Одом Мэл. Повелитель книг

Мэл ОДОМ
ПОВЕЛИТЕЛЬ КНИГ

ПРОЛОГ
ЖУТКИЙ ВСАДНИК

   Всадник гнал по тропе коня, громко стучащего копытами по земле. Вокруг раскинулся лес. Из ноздрей скакуна вылетали серые облачка пара, исчезающие в ночной тьме.
   Только что, взлетев на очередной холм, он заметил свет на старом постоялом дворе в горах, куда и держал свой путь. Доставка пакета особого удовлетворения ему не приносила. Но как только он выполнит это задание, ему поручат другое.
   Он надеялся, что уж следующее-то не будет бескровным, как это. Он научился убивать давным-давно и, как только прикончил свою первую жертву, понял, что это пришлось ему по вкусу.
   Внезапно конь под ним споткнулся. Копыта не в такт скользнули по утрамбованной земле и голому камню.
   Животное умирало.
   Всадник это знал, но мог только пожать по сему поводу плечами. Лошадей он, разумеется, не жалел. Три из пяти его последних коней погибли под ним — он скакал на них, пока те не испускали дух, после чего преодолевал оставшиеся мили до следующей станции, где получал свежую лошадь.
   Вначале он был не один. С ним следовали двенадцать спутников.
   Тринадцать. Это число было благоприятно по многим причинам, и пророчества его клана требовали, чтобы по зову волшебника выезжали именно тринадцать всадников. Они никогда не нарушали требований пророчеств и никогда, если уж брались за дело, не отказывались от выполнения поставленной перед ними задачи.
   Теперь их осталось трое. Десять остальных погибли, пробираясь по труднопроходимой местности или сражаясь с ужасными тварями и бандитами-людьми, которые пытались убить их в надежде присвоить золото, что они везли, или пакет, который они должны были доставить.
   Теперь с ним остался только один спутник. Второй несколько миль назад столкнулся со стаей голодных волков, и те задрали под ним лошадь.
   Вернуться за компаньоном или помочь ему им и в голову не пришло. Они сражались бок о бок, только пока направлялись в одну сторону, чтобы выполнить задачу, которую на себя взяли.
   Может, их спутник прибудет на постоялый двор утром, а скорее всего этого не произойдет. Значения это не имело. Важно было только двигаться вперед, причем как можно быстрее.
   Наконец всадники подъехали к постоялому двору; конь под одним из них уже шатался. Но животное добралось почти до самых ворот конюшни, прежде чем у него отказало сердце.
   Когда знакомые ощущения подсказали всаднику, что его скакун вот-вот падет, он высвободил правую ногу из стремени и спрыгнул с седла — и в этот момент мертвый конь замертво повалился на землю.
   Его спутник осадил свою лошадь и тоже спешился.
   Не обращая внимания на изумленные взгляды двух людей и гнома, сидевших под навесом на крыльце постоялого двора с кружками пива в руках, покуривая трубки, всадник, высокий и прямой, поправил два меча у себя на поясе и шагнул вперед.
   Он был выше большинства людей. Весь в черном, закутанный в плащ с капюшоном, он выглядел устрашающе и гордился этим. Он не только великолепно держался в седле, но был еще и опасным в противостоянии воином.
   Всадник знал, что кроме роста, одежды и манеры поведения его выдавали еще и глаза. Когда он выполнял свою задачу, они горели почти безумным пламенем так, что любой мог его опознать.
   Он вошел в небольшое полутемное помещение и огляделся вокруг, чувствуя, что спутник его идет чуть сзади и справа, чтобы, если понадобится, оказать ему помощь в завязавшейся стычке. Ему навстречу уже спешил щуплый старик, судя по всему, хозяин постоялого двора, с тревогой поглядывающий на нового гостя.
   — Что угодно господину? — спросил старик, робко улыбнувшись.
   — Я здесь, — уронил всадник.
   Хозяин постоялого двора несколько удивился.
