Страница:
Она ехала утром на практику, а в голове было: Толя, Толя, Толя…
— Какие у тебя гнезда? — говорил агроном Золотов, ее преподаватель.
— Какие гнезда? — спрашивала Анна.
— Разве так сажают кукурузу? — говорил Золотов. — Сколько ты кладешь в лунку зерен?
— Какую кукурузу? — спрашивала Анна…
Толя ждал ее у въезда в город.
Она выпрыгивала из кузова и попадала ему прямо в руки. Неумытая, в пыли, в ситцевом сарафане, с открытыми загорелыми плечами…
Он обнимал ее, и они уходили. Им уже ни до кого не было дела.
Через две недели они зарегистрировались, и он сразу увез ее в Севастополь. Мальчишки в Пронске торговали сиренью. Толя, кажется, скупил всю сирень. Он завалил сиренью все купе. У него оставалось мало денег, но он не мог везти Анну в жестком вагоне. Какой-то тип, сосед по купе, запротестовал: «Мы задохнемся, у всех разболится голова!» Толя не стал спорить. Он ушел и купил еще два билета. Всю дорогу они ехали вдвоем в четырехместном купе. Он был совсем сумасшедший и щедрый. Он всегда был щедрый. С Анной. С товарищами. С незнакомыми людьми…
Толя увез ее в начале лета, и не прошло года, как Анна родила девочку. В апреле. Назвали они ее Женей. Толе нравилось это имя.
В июне началась война. Немцы принялись бомбить Севастополь. Население города срочно эвакуировалось. Старшему лейтенанту Гончарову разрешили самому вывезти на самолете свою семью и семью еще одного товарища. На Кавказское побережье. В самом начале боевых действий он на целые сутки был отпущен для устройства личных дел.
Он долетел до Туапсе, сел с женой и дочерью в поезд, довез их до Белореченской.
В станице Белореченской жила его тетка, у нее был дом, сад, хозяйство. Думалось, сюда не доберется война.
Анна пошла проводить мужа до станции.
Поезда шли на юг уже без расписания, везли солдат, оружие, технику.
— Ну, Аннушка…
Они постояли у водонапорной башни. Анна упала бы, не будь рядом Толи. Вот и вокзал. Толя зашел к дежурному по станции.
— Садитесь, товарищ офицер, на любой пассажирский поезд.
Вышли на перрон. Подошел поезд. Толя обнял жену.
— Умирать буду, Аннушка, тебя назову…
— Нет, нет!
Что она могла еще сказать?
Поезд отходил. Толя взялся за поручень, подтянулся. Встал на ступеньку и поплыл. Мимо всего того, что оставлял в Белореченской. Все дальше и дальше.
Анна посмотрела вслед поезду.
— Толечка, Толечка…
Вот и нет его. И никогда не будет. Больше она никогда его не увидит. Не получит от него ни письма, ни привета, и только через два года найдет ее запоздалая похоронная.
— Какие у тебя гнезда? — говорил агроном Золотов, ее преподаватель.
— Какие гнезда? — спрашивала Анна.
— Разве так сажают кукурузу? — говорил Золотов. — Сколько ты кладешь в лунку зерен?
— Какую кукурузу? — спрашивала Анна…
Толя ждал ее у въезда в город.
Она выпрыгивала из кузова и попадала ему прямо в руки. Неумытая, в пыли, в ситцевом сарафане, с открытыми загорелыми плечами…
Он обнимал ее, и они уходили. Им уже ни до кого не было дела.
Через две недели они зарегистрировались, и он сразу увез ее в Севастополь. Мальчишки в Пронске торговали сиренью. Толя, кажется, скупил всю сирень. Он завалил сиренью все купе. У него оставалось мало денег, но он не мог везти Анну в жестком вагоне. Какой-то тип, сосед по купе, запротестовал: «Мы задохнемся, у всех разболится голова!» Толя не стал спорить. Он ушел и купил еще два билета. Всю дорогу они ехали вдвоем в четырехместном купе. Он был совсем сумасшедший и щедрый. Он всегда был щедрый. С Анной. С товарищами. С незнакомыми людьми…
Толя увез ее в начале лета, и не прошло года, как Анна родила девочку. В апреле. Назвали они ее Женей. Толе нравилось это имя.
В июне началась война. Немцы принялись бомбить Севастополь. Население города срочно эвакуировалось. Старшему лейтенанту Гончарову разрешили самому вывезти на самолете свою семью и семью еще одного товарища. На Кавказское побережье. В самом начале боевых действий он на целые сутки был отпущен для устройства личных дел.
Он долетел до Туапсе, сел с женой и дочерью в поезд, довез их до Белореченской.
В станице Белореченской жила его тетка, у нее был дом, сад, хозяйство. Думалось, сюда не доберется война.
Анна пошла проводить мужа до станции.
Поезда шли на юг уже без расписания, везли солдат, оружие, технику.
— Ну, Аннушка…
Они постояли у водонапорной башни. Анна упала бы, не будь рядом Толи. Вот и вокзал. Толя зашел к дежурному по станции.
— Садитесь, товарищ офицер, на любой пассажирский поезд.
Вышли на перрон. Подошел поезд. Толя обнял жену.
— Умирать буду, Аннушка, тебя назову…
— Нет, нет!
Что она могла еще сказать?
Поезд отходил. Толя взялся за поручень, подтянулся. Встал на ступеньку и поплыл. Мимо всего того, что оставлял в Белореченской. Все дальше и дальше.
Анна посмотрела вслед поезду.
— Толечка, Толечка…
Вот и нет его. И никогда не будет. Больше она никогда его не увидит. Не получит от него ни письма, ни привета, и только через два года найдет ее запоздалая похоронная.
XI
Они вышли в обеденный перерыв — Анна и Бахрушин. На их уход обратили внимание, вместе они никогда не уходили из отдела.
— Куда это вы? — удивилась Машенька, помощница Алексея.
— В загс, — серьезно сказал он.
— Вы скажете… — Машенька не поверила. — Нет, правда?
— Правда, — подтвердила Анна.
Машенька обиделась.
— Как хотите. Можете не говорить. Я бы тоже с вами пошла…
До загса было рукой подать.
Заведующая загсом осведомилась:
— Какую фамилию выбираете? Бахрушины?
Дав согласие выйти за Бахрушина, Анна решила переменить фамилию. Она и по пути в загс думала, что переменит фамилию. Но сейчас не могла. Не могла изменить Толе. Переменить фамилию — это все равно что отказаться от Толи.
— Нет, останусь Гончаровой.
— Для чего? — возразил Алексей. — Для чего это тебе?
Анна упрямо наклонила голову.
— Так лучше…
На то, чтобы расписаться, ушло пять минут. Заведующая поздравила их: «Поздравляю». Вот они и стали муж и жена. На всю жизнь. Неужели на всю жизнь?
