие пробить, он медленнее умрет.
— Как олень, — рассудил матрос. — Им в легкие целятся, и пока они лежат в агонии, охотник им горло перерезает, чтобы они спокойно умерли.
— Да. — Джаг вспомнил двоих, умерших такой медленной смертью. В путешествиях с Великим магистром Фонарщиком ему приходилось видеть вещи не менее страшные, чем в гоблинских шахтах.
Сломанная стрела вышла наружу, и капитан Аттикус издал громкий стон.
Опасаясь, что он сделал что-то не так, двеллер взглянул на своего пациента, но боль, видимо, угасла, и капитан снова погрузился в глубокий сон.
— Сегодня много хороших моряков погибло, — заметил Рейшо через некоторое время.
— Я знаю. — Джаг старался об этом не думать, но ничего не получалось. Прежде всего надо было лечить капитана, но его внимания ждали и другие раненые. Двеллер у не хотелось этим заниматься. Он знал, что двое из матросов скорее всего, несмотря на все его усилия, этой ночью умрут. Знания кое-какие у него, конечно, были, но главное, что Джаг знал, — это то, что их не хватает.
Я библиотекарь, не врач, с горечью подумал он.
— И все ради книги, которую ты даже не можешь прочитать, — сказал молодой матрос.
Слова друга сильно задели двеллера.
— Прости. Мне не стоило этого говорить, — заметив это, пробормотал Рейшо.
— Да ничего, — отозвался Джаг, хотя на самом деле вовсе так не думал. Но он знал, что большинство членов экипажа, занимавшихся сейчас ремонтом корабля и ухаживавших за ранеными товарищами, думали так же.
— Может, книга окажется важной, — вздохнул матрос — Ее ведь волшебник охранял.
От этих слов двеллер еще более ощутил свою беспомощность. Конечно, книга, которую Эртономус Дрон перевозил куда-то на корабле гоблинов, должна была быть очень важной, но пока он не мог ее прочитать, он не мог быть в этом уверен. Книгу следовало доставить в Рассветные Пустоши, а «Ветрогон» именно туда и направлялся. Но если бы ему, Джагу, хватило знаний, он бы ее прочитал и подготовился бы к встрече с Великим магистром Фонарщиком. Вместе они бы решили, что с ней делать.
Это если книга не окажется сборником кулинарных рецептов, с горечью подумал Джаг. Если в ней будет какая-нибудь такая ерунда или выдумки, пригодные лишь для крыла Хральбомма, двеллер знал, что не переживет позора.
Утешала его только мысль о том, что вряд ли волшебник станет охранять столь мощными заклятиями кулинарную книгу.
Разве что Эртономус Дрон сам не знал ее содержания…
— Может, в книге сказано про то, где искать сокровища, — с надеждой предположил Рейшо.
— Вряд ли. — Джаг приложил к ранам капитана траву Край лиса, чтобы избежать заражения и свести к минимуму кровотечение. Он уже попросил кока приготовить отвар Фосдика от боли и лихорадки. — В книгах про сокровища обычно бывают карты.
— А тут нету?
— Ни одной. Значит, это скорее всего не исторический труд, не биография и не научная книга. Во всех них обычно бывают иллюстрации. Она и не по математике, иначе в ней были бы формулы. Даже если бы тот, кто написал книгу, использовал символы счетных систем, неизвестных Хранилищу Всех Известных Знаний, их все равно можно было бы выделить на странице.
— Если ты не знаешь, что это, и никогда такого не видел, — заметил молодой матрос, — то Хранилище Всех Известных Знаний носит не такое уж подходящее название.
— Ты прав, — тихо согласился Джаг. — Когда Древние построили Библиотеку, то намеревались сохранить в ней все мировые знания. Но даже армии людей, эльфов и гномов не могли спасти все библиотеки, рассеянные по землям, которые осадил и разграбил лорд Харрион и предводительствуемые им гоблины. Многое навсегда оказалось утеряно. — Он взял приготовленные бинты и быстро перевязал раны капитана.