   — Вижу. Вам нужна комната для вас и вашего друга?
   — Нет, — сказал всадник нетерпеливо. Он не любил разговаривать, не любил долго оставаться в неподвижности, ему не нравилось, когда становилось нечего делать после того, как он выполнял задание.
   Внезапно кто-то произнес:
   — Всадник.
   Он поднял голову и увидел человека на лестнице, ведущей на второй этаж постоялого двора.
   — Ты приехал ко мне, — сказал человек. — Я Даннис.
   Всадник знал это имя. Люди, гномы, эльфы, двеллеры и даже гоблины настаивали на том, чтобы выражать таким образом свою индивидуальность. Всаднику это казалось странным — его сородичи просто знали друг друга, и имена им были ни к чему.
   — Пойдем, — сказал Даннис и сделал ему знак подняться по лестнице.
   Всадник пошел впереди, его спутник последовал за ним. Человек привел их наверх, в маленькую комнату освещенную лампой.
   Свет всаднику не нравился. Он обычно передвигался ночью, и на свету его глаза видели хуже.
   Даннис был плотным немолодым человеком с гладко выбритым лицом. Большинство не обратили бы на него внимания, но всадник ощутил в нем магию. Среди всадников магия была чем-то врожденным, он это знал, а вот люди собирали в себе магию будто болезнь.
   — Пакет у тебя? — осведомился Даннис.
   Всадник молча снял сумку с плеча и протянул ее человеку. Во время путешествия все всадники чувствовали магию внутри пакета, но никто из них не стал выяснять, в чем дело, — им подобное было несвойственно. Сейчас он тоже не испытывал особого любопытства по этому поводу.
   Даннис вскрыл пакет с видом человека, делающего нечто необыкновенно важное. Он достал прямоугольный предмет из бумажных листов, который, как оказалось, можно было открывать снова, и снова, и снова…
   Всадник взглянул на пометки, показавшиеся на листах бумаги, и заметил, что на некоторых листах были и какие-то изображения.
   — Ты когда-нибудь видел такое? — осведомился Даннис.
   — Нет. — В ходе выполнения этого задания всаднику не велели проверять состояние предмета, который он должен был передать. Кое-что из того, что он перевозил, было хрупким и могло быть повреждено от неосторожного прикосновения. Такие вещи впитывались его сородичами с молоком матери.
   — Ты знаешь, что это? — Данниса, похоже, чрезвычайно радовало обладание этим предметом.
   — Нет.
   — Это книга. — Человек улыбнулся. — Их теперь не много осталось.
   Всадник слышал о книгах. Когда-то считалось, что их все уничтожил лорд Харрион, объединивший под своей рукой полчища гоблинов и почти завоевавший мир. Во время той долгой войны всадники служили как повелителю гоблинов, так и его противникам. Обе стороны платили за службу золотом, а сама она — стремительные броски на большие расстояния — давала всадникам смысл жизни.
   Так что он спокойно ждал, что скажет его собеседник.
   Даннис, похоже, был разочарован.
   — На тебя, как я погляжу, это не производит впечатления.
   Всадник решил, что подобное самоочевидно и ответа не требует.
   — Что показательно, — произнес человек, явно не в силах скрыть свою радость, — выглядит этот предмет как книга, но на самом деле он является ловушкой. И весьма хитроумной.
   Последнее наконец-то вызвало у всадника определенный интерес. В ловушках он разбирался.
   — И ловушка просто замечательно подходит для тех, кому она предназначена. — Человек убрал книгу обратно в сумку. — Когда мы договаривались о доставке сюда, то еще не знали окончательное место назначения ловушки. С тех пор мы узнали, где находится человек, для которого мы ее устраиваем. Мне говорили, что тебе можно поручить еще одно задание.
   Всадник почувствовал возбуждение.
   — Это так.
   Даннис вернул ему сумку, добавив мешочек с золотом — окончательную плату за работу.