За дверью Алексей сразу спросил:
— Для чего ты оставила старую фамилию?
— Так удобнее, — объяснила Анна. — Работаем вместе, незачем привлекать внимание.
В этом был резон. Алексей подозрительно взглянул на жену и ничего не сказал. Может быть, она и права. Все равно изменить уже ничего нельзя.
До замужества ни Анна не бывала у Бахрушина, ни он у нее. Виделись на службе, встречались на вечеринках, ходили вместе гулять или в кино, но дома друг у друга не бывали. Зайди в таком городке, как Сурож, в дом к неженатому мужчине, сразу поженят.
Они вместе пошли с работы, все девушки из отдела с любопытством смотрели им вслед…
Анна погладила Алексея по руке. На шесть лет он старше ее. Молодой, высокий, красивый. Да, красивый. Лицо немного насуплено, но красивое. Прямой нос, черные брови, серые внимательные глаза… Нет, это поддержка, поддержка!
— Теперь ко мне зайдем? — спросила Анна.
— Зайдем, — согласился Алексей.
— Я познакомлю тебя с Женечкой, — с тревогой сказала Анна. — Как-то вы с ней поладите…
— А почему не поладим? — даже обиделся Алексей. — Неужто не найду к ней подхода?
— А как тебя представить? Что сказать?
— А чего раздумывать? Отец… Отец вернулся с войны. Так и скажи!
Анна вздохнула. Алексей был и прав и не прав…
— А ты не пожалеешь?
— Да я ж тебя люблю!
— Ну смотри, Алеша. Только не подведи…
— Все будет как по нотам, — успокоил ее Алексей. — Да что она понимает!
— Ну что ты, — возразила Анна. — Она уже большая.
Они подошли к дому Ксенофонтовых.
— Ты и с тетей Дусей поласковей, — попросила Анна. — Она, случается, скажет что, но она душевная.
— А что нам тетя Дуся? — Алексей пожал плечами. — Отсюда все равно уезжать.
Вошли в дом, хозяйки не было. Женечка сидела на постланной через комнату дорожке, сотканной из цветных шнуров, играла с куклой.
Увидев мать, оторвалась от игры, побежала навстречу.
— Как ты рано, доченька? — удивилась Анна. — А я хотела идти за тобой.
— Меня тетя Дуся привела…
Девочка увидела Алексея, замолчала, вопросительно взглянула на мать.
— А кого я к тебе привела! — воскликнула Анна нарочито радостным голосом… Она и смущалась и робела почему-то перед дочерью, хотя Женечке шел всего шестой год.
Девочка перевела взгляд на Алексея.
— Это папа твой… Папка!…
У Анны перехватило дыхание, комок непрошеных слез подкатил к горлу, она проглотила его, схватила дочку в объятия.
— Это наш папа, — повторила она, принуждая себя говорить спокойнее, разумнее. — Вот он и вернулся с войны. Помнишь, я тебе говорила? Вот, вернулся…
Анна посмотрела на Алексея. Он тоже был смущен и растерян, она это видела. Высокий и сильный, он стоял с опущенными руками, не догадываясь, куда их деть.
— Бери же, бери… Анна протянула ему Женечку.
Он осторожно взял ее на руки. Женечка с любопытством смотрела на Алексея.
— Господи, какие вы смешные! — произнесла Анна. — Да поцелуйтесь же!
Алексей осторожно поцеловал девочку в щеку, помедлил, поцеловал еще раз, и Женечка вдруг потянулась к нему и звонко чмокнула его в губы.
— Ну вот и все в порядке, — облегченно засмеялась Анна. — Все в порядке, все хорошо, все хорошо, — повторила она несколько раз. — Вот мы и вместе, вместе…
Она услышала за перегородкой шаги.
— Тетя Дуся? Тетя Дуся! — позвала она хозяйку. — Идите сюда!
Тетя Дуся вошла, остановилась у порога, недоверчиво взглянула на Алексея.
— Вот я и нашла Жене отца, — возбужденно сказала Анна.
— Понима-аю, — протяжно произнесла тетя Дуся. — Ну что ж, совет да любовь…
Она замолчала, но в ее молчании таилось много вопросов.
— Нет, Евдокия Тихоновна, все будет хорошо, — твердо сказала Анна. — Вот увидите.
— Дай-то бог, — ответила хозяйка. — Вы женщина хорошая.
— И он хороший, — сказала Анна, указывая на Алексея.
— Ну, в этом мы уж с тобой сами разберемся, — сухо выговорил тот, по-видимому досадуя, зачем Анна берет в судьи какую-то тетю Дусю.
— Да нет, я ничего, — примирительно отозвалась тетя Дуся. — Вас не хают.
— А вы разве знаете меня? — настороженно осведомился Алексей.
— В таком городе, как наш, каждый каждого знает, — ответила тетя Дуся. — Вы же с Аней в одном заведении служите.
Она приняла Женю из рук Алексея.
— Поди ко мне, моя звездынька…
— Садитесь же, — сказала Анна, ни к кому в отдельности не обращаясь.
— Аня теперь уедет от вас, — сказал Алексей.
— Я понимаю, — согласилась тетя Дуся. — У нас тесно.
— Да и вообще, — объяснил Алексей. — Она работает, а у меня мать. Есть кому присмотреть за ребенком.
— Отмечать-то будете? — полюбопытствовала тетя Дуся. — Такое событие!
— А мы сегодня и отметим, — спохватился Алексей. — Я сбегаю, Аня. Хозяйка твоя права, надо же выпить на прощанье.
Он тут же ушел и вскоре вернулся с конфетами для Женечки, с колбасой, с сыром, с бутылкой вина и бутылкой водки.
— Не обессудьте, сами напросились, — пригласил он тетю Дусю. — Поужинаем, так сказать, в ознаменование.
Они сидели за столом, когда вернулся Гриша. Его тоже пригласили. Сначала он отнекивался, потом сел.
— Я не пью, — отказался он.
— Мы тебе десертного, — примирительно сказал Алексей.
— Уезжают от, нас, — произнесла мать Гриши.
— Ну и правильно, — сказал Гриша. — Хорошо, что мне мало лет, а то давно бы сплетни пошли.
— Ты скажешь! — сказала мать.
— Я смотрю в суть вещей, — сказал Гриша.
Пили все. Тетя Дуся раскраснелась, всплакнула было, потом принялась петь. Пил Алексей, помногу и часто, но не пьянел, только бледнел и неотрывно смотрел на жену. Словно хотел заслонить ее от всего мира. Даже Гриша после двух рюмок раздобрился, принес гитару, принялся аккомпанировать матери. Не пила одна Анна, держала Женечку на коленях, разговаривала, а где-то внутри себя все думала, думала, а о чем — не очень хорошо понимала.
— Вам весело? — спросил вдруг Гриша Алексея.
— Весело, — искренне сказал тот. — А что?