Когда наконец двеллер оказался доволен делом своих рук, он собрал инструменты и вышел из каюты капитана на палубу. Прищурившись, он посмотрел на голубое небо и сиявшее в нем яркое солнце.
«Ветрогон», оставив Потрепанные острова, легко и свободно шел в открытом море. Если бы не мертвецы на верхней палубе и раненые, многих их которых, возможно, вскоре ожидала та же участь, день можно было бы назвать прекрасным.
— Ладно, — сказал Рейшо, — раз капитана мы под лечили, я пойду посмотрю, не надо ли чем помочь Навину с ремонтом корабля — Если тебе еще что понадобится, зови. Он направился к кормовой надстройке, где на обычном месте капитана стоял теперь его первый помощник.
Джаг с тяжелым сердцем направился к люку, ведущему вниз. Сейчас он особенно остро ощущал свое одиночество. Двеллер не прекращал размышлять о книге и о том, что могут означать записи в ней, и злился сам на себя, потому что больше всего ему хотелось уединиться и посмотреть, не сможет ли он их расшифровать.
— Отец Океан, — произнес капитан Аттикус звучным уверенным голосом, хотя Джаг знал, что он не мог не испытывать слабости, — мы отдаем тебе тела этих храбрых моряков, которым ты оказал честь покоиться на своем дне, хоть им иногда и приходилось, выбиваясь из сил, сражаться с тобой. Прими их в свои объятия и открой им свои тайны, которых они так и не узнали при жизни.
Солнце склонялось к горизонту, и двеллер, позаботившись обо всех раненых, стоял вместе с другими моряками на палубе. Один из тех, чьи раны он по мере своих способностей перевязывал, умер, не приходя в себя. Джаг надеялся, что смерть его и правда была такой мирной, какой казалось.
Семнадцать тел были зашиты в парусину; корабельные запасы этой ткани оказались почти израсходованы. Ни одному капитану не хотелось, говоря по чести, использовать таким образом качественную ткань, и капитан Аттикус вполне мог бы просто сбросить тела за борт.
Но это были их товарищи, которые долгое время жили с ними рядом и вместе держали в тайне существование Хранилища Всех Известных Знаний в Рассветных Пустошах.
Один за одним члены экипажа пропели прощание с мертвыми, и семнадцать павших в бою моряков погрузились в морскую пучину, а «Ветрогон» поспешил дальше на запад, в Кровавое море.
Джага морское погребение ужасало. На дне океана тела поедали крабы и рыбы, пока не оставляли от них одни кости. Двеллер слегка вздрогнул от этой мысли, зная, что, если ему и удастся заснуть сегодня, сны его будут беспокойными.
Когда церемония закончилась, матросы вернулись к своим делам. Чтобы привести «Ветрогон» в порядок, требовалось еще много работы.
С двеллером никто из них не заговорил, и он знал, что все они винили его в смерти своих товарищей. Он и сам себя в этом винил.
И все из-за книги, которую он даже не мог перевести.
— Библиотекарь Джаг!
Услышав голос капитана, двеллер повернулся к кормовой надстройке. Капитан Аттикус стоял у бортика; его левую руку поддерживала перевязь.
— Слушаю, сэр? — отозвался Джаг. Наверху затрещала оснастка и хлопнули паруса. «Ветрогон» словно скаковая лошадь мчался бешеным аллюром по морским волнам.
— Подкрепиться вы могли бы и в кают-компании.
В одной руке у двеллера была тарелка, а в другой кружка чая из ягод чулоц. На тарелке горкой лежали пряники, орехи, лепешки, тушеные кусочки говядины и сыр. За пазуху он спрятал пару яблок. На самом деле для завтрака было уже поздно, а для обеда рано, но он еще не успел поесть, потому что встал сегодня несколько позднее: почти до самого утра работал при свете фонаря. Глаза у него все еще горели и болели от перенапряжения и недосыпания.