   — Это надо отвезти в Хортугал. Ты знаешь, где это? Один из гоблинских городов на юге.
   — Да, — сказал всадник, не став объяснять человеку, что всадники знали расположение всех мест на свете.
   — Значит, с гоблинами у тебя проблем нет.
   — Нет, — последовал короткий ответ. Гоблины были вроде волков. Если они вставали у него на пути или мешали ему, он их убивал. Точно так же, как поступал с людьми, гномами и эльфами.
   — Найдешь там волшебника по имени Эртономус Дрон. Отдашь ему этот пакет и скажешь, что он должен отправиться с ним в гавань Келлох.
   Всадник обдумал эти слова. Гавань Келлох находилась далеко на севере.
   — Пакет можно доставить и прямо в гавань, — заметил он.
   — Нет, — сказал Даннис. — Ты отвезешь его в Хорту-гал. Не хочу тебя обидеть, но ты в ловушку совершенно не вписываешься.
   — Хорошо.
   — Когда ты можешь выехать? — спросил человек.
   — Сейчас, — ответил всадник, развернулся на месте и отправился выполнять поручение.

1. ГАВАНЬ КЕЛЛОХ

   — Эй! Что это ты там делаешь? — Услышав громкий голос, перекрывший даже разухабистое пение матросов и грузчиков, гулявших в «Сломанном румпеле», Джаг поднял голову. Привычным жестом он быстро захлопнул самодельную тетрадку, в которой записывал события, произошедшие за день, и спрятал ее под тарелкой — он привык действовать быстро в рабстве у гоблинов, потому что иначе ему бы пришлось голодать. Он надеялся, что его действия остались незамеченными — тусклый свет масляных ламп и сальных свечей создавал в углах таверны глубокую тень.
   Над столом Джага навис Рейшо, молодой матрос с «Ветрогона», корабля, на котором Джаг сейчас ходил. Ростом Рейшо был шести с лишком футов; до того как поступить на «Ветрогон», он работал то грузчиком, то гребцом, что сделало его плечи широченными. Ему стукнуло всего двадцать лет, для человеческой расы только начало взросления, так что настоящую бороду ему еще было не отрастить, и юноша гладко брил подбородок. Густые черные волосы он стягивал в падающий на спину хвост. От солнца и ветра кожа у него загорела дочерна, хотя кое-где виднелись обычные для моряков синие татуировки. На серебряных серьгах в ушах играли отблески ламп таверны, а в темно-карих глазах прыгали веселые огоньки — он не ожидал, что его приятель с таким испугом отреагирует на его появление.
   Для двеллера Джаг отличался высоким ростом, но он едва доставал до подмышек своему другу. Его светлые волосы резко выделялись на красноватом от свежего загара лице. Если Рейшо выглядел моряком с головы до ног, то аккуратно и добротно одетый Джаг напоминал низкорослого купца. Только вот на севере материка купцов-двеллеров не водилось.
   Да и писать тут двеллеры не умели, вспомнил Джаг и почувствовал, как его пробирает страх. Он судорожно сглотнул.
   К счастью, никто в таверне не обратил внимания на слова молодого моряка. В «Сломанном румпеле», как легко можно было догадаться по его названию, собирались отдохнуть люди, которые связали себя с морем. Здесь они имели возможность не только утолить голод, но и поболтать по душам с друзьями. Потолок до отказа набитой таверны был низок, а земляной пол покрывали осколками устричных раковин, что помогало избавить таверну от большей части приносимой на подошвах посетителей грязи, когда на город налетали терзавшие побережье проливные дожди.
   — Предупреждать надо, — раздраженно проворчал Джаг.
   — А тебе не следовало бы забывать, что ты не в Рассветных Пустошах или в Хранилище, — заметил Рейшо, понизив голос, — и двеллеры тут не пишут и не читают, как будто всю жизнь этим занимались.