— Ничего, — ответил Гриша. — В таком случае я ошибся.
— Ты много еще будешь ошибаться, — сказал Алексей. — А я не ошибаюсь.
Домой он не пошел, остался ночевать у Анны.
— Куда это вы? — удивилась Машенька, помощница Алексея.
— В загс, — серьезно сказал он.
— Вы скажете… — Машенька не поверила. — Нет, правда?
— Правда, — подтвердила Анна.
Машенька обиделась.
— Как хотите. Можете не говорить. Я бы тоже с вами пошла…
До загса было рукой подать.
Заведующая загсом осведомилась:
— Какую фамилию выбираете? Бахрушины?
Дав согласие выйти за Бахрушина, Анна решила переменить фамилию. Она и по пути в загс думала, что переменит фамилию. Но сейчас не могла. Не могла изменить Толе. Переменить фамилию — это все равно что отказаться от Толи.
— Нет, останусь Гончаровой.
— Для чего? — возразил Алексей. — Для чего это тебе?
Анна упрямо наклонила голову.
— Так лучше…
На то, чтобы расписаться, ушло пять минут. Заведующая поздравила их: «Поздравляю». Вот они и стали муж и жена. На всю жизнь. Неужели на всю жизнь?
За дверью Алексей сразу спросил:
— Для чего ты оставила старую фамилию?
— Так удобнее, — объяснила Анна. — Работаем вместе, незачем привлекать внимание.
В этом был резон. Алексей подозрительно взглянул на жену и ничего не сказал. Может быть, она и права. Все равно изменить уже ничего нельзя.
До замужества ни Анна не бывала у Бахрушина, ни он у нее. Виделись на службе, встречались на вечеринках, ходили вместе гулять или в кино, но дома друг у друга не бывали. Зайди в таком городке, как Сурож, в дом к неженатому мужчине, сразу поженят.
Они вместе пошли с работы, все девушки из отдела с любопытством смотрели им вслед…
Анна погладила Алексея по руке. На шесть лет он старше ее. Молодой, высокий, красивый. Да, красивый. Лицо немного насуплено, но красивое. Прямой нос, черные брови, серые внимательные глаза… Нет, это поддержка, поддержка!
— Теперь ко мне зайдем? — спросила Анна.
— Зайдем, — согласился Алексей.
— Я познакомлю тебя с Женечкой, — с тревогой сказала Анна. — Как-то вы с ней поладите…
— А почему не поладим? — даже обиделся Алексей. — Неужто не найду к ней подхода?
— А как тебя представить? Что сказать?
— А чего раздумывать? Отец… Отец вернулся с войны. Так и скажи!
Анна вздохнула. Алексей был и прав и не прав…
— А ты не пожалеешь?
— Да я ж тебя люблю!
— Ну смотри, Алеша. Только не подведи…
— Все будет как по нотам, — успокоил ее Алексей. — Да что она понимает!
— Ну что ты, — возразила Анна. — Она уже большая.
Они подошли к дому Ксенофонтовых.
— Ты и с тетей Дусей поласковей, — попросила Анна. — Она, случается, скажет что, но она душевная.
— А что нам тетя Дуся? — Алексей пожал плечами. — Отсюда все равно уезжать.
Вошли в дом, хозяйки не было. Женечка сидела на постланной через комнату дорожке, сотканной из цветных шнуров, играла с куклой.
Увидев мать, оторвалась от игры, побежала навстречу.
— Как ты рано, доченька? — удивилась Анна. — А я хотела идти за тобой.
— Меня тетя Дуся привела…
Девочка увидела Алексея, замолчала, вопросительно взглянула на мать.
— А кого я к тебе привела! — воскликнула Анна нарочито радостным голосом… Она и смущалась и робела почему-то перед дочерью, хотя Женечке шел всего шестой год.
Девочка перевела взгляд на Алексея.
— Это папа твой… Папка!…
У Анны перехватило дыхание, комок непрошеных слез подкатил к горлу, она проглотила его, схватила дочку в объятия.
— Это наш папа, — повторила она, принуждая себя говорить спокойнее, разумнее. — Вот он и вернулся с войны. Помнишь, я тебе говорила? Вот, вернулся…
Анна посмотрела на Алексея. Он тоже был смущен и растерян, она это видела. Высокий и сильный, он стоял с опущенными руками, не догадываясь, куда их деть.
— Бери же, бери… Анна протянула ему Женечку.
Он осторожно взял ее на руки. Женечка с любопытством смотрела на Алексея.
— Господи, какие вы смешные! — произнесла Анна. — Да поцелуйтесь же!
Алексей осторожно поцеловал девочку в щеку, помедлил, поцеловал еще раз, и Женечка вдруг потянулась к нему и звонко чмокнула его в губы.
— Ну вот и все в порядке, — облегченно засмеялась Анна. — Все в порядке, все хорошо, все хорошо, — повторила она несколько раз. — Вот мы и вместе, вместе…
Она услышала за перегородкой шаги.
— Тетя Дуся? Тетя Дуся! — позвала она хозяйку. — Идите сюда!
Тетя Дуся вошла, остановилась у порога, недоверчиво взглянула на Алексея.
— Вот я и нашла Жене отца, — возбужденно сказала Анна.
— Понима-аю, — протяжно произнесла тетя Дуся. — Ну что ж, совет да любовь…
Она замолчала, но в ее молчании таилось много вопросов.
— Нет, Евдокия Тихоновна, все будет хорошо, — твердо сказала Анна. — Вот увидите.
— Дай-то бог, — ответила хозяйка. — Вы женщина хорошая.
— И он хороший, — сказала Анна, указывая на Алексея.
— Ну, в этом мы уж с тобой сами разберемся, — сухо выговорил тот, по-видимому досадуя, зачем Анна берет в судьи какую-то тетю Дусю.
— Да нет, я ничего, — примирительно отозвалась тетя Дуся. — Вас не хают.
— А вы разве знаете меня? — настороженно осведомился Алексей.
— В таком городе, как наш, каждый каждого знает, — ответила тетя Дуся. — Вы же с Аней в одном заведении служите.
Она приняла Женю из рук Алексея.
— Поди ко мне, моя звездынька…
— Садитесь же, — сказала Анна, ни к кому в отдельности не обращаясь.
— Аня теперь уедет от вас, — сказал Алексей.
— Я понимаю, — согласилась тетя Дуся. — У нас тесно.
— Да и вообще, — объяснил Алексей. — Она работает, а у меня мать. Есть кому присмотреть за ребенком.
— Отмечать-то будете? — полюбопытствовала тетя Дуся. — Такое событие!
— А мы сегодня и отметим, — спохватился Алексей. — Я сбегаю, Аня. Хозяйка твоя права, надо же выпить на прощанье.
Он тут же ушел и вскоре вернулся с конфетами для Женечки, с колбасой, с сыром, с бутылкой вина и бутылкой водки.