— Так тоже неплохо, сэр, — сказал Джаг. — На свежем воздухе разыгрывается аппетит. — Двеллер не поэтому поглощал свой завтрак на палубе, и они оба это прекрасно знали. Хотя со времени нападения на «Мясную муху» прошло три дня, команда все еще предпочитала Держаться от него подальше. Он стал изгоем на этом маленьком островке среди огромного океана.
Ничуть не облегчало дела и то, что его освободили от работ по ремонту корабля — в трюме дел оказалось выше головы, просмолка грозилась вот-вот разойтись, и надо было заделывать треснувшие доски корпуса. «Ветрогон» набирал воду, но не слишком быстро, и команда пока вполне с этим справлялась.
— Мне хотелось бы побеседовать с вами кое о чем, библиотекарь Джаг.
Двеллер неохотно поднялся на кормовую надстройку, зная, что капитан непременно примется расспрашивать о том, есть ли прогресс в переводе книги, за которую отдали жизни семнадцать человек, несколько десятков гоблинов и один волшебник. Книга вместе с дневником лежала у Джага за пазухой.
— Как продвигаются дела, библиотекарь? — спросил капитан, не отрывая взгляда от горизонта вдали. Серо-зеленая вода уже начинала приобретать красноватый оттенок, которому Кровавое море было обязано своим именем.
— Я все еще предпринимаю попытки расшифровать текст, — ответил двеллер, решив сразу перейти к делу и сберечь время.
Я в этом и не сомневался, — заметил капитан Аттикус.
— Но результата я еще не добился.
Аттикус коротко кивнул.
— Меня это не радует, библиотекарь. Я надеялся сообщить экипажу о ваших успехах в расшифровке книги в надежде, что это облегчит ребятам перенести горе от потери товарищей.
Про себя Джаг сомневался, что это возможно. Мало кому из так называемых «пиратов», бороздивших Кровавое море, приходилось платить за это жизнью. Обычно команды таких кораблей, как только в окрестностях появлялся посторонний корабль, просто поднимали флаг с черепом и скрещенными костями, и это отпугивало тех, кто мог обнаружить остров.
— Я понимаю, — вздохнул двеллер.
— Очень тяжело терять так много хороших ребят. Джаг не знал, что на это ответить.
— Вот еще что, библиотекарь. — Капитан Аттикус продолжал смотреть в море. — Если вы обнаружите, что мы спасли всего лишь кулинарную книгу, я бы предпочел, чтобы матросы об этом не узнали. Даже дома в порту. — Он сделал паузу. — Вам это понятно?
— Вполне.
— Тогда поговорим, когда у вас будут новости.
— Разумеется, сэр.
Капитан взмахом руки дал двеллеру понять, что он свободен, и тот спустился с надстройки и поплелся вдоль борта. От этого разговора он почти потерял свой обычно хороший аппетит, вполне соответствующий традициям его сородичей.
Никто не верил, что у него получится. Джаг это знал. После трех дней абсолютно никто не верил, что он сможет прочесть эту книгу. Более того, экипаж «Ветрогона» считал, что даже если он это и сделает, то книга вполне может оказаться мало что значащим пустячком.
Двеллер добрался до оснастки на носу и уселся, скрестив ноги, на бухту линей. Он положил тарелку на колени и попытался успокоиться, глядя на воду.
Приближался полдень. На Джага падала тень от фока, и он в своих свободных штанах и рубахе стал ощущать прохладу. Вдали двеллер заметил первые слабые струйки тумана, обычно укрывавшего Кровавое море.
Туман означал, что Рассветные Пустоши были всего в нескольких днях пути, и при виде его Джага охватило незнакомое ему дотоле чувство. Ему было и сладко, и горько на душе; он возвращался домой после многих недель, проведенных вдали от родного города, Библиотеки и Великого магистра, и после всех увиденных им ужасов ему хотелось вернуться туда, в знакомый мир.