   Хоть Джагу и было стыдно, что его застали врасплох, он знал, что матрос прав. Как бы ни требовал работы его разум и как бы ему ни хотелось сделать запись — заниматься дневником здесь было ошибкой. Двеллеров, расу, к которой принадлежал Джаг, гоблины держали в рабстве в течение тех веков, что минули после поражения лорда Харриона, которое нанесла ему объединенная армия людей, эльфов и гномов.
   Сами двеллеры в боях против лорда Харриона и его гоблинских полчищ участия не принимали. Древние создали двеллеров, не наделив их ничем, что помогло бы этим созданиям выжить, — кроме разве что трусости. Тем не менее нежелание двеллеров вступать в бой за свою свободу оставило след на отношении к ним остальных народов мира.
   — Если б тебя с этой книжицей застал не я, а какой-нибудь гоблин, — продолжал Рейшо, — тебя порвали бы на части и бросили в сточную канаву.
   — Я знаю. — Джаг достал тетрадку из-под тарелки и сунул ее в карман серого дорожного плаща.
   Потом завернул перо, которым писал, в водонепроницаемую оболочку и убрал его в висящий на поясе пенал для письменных принадлежностей, проверив, чтобы остальные перья лежали в нем ровно и по порядку, как его учили. Аккуратность не была свойственна двеллеру от природы: эти навыки он приобрел во время обучения в Великой Библиотеке. Закрыв бутылочку с чернилами, которая стояла рядом с ним на стуле, подальше от непрошеных глаз, он тоже убрал ее в пенал.
   — Так я присяду или как? — спросил матрос.
   — Извини. Присаживайся, будь любезен. — Джаг сделал приглашающий жест рукой.
   Свободного стула рядом, однако, не оказалось. Рейшо огляделся и, найдя стул, подцепил его ногой и подтащил поближе. После чего уселся, сдвинув висевшие у него на поясе длинный нож и саблю так, чтобы оба клинка можно было легко и быстро выхватить.
   — Что ты тут делаешь? — поинтересовался Джаг.
   — Тебя искал.
   — А зачем?
   — Хотел рассказать, как мне повезло — ведь именно тебе надо сказать за это спасибо. — Молодой матрос потер мозолистые руки.
   Двеллер приподнял брови.
   — Ты хочешь сказать, нам повезло?
   — Ну да, — добродушно признал его — правоту Рейшо. — Именно так и говорю, нам повезло.
   Не в силах скрывать нетерпение и надежду в голосе, Джаг наконец перестал изображать незаинтересованность. В конце концов, именно на его предположения относительно условий местного рынка они опирались, когда покупали товары в соседнем порту, чтобы продать их здесь.
   — Так ты удачно сбыл наш товар?
   — Очень даже удачно, маленький книгочей, — белозубо ухмыльнулся матрос, многообещающе звеня содержимым потрепанного кошелька.
   Джаг невольно навострил уши, пытаясь по звону монет угадать сумму выручки. Он знал, что их прибыль зависела в основном от того, по какой цене были проданы чимантинские одеяла на здешнем неизученном рынке.
   — Одеяла? — спросил двеллер.
   Рейшо кивнул.
   — Твоя тактика дала результаты — покупателей больше волнует, чтобы вещь у них была не такая, как у других, а не ее добротность или даже цена.
   Джаг улыбнулся. Продавать одеяла было, конечно, рискованно, но риск этот все-таки оправдался. Чимантинские одеяла, несомненно, спасали от холода, но, кроме этого, рисунки на каждом из них не были похожи друг на друга. Двеллер предположил, что даже в провинциальных поселениях, к которым можно было отнести и гавань Келлох, найдутся покупатели на такие вещи.
   Рейшо, помахав рукой, подозвал служанку.
   — Лучше не хвастай новоприобретенным богатством, — предупредил приятеля Джаг, который, как и все двеллеры, перед лицом физической опасности предпочитал убегать и прятаться. — Иначе ты его потеряешь, а то и голову вместе с ним, не успев вернуться на корабль.