— Не обессудьте, сами напросились, — пригласил он тетю Дусю. — Поужинаем, так сказать, в ознаменование.
Они сидели за столом, когда вернулся Гриша. Его тоже пригласили. Сначала он отнекивался, потом сел.
— Я не пью, — отказался он.
— Мы тебе десертного, — примирительно сказал Алексей.
— Уезжают от, нас, — произнесла мать Гриши.
— Ну и правильно, — сказал Гриша. — Хорошо, что мне мало лет, а то давно бы сплетни пошли.
— Ты скажешь! — сказала мать.
— Я смотрю в суть вещей, — сказал Гриша.
Пили все. Тетя Дуся раскраснелась, всплакнула было, потом принялась петь. Пил Алексей, помногу и часто, но не пьянел, только бледнел и неотрывно смотрел на жену. Словно хотел заслонить ее от всего мира. Даже Гриша после двух рюмок раздобрился, принес гитару, принялся аккомпанировать матери. Не пила одна Анна, держала Женечку на коленях, разговаривала, а где-то внутри себя все думала, думала, а о чем — не очень хорошо понимала.
— Вам весело? — спросил вдруг Гриша Алексея.
— Весело, — искренне сказал тот. — А что?
— Ничего, — ответил Гриша. — В таком случае я ошибся.
— Ты много еще будешь ошибаться, — сказал Алексей. — А я не ошибаюсь.
Домой он не пошел, остался ночевать у Анны.
XII
В воскресенье Алексей повел Анну знакомиться с матерью. Он жил на другом берегу Сурожи, идти надо было через мост. Улица, на которой он жил, была тихая, сонная, огороды тянулись от домов до самой реки. Алексей жил в маленьком флигельке — комната и кухня, — но все ж таки в отдельной квартире.
Над крышей на шесте, точно вышка часового, торчал островерхий скворечник.
— Все лето живут, — сказал Алексей. — Хотел поймать, приручить, да не собрался.
В сенях было темно, стояли какие-то кадушки, пахло сырым деревом, кислой капустой, погребом.
— Хорошо, что женился, — пошутил Алексей. — Мать капусты наквасила, двоим за зиму не съесть.
— Мать-то знает? — спросила Анна.
— Два дня ждет, — беспечно проговорил Алексей. — Еще бы!
Дверь сама распахнулась навстречу. Пахнуло теплом, жарко натопленной печью, чем-то съедобным, домовитым. У печки стояла женщина, немолодая, но и не так чтобы сильно старая, крупная, в черном платье, ростом почти с сына, только пополней и не такая красивая, как Алексей.
— Вот и мать, — сказал Алексей. — А это Аня. Знакомьтесь.
Анна подошла к свекрови. Она не знала, как себя вести, как здороваться. Не знала, надо ли целоваться. Но свекровь сама сделала два шага вперед, захватила рукой подол, обтерла губы и прикоснулась к Анне губами, сперва к одной щеке, потом к другой.
— Значит, так… — сказала свекровь. — Ну что ж, заходи… Заходите, — поправилась она. — Говорил он мне…
В кухне было ни грязно, ни чисто, было, как в обычной кухне, только за печкой стояла просторная кровать с целой горой подушек в цветных наволочках.
— Проходи, — пригласил Алексей жену, и они втроем прошли в комнату.
Кровать Алексея была поскромней, чем у матери. Разросшийся фикус с большими, точно вырезанными из жести листьями, пяток венских стульев да этажерка с коробками из-под папиросных гильз, с бритвенными принадлежностями и десятком-другим книг составляли всю обстановку комнаты.
Анна кивнула ему:
— Значит, здесь…
Еще раз оглядела она новое жилище. Стены были оклеены выцветшими обоями. Желтые цветы по серому полю. Над кроватью под стеклом, окаймленным черным багетом, висело десятка два фотографий, наклеенных на один картон.
Анна подошла ближе.
— Все я, — сказал Алексей. — Можно сказать, вся моя жизнь.
Он пальцем стал указывать на каждую из фотографий.
— Вот папа с мамой, сестра стоит, а я на руках у мамы. Они у меня из колхозников.
— А ты?
— Я — государственный служащий. Это я в школе, пионерский отряд. Это по окончании десятилетки. Это отец в гробу. Это я в армии. Это на курсах бухгалтеров, а это уже бухгалтером в райпотребсоюзе. Там лучше было, чем сейчас у нас. Весь товар шел через наши руки. Ну, а это уж в начале войны, на курсах комсостава. Это после производства в младшие лейтенанты, а это на фронте, после награждения Красной Звездой. Это я уже капитан, снят под Дрезденом. А это здесь, в Суроже, после демобилизации…
Действительно, вся жизнь, подумала Анна. Самая обыкновенная, и… И, собственно, никакая. Все сказал, и ничего не сказал. Как жил, чем жил, чем дышал… Ничего! Вот он, весь перед нею, а поди разберись в нем…
— Теперь снимемся с тобой, — сказал Алексей. — Эту мы повесим отдельно.
Анна вдруг подумала, что карточку Толи она уже не сможет повесить, придется спрятать.
— Успеем еще сняться, — сказала Анна. — Лишь бы не ссориться.
— А зачем ссориться? — весело возразил Алексей. — Нам делить с тобой нечего.
Анна согласно улыбнулась.
— Что ж, будем устраиваться.
— Вещей-то много? — осведомилась свекровь.
Анна не поняла.
— Имущества, — пояснила свекровь. — Перевозиться когда будете?
— Какое там перевозиться, — ответил Алексей. — Переноситься. Ты посиди, Аня, побеседуй с мамой. Пойду схожу в райпотреб, на конный двор, попробую раздобыть подводу.
Анна еще утром уложила вещи — было их не так уж много, несколько узлов, два чемодана, кровать, стол да шкаф, купленные ею вскоре после приезда в Сурож.
Она осталась наедине со свекровью.
«Значит, здесь, — подумала Анна, — здесь мне теперь жить. Правильно ли я поступила? Алексей — человек серьезный, положительный, по всему видно, но вот свекровь… Какой-то окажется она?»
— Вас Надеждой Никоновной звать? — спросила Анна.
— Какая я тебе Никоновна? — возразила свекровь. — Раз мать, так уж матерью и зови.
Это были обещающие слова — не так нуждалась в матери Анна, как Женя нуждалась в бабушке.
— Ведь у меня дочка, знаете? — спросила Анна.
— Знаю, — сказала свекровь. — Говорил. В детский сад много платишь?
— Восемьдесят.
— Вот еще, — сказала свекровь. — Лучше лишнее платьишко купить.
— Там будет видно.
— А чего видеть? Ребенку дома спокойнее, и деньги целее.