Он зря уехал. Не надо было этого делать. Великий магистр Фонарщик напрасно пытался заставить его задуматься над этим перед отъездом.
Ну, зато теперь он понял.
Он только надеялся, что сможет хотя бы найти ключ к переводу, до того как «Ветрогон» бросит якорь в Дальних доках. После всего пережитого Джаг не вынес бы возвращения в Хранилище Всех Известных Знаний с загадкой, которую он не смог разрешить, несмотря на то что Великий магистр убил на него столько времени.
Матросы сегодня работали на верхней палубе. Он слышал за спиной их голоса и чувствовал, как далек от них. Джаг вспомнил рассказы Великого магистра Фонарщика о его первом плавании на борту «Одноглазой Пегги» и о том, как за несколько дней он превратился из чистильщика картошки в настоящего пирата.
Но Великий магистр на борту пиратского корабля сумел спасти жизни моряков. Когда на оснастку судна села эмбир, крылатая огненная женщина, существо, созданное в конце Переворота лордом Харрионом, Вик Фонарщик, знавший, что ей под силу несколькими взмахами руки дотла сжечь их корабль, превозмогая страх, поднялся по вантам и поговорил с эмбир, убедив ее не причинять вреда им и кораблю.
— Выживет. — Двеллер бросил взгляд на рану Аттикуса, из которой торчал сломанный конец стрелы. — Судя по местоположению стрелы и тому, что капитан не кашляет кровью, можно предположить, что легкое стрела не задела.
— Я так понимаю, это хорошо?
— Да, — кивнул Джаг, — очень даже хорошо. Потому что если бы она проткнула легкое, я бы его, наверное, спасти не смог.
— Так значит, если б стрела туда попала, ты не смог бы спасти капитана?
Двеллер пожал плечами.
— Скорее всего, не смог бы. Опытные целители знают, полагаю, как поступать в подобных случаях, но я с таким до сих пор не сталкивался.
— А с тем, что сейчас делаешь?
— Такое было. Три раза. Один раз мне пришлось доставать стрелу из собственной ноги, когда я застрял в Унылых болотах. Тогда вся сложность была в том, что-бы не оставлять за собой крови, иначе вольфуры мигом бы меня по ней выследили. — Память о той операции до сих пор иногда заставляла Джага вскакивать ночью в холодном поту.
— Ты был в Унылых болотах?
Двеллер прижал стрелу большим пальцем и обнаружил, что она шевелится с достаточной легкостью. Хорошо — значит, мышцы вокруг нее не сомкнулись и не зажали стрелу на одном месте. В противном случае достать ее было бы сложнее и выздоравливать Аттикусу пришлось бы гораздо дольше.
— Да. Дважды. И оба раза не по собственной воле.
— С Великим магистром Фонарщиком ездил, значит. Джаг кивнул.
— И как там? — поинтересовался его друг. — Я-то никогда в этих местах не бывал.
— Мокро очень. А в лесах бродят твари, которые только того и хотели, что прикончить нас и съесть. И еще там полным-полно москитов размером с мой кулак.
— Вы туда за сокровищами ходили? Я слышал, там, в болотах, целые города затонувшие.
— Мы нашли три города. Приподними капитана немножко и переверни на бок.
Наклонившись вперед, матрос без всякого напряжения выполнил указание.
— Три города, — повторил он. — И что, нашли вы там какие-нибудь сокровища?
— Нашли, только пришлось спешно оттуда убираться, местные обитатели нашему появлению не очень-то обрадовались. И вообще, мы не за тем туда шли.
— За книгой, небось, дело ясное.
Стрела высовывалась из спины капитана Аттикуса примерно на пару дюймов. Головка у нее была гладкая, и двеллер знал, что это большая удача: широкая головка с четырьмя крестообразно расположенными острыми краями причинила бы, впившись в тело, куда больше повреждений. Такие раны оставались открытыми, и жертва чаще всего истекала кровью.