   — Ну, сначала я парочку голов успею проломить, — ухмыльнулся молодой матрос.
   — Может, при этом и я с тобой в неприятности ввяжусь. В гавани Келлох небезопасно. Это не торговый город, а портовая дыра, полная бандитов и мошенников. — Джаг постучал пальцами по неровной столешнице. Иногда Рейшо будто нарочно не понимал намеков. Несколько раз двеллеру уже приходилось вести со своим товарищем и компаньоном беседы настолько прямолинейные, что ему становилось неудобно.
   — Ох, верно.
   — А бегаю я куда медленнее тебя.
   — Я бы сражался рядом с тобой до последнего, — пообещал матрос. — Ни за что бы тебя не бросил.
   Джаг знал, что Рейшо так бы и поступил. К несчастью, подумал он, это бы только погубило их обоих. Двеллер вздохнул; большинство остальных рас часто жаловались на подобные глубокие тоскливые вздохи, которые являлись отличительной особенностью всех его сородичей.
   Молодой матрос неплохо владел саблей и, когда не был занят работой на корабле, неустанно отрабатывал боевые навыки. Несколько раз Рейшо приходилось использовать свое боевое мастерство в схватках, которые экипажу «Ветрогона» приходилось вести с пиратами или гоблинскими кораблями, и Джаг в этих случаях непременно отмечал его храбрость. Тот же отмечал, что Джаг куда отважнее, раз по доброй воле покинул безопасные и уединенные Рассветные Пустоши и вернулся в жестокий и явно неласковый к нему большой мир.
   Одетая в домотканое платье служанка, подойдя к Рейшо, учтиво спросила:
   — Чего изволите, милорд?
   — Милорд! Ну надо же! — Молодой матрос расхохотался и хлопнул себя по коленке.
   Девица покраснела, смущенная его буйной веселостью. Другие посетители таверны обернулись посмотреть, в чем дело, но, увидев, что дракой тут не пахнет, быстро потеряли к происходящему интерес, возвращаясь к своим разговорам и кружкам эля.
   — Рейшо, — сказал Джаг, пожалевший служанку: его приятель не имел в виду ничего дурного, но она-то, не будучи с ним знакомой, знать этого не могла, — пожалуйста, не задерживай ее слишком. В таверне полно народу, и у девушки много дел. — Кроме того, двеллеру совсем не улыбалось, чтобы какой-нибудь заждавшийся своей порции выпивки моряк полез с ними драться.
   Он постарался взять себя в руки и перестать нервничать после столь неожиданного появления Рейшо. Здесь, на материке, вдали от безопасных Рассветных Пустошей, большинство людей не уважало двеллеров. Если они вообще вспоминали об этих существах, то считали их либо мелкими вредителями, либо дешевой рабочей силой. Гоблины часто называли двеллеров просто едоками и поминали их примерно тем же тоном, что и стаю саранчи.
   Деревни двеллеров вне немногих городов на побережье были легкой добычей гоблинов-работорговцев. Как только гоблины заковывали всех пойманных двеллеров в цепи, они сжигали их поселения словно источник заразы, так что если какому пленнику и удавалось сбежать, обратного пути домой ему все равно не было.
   — Мне эля, — сказал Рейшо служанке. — Побыстрее да побольше, а то что-то меня жажда замучила. — Он глянул на приятеля. — А тебе что?
   — Чая из ягод чулоц, — ответил двеллер, — будь любезна.
   — Я мигом, милорды! — воскликнула девица и поспешила на кухню, взмахнув подолом.
   — Спасибо! — крикнул Джаг ей вслед. Ему все еще казалось странным, что человек может ему прислуживать; в Великой Библиотеке двеллеры выполняли все подручные работы сами. Правда, многие люди, приезжавшие в Хранилище Всех Известных Знаний за ответами на свои вопросы, обращались с ним как с равным.