«Может, она и вправду будет Жене бабушкой, — подумала Анна. — Еще не старая, здоровая, бодрая. Скучно, наверно, сидеть одной…»
Сидеть и ждать Алексея тоже было скучно, Анне казалось, что свекровь знает о ней все и только поэтому не задает вопросов. Но та все-таки не выдержала.
— Алексей-то сколько получает у вас? — спросила она.
— Восемьсот. Или около. Не знаю точно.
— Восемьсот… — Свекровь поджала губы. — Не говорит, хоронится… — Она что-то считала в уме. — А сама сколько?
— Тысячу сто.
Свекровь обтерла ладонью рот.
— Да, сдвинулось все. Чтоб баба больше мужика?! Конечно…
Она с уважением посмотрела на Анну.
— Агроном?
— Агроном.
— Не зря училась.
Свекровь замолчала, замолчала надолго, все что-то соображала про себя. Занимать невестку не видела, кажется, надобности.
Алексей появился часа через два. За окном загромыхала повозка, хлопнула дверь, он вошел с узлами.
— Принимайте!
Анна встрепенулась, сразу стало легче, как только появился Алексей. По крайней мере не нужно было гадать, о чем раздумывает свекровь.
— А Женечка?
— Не дала твоя хозяйка, — весело объявил Алексей. — Сказала, сама принесет.
Аня поднялась.
— Сиди, сиди, — сказал он жене. — Управлюсь.
Он втащил чемоданы, кровать, стол.
Анна помогла ему сгрузить шкаф.
— На спину, на спину! — крикнул он. — Наваливай!
Она удивилась, с какой легкостью понес он в дом платяной шкаф. Даже чудно стало, что такой сильный человек сидит целыми днями в канцелярии, перебрасывая на счетах костяшки.
Сразу стало спокойно на душе. С таким не пропадешь. Он как-то удивительно легко и быстро внес вещи, ненадолго скрылся, пошел отвести лошадь, вернулся все такой же веселый и оживленный, помог все расставить, шутил, был внимателен, ласков, даже брови перестал хмурить.
Мимоходом подмигнул матери.
— На ужин-то припасла? Как-никак свадьба!
Мать вздохнула, решительно пошла в кухню.
— Аня, Алексей. Берите… — Показала на свою кровать. — Берите, — повторила она. — Куда мне этот станок? Я свое отыграла. Бери, бери…
Она настояла, чтобы взяли ее кровать, себе за печку поставила узкую койку сына.
Аня еще разбирала вещи, когда тетя Дуся принесла Женечку.
— Вот и от меня подарок, — сказала она, передавая девочку Анне. — С новосельем.
Она оглядела комнату, одобрительно кивнула.
— Здесь будет сподручнее…
Она все время обращалась к одной Анне, точно ее одну и видела, взгляд ее скользил куда-то мимо Бахрушиных.
— Заходи, однако, не забывай, — обратилась она опять к Анне.
— Ну что вы, тетя Дуся… — Анна пригласила ее: — Ужинать!
— Благодарствуйте, — отказалась тетя Дуся. — Гришка ждет, заест он меня…
Она так и не осталась ужинать, расцеловала Женечку и ушла.
Вот он — первый ужин в новом доме, в новой семье!
Алексей ухаживал за молодой женой, подвигал к ней тарелки, накладывал еду. Он даже за матерью ухаживал, та с любопытством посматривала на сына.
— Вижу, вижу, — сказала она не без одобрения. — Прибился, значит, к берегу…
Алексей кивнул:
— Прибился, мама.
Свекровь улыбнулась невестке.
— С этим он у меня не торопился.
Анна бросила на мужа любопытный взгляд.
— Почему не торопился?
Свекровь вздохнула.
— Да он самого себя только по праздникам любит, куды ж ему…
— Это вы, мама, бросьте, — перебил ее Алексей. — У нас с Аней серьезные чувства.
— А я ничего не говорю…
Свекровь не спеша убрала со стола.
— Идите уж, — сказала она молодым. — А внучечку я к себе возьму. Чтоб не мешала.
— Нет. Женечка будет спать возле нас, — твердо ответила Анна. — Дороже Женечки для меня нет никого.
Надежда Никоновна искоса взглянула на сына. Алексей промолчал, но за столом сразу повеяло холодком.
— Ладно, пойдем, — отрывисто проговорил Алексей, выходя из-за стола. — Успеем еще разобраться, кто дешевле и кто дороже.
Встала и Анна, взяла дочь на руки, шагнула к двери.
— Спокойной ночи, — сказала она свекрови.
— Спите, спите, — пробормотала в ответ свекровь.
В доме Бахрушиных началась новая жизнь.
Над крышей на шесте, точно вышка часового, торчал островерхий скворечник.
— Все лето живут, — сказал Алексей. — Хотел поймать, приручить, да не собрался.
В сенях было темно, стояли какие-то кадушки, пахло сырым деревом, кислой капустой, погребом.
— Хорошо, что женился, — пошутил Алексей. — Мать капусты наквасила, двоим за зиму не съесть.
— Мать-то знает? — спросила Анна.
— Два дня ждет, — беспечно проговорил Алексей. — Еще бы!
Дверь сама распахнулась навстречу. Пахнуло теплом, жарко натопленной печью, чем-то съедобным, домовитым. У печки стояла женщина, немолодая, но и не так чтобы сильно старая, крупная, в черном платье, ростом почти с сына, только пополней и не такая красивая, как Алексей.
— Вот и мать, — сказал Алексей. — А это Аня. Знакомьтесь.
Анна подошла к свекрови. Она не знала, как себя вести, как здороваться. Не знала, надо ли целоваться. Но свекровь сама сделала два шага вперед, захватила рукой подол, обтерла губы и прикоснулась к Анне губами, сперва к одной щеке, потом к другой.
— Значит, так… — сказала свекровь. — Ну что ж, заходи… Заходите, — поправилась она. — Говорил он мне…
В кухне было ни грязно, ни чисто, было, как в обычной кухне, только за печкой стояла просторная кровать с целой горой подушек в цветных наволочках.
— Проходи, — пригласил Алексей жену, и они втроем прошли в комнату.
Кровать Алексея была поскромней, чем у матери. Разросшийся фикус с большими, точно вырезанными из жести листьями, пяток венских стульев да этажерка с коробками из-под папиросных гильз, с бритвенными принадлежностями и десятком-другим книг составляли всю обстановку комнаты.
Анна кивнула ему:
— Значит, здесь…
Еще раз оглядела она новое жилище. Стены были оклеены выцветшими обоями. Желтые цветы по серому полю. Над кроватью под стеклом, окаймленным черным багетом, висело десятка два фотографий, наклеенных на один картон.
Анна подошла ближе.
— Все я, — сказал Алексей. — Можно сказать, вся моя жизнь.
Он пальцем стал указывать на каждую из фотографий.
— Вот папа с мамой, сестра стоит, а я на руках у мамы. Они у меня из колхозников.