Джаг достал пару щипцов из тех, что хранились на корабле. На «Ветрогоне» со всеми проблемами раненые до сих пор обращались к квартирмейстеру. К несчастью, Люциус погиб одним из первых, и сейчас его тело вместе с остальными лежало на палубе, завернутое в парусину. Как оказалось, из оставшихся в живых членов экипажа только у двеллера оказался хоть какой-то опыт целителя.
— Верно, именно за книгой. Вообще-то мы их девять штук нашли. — Джаг щипцами ухватил сломанную стрелу.
— А люди тогда погибли? — спросил Рейшо, понизив голос. — Из тех, что с тобой и Великим магистром отправились?
— Да. — Джаг потянул стрелу. Капитан Аттикус дернулся. — Рейшо, мне надо, чтобы ты покрепче держал капитана. Я собираюсь сейчас выдернуть стрелу.
— А разве у него кровь не потечет?
— Потечет, конечно. Но немного. И ее количество можно сократить, прижав рану. Мы специально подождали какое-то время, чтобы приток крови к ране уменьшился.
— А что, разве так случается?
— Конечно. Ты никогда не замечал, как из царапины постепенно перестает течь кровь?
— Замечал. — Молодой матрос обхватил капитана по-над ежнее.
— Если бы кровотечение рано или поздно само собой не прекращалось, можно было бы умереть даже от маленькой царапины. Правда, когда рана слишком глубокая, этого может и не произойти… — Джаг снова взялся за стрелу. Дергать он не стал — так можно было бы причинить капитану новые повреждения, и он, возможно, даже лишился бы возможности пользоваться рукой. Стрела медленно заскользила сквозь грудь капитана, выходя наружу. Из раны, заливая руки и щипцы двеллера, потекла кровь. Его слегка замутило. Даже после всего, что Джагу пришлось пережить, после всего, что он видел, от такой работы ему становилось не по себе.
— Тебя этому аптекарь научил? — поинтересовался Рейшо.
— Кое-чему я научился от самых разных людей, — сказал двеллер. — Аптекарей, травников, цирюльников — им ведь тоже приходится лечить раны. Но большинству того, что я знаю, я научился из книг, и тому, как обращаться с такими ранами, как у капитана, тоже. Я видел, как от стрелы, пробившей грудь насквозь, люди умирали.
— Это когда в сердце попадают?
— И в сердце тоже. Но от такой раны погибают быстро. Вот если человеку легкие пробить, он медленнее умрет.
— Как олень, — рассудил матрос. — Им в легкие целятся, и пока они лежат в агонии, охотник им горло перерезает, чтобы они спокойно умерли.
— Да. — Джаг вспомнил двоих, умерших такой медленной смертью. В путешествиях с Великим магистром Фонарщиком ему приходилось видеть вещи не менее страшные, чем в гоблинских шахтах.
Сломанная стрела вышла наружу, и капитан Аттикус издал громкий стон.
Опасаясь, что он сделал что-то не так, двеллер взглянул на своего пациента, но боль, видимо, угасла, и капитан снова погрузился в глубокий сон.
— Сегодня много хороших моряков погибло, — заметил Рейшо через некоторое время.
— Я знаю. — Джаг старался об этом не думать, но ничего не получалось. Прежде всего надо было лечить капитана, но его внимания ждали и другие раненые. Двеллер у не хотелось этим заниматься. Он знал, что двое из матросов скорее всего, несмотря на все его усилия, этой ночью умрут. Знания кое-какие у него, конечно, были, но главное, что Джаг знал, — это то, что их не хватает.
Я библиотекарь, не врач, с горечью подумал он.
— И все ради книги, которую ты даже не можешь прочитать, — сказал молодой матрос.
Слова друга сильно задели двеллера.