   Он даже беседовал с волшебником Крафом, другом Великого магистра Фонарщика; а Краф, знаменитый волшебник с загадочным прошлым, мало кого называл другом. В городе болтали, что кто его сильно раздражал, тот вскоре увеличивал количество жаб в округе.
   — Так зачем ты сюда пришел? — спросил молодой матрос, обведя таверну размашистым жестом. — Если желал почувствовать себя в безопасности, так остался бы лучше на «Ветрогоне».
   — Я хотел снова почувствовать твердую почву под ногами, — честно признался Джаг.
   Рейшо сокрушенно покачал головой.
   — Говорил я тебе, приятель, в море таким, как ты, не место. Жизнь у нас тяжелая, да и одинокая, даже если в делах везет. Двеллеру такое не годится — слишком уж вы семейные.
   С большинством двеллеров так дело и обстоит, согласился про себя Джаг.
   — Ты же знаешь, у меня семьи нет, — произнес он вслух. Собственный тон показался ему необычно унылым и резким, хотя эмоций в свои слова вкладывать он не собирался. Рана потери никак не заживала в его сердце.
   Улыбка сбежала с лица матроса.
   — Ты мой друг, Джаг. Не надо думать, что у тебя нет семьи; пока я жив, я готов быть твоей семьей насколько могу. — Он смущенно взглянул на двеллера. Говорить о чувствах и эмоциях для Рейшо было непривычно.
   — Я очень тебе благодарен, — сказал двеллер. — Жаль, что мало могу предложить в ответ.
   — И ничего не мало. Я много плавал по Кровавому морю и повидал десятки портов вроде этого болота, но таких друзей, как ты, у меня еще не было. — Парень ухмыльнулся, дернув бровью, и добавил хриплым шепотом: — Особенно таких, которые могли бы мне помочь разбогатеть на торговле.
   Несмотря на тревожное напряжение, вызванное тем, что он мог опасно влипнуть, делая записи в дневнике, Джаг рассмеялся. Он снова наклонился над тарелкой. В конце концов, двеллеры не зря получили у гоблинов свое прозвище.
   Служанка вернулась с пивом для Рейшо и чаем для Джага. Молодой матрос сунул ей в руку серебряную монету, с лихвой покрывавшую стоимость напитков.
   — Спасибо, — сказал он с улыбкой не менее щедрой, чем его чаевые. — Я и вправду не хотел сказать ничего дурного.
   Девица кивнула, и по ее улыбке двеллер понял, что она уже успела прикинуть доставшуюся ей прибыль.
   — Вы мне скажите, если еще чего надо, милорды. — Она попятилась, потом повернулась и убежала.
   — Ну? — спросил Рейшо с интересом.
   — Что «ну»? — спросил Джаг, будто не зная, о чем говорил его друг.
   — Книжица твоя. Что ты в ней такое писал?
   Джаг тщательно пережевывал кусок оливковой лепешки, обводя взглядом таверну. «Сломанный румпель» обслуживал в основном моряков и докеров, доставлявших товары с кораблей в гавани. К этой компании обычно примешивались и пираты, хотя в гавань Келлох они никогда не входили под черным флагом.
   Таверна выглядела так, будто первые строители сколотили ее из обломков кораблей, вынесенных на скалистый берег или на рифы подальше в гавани. Скорее всего, поначалу в здании, сооруженном из кормы большого торгового корабля, был один большой зал, но теперь таверна состояла из четырех тесных комнатушек, которые соединялись узкими кривоватыми дверьми, и все они в данный момент были под завязку набиты посетителями.
   Подобные постройки торчали в каждой щели сломанных скал вокруг небольшой гавани — все они раньше были либо частями кораблей, либо их сколотили из досок и обломков мачт. Если бы Джаг не знал, что здесь жили люди и несколько гномов-кузнецов, он мог бы поклясться, что это была деревня двеллеров. Именно его сородичи славились тем, что устраивались на остатках чужих богатств, хотя некоторые злопыхатели утверждали, что все двеллерские богатства состоят из мусора да обломков.