— А ты?
— Я — государственный служащий. Это я в школе, пионерский отряд. Это по окончании десятилетки. Это отец в гробу. Это я в армии. Это на курсах бухгалтеров, а это уже бухгалтером в райпотребсоюзе. Там лучше было, чем сейчас у нас. Весь товар шел через наши руки. Ну, а это уж в начале войны, на курсах комсостава. Это после производства в младшие лейтенанты, а это на фронте, после награждения Красной Звездой. Это я уже капитан, снят под Дрезденом. А это здесь, в Суроже, после демобилизации…
Действительно, вся жизнь, подумала Анна. Самая обыкновенная, и… И, собственно, никакая. Все сказал, и ничего не сказал. Как жил, чем жил, чем дышал… Ничего! Вот он, весь перед нею, а поди разберись в нем…
— Теперь снимемся с тобой, — сказал Алексей. — Эту мы повесим отдельно.
Анна вдруг подумала, что карточку Толи она уже не сможет повесить, придется спрятать.
— Успеем еще сняться, — сказала Анна. — Лишь бы не ссориться.
— А зачем ссориться? — весело возразил Алексей. — Нам делить с тобой нечего.
Анна согласно улыбнулась.
— Что ж, будем устраиваться.
— Вещей-то много? — осведомилась свекровь.
Анна не поняла.
— Имущества, — пояснила свекровь. — Перевозиться когда будете?
— Какое там перевозиться, — ответил Алексей. — Переноситься. Ты посиди, Аня, побеседуй с мамой. Пойду схожу в райпотреб, на конный двор, попробую раздобыть подводу.
Анна еще утром уложила вещи — было их не так уж много, несколько узлов, два чемодана, кровать, стол да шкаф, купленные ею вскоре после приезда в Сурож.
Она осталась наедине со свекровью.
«Значит, здесь, — подумала Анна, — здесь мне теперь жить. Правильно ли я поступила? Алексей — человек серьезный, положительный, по всему видно, но вот свекровь… Какой-то окажется она?»
— Вас Надеждой Никоновной звать? — спросила Анна.
— Какая я тебе Никоновна? — возразила свекровь. — Раз мать, так уж матерью и зови.
Это были обещающие слова — не так нуждалась в матери Анна, как Женя нуждалась в бабушке.
— Ведь у меня дочка, знаете? — спросила Анна.
— Знаю, — сказала свекровь. — Говорил. В детский сад много платишь?
— Восемьдесят.
— Вот еще, — сказала свекровь. — Лучше лишнее платьишко купить.
— Там будет видно.
— А чего видеть? Ребенку дома спокойнее, и деньги целее.
«Может, она и вправду будет Жене бабушкой, — подумала Анна. — Еще не старая, здоровая, бодрая. Скучно, наверно, сидеть одной…»
Сидеть и ждать Алексея тоже было скучно, Анне казалось, что свекровь знает о ней все и только поэтому не задает вопросов. Но та все-таки не выдержала.
— Алексей-то сколько получает у вас? — спросила она.
— Восемьсот. Или около. Не знаю точно.
— Восемьсот… — Свекровь поджала губы. — Не говорит, хоронится… — Она что-то считала в уме. — А сама сколько?
— Тысячу сто.
Свекровь обтерла ладонью рот.
— Да, сдвинулось все. Чтоб баба больше мужика?! Конечно…
Она с уважением посмотрела на Анну.
— Агроном?
— Агроном.
— Не зря училась.
Свекровь замолчала, замолчала надолго, все что-то соображала про себя. Занимать невестку не видела, кажется, надобности.
Алексей появился часа через два. За окном загромыхала повозка, хлопнула дверь, он вошел с узлами.
— Принимайте!
Анна встрепенулась, сразу стало легче, как только появился Алексей. По крайней мере не нужно было гадать, о чем раздумывает свекровь.
— А Женечка?
— Не дала твоя хозяйка, — весело объявил Алексей. — Сказала, сама принесет.
Аня поднялась.
— Сиди, сиди, — сказал он жене. — Управлюсь.
Он втащил чемоданы, кровать, стол.
Анна помогла ему сгрузить шкаф.
— На спину, на спину! — крикнул он. — Наваливай!
Она удивилась, с какой легкостью понес он в дом платяной шкаф. Даже чудно стало, что такой сильный человек сидит целыми днями в канцелярии, перебрасывая на счетах костяшки.
Сразу стало спокойно на душе. С таким не пропадешь. Он как-то удивительно легко и быстро внес вещи, ненадолго скрылся, пошел отвести лошадь, вернулся все такой же веселый и оживленный, помог все расставить, шутил, был внимателен, ласков, даже брови перестал хмурить.
Мимоходом подмигнул матери.
— На ужин-то припасла? Как-никак свадьба!
Мать вздохнула, решительно пошла в кухню.
— Аня, Алексей. Берите… — Показала на свою кровать. — Берите, — повторила она. — Куда мне этот станок? Я свое отыграла. Бери, бери…
Она настояла, чтобы взяли ее кровать, себе за печку поставила узкую койку сына.
Аня еще разбирала вещи, когда тетя Дуся принесла Женечку.
— Вот и от меня подарок, — сказала она, передавая девочку Анне. — С новосельем.
Она оглядела комнату, одобрительно кивнула.
— Здесь будет сподручнее…
Она все время обращалась к одной Анне, точно ее одну и видела, взгляд ее скользил куда-то мимо Бахрушиных.
— Заходи, однако, не забывай, — обратилась она опять к Анне.
— Ну что вы, тетя Дуся… — Анна пригласила ее: — Ужинать!
— Благодарствуйте, — отказалась тетя Дуся. — Гришка ждет, заест он меня…
Она так и не осталась ужинать, расцеловала Женечку и ушла.
Вот он — первый ужин в новом доме, в новой семье!
Алексей ухаживал за молодой женой, подвигал к ней тарелки, накладывал еду. Он даже за матерью ухаживал, та с любопытством посматривала на сына.
— Вижу, вижу, — сказала она не без одобрения. — Прибился, значит, к берегу…
Алексей кивнул:
— Прибился, мама.
Свекровь улыбнулась невестке.
— С этим он у меня не торопился.
Анна бросила на мужа любопытный взгляд.
— Почему не торопился?
Свекровь вздохнула.
— Да он самого себя только по праздникам любит, куды ж ему…
— Это вы, мама, бросьте, — перебил ее Алексей. — У нас с Аней серьезные чувства.
— А я ничего не говорю…
Свекровь не спеша убрала со стола.
— Идите уж, — сказала она молодым. — А внучечку я к себе возьму. Чтоб не мешала.
— Нет. Женечка будет спать возле нас, — твердо ответила Анна. — Дороже Женечки для меня нет никого.
Надежда Никоновна искоса взглянула на сына. Алексей промолчал, но за столом сразу повеяло холодком.