— Прости. Мне не стоило этого говорить, — заметив это, пробормотал Рейшо.
— Да ничего, — отозвался Джаг, хотя на самом деле вовсе так не думал. Но он знал, что большинство членов экипажа, занимавшихся сейчас ремонтом корабля и ухаживавших за ранеными товарищами, думали так же.
— Может, книга окажется важной, — вздохнул матрос — Ее ведь волшебник охранял.
От этих слов двеллер еще более ощутил свою беспомощность. Конечно, книга, которую Эртономус Дрон перевозил куда-то на корабле гоблинов, должна была быть очень важной, но пока он не мог ее прочитать, он не мог быть в этом уверен. Книгу следовало доставить в Рассветные Пустоши, а «Ветрогон» именно туда и направлялся. Но если бы ему, Джагу, хватило знаний, он бы ее прочитал и подготовился бы к встрече с Великим магистром Фонарщиком. Вместе они бы решили, что с ней делать.
Это если книга не окажется сборником кулинарных рецептов, с горечью подумал Джаг. Если в ней будет какая-нибудь такая ерунда или выдумки, пригодные лишь для крыла Хральбомма, двеллер знал, что не переживет позора.
Утешала его только мысль о том, что вряд ли волшебник станет охранять столь мощными заклятиями кулинарную книгу.
Разве что Эртономус Дрон сам не знал ее содержания…
— Может, в книге сказано про то, где искать сокровища, — с надеждой предположил Рейшо.
— Вряд ли. — Джаг приложил к ранам капитана траву Край лиса, чтобы избежать заражения и свести к минимуму кровотечение. Он уже попросил кока приготовить отвар Фосдика от боли и лихорадки. — В книгах про сокровища обычно бывают карты.
— А тут нету?
— Ни одной. Значит, это скорее всего не исторический труд, не биография и не научная книга. Во всех них обычно бывают иллюстрации. Она и не по математике, иначе в ней были бы формулы. Даже если бы тот, кто написал книгу, использовал символы счетных систем, неизвестных Хранилищу Всех Известных Знаний, их все равно можно было бы выделить на странице.
— Если ты не знаешь, что это, и никогда такого не видел, — заметил молодой матрос, — то Хранилище Всех Известных Знаний носит не такое уж подходящее название.
— Ты прав, — тихо согласился Джаг. — Когда Древние построили Библиотеку, то намеревались сохранить в ней все мировые знания. Но даже армии людей, эльфов и гномов не могли спасти все библиотеки, рассеянные по землям, которые осадил и разграбил лорд Харрион и предводительствуемые им гоблины. Многое навсегда оказалось утеряно. — Он взял приготовленные бинты и быстро перевязал раны капитана.
Когда наконец двеллер оказался доволен делом своих рук, он собрал инструменты и вышел из каюты капитана на палубу. Прищурившись, он посмотрел на голубое небо и сиявшее в нем яркое солнце.
«Ветрогон», оставив Потрепанные острова, легко и свободно шел в открытом море. Если бы не мертвецы на верхней палубе и раненые, многих их которых, возможно, вскоре ожидала та же участь, день можно было бы назвать прекрасным.
— Ладно, — сказал Рейшо, — раз капитана мы под лечили, я пойду посмотрю, не надо ли чем помочь Навину с ремонтом корабля — Если тебе еще что понадобится, зови. Он направился к кормовой надстройке, где на обычном месте капитана стоял теперь его первый помощник.
Джаг с тяжелым сердцем направился к люку, ведущему вниз. Сейчас он особенно остро ощущал свое одиночество. Двеллер не прекращал размышлять о книге и о том, что могут означать записи в ней, и злился сам на себя, потому что больше всего ему хотелось уединиться и посмотреть, не сможет ли он их расшифровать.