   — Я записывал свои мысли, — ответил Джаг туманно, надеясь, что матрос не будет настаивать на продолжении разговора.
   — Какие мысли? — С этими словами Рейшо вопросительно взглянул на тарелку с едой, стоявшую перед его другом.
   — Бери, если хочешь, — сказал двеллер, хотя поначалу ему и хотелось самому доесть остатки обеда. Он теперь был на материке, а не в Рассветных Пустошах, где ни один двеллер не голодал после работы, и спать на камнях вместо подушек им тоже не приходилось. Отплыв на «Ветрогоне» из Дальних доков, стоявших на берегу Рассветных Пустошей, где плескалось Кровавое море, Джаг быстро переключился на привычки прежней голодной жизни. Ему было стыдно, что эгоистичное стремление к чревоугодию так легко к нему вернулось.
   — Спасибо, друг! — воскликнул матрос, без промедления хватая пшеничную лепешку и намазывая ее маслом и золотисто-оранжевым джемом из огненной груши. — Свои, говоришь, мысли?
   — Ну да, — кивнул Джаг. — Как джем? Я его еще не пробовал. — Двеллер не рискнул это сделать — от одного только резкого запаха ему обожгло нос.
   — Тебе не понравится. Слишком жгучий. — Рейшо взял еще одну лепешку, предпоследнюю, и намазал ее джемом.
   Джагу не хотелось вот так просто сидеть и смотреть, как матрос поглощает его лепешки — у Рейшо был почти двеллерскии аппетит, и он уплетал за обе щеки даже тогда, когда никак не мог испытывать голод. Он взял оставшуюся лепешку, набрал ложку джема, намазал его на нее, снова понюхал и сказал себе, что огненные груши не могли быть настолько жгучими, насколько казались. Потом откусил лепешку и тут же почувствовал, будто ему кузнечными мехами накачали полный рот горячих углей или, может, к нему туда залетел рой разъяренных пчел. Двеллер поспешно схватил кружку с чаем и отпил глоток, успокаивая обожженное нёбо мягким вкусом ягод чулоц.
   — Я тебя предупреждал, — усмехнулся Рейшо.
   Джаг еще некоторое время вертел в руках лепешку, питая надежду на то, что можно будет соскрести джем и хоть как-то спасти ее, но, осознав все же, что это бесполезно, сунул кусок другу.
   — Спасибо, — ухмыльнулся тот, когда Джаг признал свое поражение.
   — Не стоит благодарности, — просипел двеллер и потянулся за чаем.
   — Так что там с дневником?
   Джаг посмотрел на своего приятеля. Он знал Рейшо три года еще до того, как записался на «Ветрогон» к капитану Аттикусу, и тот редко так к чему-нибудь цеплялся.
   — Я делал записи об этом месте, — сказал он негромко.
   — О порте?
   — Да, о гавани Келлох.
   Матрос покопался на тарелке Джага, нашел большой кусок маринованной дыни и сунул в рот, наслаждаясь ее солоновато-сладким вкусом.
   — Я мог бы заказать тебе тарелку, — заметил двеллер, — а заплатили бы мы из прибыли.
   — Да уж не сомневаюсь, — ухмыльнулся Рейшо. — Но я не настолько голодный. — Он взял печеную картофелину, опрокинул клубень над раскрытым ртом, обсосав с нее водоросли в медовой глазури, потом разжевал его и удовлетворенно вздохнул.
   Джаг не переставал удивляться аппетиту молодого матроса. Даже Таурак Блейз, вымышленный герой двеллерских романов, воин, аппетит которого считался легендарным, был бы посрамлен в присутствии его приятеля.
   — Вечно ты строчишь что-то, и здесь, и на корабле, — сказал Рейшо. — Я уж начинаю сомневаться, а надо ли было тебе покидать Хранилище.