— Ладно, пойдем, — отрывисто проговорил Алексей, выходя из-за стола. — Успеем еще разобраться, кто дешевле и кто дороже.
Встала и Анна, взяла дочь на руки, шагнула к двери.
— Спокойной ночи, — сказала она свекрови.
— Спите, спите, — пробормотала в ответ свекровь.
В доме Бахрушиных началась новая жизнь.
XIII
До чего ж заунывна бывает иная дорога! Тянется, тянется, без конца, без края, без вешки, без следа, да и не нужны ни следы, ни вехи. Бегут две темные колеи, бегут себе да бегут куда-то. Попади в колею колесом и катись по дороге. Заунывно как-то, да ничего, и до тебя так жили, и после тебя будут жить…
Так и потекла жизнь в семействе Бахрушиных. И обижаться нет как будто причин, и радоваться нечему. С утра на работу, к вечеру домой. В общем хозяйстве с деньгами стало посвободнее, появилась возможность и лишние вещички купить, и лишнюю бутылочку выпить. Кому что!
Зина, глядя со стороны на Бахрушина, не раз говорила Анне:
— Счастливая вы, Анна Андреевна! Такой мужик, как Алексей Ильич, ни на кого больше не поглядит. Приобрел что надо и успокоился.
Но сама Анна не была уверена, годится ли ей порядок, установленный в доме Бахрушиных.
Жили вместе, а дышали врозь. Алексей таился от матери, мать таилась от Алексея. Деньги тоже каждый придерживал при себе. Алексей с неохотой давал матери на хозяйство, но, давши, не мог добиться от нее при нужде ни копейки.
Такие же отношения пытались они установить с Анной. Но ее щедрость, свобода, с какой она жила, обезоруживали их, она по природе не была мелочной, и, общаясь с ней, трудно было размениваться на мелочи.
Днем Женя оставалась с новой бабушкой. Девочка не жаловалась на нее, стала только менее разговорчивой, притихла. У Ксенофонтовых ее голосок по всему дому звенел, а теперь она чаще говорила шепотом.
Анна не замечала, чтобы свекровь обижала Женю. Та не останавливала девочку, не бранила, но людская черствость связывает ребенка больше, чем любые замечания.
Свекровь не выражала особой любви к неродной внучке — Анна была подходящей женой, с хорошим окладом и без излишних прихотей, ребенок при ней был будто и ни к чему, но с этим приходилось мириться.
Сам Алексей на первых порах оказывал Жене какое-то внимание, но, привыкнув, поостыл к падчерице, она ему не мешала, и он просто ее не замечал. Скорее какое-то недовольство собой ощущала с его стороны Анна.
У него оказалось немало привычек, которым он не собирался изменять ради жены. В субботу после бани обязательно выпить пол-литра. В воскресенье встретиться с дружками, работавшими в райпотребсоюзе. Летом он ехал на рыбалку, а зимой просто шел с ними в столовую. Рыбы не привозил, но всегда возвращался навеселе. Любил разбрасывать по комнате окурки. Ссориться с матерью…
Анна пыталась отучить мужа от этих привычек.
Он отвечал одно:
— Ты не умней меня.
Как-то Алексей пришел пьяней обычного. Анна оттолкнула его от себя.
— Не подходи.
Он замахнулся на нее.
— Тебе дорога от печи до порога!
Утром она сказала:
— Еще раз замахнешься — уйду…
Так прошел год. Целый год. Тянулся долго, а минул незаметно.
Вскоре после замужества Анна забеременела. Она не сразу призналась мужу. Лишь в июне, когда пошел пятый месяц и уже невозможно было скрывать, сказала ему.
Алексей как будто обрадовался, стал внимательнее, целый месяц не ездил на рыбалку, во всем уступал жене, строже принялся покрикивать на мать.
— Кого ты хочешь, Алеша? — как-то спросила Анна.
— Парня, — определенно сказал он. — Баб в доме достаточно.
В декретный отпуск Анна ушла с опозданием, жалела оставить Богаткина одного, осенью в отделе работы хватало.
Стояла середина октября. Наступил вечер. Анна только-только уложила Женю, как почувствовала, что начинается.
— Алеша! — позвала она мужа. — Беги за подводой.
— Где ее сейчас достанешь? — сказал он. — Давай как-нибудь так…
Пришла из кухни свекровь, помогла собраться.
Женя испуганно смотрела на мать.
Анна подошла к дочери, поцеловала.
— Скоро вернусь. Слушайся бабушку.
Вышла с Алексеем на улицу. Моросил мелкий осенний дождь. Было темно, скользко.
— Погоди…
Он побежал обратно, принес свое кожаное пальто, закутал Анну, повел.
Анна была терпелива, раза два лишь охнула по дороге.
Дошли до больницы.
— Ты не обижайся на меня, — сказал Алексей, прощаясь с женой. — Как узнаю, что все кончилось, что все благополучно, сердись не сердись, напьюсь с радости.
Но напиться ему пришлось с горя: Анна родила девочку.
Дочь назвали Ниной. Девочка была крупная, сильная, горластая. Не успели ее принести в дом, как Надежда Никоновна взялась укачивать внучку. «Ты мой серенький бычок, повернися на бочок, ай-ю-ю, ай-ю-ю…»
— Не надо, — сказала Анна. — Не надо качать.
Перед родами она прочла не одну книжку об уходе за грудными детьми.
— Мы своих не по книжкам растили, а вон какой бугай вырос… — Свекровь кивнула на Алексея.
Она потребовала, чтобы достали люльку. Алексей достал. Анна вынесла люльку в сени. Слова, которые хотелось свекрови высказать в адрес невестки, застыли у нее на губах. Но Анна поняла ее.
— Не будет у нас люльки, — сказала она.
Свекровь опять пошевелила губами.
— Нет, — повторила Анна.
Алексей считал, что мать и жена спорят попусту.
Переупрямить, однако, свекровь Анна была просто не в силах. Она вышла на работу раньше времени. Богаткин дождаться не мог ее возвращения. Дети оставались на попечении бабушки. При Анне свекровь не осмеливалась качать Ниночку, но в ее отсутствие не только сама укачивала внучку, но и Женечку заставляла баюкать сестру на руках.
Женя уже училась в школе. Вместе с матерью она выходила утром из дома и возвращалась перед тем, как Анна прибегала в перерыв покормить Ниночку.
Ниночка была счастливее Жени, с первых дней появления на свет ей хватало и материнской ласки, и материнского молока. Хватало нянек. Мать. Бабушка. Старшая сестра. Надежда Никоновна любила напоминать о том, что девчонки в деревне в пять лет уже нянчат младших сестер и братьев.
— Завистная ты, Женька, — нет-нет да и слышала Анна, как точит иногда Женю Надежда Никоновна. — Нет чтобы помочь бабке, все норовишь на улицу, даром только хлеб ешь…
Ссора возникла по другому, более серьезному поводу.