— Отец Океан, — произнес капитан Аттикус звучным уверенным голосом, хотя Джаг знал, что он не мог не испытывать слабости, — мы отдаем тебе тела этих храбрых моряков, которым ты оказал честь покоиться на своем дне, хоть им иногда и приходилось, выбиваясь из сил, сражаться с тобой. Прими их в свои объятия и открой им свои тайны, которых они так и не узнали при жизни.
Солнце склонялось к горизонту, и двеллер, позаботившись обо всех раненых, стоял вместе с другими моряками на палубе. Один из тех, чьи раны он по мере своих способностей перевязывал, умер, не приходя в себя. Джаг надеялся, что смерть его и правда была такой мирной, какой казалось.
Семнадцать тел были зашиты в парусину; корабельные запасы этой ткани оказались почти израсходованы. Ни одному капитану не хотелось, говоря по чести, использовать таким образом качественную ткань, и капитан Аттикус вполне мог бы просто сбросить тела за борт.
Но это были их товарищи, которые долгое время жили с ними рядом и вместе держали в тайне существование Хранилища Всех Известных Знаний в Рассветных Пустошах.
Один за одним члены экипажа пропели прощание с мертвыми, и семнадцать павших в бою моряков погрузились в морскую пучину, а «Ветрогон» поспешил дальше на запад, в Кровавое море.
Джага морское погребение ужасало. На дне океана тела поедали крабы и рыбы, пока не оставляли от них одни кости. Двеллер слегка вздрогнул от этой мысли, зная, что, если ему и удастся заснуть сегодня, сны его будут беспокойными.
Когда церемония закончилась, матросы вернулись к своим делам. Чтобы привести «Ветрогон» в порядок, требовалось еще много работы.
С двеллером никто из них не заговорил, и он знал, что все они винили его в смерти своих товарищей. Он и сам себя в этом винил.
И все из-за книги, которую он даже не мог перевести.
— Библиотекарь Джаг!
Услышав голос капитана, двеллер повернулся к кормовой надстройке. Капитан Аттикус стоял у бортика; его левую руку поддерживала перевязь.
— Слушаю, сэр? — отозвался Джаг. Наверху затрещала оснастка и хлопнули паруса. «Ветрогон» словно скаковая лошадь мчался бешеным аллюром по морским волнам.
— Подкрепиться вы могли бы и в кают-компании.
В одной руке у двеллера была тарелка, а в другой кружка чая из ягод чулоц. На тарелке горкой лежали пряники, орехи, лепешки, тушеные кусочки говядины и сыр. За пазуху он спрятал пару яблок. На самом деле для завтрака было уже поздно, а для обеда рано, но он еще не успел поесть, потому что встал сегодня несколько позднее: почти до самого утра работал при свете фонаря. Глаза у него все еще горели и болели от перенапряжения и недосыпания.
— Так тоже неплохо, сэр, — сказал Джаг. — На свежем воздухе разыгрывается аппетит. — Двеллер не поэтому поглощал свой завтрак на палубе, и они оба это прекрасно знали. Хотя со времени нападения на «Мясную муху» прошло три дня, команда все еще предпочитала Держаться от него подальше. Он стал изгоем на этом маленьком островке среди огромного океана.
Ничуть не облегчало дела и то, что его освободили от работ по ремонту корабля — в трюме дел оказалось выше головы, просмолка грозилась вот-вот разойтись, и надо было заделывать треснувшие доски корпуса. «Ветрогон» набирал воду, но не слишком быстро, и команда пока вполне с этим справлялась.
— Мне хотелось бы побеседовать с вами кое о чем, библиотекарь Джаг.
Двеллер неохотно поднялся на кормовую надстройку, зная, что капитан непременно примется расспрашивать о том, есть ли прогресс в переводе книги, за которую отдали жизни семнадцать человек, несколько десятков гоблинов и один волшебник. Книга вместе с дневником лежала у Джага за пазухой.
— Как продвигаются дела, библиотекарь? — спросил капитан, не отрывая взгляда от горизонта вдали. Серо-зеленая вода уже начинала приобретать красноватый оттенок, которому Кровавое море было обязано своим именем.
— Я все еще предпринимаю попытки расшифровать текст, — ответил двеллер, решив сразу перейти к делу и сберечь время.
Я в этом и не сомневался, — заметил капитан Аттикус.
— Но результата я еще не добился.
Аттикус коротко кивнул.
— Меня это не радует, библиотекарь. Я надеялся сообщить экипажу о ваших успехах в расшифровке книги в надежде, что это облегчит ребятам перенести горе от потери товарищей.
Про себя Джаг сомневался, что это возможно. Мало кому из так называемых «пиратов», бороздивших Кровавое море, приходилось платить за это жизнью. Обычно команды таких кораблей, как только в окрестностях появлялся посторонний корабль, просто поднимали флаг с черепом и скрещенными костями, и это отпугивало тех, кто мог обнаружить остров.
— Я понимаю, — вздохнул двеллер.
— Очень тяжело терять так много хороших ребят. Джаг не знал, что на это ответить.
— Вот еще что, библиотекарь. — Капитан Аттикус продолжал смотреть в море. — Если вы обнаружите, что мы спасли всего лишь кулинарную книгу, я бы предпочел, чтобы матросы об этом не узнали. Даже дома в порту. — Он сделал паузу. — Вам это понятно?
— Вполне.
— Тогда поговорим, когда у вас будут новости.
— Разумеется, сэр.
Капитан взмахом руки дал двеллеру понять, что он свободен, и тот спустился с надстройки и поплелся вдоль борта. От этого разговора он почти потерял свой обычно хороший аппетит, вполне соответствующий традициям его сородичей.
Никто не верил, что у него получится. Джаг это знал. После трех дней абсолютно никто не верил, что он сможет прочесть эту книгу. Более того, экипаж «Ветрогона» считал, что даже если он это и сделает, то книга вполне может оказаться мало что значащим пустячком.
Двеллер добрался до оснастки на носу и уселся, скрестив ноги, на бухту линей. Он положил тарелку на колени и попытался успокоиться, глядя на воду.
Приближался полдень. На Джага падала тень от фока, и он в своих свободных штанах и рубахе стал ощущать прохладу. Вдали двеллер заметил первые слабые струйки тумана, обычно укрывавшего Кровавое море.
Туман означал, что Рассветные Пустоши были всего в нескольких днях пути, и при виде его Джага охватило незнакомое ему дотоле чувство. Ему было и сладко, и горько на душе; он возвращался домой после многих недель, проведенных вдали от родного города, Библиотеки и Великого магистра, и после всех увиденных им ужасов ему хотелось вернуться туда, в знакомый мир.
Он зря уехал. Не надо было этого делать. Великий магистр Фонарщик напрасно пытался заставить его задуматься над этим перед отъездом.
Ну, зато теперь он понял.
Он только надеялся, что сможет хотя бы найти ключ к переводу, до того как «Ветрогон» бросит якорь в Дальних доках. После всего пережитого Джаг не вынес бы возвращения в Хранилище Всех Известных Знаний с загадкой, которую он не смог разрешить, несмотря на то что Великий магистр убил на него столько времени.
Матросы сегодня работали на верхней палубе. Он слышал за спиной их голоса и чувствовал, как далек от них. Джаг вспомнил рассказы Великого магистра Фонарщика о его первом плавании на борту «Одноглазой Пегги» и о том, как за несколько дней он превратился из чистильщика картошки в настоящего пирата.
Но Великий магистр на борту пиратского корабля сумел спасти жизни моряков. Когда на оснастку судна села эмбир, крылатая огненная женщина, существо, созданное в конце Переворота лордом Харрионом, Вик Фонарщик, знавший, что ей под силу несколькими взмахами руки дотла сжечь их корабль, превозмогая страх, поднялся по вантам и поговорил с эмбир, убедив ее не причинять вреда им и кораблю.