Анна прибежала покормить ребенка. Не успела открыть дверь, как к ней бросилась Женя. Обхватила ее ноги, уткнулась лицом в юбку, бормотала что-то невнятное. Анна не сразу разобрала ее слова.
— Уедем… Уедем отсюда. Куда хочешь. К тете Дусе…
Так и потекла жизнь в семействе Бахрушиных. И обижаться нет как будто причин, и радоваться нечему. С утра на работу, к вечеру домой. В общем хозяйстве с деньгами стало посвободнее, появилась возможность и лишние вещички купить, и лишнюю бутылочку выпить. Кому что!
Зина, глядя со стороны на Бахрушина, не раз говорила Анне:
— Счастливая вы, Анна Андреевна! Такой мужик, как Алексей Ильич, ни на кого больше не поглядит. Приобрел что надо и успокоился.
Но сама Анна не была уверена, годится ли ей порядок, установленный в доме Бахрушиных.
Жили вместе, а дышали врозь. Алексей таился от матери, мать таилась от Алексея. Деньги тоже каждый придерживал при себе. Алексей с неохотой давал матери на хозяйство, но, давши, не мог добиться от нее при нужде ни копейки.
Такие же отношения пытались они установить с Анной. Но ее щедрость, свобода, с какой она жила, обезоруживали их, она по природе не была мелочной, и, общаясь с ней, трудно было размениваться на мелочи.
Днем Женя оставалась с новой бабушкой. Девочка не жаловалась на нее, стала только менее разговорчивой, притихла. У Ксенофонтовых ее голосок по всему дому звенел, а теперь она чаще говорила шепотом.
Анна не замечала, чтобы свекровь обижала Женю. Та не останавливала девочку, не бранила, но людская черствость связывает ребенка больше, чем любые замечания.
Свекровь не выражала особой любви к неродной внучке — Анна была подходящей женой, с хорошим окладом и без излишних прихотей, ребенок при ней был будто и ни к чему, но с этим приходилось мириться.
Сам Алексей на первых порах оказывал Жене какое-то внимание, но, привыкнув, поостыл к падчерице, она ему не мешала, и он просто ее не замечал. Скорее какое-то недовольство собой ощущала с его стороны Анна.
У него оказалось немало привычек, которым он не собирался изменять ради жены. В субботу после бани обязательно выпить пол-литра. В воскресенье встретиться с дружками, работавшими в райпотребсоюзе. Летом он ехал на рыбалку, а зимой просто шел с ними в столовую. Рыбы не привозил, но всегда возвращался навеселе. Любил разбрасывать по комнате окурки. Ссориться с матерью…
Анна пыталась отучить мужа от этих привычек.
Он отвечал одно:
— Ты не умней меня.
Как-то Алексей пришел пьяней обычного. Анна оттолкнула его от себя.
— Не подходи.
Он замахнулся на нее.
— Тебе дорога от печи до порога!
Утром она сказала:
— Еще раз замахнешься — уйду…
Так прошел год. Целый год. Тянулся долго, а минул незаметно.
Вскоре после замужества Анна забеременела. Она не сразу призналась мужу. Лишь в июне, когда пошел пятый месяц и уже невозможно было скрывать, сказала ему.
Алексей как будто обрадовался, стал внимательнее, целый месяц не ездил на рыбалку, во всем уступал жене, строже принялся покрикивать на мать.
— Кого ты хочешь, Алеша? — как-то спросила Анна.
— Парня, — определенно сказал он. — Баб в доме достаточно.
В декретный отпуск Анна ушла с опозданием, жалела оставить Богаткина одного, осенью в отделе работы хватало.
Стояла середина октября. Наступил вечер. Анна только-только уложила Женю, как почувствовала, что начинается.
— Алеша! — позвала она мужа. — Беги за подводой.
— Где ее сейчас достанешь? — сказал он. — Давай как-нибудь так…
Пришла из кухни свекровь, помогла собраться.
Женя испуганно смотрела на мать.
Анна подошла к дочери, поцеловала.
— Скоро вернусь. Слушайся бабушку.
Вышла с Алексеем на улицу. Моросил мелкий осенний дождь. Было темно, скользко.
— Погоди…
Он побежал обратно, принес свое кожаное пальто, закутал Анну, повел.
Анна была терпелива, раза два лишь охнула по дороге.
Дошли до больницы.
— Ты не обижайся на меня, — сказал Алексей, прощаясь с женой. — Как узнаю, что все кончилось, что все благополучно, сердись не сердись, напьюсь с радости.
Но напиться ему пришлось с горя: Анна родила девочку.
Дочь назвали Ниной. Девочка была крупная, сильная, горластая. Не успели ее принести в дом, как Надежда Никоновна взялась укачивать внучку. «Ты мой серенький бычок, повернися на бочок, ай-ю-ю, ай-ю-ю…»
— Не надо, — сказала Анна. — Не надо качать.
Перед родами она прочла не одну книжку об уходе за грудными детьми.
— Мы своих не по книжкам растили, а вон какой бугай вырос… — Свекровь кивнула на Алексея.
Она потребовала, чтобы достали люльку. Алексей достал. Анна вынесла люльку в сени. Слова, которые хотелось свекрови высказать в адрес невестки, застыли у нее на губах. Но Анна поняла ее.
— Не будет у нас люльки, — сказала она.
Свекровь опять пошевелила губами.
— Нет, — повторила Анна.
Алексей считал, что мать и жена спорят попусту.
Переупрямить, однако, свекровь Анна была просто не в силах. Она вышла на работу раньше времени. Богаткин дождаться не мог ее возвращения. Дети оставались на попечении бабушки. При Анне свекровь не осмеливалась качать Ниночку, но в ее отсутствие не только сама укачивала внучку, но и Женечку заставляла баюкать сестру на руках.
Женя уже училась в школе. Вместе с матерью она выходила утром из дома и возвращалась перед тем, как Анна прибегала в перерыв покормить Ниночку.
Ниночка была счастливее Жени, с первых дней появления на свет ей хватало и материнской ласки, и материнского молока. Хватало нянек. Мать. Бабушка. Старшая сестра. Надежда Никоновна любила напоминать о том, что девчонки в деревне в пять лет уже нянчат младших сестер и братьев.
— Завистная ты, Женька, — нет-нет да и слышала Анна, как точит иногда Женю Надежда Никоновна. — Нет чтобы помочь бабке, все норовишь на улицу, даром только хлеб ешь…
Ссора возникла по другому, более серьезному поводу.
Анна прибежала покормить ребенка. Не успела открыть дверь, как к ней бросилась Женя. Обхватила ее ноги, уткнулась лицом в юбку, бормотала что-то невнятное. Анна не сразу разобрала ее слова.
— Уедем… Уедем отсюда. Куда хочешь. К тете Дусе…